Текст книги "Ой, мамочки"

– Более уединенное местечко трудно найти.

– К чему это вы клоните? – прищурилась Джеффриз.

Шериф Том подался к ней.

– Думаете, Мэри Фейт питала искреннюю признательность к вам с мистером Пипсом за долгие годы верной службы ее матушке?

Джеффриз так громко фыркнула, что голубь взмыл в воздух и приземлился на алый абажур.

– Эту свою мыслишку, мистер, лучше спрячьте обратно в карман. В своих поступках мисс Мэри никогда не считалась ни с кем, кроме себя. Она познакомилась с одним из наших членов на какой-то вечеринке и, узнав о возможности наполнить свой дом живыми людьми, от радости подскочила на три фута вверх. Ей хотелось создать видимость того, что у нее есть друзья.

Я не в силах была взглянуть на нее. И на Бена тоже. Я боялась, что вот-вот разрыдаюсь. Бедная, бедная Мэри! Как же она была несчастна, по милости своей ужасной мамочки! Шериф обвел глазами комнату.

– Судя по слухам, гуляющим в городке, вас вроде бы было побольше.

– Шестеро уже уехали, – робко ответила Марджори Задсон.

– Не считая Мэри Фейт, – встрял Бинго.

– Шериф Догерти, – заговорила Эрнестина, тиская свои бусы, – позвольте, пожалуйста, моему мальчику уйти. Вы же видите, какой он бледный!

Тут Валисия Икс величественно поднялась. С ярким румянцем на щеках и разметавшимися по плечам волосами, она скрестила на груди руки.

– Бинго Хоффман голоден, как и все остальные! Шериф, вы хоть понимаете, что взрыв произошел в тот момент, когда мы собирались пообедать?

В ответ раздался тяжкий вздох.

– Здесь маленький городок, мэм. Мы медленно соображаем, но все-таки не безнадежны.

Никто не решился осадить шефиню в присутствии Бентли Т. Хаскелла. Его черные брови сдвинулись в одну длинную и густую линию; однако он достаточно владел собой, чтобы сжать мое плечо.

– Сэр, думаю, вам следует вплотную заняться матерью жертвы.

– А вы, кстати, кто – чудо-ребенок или производитель любовного зелья? – Шериф весело улыбнулся, но возможности ответить Бену не дал. – Может, я и провинциальный дикарь, но, ей-богу, не дурак; так что давайте не будем рассуждать о так называемой жертве, пока не закончим прочесывать дно реки и не достанем труп.

Слава богу, окно у меня за спиной, иначе бы не удержалась и выглянула. Вцепившись в подлокотники кресла, я сказала:

– Шериф Догерти, а Теола Фейт уже знает?

Он откашлялся.

– Я к ней давеча заходил – дверь открыла Лаверна Гиббонс и сказала, что мисс Фейт в постели, нездоровится ей. Думаю, не страшно, если мы подождем, покуда будет что рассказывать.

– Рассказывать! – Эрнестина схватила пухлую ладошку Бинго и потянула его к себе, чтобы убаюкать в своих объятиях. – Этому чудовищу незачем что-то рассказывать! Какого черта, она ведь прекрасно знает, что ее дочь мертва! Мэри Фейт жила в вечном страхе. Она сказала это по телевизору! По телевизору! И еще раз повторила вчера, здесь, при нас с Элли. Чего же еще вам нужно – признание с подписью?!

Пипс, по-прежнему лежа на подоконнике, прокаркал:

– Правильно, правильно!

– Да как вы можете? – Я метнулась к нему, испытывая сильное желание задернуть гардины.

– А вы полегче! – подскочила Джеффриз. – Он же не говорит, что мисс Теола плохо с нами обращается – когда трезвая. Но наш главный моральный долг – перед Обществом Кулинаров. Или, может, вам больше понравится, миссис Святоша, если наш славный шериф заподозрит кого-нибудь из нас?

– А почему бы нет? – услышала я чей-то крик – оказалось, свой собственный. – У всех нас была возможность подстроить взрыв, к тому же здесь творятся очень странные вещи.

* * *

Сбылись все мои самые худшие опасения. Я пребывала взаперти в мрачной спальне, за окном буйствовали дождь и ветер, а чернобровый незнакомец осыпал меня оскорблениями.

