Текст книги "Ранняя пташка"

Я выбрался из гольфмобиля, чтобы обнять Люси.

– Пусть Весна примет тебя в свои объятия, – сказал я.

– И тебя тоже. Встретимся в следующий Обжорный четверг. Я припасу для тебя гамбургер.

Я сел обратно в машину, Люси крикнула водителю: «Главный вход», и мы снова понеслись вперед. Вскоре силуэт Люси скрылся за углом, и мы продолжили путь к регистрации в той же опасной манере, что и прежде.

Однако теперь мои мысли были заняты не опасениями погибнуть или получить тяжелые увечья при аварии гольфмобиля, а проектом «Лазарь». Сведения о лунатиках всегда были скудными и отрывочными, однако из сказанного Люси и Достопочтимой Гуднайт следовало, что задача использования труда лунатиков переходит в новую стадию. Еще более досадно то, что мое решение совершить безумно опасное зимнее турне исключительно ради гарантированного права на «морфенокс», возможно, окажется бессмысленным, если препарат будут раздавать всем и каждому.

Ход моих мыслей оборвался, когда гольфмобиль резко сбросил скорость и остановился. Я посмотрел на водителя. Тот неподвижно застыл, подавшись вперед, уставившись на пол перед собой. Я протянул было руку, чтобы тронуть его за плечо, но он вдруг обернулся и смущенно посмотрел на меня.

– Вы скажете ей, что я сожалею? – четко и вразумительно произнес водитель.

Я опешил – казалось, он внезапно забыл, что он лунатик.

– Сказать кому?

– Произошла страшная ошибка, – в замешательстве добавил водитель, словно не понимая, что и почему говорит, – и не проходит недели без того, чтобы я о ней не вспомнил.

Его лоб пересекла глубокая складка, будто он пытался ухватить потерянную ниточку. У него на лице отразилось недоумение, затем растерянность, нижняя губа задрожала.

Я положил руку ему на плечо.

– Дейв! С вами все в порядке?

Но водитель ничего не сказал, и мы снова рванули вперед под визг покрышек. Через пару минут мы уже вернулись к регистрации.

– Спасибо-за-то-что-путешествовали-с-«Гибер-техом», – механически произнес Дейв, – и-счастливого-обратного-пути.

Я подошел к стойке администратора, чтобы вернуть разовый пропуск.

– Чарли! – воскликнул Джош. – Ты только взгляни, что я приготовил для тебя, чтобы поднять тебе настроение, так сказать! Я называю это «Коктейлем полного спектра», в состав входят черничный, мятный и лимонный сиропы и кока-кола. Для того чтобы его приготовить, я выжал сок из семи лимонов и целого арбуза, воспользовавшись новой эффективной и невероятно небезопасной технологией, которую я называю «рука в измельчителе». Если найдешь твердый кусочек, который трудно прожевать, возможно, это будет кончик моего мизинца.

– Правда?

– Да. На переднем крае кулинарных нововведений, – весело добавил Джош, – потери неизбежны.

В доказательство своих слов он поднял забинтованный палец, и я уставился в стакан.

– Можно было процедить сок, чтобы вытащить палец, – пробормотал я.

– В этом случае пропала бы вся мякоть фруктов. Это же всего лишь самый кончик, так, пустяки.

Я попробовал коктейль, оказавшийся чем-то средним между фруктовым соком и молоком с мятой. На самом деле вкус мне очень понравился, о чем я и сказал Джошу.

– Рад, – улыбнулся тот, – очень рад!

Я допил коктейль, вытащив кончик пальца до того, как его проглотить. Он действительно оказался очень маленький. Я поставил пустой стакан на стойку.

– Спасибо, – сказал я. – Должен доложить о том, что мой водитель хотел извиниться перед женщиной, которую когда-то знал.

– Ты уверен? – спросил Джош.

– Да.

– Полностью уверен?

– Да.

– Ты это не сочиняешь?

– Нет.

– Ладно, – помрачнев, сказал он, – как тебе вот это? Я сделаю примечание.

