Текст книги "Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР. 1941—1945"

Глава 4
Восточное министерство и государства Прибалтики

Еще в марте 1941 г. Гитлер планировал, что большая часть оккупированного Советского Союза будет управляться гражданскими комиссарами. Их обязанностью будет создание политических условий для новых российских сепаратистских государств, которым будет разрешено существовать после блицкрига. Оставлять комиссаров в стране на какое-либо продолжительное время не планировалось. Полиция Гиммлера была обязана обезопасить эту территорию от всяких форм сопротивления на то время, пока комиссары и их штабы не подготовят новые конституции. Потом они должны уйти.

В течение последующих трех месяцев эта концепция радикально изменилась. Дело не в том, что Гитлер рассчитывал на длительную войну; он хотел заполучить более длительный период полной и всесторонней германской оккупации после войны, чтобы проводить свою политику эксплуатации и колонизации. Эта новая концепция лишала рейхскомиссаров свободы действий, которую они имели бы в ином случае. Вместо того чтобы отвечать перед Гитлером, их сделали подотчетными особому министерству с детально продуманными координирующими департаментами – восточному министерству, или Ostministerium, известному под аббревиатурой OMI или, иронически, Chaosministerium. В июле 1941 г., когда министерство было сформировано, было очевидно, что его главой станет Альфред Розенберг, потому что с начала апреля Гитлер дал ему задачу расчленения Советского Союза на комиссариаты и подготовки проекта плана управления ими.

Но почему Гитлер выбрал прежде всего Розенберга? Несомненно, Розенбергу нравилось думать, что как руководитель зарубежного политического отдела партии (АПА) он является ведущим экспертом по международной политике, хотя, к сожалению, он оставался вне министерства иностранных дел; что как немец, родившийся в России, он является экспертом партии по русским делам; что как автор книги «Миф ХХ века» он является официальным проводником национал-социалистической доктрины в отношении всей Европы. В действительности же Гитлер выбрал Розенберга потому, что тот какое-то время был заместителем лидера партии и фюрер обязан был найти ему работу. Также при опале, в которой очутился Розенберг, это была наименее важная работа, которую Гитлер мог ему дать, и Гитлер позаботился, чтобы она так и оставалась маловажной. Ни с одним германским министром не обращались хуже. С самого начала Розенберга не планировали на роль настоящего генерал-губернатора России. Его власть ущемлялась независимостью тайной полиции Гиммлера на оккупированных территориях, большими регионами, которые были отданы военной администрации, а также отделением сфер экономической эксплуатации и человеческих ресурсов как удела управления четырехлетнего плана, возглавляемого Герингом и действовавшего в одной связке с вермахтом.

Тем не менее в свои лучшие дни Розенберг был вторым по значимости в партии, уступая только Гитлеру, а в 1924 г. он даже руководил партией, пока Гитлер находился в тюрьме. В последующие годы Гитлер высказывался о Розенберге с нескрываемым презрением. Говорил о нем как о наполовину русском по рождению, которому больше хотелось быть русским, чем немцем. (Отец Альфреда Розенберга был немец из Ревеля, мать – из рода французских гугенотов Сире, родившаяся в Санкт-Петербурге. – Ред.) И все же в ранние дни Гитлер своим антикоммунистическим пылом был в большой степени обязан влиянию Розенберга с русским оттенком. Внешне Розенберг был почти полностью похож на русского, хотя трудно определить, почему возникало такое впечатление. Мемуары Розенберга на тему его матери весьма немногословны. Можно только сделать вывод, что у нее было немецкое имя Эльфрида (Эльфрида Каролина Сире. – Ред.) и что отец ее владел красильными мастерскими. Эрнст Двингер полагал, что она была латышкой. Отец Альфреда Розенберга, Вольдемар Розенберг, был скромным немецким торговцем в Ревеле в Этляндии, где Альфред родился в 1893 г. Для Ревеля (совр. Таллин) русская атмосфера была более характерна, чем для большинства прибалтийских городов, которые обязаны своей колонизацией немцам, но класс, из которого вышел Розенберг, – прибалтийские немцы Российской империи, – отличался менее русским мировоззрением, чем прибалтийское немецкое дворянство, «балтийские бароны», которые были связаны семейными узами с российскими дворянскими родами. Исключительная антипатия к эстонскому, латышному и литовскому самоуправлению, которую Розенберг проявил, будучи министром, была менее типична для балтийских баронов, чем для средних классов прибалтийских немцев, еще не избавившихся от своего колониалистского прошлого. (Эти земли входили в состав немецких орденских государств, в частности Тевтонского и Ливонского орденов, позже Польши из Швеции, а после победы России в Северной войне 1700–1721 гг. – в состав Российской империи (Курляндия вошла состав России несколько позже, официально в 1795 г.). – Ред.) Но ненависть Розенберга к правлению Москвы была чем-то совершенно иным. Как и у Гитлера, его натура была сродни духовному настрою неудачливого художника. Очень тонкий лоск изящных искусств, практиковавшийся в имперской России, произвел на него глубокое впечатление в студенческие годы в Риге и в Москве. В большевиках он видел разрушителей этих искусств.