– Господи боже мой, Элли! – Бен бросился навзничь на постель и принялся колотить себя по лбу сжатыми кулаками. – Ну признайся, что у тебя было временное помешательство, и тогда я, возможно, сумею понять.

И это продолжалось уже несколько часов кряду. Я ждала, что у него вот-вот кончится завод, но милый, как шарманка, гудел и гудел. Даже когда он делал паузу, переводя дух, в голове у меня все равно звучал этот мерзкий гул.

– Повторяю в сотый раз, – я покачивалась взад-вперед в кресле, которое отнюдь не являлось креслом-качалкой, – что я пребывала в здравом уме и твердой памяти, когда заявила шерифу, что ему не стоит считать это дело таким уж простым.

– В таком случае меня не удивляет, почему ты даже не притронулась к еде, которую принесла Джеффриз, – едко заметил Бен.

Я схватилась за горло:

– Думаешь, рагу отравлено?

– Боже милостивый, нет конечно! Я имел в виду твое чувство вины, Элли.

– Ну спасибо. А то я уже начала терять нить разговора. Рискую повториться, но тем не менее… Ты бы лучше записал. Так вот, я ничуть не сожалею, что высказала предположение о причастности кого-нибудь из компании Кулинаров к взрыву лодки. Шериф отнюдь не дурак! А единственным человеком, на которого я показала пальцем, была я сама. Вспомни! Я подчеркнула, что вела себя странно! Ни с того ни с сего отправилась на лодке в Грязный Ручей. Сделала новую прическу. И не я ли, влекомая нелепой страстью, едва не сорвала банкет в кегельбане?

Бен старательно взбивал подушку.

– Полагаю, я должен быть тебе благодарен, Элли!

– Ну что ты, не стоит. К счастью, ты у меня такой неловкий. Скажи на милость, как бы я сумела убедить кого-то в том, что ты взорвал эту несчастную лодку, когда я знаю, что без электрика ты не в состоянии даже сменить лампочку в люстре?

– Своей очаровательной прямолинейностью ты добилась одного: вынудила всех остальных представить какую-нибудь причину, по которой и они тоже могли быть виновны. Лишь бы не быть заподозренными в принадлежности к партии линчевателей Теолы Фейт.

Я перестала раскачиваться и со скрежетом развернула свое кресло, дабы очутиться лицом к лицу с Беном. Слезы жгли мне глаза.

– Бен, я по-настоящему гордилась мисс Задсон, когда она добровольно сообщила, что всю жизнь прожила у воды и умеет обращаться с лодками. Какая душка! Более того, она даже превысила свой служебный долг, когда напомнила о своем недавнем соображении: при определенных обстоятельствах нет ничего благороднее и гуманнее, чем навеки усыпить человека.

– Шериф наверняка решил, что все мы тут – сборище психов. Особенно когда Бинго с самым серьезным видом предположил: дескать, вполне возможно, Мэри обнаружила, что на самом деле он – карлик сорока пяти лет от роду. Что обеспечивало ему или его матери веский мотив для убийства. А затем Валисия Икс тонко намекнула, что она, Пипс и Джеффриз могли – поодиночке или вместе – разделаться с Мэри Фейт, потому что та знала о секретном механизме в зеркале аптечного шкафчика и имела возможность шпионить за собраниями Кулинаров.

Этот мужчина совсем забыл, что я беременна. Забыл, что я его жена и друг. Я попыталась было встать, но потом передумала.

– Знаю, по-твоему, я зря упомянула о пропавших ножах, поскольку из-за этого Эрнестина обмолвилась, что в арсенале трюков графа были и небольшие взрывы. Это в свою очередь побудило шерифа спросить, не думаем ли мы, что кто-то из отбывших кандидатов мог взорвать лодку, дабы отомстить Кулинарам. Но, Бен, ведь именно это мы и ищем – мотив, который не имел бы отношения к Теоле.

– Элли, ты пробудила совершенно возмутительные подозрения!

– Вроде бы не далее как сегодня утром ты сам тревожился из-за пропавших Браунов и пропавших же ножей.

Бен поднял подушку над головой и с силой бросил ее обратно на кровать.

