Текст книги "Кошачьи хлопоты (сборник)"

Глава пятнадцатая

Затем Чарльз вывихнул лодыжку. Он перетаскивал осколки и обломки в плодовый сад – мостить дорожки, объяснил он. Каждое утро перед завтраком он втаскивал вверх по склону несколько пластиковых мешков такого мусора. Черт, он в отличной форме, сказал он.

Как-то утром я решила, что мне просто померещилось, когда он широким шагом прошел мимо окна, таща очередную порцию мусора, точно Атлас. А пять минут спустя… Не мог же он охрометь, подумала я. Оттого лишь, что высыпал мусор на дорожку?

Оказалось, что мог. У него нога подвернулась, сказал он, а тяжесть мешка его повалила.

– Это надо же! – сказал Генри, глядя на него с благоговейным ужасом.

Вывих оказался серьезным, и Чарльз несколько недель хромал, как Длинный Джон Сильвер. Ну и конечно, именно тогда Сили решил наведаться на крышу.

Стройка заинтересовала кошек с того момента, как были установлены леса. Прогулки по верху возводимых стен. Прыжки в оконные проемы и из них. А Сили как-то вечером вышел из дома и взобрался на леса. Во всяком случае, услышав, как скрипнула доска, я утешила себя этой мыслью, занимаясь его поисками. Сердце у меня бешено заколотилось. Но если пойти за Чарльзом, а Сили действительно там, то он успеет удрать. Я поднялась по пастбищу Аннабели, посветила на стойки, громыхнула доска, и что-то метнулось в темноту. Да, это был Сили, но теперь он таки улизнул на склон, и как мне его изловить…

С помощью психологии. Многолетний опыт научил меня никогда не гоняться за сиамскими кошками. Надо как-то подманить его, уповая на силу привычки или на любопытство. Не то он уйдет куда-нибудь еще. В данном случае приманкой, естественно, были леса, которые все время его интриговали. Ну а привычка… разумеется, мой призыв «Ду-ду-у», хоть в десять вечера, хоть в любой час. А потому я вскарабкалась на леса, осветила себя фонариком, чтобы он меня увидел, и, испытывая обычную неловкость, разразилась руладой «Ду-ду-ду-у!».

Сработало, как и следовало ожидать. Он вернулся точно бумеранг. Но меня эта процедура совсем смутила. Что, если кто-то меня увидел? Что они подумали?

Впрочем, великое приключение Сили на крыше было еще впереди. Когда подошло время разбирать старую крышу. Новая крыша была закончена, проем на верхней площадке лестницы вел в пристроенное помещение, и кошки, сгорая от любопытства, устремлялись туда прямо с утра. Когда приходил Генри, они туда не допускались из опасения, что он их ненароком замурует.

И, должна сказать, это было вовсе не так маловероятно, как можно подумать. Они забирались там, куда только могли. В полые стены, под половицы… когда ни взглянешь, откуда-то, вихляясь, выползает шерстистый зад. И вот однажды утром, когда уже возводился потолок, Шебалу обнаружила лаз под старую крышу над нашей спальней. Темную заманчивую дыру у верха одной из стен.

Прежде чем мы успели ее остановить, она проскочила в нее и занялась скворцами. Мы услышали, как они всполошились, никак не ожидая атаки с тыла, Чарльз тут же вообразил, что она оказалась в ловушке. Гоняется за птицами среди обломков старой штукатурки, сказал он, а мы не можем до нее добраться. Несколько минут спустя она вылезла сама – без скворца, но вся в паутине. И стоило ей выбраться наружу, как Сили немедленно забрался внутрь.

Нет, он тоже благополучно вылез. Но ждать его было, словно ждать появления Тесея из Лабиринта – Тесея без царя в голове, как всегда старательно подражающего Шебалу. Вылез он как ни в чем не бывало, если не считать паутины. А там Захватывающе Интересно, сказал он.

