Текст книги "Полицейские и воры"

Глава 13

Они снова сменили номера на машине, на этот раз привинтив настоящие. Их действия скрывали опоры эстакады и припаркованные трейлеры. Джо менял номера сзади, а Том – спереди машины, после чего они сошлись у “шевроле” Тома. Тот открыл багажник, и они положили снятые таблички с номерами и две отвертки рядом с сумкой, где лежала гражданская одежда Тома.

Никто из них и слова не вымолвил, оба чувствовали себя утомленными и полностью выдохшимися. Они знали, что испытывают естественную разрядку после длительного нервного напряжения, но от этого им было не легче.

Том попытался сбросить с себя отупение. Вытащив из кармана скомканный голубой пакет, он расправил его и стал рассматривать, словно доктор новорожденного младенца. Руки и пакет вздрагивали, и он неуверенно усмехнулся.

– Ну, вот так, – проговорил он.

Джо кинул на пакет кислый взгляд, он и не надеялся сразу освободиться от упадка духа:

– Да, вот так, все прошло нормально.

– Два миллиона долларов, – сказал Том. Джо покачал головой.

– Где уж там, один воздух, – уныло ответил он. Том посмотрел на приятеля, стараясь придать своему взгляду уверенность:

– Все будет в порядке.

Джо слабо пожал плечами, выражая недоверие, полнейшую усталость и безразличие:

– Ладно, там увидим.

Неожиданно почувствовав себя виноватым, Том сказал:

– Джо, мы же обсуждали и вместе решили, что нам подходит такой способ.

Джо снова пожал плечами и утомленно кивнул:

– Да, я помню, помню. – Затем, увидев расстроенное лицо друга, постарался ободрить его и объясниться:

– Только я хотел бы, чтобы у нас было что предъявить за два миллиона.

– Но именно этого мы и стремились избежать! Ничего не выносить с места преступления, ничего не прятать, чтобы у нас ничего не нашли, а стало быть, чтобы не было против нас никаких доказательств.

– Ay нас и нет ничего, – сказал Джо и развел руками. – Какого черта, Том, конечно же ты прав. Мы обо всем договорились и все решили. Давай уедем отсюда. Мне нужно выпить.

Том собирался что-то возразить, но Джо уже направился к патрульной машине. О чем тут спорить, подумал Том, дело уже сделано, и именно так, как и было задумано. Он бросил пакет в багажник и захлопнул крышку.

Друзья забрались каждый в свою машину, и Джо поехал впереди, держа направление к полицейскому гаражу. То место, где стоял его автомобиль, было уже занято, но совсем рядом нашлось другое местечко. Джо оставил там тачку и не стал возиться в капоте; завтра утром механик обнаружит, что каким-то загадочным образом машина починилась сама собой. Если парень окажется опытным работником, то, во-первых, решит, что автомобилем управлял полный идиот, а во-вторых, спокойно слупит деньги за его починку.

Том ждал его на углу в своем “шеви”. Джо уселся рядом, и они поехали назад к Порт-Оторити. Пока Джо с машиной оставался снаружи. Том вошел в туалет на вокзале и снова переоделся в штатское. Когда он появился, Джо сказал ему:

– Я не шутил насчет выпивки. Моим измученным нервам будет только полезно, если я пропущу стаканчик.

Том не возражал, идея выпивки и ему пришлась по вкусу.

– Куда поедем?

– Куда-нибудь, где нас не знают.

– Могу найти такое местечко в Квинсе.

– Отлично.

Том мчался через город к Пятьдесят девятой стрит-бридж, а там – в Квинс. Они нашли бар на бульваре Квинсборо, где были только бармен и старик в полосатом комбинезоне железнодорожника. Рабочий сидел у стойки и смотрел шоу, задрав голову к телевизору, укрепленному вверху на дальней стене бара. Друзья заказали себе пару пива и уселись в закутке.

Оба были расположены выпить, но по разным причинам. Том хотел отпраздновать успех предприятия, а Джо был в плохом настроении и нуждался в поднятии тонуса. Поэтому они сидели в своем углу, почти не разговаривая и время от времени прихлебывая пиво.