– Естественно, меня беспокоят все обстоятельства, так или иначе касающиеся тебя, моей беременной жены. Признаю, я слишком остро отреагировал. Но не забывай: Хендерсон Браун был здесь несчастен. Так ли уж невероятно, что его преданная жена согласилась уехать?

– Ни с кем не простившись?

– Ей было неловко. Что же до ножей, то кто-то просто пошутил, а теперь боится сознаться.

Нет, этот человек зашел слишком далеко. Никогда больше я не оскверню своим присутствием его постель. Никогда не заговорю больше с ним… после того как выскажусь. Сделав шаг к кровати, я схватила подушку, сорвала покрывало и попятилась к окну.

– Не подходи ко мне! Ты сам сделал свой выбор! Общество Кулинаров для тебя важнее всего – важнее жены, ребенка… важнее самой чести!

– Что-о?! – взвыл Бен. – По-твоему, я злюсь из-за своих подпорченных шансов стать Кулинаром? Ну так вот, ты ошибаешься! – Он стукнул кулаком по столбику кровати. – Я против того, чтобы моя жена совала нос в самое пекло расследования по делу об убийстве!

– Так это ведь ты сам, лично, сунул меня в это самое пекло! Я вообще не хотела ехать в Америку. Помнишь? – Я наткнулась на стул и отфутболила его в сторону. – Какие шансы у Теолы Фейт, если каждому неймется дописать эпилог к "Мамочке-монстру", чтобы приумножить шумный успех романа? Ах, если бы ты понимал, но как тебе объяснить, что, возможно, я воспринимала бы все иначе, если бы не носила под сердцем нашего ребенка!

Стук дождя как-то изменился, стал тише.

– Элли! – Бен коснулся моей руки, но я не видела его из-за пелены слез.

– Я должна бороться за нее! Возможно, Теола Фейт пьяница; возможно, она действительно совершила все эти ужасные поступки, но такого она содеять не могла. Вчера вечером, перед уходом, она спросила: "Как там Мэри?" И в голосе ее я уловила нечто похожее на любовь.

Бен не ответил, ибо мы вдруг услышали крик. И звучал он иначе, нежели обычные вопли Джеффриз. Когда так кричат, поневоле забудешь о том, что твой брак разваливается на части. Я с презрением отвергла предложение Бена посидеть в комнате, пока он сходит на разведку. Канули в Лету времена, когда я считала, что беременность дает мне право на девятимесячное бесплатное членство в Клубе бездельников.

Мы вышли в коридор и обнаружили Эрнестину, поспешавшую в нашу сторону: одной рукой она придерживала подол своего желтого платья, а другой сжимала длинный и страшный нож, который до одурения напоминал один из тех, что пропали со стены столовой.

– Бинго, мамочка спешит к тебе! О боже! Умеешь ты свести мамочку с ума от волнения! – Лицо ее посерело от страха. Влекомая материнской тревогой, она рывком распахнула дверь ванной комнаты. Мы с Беном хотели уже последовать за ней… когда увидели, как в одну из комнат напротив ванной торопливо протискиваются Валисия Икс, Пипс и Джеффриз.

Это была спальня Марджори Задсон. Через плечо Джеффриз я увидела открытое окно, развевавшиеся на ветру влажные занавески, мокрое пятно на полу – следы проникшего внутрь дождя. На небе сверкнула молния, и раскат грома заглушил мой вопль ужаса.

– Марджори! – вновь заорала я.

Неужели это я подтолкнула отважную женщину к краю подоконника, чересчур рьяно занявшись делом Теолы Фейт?! Кровь застыла в моих жилах. Я отпихнула локтем Валисию Икс, даже не вспомнив о чувствах Бена. Возможно, Марджори всерьез сочла себя подозреваемой и испугалась, как повлияет ее арест на престарелую матушку? Никогда, поклялась я в душе, никогда не позволю, чтобы мой ребенок пережил из-за меня хотя бы секундное беспокойство или неловкость. Устремляясь к окну, я уже представляла, как увижу Марджори распростертой на земле, с прилипшим к лицу кленовым листом. Страдала ли она… и много ли там крови? И смогу ли я когда-нибудь себя простить?