До того захватывающе, что они повадились лазить туда каждое утро, и Чарльз не уставал повторять, что они там обязательно где-нибудь да застрянут. А как мы их вытащим, спрашивал он, с его-то хромой ногой? А как мы можем помешать им залезать туда, спросила я. На это ответа не было.

И вот в одно прекрасное утро Шебалу поймала скворца. Это мы определили по крикам и трепыханию крыльев под крышей. А Чарльз совсем с ума сходил, опасаясь и за скворца, и за свою голубую подружку. Скворцы ведь атакуют кошек с полной беспощадностью. Я позвала ее. Никогда еще «Ду-ду-ду-у» не выпевалось с такой истовостью. И я услышала ответ… правда, словно бы от Сили… но я была твердо уверена, что он ушел прогуляться. Я звала, мне отвечали, и в конце концов появилась Шебалу со взрослым скворцом во рту.

Его я тут же освободила. Стоя на приставной лестнице, я схватила ее за шкирку, едва она показалась в дыре, подержала – и через секунду она выпустила птицу. Способ безотказный – причем не причиняет боли и не пугает ее. Скворец тут же упорхнул. И он тоже не казался особенно напуганным. Я увидела, как он принялся следить за мной глазами-бусинами с балки у дыры. Но только… сиамский голос все отзывался, отзывался… и это не был голос Шебалу, которая вернулась к нам.

Это был Сили.

– Сили! – завопила я в панике.

– Уоууоу-уу! – ответил приглушенный голос откуда-то из-под крыши. Я так хорошо знала эту ноту! Как любые интонации Сили. Мой дружок-силпойнт попал в беду.

– Застрял! – объявил Чарльз, представляя его голову, зажатую в щели.

– Или ранен, – сказала я, рисуя в воображении клюв скворца.

Мы оба ошиблись. После нескольких минут тихого отчаяния, пока Чарльз спрашивал, за что нам такое, а я примеривалась, не удастся ли мне протиснуться в дыру, мы взяли себя в руки и составили план кампании. Я остаюсь тут и продолжаю подавать голос, чтобы поддерживать его дух, а Чарльз перенесет приставную лестницу к фасаду, влезет по ней, разберет черепицу и попробует отыскать его. А если не получится, вызываем пожарных.

План вполне разумный. И возможно, дал бы желанные результаты, но, когда Чарльз, прихрамывая, обошел коттедж, таща лестницу, он обнаружил, что план этот неприменим к обстоятельствам. Сили сидел в желобе и смотрел на него. Попал в безвыходное положение, сообщил он. Почему мы так долго тянули с лестницей? Еще секунды две, и он Свалился бы Вниз.

Под крышу он и не забирался. Видимо, он залез на новую плоскую крышу и прошел на крутой скат старой крыши над фасадом, а мои «ду-ду-ду-у» доносились, казалось, из желоба. Вот он и сидел там, отвечая мне и удивляясь, куда я подевалась. Вероятно, он ждал, что я вылезу из дырки, как скворец. Сили считал меня способной на что угодно.

Одно мы знали твердо: Сили боялся высоты. И выход был только один: Чарльзу придется влезть за ним. И он как раз карабкался по лестнице, когда появился Генри.

– Чего это он? – осведомился Генри. – Решил с парашютом попрыгать?

Я только посмотрела на него.

– А что? – сказал нераскаянный Генри. – Тут всего ждать можно.

Тем не менее стройка продвигалась. Завершилась постройка перегородок, явился водопроводчик, и вот уже новая ванная была оснащена всем необходимым. Кроме двери, конечно. Это была одна из тех работ, которые Чарльз оставил для себя.

А я овладевала вождением. Во всяком случае, по мнению мисс Принс. Совсем скоро я смогу сдать экзамен, говорила она теперь. Хотя, когда я сообщила это Чарльзу, он только возвел глаза к небесам.

