Текст книги "Дерзкая невинность"

Фенвик вздохнул.

– Он склонен к ругани, так что если я освобожу его от кляпа, от его сквернословия у всех, кто находится рядом, начнет болеть голова. Я решил избавить вас от этого, моя дорогая. В любом случае я, конечно, не жду, что вы поверите моему слову против его. Вы ведь воображаете, что влюблены в этого человека. – Он скорчил гримасу. – Я встречал леди, которые считали, что были влюблены, теряли рассудок. Однако… – Фенвик запустил руку во внутренний карман. – У меня есть доказательство.

Он достал сложенный лист бумаги.

– Видите ли, я весьма осторожный игрок. Я записал условия пари, и мы оба подписали их, перед тем как он уехал из Лондона. Убедитесь сами.

Фенвик протянул бумагу Оливии, и она услышала, как Макс выругался сквозь кляп.

«Лорд Фенвик и лорд Хэсли заключили пари на тысячу гиней, что лорд Хэсли не сможет соблазнить мисс Оливию Донован до первого января следующего года.

14 августа 1829».

Внизу расписки стояли две неразборчивые подписи. Незнакомая, несомненно, принадлежала лорду Фенвику. Другая… Она хорошо ее знала по письмам, которые Макс писал ей еще до смерти своего дяди, и он всегда подписывался просто «Хэсли». Это была подпись Макса.

Оливия бросила взгляд на Макса и задержала дыхание. Потом выдохнула. Макс закрыл глаза и опустил голову.

«Да, – говорил этот жест. – Это я подписал пари».

Непрошеная слеза скатилась по щеке Оливии. Она посмотрела на Фенвика и вернула ему расписку.

– Мне очень жаль, что это мне пришлось сказать вам об этом.

– Нет, вам ничуть не жаль.

Оливия видела, что он злорадствует, чувствовала его ликование. Он считал, что это был удачный ход, и она ненавидела его за это еще больше.

Фенвику нравилось причинять боль людям. Он упивался каждой секундой этой страшной сцены.

– Я просто счел это честным – сказать вам, что за человек тот, кого вы выбрали, чтобы отдать свое тело.

Изменила ли эта информация ее отношение к Максу? Он предал ее, но означало ли это, что она должна отдать его в руки безумного лорда Фенвика?

– Что вы сделаете с его светлостью, если я вам откажу? – тихо спросила Оливия. – Что вы сделаете со мной?

В бесцветных глазах Фенвика блеснул злобный огонек.

– Вы можете вернуться к тому, чем вы были заняты до того, как я прервал течение вашей жизни таким неджентльменским способом.

Она не поверила ему ни на секунду.

– А Макс?

– Макс, – повторил он жестко. – У нас с ним осталось несколько важных проблем. Я не могу освободить его, пока они не будут разрешены.

Макс по-прежнему стоял с опущенной головой.

– И когда это произойдет?

– Ваш герцог очень упрям. Поэтому, – он пожал плечами, – возможно, никогда.

– Значит, вы будете держать его здесь, пока он не умрет с голоду?

– Возможно, – не колеблясь, ответил Фенвик. – Это один из способов, а у меня их много. Но если это случится, разве вы не будете считать это равноценным вознаграждением за тот урон, который он нанес вам, Оливия? Разве он не заслуживает любую судьбу, которую примет из моих рук?

– Не знаю.

Нет, это неправда. Оливия прекрасно знала, что должна делать.

– Что скажете? – спросил Фенвик. – Вы отказываетесь от нашей сделки? От вашего ужасного герцога?

Макс поднял голову, и каким-то образом, хотя его крик потонул в кляпе, она поняла каждое слово.

– Да, уходи, Оливия! Уходи!

Встретив холодный взгляд глаз Фенвика, она покачала головой:

– Нет, я не уйду. Наша сделка остается в силе.

Глава 18

Спустя несколько часов горничная с выбитым зубом объявила, что Оливия почти готова к «обеду» с лордом Фенвиком. Когда она вышла, чтобы принести еще шпилек, Оливия достала из своего ридикюля пакетик хинина и сунула его под корсаж простого шелкового платья, на котором настоял Фенвик.

В другое время Оливия пришла бы в ужас от того, что ей придется надеть такое платье – ярко-красное, безвкусное и слишком открытое, но сегодня она позволила горничной надеть на себя это. Оливия не узнала себя в зеркале, такая она была бледная и худая.