Я едва не упала в обморок, когда Пипс отступил в сторону и я увидела Марджори Задсон – с побелевшим лицом, дрожащую мелкой дрожью в своей голубенькой полосатой пижамке. Но абсолютно живую! Рядом стояла Валисия Икс, прекрасное видение в нейлоне и гипюре. Джеффриз, вся в папильотках, вцепилась в рукав шефини. Марджори воздела трясущуюся руку и простонала:

– Там кто-то есть, под кроватью!

Глава шестнадцатая

Снаружи по-прежнему неистовствовал ветер, завывая громче, чем душа грешника в аду, а дождь между тем стучал как зубы. В комнате царил сумрак, полный загадочных теней, – казалось, будто кто-то ходит с факелом в руках, но только факел этот испускает лучи тьмы, а не света. Дрожа всем телом под стеганым одеялом, я вдруг коснулась ногой чего-то… на ощупь напоминавшего мужскую ногу… и, как ни странно, сердце мое сразу забилось спокойнее. Пребывая в зыбком состоянии между бодрствованием и сном, я поняла, что мистер Ночной Кошмар, решив не выпускать меня из своих тисков, неотступно следует за мной в своей черной накидке. Но я также понимала, что надолго он не задержится. Взойдет солнце и сожжет его дотла… да и не все ли равно?.. Я в безопасности, потому что ко мне пришла моя мама. Чудесное, восхитительное ощущение овладело мной. Но уже в следующий миг я рассердилась. Почему она не отходит от двери? Почему продолжает стоять там, такая темная и неподвижная? Почему я не могу разглядеть ее лица?

"Надеюсь, я не оторвала тебя от важных дел. – Голос мой звучал огорченно, устало и ужасно скрипуче – как минимум, лет на тридцать старше, чем надо. – Будь моей гостьей, мамочка! Можешь поделать свои упражнения, позадирать ноги. Я же не хочу, чтобы из-за меня ты потеряла форму. Мне так нравится, когда спрашивают: "Разве твоя мама не худенькая? Почему же ты такая толстая?" Впрочем, не обращай внимания на мои дурацкие жалобы, я должна рассказать тебе о своем ужасном сне. Мне приснилось, будто я выросла и вышла замуж за чертовски красивого мужчину – знаешь, из тех, что неизменно насмешливо вздергивают смоляную бровь. Мы оказались в очень странной компании, в местечке под названием Менденхолл. Потом произошло убийство, от которого я не получила никакого удовольствия, потому что кое-кому очень хотелось, чтобы я не лезла не в свои дела. А потом, среди ночи, вдруг раздался леденящий кровь вопль. В коридоре оказалась женщина с ножом в руках – она схватила его для защиты. Так она, по крайней мере, сказала. Мы все ринулись в комнату другой дамы. Эта женщина была большая и мягкая – именно такую бабушку мне всегда хотелось иметь. И она была до смерти напугана, потому что решила, будто у нее под кроватью мужчина; и почти так же боялась, что его там не окажется, – после того, как подняла тревогу. И тут, из-под кровати вдруг выполз жирный вундеркинд по имени Бонго… нет, Бинго! И наплел какую-то дурацкую историю: якобы он спустился вниз и едва не налетел на привидение, которое – клялся он и божился – видел накануне. Заметив, что дверь мисс Зад-сон открыта, он нырнул в нее, чтобы спрятаться. Но, мама, когда он смотрел на нас, очень уж бегали его глазки. Нет-нет, я не имею в виду, что он врал насчет привидения! Толстячок был таким же белым, как… призрак. Но он что-то прятал за спиной. Я не верю, будто он вышел из своей комнаты, чтобы попить водички, – точно так же, как его матушка не верит, что мисс Задсон вышла из своей комнаты, чтобы наведаться в ванную. Мама! – Я постаралась избавиться от укоризны в своем голосе. – Буду очень благодарна, если ты ответишь. Что я должна сделать, чтобы пробудить в тебе интерес? Скажи, что ты думаешь об исчезновении надувной лодки, а ведь именно эту перемену я заметила – хотя и не осознала этого сразу – в лодочном ангаре. А как насчет противоречивого поведения Пипса и Джеффриз? Мне показалось, что у Пипса при виде Теолы Фейт загораются глаза, да и Джеффриз вчера вечером демонстрировала привязанность к Теоле, но они бросили ее на съедение шерифу…

Мама не ответила… потому что ее там не было. А разговаривала я все это время с черным шелковым пеньюаром, висевшим на двери. Утро ворвалось в комнату, загнало тени под шкаф и в каминную трубу, где им предстояло затаиться, пока снова не наступит ночь. Я знала, кто я и где я, а еще я знала, что это первый день остатка моего замужества!

