Текст книги "Игра королев"

Уилл Скотт, которому приказали оставаться в его комнате, сидел с раскрытой книгой на коленях и слышал, как отряд отправился из Кроуфордмуира в Дьюрисдир. Люди вернулись некоторое время спустя: голос Терки раздался сначала на первом этаже, а потом на лестнице, ведущей в комнату Лаймонда, которая была смежной с комнатой Уилла Скотта. Затем послышался шум шагов – они миновали комнату Лаймонда, поднялись на последний третий этаж и там замерли. Щелкнул замок, и женский голос холодно произнес:

– Учитывая, что теперь вы в полной безопасности, не будете ли вы столь любезны снять повязку с моих глаз?

Дверь захлопнулась, снова щелкнул замок, и кто-то спустился вниз по лестнице.

Из-за шума на первом этаже Уилл еле расслышал, как тихо открылась и закрылась дверь. На стенах смежной комнаты, где прежде виднелся только отблеск пламени в камине, появилось светлое пятно от зажженной свечи, и дверь в комнату Скотта распахнулась.

– Скучаешь? – спросил Лаймонд.

Скотт от неожиданности выронил книгу, которую еще не читал.

– Я слышал голоса Мэта и женщины. Это графиня?

– Да, Маргарет Дуглас. – Подвижное лицо Лаймонда оставалось безмятежным. – Милая дама даже не подозревает, кто ее украл, и я решил: пусть еще помучается от любопытства часок или два. Когда ее приведут ко мне, ты спрячешься здесь и будешь слушать в темноте, у приоткрытой двери. Одному Богу известно, почему именно мне выпало на долю воспитывать тебя, но я должен преподать тебе жестокий урок реальной жизни.

Помедлив в дверях, он мягко добавил:

– Приятно позабавиться!

Скотт попытался читать. За исключением приглушенных голосов, доносившихся снизу, в Башне царила тишина; снаружи над холмами и долинами медленно сгущалась тьма.

В соседней комнате тоже было тихо: Уилл слышал потрескивание поленьев в камине и видел пламя через полуоткрытую дверь. Он понятия не имел, чем занят Лаймонд. Вдруг ему пришла на память откровенная фраза, сказанная в Аннане, и он подумал, передали ли ее леди Леннокс; Уилл спрашивал себя, зачем гордой аристократке, удивительно красивой женщине, этот дикий эксцентрик.

Когда Уилл подумал, что уже почти пора, он задул свечу и устроился так, чтобы ему все было видно. Подумав, снял сапоги и снова уселся ждать.

В тишине стук во входную дверь показался Скотту грохотом, а голос Мэтью, когда дверь распахнулась, звучал как труба Страшного Суда.

– Графиня Леннокс, – объявил он и удалился.

Маргарет Дуглас, очень испуганная, стояла посредине комнаты, закутавшись в плащ. Ее вид поразил Скотта: гордая львиная осанка, твердый подбородок, руки безупречной формы. Вдруг ее черные глаза вспыхнули, она всплеснула руками и вскрикнула:

– Фрэнсис!

Немногим людям удавалось видеть, как Скотту из его укрытия, чтобы радость так быстро сменилась страхом.

– Фрэнсис!

– Да, это я. Проходите, – вежливо пригласил Лаймонд, выходя на середину комнаты.

Он оделся так, как одевался редко на памяти Скотта: белая рубашка и рейтузы – стройная, бело-золотая фигура в свете пламени очага. Эффект был неожиданный и, конечно, умышленный.

На секунду замешкавшись, графиня Леннокс подошла к нему; ее голубое платье волочилось по заново настеленному полу. Волосы, мокрые от дождя, казались темнее.

– Меня привезли сюда по твоему приказу? Лучше бы ты сообщил мне заранее. Я так испугалась.

Лаймонд пододвинул ей стул и подождал, пока она усядется.

– Вам и полагается выглядеть сейчас немного испуганной. Это так уместно и женственно.

Черные глаза графини казались на редкость простодушными.

– Возможно. Но мой муж…

– Весьма равнодушен к вам. – Мелодичный голос звучал вкрадчиво.

– Напротив… В конце концов, я доверила ему защищать мое доброе имя, – ответила Маргарет, которая, безусловно, знала о происшедшем в Аннане. Она задумчиво добавила: – Мой супруг однажды спас тебе жизнь.