Но она была спокойна – не дрожала, не боялась, что упадет в обморок. У нее был план, и что бы ни случилось, она его выполнит. И это произойдет очень скоро. После сегодняшнего вечера они с Максом уйдут отсюда, и Оливия надеялась, что ей больше никогда не придется снова иметь дело с лордом Фенвиком.

Горничная вернулась со шпильками, но Оливия успела сесть обратно за туалетный столик.

– Так, – бормотала горничная, – этих шпилек должно хватить, чтобы сделать вам такую прическу, какую любит хозяин.

Оливия удержалась от саркастического замечания. Вместо этого она улыбнулась.

Сарказм… С каждой минутой, проведенной в обществе лорда Фенвика, она все больше становится похожей на своих сестер.

Они уже наверняка знают, что она пропала. Леди Стрэтфорд, должно быть, с ума сходит от беспокойства. Бедняжка.

– Скажи, – начала Оливия.

– Да, мэм?

– Есть ли какой-нибудь способ передать записку моей подруге? Она не знает, что я здесь, и боюсь, она обо мне беспокоится.

– Да, мэм. Но лорд Фенвик должен сначала прочесть ее. Хозяин проверяет всю корреспонденцию, исходящую из его дома.

– Понятно.

Лорд Фенвик, по-видимому, контролирует всех своих домашних и прислугу. Как ему это удалось? Вселил в них страх? Запугал? Оливия посмотрела в зеркало на горничную, которая держала во рту шпильки, укладывая прическу. Оливия вдруг поняла, что эта женщина никогда не нарушит установленные в доме правила. Она сразу заметила, что у горничной не хватает переднего зуба. Уж не Фенвик ли ей его выбил?

Одна эта мысль заставила Оливию сжаться, и горничная уронила шпильку.

Избивать кого-либо – жену, слугу, любого – было преступлением. Фенвика надо остановить. Но как? Он маркиз, а однажды станет герцогом. Закон над ним почти не властен, что делает суд над Фенвиком невозможным. А в случае с леди Фенвик – получить развод.

Оливия улыбнулась горничной, но та не смотрела ей в глаза и продолжала причесывать ее так, «как нравится хозяину».

Потом горничная чем-то прикрыла синяки на теле Оливии, нарумянила щеки и накрасила губы.

– Так вы выглядите более свежей, не так ли, мэм?

Оливия взглянула на себя в зеркало и решила, что она скорее выглядит бледной и отталкивающей.

– Ммм, – пробормотала она.

Горничная помогла ей встать, разгладила несуществующие складки на платье и широко улыбнулась:

– Я думаю, хозяин будет доволен.

Оливия не ответила. Зачем? Она не хотела, чтобы служанка пострадала за то, что не сумела угодить хозяину. А самой Оливии совсем не хотелось нравиться Фенвику.

Горничная привела ее в огромную спальню, убранную в шелка и бархат суровых, чисто мужских цветов.

Когда Оливия увидела Фенвика, ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не повернуться и не броситься вон.

На Фенвике была надета искусно расшитая шелковая пижама, подвязанная на талии таким образом, что была видна его покрытая черными волосами грудь.

Кроме Макса, Оливия никогда не видела какого-либо мужчину раздетым. И из всех мужчин на свете именно этого она меньше всего хотела видеть в таком виде.

«Будь сильной, Оливия». Она может сделать это. И она сделает.

Фенвик встал и протянул ей руку.

– Добро пожаловать, Оливия. Вы выглядите… – Его холодные, бесцветные глаза скользнули по ее фигуре. – Привлекательной.

Она остановилась в середине комнаты и просто не могла заставить себя сделать хотя бы шаг ему навстречу.

Фенвик подошел, взял ее за руку и почти силой усадил за маленький столик.

Оливия взглянула на расставленную на столе еду, и ей пришлось признаться, что все выглядело красиво и вкусно пахло. В животе у нее заурчало. Она отказалась от завтрака, а после этого ей больше ничего не предложили. Оливия была голодна и если вовремя не поест, то быстро начнет слабеть – она знала об этом по опыту своих приступов лихорадки.

Рядом стоял еще один стол с блюдами и бутылками с вином и другими напитками. Господи, сколько же алкоголя он собирается влить в нее сегодня вечером?