Нельзя было вообразить себе более неподходящего администратора для решения оккупационных проблем. С одной стороны, Розенберг ненавидел коренных русских, которых, по его понятиям, революция превратила в азиатов, уничтожив германизированное высшее сословие. С другой стороны, у него была ограниченная, местническая нелюбовь к негерманским народам в тех северо-западных частях Российской империи, которые он знал с детства. Только в Украине, о которой ему было известно очень немногое, он был готов признать старую культуру, которая не до конца была уничтожена революцией и которая поэтому давала право на независимость. Но даже если этих предрассудков было бы самих по себе недостаточно, чтобы лишить Розенберга шансов на выработку разумной политики, недостатки его интеллекта сделали это наверняка.

Альфред Розенберг завещал свою внешность следующим поколениям без излишней сдержанности, ибо ему была присуща нацистская любовь к позированию перед фотокамерой. В основном он фотографировался в военной форме, которая производила нелепый эффект. Хотя к моменту начала Первой мировой войны ему был двадцать один год, Розенберг никогда в жизни не служил солдатом. С 1914 по 1918 г. он продолжал свои занятия изобразительным искусством и архитектурой в Риге и в Москве. После войны Розенберг приехал в Мюнхен и настроился вести жизнь немца, но ему суждено было познакомиться с жизнью международной богемы в Париже, и он по-настоящему натурализовался лишь в 1923 г. В последующие годы Розенберг мог причислять себя к небольшой и ищущей компании художников, революционеров и активистов, которая включала в себя Давида, Курбе и Уильяма Морриса в предыдущем столетии, и Д’Аннунцио, Падеревски и Гитлера – в нынешнем. И все же фотографии Розенберга в униформе, позирующего перед камерой в дни могущества, предполагают не милитаризованного любителя богемы, а унтер-офицера с тяжелой поступью, старающегося удержаться за свое кресло, которому он совсем не соответствует.

Внешний вид Розенберга вполне соответствовал образу нациста, занимающего пост министра. В качестве практического администратора и руководителя Розенберг должен был уменьшать эффект невыполнимых идиотских заданий, которые перекладывались на него, как утверждают, Гитлером через канцелярии Бормана и Ламмерса. И все-таки, если бы это зависело от одного Розенберга, он бы никогда не смог смягчить их вообще. Розенберг неоднократно просто копировал оригинальные выражения Гитлера. Затем следовали долгие обращения чиновников восточного министерства к Розенбергу, этому философу, гуманисту и знатоку древних цивилизаций. А потом, с болью и неохотой, Розенберг старался выкрутиться из своего положения. Чтобы установить истинный характер Розенберга, не стоит засиживаться над его так называемыми философскими трудами. Написанные им в Нюрнбергской тюрьме мемуары менее обременительны для чтения. В 1955 г. издательство Геттингена выпустило полный, не подвергнутый цензуре текст, отмеченный (по мнению автора. – Ред.) шармом неописуемой глупости. Тут можно найти и медитации Розенберга о готах и дольменах, альбигойской ереси, медитации в глубине полного разгрома. Здесь же обнаруживаются биографии скучных ничтожных людей, нацистов, с кем Розенберг продолжал разговаривать до самого конца, – Майера, Мутшманна, Уйберрайтера и Шикеданца – этих предназначенных судьбой сатрапов с менталитетом городских клерков.

