Текст книги "Джейн Остен расследует убийство"

Глава восьмая

По дороге, ведущей из Стивентона в Попхэм, катит почтовая карета. Джейн, которая с самого завтрака стояла у окна, вглядываясь в даль в ожидании прибытия гостьи, выбегает из дома священника, а за ней по пятам следуют оба ее брата. Элиза практически полностью высовывается из окна кареты. Она – мать и вдова тридцати пяти лет, но, глядя на ее девичье личико и точеную фигуру, можно подумать, что женщина – двадцатипятилетняя новобрачная. Звезда Элизы сияет так ярко, что другие женщины иногда возмущаются, когда их сравнивают с ней. Только не Джейн: та всегда рада погреться в лучах сияния своей кузины.

– Мои стивентонские родственники, как я рада вас видеть! – кричит Элиза, когда кучер останавливает экипаж. Ее миниатюрная треуголка с черной кружевной вуалью надета под таким щегольским углом, что даже в чем-то противоречит строгости полутраурного[30]30
   Полутраур – второй период траура, когда вместо черного платья носят серое, лиловое или черное с белым. – Прим. пер.


[Закрыть] платья.

Джейн уже не терпится увести Элизу подальше от остальной семьи и обсудить с ней наедине расследование убийства мадам Рено, а также поведение Тома. Он не появлялся с тех пор, как проводил Джейн домой из Эша, но оставил ей записку – спрятанную за обломком камня в стене церкви Святого Николая и помеченную для «мисс Уэстон»[31]31
  Отсылка к героине романа «История Тома Джонса, найденыша» Софи Вестерн, возлюбленной Тома Джонса.


[Закрыть]. С тех пор как Джейн имела неосторожность спросить Тома, надел ли он свой ужасный светлый фрак в знак уважения к вымышленному мистеру Джонсу, в письмах он стал называть ее именем возлюбленной этого знаменитого найденыша, а не «мисс Остен».

Наверное, он принимает эту меру предосторожности, чтобы защитить доброе имя Джейн в случае, если кто-то посторонний обнаружит записку. И не важно, что она долго и неоднократно заверяла его, что в этой маскировке нет необходимости, поскольку она лично отковыряла камень перочинным ножом и уверена, что больше никто об этом тайнике не знает. Тому явно нравится его дурачество. Как бы это ни было забавно, Джейн не может не задуматься о том, что ее поклоннику следовало бы выбрать более подходящий образец последовательности для подражания.

«Мадам,

поскольку вы взяли в плен мое сердце, я прошу вас воздержаться от вынесения суждения о глупости, сорвавшейся с моих уст, пока вы не выслушаете мои объяснения. Простите мою самонадеянность и обидные слова. В данном случае аргумент был высказан с намерением оказать помощь: лишь озвучив обвинения, которые будут выдвинуты другими, я смогу укрепить вашу защиту. Однако знайте, что никакие страдания на земле не сравнятся с моими, пока я считаю себя виновным в том, что добавил вам огорчений. Поэтому, прошу вас, возвращайтесь в эти объятия, которые всегда открыты для вас.

Ваш преданный слуга,

Томас Джонс».

Джейн еще не ответила. Как бы грубо с ее стороны ни было продолжать наказывать Тома за бессердечные слова после того, как он извинился, она не может придумать другого способа побудить его доказать свою любовь – он должен спасти Джорджи и публично огласить намерения по отношению к ней.

Высунувшись из окна экипажа, Элиза прикасается пальцами в перчатках к вишнево-красным губам и широко раскидывает руки, осыпая воздушными поцелуями Остенов, всех их овец и даже быка сквайра Терри, который пасется вдали на поле. Волосы Элизы слегка припудрены и заколоты сзади, а три крупных локона искусно перекинуты через плечо. Джейн подумалось, что Элиза, подобно Генри, могла бы уже отказаться от формальности с пудрой. Она всегда была на острие моды. Возможно, Джеймс прав, и напудренные волосы останутся в моде, несмотря на растущий налог на пудру. Джейн, простая деревенская девушка, никогда не утруждала себя этим. Может, они и двоюродные сестры, но Элиза – совершенно другой тип женщины, когда-то она танцевала в одном зале с королевой Марией-Антуанеттой.

Джеймс и Генри отталкивают друг друга, наперегонки торопясь помочь очаровательной гостье выйти из кареты. Джеймс выигрывает и получает привилегию держать изящную ручку Элизы, когда та спускается с почтовой кареты, демонстрируя черный шелковый чулок и элегантные туфли-лодочки. Каблук высотой не менее двух дюймов, а серебряная пряжка сверкает драгоценными камнями.

