Текст книги "Тайна Лоринг-Чейза"

Глава XLIII,

не имеющая отношения к разгадке тайны, и потому ее вполне можно пропустить

Многочисленные обязанности Дэвида в обширном поместье Лорингов зачастую уводили его далеко от дома. Дважды, припозднившись, он по счастливому стечению обстоятельств встречал Антиклею, и оба раза на одном и том же месте, где узкая тропа соединялась с большой дорогой. Эта уединенная тропа, укрытая в тени деревьев и высоких изгородей, была идеальным местом для таких встреч. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, поравнявшись с примечательной развилкой, Дэвид свернул под тенистый свод и с надеждой огляделся, прислушиваясь, не раздастся ли поблизости желанный стук копыт. Солнце припекало; даже тут, в густой тени, было жарко, но Дэвид с достойным подражания терпением прождал целых пять минут, улыбаясь своим мыслям. Он думал о том, как бесстрашно и грациозно держится Антиклея в седле. Им следует почаще ездить на прогулку верхом. Впрочем, и походка у нее, словно у богини… А волосы такого своеобразного оттенка – конечно же, самые прекрасные на свете!

Дэвид предвкушал радость встречи, однако по прошествии десяти минут заерзал в седле, всмотрелся вперед, оглянулся назад, посмотрел по сторонам – никого. Он начал впадать в уныние, да и жажда давала себя знать. Прошло еще десять немыслимо долгих минут напрасного ожидания, и вот уже перед нами оставленный надеждой, осмеянный фортуной и впавший в отчаяние страдалец.

Проклиная свою глупость, он тронул коня, как вдруг до его слуха донесся лязг ведра, грохот цепи и скрип во’рота, указывающие на близость колодца и прохладной чистой воды. Дэвид повернул лошадь и, проскакав с полсотни ярдов, выехал к небольшому постоялому двору или скорее придорожной харчевне. Других домов поблизости не было, и выглядела она как-то неуместно. Еще более неуместно выглядел отдыхающий на скамейке перед входом элегантный джентльмен. Он сидел развалясь, и глаза его блестели так же холодно и ярко, как пуговицы сюртука, а щеки лоснились почти так же, как башмаки. Короче говоря, перед Дэвидом сидел щеголь, модное платье и высокомерный вид которого могли вызвать либо зависть, либо неприязнь.

Когда Дэвид подъехал и натянул поводья, джентльмен, поднеся к правому глазу монокль в золотой оправе, томно оглядел всадника, потом его лошадь и снизошел до похвалы:

– Дья-а-вольски благородная тварь!

Дэвид, которому не понравилось лицо джентльмена, перевел взгляд на его великолепно сшитый сюртук и жилет в цветочек, потом на штаны из белоснежной оленьей кожи и добрался до блестящих, с кисточками, башмаков. Он живо почувствовал, каким неуклюжим в сравнении с этим костюмом выглядит его собственное платье, и начал раздумывать над тем, что надо бы при первой возможности заказать другое, когда владелец роскошного наряда оторвал его от этих размышлений. В голосе джентльмена прозвучало нетерпение.

– Эй, вы меня слышали? Я сказал, что восхищен вашей скотиной. Какую цену вы за нее хотите?

– А я любуюсь вашими башмаками, – ответил Дэвид. – Они продаются?

– Продаются? – Джентльмен вытаращил глаза. – Что значит «продаются»? Дьявол! «Продаются», черт возьми! Да вы, ей-Богу, неотесанный мужлан!

– А вы несносный самодовольный болван, сэр!

– Болван?! – Джентльмен задохнулся от возмущения. – Да вы никак пытаетесь оскорбить меня?

– В меру своих скромных способностей, сэр.

– Ах вот как, черт побери! Ну что ж, для наглых молокососов существуют трости…

– А для зрелых наглецов – хлысты!

– Десять тысяч чертей! – вскричал джентльмен, вскочив на ноги. – Ты смеешь угрожать мне, деревенщина?

– Нет, всего лишь сообщаю, сэр! – ответил Дэвид и, переложив хлыст в правую руку, приготовился спешиться.

Но в этот момент из дверей харчевни выбежал обеспокоенный хозяин и засеменил к забиякам.

– О, господа, господа, прошу вас, перестаньте, джентльмены! – запричитал он. – Моя бедная жена лежит в постели, она вот-вот должна родить нашего седьмого, а у меня ужасно разболелось ухо. Пожалейте нас, господа, не затевайте здесь ссору!