Открыв путевой журнал Дейва, Джош записал примечание. Но только это было не примечание, а черный крестик. Сделав это, он поспешно захлопнул журнал и шумно вздохнул.

– Отголосок из прошлой жизни, – пробормотал Джош, – забытое воспоминание, всплывшее на поверхность. Однако воспоминание, лишенное функционирующего сознания, которое придало бы ему значимость и контекст, представляет собой не более чем бессвязный набор слов на клочке бумаги. Ты не согласен? Понимаешь, на самом деле очень важно, чтобы ты согласился.

Он посмотрел на меня с проникнутым болью выражением.

– Я согласен.

– Замечательно! – воскликнул он с буквально осязаемым облегчением. – На обратном пути можешь забрать свое оружие. Загляни к нам, как только сможешь, и не забудь про «скраббл». Бар при гостинице «Уинкарнис», по утрам.

Поблагодарив его, я направился к выходу. Оглянувшись, я увидел, что Джош снимает со стены сертификат «Лучшего дежурного администратора недели». Полностью успокоился я только тогда, когда благополучно покинул пределы комплекса.

Гостиница «Уинкарнис»

«…Профессиональные Зимовщики не очень-то жалуют тех, кто проповедует лживую Дормитологию: самозваных Ночных шаманов, Морфеистов, Пляшущих во сне и гомеодормитологов. Граждане нередко благодарят духов за то, что их спасли от невзгод Зимы, хотя на самом деле они должны благодарить нас: привратников, техников, квартирьеров, консулов…»

Справочник по Зимологии, 9-е издание, издательство «Ходдер и Стоутон» [64]64
  «Ходдер и Стоутон» – крупнейшее британское издательство, в котором, в частности, выходят книги Дж. Ффорде. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]

До отхода моего поезда оставалось еще много времени, поэтому я отправился в город, чтобы встретиться с Моуди, как мы и договаривались. Я свернул направо у аптеки с закрытыми ставнями витринами, затем пересек реку по мосту, по которому неопытный водитель попытался проехать на тягаче с полуприцепом. Полуприцеп развернуло боком, он застрял на узком мосту и намертво врос в прочный, как бетон, снег со льдом. За рекой находилась главная площадь скромных размеров, пустынная, если не считать двух припаркованных машин, тумбы с почтовым ящиком, будки телефона-автомата и бронзовой статуи на пьедестале из песчаника.

Прямо передо мной лицевой стороной к площади стояло здание Зимнего консульства, увенчанный куполом бункер с гранитным фасадом, спроектированный человеком, чьи архитектурные вкусы лежали преимущественно среди волноломов. Этот стиль, называющийся «Сверхпрочностью», отражал моду на общественные сооружения, способные противостоять разрушительному воздействию ледников, землетрясений и даже падения метеоритов размером с футбольный мяч. Он отражал настроение Северной Федерации: «мы здесь навсегда».

Справа от меня стояла недавно отремонтированная мельница, закрытая, и общественный туалет под зданием городской ратуши, также закрытый. Напротив находился магазин шерстяной одежды – как это ни странно, открытый, а рядом заведение, торгующее едой навынос, – опять же закрытое. Людей на площади было немного, и все они куда-то спешили. Опустив головы, чтобы защититься от холода, спрятав лица в пуховых куртках с капюшонами.

Гостиница «Уинкарнис» располагалась слева от меня, ее название отсылало к пестро раскрашенной эмалированной табличке, рекламирующей «Восстанавливающие силы напитки «Уинкарнис», высоко над дверью. Изображенная на табличке дама эдвардианской эпохи взирала на мир с жизнерадостной улыбкой, не обращая внимания на лед и снег. В тусклом свете газовых светильников краски на табличке казались неестественно яркими.

Зайдя в фойе, я прошел к стойке администратора. За столиком сидела девушка лет шестнадцати, не старше. На ней было платье из хлопчатобумажной ткани в полоску под двумя застегнутыми на все пуговицы кардиганами, а ее прямые темно-русые волосы были аккуратно подстрижены под миску для пудинга. Девушка рылась в разложенных перед ней раскрытых учебниках и что-то записывала аккуратным мелким почерком в школьную тетрадь.

