Текст книги "Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной"

Воздействовать на меня – значит (по крайней мере, для инициатора действия) мною стать. Не существует действия, осуществляемого одним лишь контактом – что бы ни подразумевалось под «контактом» – и тем более не существует действия на расстоянии.

Однако (заявляет здравый смысл) это категоричное противоречие одному из ранних выводов этой книги. Я неоднократно заявлял, что секретом силы является расстояние, взаимное расстояние – и чем его больше, тем лучше. Если я хочу воздействовать на человека и хочу, чтобы он воздействовал на меня, то я должен удалиться в то место, где он является человеком. Данностью является факт нашей деятельности: ее качество мы создаем сами, при помощи нашего интервала, силы нашего рычага. Чем длиннее плечо рычага, тем больше механическое преимущество[98]98
  Рычаг является областным устройством: я имею большее влияние, когда удаляюсь от точки опоры (F) моего действия; когда я там (т. е. в Центре), я полностью безрезультатен. Влияние данного груза и/ равно нулю в F, wd в A, 2wd в В, 3wd в С и т. д.


[Закрыть]. Разве это не действие на расстоянии, или, точнее, не действие путем наложения, когда не Центр встречается с Центром, а Центр одной из своих сторон совпадает с окружностью другой?

Чтобы добраться до человека, нужно отойти от него. Возможно, это высказывание звучит странно, т. к. оно не учитывает половину фактов. Как бы далеко я ни отошел, мое действие всегда направлено на него; каждый из нас действует по направлению друг к другу. Каждый в собственном Центре запускает цепочку явлений, которая действует вовне пока она не достигнет Центра другого: пока они не достигнут пункта назначения, мы взаимно изолированы. Как будто каждый из нас зажег запал, который должен вызвать взрыв в центре системы защиты другого. На самом деле действие на расстоянии является замедленным действием. Это проецируемое действие от Центра к Центру.

Подпись к рис. (сверху вниз):

Я, Здесь, Там, наблюдатель

Рискуя повториться, я хочу прояснить этот момент. Я нахожусь в своем Центре, где я – ничто, а мой наблюдатель находится на моей окружности, где я – человек. Однако мы проецируем то, что замечаем, и каждый утверждает, что знает, что же находится на месте другого; мой наблюдатель говорит, что я в своем Центре являюсь человеком, а я говорю, что на моей окружности я являюсь ничем. И мы не ошибаемся. Проекция (как я детально доказывал) всегда действенна. Итак, то место, где я являюсь человеком, находится там, на окружности, и здесь, в Центре; и то место, где я перестаю быть чем-либо, находится здесь, в Центре, и там, на окружности. Благодаря действенности проекции, это так же верно, что я являюсь человеком здесь, который распадается до состояния «ничто» там, чтобы дать место моему наблюдателю – как и то, что я являюсь ничем здесь, наращиваясь до состояния человека там, где находится мой наблюдатель, чтобы вытеснить его. Ведь действие путем наложения является не просто воздействием

Центра на область или области на Центр: это действие происходит между Центрами. Скорее, это осуществление их единства.

Секрет моей способности к действию состоит в том, что, во-первых, Центры, хотя их и много, едины; и, во-вторых, что мой Центр находится не только здесь, но, потенциально, повсюду. Я обнаруживаю его в моем объекте[99]99
  То есть, я делаю это до той степени, до которой я осознаю, чем являюсь; до той степени, до которой я «реален». Мы все недотягиваем до подобного осознания. Уильям Лоу говорит: «Все расстройства, порочность и недуги нашей природы кроются в определенной сосредоточенности нашей воли, воображения и желаний, в отношении которых мы живем сами в себе, являемся сами себе центром и окружностью и действуем полностью сами из себя…» (Христианское возрождение, сс. 25–26). Но, в конце концов, полный эгоцентризм – это небытие.


[Закрыть]. Наше взаимодействие является не чем иным, как уже знакомой игрой проекции-отражения, в которой мы обмениваемся Центрами и обмениваемся содержимым Центров. Это та раздвижная до бесконечности рука, которая одним движением извлекает бытие из колпака небытия волшебника и кладет его обратно.

Вопрос в том, как же я создаюсь и уничтожаюсь? В чем секрет моего роста? В некоем неописуемом достоинстве Центра или в какой-то непроизвольной особенности окружающего его пространства или в каком-то творческом усилии со стороны моих наблюдателей или в некоем сочетании всего этого? Содержимое моих областей процветает, пока то, что было ничем, не станет человеком. В чем основная причина такого развития[100]100
  Более конкретно, существует три основных альтернативы: я могу приписать иерархию 1) потенциальности Центра, 2) «появлению» «эмерджентности» или 3) целому. Пример каждого из них: 1) В своем знаменитом обращении к Британской Ассоциации Тиндалл сказал: «Бруно… заявляет, что материя является не «всего лишь пустым вместилищем, которым ее изобразили философы, а универсальной матерью, которая порождает все вещи, как плод своего лона»… Я распознаю в той материи, которую мы… до сих пор покрывали позором, надежды и силу всей земной жизни». 2) Ллойд Морган уверяет, что существуют «новые и характерные правила игры на каждой стадии развития эмерджентной эволюции» и что «ни один атом не мог бы сказать, какими должны быть правила молекулярной игры, которая еще не состоялась». Гипотеза состоит в том, что:
  «Пока оно не случилось, его нет» (Ум на перепутье, с. 17). 3) В Федоне (98) Платон ищет реальные причины в интеллекте целого, а не в эффективности частей, и высмеивает тех, кто утверждает, что «причины состоят в воздухе, эфире, воде и многих других столь же абсурдных вещах».