Фенвик улыбнулся:

– Выпьете вина?

– Да, пожалуй.

Он подошел к столу и, встав спиной к Оливии, начал откупоривать бутылку. Возможно, это был ее единственный шанс. Дрожащими пальцами она достала из-за корсета пакетик, надорвала уголок, посыпала порошком еду на тарелке Фенвика, наблюдая, как он растворяется в пище, и быстро сунула пакетик обратно за корсет.

Фенвик разлил вино в бокалы и сел за столик напротив Оливии. Она начала есть. Все было очень вкусно, и хотя она проглотила все до последнего кусочка, она почти не замечала, что именно она ела. Но ей было необходимо подкрепиться.

Оливия отпила глоток вина и в первый раз взглянула на Фенвика поверх бокала.

Он почти не притронулся к еде. Именно этого она и боялась, ведь прекрасно знала вкус хинина: обычно Оливия принимала в течение месяца по одному порошку в день и большую дозу, когда у нее повышалась температура.

Вкус хинина был отвратительным. Горький и с неприятным послевкусием.

– Мясо очень вкусное, – выдавила она.

Нахмурившись, он посмотрел на мясо, но потом улыбнулся.

– Попробуем, – проговорил Фенвик и отправил в рот кусочек. Оливия наблюдала за выражением его лица. Он скорее всего никогда раньше не пробовал ничего, похожего на хинин, поэтому, наверное, удивился тому, как кухарка умудрилась приготовить к мясу такой горький соус.

Она стала есть медленнее, решив, что если закончит раньше его, он просто не съест всю порцию и хинин не подействует.

«Пожалуйста, – молила Оливия про себя, – пожалуйста, ешь».

Но спустя несколько минут Фенвик встал, взял свою полупустую тарелку и поставил ее на боковой стол. Как только он отвернулся, Оливия подсыпала немного порошка в его бокал с вином.

Фенвик вернулся с тарелкой фруктов и сыра, видимо, решив отказаться от мяса. Оливия надеялась, что он проглотит с мясом хотя бы немного хинина и выпьет вино.

Он действительно выпил – одним глотком осушил бокал, но когда поставил бокал на стол, Фенвик скривился.

Оливия облегченно вздохнула. В вине было по крайней мере десять гранул, а если он с мясом съел еще хотя бы десять…

Фенвик поднимался еще два раза, и Оливия ухитрилась подсыпать хинин и в вино, и в еду. В последний раз он обернулся как раз в тот момент, когда она засовывала пакетик за корсаж.

– Что это такое? – хмуро спросил он.

Оливия смотрела на пакетик так, будто видит его в первый раз.

– Это?

– Да, это, – сухо ответил Фенвик, выхватил у нее пакетик и открыл его.

Пожалуйста, пусть там уже ничего не останется… Когда из пакетика высыпалась тонкая струйка порошка, Оливия вздрогнула.

Но к счастью, он этого не заметил. Нахмурив черные брови, Фенвик переводил взгляд с пакетика на Оливию.

– Что это?

– Бумажка…

– Это я вижу. Почему она оказалась у вас на груди?

– Я… – Господи. Как назло в голову ничего не приходило. Оставалось только молиться, чтобы он не подумал, что именно из-за этой «бумажки» его еда была такого странного вкуса.

Оливия прикусила губу.

У него задергался подбородок.

– Вы намеревались послать записку вашему герцогу, не так ли?

– Да.

Молчание. Она не смела поднять глаза.

– И как же она оказалась у вас за корсажем?

– Я… я… – Оливия сглотнула. – Моя горничная так вам преданна. Она вошла, а я как раз собиралась писать… и… ну, я испугалась. Я… боялась, что она вам скажет.

– Конечно, сказала бы. Она сообщает мне обо всем, что происходит в моем доме.

– Я… я это знаю. Поэтому я сунула бумажку за корсет, чтобы она ее не увидела.

Злорадная усмешка искривила его губы.

– Глупышка. И ты не придумала ничего лучшего, чем прийти с этой бумажкой ко мне на обед?

Что она могла на это ответить? Оливия просто опустила голову, притворившись пристыженной и испуганной. Испуг, правда, был неподдельным.

Фенвик положил ей руку на плечо, и Оливия сжалась, не пытаясь вырваться. Он сжал ей плечо так больно, что она тихо вскрикнула.