– Добро пожаловать в «Уинкарнис»! – радостным голосом произнесла она. – Я вас раньше здесь не видела.

– Я проездом, – объяснил я. – Хочу встретиться с мистером Моуди. Он здесь?

– Нет, наверное, где-то распространяется про «Бьюики» и подобную чушь. О чем вы с ним хотели поговорить?

– О «Бьюиках» и подобной чуши.

– Понятно, – сказала девушка, возвращаясь к тетрадке.

– Домашняя работа? – спросил я.

– Вообще-то это моя докторская диссертация, – с легкой обидой ответила она. – «Документальное подтверждение существования форм Зимнего состояния, прежде считавшихся мифическими и вымышленными».

– Что это означает?

– То, что я пытаюсь доказать существование Зимнего люда.

С таким же успехом она могла доказывать существование единорогов или ловить в капканы фей.

– Это очень непростая задача, вы не согласны? – спросил я.

– Граничит с невозможным.

– Потому что на самом деле они не существуют?

– О, они существуют, это точно, – трудно собирать доказательства. Но я поспорила с одним местным Поручителем, что они существуют, а Джим Трикл [65]65
  Говорящая фамилия: treacle – слащавость.


[Закрыть] любит поспорить.

– И на что вы поспорили? – спросил я, ожидая услышать что-нибудь вроде дюжины Вопросов или тому подобное.

– На пятьдесят «кусков».

– На пятьдесят «кусков»? – Мне потребуется двадцать лет, чтобы скопить такие деньги. – Почему так много?

– Долгая история. Как вам нравится вот это?

Открыв сумочку, девушка достала маленькую коробочку, затем, открыв ее с величайшей осторожностью, показала крошечную шляпу, меньше пяти сантиметров в поперечнике.

– Вы видите перед собой, – сказала она, – головной убор домового, одного из зимних карликов.

Я изучил шляпу. Сшита она, бесспорно, была хорошо, однако материал был похож не столько на кожу, сколько… на пластик.

– По-моему, это шляпа куклы Барби, – заметил я, – из коллекции нарядов Дикого Запада.

– Да, я тоже так думаю, – вздохнув, согласилась девушка. – Внутри стоит клеймо изготовителя. Взгляните.

Показав мне клеймо, она положила шляпу в коробочку и убрала коробочку в сумку.

– Крайне важно собирать доказательства, – продолжала она, – даже если они свидетельствуют об обратном. Так делается наука. Ошибаться и двигаться дальше. Если мне часто указывают на мои ошибки, значит, я движусь в правильном направлении, разве не так?

– Тут я не стану спорить, – сказал я, – но ведь Зимний люд – это лишь сказки, правда? Чтобы пугать детей, добиваясь от них послушания, и уговаривать неспящих заснуть.

– У меня более широкий подход к традиционным понятиям «существование» и даже «доказательство», – сказала девушка, – но в здешних краях мне повезет скорее, чем где бы то ни было еще: Грымза, Термозавр и Штучка привязаны к Центральному Уэльсу, а из них самая новая – это Грымза, впервые она была замечена всего двадцать лет назад, под Райдером.

– Икабод и резервуар с холодной водой?

– То самое.

Я передал девушке слова Моуди о том, что эта местность считается колыбелью легенды.

– И на то есть все основания, – подтвердила та. – Я полагаю, Грымза должна вернуться – чтобы подкрепиться стыдом недостойных.

– Я так понимаю, здесь ей будет чем поживиться?

Девушка закатила глаза.

– В Двенадцатом богатый выбор ее, конечно, избалует. Мое мнение – если Грымза вздумает наведаться к нам, в первую очередь ее привлекут Поручители, и в особенности Поручитель Джим Трикл, Консул по совместительству, но по меркам Бремени вины он, пожалуй, даже рядом не стоит с некоторыми из наших чудиков. У нас есть Джонси, потерявшая шестьдесят солдат, бывших у нее в подчинении, есть Токката, половину времени сама не своя, есть Фоддер, который определенно что-то скрывает, и среди местных привратников огромные потери, вероятно, вследствие скуки или некомпетентности. И все-таки я ставлю на главную мерзость Двенадцатого, заместителя главы службы безопасности «Гибер-теха» Хука. Да, кстати, меня зовут Лора Строугер.