[Закрыть]?

Посмотрите, что нужно объяснить: не только развитие все больших и больших деталей и большего контраста там, где раньше была однородность, а появление совершенно новых качеств. Вид на меня с близкого расстояния – это вид на мир, который ни горячий и ни холодный, на вселенную без малейшего шепота, без самого бледного оттенка, без зарождения малейшей мысли или чувства. Как такой мир – слишком тусклый, чтобы быть кошмаром, и слишком невыразительный, чтобы быть тусклым – может породить человека и его мир – мир, который не только красочный, шумный и полон запахов, но также ужасающе богатый в своей красоте и уродстве, в своем добре и зле, в своей комичности и трагичности? Что такого есть в электронах, что порождает эту конкретную ссылку на них? Как желание физика изучать атомы появляется из атомов? Латимер представлял собой клетки, а клетки – это примитивные организмы, равнодушные к соображениям морального плана, однако рука Латимера не отдернулась от пламени. Почему?

Быть может, здесь может помочь мой наблюдатель. Предположим, он подходит ко мне и отмечает не какие-то конкретные свойства, а общие характеристики, которые, как он обнаруживает, повторяются от области к области. Его поле зрения содержит единицу (а) уровня А. Сначала она недифференцированная, но затем, по мере ее роста, появляются признаки структуры. Со временем эта структура распадается на крошечные, но отчетливые части уровня В. Тем временем единица (а) разрослась до такой степени, что ее границы находятся за пределами поля зрения наблюдателя: для него (а) больше не существует. Ее место захватывают единицы (b). Они делают три вещи: они все больше и больше растут; они рассеиваются так, будто находят друг друга отталкивающими или будто им нужно пространство для себя; и они проявляют индивидуальные особенности. Единицы, которые были крошечными похожими объектами, теперь являются большими, различными друг от друга объектами, которые продолжают увеличиваться и удаляться. Но наблюдатель уже больше не может воспринимать их всех, и ему нужно выбрать какой-то один, за которым наблюдать. Выбрав, более или менее случайно, единицу (b’), он изучает ее поведение. Как будто бы она оттолкнула все остальные единицы к их погибели, чтобы наполнить мир собой. В этом случае цель обречена на провал, т. к. опять объект подает признаки структуры и его границы выходят за поле зрения. Образуется новый порядок…

Поле зрения моего приближающегося наблюдателя – это прокрустово ложе, на котором я претерпеваю ряд ампутаций, но ему нужно лишь удалиться от меня, чтобы восстановить мою целостность. Как только он увеличивает свое расстояние, поведение объекта (b’) становится во всех смыслах противоположным. Вместо того чтобы увеличиваться, он уменьшается; вместо того чтобы вытеснять своих коллег, он, видимо, привлекает их к себе; вместо того чтобы акцентировать то, чем он от них отличается, он становится все больше и больше на них похож. Как прежде, в результате (b’) теряет себя, но в этот раз имеет место высший уровень А, а не низший уровень С.

Подпись к рис. (сверху вниз):

(i) Приближающийся наблюдатель

Поле зрения наблюдателя

(ii) Удаляющийся наблюдатель

Наблюдения можно расположить подобным образом:

(i) По направлению к Центру: переход от уровня А к уровню В включает:

1) присутствие единицы (а) уровня А;

2) формирование однородных частей уровня В и исчезновение (а);

3) их рост и взаимное отталкивание;

4) их превращение в непохожие единицы (b), (b’), (b”)…

5) (b) вытесняет всех остальных.

(ii) По направлению от Центра; переход от уровня В к уровню А включает:

1) присутствие единицы (b’) уровня В;

2) введение различных единиц (b), (b”)… того же самого уровня В;

3) их уменьшение и взаимное притяжение;

4) потеря ими различий и появление единицы (а);

5) их полное исчезновение в (а).

Таковой, согласно моему перемещающемуся наблюдателю, является общая модель[101]101
  Я говорю «общая модель», т. к. существует много разновидностей деталей от уровня к уровню. Таким образом, различение может произойти рано или позже; и между исчезновением единицы одного уровня и появлением единицы следующего уровня может или быть большой интервал, или такового может не быть вообще.


[Закрыть] процесса, при помощи которого я создаюсь и уничтожаюсь. И я предлагаю отнестись к его версии серьезно (учитывая, что он получает эти сведения, лично принимая участие в процессе), подвергая ее подтверждению любыми другими имеющимися данными.

На самом деле в подтверждениях нет недостатка. Во-первых, отметьте, что рассказ перемещающегося наблюдателя служит примером «закона веретена», выдвинутого в предыдущей главе. Приближается он или удаляется, его объект поочередно вырастает или уменьшается.

