Текст книги "Возвращенный рай"

– Ну и что? – взгляд Кэтрин вопрошал Кристиана.

– Все прошло без сучка, без задоринки. Пол сейчас отправился в свою комнату, чтобы отдохнуть. Поднимись, если хочешь. Мне надо забежать в перегоночную.

Кэтрин бегом припустилась по лестнице. Пол сидел на кровати, плотная повязка была почти целиком скрыта под просторным рыбацким свитером. Он был еще очень бледен, но, увидев ее, нашел в себе силы улыбнуться.

Она подбежала к нему, облегчение после напряженного ожидания смело последние остатки сдержанности, и она порывисто обняла его.

– О, Пол, я так боялась, что больше не увижу тебя! – воскликнула она.

В этот момент ничто другое в мире не имело для нее значения.

Кэтрин обедала с Ги и Бриджит на кухне, когда домой зашел Шарль. Она обернулась на шум открываемой двери и сразу поняла, что случилось что-то неладное. У мужа была вытянутая физиономия, такое выражение лица появлялось у него, когда он был в тревоге, а Гийома не было рядом.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал он, покосившись на Ги, показывая, что он не хочет говорить в присутствии сына.

У Кэтрин упало сердце.

– А ты не хочешь что-нибудь перекусить? – спросила она.

– Нет, я не голоден. Я подожду тебя в гостиной.

– Папа, у меня сегодня не было уроков! – выпалил Ги. – Мосье Кертис нездоров.

– Не важно, завтра будет еще день. – Шарль рассеянно потрепал Ги по шевелюре, когда проходил мимо его стула.

Кэтрин положила на стол ложку.

– Заканчивай обед, Ги. Я сейчас вернусь.

– Мама, разве тебе тоже не хочется есть?

– Не очень. Делай, что я тебе сказала, будь хорошим мальчиком.

Она прошла в салон. Шарль стоял у окна, засунув руки в карманы, и глядел на улицу. Когда она вошла, он обернулся.

– Что такое? – спросила она. – В чем дело?

– Прошлой ночью… произошел… несчастный случай. Недалеко от нас застрелили двух немецких солдат. В перегоночную приходил фон Райнгард. Понятно, что идет активное расследование. Фон Райнгард интересовался, известно ли нам что-нибудь об этом.

– Ты, конечно, сказал ему, что нам ничего не известно, – произнесла Кэтрин холодным тоном, крепко сцепив руки, чтобы не было заметно, как они трясутся.

– Конечно. Но он на этом не успокоился.

– Как ты думаешь, кто это мог совершить?

– Не знаю. Я считаю, что местные жители достаточно благоразумны, чтобы не ввязываться в подобные дела, и сказал об этом Райнгарду, но это, конечно, слабое утешение. Черт знает, что произойдет, если он не найдет виновника.

– Что ты имеешь в виду?

– О, Катрин, разве мне нужно разжевывать это тебе? Не удивлюсь, если они возьмут заложников. Случилась как раз такая беда, которую мы изо всех сил старались избежать. И это не все. Ночью видели самолет, пролетавший очень низко. Немцы считают, что с самолета могли что-то или кого-то сбросить.

– Самолет. Да. Я тоже слышала его. – Шарль с удивлением взглянул на жену, и она почувствовала, как загорелись ее щеки от сознания вины. – Я не могла заснуть. Впрочем, мне и в голову не пришло…

– Они думают, что могли сбросить агента?

– Агента, или снаряжение, или боеприпасы для кого-то, кто уже действует в окрестностях. Конечно, может быть, ничего этого и не было. Ни от кого не поступало сообщений о приземлении самолета или о том, что кого-то сбросили с парашютом. Возможно, что был просто разведывательный полет. Но что бы там ни было, факт остается фактом – кто-то пристрелил двух немцев. И заплатить придется тем, кто живет здесь, – нашим людям.

– Не попробуешь ли ты убедить Райнгарда, что деревенские жители никак не могут тут быть замешаны? – спросила она.

– Я пытался. Сказать честно, он не проявил желания меня слушать.

– Гм. Вот тебе и дружеские отношения, – горько заключила Кэтрин.