Надменный джентльмен только рявкнул в ответ и, свирепо глядя на Дэвида, шагнул к лошади. Однако с видимым усилием все же сдержался, воинственно заломил шляпу и, повернувшись на каблуках, скрылся в доме.

– Господи, Боже! – произнес озабоченный хозяин, глядя ему вслед. – Какой лютый, свирепый господин! А у меня в ухе стреляет, и жена, бедняжка…

– Примите мои соболезнования и пожелание скорейшего разрешения всех ваших проблем, – сказал Дэвид и похлопал его хлыстом по плечу. – И пришлите, пожалуйста, кружку эля.

– Благодарю вас, сэр, сию минуту, сэр.

Владелец харчевни, вздыхая, засеменил прочь, а Дэвид развернул свою лошадь так, чтобы видеть дорогу. Но, к его разочарованию, Антиклея не приехала.

– Экий вспыльчивый, сердитый господин! – вздохнул хозяин, подавая ему кружку с высокой шапкой пены. – Сидит, сквернословит и богохульствует в моей лучшей гостиной, а моя бедная жена…

– За нее и за вашего седьмого! – улыбнулся Дэвид. – Благослови их Бог!

Он поднес кружку к губам и начал жадно пить. Он все дальше запрокидывал голову назад, пока его глаза не встретились с другими глазами – огромными, темными и заплаканными. В них было столько страдания и молчаливой мольбы, что Дэвид едва не поперхнулся. Эти глаза смотрели на него сквозь решетку небольшого окна под карнизом постоялого двора. Не успел он собраться с мыслями, как белая тонкая рука с лихорадочной поспешностью открыла окно и оттуда показалось прекрасное юное личико.

– О, сэр, ради Бога… – услышал Дэвид страстный шепот. – Он меня запер, и я так боюсь! Умоляю, вызволите меня отсюда… Прошу вас, сэр…

Дэвид все-таки поперхнулся, закашлялся, сунул полупустую кружку хозяину в руки и снова посмотрел вверх. Девичья головка исчезла.

– Кто это? – властно спросил он.

– Молодая леди, сэр, – озираясь, вполголоса ответил хозяин. – Она приехала вместе с тем свирепым джентльменом в почтовой карете. У них сломалась рессора, форейтор уже больше часа возится с ней… А молодая мисс ничего не делает, только все время рыдает и плачет, плачет и рыдает. Боится его, бедное дитя, и ничего удивительного… А у меня ухо… и жена…

– Ха! – воскликнул Дэвид. – Она говорит, этот господин ее запер. Почему?

– Сэр, я не знаю… Оттого она, видать, и плачет так душераздирающе!

– Где ключ?

– В кармане господина, сэр.

– У вас есть запасной?

– Нет, сэр…

– Очень жаль! – сказал Дэвид, спрыгивая с лошади.

– Почему, сэр?

– Потому что мне придется либо вышибить дверь, либо побить джентльмена.

– Боже упаси, сэр, не делайте этого! Прошу вас, сэр, не надо никакого насилия… У меня много других ключей, может быть, какой-нибудь подойдет.

– Несите! – мрачно велел Дэвид и, привязав лошадь, последовал за хозяином в дом, а там по темной лестнице – наверх. – Эта комната? – осведомился он, остановившись у одной из дверей.

– Она самая, сэр, – лопотал хозяин. – Только, пожалуйста, не надо, не торопитесь…

– Заперта! – сказал Дэвид, подергав за ручку.

– Да, сэр! Только, ради Бога, не ломайте ее, сэр…

– Тогда принесите ключ.

– Но, сэр, а как же тот господин? Он такой лютый и страшный…

– Не ваша забота! Несите ключ.

– Да, сэр, сию минуту, сэр, только умоляю, не устраивайте шума! О, Господи, Боже, что будет с моей женой, с моим ухом?.. Что за день, что за день! – И причитающий хозяин убежал, смешно переставляя короткие ножки.

Оставшись один, Дэвид услышал тихий стук в дверь и горячую скороговорку:

– Сэр, спасите, защитите меня! Не позволяйте, не позволяйте ему снова затолкать меня в почтовую карету!..

– Не позволю, не позволю, – заверил Дэвид. – Успокойтесь, мэм, вы в полной безопасности.

Хозяин вернулся скоро. Приложив палец к губам, он как можно тише вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь.