– Доброе утро, Элли. – Бен сел в постели.

– Доброе утро, мистер Хаскелл. – Если со мной обращаются как со служанкой, которая согревает постель хозяина, заменяя обычную грелку, то и отвечать я буду соответственно.

– Родная… – Он слез с кровати, качая головой. – Как там говорится в той старой поговорке: "Не позволяй гневу подниматься вместе с солнцем"?

– Что еще за чушь!

Он дернул за ворот своей пижамной куртки, запамятовав, что она застегивается на старорежимные пуговицы, а не новомодные липучки. Пуговицы полетели в разные стороны, одна из них едва не угодила мне в глаз.

– Меткий выстрел, – процедила я.

– Элли! – Он стукнул себя по обнаженной груди. Наверное, ждал, что я подползу, схвачу его за руку и примусь покрывать ее покаянными поцелуями. – Я по-прежнему считаю, что вчера вечером ты была не права, но готов поверить, что тобой руководило скорее ложно понятое благородство, нежели…

– Откровенная злонамеренность?

– Я собирался сказать: глупость.

– Ну спасибо на добром слове.

С каким же удовольствием я наблюдала, как он откинул крышку белого чемодана и принялся рыться в нем. Женина интуиция подсказала мне, что он ищет свою серебристо-серую рубашку. Но с какой стати сообщать ему, что она вовсе не в белом, а в синем чемодане?!

– Бен, – сухо сказала я, – я много думала, пока спала, и в результате очень устала – так что, с твоего высочайшего позволения, останусь на все утро в постели.

Неужто я нажала на кнопочку страха? Глаза его лихорадочно заблестели, а горестные складки, избороздившие лицо, могли соперничать с морщинами на рубашке, которую он сжимал в руках.

– Что случилось? – Бен схватил мою руку, и на миг мне показалось, что он осыплет ее поцелуями, но – черт возьми – он всего лишь проверял мой пульс. – Ты сказала вчера, что дело не в утреннем токсикозе. Что с тобой? Что-нибудь болит?

– С ребенком все в порядке, – сообщила я стене. – Просто мне хочется полежать с хорошей книжкой. – Глаза мои старательно избегали "Мамочку-монстра" на прикроватной тумбочке.

– Элли, – Бен навис надо мной, будто совершающий обход доктор Хаскелл, – ты же не можешь вечно здесь отсиживаться.

– Одно утро, пусть даже два – еще не вечность. Я не забыла, что сегодня вечером – блистательный финал. Мисс Икс говорила что-то насчет официального обеда; полагаю, после него – когда все мы усядемся кружком, потягивая бренди и покуривая сигары, – будет торжественно объявлено, кто же оказался счастливым избранником.

– Милая, я не волен обсуждать…

– Боже упаси! – Я откинулась обратно на подушки, и жизненные силы окончательно и бесповоротно покинули меня. Ни один из нас так и не узнает наверняка, моя ли в том вина, если имя Бена не выкрикнут под грохот фанфар. Переступая порог этого дома, я отдавала себе отчет, что должна соответствовать высокому званию спутницы Кулинара. А что в итоге? Лишь наделала глупостей и все загубила.

Вчера вечером моему самолюбию было легче: вчера вечером я могла отличить правильное от ошибочного. Я была права, а Бен ошибался. Теперь же я знала одно: не желаю, чтобы кто бы то ни было приносил мне завтрак в постель.

– Беги скорее на свое собрание! – Я отвернулась, так что его поцелуй соскользнул с моей щеки. – Обо мне не беспокойся. Сползу вниз, как только путь будет свободен. – Воспоминание о береговой охране всплыло на поверхность моих мыслей. Закончились ли эти ужасные работы по осмотру дна реки? Скоро ли шериф сообщит нам о печальной судьбе Мэри? Разрешат ли нам уехать отсюда сегодня вечером или завтра утром? Мэри Фейт… и вновь я вернулась мыслями к ней.