– Чарли Уортинг, – представился я.

Вместо Зимнего объятия мы пожали друг другу руки; обниматься с несовершеннолетними не принято, если только это не близкий родственник.

– Что ж, – сказал я, – удачи тебе в охоте на Грымзу.

Поблагодарив меня, Лора вернулась к занятиям, а я прошел в кафе «Миссис Несбит», довольно просторный зал, оформленный по-деревенски просто: дубовые балки под потолком, обшитые досками стены, древние медные сковороды и два больших окна, выходящих на площадь. В уютной нише у потрескивающего в камине огня устроилась сонная потенциальная клиентка, обсуждающая живопись импрессионистов – обычная предтеча сознательного погружения в сон. Далее она перейдет к литературе, поэзии, лютне и, если ничего не поможет, к более утонченным методам. В них мало кто нуждался. Учитывая традиционно высокий уровень навыков засыпания, большинство клиентов забывались бесчувствием где-то между Диланом Томасом и Лонгфелло, и лишь немногим удавалось продержаться до У. Х. Одена [66]66
  Томас, Дилан Марлес (1914–1953) – валлийский поэт; Лонгфелло, Генри Уодсуорт (1807–1882) – выдающийся американский поэт; Оден, Уайстен Хью (1907–1973) – американский поэт британского происхождения. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]. Лютни же редко приходилось даже просто извлекать из футляров.

У сонной был отсутствующий, измученный вид зимсонника – человека, который уже много лет не проваливался в плодотворную пропасть сна. Она почему-то показалась мне знакомой; ей было под шестьдесят, что было необычно, поскольку завзятые Зимовщики редко живут дольше сорока. Чувствуя себя глупо, я приветственно помахал рукой, и женщина абсолютно равнодушно ответила мне тем же.

Остальные находящиеся в зимней гостиной, человек десять, были зимсонниками. Они развалились в креслах, излучая чувство бесстрастной апатии. Двое играли в шахматы, используя облегченные фигуры, кто-то читал, но большинство просто дремали, приоткрыв глаза и рты с вытекающими на подбородки струйками слюны. При моем появлении они лениво повели глазами в мою сторону, затем так же лениво вернули их назад и продолжили заниматься тем, чем занимались, то есть по большому счету ничем.

– Добро пожаловать в «Миссис Несбит», – сказал ближайший ко мне зимсонник.

Он был в длинном пальто из дерюги и сандалиях на босую ногу, а в бороду были вплетены засушенные Весенние цветы. На добром благочестивом лице с очками в зеленой оправе бессонные Зимы и непогода оставили бесчисленные морщины, переходящие в складки.

– Привет, – ответил я, нарушая главное правило общения с неспящими: не надо с ними заговаривать.

Зимсонник представился Шаманом Бобом.

– Младший консул Чарли Уортинг, – сказал я.

– Проездом?

– Да; я здесь, чтобы встретиться с Моуди.

– От лишайника больше здравого смысла. Что у тебя с головой?

В отличие от разговора с Достопочтимой Гуднайт, когда мне нужно было оставаться учтивым, сейчас я мог оттянуться по полной.

– Это последняя стадия невыносимо болезненного неизлечимого недуга, поражающего половые органы. К счастью, он передается только через кожу. О, простите, я должен был предупредить об этом до того, как пожал вам руку. Какое упущение – примите мои извинения!

Шаман Боб улыбнулся.

– Поделом мне, – сказал он. – Я это заслужил.

– Да, согласен.

Встав, Шаман Боб шагнул вперед и заключил меня в Зимние объятия. В последний раз шаман обнимал меня лет десять назад, и с тех пор мало что изменилось. От Боба пахло сухой дерюгой, плесенью и вяленым мясом. И еще он был костлявый. По-настоящему костлявый. Словно мешок с топорищами. Мы стояли так долго, что я подумал, уж не заснул ли Боб, но тут наконец он меня отпустил.