Дэвид увидел большие заплаканные глаза, бледные щеки и по-детски дрожащие губы. На пороге стояла девушка – необычайно красивая, несмотря на то что лицо ее опухло от слез. Выглядела она совсем молоденькой и неопытной.

– Прошу вас, сэр, – прошептала она, протянув ему обе руки, – заберите меня отсюда, увезите от него. Вы ведь не откажетесь мне помочь, вы вернете меня в школу или отвезете к моему дорогому отцу?

– Конечно, отвезу! – ответил Дэвид, пожимая ее дрожащие руки.

– Ради Бога, сэр, тише! Я не хочу, чтобы тот господин услышал вас, сэр! – опять заскулил хозяин. – Он в гостиной, пьет шерри, а ругается так, что волосы дыбом встают! Постарайтесь проскользнуть незаметно.

Они быстро и почти бесшумно спустились по скрипучей лестнице, но едва миновали нижнюю ступеньку, как дверь гостиной распахнулась, и перед ними появился давешний джентльмен. На мгновение он застыл с изумленно выпученными глазами, затем с яростным проклятием рванулся к Дэвиду, потянулся руками к его горлу, но был отброшен молниеносным ударом кулака. Удерживая равновесие, грозный джентльмен попятился в комнату, из которой только что вышел, и пятился, пока не наткнулся на стол. Он замер на секунду, держась рукой за подбитый левый глаз и так яростно сверкая правым, словно хотел убить противника взглядом. Потом, опомнившись, попытался выхватить из кармана пистолет, но запутался в длинных полах сюртука, и, прежде чем он выхватил оружие, Дэвид уже был рядом.

Стол с грохотом опрокинулся, стул отлетел через всю комнату, и противники сцепились в яростной схватке. Дэвиду удалось вырваться и нанести два превосходных удара – сначала левой, а потом сокрушительный правой. Джентльмен картинно взмахнул руками и повалился на пол, по дороге задев затылком угол стола. Дэвид быстро нагнулся, вытащил у него из карманов пистолеты и швырнул их в открытое окно. Затем повернулся лицом к смертельно испуганной девушке, вцепившейся руками в дверной косяк.

– О Боже! – вскрикнула она. – Вы убили его!

Дэвид бросился к ней и подхватил ее под руки, потому что она стала оседать.

– Ни в коем случае! – ответил он, отдышавшись.

Он обнял ее, пытаясь успокоить, но увидев, что она в обмороке, поднял на руки и вынес на улицу. Там он сел с нею на скамейку. Рядом оказалась его недопитая кружка, и Дэвид, поскольку воды у него не было, попробовал привести девушку в чувство при помощи эля. Он уже смочил ей лоб и губы, когда рядом раздался топот копыт. Дэвид поднял голову: с лошади на него хмуро смотрела Антиклея.

– Наконец-то! – воскликнул он, не ведая худого. – Слава Богу, ты здесь… Она в обмороке, – добавил он, кивнув на девушку.

– Вижу! – сказала Антиклея, ни взглядом, ни голосом не проявляя теплых чувств к пострадавшей. – Очень молоденькая и хорошенькая. А волосы какие – просто чудо!

– Да, – растерянно ответил Дэвид, не сводя глаз с очаровательного бледного лица, прижатого к его груди. – Помоги мне, Антиклея, принеси немного воды!

– Право, сэр, я думаю, что пиво ничем не хуже, особенно если она его пьет… Вы обратили внимание на эти прекрасные косы? Насколько они приличнее непослушных, отвратительных рыжих лохм!.. Я уверена, вы и без меня справитесь. Она, вероятно, скоро придет в себя и отблагодарит вас куда горячее, если вы будете вдвоем. Всего наилучшего, мистер Холм, позаботьтесь об этом юном очаровательном создании… Впрочем, вы и без моего совета сделаете все как надо!

И не давая Дэвиду опомниться, Антиклея яростно пришпорила коня и ускакала прочь, а Дэвид, онемев от возмущения, только и смог проводить ее взглядом.

Потом, посмотрев на девушку, забыл обо всем, кроме беспомощности этого создания, и громко окликнул хозяина. Он звал и требовал воды, пока тот не выбежал на улицу с тазиком и полотенцем. Подбежав, хозяин опять начал причитать и жаловаться:

– О Господи, тот джентльмен все еще лежит, сам еле живой, а требует свои пистолеты. Ох, бедное мое ухо…

– Держите тазик! – приказал Дэвид.

