Текст книги "Поклянись быть моей"

– Ты все равно продолжаешь винить себя, – тихо сказал Ахилл.

– Отец всегда говорил мне, что я должна контролировать себя, и он был прав. Я хотела причинить ему боль, и у меня получилось.

Ахилл не мог допустить, чтобы она продолжала винить себя. Потому что никакой ее вины не было. Ее беда состояла в том, что она искренне любила отца, который не мог любить ее в ответ.

Отца, который слишком глубоко ушел в свою скорбь.

«Как и ты».

Нет, не как он. Потому что в его сердце пусто. Потому что остатки любви он стряхнул с себя в тот день, когда навсегда покинул Торнхейвен.

Ахилл вдруг притянул Уиллоу к себе, потом уложил ее на спину, так, чтобы она смотрела на него. В ее глазах читалась боль.

– Выслушай меня, – сказал он, взяв ее за подбородок. – Да, ты разозлилась, да, ты вышла из себя. Да, ты хотела причинить ему боль. Но тебе было всего шестнадцать, и ты не можешь брать на себя ответственность за его неудачи. Ты была его дочерью. Он должен был любить тебя и принимать такой, какая ты есть, а не винить тебя в том, в чем ты не виновата.

– Но я…

– Нет. Ты не трудная и ты не «наказание». И не требовательная. И характер у тебя живой и деятельный. Ты энергична, как вихрь. Ты прекрасный вихрь, понимаешь? – Он произнес все это спокойно и четко, и в его словах слышалась убежденность. И ему очень хотелось, чтобы она уяснила: все это правда. – Ты страстна и любопытна, ты умеешь глубоко чувствовать. – Продолжая удерживать ее за подбородок, он наклонился и легко на мгновение прихватил зубами ее нижнюю губу. – Ты богиня, моя Диана. Ты огонь. Ты вспышка на солнце. – На этот раз он поцеловал ее. – Ты упряма и дерзка, и мне это нравится. – Еще один поцелуй. – Мне нравится, когда ты сердишься. – Опять поцелуй. – Мне нравится, когда ты превращаешься в дикарку. Ты нравишься мне такой, какая ты есть, и никакой другой тебе быть не надо.

Уиллоу трепетала от его поцелуев, ее взгляд затуманился. Не говоря ни слова, она потянулась к нему и припала к его губам в поцелуе. И в этом поцелуе была она вся: и деятельная, и жизнерадостная, и страстная. Он разжег ярче горевший в ней огонь и с наслаждением сгорел в нем дотла.

Глава 8

Самолет летел обратно в Англию. Уиллоу удобно устроилась в просторном кожаном кресле и читала книгу по флоре и фауне греческих островов, которую ей принес Ахилл. Читать было интересно, однако она постоянно отвлекалась на Ахилла, расположившегося в кресле напротив.

Уиллоу догадывалась, что он строит какие-то планы.

Оставив попытки углубиться в растительный и животный мир Греции, она мысленно вернулась к дням, проведенным на острове. Это время было наполнено для нее истинным удовольствием. Они с Ахиллом обсуждали множество тем – он оказался просто кладезем информации и делился с ней всем, что знал. Они много спорили, и их споры обязательно заканчивались в постели. Они много гуляли по острову, а потом возвращались на виллу, шли в библиотеку и уже по книгам изучали то интересное, что им встречалось по пути.

Иногда Ахилл читал или работал на своем ноутбуке, и тогда Уиллоу сидела рядом и исподтишка наблюдала за ним. Его спокойствие действовало на нее умиротворяюще. Она видела в нем якорь, который удерживает корабль в самый яростный шторм. Хотя никаких штормов не было. В ней горела страсть, и она постепенно пришла к пониманию, что ничего страшного в эмоциях нет, что их не надо бояться, тем более когда рядом Ахилл, который способен направить их в правильное русло.

Для Уиллоу стало открытием то, что Ахиллу нравится в ней все.

«Мне нравится, когда ты необузданная», – сказал он в тот день у бассейна, когда она рассказала ему страшную правду о себе и своем характере.