– Да, – согласился Лаймонд. – Но и я в Аннане пощадил его. О чем сейчас жалею. Думаю, он был бы хорош в смерти.

– Боже мой! – воскликнула Маргарет. – В чем тут дело? Что это: месть или ревность? А я всего лишь орудие в твоих руках?

– Зачем бы еще могли вы мне понадобиться?

Глаза ее вспыхнули, но голос оставался спокойным.

– Может быть, затем, чтобы оскорблять меня?

– Нет. Какого вы низкого о себе мнения, – нежно ответил Лаймонд. – Я захватил вас не для того, чтобы обменять на Леннокса. Вовсе нет. Я предложу вашему супругу обменять вас на вашего маленького сына.

Царственное величие наконец покинуло леди Леннокс, и она вскочила с воплем:

– Гарри! Только не ребенка, Фрэнсис, пожалуйста, только не ребенка. Такая месть бесчеловечна и лежит за границами здравого смысла. Даже ты не можешь быть столь жестоким, чтобы заставить невинного крошку страдать за… Мэтью не согласится на такой обмен!

– Еще как согласится. Он ведь всегда сможет завести других детей.

– Если только ты не обманешь его и пришлешь меня назад.

– Если только я не решу оставить при себе вас обоих. – Лаймонд просто светился от тихой радости. – Воздавать добром за зло не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Вдобавок это и невыгодно. Я собираюсь предложить ребенка шотландскому правительству – или живым, что может оказаться несколько неловким, или мертвым, что гораздо удобнее, говоря языком дипломатии. Будучи католиком, этот ребенок значительно сильнее угрожает шотландскому престолу, нежели английскому. Я искренне полагаю, что вы не слишком доверяете лорду-протектору – это было бы просто глупо.

Скотт затрепетал от негодования в своем укрытии. Так вот каков был план. А если Маргарет Дуглас вернут в Англию, то кого же Лаймонд предложит лорду Грею обменять на Харви? Он ощутил прилив симпатии к леди Леннокс.

– Я заплачу много… – оцепенев, произнесла она. – Я заплачу намного больше шотландского правительства, чтобы спасти моего малыша.

Лаймонд одобрительно кивнул:

– Я мог бы раздобыть деньги таким способом, но лишился бы морального удовлетворения. Куда более заманчиво одним ударом пощекотать нервы графу Ленноксу и сослужить добрую службу правителю Аррану. Честно говоря, мне нелегко было бы отказаться от этой затеи.

Последовала короткая мучительная пауза.

Леди Леннокс бессильно взмахнула руками, и пелена слез застлала ей глаза, так что фигура Лаймонда, который стоял у камина в небрежной позе, немного наклонив голову, потеряла четкость очертаний.

– Мы слышали о тебе ужасные вещи. Как ты мог так измениться за пять лет?

– Просто я всегда был волком в овечьей шкуре. Как некогда Петроний 3), я медленно убиваю себя.

Она покачала головой, лицо ее было мокрым от слез.

– Тот, кто умеет жить, не ищет смерти и забвения и не прячется в норе, как дикий зверь. Одна несчастная случайность, одна-единственная превратность судьбы! Тебе следовало бы с честью пройти испытание – и кем бы ты тогда мог стать?

Он пожал плечами и облокотился на каминную полку.

– Как знать? Может, мне нравится быть самым диким и опасным зверем в королевстве.

Ее волосы рассыпались по плечам, плащ сполз, но она ни на что не обращала внимания. Задетая его тоном, Маргарет воскликнула:

– Ты обвиняешь меня! Ты обвиняешь меня в том, что произошло с тобой!

– Обвиняю – в чем? Из двух зол мне удалось избежать обоих, даже дочери графа Эксетера…

Она сжала руки:

– Мы должны были послать тебя во Францию ради твоей же безопасности. Вспомни-ка хорошенько: твои друзья хотели прикончить тебя. Мы были вынуждены удалить тебя из Лондона. Я и не знала, что тебя увезли. Это король…

– …отправил меня на поправку в английскую крепость Кале, где по изумительно несчастной случайности я попал в руки французов. Но ничего этого не случилось бы, если бы не одно крайне несвоевременное послание.

Маргарет прикусила губу:

– Я слышала. Один шотландец нашел то, что наш человек забыл по ошибке. После того, как монастырь был взорван.

Синие глаза Лаймонда неотрывно смотрели на нее.

– Забыл по ошибке?