Во-вторых, отметьте, что рассказ перемещающегося наблюдателя служит примером законов проекции и равенства. Когда он удаляется от объекта, то видит, как он творит из ничего (на самом деле видит, как он проецирует) другие равные по статусу объекты, становится все меньше на них непохожим, все меньше и меньше отдаленным от них и все меньше и меньше отстаивает свои права – в этом случае проекция приводит к появлению высшего порядка вещей. С другой стороны, когда он приближается к объекту, то видит, как он проецирует себе равных, лишь для того чтобы их вытеснить и разрушить – этот вид проекции ведет к распаду и появлению низшего порядка вещей. Итак, чтобы подниматься по лестнице бытия, необходимо (I) проецировать снаружи, из-за пределов поля зрения, равные себе единицы, которые очень отличаются от самого себя; (II) отзывать проекцию, все больше и больше осознавая их сходство и единство с собой; (III) вообще перестать проецировать, достигнув идентичности с объектом. Чтобы спуститься по лестнице бытия, необходимо (I’) проецировать изнутри равные единицы, которые поначалу являются лишь продолжением самого себя и относительно однородными; (II’) увеличивать проекцию, все больше и больше осознавая их особенности, находя их все более и более несовместимыми; (III’) создавать их чрезмерную проекцию и, таким образом, и вовсе от них избавиться. Этот парный «вертикальный» рассказ удивительно хорошо соответствует тому, что происходит на каждом уровне. Здесь у сетки проекции и отражения выявляются две противоположные тенденции: во-первых, становиться тоньше, по мере того как проекции отзываются, и, во-вторых, становиться грубее, по мере того как проекции увеличиваются. Первый – это восходящий, анаболический, творческий аспект проекции; второй – это нисходящая, катаболическая, разрушительная тенденция.

Подпись к рис. (сверху вниз):

1) Наблюдатель поднимается

Центр

Мои области

2) Наблюдатель спускается

Центр

Мои области

Здравый смысл просит эмпирических подробностей. Таким образом, чтобы обнаружить, похожа ли горизонтальная картина на вертикальную, пусть мой наблюдатель остановится в регионе В, где я являюсь клетками. Может ли он обнаружить в их поведении на этом уровне намеки на их двойное вертикальное движение – в восходящем направлении Айв нисходящем направлении С?

Безусловно, может, и чем дольше он ищет, тем больше сведений находит. Я начинаю в качестве одиночной клетки (оплодотворенной яйцеклетки), которая проецирует из себя самой какое-то число очень схожих клеток. Однако со временем эти проецируемые клетки становятся все более и более дифференцированными. Такое ощущение, что в борьбе за существование им приходится разбираться и в формах, и в образах жизни. Несомненно, что организм, который начинал как единое целое, теперь является сборищем потенциально безжалостных врагов. Когда внутренняя борьба превосходит определенный предел (как это происходит при ряде заболеваний), наступает смерть, вытеснение клеток в целом и спуск на более низкий уровень бытия.

Ранние стадии в развитии эмбриона, до того, как явно начинается дифференциация клеток.

Нетрудно увидеть, что эта горизонтальная картина представляет собой повторение вертикальной картины (т. е. ее центростремительной половины). Основные стадии: проекция самого себя, дифференциация, отторжение или чрезмерная проекция и переход на более низкую плоскость – повторяются. Но также существует и вторая, центростремительная половинка вертикальной картины, которая является полной противоположностью первой половины. Проявляется ли это также в горизонтальном плане?

Противоречие, которое является сутью вертикального процесса, не отсутствует и в его поперечных срезах. Моих клеток много; они в высшей степени специализированные; они вовсе не альтруистичные. Однако даже если бы они представляли собой сборище святых и мучеников, вдохновленных единственным идеалом взаимного служения и самоотречения, у них вряд ли получилось бы лучше. Их огромные различия соединяются в единстве, которое тем прочнее из-за того, что оно разнородное. Их единство высшего порядка– человеческого. Что это, как не второй аспект вертикального процесса, включающий стадии: обнаружение дифференцированного другого; преодоления этой непохожести и этой разницы, слияние и переход на более высокий уровень[102]102
  0 сущности непохожести см. Свобода в современном мире, Джон Макмарри, VI. Люди, которых он называет «ненастоящими» – это те, кого по-настоящему интересуют они сами, а не мир вокруг: они не любят красивые вещи – они любят обладать красивыми вещами. «Потеряв внешний мир, они теряют себя, их внутренняя жизнь умирает и распадается, и они становятся тенями и призраками».


[Закрыть]?