– Ох, бедная моя жена…

– Дайте полотенце!

– Смотрите, сэр, кажется, мисс приходит в себя… Вот, вздохнула!

– Уйдите! – велел Дэвид.

Девушка застонала, открыла глаза и, увидев себя в объятиях Дэвида, залилась краской. Она принялась просить прощения, робко высвободилась, но осталась сидеть на скамье.

– Скажите, мэм, кто вы и как случилось, что вы оказались во власти этого мерзавца? – спросил Дэвид.

– Я была чересчур доверчива, просто глупа… Я очень тревожилась за отца – он сказал мне, что отец заболел.

– А кто ваш отец?

– Доктор Пибоди, сэр. Не слышали о нем?

– Пибоди! – воскликнул Дэвид. – Тот врач, что лечит бедняков?

– Да, сэр! Его все знают, особенно бедные люди, – с гордостью сказала она. – Он такой добрый, умный и простой! Зовет меня своей спасительницей… А я чуть не стала его горем и позором. Если бы не вы… О, как мне отблагодарить вас?

Дэвид отправился искать пистолеты, подобрал их и вернулся.

– Не стоит благодарности. Скажите, куда вас отвезти?

– Я живу в Брайтелмстонской школе, сэр, – ответила девушка, с явным неодобрением глядя на пистолеты. – Я там учу детей… Три недели назад познакомилась с этим отвратительным мистером Истменом… А сегодня он попросил меня о встрече и сказал, что мой дорогой отец заболел и прислал его за мной. Я немного боялась, но все-таки собралась и села в почтовую карету, где меня ждал этот человек, и мы поехали… А потом… Я поняла, что не зря боялась этого негодяя! Слава Богу, карета сломалась… затем появились вы… Как же я теперь вернусь в школу, ведь это так далеко отсюда, наверное, много миль?

– Вы что-то говорили о почтовой карете…

– Нет, нет! Ее нанял этот господин.

– И отлично! Он вам ее одолжит!

– А если он откажется, сэр?

– Неважно!

– И она, может быть, еще не починена.

– Пойдемте, посмотрим. Но сначала надо куда-то деть эти штуковины. – Дэвид подошел к кормушке для лошадей и бросил туда пистолеты джентльмена, после чего отправился на конюшенный двор. Девушка решила держаться поближе к нему и последовала за ним. Возле конюшни крутился угрюмый человек в короткой куртке и высоких форейторских сапогах. Он как раз запрягал лошадей в пыльную почтовую карету.

– Все в порядке, сэр! – закричал он, не поворачивая головы. – Будет готова через пять минут, черт бы ее побрал!

– Очень хорошо! – ответил Дэвид. – Чем раньше, тем лучше. Мы должны прибыть в Брайтелмстон до наступления темноты.

Тут форейтор поднял голову и, разинув рот, воззрился на Дэвида круглыми глазами.

– Чтоб я сдох! – ошалело пробормотал он. – Вы – не тот джентльмен!

– Но вы везли эту даму, верно?

– Да, сэр… Но…

– А теперь отвезете нас обратно, в Брайтелмстон.

– Вас, сэр? А как же насчет того джентльмена?

– Он останется здесь.

– Вот как, сэр? Я хотел бы услышать, что он скажет по этому поводу!

– Что ж, сходите и передайте ему то, что я сказал. Наверняка услышите от него множество интересного, только поторопитесь!

Оставив лошадей на попечение конюха, форейтор дотронулся до своей кожаной фуражки и отправился в харчевню, откуда вскоре раздался яростный рев, а еще через мгновение форейтор выскочил с еще более выпученными глазами.

– Ну? – мрачно улыбаясь, осведомился Дэвид.

– Вы были правы, сэр! Я ни разу в жизни не слышал, чтобы джентльмен сказал так много за одну минуту. И сомневаюсь, что захочу когда-нибудь услышать столько такого еще раз.

– Значит, вы отвезете нас обратно?

– Согласен, сэр… Только кто заплатит мне мои тридцать шиллингов?

– Вот, держите! – сказал Дэвид, отсчитывая деньги в ладонь озадаченного форейтора. – Ну а теперь пора трогаться.

– Что ж, сэр, тогда занимайте места!