– Ну да! Командир отряда, разрушившего монастырь, взял письмо, чтобы следовать твоим указаниям, но был убит, а письмо лежало рядом с его телом… Что еще могло случиться? А ты что подумал? Клянусь тебе, с нашей стороны никакой двойной игры не было.

– Вы так же можете поклясться и за своего дядю?

– Короля? – Маргарет была поражена. – Но он не мог. Он способен был прибегнуть к насилию, но не…

– Что же вы замолчали? – язвительно усмехнулся Лаймонд. – К чему он был не способен прибегнуть? Король Генрих Английский обладал всеми добродетелями и всеми пороками и, дабы уравновесить то и другое, делал козлов отпущения из половины своих придворных. Если бы ему нужно было лишить меня доброго имени, он не остановился бы ни перед чем.

Лаймонд прервался: повинуясь внезапному порыву, Маргарет положила руки ему на плечи, сминая плотный шелк.

– Как мы можем узнать теперь, столько времени спустя, что тогда произошло? Не стоит нести на себе бремя юношеских трагедий через всю жизнь и оставаться смертельными врагами.

Лаймонд поднял свои светлые брови:

– Увы, моя милая девочка, но пять таких веселеньких лет основательно потрепали бы даже лорда Леннокса.

– Твое ожесточение – это что-то новое.

– Вовсе нет. Врожденное качество самонадеянного выскочки. Еще какие-нибудь отвратительные перемены?

Продолжая смотреть ему прямо в глаза, она дотронулась до его кистей и повернула их ладонями вверх. Лаймонд не отнял рук. Наконец Маргарет взглянула вниз.

Скотт услышал сдавленный крик и увидел, как Маргарет прижала к своей груди эти раскрытые ладони.

– Галеры? Галеры, Фрэнсис? Твои прекрасные руки!

– А моя прекрасная спина! – саркастически добавил Лаймонд.

Маргарет выпустила его руки и отвернулась.

– Ты конечно же прав. Что бы ты ни собирался предпринять, ты имеешь на это полное право. Мы позволили французам тебя захватить – мы предали тебя, даже если и ненамеренно…

– А если намеренно? – вкрадчиво переспросил Лаймонд.

Повернувшись, Маргарет взглянула ему в лицо.

– Тогда виновен король, а я его племянница. Можешь мстить мне.

Очень осторожно Лаймонд подошел вплотную к Маргарет Дуглас – впервые за все время разговора по своей доброй воле. Неспешно, двумя пальцами он расстегнул пряжку ее голубого плаща, и тот упал на пол. Маргарет осталась стоять в ослепительно белом платье.

– А что Мэтью? Он очень внимательный супруг?

Ее глаза были широко открыты.

– Что Мэтью? Еще один шаг к престолу двух, а то и трех королевств.

– И это все?

– Да. Это все.

Она была белее снега. Скотт видел, как Лаймонд, нежно глядя на нее, деликатно помедлил, прежде чем прикоснуться. Затем он дотронулся до нее, и женщина закрыла глаза. Она замерла в ожидании безумного, страстного поцелуя, над которым не властно ни время, ни разум, ни даже чувства. Отблеск пламени позолотил склоненную голову Лаймонда, заиграл на его шелковой рубашке, и глазам Скотта предстало чудесное зрелище: две фигуры, как бы отлитые из золота и серебра, слились в одну.

Затем Лаймонд поднял голову и, взяв Маргарет за руку, отвел ее к длинной деревянной скамье около камина. Он сел, а женщина опустилась на пол у его ног.

– Поедем, – сдавленно прошептала она. – Поедем со мной. Служи нам, как прежде. Лорд-протектор вернет тебе все утраченное – поместье, деньги, – даст больше, чем ты когда-либо получишь здесь. Скитальческая жизнь изгнанника для такого человека, как ты, – это медленная смерть… Поедем со мной!

Лаймонд ласково погладил ее по щеке:

– Уехать – на полпути к победе? Я ведь наследник Мидкалтера, Маргарет. Если я выиграю, мой дом будет куда более впечатляющим, чем все, что может предложить лорд-протектор.

– Более впечатляющим, чем Темпл-Ньюсам?

Их взгляды скрестились, как два клинка.

Красивая рука, покрытая мозолями и шрамами, подстрелившая попугая и причастная к поджогу дома матери, лениво перебирала густые, прекрасные волосы Маргарет.