– Не беспокойтесь, – произнес Фенвик. – После сегодняшней ночи вам больше никогда не придется волноваться о таких вещах. Я постараюсь навсегда стереть герцога Уэйкфилда из вашей памяти. – Он провел рукой по ее спине и добавил: – Из вашего тела.

Тошнота подступила к ее горлу, но Оливия сдержалась.

Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Внезапно Фенвик, размахнувшись, со всей силой ударил ее по щеке. Ее голова мотнулась в сторону. Оливия прижала ладонь к лицу, на глаза у нее навернулись слезы.

– Вставайте, – приказал Фенвик. Не дождавшись действий с ее стороны, он крикнул: – Сейчас же встаньте.

Оливия понимала, что если она не повинуется, он ударит ее еще раз. Поэтому она встала, хотя ноги у нее подгибались.

Почему не действует хинин? Он проглотил не менее тридцати гранул.

– Идите сюда.

Фенвик взял ее за плечо и, грубо дернув к себе, прижал свои губы к ее губам.

О Боже. О, только не это. Оливия почувствовала его возбуждение через два слоя тонкого шелка, разделявшего их.

Она стояла, не шевелясь, пока его губы скользили по ее рту. Фенвик обнял ее обеими руками, прижался к ней животом и просунул язык ей в рот.

«Нет!» – кричало ее тело в панике, в совершеннейшем ужасе от этого грубого вторжения. Оливия попыталась освободиться, но он прижимал ее все крепче и опять просунул свой отвратительный язык.

А потом вдруг попятился и издал такой звук, будто подавился.

Оливия остолбенела, глядя на него, ее сердце было готово вырваться из груди. Фенвик побледнел, а лицо вдруг стало неподвижным.

Он сделал два шага назад.

– Простите меня.

Прикрыв рот обеими ладонями, он выскочил из комнаты.

Глава 19

Оливия долго смотрела ему вслед. Вряд ли он вернется, она прекрасно понимала его состояние, ведь однажды и сама случайно приняла двойную дозу в десять гранул после одного приступа лихорадки, после чего ее рвало две недели.

Оливия медленно подошла к двери, открыла ее и выглянула в коридор. Большинство прислуги уже легли спать, а из охраны она видела всего одного человека, когда шла к Фенвику. Сейчас никого не было.

На цыпочках Оливия подошла к лестнице, освещенной лишь одним пристенным канделябром. Все было тихо, и она спустилась вниз.

Когда Оливия подошла к кухне, то услышала доносившиеся откуда-то за ее спиной стоны и панический крик:

– Делай же что-нибудь, черт бы тебя побрал!

Это был голос Фенвика – испуганный, страдальческий.

– А что? – Оливия узнала голос охранника.

– Не знаю, – взревел Фенвик. – Приведи кого-нибудь. Я ничего не вижу!

О Господи. Оливия слышала, что одним из симптомов отравления хинином была потеря зрения. Неужели она дала ему смертельную дозу?

Оливия закрыла глаза, но звук шагов в коридоре заставил ее броситься за дверь кухни. Внутри она огляделась. В полутьме стали видны огромный каменный очаг, хлебопечка, ряды полок, уставленные всевозможной кухонной посудой, и ряд сковородок, подвешенных на крюках, свисавших с потолка.

В одной из стен была узкая дверь, которая, как она поняла, вела в темный подпол. Оливия решила, что спускаться надо осторожно – не хватало еще упасть с лестницы, когда она уже так близко к цели.

Неожиданно за ее спиной открылась кухонная дверь – и Оливия нырнула за дверь в подпол.

Тяжелые шаги приблизились и остановились прямо за дверью. Свет от фонаря выхватывал отдельные предметы. Оливия затаила дыхание.

– Чарли? – позвал охранник.

– Что? – услышала она приглушенный ответ.

– Иди наверх. У его светлости неприятности.

Снизу донеслись слова, которые она не могла разобрать.

– Я думаю, ему сейчас на это наплевать, Чарли. Он заболел. Я тебе говорю, поднимайся! И поторопись!

– Если он заболел, пошли за доктором, – был ответ Чарли.

Охранник начал спускаться, но на полпути, очевидно, встретился с собеседником.

– Давай быстрей! Тебе придется помочь нам уложить его в постель.