Раскрасневшийся Джеймс низко кланяется Элизе, а Генри лезет в карету и подхватывает ее сына. В свои девять лет Гастингс все такой же светловолосый и симпатичный. Его розовые щеки даже немного располнели. Он страдает от той же флегматичности, что и Джорджи. Гастингс склонен к припадкам, особенно когда у него прорезаются новые зубы. Однако благодаря настойчивости своей матери умница Гастингс теперь шепелявит на французском и английском и даже выучил буквы. На что был бы способен Джордж, если б родился единственным ребенком у такой преданной матери? Джейн отмахивается от этой мысли. Ее родители сделали все, что смогли.

За чаем мистер Остен сообщает заметно погрустневшей Элизе новости о затруднительном положении Джорджи, в то время как миссис Остен кусает носовой платок и глотает рыдания. Они сидят в лучшей гостиной – чуть более просторной комнате, отведенной для посетителей, – окна которой выходят в сад. Стены оклеены желтыми обоями, украшены небольшими написанными маслом картинами и французскими пасторальными гравюрами. Джеймс и Генри теснятся на диване по обе стороны от гостьи, а мистер и миссис Остен вольготно заняли кресла. Джейн присела на подлокотник отцовского кресла.

– Ох, это ужасно, просто ужасно! – хватается Элиза за свои нарумяненные щеки. – Мой бедный Джорджи! Пожалуйста, умоляю вас, скажите мне, чем я могу помочь? Вы наняли адвоката?

– Закону плевать на нашего Джорджи, – хмурится Джейн. – Мы должны выяснить, что на самом деле случилось с погибшей женщиной. Я осторожно навела кое-какие справки…

– Не сейчас, Джейн. – Джеймс вздыхает. – Разве ты не видишь, что расстраиваешь Элизу?

Элиза шмыгает носом, по ее розовым щекам катятся темные от туши слезы.

– Пожалуйста, не волнуйся, дорогая племянница. – Мистер Остен похлопывает Элизу по миниатюрной руке, украшенной бриллиантами. – Недди настаивает на покрытии расходов, потому что Джеймс уже нанял адвоката. Он из Уинчестера, я учил его сына здесь, в приходском доме.

Плечи Джейн поникли. Бесполезно пытаться заручиться помощью Элизы, пока присутствуют остальные члены семьи. Джеймс станет убеждать Элизу, что дело лучше доверить властям, или Генри высмеет Джейн за попытку раскрыть преступление. Мать и отец совершенно глухи к мольбам Джейн о том, что они должны действовать сообща, чтобы раскрыть правду. В отсутствие Кассандры здесь некому поддержать Джейн. Лишь Анна – единственная, кто воспринимает ее всерьез, – глядит на Джейн печальными глазами, пока девушка шепчет свои теории о том, кто убил мадам Рено, укачивая ребенка. Нет, Джейн должна выждать время и действовать осторожно, чтобы привлечь Элизу на свою сторону.

– Какой трагический поворот событий. – Элиза прижимает к глазам отделанный кружевом носовой платок, размазывая по нему черную тушь. – Мне очень жаль, что я побеспокоила вас в такое непростое время.

Гастингс растянулся на турецком ковре, играя с Анной в «ку-ку». Малышка в восторге от своего нового компаньона и заливисто хохочет каждый раз, когда его радостное лицо появляется из-за ладоней.

– Элиза, ты – член семьи. – Со слезами на глазах мистер Остен сжимает руку племянницы. Прошло почти четыре года с тех пор, как Фила, мать Элизы и тетя Джейн, скончалась от беспощадного рака молочной железы. После смерти сестры встречи мистера Остена с племянницей наполнились печалью. – Мы всегда рады тебе, как в хорошие, так и в плохие времена.

Элиза мило надувает губки и кладет свою руку поверх дядиной. Анна доводит себя смехом до такого исступления, что начинает икать. Ее испуганное лицо забавляет всех.

– И бедные Джонатан Харкорт и мисс Риверс, чей союз теперь связан с таким ужасным скандалом! – Элиза комкает в руках носовой платок.

Джейн складывает руки на груди.

– Как неудобно, что мадам Рено была убита в Дин-хаусе и испортила Софи важный момент, – замечает она. – Очевидно, это была ее идея отказаться от газетного объявления и вместо этого заставить Джонатана публично просить ее руки на балу. Без сомнения, она хотела похвалиться своим невероятным взлетом перед остальными. Она еще пожалеет об этом, теперь, когда он бросил ее на произвол судьбы.