Наконец, существует и пример человека (к данному моменту достаточно очевидный). Жизнь общества состоит из постоянного умирания и восстановления, оба из которых необходимы. Первое становится очевидным, когда я обращаюсь с другими мужчинами и женщинами как с собственными инструментами, как с проекциями моей личности и инструментами моего расширения. Это очевидно, когда, обнаружив, что они все же отличаются от меня и имеют другие интересы кроме как мое благополучие, я проецирую их еще дальше от себя и стремлюсь расти без их помощи. В этом направлении находится моя собственная смерть, не меньше, чем и их собственная. Противоположный путь – путь обновления и созидания – состоит в том, чтобы обнаружить в мужчинах и женщинах то, что является отличным от меня, уникальным, восхитительным, ценным ради себя же, и затем осознать парадокс, что наслаждаться этими разнообразными достоинствами в других – значит по-настоящему обладать ими самому. Изначальная непохожесть объекта является мерой его конечного вклада в мое «я». Тогда как самопроекция заканчивается самоотчуждением и разрушением, проекция чужеродного объекта заканчивается самореализацией и обновлением. Само общество состоит из этих двух тенденции[103]103
  Уильям Моррис писал: «Братство – это жизнь, а отсутствие братства – смерть» (Сон о Джоне Болле, IV). С другой стороны, Сенека говорил, что от человека он получал человека преуменьшенного, а Руссо говорил, что дыхание человека смертельно для человека. Обе школы мысли правы, поскольку каждая личность и каждое общество существует благодаря одновременной социальной интеграции и социальной дезинтеграции.


[Закрыть]. Опять же, эти различия не столько упраздняются, сколько сочетаются: получившееся в результате сверхличностное целое обязано своим единством специализации и взаимопомощи всех его частей.

Короче говоря, суть восходящего движения – социальность, тогда как суть социальности – различение, приводящее к единству. С другой стороны, сутью нисходящего движения является антисоциальность, тогда как сутью антисоциальности является единство, приводящее к различению. Удаляясь от меня, мой наблюдатель отмечает иерархию социального творчества, возникающую из обнаружения и преодоления непохожести; приближаясь, он отмечает разрушение иерархии путем повторного подтверждения и антисоциального увеличения непохожести.

Важно заметить, однако, что характер «социальных связей», и в не меньшей степени их сложность, коренным образом меняется по мере восхождения по иерархии. Уайтхед верно подметил (см., к примеру, Modes of Thought (Методы мышления), стр. 32), что опыт низших организмов должен описываться в терминах «чувствования», «выражения» и «эмоций», а не «мышления».

Эти правила действуют на каждом уровне. Атом является «обществом», состоящим из электронов и протонов, молекула – из атомов, клетка – из молекул, человек – из клеток. В каждом случае есть члены, различающиеся по структуре и функции, которые задействованы в поддержании модели социального поведения, свойственной данному уровню. В каждом случае существует нисходящая тенденция к распаду общества на толпу всего лишь индивидов, уравновешенная восходящей тенденцией к дальнейшей интеграции общества, и его вытеснение еще более высокими социальными формами. И в каждом случае новый социальный уровень проявляет новые и неожиданные характеристики. Как правило, они кумулятивные[104]104
  Однако никакого настоящего «переноса» нет. Отметьте, что беспорядочный социальный раздор на каждом уровне приводит к миру и единству – на следующем уровне. В качестве людей, занятых друг другом, наши внутренние клеточные разногласия разрешаются дружески; в качестве тех, кто занят более высокими единицами, наша человеческая борьба пришла к концу. Это успокаивающая мысль: что на каждой новой иерархической плоскости наступает новое начало, в качестве простого вместилища, свободного от разделения и беспорядка. Конечно, при этом не отрицается, что история раздора в одной плоскости тесно связана с аналогичной историей на других уровнях.


[Закрыть]. Итак, на очень низком уровне проявляется «материальность», на более высоком – добавляется «жизнь»[105]105
  0 биологическом аспекте иерархической организации см. Дж. Г. Вуджер, Биологические принципы, от с. 311. Д-р Вуджер указывает на тот факт, что клетка, порвав свои многочисленные отношения в телесной иерархии, уже не является собой, той самой клеткой.


[Закрыть] и на еще более высоком – «ум». Вдобавок к этим крупным проявлениям существуют и бесчисленное число более мелких. Молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода, но химические и физические особенности воды очень отличаются от особенностей и водорода, и кислорода, и смеси обоих. В этом предложении есть нечто большее, нежели просто большой набор частиц чернил, большее, чем набор отдельных букв, большее, чем набор отдельных слов: оно является единым целым, чей смысл не принадлежит его частям, взятым по отдельности. На самом деле случаи эмерджентности бесконечны. Там, где есть «социальность» – близость различных единиц одного уровня, различия которых соединяются или являются дополняющими – есть и новое целое, которое является большим, нежели просто суммой своих частей.

Этот творческий синтез (под такими названиями, как «эмерджентная эволюция» Ллойда Моргана, «холизм» генерала Смэтса и «эмерджентный витализм» Ч. Д. Броуда)[106]106
  К. Ллойд Морган, Эмерджентная эволюция; Я.Х. Смэтс,/ол1/зм; Ч.Д. Броуд, Восприятие, Физика и реальность, Научная мысль и Ум и его место в природе. Другие философы, чьи учения имеют много общего с эмерджентной эволюцией – это Сэмюэл Александер (Пространство, время и божество), Р.В. Селларс (Эволюционный натурализм) и Джеймс Уорд (Царство целей). Уорд применяет термин «эпигенез», который он определяет как «возникновение, путем интеграции, новых качеств в целом – качеств, которыми его составляющие, по отдельности, не обладают… То, что создается подобным образом, является не новыми существами, а новыми ценностями; и им свойственно не только сохраняться, но также делать возможным более высокие единицы и более достойные идеалы». Цитируемое ранее произведение.
  Уайтхед также рассматривает природу как иерархию «организмов», являющихся сообществами сообществ, но он отрицает, что цвета, звуки, запахи, геометрические характеристики и т. п. происходят от природы. Он называет их «вечными объектами», элементами, которые, хотя и необходимы природе, принадлежат другой сфере. См. Наука и современный мир, X.