В его глазах она не увидела никакого осуждения, лишь одобрение. И он подкрепил свое одобрение такими неистовыми ласками, что ее необузданность вырвалась наружу. И показала ей, что ее не надо бояться.

«Не забывай, что он женился на тебе только из-за завещания. Этот брак закончится, как только ты родишь ребенка».

О да, она об этом помнила. И видела в этом только положительные стороны. Ведь она сама всего этого хотела.

– Мы так и не обсудили, что будем делать, когда вернемся в Англию, – вдруг нарушил молчание Ахилл.

Уиллоу неторопливо подняла голову от книги.

– В каком смысле? Разве мы не решили, что будем жить раздельно?

– Да, мы так и договорились. – Он поставил локоть на подлокотник и подпер голову. Внешне он выглядел расслабленным, но напряженный взгляд свидетельствовал об обратном. – И еще мы договорились, что мой ребенок будет зачат через медицинскую процедуру. Хотя, если честно, ты уже сейчас можешь быть беременной.

Эти слова ошеломили Уиллоу. А ведь правда! Они не предохранялись, а сексом занимались очень часто.

Почувствовав себя неловко, она опустила глаза в книгу. За эту неделю она и не вспоминала о ребенке, который ему так нужен. Она вообще не думала о будущем. Она была слишком сильно увлечена новыми для нее ощущениями.

«Ведь это просто сделка, помнишь?»

Нет, она об этом забыла. Что ж, она выполнила одно из его требований, теперь настала пора выполнять другое. Родить ему сына. Маленького мальчика с такими же, как у него, голубыми глазами…

Неожиданно у нее в душе поднялась щемящая тоска.

Она всегда считала, что дети не для нее, что из нее никогда не получится хорошая мать. Уж больно необузданный и непостоянный у нее характер. Вспоминая, как было тяжело отцу с ней, она представляла, что тоже набрасывается на собственного ребенка, и решение приходило само собой.

Однако Ахилл уверял ее, что она не трудная и не требовательная. Что ее характер – это прекрасный вихрь и что ему все это нравится. Так может… Может, из нее получится и не такая уж плохая мать?

Но еще Ахилл сказал, что их брак не будет настоящим, что ребенок останется жить с ним, а она получит возможность видеться с ним.

«Ты ведь об этом не задумывалась, да?»

К стеснению в груди добавилась какая-то странная боль, и Уиллоу вдруг поймала себя на том, что стискивает руками книгу.

– Так к чему ты ведешь?

Ахилл долго молчал, потом резко выпрямился, подался вперед и уперся руками в колени. От неожиданности Уиллоу вздрогнула.

– Я не хочу, чтобы мы жили раздельно, когда вернемся в Торнхейвен. И я не хочу проходить через медицинскую процедуру, чтобы зачать ребенка. Я хочу, чтобы мы жили вместе, настоящей семьей.

Уиллоу была ошарашена настолько, что даже лишилась дара речи.

– Настоящей семьей? – немного придя в себя, проговорила она.

– Да. – Его взгляд, словно лазер, пронзал ее насквозь. – Да, вместе, как муж и жена. Жить в одном доме, спать в одной кровати. Во всяком случае, пока не родится ребенок. Потом можно будет все переиграть.

– Но… но раньше ты говорил совсем другое.

– Знаю. Я передумал. Мы отлично ладим, моя Диана, и ты, уверен, знаешь это. И по приезде в Англию я не хочу отказываться от того, что было у нас на Хейросе.

У Уиллоу в душе поднялась самая настоящая буря. Яркие всполохи радости и восторга переплетались с мрачными тенями неопределенности и сомнения. Ведь медовый месяц – это одно, а жить семьей – совсем другое. К тому же остается вопрос с ребенком…

– Ты говорил, что это сделка. – Она приложила все силы к тому, чтобы голос прозвучал ровно и не выдал ее мыслей. – А твое предложение лишает эту сделку деловой составляющей.

Ахилл прищурился.

– Чего ты боишься?

Уиллоу поняла, что он заглянул в самую суть. В этом для нее не было ничего удивительного, потому что он отличался проницательностью и знанием людей. К сожалению, ответа на вопрос у нее не было.

«Ты все отлично знаешь. Просто не хочешь признать».