Джейн вспоминает беспокойство Софи по поводу постоянства намерений Джонатана.

«К концу года вы будете женаты!»

«Но до этой поры может случиться все, что угодно, мама!»

Почему Софи так встревожена? Возможно ли, что модистка стала свидетельницей неосмотрительности с ее стороны и пришла в особняк, чтобы вытянуть из Софи деньги за молчание? У Софи, любительницы одиночных верховых прогулок, была уйма возможностей для опрометчивого флирта.

– Может, она не торопится выходить замуж за старину Джонни-мочится-в-постель, – фыркает Генри.

– Фу! – Миссис Остен убирает промокший носовой платок. – Я надеюсь, он уже вырос из этого.

– Бедный Джонатан. – Джеймс качает головой. – Помните, как он вздрагивал всякий раз, когда отец сердито смотрел на него за то, что парень забывал причастия?

– Тебя он боялся еще больше, мама. – Генри переплетает пальцы за головой и вытягивает длинные ноги, скрещивая их в лодыжках. – Практически падал в обморок от страха каждый раз, когда нечаянно рвал локтем рубашку.

– Дорогой Джонатан. – Миссис Остен вздыхает. – Он был беспокойным мальчиком. Думаю, это из-за его артистического темперамента.

Элиза склоняет голову:

– Она была французской модисткой, говорите?

Джейн кивает:

– Я познакомилась с ней, когда покупала соломенную шляпку на рынке в Бейзингстоке.

– Покажешь? – Карие глаза Элизы блестят.

– Конечно. – Джейн выходит из комнаты, и Элиза быстро догоняет ее.

Давным-давно Джейн и Кассандра договорились жить в одной спальне, чтобы иметь возможность использовать соседнюю крошечную комнатушку в качестве «гардеробной». На самом деле, это их личная гостиная, но она настолько мала, что называть ее так было бы насмешкой. Джейн со скрипом открывает дверь и осторожно протискивается мимо своего фортепиано, заваленного нотами и тетрадями. Элиза пробирается следом за ней. Стены маленькой комнаты оклеены светло-голубой бумагой с белыми веточками, а на окнах висят занавески в синюю полоску в тон. На полу, покрытом коричневым ковром, Кассандра аккуратным рядом разложила свои акварели и ящики с художественными принадлежностями.

Оказавшись в комнате, Элиза сжимает обе руки Джейн и осыпает ее лицо поцелуями.

– О, моя милая маленькая Джейн! Я так рада тебя видеть. И ты выросла в такую красавицу!

– Едва ли. – Джейн морщится и смотрит в зеркало над туалетным столиком. От поцелуев Элизы на ее лице остались пятна помады – как будто она подхватила какую-то ужасную оспу.

– Это правда. Только взгляни на свою изящную фигуру, милые черты лица, сверкающие глаза… – Элиза треплет Джейн за щеку. – Не думаю, что я встречала другую семью, столь же благословенную и внешностью, и характером, как ваша. – Элиза наклоняет голову и приподнимает накрашенную бровь. – И, говорят, я не единственная, кто так думает. Я требую, чтобы ты немедленно рассказала мне все о своем ирландском друге!

– Откуда ты знаешь о моем «ирландском друге»?

Элиза постукивает пальцем по кончику своего изящного носа.

– У меня есть свои осведомители. – Ее взгляд устремляется к комоду, где на деревянной подставке гордо восседает шляпка мадам Рено, отделанная кружевом. Переносной письменный столик Джейн открыт, и ее последнее письмо Кассандре со списком подозреваемых лежит на зеленой кожаной крышке. Рядом пылится приглашение на бал у Харкортов. – Это она?

– Да. Она.

Джейн замирает, затаив дыхание. Шляпка – одна из лучших вещей, которые когда-либо у нее были, но девушка боится, что Элиза сочтет ее провинциальной или устаревшей. Это простая соломенная шляпка с широкими плоскими полями и низким верхом, но кружевная лента цвета слоновой кости, которая проходит сверху и ниспадает с обеих сторон, очень красива. На ленте вышит узор из цветов и листьев, причудливо переплетенных между собой.

– Очень симпатичная. – Элиза снимает шляпку с подставки и вертит на пальце, рассматривая со всех сторон. – Но она не французская.

– Точно? – Джейн хмурится. Если мадам Рено окажется обычной миссис Рейнольдс, а Джейн обманом лишили двенадцати шиллингов и шести пенсов за обычную английскую шляпку, она не уверена, что захочет это знать.