[Закрыть], хотя он и является одной из доминирующих черт философии недавнего прошлого, сегодня склонны игнорировать. К сожалению, часто (несмотря на отречение самих философов) приходили к выводу, что, во-первых, эмерджентность, или холизм, или социальность, каким-то образом объясняют эмерджентные признаки и отделываются от них, и, во-вторых, что учение о творческом синтезе являлось всей правдой, а не, в лучшем случае, полуправдой. Натурализм слишком охотно предполагает, что часть предшествует целому, низкий уровень – высокому, жизнь – уму, материальность – жизни. Слишком часто, даже сегодня, считается само собой разумеющимся, что прогресс неизбежен, что эволюция не уравновешивается регрессом, что всемирный процесс является односторонним. Но на самом деле нисходящая тенденция так же реальна, как и восходящая[107]107
  Проявив удивительную проницательность, Гераклит понимал единство восходящего и нисходящего пути и тщетность игнорирования последнего: «Гомер был неправ, сказав: «Пусть раздор исчезнет среди богов и людей!» Он не понимал, что молится за разрушение вселенной, т. к. если бы его молитва была услышана, все бы исчезло… Люди не знают, каким образом то, что находится в противоречии, соглашается само с собой. Это настройка противоположных видов натяжения – как в случае смычка и лиры». Барнет, Философия ранних греков, с. 136.


[Закрыть]. Не более очевидно, как же так получается, что я, со всеми своими человеческими качествами, могу пасть так низко, чтобы стать сворой диких существ и скоплением невыразительных частиц, чем очевидно, как эти частицы и существа могут, благодаря социальности, подняться до уровня человека во мне. На самом деле в каком-то смысле это не высшие, а низшие уровни, с их увеличивающейся нехваткой качеств, нуждаются в объяснении. Высшие уровни – яркие, пронзительные, богатые всеми видами контрастов – открыты для моего немедленного рассмотрения; они, несомненно, реальны. Чего не скажешь о мире электронов, атомов и молекул – невыразительная и непонятная страна, в которую проникают только те, кто оснащен специальным оборудованием. Именно мое постоянное спускание в этот более низкий мир – не меньше, чем и моем постоянное поднимание оттуда – и является проблемой.

Иерархию качеств и ценностей нельзя просто объяснить или интерпретировать: ее необходимо открыть для себя эмпирическим путем и принять ее в духе естественного смирения. Однако можно сказать следующее: что иерархия носит социальный характер, что ее градуированными свойствами пользуются, что они поддерживаются в качестве социальных отношений на каждом последующем уровне и что там, где эти социальные отношения терпят неудачу, эти свойства исчезают. То, что социальность сохраняет, антисоциальность разрушает, и они являются неразлучными партнерами. Постоянно появляются новые структуры, получаемые путем наращивания сырья; сырье постоянно производится разрушением старых структур. Мои электроны настолько же являются моей лежащей в руинах «человечностью», как моя «человечность» – реализацией и апофеозом моих электронов. Самое главное – видеть многоуровневое целое как единый организм, кровь которого – восходящий и нисходящий поток социальной активности. Во мне сосуществуют все уровни функционирования; ничто не делается раз и навсегда. Индивидуализм во мне меня убивает; социальность меня возрождает; а жить – значит объединять их. То есть, я живу благодаря убийственной неспособности моих частей примирить свои разногласия, так же, как и благодаря их жизнеутверждающей успешности в социальной организации[108]108
  В своем поклонении Кали, Дурге и другим жутким формам божества, так же, как и его благожелательным формам, индуизм отдает должное двум противоречивым аспектам природы. Вполне подобающе, что Ауробиндо с благодарностью писал о Гераклите. (Гераклит)


[Закрыть].

Однако чем же на самом деле являются (хочет знать здравый смысл) электроны, атомы и молекулы? В предыдущей главе я назвал электрон наблюдателем протона, а в этой главе я настаиваю на социальных отношениях между подобными единицами, их притяжении и отталкивании, и т. д. Не грешу ли я здесь ошибочным антропоморфизмом? Есть ли у меня лучшая причина для приписывания характеристик жизни или ума атомам, чем у дикаря – для приписывания подобных характеристик камням, рекам и деревьям?

Если здравый смысл прав, то, по крайней мере, я могу сказать, что нахожусь в большой и уважаемой компании антропоморфистов. Согласно Эмпедоклу, именно любовь и ненависть приводят элементы в действие[110]110
  См. Уайтхед, Символизм, с. 53: «Гнев, ненависть, страх, ужас, влечение, любовь, голод, рвение, огромное наслаждение – все это чувства и эмоции, близко связанные с примитивным «отступлением от» чего-либо и «расширением до» чего-либо.