Мужчины выбежали из кухни, не заметив Оливию.

Как только они ушли, Оливия спустилась по узкой лестнице и дрожащими руками отодвинула засов двери, за которой находился Макс.

В углу стоял фонарь. Макс лежал в шезлонге и смотрел на нее.

Оливия встала возле него на колени и стала развязывать грязную полоску ткани, прикрывавшую кляп.

Макс закашлялся и выплюнул кляп.

– Оливия, – прохрипел он пересохшими губами. – Почему ты не ушла? Почему ты не воспользовалась шансом, который он тебе дал?

– Я не могла тебя оставить. Даже если… Не могла.

Макса била дрожь.

– Он к тебе прикасался? Если да, клянусь Богом, я…

Она обняла ладонями его лицо, колючее от отросшей щетины.

– Со мной все в порядке. Но нам надо выбраться отсюда до того, как они обнаружат, что мы сбежали. Я сейчас освобожу тебя.

Ей показалось, что прошли часы, прежде чем ей удалось развязать веревки на его запястьях. Задача осложнялась тем, что они затвердели от пропитавшей их крови. Макс, должно быть, испытывал адскую боль. К тому моменту как Оливия смогла освободить Макса, она дрожала, как осиновый лист. Она взглянула на свои руки – они были в свежей крови.

Макс обнял ее.

– Любимая. – От этого слова Оливия похолодела, но ничего не сказала. Она позволила ему обнять себя, но ее собственные руки стали такими тяжелыми, что Оливия не могла их поднять – они висели по бокам, как плети. – Мне очень жаль, – с трудом выговорил Макс. – Это моя вина.

Сейчас было не время для объяснений и извинений. Им надо бежать.

Щиколотки пострадали меньше, и общими усилиями они быстро развязали веревки.

– Он сделал тебе больно, Оливия? Прошу тебя, скажи, что он не тронул тебя. Пожалуйста, – прошептал Макс, зарывшись лицом в ее волосы.

– Нет… Он хотел. Он меня ударил… поцеловал. Но могло быть хуже. – Намного хуже.

– Как тебе удалось сюда пробраться?

– Я отравила его хинином, моим лекарством от малярии. Я дала ему все, что у меня было, и боюсь, что я его убила, – всхлипнула она.

– Он наверху?

– Да.

– В сознании?

– Да.

– Кто сейчас с ним?

– По крайней мере двое из его огромных охранников. Они говорили о том, что надо послать за доктором.

– А слуги?

– Я думаю, что они все спят, но от его криков они скоро все проснутся.

Макс взял ее за плечи и заглянул в глаза:

– Ты знаешь, как выбраться из дома?

– Мне кажется, я видела в кухне дверь, которая ведет наружу. Лестница из подвала совсем рядом с ней.

– Хорошо. – Макс нахмурился. – Тебе не следовало так рисковать, Оливия. Ты должна была уйти до того, как он…

Она лишь покачала головой.

– Идем, Макс.

Он взял ее за руку и повел наверх. Там Оливия показала нужную им дверь.

За дверями кухни стоял страшный шум – крики, невнятные разговоры, топот ног. Все перекрывали отчаянные крики Фенвика.

Макс толкнул ее к выходу, отодвинул засов, но тут распахнулась дверь кухни за его спиной.

– Беги, – пробормотал он, вытолкнув Оливию наружу. Оглянувшись, она увидела, что Макс стоит перед одним из охранников.

– Как это тебе удалось вырваться? – прорычал охранник, а потом, увидев Оливию, усмехнулся. – А, вот как. До тебя добралась эта сука, не так ли?

Макс размахнулся и изо всех сил ударил охранника в живот. Тот охнул и согнулся пополам, но быстро пришел в себя, собрался нанести удар, но Макс успел увернуться.

Завязалась борьба, но такая стремительная, что Оливия не могла ничего разобрать. Наконец Макс отступил и нанес еще один сокрушительный удар охраннику в живот, после которого тот рухнул на пол.

Повернувшись, он увидел Оливию и поспешил выйти, закрыв за собой дверь.

– Пошли, – сказал он и взял ее за руку.

Когда они оказались на улице, Макс снял свой рваный камзол и прикрыл им плечи Оливии.