– Я прекрасно в этом разбираюсь, Джейн. – Элиза пронзает Джейн стальным взглядом.

– Я не хотела…

– Это изысканно. – Элиза проводит кончиком пальца по ленте. – Смотри, видишь, как нити переплетаются, образуя узор? Французы больше не утруждают себя такой кропотливой ручной работой. Нет, они покупают машинную сетку и вышивают на ней узор. Эта работа слишком тонкая, чтобы быть французской. Я бы сказала, это брюссельское кружево.

– Брюссельское?! – Джейн воскрешает в памяти деревянный глобус, стоящий в классной комнате отца. Брюссель считался частью австрийских Нидерландов[32]32
   После Тридцатилетней войны, затронувшей практически всю Европу, в 1648 году по условиям Вестфальского мира южная часть Нидерландов вместе с Брюсселем оказалась под управлением испанцев. В ходе Войны за испанское наследство в 1701–1714 годах господство над Южными Нидерландами вместе с Брюсселем перешло к представителям Габсбургов из Австрии. В 1794 году территории были захвачены войсками Французской республики. Французское господство было окончено в 1815 году после поражения наполеоновских войск в битве при Ватерлоо.


[Закрыть], но это было до того, как новая Французская республика начала аннексировать своих соседей.

– Я бы поставила на это свое состояние. – Элиза позволяет кружевной ленте стекать по тыльной стороне ладони, как воде. – А из какого региона Франции, по словам мадам Рено, она родом?

Джейн на мгновение задумывается.

– Не думаю, что она мне это говорила. Просто из-за ее акцента я…

– Предположила? – Элиза прищелкивает языком. – О, душенька, тебе придется потрудиться еще больше, если ты хочешь поймать убийцу. – Она поднимает за уголок незаконченное письмо Кассандре. – Полагаю, это твой список подозреваемых?

– Ну, я бы так не сказала. Но это люди, с которыми я хотела бы поговорить в связи с расследованием. – Джейн прикусывает губу, ожидая упрека от Элизы: она позволила себе увлечься.

Но Элиза с прямой спиной садится на краешек табурета Джейн у фортепьяно.

– Очень хорошо. Теперь расскажи мне все, что сможешь, о каждом из них. Я хочу точно знать, что они выиграли от смерти мадам Рено.

– А разве мне не следует предоставить это дело магистрату? Я пыталась заручиться помощью братьев, но, боюсь, они посчитали меня глупышкой.

Элиза вздергивает изящный подбородок.

– Джейн, если б я предоставила своему мужу или властям защищать меня от толпы, бушующей во Франции, я бы в буквальном смысле потеряла голову. – Она похлопывает по пустому месту на сиденье рядом с собой. – А теперь давай, ближе к делу.

– Что ж, – отвечает Джейн, – если ты так настаиваешь…

Элиза права. И доказала свою правоту. Дерзкая кузина Джейн бежала из Франции с маленьким сыном при первом намеке на восстание. Она убедила своего мужа, капитана де Фейлида, отправиться с ней в Англию. Но когда якобинцы бросили его подругу, пожилую маркизу, в тюрьму, доблестный капитан вернулся и даже попытался подкупить Комитет общественной безопасности, чтобы освободить ее. В итоге он был обвинен в государственной измене и казнен[33]33
  Жан-Франсуа Капот де Фейлид (1750–1794) – дворянин, первый муж Элизы Хэнкок. Во время Французской революции был замешан в заговоре маркизы де Марбеф против Республики и казнен на гильотине. Сама маркиза де Марбеф, урожденная Анна-Генриетта-Франсуаза Мишель (1738–1794) была обвинена в том, что являлась автором или соучастником заговора против французского народа, и также была казнена на гильотине.


[Закрыть].

Элиза не вверит свою судьбу или судьбу самых дорогих ей людей в чужие неуклюжие руки – и Джейн тоже этого не сделает.

Глава девятая

В течение следующих нескольких дней Джейн опрашивает соседей под видом сезонных светских визитов с Элизой. Присутствие жизнерадостной кузины значительно облегчает задачу. Генри и Джеймс, которых обычно вполне устраивает то, что их сестры бродят по округе пешком, настояли на том, чтобы повсюду возить Элизу в экипаже. Поскольку графиня де Фейлид с самого детства привыкла гостить в Стивентоне, многочисленные знакомые семьи Остен с энтузиазмом принимают ее. В Англии нет ни одного респектабельного дома, который отказался бы принять графиню, даже если у нее французский титул. Соседи наносят Джейн ответные визиты, приглашая ее вместе с общительной графиней заглянуть к ним в гости еще раз, пока наконец по всей округе не возникает путаница и никто никого не может найти, потому что все отправились друг к другу с визитами.