– Ты хочешь увезти меня к себе домой? – удивленно промолвил Лаймонд. – Но даже Леннокс…

– Не посмеет противоречить лорду-протектору. Если ты делом докажешь свою ценность для Сомерсета… а ты это можешь, Фрэнсис! С твоим-то умом, воображением, талантом полководца…

– И моей грязной репутацией. Бесполезно, Маргарет: если бы моя честь в Шотландии была незапятнана, то я бы сделал Сомерсета дядей императора, но как изгнанник я бесполезен. Если только вы не создадите мне доброе имя. Или не восстановите.

Он не продолжал, и наступила тишина. Женщина сидела, прижавшись щекой к его колену, на ее длинных волнистых волосах играли отблески пламени. Вспыхнуло полено, на мгновение озарив голову Лаймонда янтарным блеском.

Не шевелясь Маргарет повторила:

– Восстановим?

– Разве нельзя состряпать какую-нибудь историю, убедительную для властей? – мягко намекнул Лаймонд. – О подлоге или заранее обдуманном предательстве – что угодно, лишь бы нашлись свидетели, готовые обелить меня.

Не в силах противостоять обаянию его ума, его внешности, Маргарет помимо воли заговорила откровенно:

– Бессмысленно, Фрэнсис. Можно и не пытаться. Нельзя изменить прошлое. Человек, который оставил послание, мертв. Я могу найти многих, готовых свидетельствовать вместо него, но ты думаешь, что они выдержат колодки и дыбу? Арран на этот раз захочет удостовериться, что его не обманывают. Ты не можешь возродить репутацию из ничего.

– Я-то, наверное, нет, но тебе всегда удавалось заполучить то, чего тебе хотелось. Даже меня, к примеру. Я назвал свою цену.

На этот раз пауза была долгой.

– Я не ставлю никаких условий, – вдруг произнесла Маргарет.

– А я – только одно. – Мягким, но стремительным движением Лаймонд поднял ее так, что губы касались губ. – Ты хочешь, Маргарет… иметь меня при себе в Темпл-Ньюсаме?

– Да.

– И заплатишь мне что причитается?

– Я заплачу тебе… заплачу все, что угодно, – пробормотала она. – Только едем со мной сегодня же вечером.

– Сегодня вечером? – Лаймонд провел рукой по ее волосам. – И что же ты заплатишь мне?

Она поцеловала его загрубелую руку.

– Я найду человека… кого-нибудь, кто подтвердил бы, что твое послание было подложным.

– Какого человека?

– Любого. Заключенного. Приговоренного к смерти. Я заставлю его, посулив жизнь. Обещаю тебе. Я сделаю так, что все поверят. Едешь ли ты? О, любовь моя, едешь? Едешь?

Скотт увидел то, чего Маргарет видеть не могла: непреклонность во взгляде Лаймонда. Маргарет Леннокс произнесла: «О, любовь моя, едешь?», а Лаймонд выскользнул из ее объятий, как угорь, оставив женщину коленопреклоненной, с пустыми руками, шепчущей нежные слова пустому сиденью.

– Еду ли я? Боже упаси, нет, дорогая: я предпочитаю честных шлюх.

Послышался сдавленный стон, затем Маргарет повернулась, и Скотт увидел кровь на закушенной губе.

– Ну так как же? – ухмыльнулся Лаймонд.

Маргарет выпрямилась во весь рост, источая злобу и яд: в лице ее отчетливо проступили характерные черты Тюдоров.

– Тщеславный выскочка! Грубый ублюдок, хлипкий выродок, напичканный вонючей философией… Не думаешь ли ты, что я бы позволила тебе дотронуться до себя, если бы имела выбор? Я предлагала тебе свободу и безопасность…

– Ты ввергла меня в чистилище и предложила ад! – вскричал Лаймонд. – Бедный Томас Хоуард! Ему ты тоже предлагала жизнь и свободу?

– У тебя хватает наглости попрекать меня любовниками? А ты-то сам?

– Мои любовницы все целы и невредимы и ложатся со мной в постель, ожидая наслаждения, а не золотых львов в гербе или золотого шитья на подштанниках!

– Как бы я хотела, чтобы тебя сожгли живьем на моих глазах!

– Ты бы пожалела об этом. Кто еще способен возбудить в тебе страсть? Не эта тряпка Мэтью во всяком случае.

– Он не страдает от… от избытка плотских вожделений, если ты это имеешь в виду.