– Хочешь кофе? – спросил он. – У нас «Несбит» бюджетного помола. Он отвратительно невкусный, но мы уже привыкли. Если смешать его с водой, получится очень эластичный клей для приклеивания плитки.

– Вы очень любезны, благодарю вас.

– Кофеварка вон там, и раз уж ты туда пойдешь, приготовь и мне. Еще кому-нибудь надо?

Весь зал откликнулся слабым согласием. Для зимсонников энтузиазм был ругательным словом. Пройдя к стойке, я приготовил большой кофейник кофе и поставил его на стол посредине. Зимсонники предприняли бессильные неэффективные попытки обслужить себя, и мне пришлось обнести их кружками. Все неспящие такие. Вечно заставляют работать других.

– Это за счет заведения, – сказал Шаман Боб, когда я протянул ему кружку с кофе и взял себе другую.

Кофе имел вкус дегтярного мыла, смешанного с сажей и ржавчиной.

– Уортинг, ты последователь «Книги Морфея»? – спросил Боб.

– Буду честным, – сказал я. – Я ничего не имею против верующих, но мне кажется, что это опасная ерунда.

– Неверующий – не что иное, как возможность, – с неестественным уровнем оптимизма сказал Боб, – а того, кто окружен изобилием возможностей, можно считать богатым. Что привело тебя в Двенадцатый сектор, Младший? Ты здесь ради… сновидений?

И тут до меня дошло, кто это такие. Эти люди были полной противоположностью тем из нас, кто применял «морфенокс». Используя запрещенные усилители снов, которые можно достать только на «черном рынке», они избегали безликого мрака зимней спячки под воздействием «морфенокса» и неслись по Зиме на гребне фармакологически порожденной волны подсознательного бегства от действительности, высасывающего жизненную энергию. И, учитывая правила, предписывающие предоставлять Зимнее прибежище всем, кто его попросит, на законных основаниях бесплатно получали еду и кров.

По сути дела паразиты – худшая разновидность.

– О, – сказал я, особо не стараясь скрыть свои чувства, – так вы сновидцы.

– Верно, – слабо усмехнулся Шаман Боб, – но ты не думай, что мы страдаем от своего образа жизни – мы здесь по своей воле. И поверь, – добавил он, понизив голос, – это то самое место, чтобы раздобыть «сно-вид». Стопроцентно чистый, неразбавленный. У нас связи с «Гибер-техом», мы меняем его на кексы к чаю, килограмм за грамм.

«Сно-видом» назывался усилитель, препарат, стимулирующий сновидения. Молва утверждала, что это классное средство, хотя в действительности все это был полнейший бред.

– Младший, а ты видишь сны? – спросил Шаман Боб.

Он догадывался, что я сижу на «морфеноксе». Сны я не видел. По крайней мере, ничего серьезного. Так, всякий бессвязный мусор во время ночной дремоты.

– Я не видел снов с тех самых пор, как мой возраст еще выражался однозначными числами, – сказал я. – И меня это устраивает.

– Если ты не видел сны, значит, ты по-настоящему не спал. Сны – это то место, где человек может быть самим собой: делать что угодно, быть кем угодно. Сознание освобождается – а «морфенокс» приглушает сознание и подавляет воображение.

– Поверю тебе на слово.

– Ты должен прокатиться на «поезде грез», – с улыбкой продолжал Шаман Боб, – принять дозу усилителя и увидеть собственными глазами, чего ты себя лишил. Конечно, это лишь жалкий бедный родственник «морфенокса», но одного не может быть без другого. День и ночь, друг мой, надежда и отчаяние, Элдон и Маннинг [67]67
  Вероятно, имеются в виду английские комики Кевин Элдон и Бернард Маннинг. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], свет и мрак. Мы оборотная сторона крепкого сна, засохшие ночные выделения, которые человек счищает с простыни и смахивает под кровать.