Когда подумаешь о малообещающей ситуации Розенберга в ноябре 1918 г. – беженец из России, живущий среди друзей-беженцев в Мюнхене, – можно легко вообразить его человеком с другой карьерой, проводящим большую часть времени в дешевом отеле. Выходец из Восточной Европы, уныло одетый – так и видишь, как он пользуется, несмотря на тусклость во взгляде, репутацией гения, который однажды подарит миру книгу монументального и сотрясающего мир мрака.

Игрой судьбы, изменившей карьеру Розенберга, стало его знакомство с Гитлером. Вскоре после перемирия 1918 г. Розенберг встретил, через свою жену-танцовщицу, романтического фашиста, одного из важных первых членов НСДАП, по имени Дитрих Эккарт, автора поэм, не лишенных некоторых достоинств. Эккарт вел мюнхенское антисемитское издание под названием Auf gut’ Deutsch («Добрый немец». – Пер.). (Эккарт привлек Розенберга в «Общество Туле» (германское оккультное и политическое общество). – Ред.) Эккарт поручил этому двадцатишестилетнему вечному студенту написать несколько статей и в конце 1919 г. ввел Розенберга в общество на митингах Гитлера (в 1920 г. Розенберг вступил в НСДАП. – Ред.). Когда издание Эккарта «Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель». – Пер.) расширилось и стало ежедневной газетой партии, Розенберг стал ее редактором (с 1921 г.).

Розенбергу также была позволена роль «теоретика партии». Ему предстояло выработать систему из не очень последовательных антагонизмов Гитлера к евреям, лендлордам, картелям, свободным масонам, священникам, пацифистам и профсоюзам. Но лишь в октябре 1930 г. он произвел «миф ХХ века» – официальное «священное писание» партии, которое Гитлер так и не потрудился прочесть (прочел. – Ред.). Однако в начале 1920-х литературные труды Розенберга были чисто антисемитскими и «белогвардейскими» по характеру. Он даже переиздал (и познакомил с этим документом Гитлера. – Ред.) знаменитую подделку, популярную в эмигрантских кругах, известную как «Протоколы сионских мудрецов». (Позиция тех, кто называет «Протоколы…» фальшивкой, понятна: «этого не может быть», «это сфабриковано русской разведкой» – в последнем случае можно только подивиться прозорливости царской разведки, ведь программа действий, зафиксированная в «Протоколах…», последовательно выполнялась в течение ХХ в.

Приведем, однако, и мнение сторонников подлинности этого документа. По их мнению, автор «Протоколов…» – Ашер Гинцберг (Ахад-Хам). Перевод его программного выступления на I конгрессе сионистов в Базеле (в 1897 г.) был продан одним из участников конгресса агенту русской тайной полиции. На конгрессе шла борьба между программами левого крыла сионистов (Герцль и Нордау считали, что главное – создать еврейское государство в Палестине) и правого крыла (вышеупомянутый каббалист, представитель восточноевропейского еврейства Ашер Гинцберг). Правое крыло настаивало, что главное – готовить революционные перевороты во всех странах еврейского рассеяния, прежде всего в России, с целью захвата реальной власти. На XI конгрессе сионистов в Вене в 1913 г. программа Гинцберга (т. е. правого крыла) победила, став первоочередной и основной программой для мирового еврейства. Дальнейшие события ХХ в. хорошо известны. – Ред.) В то время Розенберг был связующим звеном между Гитлером и мюнхенскими монархистами-беженцами из России. В 1923 г. Розенберг вместе со своим другом балтийско-германского происхождения Шубнером-Рихтером представил Гитлера гетману Скоропадскому, бывшему главе украинского (марионеточного. – Ред.) государства, которого поддерживали немцы. Скоропадский, говорят, помог финансами первой нацистской газете «Фёлькишер беобахтер», и этот факт может быть тесно связан с энергичной поддержкой Розенбергом украинского национализма в 1941 г.

Адольф Гитлер так и не сумел избавиться от некоторых своих идей, внушенных Розенбергом, его политический курс сочетался с восточноевропейским мистическим консерватизмом Розенберга и мюнхенским русским направлением. Розенберг оставался теоретиком и почти не участвовал в практических и расчетливых маневрах, которые привели к захвату власти. Он сыграл некоторую роль в похищении и принуждении членов баварского правительства в 1923 г., и он маршировал с Гитлером в ноябрьском «пивном путче». Но не сумев сохранить ряды партии в тот год, который Гитлер провел в тюрьме, Розенберг уступил свои позиции, став редактором партийной газеты. Но даже здесь в 1925 г. у него обнаружился соперник в лице геббельсовской газеты «Der Angriff» («Атака»). Спустя семнадцать лет, сделав Розенберга министром по делам оккупированных восточных территорий, Гитлер все еще посыпал его бранью за несоответствие посту редактора. После того как Геббельс отобрал у Розенберга контроль над партийной прессой, единственным источником поддержки для теоретика партии был его помощник редактора Арно Шикеданц, которого Розенберг позднее предлагал на должность губернатора Кавказа.