[Закрыть]. Бэкон, предсказатель современного духа науки, писал: «Это точно, что все тела, какими бы они ни были, хотя не обладают разумом, однако обладают восприятием: так как когда одно тело взаимодействует с другим, оно выбирает принять то, что допустимо, и исключить или отбросить то, что неблагодарно»[111]111
  Естественная история, IX. Даже Гоббс был вынужден признать, что был некий смысл в утверждении, что «все тела наделены разумом». (Элементарная философия, iv. 25) А Гассенди приписывал своего рода восприятие атомам.


[Закрыть]. Беркли нашел причины верить, что единственными настоящими причинами являются действия духов, а Шопенгауэр распознал, что внутренняя природа того, что ученый называет силой – это воля. Лотце обнаружил, что «за безмятежной поверхностью материи, за ее строгими и регулярными привычками поведения мы вынуждены искать сияние скрытой духовной активности»[112]112
  Микрокосм, i. с. 408. Сравнить с Обзором философии религии, с. 54.


[Закрыть]. Для многих мыслителей «полная порочность неодушевленных вещей» (цитируя Гейл Гамильтон) была лишь вымыслом[113]113
  Другой яркий пример – Спиноза, который считал, что все вещи живые («animata»), хотя и в разной степени (Этика, II. 13 и III. 6), и, конечно, Лейбниц, чьи монады вплоть до самого низкого уровня живут жизнью, полной «восприятия». (Монадология, от с. 66). Сравнить с Парменидом Платона, в котором он обсуждает дилемму: или «все вещи думают», или «они являются мыслями, существующими вне какого-либо ума, который их думает». Тем не менее, противники панпсихизма (которые, как материалисты, отрицают наличие «души» у частиц; или, как картезианцы, отрицают ее наличие у животных; или, как бихевиористы, отрицают ее наличие у людей) в важном смысле абсолютно правы. Ни у одного индивидуума нет души, которую он мог бы назвать своей собственной: «воодушевлена» только социальная матрица, и, в конце концов, существует лишь одно сообщество – Единое. Таким образом, если вообще будем говорить о конкретных умах или душах, стоило бы взять пример с Лотце и называть их частями ума, а не умами.


[Закрыть].

Я в хорошей компании, но каковы мои причины, чтобы присоединиться к ней, несмотря на все здравомыслящие возражения? Во-первых, давайте я рассмотрю то, что относительно очевидно – мой опыт того, что это такое – быть мною. Как человек, я осознаю некоторые особенности этого места: т. е. те, у которых есть общественный интерес и которые важны для моего практического функционирования на этом уровне. Я осознаю их как имеющие некую систему, непрерывность, эмоциональную важность и «тамость». Система развивается, и я не являюсь ничем, кроме как этой системой: я обнаруживаю в ней и себя, и того-кто-отличен-от-меня. Все это происходит на человеческом уровне. Однако я – не только человек. Вопрос в том, что же происходит на других моих уровнях? Я являюсь огромной иерархией личностей, которые все ведут себя с должным уважением к их личным обстоятельствам, и если бы они потерпели в этом неудачу, то я бы немедленно исчез. Как, на этих уровнях, мне удается реагировать подобающим образом? Например, как я, в качестве молекул, учитываю местоположение и массу всех других молекул, составляющих планету, и идеально приспосабливаю свои действия к ним всем? Наука меня уверяет, что именно это я, по сути, и делаю на молекулярном уровне; но дело науки – отмечать подобные действия, а не объяснять, каким образом они возможны[114]114
  Мне кажется, что настолько, насколько наука вообще имеет отношение к учению панпсихизма, она это учение поддерживает. У таких потрясающих работ как Душа атома У. Д. Верчойля (в которой утверждается, что у атомов есть память, «половые полярности» и жизненные истории), среди достоинств которых – осознание того, что атом является чем-то для себя самого, имеется и серьезный недостаток – они предполагают, что современная наука говорит обратное.


[Закрыть].

Как это возможно? В качестве человека, я беру то, что находится здесь, где нахожусь я, а не что-то, что находится где-то еще; в качестве молекулы я вряд ли смогу улучшить это положение дел. Я могу лишь предположить, что молекула воспринимает ситуацию там, где она (молекула) находится, поскольку ситуация является «молекулярной», удерживая вместе ее аспекты в едином целом и активно проецируя их на свое окружение[115]115
  Уайтхед использует термин «схватывание». Вещи «схватываются в осознанное единство, здесь и сейчас», но «вещи, собранные таким образом в схваченное единство, имеют неотъемлемое отношение к другим местам и другим временам» (Наука и современный мир, с. 87). «Связанность вещей является не чем иным, как близостью вещей в обстоятельствах переживаемого опыта» (Приключения идей, XV. 12).
  Шопенгауэр (Мир как воля и представление, i. с. 136) делает двоякое знание, которым мы обладаем, о наших телах – внутреннее и внешнее знание – ключом ко всей природе.