– Кажется, я не совсем понимаю, – сказал я, своим тоном выражая сомнение в том, что существует что-либо, заслуживающее понимания.

– Ты знаешь историю вашего Дона Гектора? – спросил Боб, выказав то, что среди ему подобных могло сойти за воодушевление. – Чем добрый доктор занимался на протяжении двадцати лет до того, как представил благодарным массам «морфенокс»?

Если задуматься, я этого не знал. Официальная версия гласила, что Дон Гектор потратил два десятка лет, совершенствуя препарат; я не слышал, как именно он это делал.

– «Морфенокс» – это чистое везение, – сказал Шаман Боб, не дождавшись от меня ответа. – Он был открыт совершенно случайно.

Я собирался попросить его объяснить подробнее, но тут появился Моуди. К сожалению, не так, как я рассчитывал и ожидал. Нас прервал крик, и, выглянув в витрину кафе, я увидел бегущего по улице голого Моуди, с вставшим дыбом от холода жестким зимним подшерстком. Размахивая топором, он во весь голос вопил: «Синий «Бьюик»!» Не останавливаясь ни на мгновение, Моуди что есть силы обрушил топор на витрину «Миссис Несбит» – бессмысленный поступок, поскольку закаленное стекло было сертифицировано противостоять шквальным зарядам дождя, мусору, гонимому ураганом, и обезумевшему мамонту. Топор оставил на поверхности царапину, но и только.

– Не лучшая реклама сновидений, – заметил Шаман Боб. – Моуди вот уже несколько дней в полной отключке от реальности.

– Надеюсь, миссис Несбит, Грымза отложит личинки у тебя в мозгу! – крикнул Моуди, снова замахиваясь топором. – И тебя погребут живьем!

В этот момент из-за угла неспешной походкой появился человек. Это был агент Хук, высокий, худой, с лицом словно из выдубленной кожи. В руках он держал «Кувалду», но не старую, какая была у Лопеса в «Джоне Эдварде Джонсе», а современную Модель VII, вдвое более мощную, изготавливаемую в матово-черной и хромированной модификациях.

– Служба безопасности «Гибер-теха», – объявил Хук, остановившись шагах в тридцати от обескураженного железнодорожника. – Брось топор, или я тебя завалю!

Моуди повернулся к нему. По его виду совершенно не чувствовалось, что он в полном сознании и способен выполнять простейшие приказания.

– Синий «Бьюик»! – крикнул Моуди. Он повернулся ко мне, и у него в глазах мелькнула искра узнавания. – Ты сядешь в синий «Бьюик», и миссис Несбит начнет приставать с разговорами и к тебе, – продолжал он. – Ничего ей не говори, и что бы ты ни делал, не спускайся с камней, иначе руки тебя схватят!

С этими словами Моуди поднял топор, развернулся и набросился на Хука.

Ба-бах!

У меня заложило уши. Ударная волна в форме пончика вырвалась из дула оружия и поразила Моуди прямо в грудь. Я успел увидеть, как у него на волосах расцвела красная роза Тюдоров, затем вторичная ударная волна сбила его с ног и отшвырнула назад через всю площадь в непоколебимый камень городской ратуши. Послышался влажный шлепок, и Моуди безжизненной кучкой сполз на землю; утоптанный снег растаял, превратившись в воду под кратковременным воздействием высокого давления, обнажив булыжную мостовую и угол дренажной решетки. За долю секунды давление нормализовалось, и вода тотчас же снова застыла, превратившись в прозрачный, словно джин, лед, приковав тело Моуди к земле.

Раскрыв «Кувалду», Хук извлек стреляную гильзу и вставил новый энергетический элемент, который достал из кармана.

Краем глаза я заметил какое-то движение. Это была Аврора, выбежавшая из-за угла с оружием наготове. Увидев произошедшее, она вскинула руки.

– Безмозглый тупица! – воскликнула Аврора, увидев труп Моуди. – Что случилось с добрым старым чувством меры?