В Кемпшотт-парке Джейн планирует раскрыть все секреты, которые, возможно, хранит семья Риверс. Она проинформировала свою напарницу о продуманной трехсторонней атаке: помимо расспросов о том, видели ли Риверсы или слышали что-либо необычное до прибытия других гостей, и выяснения потенциальных связей между Софи и жертвой, Джейн хочет, чтобы Элиза покопалась в прошлом мистера Фитцджеральда. По сути, он здесь чужак. На протяжении долгих десяти лет, в течение которых Риверсы были близкими соседями Остенов, Джейн не слышала ни одного упоминания о «мистере Дугласе Фитцджеральде», пока несколько недель назад его не представили как внебрачного сына капитана Риверса.

Обычно сдержанная вдова, миссис Риверс, приглашает Джейн и Элизу в гостиную и настаивает, чтобы они погрелись перед камином в стиле рокайль[34]34
  Рокайль – элемент орнамента в искусстве XVIII века, основанный на мотиве стилизованных раковин, камешков и свитков. В эпоху рококо соединяли картели (декоративный элемент, напоминающий полуразвернутый свиток бумаги с надорванными или загнутыми углами) с рокайлями, отчего возникло определение: «искусство рокайлей и картелей» и, позднее, «стиль рокайля».


[Закрыть], украшенным декоративными резными раковинами и завитками. Комната увешана кисточками и бахромой, а все возможные поверхности оклеены сусальным золотом. Миссис Риверс указывает на диван из красного дерева, инкрустированный фарфором, но вместо того, чтобы тоже присесть, хлопает в ладоши и поворачивается вокруг себя.

– Куда могла подеваться Софи? Она не хотела показаться такой грубой!

– Я уверена, что она скоро появится. – Джейн улыбается, особенно наслаждаясь преклонением вдовы перед более высоким титулом Элизы. Риверсы такие неглубокие и поверхностные, что будь они рекой, Джейн могла бы перейти ее вброд, не замочив подол юбки.

Миссис Риверс не предлагает закусок и прохладительных напитков, но поскольку перед этим девушки заглянули на ферму сквайра Терри, Джейн уже вдоволь наелась сливового пудинга и напилась чуть теплого чая.

Вторая по старшинству дочка Риверсов (возможно, ее зовут Клэр… Джейн не помнит, и их познакомили так давно, что теперь уже неуместно переспрашивать) сидит в углу, вышивая крестиком картину. Она хмурится, протягивая шелковую нить через растянутое на пяльцах полотно.

– Не знаю, мама. Наверное, болтается где-то с Дугласом.

– Придержи язык, Клара! – Миссис Риверс заливается краской. – Как ты смеешь намекать, что твоя сестра ведет себя неподобающим образом!

У Клары – а не Клэр, как отметила Джейн, – отвисла челюсть. Девушка напоминает неиспорченную копию Софи: у нее такие же светлые волосы и правильные черты лица, но без прилипшей к губам ухмылки.

– Что? Я только имела в виду, что они всегда шепчутся по углам. – Клара поворачивается к Джейн и Элизе. – Воображают, что слишком хороши, чтобы общаться с остальными.

Миссис Риверс пренебрежительно машет рукой:

– Тише, дитя. Хватит нести чушь.

Дверь в гостиную открывается, и мистер Фитцджеральд неторопливо входит, зажав под мышкой маленькую книгу в черном кожаном переплете. Он уже одевается как священник, хотя и у портного гораздо лучшего класса, чем могут позволить себе мистер Остен или Джеймс. Его черный сюртук и бриджи сшиты из тончайшей шерсти и изящно скроены, точно повторяя очертания его высокого мускулистого тела.

– Мисс Остен! Какое удовольствие вас видеть! – Он кланяется в пояс.

– Мистер Фитцджеральд, это моя кузина, графиня де Фейлид. Полагаю, вы еще не знакомы?

– Ваша светлость. – Он снова кланяется, еще более грациозно.

Элиза поворачивается, предоставляя мистеру Фитцджеральду наилучший обзор своей точеной фигуры. Она объясняла Джейн, как, сидя боком к собеседнику, леди может выгнуть спину и выставить грудь, чтобы выглядеть наиболее привлекательно. Теперь Элиза с головы до ног окидывает взглядом сложенного подобно греческому богу мистера Фитцджеральда, практически лаская его ресницами.