Глаза Шарля сузились. Мгновения он выглядел так, как будто она ударила его, и Кэтрин невольно устыдилась, что посыпала соль на его раны.

– Он мне не друг, – отчеканил Шарль низким и сердитым голосом. – Мне также ненавистно присутствие немцев, как и тебе. Насилуют ведь мою родину, не забывай этого.

– Ее не столько насилуют, сколько она сама стелится и напрашивается на это! – Кэтрин знала, что должна была удержаться и не говорить так. – О, я знаю, что нам придется заплатить за это, но тот, кто пристрелил этих немцев, все-таки осмелился вступить с ними в драку. Шарль вздохнул.

– Тебе, Катрин, конечно, не понять бессмысленности этого поступка. Убийство двоих из многих тысяч нисколько не отразится на положении дел, но приведет к гибели невинных людей. Не знаю, будешь ли ты чувствовать себя столь воинственно, если на твоих глазах публично расстреляют двух несчастных деревенских жителей. Ладно, возвращаюсь к своим перегонным аппаратам, но я посчитал, что надо предупредить тебя о том, что произошло, на тот случай, если сюда заявится фон Райнгард. Хочу, чтобы ты была к этому готова.

– Очень хорошо. Теперь я готова. – Кэтрин потрясли слова о безвинных деревенских жителях, которых могут расстрелять в назидание остальным. Ей стало дурно от самой этой мысли.

– А когда явился Райнгард, Кристиан был в перегонной? – неожиданно спросила она, когда муж уже переступал порог.

– Да. А почему ты спрашиваешь? – Шарль уставился на нее своим проницательным взглядом.

– Мне показалось, что утром он задержался дома, вот и все.

Она поняла, что ей не следовало привлекать внимания к Кристиану, но очень уж хотелось выяснить, был ли предупрежден и Кристиан тоже.

– Увидимся вечером. Фон Райнгард может оказаться гостем за нашим ужином. Мы пригласили его в надежде, что сможем отговорить его от карательных действий. Он не обещал ничего определенного в отношении ужина – при сложившейся ситуации он может оказаться очень занятым. Но все-таки стоит предупредить Бриджит, что за ужином может быть еще один человек.

– Я ей скажу. – Кэтрин опять затрясло от мысли, что Пол с его раненой рукой может оказаться за столом рядом с Райнгардом.

Она возвратилась на кухню. Ги уже доел суп и помогал Бриджит убирать посуду, с чрезмерным усердием вытирая тарелки и приборы. Сердце Кэтрин сжалось от любви к нему. Он был таким восхитительным мальчиком, порой серьезным, иногда сорванцом.

В свитерке и коротких штанишках он выглядел таким крепким и абсолютно невинным. Ее инстинктивным желанием было взять его на руки, защитить, как можно надежнее, от всех опасностей, которые угрожали ему, и самой найти утешение, прижавшись к нему. Но ей не хотелось пугать его.

– Хочешь поиграть в пыжика, – предложила она.

– Да, конечно. Хочу!

– Беги, принеси эту игру.

Ги тут же потерял интерес к вытиранию посуды, бросил полотенце и умчался. Оставшись наедине с Бриджит, Кэтрин кратко передала ей, что произошло, и сообщила, что на ужине может присутствовать еще один человек, фон Райнгард.

– Этот тип – не люблю его! – отозвалась Бриджит и испуганно прикрыла рот ладонью. – Простите, я не должна этого говорить.

– Все в порядке, Бриджит. Мне он тоже не нравится. Но барон и Шарль считают, что нам не следует этого показывать.

– Я боюсь его, – продолжала Бриджит. – Конечно, я знаю, что он очень щедрый, но таких холодных глаз, как у него, я никогда не видела. Когда я смотрю, как он играет с Ги, мне хочется схватить малыша и убежать с ним подальше.

– Знаю. Я испытываю такие же чувства. Но нам не надо распускаться. – Кэтрин услышала, что Ги возвращается. – Займи Ги на несколько минут? Хочу отнести немного супа мосье Кертису. Ему нездоровиться с самого утра.

Взгляд Бриджит стал внимательным.

– Если хотите, могу отнести я.