– Ничем не могу помочь, – грубо отрезал Лаймонд, – Убери свои коготки от добычи, крошка. Мне нужен твой ребенок, а не ты.

Они замолчали. Рев двух разъяренных тигров уступил место настороженному наблюдению.

– Ты никогда не получишь моего сына, – заявила Маргарет.

– Получу, сама знаешь. – Лаймонд был воплощенное спокойствие. – Или же ты предоставишь мне доказательства, которых я требую. Наивность восхищает меня, но не до такой же степени. Мой плен был не случаен. И то, что король Генрих Английский решил сделать из меня козла отпущения, – тоже не случайность.

– Хорошо, – вспылила Маргарет. – Да, был злобной умысел, благодаря которому твой жалкий обман стал всеобщим достоянием. Что я могу с этим поделать? Кого убедят сфабрикованные доказательства и фальшивые признания, если известно, что исторгнуты они под угрозой пытки? Нет, мой милый Фрэнсис. Ты сам захлопнул эту дверь. Твоя жизнь как порядочного человека закончилась пять лет тому назад, а твоя жизнь подзаборной шавки продлится, пока ты сумеешь угождать своим многочисленным хозяевам.

– Или хозяйкам.

В ее глазах стояли слезы ярости.

– Неужели мне никогда не забыть?

– Нет. Зачем тебе забывать? Я часто думаю об этом с подобающей меланхолией. Charge d'ans et pleurant son antique prouesse [1]1
  На склоне лет вздыхая о былом (фр.).


[Закрыть]… Так мне послать за мальчиком?

Маргарет Леннокс отошла от камина, подобрала свой плащ и изящным движением накинула его на плечи.

– Твое былое немногим лучше настоящего. Избавь меня от наивности.

Взгляд его был холоден, но в голосе чувствовалось ликование.

– Это жизнь в ее простоте. Возврат к примитивному обмену. Обычай покупать людей и вещи за блестящие раковины, как это делают французы.

Она улыбнулась:

– У меня нет ни малейшего намерения отдать тебе то, что ты просишь. Мой сын в полной безопасности.

Лаймонд взглянул на нее с теплотой:

– Итак, ты хочешь остаться и штопать мне сорочки. Но, повторяю, все места уже заняты.

– Наоборот: ты сам отошлешь меня, – пояснила леди Леннокс. – Мы захватили жену твоего брата.

Они долго молчали. Стояла такая напряженная тишина, что Скотта начала бить дрожь. Лаймонд первым отвел глаза. Ворот его рубашки раскрылся, и одной рукой, не поднимая глаз, он медленно стянул его.

– Как ты узнала?

– Из письма. – Усмехнувшись, она порылась в складках плаща, достала длинное письмо и протянула его Лаймонду.

Он прочел письмо не отрываясь, все еще придерживая ворот рукой.

– Ты хорошо разбираешь почерк? Ее захватили люди молодого Уортона в среду, когда направлялись на север, и теперь она должна быть вместе с моим мужем в Аннане. Муж хочет, чтобы я побыстрее присоединилась к нему и отвезла твою невестку в Англию. Леннокс собирается потребовать выкуп.

Маргарет забрала письмо назад, бросив циничный взгляд на Лаймонда.

– Так-то вот, мой дорогой Фрэнсис: я оказалась в неловкой ситуации. Когда Леннокс узнает о моем исчезновении, ему ничего не останется, как только обменять жизнь леди Калтер на мою. А это означает, что твой брат и его друзья приложат все силы, чтобы меня разыскать.

– Я в ужасе от такой перспективы, – насмешливо заметил Лаймонд, хотя костяшки его пальцев побелели. – Мало вероятно, что он так поступит. А почему ты думаешь, Маргарет, что жизнь Мариотты или ее гибель станут меня волновать?

– Мой славный Фрэнсис, – проворковала Маргарет, – конечно, тебя это станет волновать. Ее смерть еще на шаг приблизит тебя к вожделенному Мидкалтеру, не так ли?

Его бесстрастное лицо дрогнуло, и он с удивлением воззрился на нее.

Маргарет быстро продолжила:

– Отпусти меня в Англию, и шотландцы никогда не увидят своей заложницы. Отошли меня – и я обещаю, что твоя золовка окончит свои дни вдали от мужа, а ее будущий ребенок умрет.

