Текст книги "Чисто весенние убийства"

– У вас было много дел, – возразила я, – ведь пришлось занимать гостей, с которыми вы едва знакомы. Когда я сама оказываюсь в таком положении, вокруг может трубить хоть целое стадо слонов, я и ухом не поведу.

– Есть кое-что еще. – Казалось, Женева обрадовалась возможности выговориться. – Мне не следовало устраивать собрание именно в то утро. Но я почему-то вбила в голову, будто гости отвлекут Барселону от ее переживаний, – это ведь был день рождения бедняжки Джессики. Однако сестра лишь еще больше разволновалась. Она изо всех сил пыталась помочь мне, но то и дело заливалась слезами, а перед самым вашим приходом уронила тарелку с лепешками. И нам пришлось в срочном порядке замешивать тесто. Словом, Барселона окончательно пала духом. А тут еще эта нелепая смерть…

– И вы вините во всем себя, – вздохнула я, сознавая, что эта пагубная привычка свойственна и мне: хлебом не корми, дай попереживать на пустом месте. – Но ведь если бы не несчастный случай, гости могли бы развеселить Барселону, как вы и рассчитывали.

Женева покачала головой.

– Я знаю, это звучит кощунственно, но случись несчастье в любой другой день, тогда, наверное, Барселона отнеслась бы к смерти миссис Гигантс поспокойнее. А так я вообще поражена, как она сумела прийти на кладбище. Я пыталась отговорить ее, но сестра боялась, что пойдут разговоры, если она не придет. Хотя, возможно…

– Да? – с готовностью подхватила я.

– Может, вы поговорите с Барселоной? Она в гостиной, отдыхает на диванчике… Глядишь, и поймет, что о ней беспокоится не только ее суетливая и бестолковая сестра…

– С радостью.

– А я сбегаю в магазин! Куда легче опустошать кошелек, когда знаешь, что дома у тебя все в порядке. Конечно-конечно, я постараюсь управиться как можно скорее. Одна нога здесь, другая там. Вы ведь не обидитесь, если я брошу вас прямо сейчас, даже не напоив чаем?

– Разумеется, нет. – Я посторонилась. – И не волнуйтесь, я никуда не спешу.

– Точно?

Женева опять принялась шарить в бездонной сумке, разыскивая ключи. На свет были извлечены груды всякой всячины – салфетки, кошелек, увесистая записная книжка, слипшиеся леденцы, секатор, пачка собачьего корма – но только не ключи. Женева потерянно оглядела свое имущество, пробормотала: «Черт с ними, запихнула все обратно и сообщила, что запасной ключ всегда лежит под цветочным горшком у задней двери. Я искренне понадеялась, что она не рассказывает об этом всем подряд. С такими непосредственными натурами, как Женева Миллер, надо держать ухо востро – подчас они бывают преступно доверчивы.

Прежде чем сунуть нос в гостиную, я возвестила о своем появлении деликатным стуком. Шторы были задернуты, в комнате желтыми пятнами сияли лампы, в камине скорбно потрескивал огонь. Я скосила глаза и поймала укоризненный взгляд терьерши. Барселона покоилась на диване, голову ее подпирала гора пухлых подушек, а на животе высился толстенный том. Раздвинув унылые космы, она близоруко уставилась на меня.

– Здравствуйте, – прошелестела Барселона, наблюдая, как я тараканьим шажком приближаюсь к ее ложу. – Кажется, я слышала голоса, но во время депрессии мне всегда что-нибудь мерещится. Где Женева?

– Отправилась по магазинам. Купить что-нибудь к чаю.

– Да-да, – вздохнула Барселона, – я так неважно себя чувствую!

Если природа наградила тебя круглым и курносым лицом, выглядеть болезненным созданием нелегко, но Барселоне это как-то удавалось. Мне даже почудилось, что я разглядела ту хорошенькую девушку, какой она, наверное, некогда была, пока скорбь не завладела ее существом.

– Женева мне сказала, что вы немного прихворнули. – Я пыталась нащупать тонкую грань между сочувствием и жизнелюбием. – Хотя, наверное, вам обеим пришлось нелегко.