Подсадив девушку в карету, Дэвид вскочил на лошадь, и они двинулись в путь, предоставив брошенному на произвол судьбы джентльмену (теперь далеко не томному и с синяком под глазом) размахивать бесполезной тростью и посылать им вслед неслыханные проклятия.

Глава XLIV,

повествующая о долгожданной встрече

Проехав около мили, Дэвид завидел вдали быстро приближающиеся клубы пыли. Впереди этого катящегося облака скакал всадник на лошади. Словно обезумев, гнал он взмыленное животное бешеным карьером.

– С дороги! – дико заорал он, ибо Дэвид, узнав наездника, выбросил руку, чтобы остановить его. – Прочь с дороги, или, ей-Богу, вам не поздоровится!

– Отец… Отец! – крикнула девушка, высунувшись из окна кареты. Увидев ее, всадник немедленно осадил лошадь.

– Сольвейшн! Салли! – завопил он и, спрыгнув на землю, побежал, спотыкаясь и воздевая руки, к дочери.

Дэвид не стал мешать радостной встрече, повернул свою лошадь и ускакал.

Он скакал легким галопом между цветущими изгородями, однако вскоре сзади послышался крик, дробно застучали копыта, и, повернув голову, Дэвид снова узнал мистера Пибоди, который, оказывается, пустился за ним в погоню.

– Сбежать собираетесь, сэр?! – кричал на скаку эскулап, вытянув правую руку, словно собирался схватить Дэвида. – Удрать и лишить меня права, привилегии выразить мою благодарность? Я не сразу узнал вас в этой одежде, да к тому же был в таком расстройстве! Благослови вас Господь, вы спасли мою Сольвейшн! Да, да, она уже рассказала, как вы расправились с гнусным, трижды проклятым мерзавцем… Отличная взбучка!.. Не спешите, дайте же мне высказать свою, то есть нашу, признательность… Нет, не могу… слов не хватает… О, позвольте пожать вашу руку, сэр!.. Кстати, я должен вам тридцать шиллингов – возьмите их, сэр!

– Фу! – осудил его Дэвид.

– Фу-то оно фу, но все-таки возьмите, друг мой! – И мистер Пибоди вложил ему в руку деньги. – А теперь, – продолжал мистер Пибоди, обменявшись с Дэвидом рукопожатием, – вы должны поехать с нами. И не возражайте, сэр, вы просто обязаны, иначе Салли меня отругает! Она сказала, что не знает даже вашего имени. Я тоже не осведомлен на этот счет, единственно, слышал, что будто бы ваше христианское имя – Дэвид.

– Да, сэр, так меня и зовите. Но откуда вы узнали?

– От некого Баукера, Бенджамина Баукера, узника омерзительной льюисской тюрьмы. Он описал мне вас точно таким, каким я вас запомнил в первый раз, с перебинтованной головой.

– О, я должен повидать его, – сказал Дэвид.

– Тогда едемте со мной, сэр, я провожу вас к нему. К слову, он написал вам письмо и просил передать.

Дэвид развернул лошадь. Мистер Пибоди расстегнул запыленный сюртук и вынул из-за пазухи конверт. Пустив лошадей шагом, они поехали в обратном направлении.

Дэвид вскрыл послание и принялся разбирать старательные каракули.

«Дорогой друг, меня все-таки схватили за преступление, которого я не совершал. Это очень тяжело. Я здесь совсем слег и, кажется, скоро протяну ноги, но это неважно, потому что жизнь не принесла мне удачи, и я готов расстаться с ней когда угодно. Об одном только жалею – что после всех этих долгих лет каторги перед смертью так и не повидал свою Нэн. Поэтому посылаю вам ее обручальное кольцо, которое она ни разу не надевала. Все эти годы я носил его на шейной цепочке. Если вам доведется когда-нибудь повстречаться, отдайте его ей и скажите, что Бен честно жил и честно помер. И еще у меня лежит две сотни фунтов в Льюисском банке. Возьмите их и сохраните для нее. Если вы ее не отыщете, возьмите себе на память о Бене Баукере.

Р.S. Мне подумалось, если вам не удастся отыскать Нэнси, то поделите эти деньги с ее старой матерью. Этим вы окажете хорошую услугу уважающему вас Б.Б.»