Когда они здесь появились, было около половины третьего. Примерно через час после того, как они пять или шесть раз наполнили кружки, Том очнулся, огляделся вокруг и сказал:

– Эй!

Джо повернул голову и уставился на него помутневшими глазами:

– Что еще?

– Мы делаем ошибку, – взволнованно произнес Том. – Мы допускаем самую серьезную ошибку.

Джо мучительно сдвинул брови, пытаясь осмыслить сказанное приятелем, прищурил глаз и спросил:

– И что... что это за ошибка?

– Ошибка в том, – стараясь твердо выговаривать слова, сказал Том, – что мы сразу после преступления пошли и напились, как все воришки, которые во время пьянки болтают о своем деле и на этом попадаются.

– Но не мы! – негодующе возразил Джо.

– Это происходит постоянно, – настаивал на своем Том. – Да ты и сам знаешь. Тебе самому приходилось ловить их на этом. И мне тоже.

– Но мы-то будем поумнее, верно? – сказал Джо и осушил свою кружку.

– Да? Тогда посмотри, что мы с тобой делаем, если мы такие умные?

Джо осмотрел помещение. В баре по-прежнему находились только четыре человека: бармен, тот же рабочий-железнодорожник и они с Томом.

– И с кем, по-твоему, я собираюсь болтать?

– Еще не вечер, – сказал Том и, взглянув на окно, добавил:

– Вообще-то еще и день в разгаре.

– Я не собираюсь ни с кем болтать, – воинственно заявил Джо.

– Но ты слишком громко говоришь, да к тому же в форме! Джо оглядел себя. Он был без фуражки, без значка и без оружейного пояса, запертых в багажнике машины Тома, но в рубашке и брюках полицейского.

– Ах я сукин сын!

– У меня есть идея получше, – сказал Том.

– Я бы выпил еще кружечку, – заметил Джо.

– Едем домой.

– Ну уж нет!

– Нет, постой, послушай меня! Поедем домой и спустимся ко мне в погреб. У меня там есть собственный бар, помнишь?

Джо силился вспомнить:

– Ты имеешь в виду – внизу, в подвале?

– Да, он в подвале, – с достоинством сказал Том, – но это бар, а не подвал.

Джо обдумал заявление.

– Это в подвале, – задумчиво повторил он.

– Да хоть бы и в подвале, но это настоящий бар!

– Если ты так считаешь...

– Это тебе не подвал. Джо рассудительно кивнул.

– Я понял твою идею, – сказал он.

– Так что давай поедем туда.

– В бар, – сказал Джо, – который у тебя в подвале.

– Ну да, в подвале.

– И там выпьем.

– Да, там как следует выпьем, – подтвердил Том.

Глава 14

На следующий день оба приятеля работали в утреннюю смену, и они поехали в город на машине Джо, испытывая мучительную головную боль после вчерашней пьянки, невыспавшиеся и раздраженные жарой, которая донимала их с самого утра. Похоже, им предстояло тяжелое дежурство.

По радио передавали новости, самой горячей из которых было вчерашнее ограбление. Первое сообщение звучало так.

"Двое мужчин в форме офицеров полиции и, по всей вероятности, воспользовавшиеся машиной, принадлежащей полиции Нью-Йорка, скрылись вчера с похищенными ими ценными бумагами почти на двенадцать миллионов общей стоимостью, что считается крупнейшим ограблением в истории Уолл-стрит”.

– Уже двенадцать миллионов? Вот это здорово!

– Ерунда, – сказал Джо. – Это они хитрят для страховой компании, все так делают.

– Ты так думаешь?

– Уверен.

Том усмехнулся:

– Я скажу тебе, что мы сделаем. Не важно, сколько там, десять или двенадцать миллионов, но мы отдадим их Вигано за два миллиона, как и договорились.

Джо подмигнул, засмеялся и тут же схватился за голову. Потирая ноющий висок, он продолжал посмеиваться:

– Потому что мы – копы честные, вот и все.

– Да, честные и скромные, – улыбнувшись, сказал Том. По радио продолжали говорить об ограблении. Диктора сменил репортер, который брал интервью у комиссара полиции. Журналист спрашивал:

– Допускаете ли вы, что это действительно были офицеры полиции?