Джейн поджимает губы. Если мистер Фитцджеральд не будет осторожен, кокетливая графиня достанет из ридикюля веер и с его помощью отправит закодированные обольстительные послания.

– Клара, иди и найди свою сестру! – Миссис Риверс барабанит пальцами по буфету из красного дерева.

Клара фыркает и бросает вышивку в корзинку для шитья, стоящую у ее ног.

– Какой в этом смысл? Если она не с ним, то, как обычно, в конюшне, где уже пропахла лошадями.

– Клара! – визжит миссис Риверс.

Не глядя на мать, Клара с презрительным видом выходит из комнаты. Мистер Фитцджеральд старается не выдать своего веселья, усаживаясь за конторку в дальнем углу гостиной.

– Скажите, мистер Фитцджеральд, что привело вас в Хэмпшир? – Элиза перебрасывает через плечо упругий локон.

– Семья, мэм. Полагаю, как и вас?

Элиза вежливо улыбается, обнажая мелкие белые зубы.

– Вы надолго здесь останетесь?

Мистер Фитцджеральд открывает свою книгу, облизывает палец и переворачивает страницы.

– Все зависит от обстоятельств. В наступающем году я надеюсь принять сан.

– Вы станете священником. Как восхитительно! – Элиза касается лодыжки Джейн острым носком своей туфли. – Ты так не думаешь, Джейн?

Учитывая, что ей посчастливилось жить в эпоху такого стремительного философского и научного прогресса, Джейн не может понять, почему столь много молодых людей, включая ее собственных братьев, соглашаются стать священнослужителями. Но ее воспитывали так, чтобы она демонстрировала превосходные манеры, поэтому вместо того, чтобы ответить: «Вообще-то нет», Джейн жеманно спрашивает:

– Что заставило вас выбрать Церковь?

– Если у человека должна быть профессия, я бы сказал, что пастырь душ – лучшая из возможных. – Черты лица мистера Фитцджеральда остаются бесстрастными. – Не так ли?

– А вы должны? – переходит прямо к делу Элиза. – Я хочу сказать: иметь профессию?

– Вообще-то да, мэм. Мой отец очень щедр, но и его денежной поддержке есть предел.

– Глупости! – Миссис Риверс возникает за спиной племянника. – Какой смысл мужчине накапливать такое состояние, если он не может передать его сыну? – Она кладет руку ему на плечо. – Он еще не сдался, Дуглас. Ты это знаешь. Твоя мать не даст ему ни минуты покоя, пока не будет решен вопрос о наследстве. Мы покажем этим спевшимся дружкам в собрании! Как они смеют указывать капитану Риверсу, что ему делать с собственными деньгами?!

Мистер Фитцджеральд находит нужное место в книге, держа ее открытой обеими руками.

– Пожалуйста, тетя, давайте оставим этот вопрос для обсуждения наедине?

– Есть какие-то юридические препятствия для вашего вступления в наследство? – спрашивает Джейн. Неужели все потому, что мистер Фитцджеральд – незаконнорожденный сын капитана Риверса? Этого не может быть: для недавно разбогатевших людей не предусмотрено никаких ограничений.

– Да, есть некоторые… препятствия, которые нужно преодолеть. – Мистер Фитцджеральд выпячивает челюсть. – Так что мне лучше рассчитывать на себя. У отца есть один знакомый в Камберленде[35]35
  Камберленд – графство на севере Англии, граничащее с Шотландией.


[Закрыть], который может предложить заработок, но пока ничего не решено. По правде говоря, я бы хотел еще поездить, прежде чем остепениться.

Миссис Риверс зевает.

– Покажи дамам свои акварели, Дуглас.

– Прошу, тетя, не заставляйте меня.

– Ну же, Дуглас. Как думаешь, почему капитан Риверс потратил столько денег на твое образование? Если хочешь, чтобы тебя считали джентльменом, ты должен вести себя более сговорчиво.

Джейн поджимает пальцы ног в прогулочных ботинках. Миссис Риверс и впрямь настолько бестактна, насколько это возможно.

– Что ж, мне жаль разочаровывать отца, но я считаю, что будет справедливо, если вы немедленно напишете ему и сообщите, что мои художественные способности весьма посредственны. Вам следует посоветовать ему немедленно удалить меня из общества, чтобы избежать дальнейшего позора. Иначе почему Клара подумала, что мой пейзаж с видом на горы – это тарелка джелато?