Внимательно прочтя письмо, Дэвид бережно сложил его и убрал, потом взял кольцо, уже протянутое ему мистером Пибоди, – тоненький, некогда блестящий, но давно потускневший золотой ободок. Держа на ладони дешевое украшение, которое Бен Баукер хранил долгие годы всех своих горьких злоключений, Дэвид увидел в этом кольце символ трагедии двух разбитых жизней и неожиданно почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

– Да… – произнес Пибоди, – такая вот история! Бедняга, что и говорить.

– Он что, тяжело болен? – спросил Дэвид, пряча кольцо вслед за письмом.

– Был болен! – поправил славный эскулап. – Рад сообщить, тут нужен глагол в прошедшем времени, Дэвид… Можно мне называть вас просто Дэвидом?

– Сделайте одолжение. Значит, Баукеру лучше?

– Благодаря снадобьям лекаря Пибоди!.. А тюремная лихорадка, прошу заметить, это недуг, который заставил бы озаботиться лишь немногих из ваших обычных врачей. Ибо узник это всего лишь узник, и считается, чем скорее он окончит свои грешные дни, тем лучше. Однако узники тоже люди, да-с, даже худшие из них! Поэтому я пользую их, когда необходимо, и нередко преуспеваю, да-с, мне нередко сопутствует удача.

– Мистер Пибоди, я начинаю понимать, что вы…

– Всего лишь знахарь, лечащий бедняков, которым доктора не по карману. Правда, зато у меня широкая, можно сказать, неограниченная практика… Так вы хотите поехать с нами, чтобы навестить Баукера?

– Непременно! Он все еще в тюрьме?

– Вчера освобожден, сэр, он уже в «Гавани».

– В какой гавани? – озадаченно переспросил Дэвид.

– Так называется недавно приобретенный мною дом. Вернее, наш – мой и Салли… Милю не доезжая до Льюиса. Только, прошу, ни слова ей, Дэвид! Она часто восхищалась этим домом и мечтала, как в один прекрасный день он станет нашим. Этот день настал. Там все заново выкрашено, побелено, починена крыша, и я хочу преподнести Салли сюрприз. Когда-то я был обломком кораблекрушения, познал ужас неумолимого погружения на самое дно… но, благодаря моей чистой, милой Салли, добрался до безопасной гавани, потому-то и дал дому это название. Да-с!.. Но смотрите, она остановила карету, просит нас поторопиться.

Нагнав экипаж, они поскакали рядом. Оба молчали; каждый думал о своем. Наконец Пибоди свернул на узкую дорожку между живыми изгородями…

Навстречу легкой рысью ехала на лошади Антиклея. Голова ее была опущена, лицо омрачено безрадостными мыслями. Но стоило ей заметить Дэвида и его спутников, как она пустила своего скакуна в галоп и в одно мгновение промчалась мимо.

– Ого! – удивился мистер Пибоди, поворачиваясь и глядя ей вслед. – Это та гордая дама из Лорингского леса, я полагаю?

– Да, – неохотно ответил Дэвид. – Могу я попросить вас подождать здесь некоторое время? Я не задержу вас надолго. – И он пустился в погоню.

Выехав на широкую дорогу, он увидел Антиклею, которая медленно удалялась примерно в полумиле впереди. Он послал лошадь в галоп, Антиклея заметила его и немедленно сделала то же самое. Дэвид дал лошади шпоры, она рванулась вперед, но как он ни старался, как ни нахлестывал ее, не мог догнать грациозную всадницу на гнедом скакуне, которая ни разу даже не оглянулась. Хлыст Антиклеи изредка опускался на конский круп, Дэвид не отставал, но и не приближался; так бы и продолжалась эта скачка, если бы девушка, то ли устав, то ли решив, что достаточно проучила его, то ли просто потому, что была женщиной, не позволила себя догнать. Она перестала подгонять коня и уже приготовилась улыбкой встретить упорного преследователя, но выражение его покрытого пылью лица, раздраженный взгляд и то, как он хозяйским жестом схватил ее коня под уздцы, согнало улыбку.

– Что это значит? – спросила она с вызовом. – Как вы смеете останавливать меня?

– Я желаю, чтобы вы вернулись со мной. Меня ждут друзья, – ответил он с заметным акцентом.

– А я не желаю!

– Я обещал, что не заставлю их долго ждать… – продолжал он более спокойно.

– Отпустите мою лошадь! Прочь с дороги!

– Нет, мэм!