Последний долгий взгляд – и Бен удалился. Я осталась одна в комнате, где отнюдь не чувствовала себя уютно. Не нравилось мне, как вся эта мебель на меня смотрит. Ах, чего бы только я не отдала, лишь бы ощутить рядом теплого, милого Тобиаса! На худой конец, сгодился бы даже голубь. Слишком растревоженная, чтобы уснуть, и слишком подавленная, чтобы вставать, я энергично взбила подушку – вследствие чего ее немногочисленные перья сбились в один угол. А вот и моя рука – тянется к "Мамочке-монстру". Может, я наказываю себя или же пытаюсь вызвать Мэри на разговор – еще разок? Открыв последнюю страницу, я прочла:

Итак, мама, оставляю тебя под мрачной сенью Горы Злодеяний, я же тем временем направляюсь в Долину Солнца. Поверь, я не испытываю к тебе ненависти. И больше не просыпаюсь посреди ночи от болезненного ощущения пустоты, потому что ты ни разу не испекла шоколадного печенья. Женщина, которой я стала, сдружилась со злобой и ее неразлучной приятельницей – жалостью. Пока ты продолжаешь увязать в болоте оправданий, мы не сможем встретиться, но, если когда-нибудь ты пороешься в глубинах своей души и отыщешь там слова "Прости меня, малышка!", моя дверь и мои объятия широко раскроются, чтобы принять тебя.

Черт побери! Вот они, волчьи ямы материнства! Но я-то уж точно спеку свои пальчики до хрустящей корочки. Буду подавать свежесдоенное молоко к каждой трапезе, никогда не позволю ребенку увидеть меня без макияжа, с нечесаной головой, с ненакрашенными ногтями на ногах. Никогда не войду в детскую без стука… И помру от истощения, если попытаюсь выдержать этот темп.

Отшвырнув "Мамочку-монстра", я потянулась к "Заведению детей ради удовольствия". В главе седьмой, если я правильно запомнила, подробно рассказывалось об опасностях, которые таит в себе стремление стать Всемогущей Мамой. Так что хватит зацикливаться на Мэри, довольно ворошить неприятные воспоминания. Несварение мозгов не менее вредно для ребенка, чем несварение желудка. Бедняжечка, должно быть, считает, что живет в морской пучине. Ах черт! Снова я за свое! В надежде отвлечься от пугающего образа Дурно Воспитанного Ребенка, я заголосила колыбельную. Голос у меня отвратительный, но у мамы был не лучше – а я всегда обожала песенку про долгоножку, захмелевшую от вина из одуванчиков. Если б только вспомнить слова… но мама выдумывала их на ходу; она танцевала роль главной героини, в то время как папа по-пингвиньи расхаживал взад-вперед, изображая разгневанного официанта, размахивающего невидимым черпаком…

Из "Заведения детей ради удовольствия выпало несколько сложенных листков бумаги. Что еще такое? Ага! Письмо Примулы Трамвелл. То самое, что я получила в день, когда Бен разжился весточкой от Кулинаров, – и в тот же самый день они с Гиацинтой нанесли мне неожиданный визит, дабы сообщить о Черном Облаке. Теперь я едва помнила, что там наговорила эта загадочная Шанталь… что-то невразумительное насчет поиска ответа в самой себе. Неужто нынешним чувством бессилия я обязана суеверной ерунде – будто, мол, вчерашняя трагедия была предопределена свыше? "Дом, окруженный водой"… какая меткая характеристика Мерлин-корта, Менден-холла – а вкупе с ними и сотен других домов! Что же касается слов "адские муки" и окутаны тенью", то я подумала об одежде из модного магазинчика. Один размер подходит всем. Милые Примула и Гиацинта! Прибегнув к пузырьку с нюхательными солями ввиду моей беременности, они пришли в ужас, когда Шанталь рассказала о своем видении, а я, изнеженная дурочка, пригрела страх на своей груди и воскликнула: "О горе мне!" Но довольно. Вовсе не Черное Облако взорвало моторку, а я не настолько беспомощна и безнадежна – хотя, должна признать, не такая уж смелая и с радостью пригубила бы сейчас травяной отварчик, рецепт которого вложила в письмо Примула: бальзамник, шандра, мята болотная – и все это хорошенько настоять на имбирном эле под полуденным солнцем.