– Нет, зачем же. Занимайся своими делами, – быстро произнесла Кэтрин. На кухню влетел Ги, прижимая к груди доску и мешочек с фигурками. – Расставляй все по местам, Ги. Я сейчас вернусь, – сказала она ему.

Когда Кэтрин постучала в дверь Пола, то ответа не последовало. Испугавшись, что может повториться неприятная утренняя история, Кэтрин повернула ручку, но дверь на этот раз легко открылась. Пол лежал на кровати и дремал.

– Ах! Обед! – воскликнул он, попытавшись улыбнуться.

– Да. Всего лишь зеленый суп.

– Запах великолепный. И должен сознаться, что я очень проголодался.

Она поставила поднос ему на колени.

– Обнаружили убитых немцев.

– Да, конечно. Так оно и должно было случиться. Меня даже удивило, почему мы не встретили пропускных пунктов на дороге.

– Шарль считает, что будут приняты карательные меры. Он пригласил сегодня на ужин фон Райнгарда, чтобы попытаться умиротворить его. Вам лучше оставаться здесь и не попадаться ему на глаза.

Пол некоторое время раздумывал, потом покачал головой.

– Нет. Нет. Этого делать нельзя. Если я не покажусь, он очень удивится.

– Но ваша рука…

– Я выйду с повязкой и скажу, что вывихнул запястье. Судя по вашему рассказу, они ищут человека, которого сбросили вчера ночью. А я здесь живу уже достаточно давно, ко мне привыкли – надо только соблюдать осмотрительность.

– Это ужасный риск…

– Да, боюсь, что так. Но альтернативы у нас нет. Просто надо действовать отважно, блефовать. Шарль ничего не подозревает, верно?

– Не думаю, что подозревает… – Она вдруг смолкла и приложила ко рту ладонь. – Но почему он специально зашел домой, чтобы предупредить меня? О Господи, неужели вы думаете, что он может?..

– Вам легче судить об этом. Что бы он стал делать, если бы заподозрил?

– Откровенно, не знаю. Но, думаю, он мог бы сдать вас немцам, и, тем самым, попытаться предотвратить расстрел заложников.

– Возможно, – медленно произнес он. – Вы думаете, я должен сдаться им из-за этих же соображений.

– Нет! – тут же возразила она.

– Не отрицайте, вы так подумали. Я прочел это в ваших глазах. Если бы я считал, что это принесет какую-то пользу, то поступил бы именно так. Но я не уверен в этом, кроме того, такой поступок, несомненно, вызвал бы подозрение и к вам. Если Шарль выдаст меня, тогда – другое дело. Сделайте вид, что обманулись во мне так же, как и другие.

– Я не смогу сделать этого! – На ее глазах выступили слезы: сказывалась бессонница и напряжение этого дня. – Говорю совершенно искренне, я вряд ли смогу изобразить это!

– Нет, вы сможете и должны сделать это. О, дорогая, не плачьте…

Это нежное слово сорвалось у него непроизвольно, он взял ее за руку и притянул к себе, собираясь просто успокоить, но когда их пальцы переплелись, Пол почувствовал сильное желание. Господи, как он страстно желал ее! Не должен был, но желал. И этот порыв носил не только плотский характер. В нем было многое от стремления защитить ее и дать ей счастье. Он привлек Кэтрин к себе и ощутил прикосновение ее шелковистых волос, вдохнул нежный аромат ее духов, понимая, что преступает уже всякие границы, которые он сам провел для себя.

Возможно, Кэтрин уже почувствовала это, потому что с неожиданной порывистостью отстранилась от него.

– Простите… Я веду себя глупо. Поднос… так можно разлить суп…

– При чем здесь суп, меня занимаете вы. – Желание придавало его голосу резкость. – Знаю, что вам нелегко. И, честно говоря, не могу обещать, что потом будет легче. Боюсь, что вам просто-напросто надо набраться отваги.

– Стараюсь. Действительно пытаюсь приободриться. Но я ужасно напугана. О, проклятье, у меня, кажется, нет носового платка…

– Вот, берите мой. – Из толстого рукава, в котором находилась его раненая рука, он вытащил платок и нежно промокнул ее глаза. – Теперь легче?