– Сестра такая сильная, – донесся до меня вздох. – Правда, я где-то прочла, что после климакса организм подвергается атаке мужских гормонов. Но она и раньше была как скала. – Барселона приподнялась было на локте, но потом передумала и обессиленно откинулась на подушки. – Женева с детства была такой. Она заменила мне родителей. Я стала смыслом ее жизни. – Барселона испустила очередной трагический вздох. – Но я стараюсь не быть ей в тягость. Вас не затруднит, – она взмахнула рукой и тут же уронила ее, – подбросить в огонь еще одно полено? И не могли бы вы подать мне шаль? Она висит на стуле. – Героическим усилием страдалица оторвала голову от подушки и невидяще уставилась вдаль. – Там, у двери… – Я проследила за ее взглядом в полной уверенности, что стул сбежал в Австралию, но тот мирно стоял в двух шагах от дивана.

– Милая вещица, – сказала я, подбросив дрова и сунув Барселоне шаль, в которую она тут же принялась кутаться с видом потерпевшей кораблекрушение вблизи Антарктиды. Шаль была сплетена из тоненьких тесемок и выглядела как потрепанное посудное полотенце. – Это работа Женевы?

– Нет, я сплела ее сама, в эпоху повального увлечения макраме. В молодости я интересовалась искусством. Именно тогда я познакомилась с художником, который потом написал портрет нашей Джессики. – Она откинула волосы и устремила взгляд на портрет. – Его зовут Антонио Пукучкус, он больше известен своими скульптурами, но, как видите, оказался и превосходным живописцем. Впрочем, Джессика могла вдохновить кого угодно. Настоящий талант! – Сорвав с носа очки, она прижала к глазам кончик шали. – Наша красавица могла позировать часами, если я сидела рядом. Антонио позволил нам оставить у себя эскизы. Они развешаны в других комнатах. А еще у нас есть сотни фотографий. Я как раз разглядывала альбом. – Барселона с усилием скрестила руки на раскрытой книге. – Моя дорогая Джессика была великой моделью, Клаудиа Шиффер ей и в подметки не годится. А уж как она вела себя перед объективом! Мой ангелочек простым поворотом головы мог выразить свое величие!

В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим тиканьем часов и потрескиванием поленьев. Наконец Барселона едва слышным шепотом спросила, не хочу ли я взглянуть на фотографии. Я с готовностью пододвинула стул, благоговейно взяла альбом и постаралась придать своей физиономии предельно восхищенное выражение.

– Здесь она снята в тот день, когда мы повели ее в музей мадам Тюссо – Барселона гордо ткнула пальцем в мутную фотографию. – Но она не пошла!

– По-моему, туда не пускают собак, – осторожно заметила я.

– Не знаю, не знаю, бедняжку начало трясти, стоило только Женеве упомянуть про комнату ужасов. Так что мы вместо этого отправились в кондитерскую. Наша малышка просто обожала клубничное мороженое! А потом мы отвели ее к знакомой педикюрше, в Сохо.

Барселона продолжала медленно переворачивать страницы. Джессика у моря. Джессика на диване. Джессика, закутанная в шаль (точную копию той, которой была обмотана сейчас Барселона). Джессика пьет шампанское. Джессика грациозно ныряет в такси (чтобы впервые встретиться со своим суженым Бароном фон Буфером).

– Она была так счастлива! – горько прошептала Барселона. – Глядя на мою милочку, я поверила в любовь с первого взгляда. – Голос ее дрогнул, и она захлопнула альбом. – Но его чувства не отличались той же глубиной, иначе этот невежа хотя бы ради приличия выдержал траур после ее кончины! – Глаза Барселоны сверкнули. – Но этот похотливец фон Буфер тут же подцепил вертихвостку Лиззи Футси. Маленькая шлюшка! У нее даже ни одной приличной награды не было. Из тех сук, что готовы отдаться любому кобелю за огрызок печенья!

Именно в этот миг я вдруг поняла, что Барселона Миллер не просто со странностями, а совершенно безумна. Она тут ни при чем, бывают люди с пунктиками похлеще, но мной овладело неудержимое желание убраться отсюда, прежде чем язык ляпнет что-нибудь неуместное. К сожалению, язык зачастую оказывается куда проворнее ног.