[Закрыть]. Молекула ведет себя соответственно ситуации, т. к. ситуация стала частью существования молекулы. Так обстоят дела и со всеми моими вспомогательными единицами: каждая, сама по себе, является тем, чем является для себя; и каждая, для себя, является тем, чем являются для нее другие. Каждая существует, приобретая определенные качества того места, где она находится, и это «приобретение» имеет два аспекта – пассивное получение и активное отдавание. Как говорит Уорд, «то, что является ничем для себя, действительно является вообще ничем… Таким образом, природа сводится к многочисленным мотивационным индивидуумам; и масштаб и сложность соответствия между данным индивидуумом и его окружением обозначает стадию, на которую он продвинулся в своем взаимодействии с остальными»[116]116
  Царство целей, с. 21.


[Закрыть].

Нет бытия вне опыта. Этот факт больше известен в буддистских сообществах, чем на Западе, с его верой (пока еще не поколебленной современной физикой) в не-ментальную реальность материи. Например, в Тибете верят, что человек, который может полностью остановить свою ментальную деятельность, становится невидимым для других. См. Александра Дэвид-Нил, С магами и мистиками Тибета, c. 274.

Если это кажется сомнительным, посмотрите на альтернативные варианты. Первый состоит в том, что, благодаря какому-то чуду, молекула в моем теле информирована о том, что происходит по всему миру, во всех его непостижимо сложных деталях. Каким образом она получает эту информацию, по масштабу и точности во многом превосходящую информацию, доступную науке, абсолютно необъяснимо. Неужели молекула посылает к другим молекулам бессчетное число разведчиков, получает подробные отчеты и соответственно просчитывает свои собственные действия? Идея абсурдна. Второй вариант альтернативы состоит в том, что какая-то загадочная мистическая Сила или Разум постоянно делает для молекул то, что сами для себя они сделать не могут, регулирует их поведение, рассчитывая каждое движение с бесконечным терпением и точностью. Такая гипотеза лишь заменяет одну загадку другой. Третья альтернатива, наверное, наименее разумная из всех (и, безусловно, самая распространенная). Она состоит в том, что существует некая темная Неизбежность или Сила, некая Судьба или имперсональный Механизм, некий нерушимый Закон или Порядок Вещей, который правит миром молекул средствами, которые являются такими же необъяснимыми, как и далеко идущими. Существуют и другие альтернативы, но они уводят еще дальше в сферу мифов и фантазий, и здесь их можно спокойно проигнорировать.

Сэр Чарльз Шеррингтон говорит: «Небезопасно даже предполагать, что разум повсеместно присутствует в животных. В основном жизнь, как я считаю, лишена разума, хотя поведение является целенаправленным (The Listener, 5 мая, 1949, c. 755). Не знаю, как может существовать цель без разума; но, не считая этого вопроса, разница между поведением животных высшего и низшего уровней (или, если на то пошло, между поведением животных, атомов и электронов) наверняка никогда не бывает достаточно большой, чтобы оправдать гипотезу, что они являются абсолютно разными формами бытия – что может быть более фундаментально непохожим, чем психофизический объект и просто физический? Прибавьте к этому соображению тот факт, что лишенная разума материя – которая является ничем для себя, лишена Центра, у которой нет места для других – является чем-то, для чего у нас нет вообще никаких реальных доказательств, тогда как у нас есть информация из первых рук о материи, обладающей разумом; и результат (для меня) в том, что панпсихизм кажется наиболее разумной альтернативой. Сомневаться в этом – значит уподобиться посетителю кинотеатра, который, по пути к своему месту в последнем ряду, резко останавливается и жалуется, что он видит лишь пустую стену; или, подойдя к стене, жалуется, что вообще ничего не видно. Никто не может уговорить его обернуться, и он начинает громко требовать вернуть ему деньги за билет.

Таким образом, я делаю вывод, что я функционирую на молекулярном уровне так же, как и на человеческом; что я являюсь другими молекулами, а они – мною, и что, как следствие, не стоит вопрос об обнаружении того, какие они; что мои сверхъестественные знания об их поведении – самая естественная вещь на свете, учитывая, что сам я и являюсь очагом их поведения; учитывая, что они действуют не в себе, а во мне и в других своих наблюдателях. Более того, я делаю вывод, что точка зрения, поддерживающая идею о загадке, которая сначала кажется столь обманчиво прозрачной, а на самом деле является трудной для понимания (если и не вовсе бессмысленной), на которой лежит непосильная ноша доказательств – это вовсе не описываемый в этой книге панпсихизм, а материализм (или механизм, или энергизм, и т. д.) его оппонентов. Материя или энергия или явления или субстанция любого вида, существующие сами по себе, без всяких наблюдателей – вот безумная гипотеза, вот фантастическое предположение, вот что является мифическим, оккультным, чудовищным[117]117
  Дело не только в том, что не признается психическая основа материальных явлений: тому, что является откровенно психическим, отказывают даже в небольшой роли в устройстве природы. Уайтхед говорит: «Научной мыслью полностью управляет предположение, что ментальные функционирования не являются, строго говоря, частью природы». В другой крайности находится учение самого Уайтхеда о том, что «энергетическая активность, изучаемая в физике, является эмоциональной силой, имеющей место в жизни». Природа и жизнь, с. 70, 96.