– Да. Я, наверное, выгляжу ужасно…

Такого не может быть, подумал он, а вслух сказал:

– Совсем не ужасно. Вы выглядите молодцом. А теперь вам следует уйти, иначе кто-нибудь начнет задаваться вопросом, куда вы запропастились.

– Да, верно. Вам действительно лучше?

– Я – в порядке. Но не зайдете ли вы ко мне перед ужином: боюсь не справлюсь один с повязкой.

– Конечно. Но я все еще не уверена, что вам стоит…

– Надо блефовать, понимаете? А теперь идите.

Когда за ней закрылась дверь, Пол опять положил голову на подушку, закрыл глаза и стал раздумывать, как вести себя при сложившихся обстоятельствах. Ему следовало бы уйти отсюда сразу, как только у него пробудились чувства к Кэтрин, но он этого не сделал. Теперь же было слишком поздно. Она занимала его гораздо глубже, чем он мог представить: он не верил, что когда-либо сможет заинтересоваться кем-то другим, кроме Гери. От этой реальности теперь уже нельзя уклониться; ему нужно как можно вдумчивее разобраться в себе.

11

– Мама… мама… смотри… я опять выиграл!

Ги постучал по клеточкам в центре доски, заливаясь радостным смехом. Три партии подряд, и он все их выиграл!

– Хорошо, Ги. Сдаюсь. – Ты – чемпион, – сказала Кэтрин, улыбаясь восторгу сына и понимая, что его успех объясняется ее собственной полной рассеянностью. – Думаю, что одного раза хватит, верно? А теперь беги, займись чем-нибудь другим.

– Ги, я могу сыграть с тобой, – предложила Бриджит, которая только что закончила чистить овощи к обеду. – Посмотрим, сумеешь ли ты обыграть и меня.

Кэтрин взглянула на нее с признательностью и удалилась из комнаты. Она подумала, что не смогла бы сыграть еще одну партию даже в том случае, если бы от этого зависела ее жизнь. И, мрачно рассуждала она, ее жизнь действительно теперь напрямую зависит от ее поведения; поэтому она обязательно должна вести себя естественно. Комедия оказалась необычайно трудной. Кэтрин ужасно беспокоилась о последствиях – и не только этого вечера. Она приходила в ужас от того, что Шарль начинал относиться подозрительно к воспитателю Ги. Она холодела от страха при мысли, что может сделать фон Райнгард в отместку за убийство двух своих солдат. Но вопреки всему, несмотря на кошмары, которые являлись ей, она испытывала также неразумную, переполнявшую ее радость. Та зарождалась где-то глубоко внутри нее – дурацкое предчувствие личного счастья, необъяснимое даже при нормальном течении жизни, а при нынешних обстоятельствах выглядевшее просто совершенно нелепо. Но от него нельзя было отмахнуться, и Кэтрин знала, что связано оно с тем, что возникло между нею и Полом.

Хотя это и казалось безумием и таило в себе неисчислимые опасности, но в душе ее зарождалась любовь. Кэтрин не испытывала ничего подобного со времени первой встречи с Шарлем; она уже забыла, какими сильными могут быть эти чувства, пьянящие так же быстро, как выпитый залпом коньяк ее тестя. Голова Кэтрин пошла кругом. Она вновь чувствовала себя молоденькой девушкой, и перед этим чувством бледнели все невзгоды минувшего года, все огорчения и беспомощность, все страхи за будущее. В ее сердце разрасталась любовь. Истинная. На втором этаже находился мужчина, который затронул ее сердечные струны так сильно, как не затрагивал никто. Очарование этого чувства затмевало все остальное.

После пяти Кэтрин отправилась в комнату Пола. До ужина было еще далеко, но ей хотелось приладить повязку до того, как Шарль вернется из перегонной. Ей не хотелось давать ему повода для подозрений – муж может заинтересоваться, почему так часто она ходит в комнату учителя. Кроме того, ей не терпелось вновь увидеть Пола.

В замке было тихо. Ги пил на кухне чай под присмотром Бриджит, которая одновременно готовила ужин.