Поэтому неудивительно, что после захвата власти на долю Розенберга выпало мало наград. В апреле 1933 г. его назначили главой зарубежного политического управления партии (АПА). В Розенберге поддерживали веру, что он будет назначен статс-секретарем в министерстве иностранных дел и даже, в конце концов, сменит фон Нейрата на посту министра иностранных дел. Если бы это произошло, история смогла бы продемонстрировать, что мог быть министр иностранных дел хуже, чем Риббентроп. Розенберг не терял надежду до тех пор, пока фон Нейрат необоснованно удерживался на этом посту. Последующее назначение Риббентропа в феврале 1938 г. стало для Розенберга тяжким разочарованием. Тем временем АПА скорее теряло, чем завоевывало влияние. Ему отводилась роль организации, занятой зарубежной пропагандой, а не формированием государственной политики. Розенберг начал с дружественной миссии в Лондон (в мае 1933 г.), которая была воспринята негативно. Потом он занялся формированием организаций дружбы со странами мира – организаций, которые должны были распространять идеи национал-социализма. Даже в этой области Розенберг страдал от соперничества с Организацией зарубежных стран Эрнста Боле и министерством пропаганды Геббельса, в то время как Гитлер в качестве личного шефа по иностранной печати пользовался услугами одного из своих ранних патронов – мюнхенского издателя произведений искусства Эрнста Ганфштенгля, который был ревнивым и злобным конкурентом. Только в одном случае Розенберг сумел сыграть роль в грандиозных гитлеровских планах. Это было в июне 1939 г., когда на митинге Нордического общества в Любеке Розенберг раскрыл прогерманские амбиции Видкуна Квислинга и тем самым помог создать германскую «пятую колонну» в Норвегии.

На Розенберга был возложен и «духовный и идеологический контроль партии», но на этой стезе его обошел Роберт Лей, глава Германского трудового фронта, который весьма эффективно действовал, используя свои праздники «Сила через радость» и учебные занятия для цеховых старост партии, которых посылали в мастерские и на заводы. Победа Лея была полной.

Еще один сектор идеологического образования был проигран Розенбергом Гиммлеру, который украл собственные идеи Розенберга создания «расово-биологических школ» под знаменем СС. Эта последняя вещь была особенно фантастической, но со времен Второй мировой войны преследование целей, не несущих знания, достигло значительно больших размеров, чем все то, что делалось в этом роде в рейхе Гитлера. Социология, социальная наука, социальная психология, общественные отношения, реакция потребителей – нет предела патентным грамотам, находящимся в распоряжении современного образованного доктринера в Старом Свете, да и в Новом тоже. Большинство понятий, которые иностранцам во времена гитлеровского рейха казались натянутыми или нелепыми, сегодня уже не представляются смешными. В таком мире иллюзорных обобщений, умозаключений и массовых лозунгов Розенберг мог бы устоять, пожизненно заточенный и обоснованно счастливый до тех пор, пока не существует административной ответственности. Таким образом, 28 мая 1941 г. накануне своей новой миссии Розенберг вряд ли мог быть более приятно озабочен. Он председательствовал на международной конференции по еврейскому вопросу. Это оптимистично настроенное сборище среднеевропейских антисемитов (в том числе профессоров) ежедневно собиралось во франкфуртском Бюргерзале, мечтая об эре расовых чисток, которая вот-вот наступит.

31 марта, когда Франкфуртская конференция все еще продолжала работу, Гитлер поставил Розенберга руководить Политическим управлением по Востоку, чьей задачей являлось разграничение тех гражданских районов управления в России, о которых Гитлер упоминал днем ранее своим генералам. 20 апреля название этого управления было изменено на Центральное управление по решению восточных вопросов. 17 июля оно стало министерством.