Отбросив одеяло, я решительно ступила на пол – и на избранный путь. Что-то чертовски неладное творится в этом доме, и я знала, в чем дело. Поверьте, мне вовсе не улыбалось прослыть ищейкой или паникершей, но я обязана была хотя бы отыскать пропавшие ножи. Даже если их стащили шутки ради – под влиянием атмосферы "Печального дома", – это все равно необходимо было выяснить. Что же до зловещей возможности того, что отбывших членов нашей группы следует скорее именовать отбывшими в мир иной"… то я предпочитаю думать лишь… о правде, которая дарует свободу всем нам. Кроме, разумеется, убийцы бедной Мэри Фейт.

Торопливо стаскивая через голову ночную рубашку, я мельком глянула на себя в зеркало. И почему тревога всегда оседает вокруг моей талии? Или это наказание мне за то, что вчера не поужинала? Вот вам еще пять фунтов. Святые небеса, в зеленом бархатном платье с кружевным воротничком я напоминала старомодную матрону, напялившую турнюр задом наперед. Когда вернусь домой – если этот радостный день вообще наступит, – сообщу доктору Мелроузу, что хотела бы выслушать мнение еще одного специалиста относительно даты моих предполагаемых родов.

– Эй, выше нос! – Увы, лицо в зеркале упорно избегало моего взгляда.

По дороге в ванную я никого не встретила. Однако, очутившись там, не испытала особого желания задерживаться. Теплой пенистой воде было не под силу смыть воспоминание о начертанных на кафеле словах: ЭТОТ ДОМ ТЕБЯ ПОГУБИТ. А чуть позже, расчесав волосы и уложив их в узел, я не захотела даже заглянуть в аптечный шкафчик. Слишком он маленький, ножи все равно не поместились бы.

Время не ждет, Элли! Облачившись в один из своих ансамблей для беременных – серые штаны и широкую блузу, на которой было вышито слово "МАЛЫШ" и указывающая вниз стрелка (отчего я боялась наклоняться), – я замешкалась на пороге своей комнаты. Может, вернуться и застелить кровать? Нет, нельзя отступать с избранного пути. Крадучись добравшись до лестницы, я глянула вниз. В холле тихо и спокойно. Никаких подозрительных теней. Смерть ничего не изменила. Заключительное собрание Кулинаров, очевидно, идет полным ходом, но вот присутствуют ли на нем Пипс и Джеффриз – это вопрос. Что касается Эрнестины, надеюсь, она готовит завтрак, но, прежде чем войти к ней в комнату, обязательно постучусь.

О том, чтобы обыскать весь дом, не было и речи, так что оставалось уповать на то, что человек, взявший ножи, спрятал их в своей комнате. Будь я преступницей, первым делом вспомнила бы о незакрепленной половице в нашей спальне. Нет, это было в Мерлин-корте, а не здесь. Но… минуточку… кажется, я слышала такой же красноречивый скрип, пересекая одну из комнат в этом доме?

Я замерла как вкопанная посреди коридора, будто меня дернули за поводья. Но вовсе не из-за смутных воспоминаний. Причиной моего участившегося сердцебиения была дверь Марджори Зад-сон – приоткрытая, совсем чуть-чуть. Я была уверена, что несколько минут назад, когда я возвращалась к себе, чтобы одеться, дверь была закрыта.

Разумеется, только самая крайняя нужда заставила бы Марджори покинуть собрание! Поразительно, что ей позволили уйти, если только… я на цыпочках продвинулась вперед… если только ее не лишили права быть избранной… Я невольно охнула. Мой проклятый локоть задел дверь, та качнулась внутрь, едва не сбив с ног Эрнестину Хоффман. Она стояла перед выдвинутым ящиком прикроватной тумбочки и держала в руках комплект блестящих ножей.

– Ну, что скажете? – Отнюдь не пытаясь совершить харакири, мамаша вундеркинда исходила праведным гневом. – Такая приятная с виду дамочка! Кто бы мог подумать!

– Вы хотите сказать, мисс Задсон и есть та самая мошенница, что стащила ножи? – Пятясь от блестящих клинков, я закрыла дверь. – А вы, значит, заглянули сюда из чистого любопытства?