Кэтрин почти робко постучала в дверь Пола, ее вдруг охватила застенчивость. – Войдите.

Звук его голоса ускорил биение ее пульса. Она открыла дверь.

Пол стоял возле кровати и, вероятно, начал уже готовиться к ужину. Вместо свитера и джинсов он облачился в темные брюки и белую рубашку, которая все еще не была застегнута у ворота, и один рукав которой был толще от забинтованной руки.

Напряжение, связанное с переодеванием, боль, вызванная этими усилиями, опять заставили кровь отхлынуть от его лица, он снова был очень бледен, но ласково улыбнулся ей. Кэтрин очередной раз подивилась его выносливости.

– Привет.

– Привет. Как вы себя чувствуете?

– И не спрашивайте. Уверен, что мой ответ не поправится вам.

Но я хочу его услышать! – подумала она. Мне хочется знать о вас все. Вслух же она сказала:

– Я принесла вот этот шарф. Могу сделать из него повязку, если вы уверены, что сможете выдержать сегодняшний ужин.

– Обязан выдержать. Подтвердилось ли известие, что мы получим удовольствие оказаться в компании фон Райнгарда?

– Пока нет, но похоже на то. Обычно он не пропускает возможности поужинать с нами. Он воспитанный человек, что выгодно выделяет его среди некоторых его друзей. Мне кажется, ему нравится наше общество.

– Несомненно, он получает удовольствие от вашего присутствия, – сухо заметил Пол. – Я видел, как он посматривает на вас.

– Не смешите! Я ненавижу этого человека, и он знает это.

– Может быть, сознание того, что вы его ненавидите, добавляет к его чувству некоторую остроту. Ведь вы очень привлекательная женщина.

Она почувствовала, как зарделись ее щеки, и резко изменила тему разговора.

– Но что же делать с вашей рукой?

– Во-первых, помогите мне надеть пиджак, особенно на забинтованную руку. Самому мне это не удается. Если рукав будет слишком жать, придумаем что-нибудь. – Пиджак лежал в изножье кровати. Кэтрин взяла его, подавив в себе дурацкое желание зарыться в него лицом.

– Тогда разрешите помочь вам. Сначала просовывайте левую руку.

Она направила его руку в рукав, стараясь при этом не причинять ему боли, но рука не проходила. От боли и разочарования он выругался.

– Придется руку частично разбинтовать.

– А если опять начнется кровотечение?

– Этого не произойдет, если рука будет на перевязи. Во всяком случае, вряд ли удобно спускаться к ужину в свитере.

– Хорошо. Я принесу ножницы. Но только не делайте ничего сами. Предоставьте это мне.

Через несколько минут она возвратилась со своими портняжными ножницами, закатала рукав его рубашки, вынула заколки, которыми закрепили бинт, и начала разбинтовывать повязку. Вскоре та стала заметно тоньше, а перевязочный тампон еще не открылся.

– Давайте еще раз попробуем просунуть руку в рукав.

Кэтрин нагнулась, чтобы заколоть английскими булавками конец бинта, когда вдруг почувствовала, что другой рукой он обнял ее за талию. На мгновение она замерла, сердце ее сильно колотилось, потом продела булавку в бинт и закрепила ее.

– Попробуем так.

Она подняла глаза, прямо посмотрела на него. Он пожирал ее взглядом, не двигаясь, не говоря ни слова, но его глаза были красноречивее слов. – Пол… – начала она, по голос ее пресекся. Он крепче сжал ее талию и очень медленно наклонился к ней. Ей стало трудно дышать, в горле запершило. Его лицо приблизилось, стало расплывчатым, но несмотря на это Кэтрин видела более четко, чем прежде, каждую его черточку, каждую тень. Она понимала, что ей надо отстраниться, сейчас же прекратить это наваждение, но не могла. Она стояла, зачарованная, осторожно придерживая забинтованную руку, и почувствовала первое нежное прикосновение его губ к своим. Легкое скольжение, нежнейшая ласка, которая охватила ее пламенем. Кэтрин стояла, не двигаясь, наслаждаясь сладостью единения и в потоке нарастающих эмоций чувствуя себя так, как будто летит в межзвездном пространстве, а ужасы последних суток превратились лишь в темное пятнышко где-то там внизу, на земле. Он тут же отнял свои губы, и она едва не вскрикнула от острого чувства утраты. Потом он опять поцеловал ее более крепко, страстно, и она ответила ему долгим поцелуем, бесстрашно раскрыв губы навстречу его страсти.