– А кто-нибудь из потомства Джессики стал чемпионом? – спросила я.

Барселона помрачнела еще больше.

– Не знаю. Это тягостный вопрос, терпеть не могу этих ублюдков! И зачем только Женева настояла, чтобы мы двоих оставили? Ох, простите – Она порывисто сжала мою руку. – Я такая неблагодарная! Вы возитесь со мной, а я… Это все нервы. Может, маленький глоточек бренди пойдет мне на пользу? – Барселона оживилась. – По-моему, в кладовке оставалась бутылка. Вы как?..

– Чудесно! – Я вскочила на ноги и оказалась у двери прежде, чем она успела закончить фразу.

– Где кухня, вы знаете. Кстати, загляните в кабинет, там висят самые лучшие эскизы.

Понадеявшись, что моя восторженная готовность полюбоваться Джессикой выглядела вполне натурально, не мешкая ни секунды, я выскочила в холл. У меня не было ни малейшего желания лицезреть растиражированную морду несравненной Джессики, но дверь кабинета все же приоткрыла, просто чтобы убедиться: призрак миссис Гигантс не разгуливает с мокрой тряпкой. Комната и без трупов выглядела не слишком весело. Старательно вглядываясь в сумрак, никаких призраков я не заметила, но легче мне не стало. Перед глазами маячила жуткая картина: опрокинутая стремянка, распростертая миссис Гигантс с изумленно отвисшей челюстью, в руке зажата метелка для пыли, рядом совок с мусором и пеплом.

Я пулей влетела в кухню, словно за мной гнались по меньшей мере полдюжины взбешенных привидений. Нашарить выключатель не удалось, а потому пришлось отыскивать кладовку на ощупь. Дверь обнаружилась рядом с черным ходом – крошечная конура, где вряд ли смог бы уместиться человек нормальных размеров. Я разглядела обшарпанный стеллаж. Узкое оконце в шести футах над моей головой заросло паутиной, другое освещение предусмотрено не было. Зато была еда. Я тут же повеселела. Коробки и банки с провиантом приветливо таращились на меня. А вот и бутылочка! Я схватила ее, и в это мгновение дверь кладовки захлопнулась.

На меня словно накинули черное покрывало. Сердце гулко забилось. Что за глупость, одернула я себя, достаточно нащупать ручку и повернуть. Правда, имелась одна сложность: ручку-то я нащупала и даже повернула, но дверь и не подумала открыться. Пораскинув мозгами, я отложила бутылку и что было сил заколотила по двери. Никакого результата. К тому времени, когда я созрела для крика, меня посетила страшная мысль: а будет ли от этого толк? Если кто-то или что-то меня заперло, то, может, он, она или оно прячется где-то рядом, весело хихикая?

Глава седьмая

Каждый предмет мебели следует тщательно осмотреть, не поел ли его жучок, после чего хорошо почистить, прежде чем поставить на место.

– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? – ехидно пропел Фредди у меня за спиной. Дело происходило в понедельник, на следующее утро. Вчерашний ужас оставил след в моем сознании – отныне я с подозрением относилась к кладовкам. Бен, по своему обыкновению, улизнул на работу, предоставив мне в одиночку бороться с монстрами, засевшими за дверью нашего чулана. Как назло, кончился хлеб и мне волей-неволей пришлось отважно прошествовать к проклятой дверце. Возможно, я и в самом деле на пару минут замешкалась перед ней. Возможно даже, что драгоценный кузен вполне искренно озабочен состоянием моего здоровья, но в это верилось с трудом. Уж больно сладок был его голос.

– Спасибо, со мной все в порядке, – холодно сказала я, выныривая из кладовки и опрометью кидаясь прочь. Шмякнув батон подле тостера, я перевела дух. – Знаешь, в той жуткой конуре стояла такая темень! Проведи я там еще несколько минут – превратилась бы в бедняжку Джейн Эйр, которую злобная тетка заперла в комнате, где помер ее муженек. Тряслась бы от страха и завывала дурным голосом, а призраки обступали бы меня со всех сторон.

– Ну-ну, Элли, прекрати молоть чушь! – Фредди схватил тост и проворно отправил его в рот. – Вы с миссис Гигантс на пару там бы не поместились. И, кстати, пора бы тебе научиться расслабляться в критических ситуациях. И наслаждаться, так сказать, моментом.