– Аврора, я действовал строго в рамках своих прав, – невозмутимо произнес Хук. – Моуди представлял угрозу для моей жизни и жизни окружающих. Закон позволяет мне в подобных обстоятельствах использовать разумную силу.

Он произнес это таким тоном, каким описывают любимый сорт сливочного масла.

– Нам необходим обслуживающий персонал, – раздраженно доказывала Аврора, – даже те, кто спятил. Кто будет выводить железнодорожную сеть из нафталина, чтобы с Весенним пробуждением она снова заработала четко по графику?

Последовал спор, в ходе которого стороны обменялись заявлениями и возражениями, обилием оскорблений и намеками на понижение в должности. Однако результата в конечном счете не было почти никакого.

Через несколько минут подоспели другие сотрудники службы безопасности, предположительно предупрежденные сигнатурой ударной волны «Кувалды», от которой в радиусе целой мили все барографы выдали сумасшедшие пики. Только тут Аврора заметила за витриной меня и вошла внутрь.

– Младший консул Уортинг, – сказала она, подходя ко мне вместе с Хуком, – как продвигается расследование вирусных сновидений?

– Один из ваших агентов убил моего главного свидетеля.

– Это была самооборона, – сказал Хук. – Ты же видел, как он набросился на меня с топором.

– Это правда? – спросила Аврора.

– Да, – неуверенно подтвердил я, – пожалуй.

– Вижу, ты познакомился с нашими местными паразитами, – заметил Хук, обводя взглядом кафе. – Добрый вечер, Шаман Боб.

– Добрый вечер, – с вызовом улыбнулся Боб. – Пришли пожелать всем нам медленной смерти?

– Ты читаешь меня, словно раскрытую книгу, – сказал Хук. – Просто жуть какая-то! Но давай взглянем в лицо фактам: из всех нахлебников ты самый омерзительный.

– Для вас я мистер Омерзительный Нахлебник, – поправил Шаман Боб, чье вызывающее поведение нисколько не поколебалось от оскорблений Хука, – и я знаю свои права. Вы из службы безопасности частной компании, а не из Зимнего консульства. Ваша юрисдикция на меня не распространяется.

Но, предположительно, памятуя о своей привычке к сновидениям, он все-таки благоразумно предпочел удалиться.

– Мы с тобой еще поговорим, – бросил мне на прощание Шаман Боб, хотя это было маловероятно.

Мой поезд должен был скоро отойти. И все же, несмотря на то немногое, что было мне известно о «Гибер-техе», я был заинтригован словами Боба о том, что «морфенокс» не более чем удачная находка.

– Все они лжецы и мошенники, – заявил Хук. – Ты одалживал ему деньги?

– Нет, – сказал я, – но, наверное, вам следует знать, что они выменивают «сно-вид» у кого-то из «Гибер-теха».

– Нас это нисколько не колышет, – небрежно бросил Хук. – Одним неспящим меньше – не нужно кормить еще один лишний рот.

– На самом деле я очень сожалею, что ты не смог поговорить с Моуди, – сказала Аврора, кивая на сотрудников службы безопасности, которые с помощью тепловых пушек извлекали тело железнодорожника изо льда. Получалось это у них не слишком хорошо: даже в кафе чувствовался запах паленых волос. – Мистера Хука приняли в «Гибер-тех» в первую очередь за его беспощадное стремление всеми силами добиваться процветания компании, поэтому деликатность не является его сильной стороной. Ты принимаешь мои извинения?

– Да, наверное.

– Хорошо. У меня к тебе несколько вопросов. Ничего не имеешь против?

– Спрашивайте.

Достав из нагрудного кармана фотографию, Аврора положила ее на стойку. На фотографии был мужчина лет сорока с небольшим, непримечательное лицо, редеющие волосы, в руках игуана.

– Знаешь этого человека?

– Никогда не видел.

– Это Хьюго Фулнэп. Настоящий Хьюго Фулнэп. Бухгалтер, двенадцать лет назад отправился в ночные скитания и был разделан в ту же Зиму. А тот Хьюго Фулнэп, что был в гостинице, никакой не Хьюго Фулнэп.