Когда Пол отпустил ее, Кэтрин задыхалась, у нее кружилась голова, и она болезненно сознавала нереальность происходящего.

– Я ждал этого поцелуя много дней. Значительно дольше. Я ждал его с того самого момента, когда впервые увидел вас.

– Правда?

– Да. Я хочу вас, Кэтрин.

– А я вас.

Ее слова прозвучали еле слышно.

– Но сейчас не время. У меня важное дело, и у вас тоже.

– Да.

Конечно, он был прав, но все равно Кэтрин почувствовала себя обкраденной. Острое желание интимной близости с ним пробудило все ее тело; каждый нерв трепетал, каждым мускулом она стремилась к нему, как будто ее притягивал мощный магнит. Она страстно желала, чтобы он снова и снова целовал ее, жаждала опять прильнуть к этим упругим губам и еще сильнее хотела, значительно сильнее, – чтобы своей рукой он дотронулся до ее груди и погладил ее, чтобы коснулся меж ее бедер и прижался обнаженным телом к ее телу, трепеща от желания слиться с ней. Она подсознательно понимала, что хотела этого больше, чем чего-либо за всю свою жизнь. И в то же время она понимала, что он прав, – сейчас для любви не время и не место.

И как будто понимая и отвечая на ее страстные желания, Пол приподнял рукой ее подбородок и внимательно заглянул ей в глаза.

– Когда все закончится, Кэтрин. Если только выберемся из всего этого живыми.

Он еще раз поцеловал ее, на этот раз слегка, подавив собственные желания железной волей, присущей его натуре. На короткий миг он позволил страсти взять верх над профессиональными запретами. Этого нельзя больше допускать.

Решительным и резким движением Пол натянул на плечи пиджак, просунув раненую руку в рукав. Кэтрин повязала шарф вокруг его шеи петлей, но как у человека, едва вышедшего из сна, в ее движениях не было уверенности. Собственные руки казались ей неуклюжими и неловкими, а каждое прикосновение к Полу будило ее желание, дергало словно током, поэтому внешне спокойствие являло собой притворство, тонкое покрытие, которое скрывало огнедышащий вулкан ее эмоций.

– Прекрасно, – отрывисто сказал он, когда одевание закончилось. – Увижу вас за ужином.

Он приложил палец к губам, а потом нежно притронулся к ее.

– Мужайтесь, Кэтрин, – напутствовал он.

К ужину нервы Кэтрин напряглись до предела, как слишком натянутые струны скрипки, и она не знала, выдержит ли вечер. Пришедший домой Шарль сообщил, что фон Райнгард еще не подтвердил, явится ли на ужин.

– Не означает ли это, что он не придет? – спросила она с надеждой.

– Не знаю, что это значит, – бросил ей Шарль. Он находился во взвинченном состоянии, и беспокойство портило ему настроение. – Я полагаю, он все еще занимается расследованием убийства, и в этом нет ничего удивительного. Если бы я оказался на его месте, то поступал бы точно так же – то есть все остальное должно отойти на второй план: главное – найти убийцу.

– Совсем наоборот! – вспылила Кэтрин. – Если бы застрелили людей, о которых ты беспокоишься, ты бы стал заботиться о них и об их семьях. В случае с фон Райнгардом дело обстоит иначе. Он рассматривает случившееся как личное оскорбление, как вызов нацистской Германии и дееспособности его войск. Это прежде всего. Отсутствие дееспособности – самое ужасное преступление у бошей, верно?

– Ради Бога, Катрин, – устало произнес Шарль. – Ты абсолютно непреклонна, не так ли? Даже если на карту поставлена жизнь твоей собственной семьи.

Ее как будто обдало холодом.

– Что ты хочешь сказать? Уж не считает ли он, что кто-нибудь из нас виноват в случившемся?