– Единственный момент, которым я насладилась, – буркнула я, свирепо размазывая по тосту масло, – случился чуть позже, когда выскочила из этой крысиной норы. Наверное, вся история напоминала французский фарс. Женева вернулась домой, потому что забыла список покупок. Дверь черного хода ударила по двери кладовки, и та захлопнулась. Женева тотчас поспешила к своей сестрице, дабы та не вообразила, будто в дом ворвалась шайка грабителей-психопатов. Поворковав с Барселоной, она все-таки решила наведаться в магазин, двинулась к выходу и тут услышала, как я в кладовке играю на барабанах. На мое счастье, Женева оказалась сообразительной особой и мигом поняла, что произошло. Проклятая дверь вечно выкидывает всякие фокусы, и Женева давно уже подумывала ее починить.

– Да-да, Элли, продолжай. – Фредди пребывал в благодушном настроении. – Ничего, что я слышу это уже в седьмой раз. Как там говаривали Фрейд, Юнг и прочие нудные старикашки? Нужно исторгнуть из себя это переживание, Элли, вот! – Он грациозно закинул в утробу два вареных яйца и хищно глянул на третье. – Тогда, быть может, появится надежда, что ты вновь станешь полноценным членом общества и сварганишь что-нибудь пожевать. Кроме того, после всех твоих рассказов о Барселоне Миллер я не думаю, что в мире наблюдается нехватка чокнутых.

Я села за стол напротив него и уткнула нос в чашку с чаем.

– Все дело в том, что я не назвала бы Барселону симпатичной сумасшедшей.

– Только потому, что она не оторвала задницу от дивана, когда ты застряла в кладовке?

– Вовсе нет. Думаю, в их семействе четкое разделение обязанностей. Приходить на помощь и спасать – это по части Женевы. Барселона уступила сестре право заботиться обо всем на свете. Неприятное чувство возникло у меня после того, как я отправилась полюбоваться на собачек. Женева предложила мне взглянуть на них, и я сдуру согласилась. Честно говоря, ужасно люблю возиться с щенками. Поразительно, что этим милым созданиям под страхом смерти запрещено появляться в доме.

– Действительно, жестоко, – согласился Фредди, выхватывая у меня последний тост. – Но если честно, Элли, для сестриц Миллер собаки – всего лишь бизнес.

– Чушь! – убежденно возразила я. – Поначалу я тоже так думала. Но причина, по которой Барселона не пускает в дом всех этих симпатичных терьеров, заключается в том, что она тем самым наказывает собак за то, что они живы. А ее несравненная Джессика мертва. Обычная злоба под маской сентиментальности. И по правде говоря, я теперь не питаю к Барселоне Миллер ни малейшей симпатии. – Не обращая внимания на Фредди, который гипнотизировал тостер, я отобрала у него измазанную яйцом тарелку и отправила ее в мойку. – Приятные сумасшедшие, иначе называемые милыми чудаками, совсем не такие. Забавные безумцы думают, что они чайники или холодильники. Или обитают на деревьях, дабы постичь свою внутреннюю сущность. Некоторые из них бывают очень умными и интеллигентными людьми. Возьми, к примеру, доктора Джонсона.[1]1
  Б. Джонсон (1572–1637) – классик английской литературы


[Закрыть] – Я открыла кран и выдавила на губку каплю моющей жидкости. – Большой оригинал, хотя, думаю, с ним было бы интересно поговорить, если бы удалось отвлечь его от рассуждений о словаре.

– Я понял. – Фредди встал, потянулся, едва не сбив вазу с полки, и зевнул так, что мог проглотиь половину Австралии. – Тебе просто не нравится Барселона Миллер, и ты не пригласишь ее на свой день рождения, даже если она посулит заявиться с воздушным шариком! Ничего страшного, бывает!

– Что ты там несешь?

– Противные сумасшедшие – это те, с которыми мы не можем общаться, потому что они придерживаются взглядов, противоречащих нашим собственным, – назидательно продекламировал Фредди.

– Эту мудрость ты почерпнул из словаря доктора Джонсона?