Розенберг узнал о своем первом назначении только 2 апреля, и он, видимо, в тот же день ознакомил Гитлера со своими взглядами. Этот проект, «Меморандум № 1», был составлен в то время, когда Розенберг не представлял себе предполагаемых лимитов своих собственных полномочий и когда это было вопросом чисто теоретического плана, основанного на предполагаемом быстром завоевании всего Советского Союза. Были предусмотрены сепаратистские государства для Белоруссии, Украины, казачьих земель, Кавказа и даже для Туркестана. Большая территория, включающая прибалтийские и бывшие польские земли, была зарезервирована для колонизации немцами, скандинавами, голландцами и англичанами. Вытесненное население должно быть принято в «охвостье России», содержащем Москву и Урал, но даже этот регион должен быть меньше, чем Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика. Белоруссия (или Белорутения) будет на востоке доходить до Твери, а казачье государство достигнет Саратова, хотя в обоих случаях «пробуждение государства будет трудным и утомительным». «Независимая Украина» будет включать в себя Крым и части Курской и Воронежской областей. Украине будет дозволена бо…льшая степень суверенитета, чем другим отколовшимся странам. Это позволит Германии сохранять баланс сил на случай, если остаточное Российское государство когда-нибудь вновь обретет определенную мощь.

20 апреля, в день рождения Гитлера, Розенбергу было приказано подготовить еще более подробную схему будущих рейхскомиссариатов. 9 мая он посетил Гитлера, вооруженный конечными плодами своих различных служебных записок и докладных. Пересмотренная схема была «легитимистской» по характеру, базируясь на статье 17 советской Конституции от 5 декабря 1936 г., дававшей шестнадцати (тогда пятнадцати. – Ред.) советским республикам право на отделение. Вероятно, Розенберг считал это крайне оригинальным, но он не был готов к переменам, которые повлияли на взгляды Гитлера со времени его инструктажа в Верховном командовании 30 марта. Гитлер уже не проявлял никакого интереса к сепаратистским государствам. Уже не стоял вопрос легитимизации новых наций. Рейхскомиссариаты были всего лишь временным институтом, устраняемым после германской колонизации страны.

В результате возражений Гитлера казачье государство вообще исчезло, Украина, хотя и значительно увеличилась по территории, лишалась своих связей с Галицией и с украинским национализмом периода Гражданской войны. Районы Крыма и Баку должны быть обособлены как германские территории. С Кавказом и с его «дикими народами» Розенберг мог делать все, что ему пожелается, но Туркестан, расположенный далеко за линией Архангельск – Астрахань, предусмотренной планом «Барбаросса», можно было, по мнению Гитлера, оставить «на будущее».

Каким бы обескураженным ни был Розенберг после этого приема 9 мая, длинная речь, которую он произнес перед сотрудниками своего министерства 20 июня, за два дня до вторжения в СССР, показывает, что он все еще надеялся воплотить свои идеи на практике, особенно в отношении Украины. Розенберг заявил, что свобода украинского народа должна стать пунктом политической программы. Необходимо оживить историческое сознание украинцев с помощью соответствующей литературы, в Киеве нужно основать, с одобрения немцев, университет (на Украине было много университетов, в т. ч. в Киеве. – Ред.), а украинский язык надо культивировать (украинский язык активно культировали уже большевики, осуществляя «ленинскую национальную политику», преследовавшую целью «расцвет наций и народностей» (даже искусственных) в ущерб государствообразующей русской нации. Это стало одной из главных причин катастрофы, постигшей СССР в 1991 г. В результате цели, намеченные Розенбергом и Гитлером, оказались фактически выполненными. – Ред.)