У комиссара был низкий бас и спокойная, полная достоинства манера говорить, вызывающая в воображении важную походку толстяка.

– На данный момент мы так не считаем. Не думаем, что это преступление совершено полицейскими. Разумеется, люди в полиции далеки от совершенства, но вооруженное ограбление не является типичным полицейским преступлением.

Репортер:

– Возможно ли, что они на самом деле воспользовались для бегства патрульной полицейской машиной? Комиссар:

– Вы хотите сказать, украденной? Репортер:

– Ну... украденной или позаимствованной. Комиссар:

– Это предположение сейчас изучается. Расследование еще не закончено, но до сих пор мы не получили сведений об украденных полицейских автомобилях.

Репортер:

– Или о заимствованных. Комиссар (слегка раздраженно):

– Да, или о нанятой. Репортер:

– Но эта возможность тоже проверяется?

Комиссар (медленно и веско, явно с трудом сдерживаясь):

– Сейчас проверяются все версии. Джо сказал:

– Этот умник мог бы от него отстать со своим “заимствованным” автомобилем.

– Отсюда нам ничего не грозит, – сказал Том. – Ты же знаешь, мы этот вопрос проработали, так что им нипочем не догадаться, какую машину мы использовали.

– Говоришь, отсюда ничего не грозит? – воззрился Джо на приятеля. – Ты имеешь в виду, что нам грозит что-то другое?

– Да нет, ничего нам не Грозит, – ответил Том. – Просто ты говорил о машине, вот и все. Я сказал, что через машину им до нас не добраться.

– Это я и без тебя знал. – Джо щурился на сверкающий под солнцем поток автомобилей впереди. – Нужно было надеть солнечные очки.

Том взглянул на приятеля:

– Да мы и так в очках!

– Что?! – Джо коснулся лица и нащупал на носу очки. – Господи, но до чего же ярко светит солнце! – Он опустил очки на переносицу, посмотрел на слепящий свет и снова водрузил их на место. – Нужно было надеть две пары.

– Тише! – сказал Том. – Они продолжают говорить об этом. Новый репортер расспрашивал инспектора из центрального округа, который занимался данным расследованием.

Репортер:

– У вас уже появились какие-либо версии или ниточки? Газетчики постоянно задают этот вопрос, на который нельзя отвечать, пока идет расследование, о чем они прекрасно знают, и все равно спрашивают, и человек вынужден как-то выходить из положения. Инспектор:

– На данный момент нам удалось только установить, что это дело похоже на ограбление, совершенное сотрудниками конторы. Они отлично знали, что брать: оборотные документы – это те же деньги.

Репортер:

– Они взяли только бумаги на предъявителя, не так ли?

Инспектор:

– Именно так. Грабители выразились совершенно определенно, объясняя задание девушке, которую послали в хранилище. Они хотели получить только ценные бумаги на предъявителя, каждая не меньше чем на двадцать тысяч, и не больше чем на сто тысяч.

Репортер:

– И именно эти бумаги девушка передала им?

Инспектор:

– Совершенно точно. На общую сумму около двенадцати миллионов долларов. Репортер:

– А что вы скажете о том, что грабители были в полицейской форме? Инспектор:

– Я считаю, что это было сделано в целях маскировки. Репортер:

– То есть вы убеждены, что грабители не имеют отношения к полиции?

Инспектор:

– Абсолютно убежден.

– Чем дальше, тем хуже, – пробурчал Джо. – Нам повезет, если они не устроят опознание всех полицейских города, чтобы Истпул посмотрел на каждого из нас.

– Не дай Бог! – отозвался Том.

– Если они решат это сделать, то надеюсь, что прямо сегодня утром. Сейчас я сам себя не узнаю, – сказал Джо.

– Вчера мы с тобой уж слишком надрались. Больше так нельзя.

– Уж во всяком случае, перед работой.

– Нет, ни в каком случае. А то ты и так растолстел. Джо искоса посмотрел на приятеля, затем снова перевел взгляд на дорогу:

– На себя посмотри!

У Тома не хватило сил обидеться.

– Так или иначе, через год нам уже больше никогда не придется таскаться на работу. Представляешь, никогда!