Беда была в том, что я привыкла к ее машине. Маленькой, с четырьмя скоростями, с рычагом передач в полу, и, когда Чарльз предложил мне попробовать свои силы на нашей (все равно этого не избежать, такова была его формулировка), все оказалось точно наоборот. Наша была объемистая, с тремя скоростями, с рычагом на рулевой колонке. Даже сигналы включались наоборот. Вниз у нас значило «вправо», а у нее – «влево». Я дергала то вверх, то вниз, будто играла на органе. Кроме того, у педали сцепления в нашей машине был длинный ход, а у нее оно включалось сразу. А у нас, стоило поторопиться, и машина вскидывала задом, как брыкливая корова. Или, наоборот, я слишком затягивала, и мы никак не сдвигались с места.

И случалось это обязательно на перекрестках.

– Давай же! Быстрее! – понукал меня Чарльз, убедившись, что слева, справа и спереди полная пустота на мили и мили. Я отпускала сцепление, мы выпрыгивали на перекресток, мотор глох, и мне не удавалось его завести.

– В ее машине у меня так не бывает! – стенала я.

Тем лучше, отвечал Чарльз, не то от ее кузова остались бы одни вмятины.

Однако главным камнем преткновения оказалась ширина нашей машины. Даже избавившись от привычки глушить мотор, когда что-нибудь двигалось в мою сторону на широком шоссе, все равно узкие дороги я не осиливала. И уж конечно, даже думать не могла о том, чтобы добраться от шоссе до нашего коттеджа. Наша дорога сильно петляет, и на ней имеется парочка очень крутых поворотов… Да и вообще я не хотела, чтобы меня кто-нибудь видел за рулем. Пусть Эрн разблаговестил, что я учусь, но жителям нашей деревни было вовсе не обязательно воочию наблюдать за моими успехами.

И вот однажды вечером, когда я практически без накладок выехала из городка… Подпрыгнули всего два раза, сказал Чарльз. Мы еще сделаем из меня настоящего водителя! И он предложил мне вести машину до самого дома. Движения ведь почти никакого не будет, а в темноте меня никто не узнает, и ведь рано или поздно я должна буду попробовать… Бедный Чарльз! Он ведь старался меня подбодрить. С первым поворотом я справилась – нигде никого. Второй поворот… я увидела появившиеся из-за него лучи фар.

– Притормози! – сказал Чарльз.

Отлично. Я уже притормозила. Вернее сказать, свернула к чьим-то воротам и остановилась, пропуская встречную машину.

– Я же только сказал «притормози», – напомнил Чарльз. – Вовсе не нужно останавливаться.

И я послушно тронулась с места… Вот тогда-то я и врезалась в ограду.

То есть легонечко задела. Это Чарльз сказал, что я ее ободрала, выдернул ручник, выскочил и обежал машину, чтобы самому сесть за руль. На крыло он даже не взглянул. Не решился, сказал он.

Дома я все-таки взглянула. Одна малюсенькая царапинка на бампере. Чарльз согласился, что он без труда ее заполирует, но добавил, что крыло могло в результате выгнуться. И не важно, если этого не случилось, сказал он. Не наезжать на препятствия – вот что главное.

И не в первый раз я усомнилась в возможности конечной победы. И напрасно. Настал день, когда Чарльз признал, что вожу я не так уж плохо. И это как раз кстати, сказал он. Пусть и со знаком, что я начинающий водитель. Как-никак он вывихнул ногу, таская мусор. А строительство почти завершилось, все налаживалось. А к тому же весна обещала быть чудесной – первая весна Шебалу у нас. Я много времени проводила с ней и Сили на склоне, оберегая их от гадюк и вместе с ними наслаждаясь их юностью.

И мы были там в то утро, когда стройке чуть было не пришел конец в буквальном смысле слова. Нижний этаж был практически завершен. Старая ванная убрана, стена снесена, а потолок, пока это происходило, поддерживали мощные стойки. Они оставались там, пока четыре огромные перемычки были установлены и зацементированы, и еще три дня, чтобы цемент схватился как следует. И в это самое утро стойки были убраны, и Генри улыбнулся! Дом таки устоял, сказал он. А я проверила, все ли печные трубы на месте.