Она решила проигнорировать и вопрос, и внутренний голос.

– Что заставило тебя передумать?

– Медовый месяц. Ты. Я не хочу, чтобы все это заканчивалось.

– Медовый месяц всегда заканчивается.

– А вот страсть нет.

– Почему ты решил, что в Англии все будет так же? – Уиллоу не знала, что заставляет ее возражать ему. – А когда у нас появится ребенок?

Ахилл долго смотрел на нее, затем медленно встал, подошел к ней и оперся на подлокотники ее кресла.

– Ты не ответила на мой вопрос, – гневно произнес он. – Чего ты боишься, Уиллоу?

Уиллоу не отрываясь смотрела ему в глаза. Он хочет, чтобы она согласилась. Он хочет получить желаемое. И хочет этого отчаянно.

Он так много дал ей за последнюю неделю. Показал, какой может быть ее страсть, если ее не сдерживать. Показал, что она может быть самой собой и не считать себя требовательной, или шумной, или трудной. Он дал ей то, о чем она всегда мечтала в глубине души. И ей очень захотелось дать ему что-то в ответ.

И какая разница, что она полна сомнений насчет продолжения в Англии того, что было у них на Хейросе? Там же не было ничего плохого. Как раз напротив, было только хорошее. У нее нет причин позволять этим сомнениям останавливать ее. И причин бояться у нее тоже нет. Как-никак она давно не ощущала себя такой счастливой, как рядом с ним.

И зачем ей от этого отказываться?

– Я не боюсь, – тихо проговорила она.

– Нет, боишься. Я вижу по твоим глазам.

– Я просто была ошарашена. Вот и все. – Уиллоу ласково погладила его по щеке и почувствовала под пальцами тепло его кожи. – И да, я тоже этого хочу.

В глазах Ахилла вспыхнул огонь.

– Мы обойдемся без медицинской процедуры при зачатии нашего ребенка.

– Да, – согласилась Уиллоу, – обойдемся без нее.

«Ты его очень хочешь. И это может стать проблемой».

Может. Но она не допустит этого. Пусть она и хочет его, но это всего лишь секс. И пусть ее опыт в сексе ограничен, но она знает себя. Знает свое сердце. И оно никак к этому не причастно. Так что никакой опасности нет.

– Мы зачнем ребенка естественным способом, – продолжал Ахилл, как будто она ему возражала. – Ты будешь каждую ночь спать в моей постели.

Во время медового месяца он периодически тоже становился таким же требовательным, как сейчас. И обычно это происходило в постели, когда они занимались сексом. И ей всегда казалось, будто он хочет от нее чего-то большего. Однако она не понимала, чего именно, и не знала, как это дать. Когда такое случалось, она раскрывала ему свои объятия и отдавалась ему, и ей казалось, что он удовлетворен таким ответом.

И все же она чувствовала, что он хочет от нее не этого.

– Так и сделаем, – сказала Уиллоу.

– И не сопротивляйся мне, – продолжал Ахилл. – Я все равно получу то, что хочу.

– Я не сопротивляюсь, Ахилл. Я хочу того же, что и ты.

Наконец огонь в его глазах погас.

– Вот и хорошо.

К удивлению Уиллоу, Ахилл ее не поцеловал. Вместо этого он оттолкнулся от подлокотников, прошел в дальний конец салона, достал телефон и стал кому-то звонить.

Она видела, что он чем-то взбудоражен, что было нехарактерно для него. Что же на него так подействовало, гадала она. Возвращение домой? Окончание медового месяца? Что?

Ей хотелось спросить у него, но он не отрывался от телефона почти до конца полета.

Они приземлились в Лондоне ранним вечером, и Уиллоу предположила, что они переночуют в городском пентхаусе, а утром полетят в Йоркшир. Однако вскоре выяснилось, что у Ахилла другие планы: их уже ждал вертолет.

Когда они приехали в Торнхейвен, шел дождь. Челядь с пользой провела неделю, пока отсутствовал хозяин: проветрила весь дом и провела генеральную уборку.