Причины для проведения именно такой политики, напрямую противоречившей словам Гитлера и которую сам Гитлер критиковал спустя четыре недели в Ангербурге, Розенберг объяснял следующим образом. Народы Советского Союза никогда не порождали своих собственных руководителей. До 1917 г. Российской империей правила аристократия из немцев, которые были «лингвистически славянизированы». (Русское дворянство органично включало в себя германские, татарские, литовские, польские, кавказские и другие фамилии, но только как дополнение к исконно русской основе. – Ред.) В имперские времена сопротивление против этого класса не давало ничего, кроме нигилистов или либеральной анархии. Что же до советской революции, то она заменила немецкую верхушку страны кавказской или азиатской, которая позже заменила мировую революцию на панславизм. (У Гитлера сказано четко, что германизированную верхушку сменила еврейская. И здесь фюрер сильно промахнулся, поскольку после 1934 г. Сталин, опираясь преимущественно на русское большинство в партии, осуществил отстранение от власти и истребление «ленинской гвардии» – преимущественно еврейской верхушки партии и «органов». В результате расчет Гитлера, что «колосс на глиняных ногах» (т. е. СССР) рухнет после превого удара, не оправдался. Государство, фактически заново созданное Сталиным и его людьми во второй половине 1930-х гг., оказалось прочным. Но заложенные в 1920-х гг. ленинские «фугасы» рванули в 1980—1990-х. – Ред.) Украинцы в прошлом не были способны создать национальное государство, но сейчас им надо помочь сделать это, потому что только так может быть уничтожено советское «многонациональное государство».

Петер Клейст, слушавший 20 июня обращение Розенберга, описывает его Cloud Cuckoo Land (нереалистичное, идеалистическое состояние ума, в котором все представляется совершенным. – Пер.) предложения в отношении истинных русских или великороссов. Их необходимо эвакуировать на восток, подальше от Украины, Белоруссии, Прибалтийских государств, Крыма и Кавказа – задача, выполнение которой потребует сильного характера. «Может быть, это решение одобрят будущие русские через тридцать или, может быть, сто лет, потому что в разделенной России в последние 200 лет русские не могли найти выхода ни на восток, ни на запад. Если мы закроем запад для русских, они, может быть, ощутят свою врожденную силу и осознание того места, которому они принадлежат. Через сотни лет какой-нибудь историк, может быть, увидит эту очевидную жестокость в другом свете, чем это представляется русским сегодня». И Розенберг договорился до того, что немцы не являются врагами русского народа. Русские – это очень приятный, милый народ, который способен усвоить западную культуру, но ему не хватает силы характера западных европейцев. «Наша борьба за перестройку проводится целиком в духе права наций на самоопределение».

Более чем любая из его многочисленных речей, обращение Розенберга 20 июня 1941 г. иллюстрирует, почему ему не удалось проводить какую-либо политику, которая могла бы противостоять выраженному нигилизму Адольфа Гитлера. Это обращение показывает, что антигуманность недостаточно четко выраженных идей Розенберга была менее тотальной, чем антигуманность Гитлера и Бормана. Но Розенберг оставался невыразительной персоной, которую также легко (автору это удается легко. – Ред.) представить ничтожной богемной личностью в каракулевом воротнике, вечно пишущей какую-то книгу, в то время как Гитлер уже двадцать лет обладал некой гипнотической способностью сеять страх, и Розенберг не был ему ровней. Гитлер отслеживал злые таланты, иногда сознательно. Только двое из его министров военного времени – Геббельс и Альберт Шпеер – были людьми с выдающимися способностями. В большинстве случаев Гитлеру были нужны люди, боявшиеся насилия так же, как им нравилась мысль о насилии, и которые, даже когда Гитлер отказывался принять решение сам, шли на все, чтобы не принимать решения самим.

Такими были Риббентроп и Розенберг, которых Гитлер намеренно сделал великими, чтобы подрезать им крылья. Создавая восточное министерство, Гитлер позаботился, чтобы будущие губернаторы Советского Союза были либо верными друзьями Розенберга, готовыми выполнять его приказы, а поэтому – ничтожествами, либо такими людьми со стороны, которые будут в постоянном конфликте с министром. Тем не менее первоначальный список, составленный Розенбергом по этим назначениям, датированный 7 апреля 1941 г., стал попыткой найти компромисс между этими двумя альтернативами. Для будущей аннексируемой Германией провинции, которую в то время Розенберг все еще называл Baltenland, он предложил Генриха Лозе. Это был гаулейтер Шлезвиг-Гольштейна, являвшийся президентом Нордической ассоциации Розенберга, и был он выбран, потому что надо было подчеркнуть историческое прошлое Прибалтийских государств.