Антиклея угрожающе замахнулась хлыстом, а Дэвид вдруг рассмеялся, неожиданно наклонился и, притянув ее к себе, поцеловал. Правда, лошади нервничали, поцелуй получился несколько смазанным и угодил Антиклее в розовое ушко. Но Дэвид не отступил – второй попал в щеку, зато уж третий пришелся как раз в ее надутые губки.

Она же, совсем не сопротивляясь, безропотно позволила ему добиться поставленной цели. Естественно, ее оправдывало сознание бесполезности сопротивления и даже опасности борьбы верхом на пугливых животных…

Как бы то ни было, Антиклея стоически терпела объятия Дэвида, а потом он почувствовал, что ее губы отвечают. Начав задыхаться, она что-то жалобно промычала и рукой, все еще сжимавшей бесполезный хлыст, не то оттолкнула, не то приласкала самоуверенного обольстителя.

Дэвид отпустил ее, она подобрала брошенные поводья и поехала молча. Глядя на голову своего прядавшего ушами коня, на пыльную дорогу, на зеленые кусты изгороди – в общем, на что угодно, только не на Дэвида.

– Вы очень… внезапны! – высказалась она наконец.

– Это потому, что вы прекрасны, – ответил он. – Я не способен противостоять искушению, когда вижу эти глаза.

Антиклея счастливо рассмеялась, и, покосившись на Дэвида, покраснела, увидев, с каким обожанием он на нее смотрит.

– Где ты оставил своих друзей? – смущенно спросила она.

– О небо, совсем о них забыл! – воскликнул он.

– Кажется, кое-кто склонен раздавать опрометчивые обещания…

– Ох, каюсь! Так ты вернешься со мной, Антиклея?

– Конечно! – улыбнулась она.

Через минуту они уже скакали в обратную сторону. По дороге Дэвид в двух словах рассказал историю Бена Баукера. Антиклея отнеслась к ней с сочувствием. А когда, пустив лошадь шагом, Дэвид прочел ей письмо Бена, у нее на глазах появились слезы. Он хотел было снова утешить ее поцелуями, но Антиклея подняла руку, показывая вперед. Мистер Пибоди, заждавшись Дэвида, не выдержал, поехал вдогонку и теперь трусил навстречу.

Дэвид честь по чести представил его своей спутнице, эскулап учтиво, с тем непринужденным достоинством, которое дается лишь благородным рождением и воспитанием, поклонился. Дальше поехали вместе. Узнав, что Антиклея еще не слышала историю спасения его дочери, Пибоди разразился панегириком в адрес Дэвида и, живописуя стычку с незадачливым похитителем, особенно красочно изобразил завершающий накал страстей.

– Жаль только, сам я при этом не присутствовал, – заключил он, – а не то всыпал бы от себя гнусному негодяю!

Показалось ответвление дороги, где за поворотом ждала карета. Салли коротала время, собирая цветы у обочины, а форейтор на козлах зевал, жуя травинку.

– Мадам, вот моя Сольвейшн, – сказал мистер Пибоди. – Салли, позволь представить тебе мисс Антиклею Лоринг.

– Нет! – гордо вскинув голову, возразила та. – Слава Богу, никакая я не Лоринг… Мне говорили, что моя мать носила фамилию Бентом.

Салли подняла глаза. Если бы не грусть и участие в обращенном к ней взгляде, красивая дама с гордой осанкой показалась бы ей надменной. Неброское очарование Салли произвело на Антиклею самое благоприятное впечатление. Она сразу прониклась к девушке симпатией, тем более усилившейся благодаря интуитивно прочитанному ответному дружелюбию в ее глазах. Еще в них мелькнуло понимание, когда Салли бросила мгновенный взгляд на Дэвида. Потом Салли улыбнулась и ступила вперед, а Антиклея соскочила с лошади и, шагнув навстречу, взяла ее за обе руки.

– Пойдемте, – сказал мистер Пибоди, спешиваясь. – Они сейчас и не заметят нашего отсутствия. Оставим лошадей форейтору.

Дэвид решил, что он хочет сообщить ему нечто важное, и двинулся за ним дальше по дорожке. Вдруг Пибоди остановился, протянул руку и заговорщически прошептал:

– «Гавань»!

Сначала Дэвид не увидел ничего за высокой изгородью с зеленой калиткой. Подойдя ближе, он разглядел сквозь листву и ветви укромно примостившийся посреди небольшого палисадника, но не такой уж маленький дом.