Уиллоу с радостью обследовала бы особняк или отдохнула бы полчаса после дороги, однако Ахилл, едва они переступили порог, тут же повел ее по парадной лестнице наверх, в хозяйские апартаменты. Окно спальни, которое было задернуто тяжелыми темно-синими бархатными шторами, выходило на сады, фонтаны и лес. Напротив окна стояла массивная кровать с балдахином, она была застлана белоснежным постельным бельем, а сверху был брошен темно-синий плед. В камине горел огонь, наполняя комнату теплом. На журнальном столике перед камином, по обе стороны от которого стояли удобные кресла, был накрыт легкий ужин. Здесь было так же уютно, как в спальне на Хейросе.

Ахилл даже не взглянул на еду. После возвращения в Англию его нервное возбуждение не улеглось. Возможно, оно даже усилилось. Засунув руки в карманы брюк, он расхаживал взад-вперед перед окном, и лицо у него было напряженным.

Наконец он остановился, повернулся и подошел к Уиллоу. Обняв ее, он крепко прижал ее к себе. Уиллоу заподозрила, что что-то случилось, но не стала расспрашивать и просто приникла к нему.

– Что тебе нужно? – тихо спросила она.

– Тебя. И немедленно.

Кажется, все дело в возвращении домой. Сюда, в этот дом. Уиллоу не смогла бы объяснить, откуда пришло это озарение, но она знала, что дело именно в этом. Она чувствовала, что он не только напряжен, но и испытывает какую-то боль, и это ей совсем не нравилось.

– В чем дело? – спросила она.

Ахилл растянул губы, но это мало походило на улыбку.

– Ни в чем. Почему ты решила, что что-то не так?

– Ты напряжен и нервничаешь. Ты в таком состоянии с самого отъезда из Греции.

– Ну, если ты разденешься, мое напряжение тут же исчезнет.

Уиллоу подумывала о том, чтобы сдаться и позволить ему разобраться со всем, что беспокоит его, наедине с самим собой в этой уютной кровати с балдахином. Но какая-то часть ее противилась этому, потому что хотела знать, в чем дело и почему этот Ахилл так сильно отличается от спокойного, заботливого Ахилла с Хейроса.

Если его мучает душевная боль, она поможет ему. Разве не в этом состоит обязанность жены перед своим мужем?

«Только ты не настоящая жена».

Неправда. Она настоящая жена. Она согласилась на то, чтобы они жили вместе. Пусть они не любят друг друга, но раз они будут спать в одной кровати и вести интимную жизнь, значит, у нее есть все основания эмоционально поддерживать его, когда он в этом нуждается.

– Ахилл, – тихо проговорила она, глядя ему в лицо, – в чем дело?

От нее исходил аромат полевых цветов – ее запах. Между ее бровей пролегла складка: она беспокоилась. И беспокоилась о нем.

Ахилл хотел сказать ей, что беспокоиться не о чем, что он в порядке. Даже более чем в порядке. И что он готов показать ей, в каком он порядке, здесь и сейчас, в кровати – той самой, в которой он, вероятно, был зачат.

Однако он не был в порядке, и он это знал.

Все началось в Греции, когда он узнал о страхах Уиллоу и заверил ее в том, что она само совершенство. Потом он несколько раз доказывал ей это, а в один из дней, лежа с ней в обнимку у бассейна, перебирая ее волосы, вдруг осознал, что не сможет отказаться от всего этого после медового месяца. И не просто не сможет. А не откажется.

Он хотел спать с нею под боком каждую ночь. Иметь возможность беседовать с ней в любой момент. Спорить с нею. Вместе читать книги. Вместе гулять по лесу. Вместе трапезничать, делиться идеями и страстью.

Он не видел причин, почему бы ему этого всего не иметь. Хотя бы до зачатия ребенка. Желание обладать всем этим оказалось настолько сильным, что весь полет он не мог усидеть на месте, не мог не думать об этом. И не мог делать вид, будто для него это не важно.

Вероятно, поэтому-то он и был так взбудоражен. Ему очень хотелось услышать от нее «да», и он боялся ее отказа. И то, что он боялся, сильно озадачило его. Когда это Уиллоу успела усыпить его бдительность и забраться в его душу? А ведь она побуждала его интересоваться ее мнением, ее мыслями и чувствами. И ведь ему действительно все это было интересно.