Однако на склон я поднялась не для проверки труб. Чуть раньше Чарльз сообщил, что видел, как Сили гнался за мышкой возле ствола. А потом загнал ее на ствол и схватил и унес вниз. Но тут же упустил, а она опять побежала вверх по стволу, а Сили опять полез за ней…

Ну, в детском стишке мышка взбежала на часы, так почему же ей и не взбежать по древесному стволу? И почему бы Сили, нашему силпойнту с акробатическими наклонностями, не залезть на дерево следом за ней? Но чтобы мышка повторила это? Может, у нее там гнездо?

Вот что я исследовала, когда раздался грохот, словно в коттедже обрушилась лестница. Я бросилась туда с одной стороны, Чарльз с другой, и белые как полотно мы вместе очутились в гостиной. Нет, лестница была цела, а Генри не был расплющен в лепешку, как мы опасались. Упала одна из потолочных балок.

Все было крайне просто. Балки, чисто декоративные, поддерживались с обоих концов декоративными же скобами. Генри вместе с частью стены убрал и скобу из-под одного конца балки. Балку он подпер, но подпорку убрал вместе со стойками. И, оставшись без поддержки, балка рухнула. Хотя не сразу. Штукатурка удерживала ее на потолке. Но полчаса назад штукатурка поддалась под ее весом, и она с грохотом упала.

Один конец лежал на кресле, другой на полу. Балка оказалась такой тяжелой, что мы втроем едва могли ее приподнять. Почему же мы не сказали ему, что она не скреплена с балкой перекрытия? – поинтересовался Генри. А потому что мы об этом понятия не имели. Чарльз был в диком ужасе. Все эти годы люди сидели в этом кресле, а балка могла сорваться в любую минуту. Ее поддерживали только дурацкие скобы! Придется ему немедленно этим заняться. Он не успокоится, пока все до единой балки не будут надежно скреплены с балками перекрытия.

Не успокоится так не успокоится, сказал Генри, а вот он чуть было не упокоился. Он шпаклевал и нагнулся, а тут эта штука рухнула всего в дюйме-другом от его задницы. Просто уж и не знаешь, что еще тут может приключиться.

Глава шестнадцатая

Однако не приключилось ровнехонько ничего. Мы вернулись к тихой безмятежности, которой пожертвовали ради расширения коттеджа. Аннабель пасется на склоне, а мимо только что проскакала Джейн Робарт, все еще с видом королевы Елизаветы Первой, милостиво снисходящей до мужичья.

– Выпустила бы ты своего осла, – посоветовал мне на днях Эрн Биггс. – Он бы ее допек.

– Она, – поправила я. – Аннабель. (Эрн по-прежнему все путает.) Собственно говоря, в прошлом году так уже было.

– А? – сказал Эрн. – Что было-то?

Старик Адамс снисходительно его просветил.

Еще перемена, которую принес этот год. Эти двое начали разговаривать. И каждый старается оставить последнее слово за собой, как водится у деревенских жителей. И оба они подковыривают мисс Уэллингтон, которая негодует, но извлекает из этого большое удовольствие. Сейчас она трудится у себя в саду в головном уборе, по ее мнению отвечающем времени года.

– А, лето пришло! – всегда говорит старик Адамс. – Мамаша Уэллингтон нахлобучила свою соломенную шляпищу.

Эрн Биггс буквально подпрыгнул, когда в первый раз увидел ее коническую тулью, украшенную искусственными цветами.

– Чего она на голову напялила? Улей, что ли? – осведомился он.

Старик Адамс поспешил вывести его из заблуждения.

– Вот и видно, какой ты олух, это ж ее шляпа! – загремел он. – Она ее сорок лет носит, не меньше.