– Вот об этом я хочу поговорить с тобой, – сказал Джо.

– О чем это?

– Насчет того, сколько нам еще здесь болтаться.

– Снова начинаешь? – вскинулся Том. Хотя голова у него так и раскалывалась от боли, Джо напористо заявил:

– Год – слишком долго! За это время черт знает что может случиться. Можешь поступать как хочешь, а я кладу на это дело шесть месяцев.

– Мы же договорились...

– А ты подай на меня в суд! – сказал Джо и уставился на шоссе.

Том с закипающей злостью смотрел на друга. Но затем вдруг она бесследно исчезла, уступив место крайней усталости. Отвернувшись в сторону, он пожал плечами и равнодушно сказал:

– Делай как хочешь, мне все равно.

Несколько минут они молчали. Потом Джо заметил:

– Кроме того, нам еще нужно подумать о Вигано. Том продолжал смотреть в боковое окно. Идея насчет шести месяцев его не бесила, в глубине души он согласился с ней, хотя ни за что не признался бы в этом. Но проблема с Вигано была отдельной, большой проблемой.

– Да, верно, – сказал он.

– Мы хотели ему позвонить, – напомнил Джо. – Ты сам позвонишь, да? Ты же с ним знаком.

– Да, конечно. Он ведь со мной обо всем договаривался, как ему звонить, и все такое.

– И когда ты это сделаешь? Сегодня днем?

– Нет, только не сегодня, -” сказал Том. – Сегодня не такой день, неподходящий.

– Почему?

– Ну, прежде всего, у меня так трещит голова, что я просто не в состоянии думать. А во-вторых, нам нужно пропустить пару дней, может, неделю. Пусть все немного успокоятся после ограбления, прежде чем мы еще что-то провернем.

Джо пожал плечами:

– Не понимаю.

– Слушай, – сказал Том, – к чему спешить? – Он снова начал раздражаться, отчего голова у него еще больше заболела, что, в свою очередь, еще больше сердило его. – Мы же собираемся торчать здесь полгода, так что не так уж важно, когда я позвоню Вигано.

– О'кей, – уступил Джо. – Поступай так, как считаешь нужным.

– У нас нет причин нестись к нему как сумасшедшим. Он подождет.

– Мне-то что, – сказал Джо.

– Просто предоставь мне действовать по моему усмотрению.

– Я так и сделаю. А ты забудь, что я тут наговорил.

– Хорошо, – тяжело дыша, отозвался Том.

– Вот и договорились.

ВИГАНО

Вигано медленно переворачивал страницы толстого альбома. Он сидел за большим столом в своей библиотеке, листая страницы, подолгу вглядываясь в лица. Марти был рядом, просматривая второй альбом. Остальные альбомы, лежащие на соседнем столе, изучались каждым человеком Вигано, кто видел парня, явившегося сюда месяц назад и спросившего у босса, что он должен украсть, чтобы тот заплатил ему два миллиона долларов.

Посыльный, который привез сюда эти альбомы из Нью-Йорка, сидел в машине перед парадным подъездом. Достать их на ночь стоило огромных денег, и посыльный должен был вернуть их назад не позднее шести часов утра. Альбомы содержали фотографии всех полицейских Нью-Йорка, работающих в патрульных машинах.

Днем эти же альбомы тщательно изучались всеми сотрудниками и охранниками ограбленной финансовой конторы. Согласно полученным Вигано сведениям, до сих пор никому еще не удалось опознать по ним грабителей.

У самого Вигано тоже ничего не получалось. Через какое-то время все эти брови, носы, прически начинали сливаться. Вигано устал, у него резало глаза, он злился и готов был зашвырнуть альбомы куда-нибудь подальше.

Если бы только Марти в ту ночь не потерял следа этого прохвоста! Потом им стало ясно, как все было организовано: коп, стоявший на верху лестницы на Пенн-Стейшн, наверняка являлся компаньоном первого парня, но тогда Марти не имел возможности догадаться об этом. Он не присутствовал при разговоре Вигано с неизвестным и не мог знать, что человек, за которым Марти следил, – полицейский и что тот упомянул о своем партнере. Только позже, когда, собравшись здесь, они сопоставили все факты, стало легко понять, как ловко их провели.