– Я не хочу, чтобы кто-то увидел тебя в таком виде. Сначала мы пойдем ко мне домой – это ближе. А после того как мы приведем себя в порядок, я отвезу тебя к леди Стрэтфорд.

Оливия лишь кивнула, не в силах ответить. Ночь была морозной, и она продрогла.

Они прошли мимо нескольких домов, и Оливия вдруг споткнулась. Макс подхватил ее на руки.

– Обними меня за шею, Оливия. Вот так. Мы почти пришли, любимая.

– Из твоих уст слово «любимая» звучит совсем иначе, чем когда его произносил Фенвик.

– Фенвик так тебя называл?

– Только для того, чтобы поиздеваться.

– Я больше не буду тебя так называть, – решительно заявил Макс. – Не хочу, чтобы это слово напоминало тебе о нем.

Вспомнив о его предательстве, о пари, его лжи, Оливия промолчала, ни капли не жалея, что лишилась титула «любимой». Но вообще-то это хорошо, что он больше не будет ее так называть.

Макс нес ее на руках, крепко прижимал к себе, и Оливии стало так тепло и спокойно, что она просто положила голову ему на плечо.

В одном Фенвик был прав – Макс не был тем человеком, каким она себе представляла. Ей придется держаться от него подальше.

Но не сегодня. Не сейчас.

Может быть, завтра.

Макс привел ее в бывший дом его дяди. Ему пришлось долго стучать в дверь, прежде чем ему открыл сонный, растрепанный дворецкий. Широко раскрыв глаза, он смотрел на Макса, державшего на руках Оливию.

– О, ваша светлость! Вы вернулись домой. И слава Богу, что…

Макс прошел мимо дворецкого прямо в гостиную.

– Позови служанку, чтобы помогла леди, и кого-нибудь, чтобы зажечь свет и затопить камин в гостиной.

– Да, сэр. Конечно, сэр.

Макс осторожно положил Оливию на кожаный диван. Он присел на край и провел пальцем по ее щеке, наслаждаясь мягкостью и гладкостью ее кожи.

– Куда он тебя ударил, Оливия?

– Он дал мне пощечину, – прошептала Оливия. – Было не очень больно. Со мной все в порядке.

– Ты уверена?

Макс не мог заставить себя спросить ее о поцелуе Фенвика.

Постучав в дверь, вошла служанка, и Макс отдал ей кое-какие распоряжения. Служанка вышла и вернулась с теплым одеялом для Оливии.

Спустя несколько минут вошел другой слуга, который зажег лампы и начал растапливать камин.

Теперь Макс мог оценить состояние Оливии. Помимо того, что она была полуодета, он сначала ничего не заметил, но потом увидел багровые синяки вокруг шеи, затушеванные каким-то косметическим средством.

Его ярость не имела границ. Макс встал и прижался лбом и ладонями к стене. Когда он был маленьким мальчиком, то видел точно такие же багровые синяки на шее своей матери. Она прикрывала их высокими воротниками, но Макс, сидя у нее на коленях, как-то отвернул воротник прежде, чем она успела остановить его. Уже тогда он понимал, что в ответе за эти синяки был отец.

А теперь Оливия. Проклятие. Почему Макс так беспомощен, когда дело касается женщин, которых он любит?

Когда он достаточно овладел своими чувствами, чтобы обернуться к Оливии, он увидел, что она села, завернувшись в одеяло. Видимо, чтобы согреться и скрыть от слуг свою наготу. И синяки.

– Макс?

Он сел рядом с ней на диван.

– Ты не говорила мне о синяках.

– О… – Слуга зажег еще одну лампу, и Макс увидел темные круги у нее под глазами. Он не будет сегодня досаждать ей расспросами. Оливия слишком вымоталась и была напугана теми тяжелыми испытаниями, через которые ей пришлось пройти.

– Кажется, все было очень давно, хотя произошло только вчера. – Она внимательно посмотрела на Макса. – Он сделал это намеренно, чтобы показать, что он всесилен, что все контролирует и что ему ничего не стоит убить меня.

Макс кивнул.

– Я думала, что он хочет меня задушить… но он остановился. Фенвик хотел мне что-то доказать, а не причинить боль. Не так, как он поступил с Беатрис.

Макс закрыл глаза, опустил голову и потер пальцами переносицу.

– Она сейчас в безопасности, не так ли? Стрэтфорд позаботился о том, чтобы она была вне досягаемости Фенвика?