Фредди пересек кухню и в позе лектора остановился у окна.

– Я хочу сказать, – гнусавым голосом забубнил он, – что иногда все дело в личном отношении. Мы с тобой единодушно поставили миссис Брюквус в начало списка неприятных сумасшедших только потому, что она ошивается у «Абигайль», размахивая идиотскими плакатами, вместо того чтобы осаждать лавку в Грошовом переулке, ну ту, где торгуют вещичками для тощих лилипуток.

– Согласна! – Я вытерла мыльные руки о его свитер.

– Может быть, Элли, – продолжал Фредди заботливым тоном хирурга, обнаружившего в организме любимого пациента опухоль с баранью голову, – твое негативное мнение о Барселоне Миллер слишком несправедливо? Вдруг все дело в том, что она не опередила свою сестру в гонке за право первой вызволить тебя из кладовки?

Я сложила руки на груди и прожгла кузена взглядом.

– Послушай, дорогой Фредди, что это с тобой стряслось? С каких это пор тебя стало волновать мое мнение о женщинах, с которыми ты даже не знаком?

– Меня беспокоит, что ты слишком быстро перешла от своей неприязни к Барселоне Миллер к ужасному выводу, что она, возможно, столкнула миссис Гигантс со стремянки. К чему думать о мотиве?! Отыскать его никогда не поздно.

– Ну и наглость! – взвилась я. – А кто, интересно, заикнулся первым, что миссис Гигантс могла без чужой помощи упасть со стремянки?! – Мой указующий перст обратился на Фредди. – А если так, то сестры Миллер – наиболее вероятные подозреваемые, поскольку происшествие случилось в их доме!

Кузен проникновенно прижал руку к груди.

– Признаю, что не мне бы заводить с тобой этот разговор, поскольку понимаю, как это здорово – рыскать повсюду, изображая Шерлока Холмса. Но мне кажется, Элли, сейчас не самое подходящее время. У тебя полно других дел. Ты уже столько времени разглагольствуешь, что надо закончить весеннюю уборку, и…

– И еще ресторан… – Я уныло вздохнула. – Миссис Брюквус небось опять вопит под стенами «Абигайль»?

– Не-а. На Западном фронте без перемен! – отмахнулся Фредди и задумчиво наморщил лоб. – Или «Абигайль» смотрит на восток? Впрочем, какая разница. Бен держится молодцом. Бодр как никогда, так что на твоем месте, кузина, я не стал бы нервничать по пустякам. Он не собирается выбрасывать белое полотенце.

– А, по-моему, пора бы…

– Еще чего! Твой муж не из тех, как ты выразилась, милых чудаков, что тратят жизнь, просиживая штаны на дереве и раздумывая, чайник он или утюг. Лучше подумай о Джонасе.

– Ты это к чему? – спросила я, ощутив, как гулко забилось сердце.

– Элли, ты смотрела на него в последнее время?

– Разумеется.

– И тебе не кажется, что он выглядит так себе? – Лицо Фредди вдруг стало необычайно серьезным. – Может, я принимаю это слишком близко к сердцу, но мне очень не хочется видеть, как наш старикан катится под гору.

– Ты же видел, что я пыталась заставить его поесть, – проворчала я. – Завтра же поговорю с доктором. В последний раз он уверял, что, если не считать бронхита, Джонас в полном порядке.

– Я вовсе не к тому клоню, будто ты плохо заботишься о старикане, в конце концов, я не прихожусь ему мамашей. – Фредди, никогда и ни при каких обстоятельствах не теряющийся, сейчас пребывал в явном смятении. – Просто он отличный малый, настоящий молоток и…

– А на самом деле, – ввернула я любимую присказку Тэма и дернула Фредди за серьгу, – ты его любишь. Ладно уж, можешь на меня положиться – не выдам я твою тайну. Было бы что скрывать! Джонас и так все прекрасно знает. Вы с Беном заменили ему внуков, которых у него никогда не было. Так что сейчас же убери с физиономии кислую мину! – Этот призыв вполне годился и для меня. – А я непременно навещу доктора Соломона.

– Прямо сегодня? – Фредди немного повеселел.