– У меня есть идея получше! – воскликнул Лаймонд, прекратив теребить ворот сорочки и твердо взглянув в глаза Маргарет. – Что, если умрешь ты? Ее смерть не замедлит последовать.

– Но твой брат может снова жениться.

– Верно. – Он подошел к столу, взял перо и сделал длинную надпись на обратной стороне письма.

– Что ты там делаешь? – немного повысив голос, поинтересовалась Маргарет.

Не поднимая глаз и продолжая быстро писать, он ответил:

– Предпочитаю быть собственным палачом.

Он закончил, отворил входную дверь и позвал Терки Мэта. Когда великан появился с горящими от любопытства глазами, Лаймонд протянул ему письмо.

– Это письмо графу Ленноксу с предложением обменять его жену на молодую леди Калтер, которую он взял в плен. Известно, что милорд держит ее в Аннане, но сам он может быть сейчас в Карлайле. Здесь указаны место и время встречи, и я также требую обеспечить безопасность сопровождающим. Я хочу, чтобы письмо отвезли немедленно и получили ответ как можно быстрее. Ты можешь все устроить?

– Разумеется.

Мэт хотел еще что-то добавить, но, поймав взгляд Лаймонда, ретировался. Он с грохотом спустился вниз по лестнице, а Лаймонд, распахнув дверь пошире, любезно предложил леди Леннокс выйти.

– Спокойной ночи и приятных снов, – с сарказмом произнес Лаймонд. – Вечер, право, был изумительный.

Лицо леди Леннокс светилось торжеством.

– Моя победа, не правда ли?

– Ах, Боже мой, да! Я потерял и пленных, и добычу. Если вы подразумеваете, что я пощадил вашего отпрыска ради жизни леди Калтер, то вы правы.

Ее глаза сузились.

– Ты поступил бы умнее, поехав со мной.

– Я предпочитаю быть глупым, но остаться в живых.

Маргарет медленно пошла к дверям.

– А леди Калтер? Не ею ли занято одно из тех мест, о которых ты говорил?

– Ах, так ты думаешь, что и Мариотта тоже?.. – засмеялся Лаймонд. – Всемилостивый Господь, неужели нет мира под оливами? И никакого права на свободу воли даже в моем теперешнем жалком состоянии? Что ж мне, выколоть себе глаза, как святому Тридуану, чтобы хранить целомудрие?

Маргарет гневно смотрела ему прямо в лицо.

– Как же ты ненавидишь женщин! Они ведь настолько легко сдаются, что победа не приносит радости. Они не способны оценить твою иронию и тонкие словесные игры. Ты целуешь женщину, а мозг под этой копной золотых волос рассчитывает, планирует, вычисляет, анализирует… Но изношенный механизм когда-нибудь разладится и детали сточатся от старости, и все это будет никому ненужным хламом, годным лишь на помойку… Можешь и дальше сдерживать себя и подчинять других. Выискивай новые пути устроиться получше в этом грязном мире. Развеивай тоску за счет своих хозяев. Но запомни: если ты с мольбой приползешь на коленях к моим дверям, не жди от меня помощи!

– К нашей следующей встречи я подготовлю подобающий ответ, а пока – спокойной ночи…

Черные глаза Маргарет метали молнии.

– Задело, а? Как же так получилось? Ты, смельчак, потерпел поражение от женщины! Кришна, которого забодала корова!

Лаймонд бесстрастно вставил:

– Маргарет, прекратите. Мое терпение выводит вас из себя, вы унижаетесь.

Это замечание привело ее в чувство: глаза перестали сверкать, а на лице появилось какое-то подобие улыбки.

– Да, ты прав: вспомним, что мы хорошо воспитаны. Было бы нелюбезно не попрощаться с публикой.

С улыбкой она повернулась и, прежде, чем Лаймонд сумел ее остановить, направилась к смежной комнате. Скотт, вскочив, жмурился и моргал от яркого света, когда дверь распахнулась настежь и перед ним предстала графиня Леннокс, презрительно глядя ему прямо в лицо.

– Как? Всего один! – воскликнула она. – Это опрометчиво с твоей стороны, Фрэнсис! – Посмотрев на Скотта, она добавила: – Надеюсь, вы не отлежали ногу. Ваш хозяин велеречив.