– Не думаете же вы, что я пытаюсь запихнуть улики к ней в ящик!

Нет, невозможно! Эрнестинина прическа "под горшок" и полосатый халат вопили о ее респектабельности. На туалетном столике лежала черная, с огромным бантом, шляпка Марджори, в которой она впервые появилась в Менденхолле, бесстрашно переплывя реку в исподнем. На тумбочке возле кровати покоилась "Плененная невеста" в бумажном переплете, а рядом – потрепанная тетрадка с написанным от руки заголовком: "Пятьсот моих любимых приворотных зелий". Мэри была не единственной писательницей в этом доме.

– Я уже не знаю, чему верить…

Вчера вечером я видела у Эрнестины нож, но ведь она могла подобрать его в Красной комнате – вдруг это тот самый, которым проткнули портрет Кота-Мертвеца?.. В таком случае им же могли приколоть хваленый рецепт графа Венсана к его же подушке. Я обессиленно привалилась к двери. А что это за пятна на лезвии самого маленького из трех ножей? Ржавчина, наверное? Ни один здравомыслящий маньяк не бросит где попало использованное оружие, не протерев его предварительно салфеткой или хотя бы рукавом. Ведь так? Внутренний голос, срываясь на визг, велел мне остановиться. Не думать об исчезнувших Гроггах, пропавших Браунах и удравших графьях. Надо действовать потихоньку. Я собиралась спросить Эрнестину, были ли у нее основания подозревать конкретно Марджори или же она просто методично обыскивала все комнаты подряд, – однако спросила совсем о другом:

– Вы ведь и раньше такими делами занимались, верно?

– О чем вы говорите?!

– Да нет, я не о ножах, – успокоила я ее. – Ведь если бы вы собирались подбросить ножи, то вам наверняка хватило бы ума надеть перчатки.

– Отпечатки пальцев! – Ее голос взял высокую ноту, а ножи с лязгом упали на кровать. – Я и не подумала…

– Да и с чего бы? Вы ведь пришли сюда не затем, чтобы доказать – или опровергнуть, – что Марджори Задсон преступница. Вы всего лишь хотели найти что-нибудь – что угодно! – дабы вышибить ее из кандидатов в Кулинары.

– Ну и нахалка же вы! – Эрнестина уже пришла в себя и завелась. – А я-то считала, что оказываю вам любезность, подтверждая ваши идиотские обвинения – что, мол, здесь много чего творится, помимо разлетевшейся на куски Мэри Фейт! К вашему сведению, молодушка, подозрения по поводу мисс Задсон у меня возникли вчера вечером, когда она попыталась убедить, будто разрешила загадку исчезновения Браунов. Эта дамочка сообщила, что читает вот эту книжку, – Эрнестина ткнула в "Плененную невесту", – и что раньше видела ее у Хендерсона Брауна. Это, дескать, дурацкая сказочка про человека, похитившего свою собственную жену…

– Точно! – Я испытала такой подъем, что едва не воспарила в воздух. – Уверена, что так оно и есть! Хендерсон решил поиграть в загадки! Это он написал название книжки на зеркале. Помните смазанные слова? Подозреваю, что он перекинул Лоис через плечо и удрал вместе с ней под покровом ночи – возможно, на нашей "Нелл Гвинн".

– Что?!

– А Лоис пожертвовала Кулинарами во имя любви. Ей ведь так не хватало романтики в отношениях со своим приземленным мужем.

– Сочиняйте свои сказочки, сочиняйте. – Пухлое лицо Эрнестины сейчас очень напоминало физиономию ее отпрыска. – Мой Франк все время повторяет, что у меня чрезмерно развитое чувство ответственности, так как я рано созрела.

– Ясное дело! – услышала я свой едкий голос. – В своем рвении услужить дорогому сыночку вы даже залезли на днях в мою спальню. Соланж видела, как вы оттуда выходили. Кое-какие вещи оказались передвинуты… книжка, например. А сумка была застегнута на молнию. Та самая сумка, в которой лежало письмо от моей свекрови.

– Ну и что? – Она присела было на кровать, но тотчас подскочила – то ли совесть кольнула, то ли нож.