– Как только доктор вернется. Надеюсь, Джонас…

Упомянутая личность распахнула дверь и довольно живо прошаркала на кухню. На ногах у Джонаса красовались полуистлевшие клетчатые тапки, которые старик отказывался снести на помойку, несмотря на тумбу в его спальне, битком набитую новыми тапочками. Одет он был в не менее древний халат, накинутый поверх полосатой пижамы. И как часто бывает с теми, кого ты только что представлял на пороге смерти, выглядел Джонас на редкость бодро. Остатки его волос стояли торчком, усы не мешало бы подровнять, но в глазах затаилась искра. Возможно, искру эту трудно было бы классифицировать как добродушную, но таков уж наш Джонас.

– А я-то рассчитывал увидеть новую бабенку, которую ты пригласила, Элли. Собирался помочь ей почувствовать себя как дома.

Джонас довольно хмыкнул и оседлал табурет.

– Надеюсь, она окажется в твоем вкусе, дружище! – И Фредди подмигнул ему как мужчина мужчине.

– Если даже и так, – вмешалась я, водружая чайник на плиту и запихивая очередную порцию хлеба в тостер, – то Джонас опоздал. У Трикси Маккинли уже есть дружок. Настоящий мужчина, рядом с ним вы оба выглядите мальчиками из церковного хора. Но все равно постарайтесь быть с нею полюбезней. Нам и так в последнее время не очень везет с домработницами, поэтому нужно считать большой удачей, что Трикси согласилась приходить в Мерлин-корт, пусть и раз в две недели.

– Берегись, Джонас! – Фредди дурашливо округлил глаза. – Если уж и Трикси не выдюжит, то нам с тобой всучат по фартучку и заставят носиться по дому с пылесосом.

– Не мешало бы заняться садом, – Джонас глянул в окно на старый раскидистый бук. – Давно нужно скосить траву на лужайке, а я еще даже не срезал отцветшие нарциссы.

– У тебя и так полно дел, – возразила я, ставя перед ним яйцо. – Кто будет присматривать за близнецами, пока я занята? Кстати, пора бы им проснуться! Отведу разбойников в детский сад и поспею домой к приходу Трикси.

– Давай я отведу, – предложил Фредди. – Бен – покладистый босс, но и у него есть предрассудки: почему-то твой муж требует, чтобы я хоть на минутку заглядывал на работу, прежде чем исчезнуть на целый день. – Он испустил тяжкий вздох. – Так что мне все равно придется потрясти свои старые кости. Как насчет машины? Она тебе понадобится?

– Нет, если ты привезешь детей обратно.

– Запросто! – согласился Фредди. Судя по всему, он объявил сегодняшний день Праздником Благих Дел. – Хотя если бы ты проявила благоразумие и позволила им ездить на заднем сиденье моего мотоцикла, тебе не пришлось бы полдня сидеть без машины.

– Мне машина ни к чему, – твердо сказала я. – Собираюсь проторчать все утро дома, поджидая Трикси. Как только ты с детками выметешься, брошусь наводить чистоту, а то она испугается и даст деру, не увидев самое интересное.

К счастью, утро выдалось удачным – Тэм и Эбби ради разнообразия решили проявить покладистость. Правда, Эбби напялила платье задом наперед, но это уже пустяки. Тэм вспомнил, что сегодня они должны рассказать о своих любимых игрушках, и пришлось устроить небольшой переполох, разыскивая его гигантскую мохнатую лягушку. Пожелав нам с Джонасом вести себя хорошо, дети с дядюшкой благополучно отбыли. Все было просто отлично, пока я не вернулась на кухню и не оглядела эти авгиевы конюшни.

Джонас, поймав мой взгляд, испуганно отодвинул чашку с чаем и под каким-то нелепым предлогом улизнул наверх. Дверь за ним захлопнулась, а я осталась в одиночестве глазеть на кухню в надежде, что та смутится и перестанет так нагло выставлять свои грязные углы. Как же! Что за черная неблагодарность, думала я, складывая посуду в раковину. И это после всего, что я для этой кухни сделала. Содрала зеленую кафельную плитку и заменила ее чудесными обоями с узором в виде пшеничных снопиков, заново собрала камин, установила новую раковину и, наконец, последний штрих, подарила кухне замечательную электроплиту. И как же эта дрянь ведет себе после этого? Копит грязь, чтобы выпихнуть ее на всеобщее обозрение в самый неподходящий момент!