Рассерженный, смущенный Скотт не нашелся, что ответить. Он чувствовал, что Маргарет смеется над ним. Леди протянула ему плащ со словами: «На лестницах такие сквозняки… « – и ему пришлось накинуть плащ ей на плечи. Не поблагодарив юношу, она двинулась к лестнице, где безучастно ждал Лаймонд. Он дал ей пройти и приказал Скотту:

– Отведи ее наверх и запри там.

Скотт быстро и беспрекословно выполнил приказ. В эту минуту он не ослушался бы Хозяина Калтера за все золото мира.

Но вскоре все изменилось. Выпив для успокоения эля, Скотт поднялся наверх и попытался попасть в свою комнату. Дверь комнаты Лаймонда, через которую ему было необходимо пройти, оказалась заперта. Он дважды подергал за ручку, прежде чем понял это, и бегом спустился вниз. Мэтью осклабился, когда увидел его, хихикнул и осведомился:

– Не войти?

Скотт покачал головой:

– Господи, он уже несколько часов там сидит… Он не спускался?

– Нет, если только ему не пришло в голову выброситься из окна.

– Черт возьми, я не собираюсь ночевать на полу потому, что его светлость изволили завалиться спать, заперев дверь. И пойду разбужу его.

Мэтью равнодушно забивал гвозди в подметку, что, казалось, ничуть не беспокоило окружающих.

– На твоем месте я бы к нему не приставал. Можешь лечь на моей кровати.

Скотт вытаращил глаза:

– Какого черта я должен спать на чужой кровати? У меня есть своя собственная. Чем он там занимается?

Бам! Мэт взял один из зажатых между крепких зубов гвоздей и вбил его в подметку.

– Ничего, денька за три очухается. Наверно, он не мог бы сейчас спуститься, даже если бы захотел.

Скотт, наклонившись вперед, выхватил гвозди у Мэта:

– Почему он не может спуститься?

Мэт поднял локоть недвусмысленным жестом.

– Целых три дня?

– Как обычно.

– А что, если, – завопил оскорбленный в лучших чувствах Скотт, – войска королевы обнаружат след графини Леннокс? Боже мой, мы сидим на пороховой бочке, и он прекрасно это знает. Неужели никто не осмелился ему ни разу помешать?

– Нет никаких причин, – Мэт прихватил еще горсть гвоздей, – чтобы кто-нибудь вмешивался. Мы предпочитаем этого не делать, вот так-то. Попробуй сам, если ты такой настырный.

– Я не настырный. Я просто не понимаю, почему мы должны терпеть его безумства ценой нашей безопасности, – твердил Скотт, который сам достаточно много выпил. – Вы что, боитесь подняться?

Мэтью снисходительно взглянул на него:

– Боимся? Ни капельки. Мы предоставили его самому себе, вот и все… Господи, куда это ты собрался?

Скотт встал и направился к лестнице.

У Мэта отвисла челюсть от изумления и гвозди посыпались изо рта.

– Святой Боже, ты отчаянный парень, – хмыкнул он. – Хочешь, одолжу тебе молоток?

Звонкий спокойный голос Лаймонда отчетливо доносился через дверь.

– Кто там?

– Уилл Скотт. – С этими словами Скотт перестал барабанить в дверь. – Я хочу войти!

– Ты не можешь войти, – любезно отозвался Лаймонд. – Дверь заперта.

– Я вижу.

Раздражение Скотта постепенно росло.

– Впустите меня!

Тишина.

– Зачем? – спросил Лаймонд.

– Я хочу с вами поговорить.

– Ты и так со мной разговариваешь.

– Я хочу лечь спать.

– Ляг внизу.

– Я хочу спать на моей собственной кровати. – Почувствовав, что фраза звучит немного по-детски, Скотт счел нужным поправиться: – Откройте дверь или, – тут гнев ударил ему в голову, – я ее взломаю.

Это возымело действие. Ключ в замке внезапно повернулся, дверь распахнулась, и показалось острие шпаги. Лаймонд, слегка взъерошенный и осунувшийся, задумчиво уставился на Скотта.

Скотт решил быть благоразумным. С трезвым Лаймондом лучше было не связываться, пьяный же Лаймонд был опасен вдвойне.

– Я хочу поговорить с вами, – начал Скотт. – Но не через шпагу.

– Тогда сквозь нее, – отозвался Лаймонд.

Его сорочка была смята и вся пропитана потом, волосы спутаны, но руки отнюдь не дрожали.

Припомнив, о чем его предупреждали внизу, Скотт стал тянуть время.