– Не знаю. Но он могущественный человек, и тебе лучше не забывать об этом.

«Разве про это можно забыть?» – с горечью подумала она. Но, по крайней мере, может быть, из-за такой занятости фон Райнгард не придет. Она молилась, чтоб так и было.

К тому времени, когда все собрались внизу на ужин, еще не было ясно, придет он или нет. Первым спустился Кристиан, Он уже находился в салоне с бокалом в руке, когда подошли Кэтрин и Шарль, и ей было приятно сознавать, что среди окружающих у нее появился союзник.

– Как рука мосье Кертиса? – спросил Кристиан с невозмутимым видом, заговорщически взглянув на нее, что осталось незамеченным другими.

– Думаю, болит, – ответила она немногословно.

– А что с рукой мосье Кертиса? – осведомился Гийом, который как раз в это время входил с Луизой и услышал конец разговора.

– Он упал с велосипеда и вывихнул запястье. – Кэтрин произнесла это довольно напряженно, но, к счастью, Гийом почти не слушал.

– Скверное дело, – заметил он, наливая херес и передавая бокал Луизе. – Я с ужасом думаю, чем все это закончится.

– Каким же надо быть идиотом, чтобы стрелять в немецких солдат? – вслух задалась вопросом Луиза, пригубив херес. – Пойти на такой риск!

Но, как и всегда, выглядела она удивительно безмятежно. Совсем безмозглая особа, раздраженно подумала Кэтрин. Для нее самое неприятное в войне то, что она не может поехать в Париж и заказать себе новую модную одежду к очередному сезону, как привыкла.

– Могу побиться об заклад, – вспыльчиво заявил Гийом, – что это сделал кто-то посторонний. Думаю, что здешние жители – вполне здравомыслящие люди.

– Особенно если учитывать пример, который им подаете вы, – пробормотала Луиза.

– Видит Бог, я надеюсь, что фон Райнгард схватит виновного. Приехать в наши края и заварить здесь такую кашу! А если виновного не найдут, то может поплатиться невинный.

При этих словах дверь отворилась и в салон вошел Пол. У Кэтрин замерло сердце – при виде его ей сталь не по себе.

– Добрый вечер, – учтиво произнес он. – Надеюсь, я не очень опоздал. Сегодня я немного больше потратил времени на приготовления.

– Я слышал, вы упали с велосипеда, – заметил Гийом. – Как вас угораздило?

Полу не пришлось отвечать, послышался шум машины на дороге. Все посмотрели в окно. Яркие фары пробивали во тьме полосы света. К дому подъехала большая черная штабная машина.

– Фон Райнгард. Значит, он все-таки приехал. – Кристиан высказал вслух то, что уже поняли все.

Отто фон Райнгард, согнув пополам свою высокую фигуру, выбрался из штабной машины, выпрямился, задумчиво посмотрел на замок, как поступал всегда, когда приезжал сюда, словно изучая историю, которую источали сами камни этого многовекового здания.

Что скрывалось в глубине веков, иногда размышлял он, что пробуждало в нем такую страсть? А с другой стороны, его совершенно не занимало то, что волновало других его сограждан. К своим подчиненным он относился как к механическим роботам, безымянным существам, распределенным по рангам, призванным выполнять строго определенную работу; он строго наказывал их, если они хоть в малейшей степени отступали от своих обязанностей. Французы являлись прямыми врагами; впрочем, в большинстве своем, с его точки зрения, были глупцами и слабаками, не заслуживающими ничего, кроме презрения. Если, конечно, они не нарушали установленного порядка. В противном случае он выполнял возложенные на него полномочия с холодной яростью. Даже собственная семья в Германии мало что значила для него. Мать умерла несколько лет назад, а с отцом у него мало что общего. Старший Отто занимался импортом кофе: напиток, который он заказывал и распространял, пили в лучших заведениях Германии и Австрии. Родитель всегда много времени тратил на бизнес, потому не уделял особого внимания установлению близости с сыном, которого он находил надменным и черствым.