Засучив рукава, я принялась скрести, драть и оттирать. Но долго сердиться я не могла, поскольку слишком любила этот старый дом. И Мерлин-корт отвечал мне тем же, позволяя чувствовать связь с прошлым, настоящим и будущим. Фарфоровый сервиз, который я сейчас мыла, принадлежал Абигайль Грантэм. Ее руки вытирали эту чашку и складывали эти тарелки. А когда-нибудь Эбби или жена Тэма будет так же стоять здесь, глядя в окно на сад, любуясь восходом и слушая птичий щебет, словно все это происходит впервые.

Убрав последнюю чашку, я заметила, что с полки шкафа на меня таращится фарфоровый пудель, подарок Рокси Мэллой. Я специально поставила уродца на виду, чтобы не забыть найти для него место. Поборов почти неодолимое искушение сослать собачку на бачок унитаза, в конце концов я водрузила бедного Фифи в гостиной на каминную полку, рядом со старинными часами. Глупая фарфоровая морда не лучшим образом сочеталась с желтыми китайскими вазами и массивными часами, но делать было нечего. Все остальное в гостиной было выдержано в согласии с отличным художественным вкусом, то есть с моим.

Я с тяжелым вздохом опустилась на диван. Хватило одного пристального взгляда на комнату, чтобы понять всю смехотворность этого утверждения. Да, мне нравилась мебель, но не я ее выбрала. Я лишь спасла ее от забвения, стащив с чердака. Правда, китайские вазы и настольные лампы – мое приобретение, но за годы, прошедшие после свадьбы, в гостиную проникло множество других, самых разнообразных предметов. Кривобокая миска, которую слепила тетушка Лулу на гончарных курсах. Картина, нарисованная Фредди, когда он возомнил себя новым Ван Гогом. Подушки, трудолюбиво, хотя и неумело, вышитые моей подругой Джилл.

Во всех углах теснились безделушки, которые я бы не купила даже под угрозой смертной казни. И хотя некоторые, вроде фарфорового Фифи, выглядели неуместно, большая часть уродцев прижилась и чувствовала себя вполне непринужденно. Может, именно это и составляет домашний уют? Когда вся глиняная, деревянная и матерчатая дрянь вдруг оборачивается милыми штрихами. Подтянув к себе одну из цветастых вышитых подушечек, я внезапно заметила крохотные пятнышки крови, темневшие среди довольно аляповатых цветов. Вот когда пригодится книга Абигайль, которую я на днях обнаружила на чердаке. Интересно, что там говорится по поводу пятен крови? И поможет ли рецепт, если речь идет о пятнах годичной давности? Дайте-ка вспомнить… Так… крахмал смешать с водой до образования однородной кашицы… Проще пареной репы! Непременно попробую. Как только прикуплю старый добрый крахмал в пачках, а не в новомодных аэрозольных упаковках. Зеркало над камином напомнило мне еще про одно неотложное дело. Зеркало Джонаса! Надо побыстрее вставить в раму новое. Вздохнув, я встала и поплелась на кухню. Грязь выпирала откуда только можно самым бессовестным образом.

В дверь со стороны сада постучали. Забывшись, я на мгновение подумала, что за дверью нетерпеливо топчется Рокси Мэллой в своей неизменной мохнатой шубе, наводящей на мысли о гориллах. Вот уж кому плевать на вопли какой-то там миссис Брюквус. Кстати, как однажды глубокомысленно заметил Фредди, Рокси может не беспокоиться, что на ее роскошные меха пошли какие-нибудь жутко редкие зверушки. По правде говоря, «Национальное общество крысоловов» должно воздвигнуть миссис Мэллой памятник.

С увлажнившимися глазами я открыла дверь. Передо мной стояла Трикси Маккинли.

– А вот и я! – сообщила она, расстегнула куртку и с порога метнула ее на вешалку. Изумленным взглядом я проследила траекторию полета, закончившуюся точнехонько на крючке. – А добираться сюда вовсе не так уж трудно! От моего дома идет прямой автобус.