– Джелато?! – переспрашивает Джейн.

Мистер Фитцджеральд одаривает ее кривой улыбкой.

– Извините, это итальянское слово, обозначающее «мороженое».

– А, это от латинского слова gelātus – «замороженный». – Джейн хихикает, почти по-девчоночьи, как Элиза, но мысленно проводит пальцами по деревянному глобусу отца. Учитывая, что большая часть Европы закрыта для путешественников из-за агрессивных попыток Франции расширить свою империю, каким маршрутом мог воспользоваться мистер Фитцджеральд, чтобы добраться до Итальянских Альп? И мог ли он проехать через Брюссель?

– Именно. – Мистер Фитцджеральд приподнимает свою книгу. – Можно я вместо этого прочту вам стихотворение?

Джейн прищуривается, пытаясь с другого конца комнаты прочитать золотые буквы на обложке. Если она не ошибается, это «Стихи Уильяма Каупера». У Джейн не было возможности вдоволь насладиться Каупером[36]36
  Уильям Каупер (1731–1800) – английский поэт. Его стихотворение «The Task» оказало глубокое влияние на Джейн Остен, и она цитировала строки из него в своих романах.


[Закрыть], поскольку отцовский сборник стихов этого поэта обычно лежит в вещевом мешке Генри, а не стоит без дела в книжном шкафу. Джейн решает разыскать экземпляр в библиотеке миссис Мартин, чтобы самой судить, достоин ли поэт восхищения этих молодых людей.

– Если ты настаиваешь. – Миссис Риверс откидывается назад, изучая замысловатый карниз, украшающий оштукатуренный потолок.

Мистер Фитцджеральд откашливается.

 
Весеннею звенящею порой
Я, засыпая на рассвете,
Грезил, что пою…
 

Дверь распахивается, и Софи врывается в комнату.

– Мисс Остен, ваша светлость. Простите, что заставила вас ждать. – На ее щеках такой яркий румянец, что он соперничает с нарумяненным лицом Элизы.

– Что с твоими волосами? – Миссис Риверс сердито смотрит на дочь.

Софи проводит рукой по своей прическе.

– Ничего.

– Они растрепались, – прищуривается миссис Риверс. – Ты только сегодня утром уложила их. Я знаю, тебе нравится эта француженка со всеми ее скандальными историями, но локоны должны держаться дольше, чем несколько часов.

Софи поворачивается спиной к матери и смотрит в окно на парк.

– Я немного прокатилась. Вот и все. Наверное, шляпка их примяла.

Миссис Риверс пересекает комнату и взбивает локоны Софи.

– Опять? Софи, ты серьезно? Я заверила леди Харкорт, что ты бросила верховую езду. Это очень опасное занятие и вряд ли подходит для жены и матери. Тебе придется отказаться от него, как только ты выйдешь замуж, так что лучше привыкай сейчас.

Джейн постукивает безымянным пальцем. Пора Элизе перехватить инициативу. Элиза кашляет в кулак.

– Поздравляю, мисс Риверс. Я слышала, скоро зазвонят свадебные колокола.

Софи резко поворачивает голову в сторону дам, сидящих на диване.

– Спасибо, мэм. Но радость преждевременна. Никаких заявлений сделано не было.

Миссис Риверс тяжело вздыхает.

– Тебе обязательно соблюдать церемонии, дорогая? Все и так знают, что помолвка скоро состоится.

– Это важно, мама. – Софи сжимает кулаки. – Мы же не хотим поставить Харкортов в неловкое положение. Я не помолвлена, и ты не делаешь мне одолжения, намекая на это.

– Я слышала о страшном происшествии в Дин-хаусе, – переходит Элиза к их хорошо отрепетированному сценарию. – Это наверняка ужасно потрясло вас.

– Ужасно. Просто ужасно. – Софи касается камеи из слоновой кости на своем ожерелье, встряхивая только что взбитыми локонами.

– Мы с Джейн хотели спросить, не видели ли вы чего-нибудь или не слышали за несколько часов до начала бала.

– Чего-нибудь?! – Софи крепче сжимает свою камею.

– Чего-нибудь, что могло бы помочь объяснить случившееся, – поясняет Джейн. – Полагаю, вы переодевались на месте. Вы были наверху все время?

Софи бросает взгляд на мистера Фитцджеральда. Тот опускает подбородок и устремляет взгляд на страницы своей книги.

– Что ж, да. Мы все там были.

– С вами был кто-нибудь? Возможно, горничная? – спрашивает Джейн.