– А, – сказал я, не зная, куда она клонит и что ей от меня надо. – Почему у него в руках игуана?

– По-моему, это не имеет к делу никакого отношения. У тебя есть мысли, как они собирались поступить с миссис Тиффен?

– Ее хотели отправить на ферму для воспроизводства.

– Фулнэп прямо так и сказал?

– Ну не прямо, но это было очевидно.

– Он упоминал Кики?

– Нет.

– Фулнэп говорил что-нибудь такое, что намекало бы на его связь с «Кампанией за истинный сон»?

– Ничего подобного не могу припомнить, – сказал я, затем добавил, не подумав: – Если вы подозреваете, что он связан с «Истинным сном», почему вы его не арестовали?

Я осознал свою дерзость, едва эти слова слетели у меня с уст, однако откликнулась не Аврора, а Хук.

– У тебя язык без костей. Еще одно подобное высказывание – и я подправлю тебе физиономию, хотя, судя по твоему виду, кто-то уже это проделал.

Он ухмыльнулся собственной шутке, посчитав ее как смешной, так и оригинальной, однако в обоих случаях он был категорически не прав.

– В таком случае, возможно, вы мне ее исправите, ко всеобщему благу, – сказал я, за долгие годы привыкший выслушивать и гораздо более обидные оскорбления.

Поворотной точкой стала стычка с Гэри Финдли. Гэри на протяжении нескольких лет постоянно насмехался надо мной, однако то, что я откусил ему ухо, было признано «совершенно неадекватной реакцией». Мать Фаллопия не смогла замять это происшествие, и после того как в моем личном деле появилась пометка «Кусачий», даже самые благожелательно настроенные приемные родители стали поспешно проходить мимо.

– Не понимаю, – сказала Аврора, – что такого необычного в лице Уортинга?

До меня вдруг дошло, что она видит вещи только с левой стороны – свидетельством чему ее странный набросок лица Фулнэпа и то, что она не заметила медика, – так что, возможно, она до сих пор не обращала внимания на кривую половину моей головы.

– У меня врожденная деформация черепа, – объяснил я.

– О, – протянула Аврора, поворачиваясь так, чтобы разглядеть меня получше, но, как мне показалось, не преуспев в этом. – В таком случае замечания мистера Хука просто недопустимы – вы должны немедленно принести свои извинения.

– Я приношу свои искренние извинения, мэм, – безучастным монотонным голосом произнес Хук.

– Не мне, болван, – сказала Аврора, кивая на меня.

– О, – пробормотал Хук, после чего повернулся ко мне и принес обильные, хоть и неискренние извинения, добавив, что я при желании могу пошутить над тем, что он потерял левое яичко в результате «одного странного происшествия с вращающейся дверью».

Я отказался, и Хук отступил назад.

– Сожалею, что так случилось, – сказала Аврора. – У Хука особенно хорошо получается изобретать устрашающие методы допросов, и порой он забывается. Ладно, – добавила она, забирая фотографию, – это всё. От лица компании «Гибер-тех» выражаю тебе благодарность за благополучную доставку «капусты» – а если ты увидишь кого-либо из тех, кто был в том номере в гостинице, будет очень хорошо, если ты незамедлительно свяжешься со службой безопасности «Гибер-теха». Договорились?

Я заверил ее в том, что непременно так и поступлю, однако все мои мысли были о том, что я должен переговорить со Старшим консулом Токкатой, вернуться домой и больше не иметь никаких дел с Двенадцатым сектором. Аврора протянула мне руку, после чего заключила в Глубокие зимние объятия, с присвистом подышав мне прямо в ухо. Я почувствовал прикосновение к ноге ее плоского бедра, твердая «Колотушка» вжалась мне в грудь.

– Удачи тебе, Чарли, – сказала Аврора, дохнув на меня ароматом кофе, молока с бананом и мятных леденцов. – У меня такое чувство, что из тебя получится хороший Консул.

Она отпустила меня, и я, развернувшись, направился к выходу, по дороге взглянув на часы. До отправления моего поезда оставалось сорок восемь минут.