Безусловно, это был самый опрятный, самый уютный из домов в округе. Он нарядно блестел новой краской и побелкой, из трубы на остроугольной крыше вился дымок, решетчатые окна сверкали чистотой.

– Как он, на ваш взгляд? – возбужденно потирая руки, поинтересовался Пибоди. – Понравится ей или нет? Ладно, вон она сама идет, сейчас узнаем.

Подошли Салли с Антиклеей, поглощенные беседой. Увидев дом, Салли застыла на месте и повернулась к ним, расстроенная.

– Ой, отец! – воскликнула она. – Сэр, это тот милый старый домик, о котором мы часто мечтали!.. Смотри, отец, его отремонтировали и покрасили – должно быть, кто-то уже купил его!

– Да его купили, любовь моя. Он тебе нравится?

– Ты же знаешь, – вздохнула она. – Но… раз он только что куплен… то новый владелец… – Мистер Пибоди хихикнул. – Отец?! – Она изумленно заморгала. – Ты… ты хочешь сказать…

– Вот именно, Салли! Я хочу сказать, что купил его я. Он наш, моя детка… твой собственный!

– О, отец… мой дорогой, мой чудесный! – Она бросилась ему на шею и крепко прижалась раскрасневшейся щекой к его пыльному сюртуку.

– Ну-ну… Открывай калитку, Салли! – просиял полузадушенный эскулап. – Ты не собираешься пригласить гостей в дом?

Салли спохватилась, поспешно открыла калитку и пригласила всех в свой первый настоящий дом. Глаза ее светились радостью, когда она снова остановилась, чтобы полюбоваться им.

– Мы столько лет мечтали о таком. Нет, он даже еще лучше, чем нам мечталось! О, спасибо, отец!

Глаза Пибоди за стеклами очков подозрительно заблестели.

– Ну, тогда, может быть, ты войдешь, моя любовь, и заваришь нам чаю? – предложил он.

– Чаю! – радостно повторила Салли. – Так там уже все готово, все есть? В нем уже можно жить?

– Войди и посмотри, моя радость.

– Скорее! – воскликнула девушка и, схватив Антиклею за руку, скрылась в дверях вместе с нею.

– А мы тем временем поищем горемыку Баукера, – сказал Пибоди, беря Дэвида под руку.

За домом оказался большой фруктовый сад, в саду стояло кресло с высокой спинкой, а в кресле сидел Бен Баукер. Бен дремал, припорошенная сединой голова свесилась на грудь, и выглядел он бледнее, мрачнее и более измученным, чем всегда.

– Давайте-ка не станем его будить, – тихо предложил Дэвид, поворачиваясь к Пибоди. – Он выкарабкался из могилы благодаря вам, теперь мой черед оживить его. Одолжите мне почтовую карету, и я вам привезу кое-кого. Надеюсь, это мигом подымет его на ноги, быстрее всех ваших снадобий…

– Ага! Речь идет о женщине, конечно. Тогда не теряйте времени, Дэвид, кто бы она ни была. Это ведь «Гавань», и где, как не здесь, обрести друг друга потерпевшим кораблекрушение. Поезжайте!

– Благодарю вас, – ответил Дэвид и замялся. – Но, думаю… было бы лучше, если меня кто-нибудь будет сопровождать.

– О, разумеется! – усердно кивая, согласился мистер Пибоди. – Я отправлю ее к вам. – И он, хихикнув, удалился.

Спустя минуту из дому вышла Антиклея. Дэвид уже давал указания форейтору.

– Куда ты меня везешь? – спросила она, когда карета свернула на большую дорогу.

– В одну мелочную лавку в Льюисе. Это сразу за мостом, там на вывеске… в общем, к Нэнси Мартин. Ты скажешь ей, что Бен Баукер нашелся и ждет ее.

– О-о!

– И отдашь ей это кольцо – ее обручальное кольцо, которого она ни разу не надевала и которое Бен Баукер хранил долгие годы…

Антиклея взяла потускневшее колечко, осмотрела и спрятала в кошелек.

– Когда-нибудь и я подарю тебе такое кольцо. Только вот когда? Когда ты выйдешь за меня замуж, Антиклея?

– О, Дэвид… Ты забыл о моих отвратительных рыжих космах…

– А я люблю их, – ответил он и поцеловал ее в висок.

– Ох, мой дорогой… Ужасные, непокорные!.. Дэвид! Я ведь и сама такая же – своенравная и взбалмошная.