– Да, слава Богу, бедняжка в безопасности.

– И ты тоже. Я не позволю ему даже прикоснуться к тебе. Никогда.

– Ты отвезешь меня в дом леди Стрэтфорд? Она, наверно, страшно беспокоится.

– Да. К сожалению, у меня нет для тебя подходящей одежды. Может, у кого-нибудь из служанок найдется…

Она покачала головой:

– Нет, не надо. Леди Стрэтфорд все поймет. Я переоденусь в свою одежду, а это платье сразу же сожгу.

Служанка вошла с подносом, на котором стояли две чашки горячего молока.

– Поставь туда. – Макс кивнул в сторону стола.

– Да, ваша светлость.

Служанка поставила молоко и стала ждать дальнейших указаний.

– Мне не хочется уходить от тебя, – сказал Макс, – но я выгляжу и пахну, как варвар. Будет лучше, если я привезу тебя к леди Стрэтфорд выбритым и в чистой одежде.

– Разумеется, – согласилась Оливия.

– Ничего, что я оставлю тебя здесь с… – Макс вопросительно посмотрел на служанку: он жил в доме всего несколько недель и еще не знал имен всех слуг.

– Салли, ваша светлость.

– С Салли?

– Конечно. Иди. Я буду ждать тебя здесь.

Макс подошел к буфету, вынул пробку из графина с бренди и плеснул порядочную порцию в чашку с молоком.

– Вот, выпей молоко. – И добавил: – И немного бренди.

– Пахнет так, будто здесь не так уж и немного.

Ему было необходимо к ней прикоснуться, установить с ней связь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Макс приложил ладонь к ее теплой щеке и произнес:

– Я очень скоро вернусь. Пошли за мной, если тебе что-нибудь понадобится.

– Хорошо. – Оливия улыбнулась, но опять одними губами. – Но мне ничего не нужно.

Он кивнул и вышел. Почти бегом Макс поднялся по лестнице в свою спальню и выбрал в своем гардеробе вещи, чтобы переодеться. Обернувшись, он увидел стоявшего на пороге Гарднера в накрахмаленной белой ночной рубашке и белом ночном колпаке. На первом месте у Гарднера всегда была его одежда.

– Добро пожаловать домой, сэр. Но я советую вам не надевать эти вещи. Они мятые и будут плохо смотреться.

Макс бросил одежду на кровать.

Гарднер кинулся спасать вещи, а Макс снял с себя пропотевшую и окровавленную одежду и, подойдя к умывальнику, быстро обтер тело губкой. Гарднер рассматривал мятые брюки Макса, бормоча, что он не сможет появиться на людях, если его хозяин выйдет в таком виде на улицу, даже ночью.

– А как насчет одежды, в которой я пришел? – с насмешкой в голосе спросил Макс.

Отвращение отразилось на лице Гарднера.

– Все, конечно, поймут, что я не имею никакого отношения к ее непрезентабельному виду. Я ее немедленно сожгу.

– Да уж пожалуйста.

Макс плеснул себе в лицо холодной воды, а после этого Гарднеру пришлось брить многодневную щетину. И хоть к тому времени, как он снова спустился вниз (сопровождаемый трепетным Гарднером), прошло менее четверти часа, но на часах уже было два часа ночи.

Макс отослал было заупрямившегося Гарднера спать и вошел к Оливии.

Она сидела в той же позе, в которой он ее оставил. В руках Оливия держала полотенце, которым стирала с лица слишком яркую, безвкусную косметику, которую горничная нанесла по требованию Фенвика.

Макс велел заложить его карету и сел рядом с Оливией. Ее лицо было испачкано румянами и помадой до самого подбородка.

– Могу я помочь?

Она протянула ему влажное полотенце.

Закончив, Макс провел большим пальцем по ее мягким и теплым губам. Вожделение окатило его волной. Как бы ему хотелось уложить ее в постель, обвить ее своим телом, подарить ей нежную любовь, а потом держать ее в объятиях остаток ночи.

Но Оливия очень хотела вернуться к леди Стрэтфорд, и это было понятно. Графиня наверняка сообщила всему городу, что ее компаньонка пропала.

– Мне бы хотелось, чтобы ты осталась, – пробормотал Макс.

– Я… – Она отвела взгляд. – Я не могу.