[Закрыть].

Я уже описал себя в качестве вида вовне (я называю это своим умом) и в качестве вида вовнутрь (я называю это своим телом). Безусловно, вернее всего будет продвигаться вперед от этого известного положения вещей к относительно неизведанным нижним уровням: поступать иначе означало бы идти от неизвестного к неизвестному. Несомненно, на низших уровнях вид вовне очень ограниченный и абстрактный – это вполне понятно, когда вид вовнутрь в равной степени бедный. Чем более убого тело, тем более убога и душа. (Правда, Блаженный Августин придерживался противоположного мнения: «Более убогое тело может содержать лучшую душу, и более совершенное – худшую»[118]118
  0 граде Божьем, VIII.15.


[Закрыть]. Однако разница всего лишь вербальная. Ни одна лишь масса, ни даже одна лишь сложность строения не являются критериями телесного совершенства – к ним нужно прибавить высокое качество и гармонию организации и функционирования). Бессмысленно ждать от атома адекватного понимания реальности. Однако какое-то понимание у него быть должно[119]119
  В этой книге я отвергаю понятие «бессознательного ума» (я имею в виду абсолютную, а не относительную бессознательность) – понятие, которое для меня, как и для многих других, является внутренне противоречивым. Вслед за Лейбницем, Клиффордом (Лекции и эссе. ii. От с. 61) и Уордом я читаю, что не существует абсолютного бессознательного.


[Закрыть]. Когда мой взгляд на мир атомный, я являюсь атомом – мой взгляд на себя атомный; когда мой взгляд на мир человеческий, я являюсь человеком – мой взгляд на себя человеческий. Гете говорит нам, что «Человек, собственно говоря, является единственным объектом, который интересует человека», а Поуп – что «Правильным предметом изучения для человека является человек». Так же дела обстоят и с второстепенными единицами в человеке: они заняты своими ближними, по той очень хорошей и простой причине, что они заполнены ими. От самого низкого уровня до уровня человека моя история – это история возрастающего гостеприимства по отношению к вселенной. Однако вселенная является единой вселенной, и ее, по существу, поддерживают одним и тем же способом на каждой плоскости моего бытия.

Как и Ллойд Морган[120]120
  Эмерджентная эволюция, с. 26. Вундт (как Клиффорд и Геккель) связывал свои элементарные физические единицы (атомы) с элементарным физическим фактом (волей), называя результат «волевым атомом» – фундаментальной единицей бытия. Ренувье (Новая монадология) также настаивал, что зачатки сознательной жизни присутствуют с самого начала и раскрываются как того позволяют обстоятельства. Ренувье относится к числу тех философов, которые утверждают, что путем волевого акта мы получаем истинное проникновение в суть природы причинности, которая иначе необъяснима. См. также Персонализм (1903), с. 500.


[Закрыть], я считаю, что «не существует физических систем целостного статуса, которые также не являлись бы психическими системами, и психических систем, которые не являлись бы физическими. Все системы явлений в своей мере психофизические». Хотя это нельзя доказать, это вовсе не настолько является лишь догадками, как мог бы предположить здравый смысл. Ибо у меня есть секретные сведения, информация внутреннего пользования. Все обсуждаемые единицы – мои, или полностью представлены во мне. Как считал Лейбниц, интроспекция может дать знание субчеловеческого. Мои вспомогательные единицы – это я, низведенный на более низкую ступень; это я, еще не в самой лучшей своей форме; и они похожи на меня, так как мною являются. У них разногласия – ничего не достигнуто; они в какой-то мере согласны – появляются высшие уровни; они спокойно сотрудничают – и результатом является живое целое. Это целое является примирением во мне разнообразных тенденций, обнаружением общей цели. Все стадии этого обнаружения сосуществуют во мне; оно постоянно создается и уничтожается. Сутью жизни, по словам Уайтхеда, является «соответствие цели»[121]121
  Приключения идей, XIII.6. Ранее в этой же книге Уайтхед пишет: «Видимо, в телах, являющихся очевидно живыми, была достигнута координация, которая выдвигает в выдающееся положение некоторые функции, присущие конечным явлениям». Для Джеймса Уорда (Царство целей, с. 148) эволюция – это когда у волевых существ, сначала взаимодействующих по воле случая, появляются общие цели. Однако не удастся ничего достичь, пытаясь, вместе с Дж. С. Холдейном (Механизм, жизнь и личность, сс. 101, 143; Новая физиология, с. 19), распространять вниз, на материю, понятия, присущие жизненным уровням. Вместо этого мы должны вместе с Босанке рассматривать физическую природу как постижимую в механистическом духе; как говорил Хобхауз, там, где все духовное, нет ничего духовного. Действительно, на этих низких уровнях есть нечто, похожее на ментальность, однако она является субвитальной и находится сильно во власти привычки.


[Закрыть], а сутью смерти – разногласие. Я живу, потому что убеждаю животных, овощи и минералы – мою пищу – соглашаться. Часто у меня разногласия с самим собой, и как человек я умираю. Итак, совсем просто (даже слишком просто) изучить мою низшую или обнаруживающую разногласия природу и проникнуть в самую суть субчеловеческого мира.