Швырнув сумочку на стол, Трикси оглядела кухню. От ее быстрых черных глаз не укрылась ни одна деталь – ни крошки вокруг тостера, ни паутина, нагло трепетавшая в углу, ни сажа рядом с камином. Я поймала себя на том, что сравниваю белую профессиональную униформу Трикси Маккинли с нарядами Рокси Мэллой. Диапазон нарядов Рокси был широк – от вечерних платьев до мини-юбок (последним она стала отдавать предпочтение после того, как стала бабушкой).

– Не хватает рук, – подобострастно пролепетала я, заметив взгляд Трикси, устремленный на цветные пятна на обоях – следы творчества близнецов.

– Вижу, Элли, – снисходительно отозвалась она. – Будет лучше, если мы станем называть друг друга по имени, не так ли?

Новая домработница еще раз огляделась и принялась рыскать по кухне, к вящему неудовольствию Тобиаса. Кот зашипел на нее, вспрыгнул с кресла-качалки на край раковины, а оттуда на оконный карниз.

– Да, – пробормотала я без особого энтузиазма, – гораздо лучше.

– Еще бы, вряд ли вам захочется звать меня мисс Маккинли, на дворе-то не средневековье. – Она деловито провела пальцем по полочке для посуды и оглядела двойной ряд тарелок. – Пулская керамика? У меня бабушка ее собирает, а вот этот графин у раковины – эдинбургский хрусталь. – С видом знатока Трикси ткнула в графин пальцем.

Тут я заметила, что в ее курчавых волосах торчит маленький черный бант, прямо над правым ухом.

Поймав мой взгляд, Трикси гордо сказала:

– Это в знак траура по Гертруде Гигантс. Бетти Штырь хотела, чтобы мы – я, она и Уинифред Крошкер – носили черные нарукавные повязки. Подумать только! В наше-то время. Но когда Уинифред предложила банты, я согласилась. Только из-за нее я и остаюсь в этой дурацкой лавочке. – Агатовые глазки-бусины Трикси впились в меня. – Полагаю, вы слышали о АДРЧФ от Рокси Мэллой.

– Немного, – осторожно ответила я. – Как я понимаю, вы все держите в секрете.

– Ну разве это не глупо? – Она пожала плечами, обтянутыми белой униформой. – Но Уинифред без ума от всей этой секретности, а она неплохая старушенция, вот я и подыгрываю. Она мне почти как мамаша…

Трикси оборвала предложение на полуслове, схватила заварной чайник и осмотрела его от ручки до носика.

Я поняла намек.

– Как насчет чашки чая?

– Пожалуй, выпью, но это только сегодня. По случаю первого дня. – Она сверлила меня взглядом, пока я наполняла чайник. Наверняка заметила, что вода капает на край плиты. – В следующий раз тут же примусь за работу. Полагаю, что честно отработаю свои деньги. Я всегда начинаю минута в минуту, но и ухожу точно в срок. Особенно по понедельникам, так как вторую половину дня провожу с Джо. Кстати, мы еще не обсудили вопрос оплаты…

Трикси назвала сумму – ничего сверхъестественного, но чуть больше, чем просили Рокси и миссис Гигантс. Интересно, не нарушает ли она тайком присягу, данную АДРЧФ?

– Меня устраивает. – Я протянула Трикси чашку. – Чувствуйте себя свободно и не стесняйтесь обращаться ко мне, когда вам что-то понадобится.

– Не волнуйтесь, Элли, я всегда все говорю напрямую. – Блажен, кто может так сказать. Натренированным движением Трикси поставила чашку на стол, взяла блюдце и, перевернув, прочла название производителя. – Как я и думала! Очень мило.

– Свадебный подарок, – пресекла я дальнейшие расспросы. Может, это и глупо, но Трикси начинала меня раздражать. – Это довольно большой дом, – осторожно заметила я, гадая, сообщила ли миссис Гигантс своим коллегам, в коль плачевном состоянии пребывает Мерлин-корт.

– Каждому свое. – Трикси распахнула дверь и, уперев руки в бока, обвела холл взглядом. – По-моему, он не так уж и велик! Рокси Мэллой много чего болтала о Мерлин-корте. Но на меня не так-то просто произвести впечатление.