– Ты хочешь ехать прямо сейчас?

– Да. Мы должны.

– А ты сможешь идти?

– Да.

Макс помог ей встать, поплотнее укутал ее в одеяло и повел к выходу, где их уже ждала карета.

Дом графини Стрэтфорд был всего в нескольких минутах езды. Оливия молча сидела рядом с Максом, а он лихорадочно думал, как просить у нее прощения за дурацкое пари, которое заключил с Фенвиком.

Взяв ее руки в свои, он принялся их нежно и благоговейно целовать.

– Это пари, Оливия, было глупостью. Оно ничего не значило и не имеет отношения к тому, что я чувствую к тебе сейчас.

Оливия отвернулась к окну. Карета замедлила ход.

– В доме горит свет, – заметила она.

Действительно, во всех окнах горел свет.

Макс обошел карету и, открыв дверцу, подхватил Оливию на руки.

– Я могу идти сама.

– На тебе нет туфель. – Он увидел кончики босых пальцев под одеялом и вдруг понял, что она прошла босой по обледеневшей мостовой, чтобы сесть в карету. – Я донесу тебя и обещаю, что тут же опущу тебя, когда под ногами будет чистый пол.

Вздохнув, Оливия подчинилась. Как только Макс постучал в дверь, ему сразу же открыли.

– Мисс Донован! – в изумлении воскликнул дворецкий и буквально втянул Макса с Оливией на руках в дом. – Заходите, заходите.

Макс опустил Оливию на пол и вдруг услышал душераздирающий женский вопль:

– Оливия!

Навстречу им бежала ее сестра Феба. Потом из гостиной выскочили Стрэтфорд и Мег, его мать, капитан Лэнгли и Себастьян Харпер.

Первой добежала Феба. Она обняла сестру и разразилась слезами.

– О Боже, Оливия! Как мы волновались. Я думала, что больше никогда тебя не увижу.

Все окружили Оливию. Несколько мгновений царил невообразимый гвалт: родственники забросали Оливию вопросами, но она не могла вставить даже слово. Максу хотелось оградить ее, но он напомнил себе, что это ее родня и они не могут причинить ей вреда. Оливия выглядела усталой, казалось, что она вот-вот упадет, но она отвечала на объятия, а на Макса не обращала никакого внимания.

– Боже мой, Боже мой, – все повторяла старая графиня, гладя Оливию по голове. – Мы так за тебя беспокоились. Похитить из театра! Подумать только! Ничего худшего в истории мира еще не случалось.

«Каким образом ее семья так быстро собралась в Лондоне?» – недоумевал Макс. Графиня, видимо, послала за ними сразу же, как Оливия пропала, и они примчались в город.

Женщины обнимали и целовали Оливию, ужасались при имени лорда Фенвика.

Они, конечно, знали, какой негодяй этот Фенвик, думал Макс. Ведь это Джессика обнаружила жестокое обращение Фенвика со своей женой.

Взгляд Стрэтфорда упал на Макса, и его лицо посуровело.

– Пойдем со мной, Уэйкфилд.

Они отошли в конец коридора.

– Постарайся убедить меня, что ты не имеешь никакого отношения к похищению Оливии, иначе ты пожалеешь о своем знакомстве с Донованами, – произнес Стрэтфорд.

– Ради Бога, Стрэтфорд. Я не имел к этому никакого отношения. Лорд Фенвик похитил нас обоих. Этот человек лишился рассудка.

Стрэтфорд прищурился:

– Лэнгли написал нам, что Фенвик нанял шпиона среди наших домочадцев, чтобы следить за тобой и Оливией, но какого черта ему понадобилось вас похищать? Не вижу смысла.

– Он меня ненавидит с давних времен. Он похитил Оливию, чтобы добраться до меня. И мне очень жаль, что она оказалась замешанной в этом.

– Он причинил ей боль?

– Достаточно, чтобы я убил этого мерзавца, как только я его встречу.

– Ей нужен врач?

На душе Макса будто лежал камень, когда он думал о Фенвике, ему было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме мысли сделать из Фенвика отбивную.

– На всякий случай лучше позвать врача.

– Как вам удалось сбежать? Он знает, где вы?

– Все сделала Оливия. Она рассказала мне, что подсыпала Фенвику лекарство, которое она принимает от малярии. Хи… хи…