Дело было сделано просто и умно, как и само ограбление. Являлись эти парни на самом деле полицейскими или нет, но они проявили себя ловкими и изворотливыми ребятами.

Но все-таки были ли они копами? Эта мысль больше всего бесила Вигано, когда он мучился, просматривая альбомы. Тот парень со своим партнером оделись полицейскими, чтобы совершить ограбление; так не было ли его заявление, что он – полицейский, такой же маскировкой?

Все лица в альбоме казались похожими друг на друга. Вигано уже понимал, что фотографии ничего ему не дадут, но считал необходимым использовать каждый шанс. Он просмотрит эти проклятые альбомы, каждый, один за другим. И то же сделают Марти и все остальные его люди.

Вигано решил во что бы то ни стало найти тех парней. Безразлично, копы они или нет.

ТОМ

Иногда во время ночной смены мы с Эдом выходим из участка и объезжаем свой округ на “форде”; это лучше, чем просто сидеть в дежурке детективного отдела и ждать вызовов. Самое большое количество уличных преступлений падает на ночную смену, и иногда такие рейды приносят пользу: когда поступает сигнал тревоги, зачастую мы оказываемся недалеко от места происшествия и можем скорее туда добраться, получив указания от диспетчера, чем если бы сами приняли вызов, сидя в участке.

Как раз этим мы с Эдом и занимались в ту ночь, где-то около часа. После ограбления прошла почти неделя. Мы с Джо больше не говорили о будущих миллионах, и я еще не звонил Вигано. Я не мог понять, почему я этого не делаю, наверное, просто еще не дозрел.

Ограбление оставалось горячей новостью всего три-четыре дня. Его связывали с налетами на универсамы в Детройте, происшедшими пару лет назад, в которых тоже участвовали парни в полицейской форме, но, кажется, это было единственной ниточкой у следователей. По крупным универсамам ходила памятная записка, в которой всех служащих просили еще раз подумать о дне ограбления и попытаться вспомнить – может, они заметили что-нибудь необычное в связи с какой-нибудь патрульной машиной или в отношении какого-нибудь полицейского. Такой прием очень походил на расследование внутри полицейского департамента, что показалось слишком для Ассоциации добровольных благотворителей в пользу патрульной службы. Ассоциация, которая, кстати говоря, крайне редко жертвовала приличные деньги, подняла такой вой по поводу памятки и ее скрытого смысла – мол, в ограбление пытаются замешать полицейских, – что сам комиссар полиции вынужден был созвать пресс-конференцию, где публично извинился и назвал записку “неверно сформулированной”. Можно сказать, что это стало последней вспышкой интереса к преступлению на Уолл-стрит, потому что последние два-три дня о нем вообще не говорили по телевизору.

Нам начинало казаться, что мы не допустили ни одного промаха ни в планировании, ни в осуществлении операции. Теперь оставалось не совершить какого-нибудь типичного прокола после совершения преступления, особенно после получения денег.

Например, напиться на публике и разболтать, какими ловкими мы оказались. Или спрятать добычу в таком месте, где ее сможет обнаружить случайный человек; или начать сразу с шиком тратить огромные деньжищи; или бросить работу и начать вести совершенно иной образ жизни. Мы знали об этих ошибках, видели их с другой стороны. До сих пор, как нам казалось, мы вели себя правильно.

Еще до ограбления я думал, что после него будет очень трудно снова вернуться к работе и погрузиться в это изматывающее однообразие, сознавая, что где-то лежит припрятанный миллион. Но выяснилось, что моя работа нравится мне, как никогда. Ограбление оказалось чем-то вроде отпуска. Правда, я еще не получил от Вигано деньги, но я был уверен, что сделаю это, и не беспокоился. За исключением того похмельного утра, я по-настоящему радовался каждому дню, когда мне предстояло ехать на работу. Отчасти, думаю, из-за нашего ограбления, потому что оно стало таким мощным прорывом в повседневной, рутинной жизни, что придало ей новую свежесть.