– Я хотел предложить вам немного поесть. Вдобавок нужно кое-что обсудить. Ваш брат, может быть, уже напал на след графини, а леди Калтер… о ней тоже надо позаботиться, когда она приедет.

Шпага зловеще блеснула.

– Не суетись, гадкий упрямец, все в порядке и без твоих забот. Я не хочу есть. Я хочу, чтобы ты ночевал внизу. Я не хочу продолжать эту беседу. Спокойной ночи!

К сожалению, никто из Бокклю не умел останавливаться вовремя. Скотт грубо заявил:

– Вы могли бы напиться вдрызг и в другой раз. Есть неотложные дела.

Глаза Лаймонда засверкали.

– Ах, неотложные дела! А ты с твоими талантами не можешь сам справиться с ними? Или Мэтью?

Лаймонд коснулся больного места. Скотт резко произнес:

– Вы же знаете, что они не подчиняются никому, кроме вас, когда дело касается женщин. Вы не можете бросить леди Калтер на произвол судьбы с этим сбродом внизу!

– А почему бы и нет? – пробормотал Лаймонд. – Я полностью доверяю этому сброду внизу. Во всяком случае, никто из них пока не пытался меня поучать.

Скотт совсем потерял голову:

– И напрасно.

Скотт отпрыгнул в сторону, когда острие шпаги готово было коснуться его горла. С быстротой и ловкостью, которой его научил сам Лаймонд, он оттолкнулся от дверного косяка, пригнулся, мгновенно схватил валявшийся на стуле дублет хозяина и, обмотав им руку, вырвал клинок у противника.

Шпага со звоном упала на пол. Скотт захлопнул дверь и подобрал оружие, но сделал это крайне осторожно, потому что сообразил: Лаймонд совсем не так пьян, как кажется, и очень опасен.

Лаймонд наблюдал.

– Присматривай за ней хорошенько. Если я второй раз до нее доберусь, то и убить могу… Ты очарователен в роли рыцаря без страха и упрека, но я не выношу, когда вмешиваются в мои битвы… Впрочем, я воюю только с дамами…

Обескураженный последним замечанием, Скотт смешался:

– Что вы собираетесь делать с вашей золовкой?

– Сидеть и любоваться.

Лаймонд отошел к окну и оперся на подоконник.

– А теперь уйми свой рыцарский порыв и убирайся. Я был до неприличия терпелив с тобой сегодня, но всему есть предел, а если учесть мое состояние…

Это было последней каплей.

Несколько поутихший гнев Скотта вспыхнул с новой силой, и он взглянул на Лаймонда с ненавистью. Лаймонд, прищурившись, смотрел ему прямо в глаза.

– Ну? – ясно и отчетливо выговорил он.

Вместо ответа Уилл Скотт швырнул клинок на пол.

– Возьмите. Можете валяться под столом, как пьяная свинья. Меня это не касается.

– Собираешься спуститься вниз и принять командование?

– Если бы люди согласились, я бы сделал это.

Скотт стоял в дверях – рыжеволосый, широкоплечий, с горящими от возбуждения глазами и очень решительным выражением лица.

– Я хотел бы, чтобы с сегодняшнего дня вы относились ко мне как к остальным. Я буду вам верен, пока смогу. Но я не хочу иметь ничего общего с вашими отвратительными привычками и мерзкими любовными шашнями. – Увидев выражение спокойной скуки на лице Лаймонда, Скотт взорвался: – В какое грязное дело вы не побрезговали бы ввязаться? Какого черта вы стараетесь унизить всякого, кто по-дружески к вам относится?

– Бога ради! – Окрик прозвучал так грозно, что Скотт оцепенел. – Разве одной ополоумевшей шлюхи недостаточно для одного дня? Избавь хоть ты меня от нудных нотаций и излияний чувств! Что ты знаешь о женщинах, которых взялся защищать? Что ты раскудахтался, как курица над яйцом? Считаешь, что чистоплюй вроде тебя способен лучше командовать отрядом?

– Да! – Скотт осмелел. – Но, как я уже сказал, они не пойдут за мной.

– Разве что я прикажу им считать тебя командиром?

Скотт был тверд.

– Я не лакей, ворующий у больного хозяина платье.

– А я пока в здравом уме и твердой памяти, – сурово заявил Лаймонд. – Я предлагаю тебе шанс взять командование на себя. Полную власть над людьми и над милыми дамами. Ты согласен?