Этот Лозе был самим воплощением важной нацистской персоны захолустного городка – толстый, тщеславный, неумный мужчина, похожий на моржа, с первого взгляда на него было ясно, что это за личность. Для Украины Розенберг предложил своего старого помощника редактора Арно Шикеданца, потому что, как чиновник АПА, он уже двадцать лет работал в «русской сфере». Позднее Шикеданца предложили для Кавказа, в то время как еще один немец, родившийся в России, Герберт Бакке, был предложен взамен для Украины. Для казачьего государства, которое должно было простираться до Волги, Розенберг выдвинул школьного учителя Дитриха Клаггеса, автора многочисленных школьных учебников и министра-президента в Брауншвейге. Для «охвостья России», которое должно было включать в себя Ленинград вместе с Москвой, он предложил гаулейтера Восточной Пруссии Эриха Коха, потому что в данном случае требовалась абсолютно безжалостная личность. Из этого списка назначения, однако, получили только Лозе и Кох.

Как мог Розенберг предложить имя своего будущего пугала Эриха Коха, в чьем характере он не мог сомневаться? 7 апреля на Розенберга не оказывали давления ни Гитлер, ни протектор Коха Геринг. Либо Розенберг рассматривал это назначение как находящееся вне его сферы, потому что сомневался в том, что Москва будет оккупирована, либо считал, что компетенция его министерства не будет распространяться столь далеко. 16 июля в Ангербурге, когда обсуждался вопрос назначения Коха главой Прибалтийских государств или Украины, Розенберг изо всех сил противился этой идее.

Розенберг хотел, чтобы его назначили «генеральным протектором» восточных территорий, и желал, чтобы его администраторов знали как губернаторов. Но Гитлер предпочел называть Розенберга министром, потому что слово «протектор» (защитник) содержало в себе предположение существования местных свобод. Что касается слова «губернатор», Гитлер связывал адаптированное в немецком языке французское слово «гувернер» с русским термином царских времен «правительство» (Gouverneur). Слова Reichskommissar, Generalkommissar, Landkommissar и Gebietskommissar предполагали большевистскую систему; но у Гитлера это не вызывало возражений, поскольку система комиссаров ассоциировалась со страхом, и это было хорошо, потому что «они должны ненавидеть нас, как чуму».

Розенберг рассчитывал, что ему понадобится штат из 5 тыс. человек, и он хотел одеть своих людей в полевую серую униформу и присваивать им военные звания согласно выполняемым обязанностям как членам корпуса восточного фюрера. Это тоже было отклонено, потому что Верховное командование уже выступило против, когда Риббентроп пожелал одеть все министерство иностранных дел в полевую серую форму. Поскольку на складах был избыток желто-коричневой одежды, изготовленной для Трудового фронта, она стала униформой восточного министерства, одеяния «золотых фазанов», как их презрительно называли германские солдаты, эквивалента «тли» в послевоенной оккупированной Германии. Желто-коричневая форма создавала историческую путаницу. После войны, когда СА была осуждена как преступная организация, несколько свидетелей из Советского Союза давали показания в Нюрнберге о том, что их мучители были одеты в коричневые рубашки, и считали, что СА все еще действовала как исполнительный орган, хотя этого она не делала со времени убийства Рёма и его сообщников в июне 1934 г.

При формировании своего штата в Берлине, которому предстояло вырабатывать политику, Розенберг столкнулся с теми же трудностями, что и при рекомендации региональных комиссаров. На более высокие посты ему пришлось привлечь членов своей почти бессмысленной организации АПА либо заняться конкурентной охотой параллельно с МИДом Риббентропа, который уже какое-то время отбирал экспертов из научных кругов для своего собственного Русского комитета. Переманив ряд специалистов от Риббентропа, Розенберг одержал одну из своих очень немногих побед, но персонал его восточного министерства, сперва разместившийся в старом посольстве Югославии на Рухштрассе, а потом в бывшем советском посольстве на Унтер-ден-Линден, не производил впечатления. Своим заместителем Розенберг выбрал Альфреда Майера, гаулейтера Вестфалии, чьим единственным достоинством, похоже, была любовь к церемониям. Майер гордился, что был первым членом партии, ставшим олдерменом (членом городского совета). В своей столице Мюнстере Майер держал нечто вроде двора и вел недостойную бесполезную борьбу со священником явно средневековой ориентации – кардиналом и архиепископом Клеменсом фон Галеном. Майер сохранил свою должность гаулейтера, так что даже в этой второразрядной фигуре Розенберг обрел лишь полчеловека. Позже это напыщенное создание откажется принять ранг госсекретаря как заместителя Розенберга, потому что это было ниже его собственного ранга рейхсштатхалтера для маленькой провинции Липпе.