Даже женщины не могли расшевелить фон Райнгарда, затрагивая в нем лишь поверхностные эмоции – вызывая иногда страсть или давая чувство удовлетворения и гордости от обладания ими – как красавица Ингрид, невеста Райнгарда, обожавшая его. Он подарил ей кольцо, и она ждала его там, в истерзанной войной Германии, хотя не была в нем уверена: даже любя жениха так сильно, она отдавала себе отчет в его полном равнодушии. Впрочем, она никогда не призналась бы в этом другим и не хотела понять основную истину – фон Райнгард никогда не проявлял ни заботы о людях, ни сострадания к ним.

Всю свою энергию он употреблял на продвижение по службе, и в этом отношении добился удивительных успехов, получая очередные звания в армии третьего рейха за счет своей целеустремленности и усердия, которые даже его начальство находило чрезмерными. Это был твердый, хладнокровный и безжалостный человек. Он расправлялся со своими противниками так, будто они были беспокоившими его мошками: сбивал их с ног и раздавливал сапогом без малейшего сожаления. Он совершенно не обращал внимания – или делал вид, что не обращает, – на тот факт, что никто к нему не испытывал симпатии. Нет, люди совершенно не имели значения для Отто фон Райнгарда. Для него было важно лишь арийское превосходство и его личное место в создававшемся новом порядке.

И все ж, несмотря на свое видимое бессердечие, красота, культура, история затрагивали его сильнее, чем что-либо другое. Он любил свой дом не за воспоминания о счастливом детстве, которое провел в нем, а за эстетические достоинства. И Шато де Савиньи тронуло его по тем же мотивам. Древнее величие замка нравилось Отто – квадратное здание с башенками, двор и колодезь, фонтан, ров, который останавливал других завоевателей, но не его. А в самих помещениях он постоянно обнаруживал все новые вещи, которые восхищали его. Когда фон Райнгард не посещал замок, он пожирал глазами накопленные сокровища, чувствуя, как у него поднимается настроение при виде красоты сияющих картин, произведений искусства, посуды из серебра, тускло поблескивавшей в мягком освещении, изящных фарфоровых изделий, тяжелых бронзовых фигур. Он любовался ими, жаждал их приобрести, давая себе слово, что в один прекрасный день, когда закончит воинскую службу и заведет свой собственный дом, он наполнит его такими же сокровищами.

Он редко когда отказывался от приглашения в замок и даже старался найти предлог, чтобы еще раз побывать в этом оазисе культуры в чужой стране. Сегодня он думал, что не сможет принять приглашение барона – двух его людей пристрелили прошлой ночью, вследствие чего выдался тяжелый день поисков виновника этого возмутительного проступка, который фон Райнгард больше рассматривал как угрозу своему контролю над округом, чем трагедию погибших людей. Но благодаря его усилиям вопрос, кажется, будет разрешен успешно, и он счел возможным не нарушать договоренности.

Легкая зловещая усмешка играла на губах фон Райнгарда. Он поправил китель и зашагал к замку.

Когда Гийом провел фон Райнгарда в салон, Кэтрин невольно приблизилась к Полу. «Мужайся, – сказал ей этот отважный человек. – Сохраняй спокойствие и все будет в порядке». Хотелось бы ей чувствовать такую уверенность.

– Выпьете что-нибудь? – спросил Гийом.

– Да, спасибо. – Высокая фигура фон Райнгарда царила в зале. Он был в центре внимания, но каждый смотревший на него думал о чем-то своем.

– Мы не были уверены, что вы сможете приехать, – заметил Гийом. – Не сомневаюсь, что вы были ужасно заняты.

– Да, очень. – Фон Райнгард сделал порядочный глоток из своего бокала. – Но должен с удовольствием сообщить, есть успехи. Благодаря рвению моих офицеров, нам удалось задержать вражеского агента, которого, полагаю, сбросили прошлой ночью. Его застукали в доме фермера, примерно в двадцати километрах отсюда.

Кэтрин взглянула на Пола. Его лицо ничего не выражало, и она могла лишь гадать, о чем тот думает.

– А как вы узнали, что он вражеский агент? – спросил Гийом.

Фон Райнгард рассмеялся. Смех у него был неприятный, что-то среднее между презрительным хмыканьем и чмоканьем.