Вся ситуация усугублялась возвращением в Торнхейвен, и едва он переступил порог, воспоминания нахлынули на него. Вот из этой гостиной не оглядываясь вышла его мать, а отец, бледный, шокированный, так и остался стоять на месте. Он сам, мальчишка, тогда замер у двери. Мать даже не посмотрела на него, прошла мимо, будто он пустое место.

А вот по этим мрачным коридорам он любил бродить по ночам, воображая, будто сам он призрак, а его брат жив. Потому что везде были развешаны фотографии Улисса, его же фотографии не было ни одной. Отец говорил только об Улиссе, с ним же он практически не общался.

Вон та комната в конце другого крыла, маленькая каморка, была его, а комната Улисса превратилась в святилище, и туда разрешалось заходить только отцу. Он обожал сидеть за своим письменным столом, углубившись в учебники, потому что только там он чувствовал себя реальным. Только там Улисс не мог дотянуться до него – Улисс, который был успешен в спорте и других видах деятельности, требовавших хорошей физической подготовки, но только не в школьных науках.

Бывали дни, когда собственное существование казалось ему ненадежным, как будто ему требовалось закрепиться в реальности, чтобы он не улетучился, как дым, как мечта, которая когда-то была у родителей. У него складывалось впечатление, что сам дом не верит в его существование и хочет, чтобы он исчез.

Сын-замена. Запасной.

Тот, которому следовало бы умереть.

Он ненавидел этот дом.

«Тогда зачем цепляться за него? Зачем вообще возвращаться сюда? Зачем надо было ради наследства затевать всю эту чепуху со свадьбой?»

Затем, что он не мог все пустить на самотек. Если бы он отказался выполнять условия, отец победил бы. Отец хотел, чтобы он исчез, чтобы он не рождался на свет. Нет, он примет наследство, и все это будет принадлежать ему.

И он заставит призраков этого дома признать его существование.

– Ахилл, – тихо проговорила Уиллоу.

Он понял, что обнимает ее, причем сжимает в объятиях слишком сильно.

Господи, он причинил ей боль! Да что с ним такое? Почему он допускает, чтобы дом влиял на него? Ведь все это дело прошлого. Сейчас все по-другому. Весь мир признал его существование. Он достиг большего, чем когда-то смог бы достичь его брат, он богаче, знаменитее, могущественнее…

От Ахилла потребовались все силы, чтобы унять волнение, разомкнуть объятия и на шаг отойти от Уиллоу.

– Прости, дорогая, – сказал он. – Я нечаянно.

Однако она продолжала хмуриться и с тревогой вглядываться в его лицо. Может, будет лучше, если сегодня он ляжет спать один, подумал Ахилл. Иначе он будет вертеться в постели и нервничать и не даст ей спать. Она начнет задавать вопросы, а у него нет желания говорить об Улиссе и тем самым беспокоить его тень.

Ахилл выдавил из себя улыбку.

– Все в порядке, мне не больно, – заверила его Уиллоу. – Только вид у тебя встревоженный. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Он не был настроен объяснять причину своего взбудораженного состояния, к тому же тут мало что можно было объяснить.

– Я ничем не расстроен. – Ахилл знал, что его слова прозвучали холодно, но он ничего не мог с собой поделать. – Будет лучше, если на эту ночь я оставлю тебя одну. – Он уже собрался идти к двери.

– Все дело в доме, да?

Уиллоу произнесла это очень тихо, но на Ахилла ее вопрос подействовал как гром среди ясного неба. Он замер как вкопанный, в голове застучало.

– Что ты сказала? – спросил он, хотя все отлично расслышал.

Уиллоу долго молчала, прежде чем ответить.

– Ахилл, я знаю о твоем брате. Должно быть, этот… дом полон для тебя плохих воспоминаний.

Он с такой силой вцепился в дверную ручку, что у него побелели костяшки.

– Откуда ты узнала о моем брате? – хрипло произнес он.

Уиллоу смело встретила его взгляд.

– Я поступила так, как ты мне сказал. Провела поиск в Интернете.