Может, и так. Во всяком случае, раньше, чем мы там поселились, но в деревнях мало что меняется. Перестройку мы свою завершили. Казалось бы, год назад коттедж был другим, но с фасада ничего не заметно.

– С виду каким был, таким и остался, – говорит старик Адамс.

– Траву-то твою все равно надо бы подстричь, – говорит Эрн.

Мои занятия вождением, конечно, внесли ноту новизны, но стоит мне сдать экзамен, все опять вернется на круги своя. Когда учишься, тогда и судачат. Как имеет обыкновение говорить Чарльз – и еще как! На той неделе он гонял машину в мастерскую наладить тормоза. Надеюсь, вина не моя, сказала я. Он ведь не может сослаться на то, что я не объехала ухаб или чуть не задела ограду? Чарльз ухмыльнулся и признал, что да, не может. Но мы не могли знать, что, регулируя тормоза, механик что-то напутал с проводкой. И теперь стоило включить мотор, как загорались тормозные фонари, стояла машина или ехала. Совершенно незнакомый человек в нескольких милях от деревни остановил нас и сообщил об этом, сообразив, что что-то неладно. Пока мы ехали вниз, он еще мог понять, что фонари горят. Но не могли же мы тормозить, поднимаясь вверх по склону!

А в деревне этого не сообразили. Или сделали вид. Экзамен совсем близко, и я езжу, не скрываясь, прямо по деревне, осваивая дорогу. Ну и после того, как я на глазах у всех промчалась вверх по склону, сияя тормозными фонарями, Эрн Биггс не замедлил при первом удобном случае полюбопытствовать у Чарльза:

– Как это она делает-то? В жизни такого не видел.

– Их теперь, думается, в школах этих нынче такому обучают, – сказал старик Адамс. – С женщинами хотят подстраховаться вдвойне.

Пара прожженных пройдох, как они сами прекрасно знали, но мы бы не хотели, чтобы они изменились хоть на йоту. В радости сельской жизни входят и добродушные сплетни и насмешки. А для нас – еще и парочка сиамских кошек, сидящих рядом на склоне. Маленькая блюпойнт бьет мух, крупный силпойнт с гордостью наблюдает за ней, а поблизости пасется ослица и исподтишка поглядывает на них. И так уже много лет, а ведь очень легко ничего этого могло бы и не быть вовсе. Если бы мы горевали после смерти Соломона и Шебы, что решили бы ничем их не замещать.

Не замещать… Сили до того похож на Соломона, что почти неотличим от него. Иногда я на секунду забываю, что это не Соломон сбегает по склону, прыгает мне на плечо, трется щекой о мою щеку, показывая, как он меня любит. И уж конечно, Сили напомнил мне Соломона, когда недавно вечером я отвела Аннабель в конюшню. Сили болтался вокруг в ожидании ужина и, видимо, забыл, какое это время суток. Когда я вышла из кухни с ведром воды для Аннабели, он вообразил, что я несу ему завтрак. В конце-то концов так ведь давно заведено: он ждет у задней двери, я выхожу с его миской, и мы процессией направляемся в оранжерею.

Вот и сейчас мы образовали процессию. Я несу ведро, Сили сопровождает меня, мррр-мррыча и жадно на него поглядывая… и устремляется к оранжерее, а там оглядывается, иду ли я за ним. Ну, вылитый Соломон, сказала я Чарльзу. Вообразить, что его ужин в ведре. Такие балбесы оба! И он и Сили.

Такие милые балбесы. И пусть Шебалу совсем не похожа на Шебу, она тоже удивительно милая. С вытянутой головой и римским носом, а у Шебы мордочка была круглой, нос плоским… но все равно красавица… и такая же часть коттеджа и всего вокруг, как мы сами. Шебалу, и ее моток с колокольчиком, и ее пристрастие к мочалкам для мытья посуды.

Сейчас она направляется в лес, а Сили ее сопровождает. И мы надеемся, что так и будет еще много-много лет.