Но кроме того, впервые за всю жизнь я мог ожидать конца этой рутины. Разумеется, не такого конца, как смерть или уход на пенсию, ни одна из подобных перспектив меня не обрадовала бы. Нет, теперь рутина должна была закончиться, когда я еще достаточно молод и богат, чтобы наслаждаться жизнью. Честно говоря, такого богатства я и не ожидал, даже не мечтал о нем.

Так с чего бы мне не радоваться, если через полгода работы я получу зарплату в миллион долларов?

Кроме того, было еще одно обстоятельство. Хотите верьте, хотите нет, но погода оказывает определенное воздействие на уровень преступности. Если на улице слишком холодно или слишком жарко, слишком дождливо или идет слишком обильный снегопад, преступлений совершается гораздо меньше: потенциальные нарушители закона предпочитают оставаться дома и смотреть телевизор. Последнюю неделю стояла очень жаркая погода, и наши рейды проходили тихо и мирно. Я сумел заняться запущенной отчетностью, немного расслабился и успокоился. Даже если бы мне не светил миллион долларов, я все равно не возражал бы против работы в эту последнюю неделю.

И вдруг это состояние умиротворенности и благоденствия внезапно изменилось. И сделало это совершенно незначительное и глупое происшествие. Я так до конца и не понял, почему оно вызвало во мне такие серьезные изменения.

Это произошло той ночью, когда мы с Эдом совершали рейд на нашем “форде”. Примерно час-полтора все было спокойно, а потом нам сообщили, что в Центральном парке на кого-то напали. Мы как раз были недалеко от парка, и Эд, сидевший за рулем, спросил:

– Ну что, двинем туда?

Вызов был адресован не нам, хотя мы слышали его по рации.

– Конечно, – сказал я. – Давай посмотрим, что там происходит.

– Отлично, – отозвался он.

Мы не стали включать сирену, потому что вызов был передан не нам, поэтому тихо и незаметно подкатили и остановились у входа в парк на Восемьдесят седьмой улице. Мы вышли из машины, проверили свои револьверы, оставив их в кобуре, и двинулись в парк.

Впереди, на асфальтированной дорожке, мы увидели группу людей, освещенную уличным фонарем старинной конструкции. Какой-то парень сидел на дороге, и еще трое, один из которых был в полицейской форме, стояли вокруг него.

Когда мы подошли ближе, я смог их разглядеть. Патрульный в форме был мне незнаком, а двое других оказались детективами из нашего округа, Бертом и Уолтером. Они разговаривали с парнем, сидящим на земле.

Его я тоже узнал, я имею в виду, не конкретно его, а этот тип людей. Молодой парень хрупкого телосложения, одетый в голубые джинсы, белые туфли и белую рубашку в сеточку. Сразу было видно, что он “крейсер”, как таких называют, то есть гомик, который сшивается в соответствующих местах, ожидая, когда его пригласят. Их частенько колотят, а иногда и убивают. С ними также чаще происходят случаи венерических заболеваний, чем среди других слоев городского населения. Я не могу сказать, что понимаю этот стиль жизни.

Судя по всему, парень был страшно напуган и весь дрожал. Он выглядел до того хрупким, что, казалось, его кости могли сломаться от такой тряски.

Приблизившись еще, мы услышали, что рассказывал этот тип. Впрочем, он едва мог говорить, похоже, горло у него сжималось, и парень дрожащим голосом выталкивал из себя отдельные слова. Пока рассказывал о случившемся, он все время взмахивал руками. Мне не нравится сравнение со вспархивающими бабочками, но его тонкие руки с узкими кистями именно их мне и напоминали.

– Не знаю, почему он это сделал, – говорил парень. – У него не было для этого никакой причины, только... Не было никакого повода... Все было прекрасно, а потом... – Он замолчал и предоставил закончить свой рассказ вскидывающимся рукам.

Детектив Уолтер жестам предпочитал слова.

– Да? А дальше что? – спросил он без тени сочувствия. Руки парня взлетели к горлу.

– Он начал меня душить.

Когда он смотрел вверх на нас, свет фонаря выхватывал на его побелевшем лице искривленные губы и огромные испуганные глаза. С этим лицом и изящно изгибавшимися руками он поразительно напомнил мне мима, которого я видел по телевизору. Вы их знаете, они покрывают лицо густым слоем белого грима, надевают черное трико и белые перчатки и изображают разные сценки: влюбленность, дремоту в летящем самолете или разговор по телефону. А этот словно изображал своей пантомимой неописуемый ужас.