Ну конечно, как же он мог об этом забыть! В Сети полно информации на эту тему, смотри, кто хочет. Сообщение о красивой свадьбе герцога Одли, который по любви женится на красавице-гречанке. Радость по поводу рождения их первенца – сына. Потом трагедия, смерть сына. Одно короткое сообщение о рождении Ахилла, а затем молчание. Никто не написал, что он залечил рану, нанесенную семье смертью Улисса. Никто не написал, что он вернул любовь в жизнь родителей.

Никто о нем вообще ничего не писал.

«Потому что ты не существуешь. И никогда не существовал».

Он уговаривал себя выйти из комнаты, бежать, пока есть шанс.

Но вместо этого повернулся к Уиллоу, которая так и стояла у кровати, и на ее выразительном лице читалось искреннее сочувствие, как будто она действительно всем сердцем переживала за него.

Ахилл не мог понять, почему ей так важно, как он себя чувствует. Ведь прежде никому до этого дела не было. И еще он не мог понять, почему она хочет расспросить его о прошлом. О его брате.

Неожиданно в нем вскипел гнев.

– Вот как? – ледяным тоном произнес он. Она должна уяснить, что тема Улисса выходит за рамки дозволенного. – Тогда ты наверняка знаешь, что я появился у родителей только для того, чтобы заместить им умершего сына. Он был наследником, а я запасным. Еще ты должна знать, что из этого ничего не получилось. Потому что я стал сплошным разочарованием, так как совсем не походил на своего брата. В конечном итоге я превратился в постоянное напоминание о том, что он мертв.

Уиллоу быстро преодолела разделявшее их расстояние, стремясь обнять и утешить его. Ахилл непроизвольно попятился, но путь ему преградила дверь.

Уиллоу замерла перед ним, и он почувствовал себя голым под ее сострадательным взглядом. В ее глазах отразилась его боль. Его душевные страдания. Его потери – потери маленького мальчика, которому отчаянно хотелось любви и внимания, но который наталкивался на такое жесткое пренебрежение, что стал сомневаться в собственном существовании.

Когда Уиллоу протянула к нему руку, Ахилл отпрянул, однако она всего лишь взяла его за руку.

– Пошли, – тихо сказала она и сделала шаг к камину.

Ахилл не знал, почему позволил ей увести себя от двери и усадить в кресло у камина. Почему позволил ей открыть бутылку вина и наполнить два бокала. Вложить ему в руку один бокал. И поставить перед ним тарелку с едой.

– Что ты делаешь? – Он не мог заставить себя шевельнуться.

– Забочусь о тебе, – спокойно ответила она.

Потом Уиллоу взяла другой бокал, поставила его на пол и опустилась на колени. Положив руки на колени Ахилла, она оперлась на них подбородком.

– Рассказывай, – проговорила она.

Это не было приказом – он не был обязан рассказывать. Но она внимательно смотрела на него, и его вдруг охватила настоятельная потребность выпустить все это наружу. Пусть хоть кто-то знает, что иногда он чувствовал себя так, будто он исчезает, будто он создан из воздуха, будто он бог, который растворяется, когда ему не поклоняются, когда его не видят. Не исключено, что если он ей все это расскажет, то отчаяние и душевное волнение покинут его.

– Улисс умер, когда ему было пятнадцать, – сказал он. – Менингит. Скоротечный. Буквально вчера у него разболелась голова, а сегодня он уже мертв. Я знаю все это, потому что отец снова и снова рассказывал мне, как умер мой брат. Как он винил себя в его смерти, хотя они ничем не могли ему помочь. – Он стиснул ножку бокала. – Они вообще много рассказывали мне о брате. Какой он был, как сильно они его любили. Как они родили меня, чтобы заменить его, но я оказался не таким, каким они хотели меня видеть. Они хотели, чтобы я был им, а я не был.

Он замолчал. Уиллоу, словно зная, что он не закончил и ему есть что рассказать, прошептала:

– Продолжай.

Он так и поступил.