– А в чем дело? – Софи усмехается. – Вы пришли поздравить нас с Рождеством или обвинить в убийстве?

– Ничего подобного. – Джейн отшатывается. – Я подумала, что вы могли стать свидетелем чего-то, что окажется полезным, вот и все. Может, вы знали эту женщину?

– Знала ее? Откуда?!

– Встречали на крытом рынке Бейзингстока.

– Б… Бейзингсток?! – Софи разражается смехом, как будто Джейн придумала замечательную шутку. Джейн любит шутить, вот только на этот раз не может представить, что она такого смешного сказала. – Бейзингсток? Ты слышала это, мама?

Миссис Риверс фыркает. Даже мистер Фитцджеральд, кажется, с трудом сохраняет серьезный вид.

– О, Джейн! Ты забавная. Я уверена, ты покупаешь очень красивые вещицы на крытом рынке Бейзингстока, но вряд ли это магазин Лока[37]37
  Lock & Co – старейший шляпный магазин в Лондоне и во всем мире, основанный в 1676 году. После коронации Карла III в 2023-м получил Королевский ордер на назначение шляпниками королевского двора.


[Закрыть] в Мэйфэре, не так ли? – Софи качает головой. – О нет. Мы обновляем наши гардеробы в городе в начале каждого сезона.

Щеки Джейн пылают ярче солнца. Даже сидящая рядом с ней Элиза потеряла дар речи. На этом этапе по их плану разговор сводился к выражению сочувствия погибшей женщине. Во время других визитов некоторые дамы признались, что узнали модистку по описанию, а одна – что купила шляпку. Никто еще не стыдил Джейн за мизерные расходы на одежду или за провинциальный вкус в моде.

Но серые глаза Софи холодны как всегда. Ее не трогает судьба мадам Рено. Миссис Риверс бочком подходит к дочери.

– Почему бы тебе не сыграть нам что-нибудь, дорогая?

– Конечно, мама. – Софи с торжествующим видом подходит к фортепиано. – Что бы вы хотели услышать? Один из этюдов Крамера?[38]38
  Иоган Баптист Крамер (1771–1858) – британский пианист и композитор. Крамер был одним из самых известных фортепианных исполнителей своего времени.


[Закрыть]

Она переплетает пальцы, вытягивая руки над головой. Облегающие рукава платья подчеркивают форму предплечий. Долгие поездки верхом придали Софи необычайно подтянутую фигуру для молодой леди. Если мадам Рено отправилась в Дин-хаус с намерением вымогать деньги у мисс Риверс, так как видела то, что могло заставить Харкортов пожалеть о своей связи с Риверсами, тогда Софи определенно обладает силой и мстительным характером, необходимыми для того, чтобы схватить грелку для постели и убить модистку.

Софи поднимает крышку инструмента и, прищурившись, смотрит на Джейн.

– Или мне сыграть одну из тех ирландских мелодий, которые тебе так нравятся, Джейн?

Лицо Джейн стало таким же красным, как железный прут, положенный в печь. По надменному выражению лица Софи ясно, что она имеет в виду влюбленность Джейн в Тома. Должно быть, во время очередной прогулки верхом она видела, как эти двое прогуливались вместе. Или кто-то из братьев Джейн проболтался.

Нет. Скорее всего, именно Мэри Ллойд пустила слух. Джейн пыталась сохранить в тайне чувства к Тому даже от родных и друзей. Единственным человеком, которому она открыто рассказала об этом, была Кассандра, уехавшая в Кинтбери с Мартой Ллойд, – а та каждый день пишет своей сестре Мэри.

С замиранием сердца Джейн понимает, что напрямую не просила Кассандру сохранить ее тайну. На самом деле, она даже хвасталась вниманием Тома. Секрет остается таковым, лишь пока письмо идет к адресату.

Но Софи умна и даже вдвойне умна – если вспомнить предыдущее унижение. На празднике по случаю возвращения домой Джонатана Джейн развлекала компанию композициями из «Ирландских мелодий» Мура[39]39
  Томас Мур (1779–1852) – поэт-романтик, песенник и автор баллад. Один из главных представителей ирландского романтизма.


[Закрыть]. Затем Софи щедро похвалила игру Джейн. Слишком щедро. Джейн уверена в своих способностях, но также понимает предел своих умений как музыканта-самоучки. Когда Софи закончила восхвалять «очаровательно простой стиль» Джейн, она размяла пальцы, села и быстро исполнила виртуозное произведение. Это было унизительно.