Только притом он еще и говорил. Не отнимая рук от горла, гомик повторил:

– Он меня душил. Все время кричал страшные, просто ужасные вещи, и душил меня! Его руки у горла дрожали. По-прежнему не проявляя сострадания, Уолтер деловито спросил:

– Что он говорил? Выразительные руки упали.

– О, пожалуйста! – взмолился он. – Не заставляйте меня их повторять. Ну просто ужасные вещи! Я даже не хочу их вспоминать.

Партнер Уолтера, Берт, усмехался, слушая его, и в свою очередь спросил:

– Что вы говорили, что делали непосредственно перед его нападением на вас?

Сквозь возбуждение юноши проступило желание уклониться от ответа, сказавшееся в слишком нервном взмахивании руками. Он поморгал, глядя в сторону, и сказал:

– Ну... – Парень замолчал, опустил голову и повел плечами. – Мы... мы просто разговаривали... просто... – Он снова поднял на нас огромные глаза, опять став похожим на героя немой мелодрамы. – Все было прекрасно... у него не было никаких причин...

– Значит, разговаривали, – сказал Берт и мотнул головой, указывая куда-то на кусты. – Беседовали в кустах – в два часа ночи!

Парень стиснул узкие ладони:

– Но у него не было никакого повода, чтобы душить меня! Интересно, что он все время напоминал мне о бессловесных вещах – немом кино и пантомиме, – пока говорил. Но и реакция полисменов на его рассказ была такова, что парню, наверное, самому казалось, что он словно молчит. Он нашел себе друга, неожиданно предавшего его, и это вылилось в страшную боль, которую парень пытался нам донести. Но мы уже встречались с такими ситуациями раньше и по-другому на нее смотрели. Все, что хотели слышать Уолтер и Берт – и что хотел бы слышать я, если бы оказался на их месте и мне пришлось бы писать отчет о данном случае, – это факты. Как говорится в одном старом полицейском телешоу – “мэм, нам нужны только факты”.

– Вы можете описать его? – спросил Уолтер.

– Ну... – Он немного подумал, продолжая сидеть между нами, и сказал:

– Он... гм... у него татуировка.

Парень произнес это таким тоном, как будто гордился тем, что сделал столь важное сообщение, и теперь ждал награды.

– Татуировка?! – иронически переспросил стоящий рядом со мной Эд.

Я взглянул на него – он усмехался. Он смотрел на этого бедолагу и усмехался. Я подумал: Эд – нормальный парень, он и был очень хорошим, скромным и честным. Какого же черта он смеялся над несчастным ублюдком, которого предал, унизил и чуть не задушил какой-то сукин сын?

Я тоже хорош: молча стоял рядом с парнем в кольце из пяти копов, призванных выполнять свой долг по защите его как гражданина от телесных повреждений.

Я сделал шаг назад, как бы выходя из круга. Я не вполне понимал себя, но у меня появилось чувство, что больше я не хочу в этом участвовать.

Парень на земле объяснял про татуировку:

– Она у него на предплечье. На... гм... да, на левой руке. – Он указал это место на себе. – Татуировка изображала торпеду.

Уолтер засмеялся, и парень насупился. Его страх уже проходил, и к нему вернулась обычная жеманность.

Таким его создал не Бог. И мы все стали не такими, какими нас создал Бог.

Я снова вспомнил того хиппи, который говорил о развращающем влиянии города на людей и о том, что все мы не начинали свою жизнь с преступлений.

Берт спросил:

– А как насчет его имени? Он назвал свое имя или прозвище перед тем, как вы пошли с ним в кусты?

Парень снова поднял на нас глаза и вцепился руками в колени. С горечью вспоминая о своем нежном отношении к этому кретину, гомик произнес:

– Он сказал, что его зовут Джим.

Я еще немного отступил назад и посмотрел на небо. Сегодня была одна из тех редких ночей, когда над Нью-Йорком можно увидеть несколько звезд.