– Что бы я ни делал, все было плохо. Само мое существование было для них пощечиной. Улиссу нравилось стрелять, охотиться, ходить на рыбалку с отцом, я же любил читать книги, искать что-то в Интернете и играть в компьютерные игры. Они родили меня, так как думали, что я излечу их сердца от скорби. Но у меня ничего не получилось. Я сделал только хуже. – Он почувствовал, что по какой-то необъяснимой причине его мышцы расслабляются. Да, вспоминать все это было больно, но тепло ее тела, ее аромат ослабляли эту боль. – В конечном итоге мать бросила отца. Она не смогла выдержать эту печаль. Не смогла жить в доме, полном воспоминаний об Улиссе. Отец же не хотел покидать дом именно по этой причине. Поэтому они разошлись. Мать даже не взглянула на меня, когда уходила, не попрощалась. Прошла мимо, словно я пустое место. А мне тогда было пять.

Уиллоу не отводила от него взгляда, но молчала.

– Отец полностью игнорировал меня. Я хотел, чтобы он гордился мною – отчаянно хотел, как ты понимаешь. Но все мои усилия еще ярче высвечивали тот факт, что я не похож на Улисса. Я старательно учился, думая, что хорошие оценки и грамоты заставят его увидеть, что я чего-то стою. Заставят его увидеть меня. Но для него все это не имело значения. Ему было плевать на оценки и грамоты, на то, что его сын окончил школу лучшим в классе. Я не был Улиссом, и это было главным.

Он взял свой бокал и отпил вина, но вкус не почувствовал, так как вспомнил, какая ярость бушевала в нем в то время.

– Я получил письмо из приемной комиссии Оксфордского университета гораздо раньше, чем окончил школу, и тогда я подумал, что наконец-то это заставит его заметить сына, который стоит перед ним, который жив и не такой, как умерший. Но он взглянул на письмо и ничего не сказал. – Гнев вспыхнул в нем с новой силой. – Ему было плевать. Я заорал на него, сказал, что он должен прекратить жить в прошлом, что он должен отпустить Улисса. Что у него есть сын, который нуждается в нем… – Ахилл резко замолчал и заскрежетал зубами. Ему было больно вспоминать, каким уязвимым он был в тот момент и как отец отбрил его. – Но отец заявил, что ему нечего дать мне, что все забрал Улисс. И тогда я понял, как мало значу для него. Мой брат был для него важнее меня.

Уиллоу молчала, предоставляя ему возможность говорить.

– И я ушел, – продолжил он, делая еще один глоток. – Я оставил отца наедине с его скорбью, потому что устал надеяться на то, что он изменится. Что произойдет чудо, и он найдет в себе капельку любви ко мне. Я поехал в Грецию и задался целью прославиться на весь мир, заявить всем, что я жив, а Улисс мертв. И что всем придется с этим смириться.

И ведь он именно так и поступил, мысленно продолжил Ахилл. Он заставил мир признать его, вынудил заметить, что он существует. Каждая женщина, которая оказывалась в его постели, и каждая компания, которой он помогал добиться успеха, делали его все более реальным.

Уиллоу ничего не говорила, но Ахилл видел, что в ее глазах блестят слезы.

– Прости, – произнес он. – Я не хотел расстраивать тебя. Это не то, что…

– Нет, – покачала она головой. – Продолжай. Все в порядке, я просто переживаю за тебя.

Кто-нибудь когда-нибудь переживал за него? Кто-нибудь, кроме его учителей, видел в нем одинокого, заброшенного мальчика? Который купался бы в любви родителей, если бы его старший брат не умер? А может, они видели истину? Что его не за что любить?

Ахилл похолодел, лед сковал его сердце, и он, мрачно глядя в глаза Уиллоу, почувствовал, как реальность сжимается вокруг него.

– Отец не оставил мне наследства, – сказал он. – Он приготовил мне последнее испытание. Он знал, что я никогда не женюсь и не заведу семью, что у меня не будет сына. Всего этого он хотел для Улисса, а не для меня. Вот таким вот способом он отверг меня, как отвергал всегда. – Ахилл сделал паузу. – А тебе известно, что ты предназначалась Улиссу? Вот поэтому-то я и выбрал тебя, Уиллоу. Не потому, что ты предназначалась мне.