Текст книги "Бессмертные"

– Сюда, – уверенно скомандовала Лия.

Еще через несколько секунд они оказались рядом со «Скорой», забрались внутрь и включили свет. Флауэрс развернул послушную машину с головокружительным чувством восторга. Даже запертые гаражные ворота впереди не смутили его. Он подъехал к ним как можно ближе, высунулся, легко прикоснулся к двери и потянул за ручку. Хорошо смазанные, ворота открылись без проблем.

А за ними была пустота. Флауэрс двинулся на север по 35-й автомагистрали, чтобы избежать засады и стряхнуть возможных преследователей с хвоста. На трассе он легко мог обойти любой транспорт. Спустя несколько минут они добрались до Юго-Западной улицы. Флауэрс передал управление автопилоту и обернулся к Лии. Она сидела на койке.

– Видишь ли, – начал он. – Я… – и тут же замолчал, не зная, как все объяснить.

– Не знаешь, что теперь со мной делать? – понимающе спросила девушка.

– Ну, д-думаю, так и есть. Не могу бросить тебя здесь одну, а если отвезу тебя домой, Боун наверняка схватит тебя снова. А согласно правилам Центра, туда нельзя приводить никого, кроме пациентов… – Он глубоко вздохнул. – К черту правила. Слушай! Ты – пациент. Ожидаешь операции на глазах, замены роговицы. Тебя перевели из госпиталя округа Неошо – это сразу за городком Шанют, в штате Канзас, на случай, если возникнут вопросы – и ты понятия не имеешь, почему твои документы еще не доставлены. Поняла?

– А разве у тебя не будет неприятностей из-за этого? – спросила девушка.

– Ничего такого, с чем бы я не справился. Даже если кто-то увидит нас вместе – ничего страшного, скажу, что меня тоже одурачили, и все. Не спорь. Таким образом у нас появится лишний день, чтобы решить, как быть с тобой дальше.

– Я смогу повидать отца?

– Конечно, нет, – отрезал Флауэрс. – Только не пациента из Эксперименталки. Вход в это отделение разрешен только докторам и дежурным сиделкам.

– Понятно. Хорошо, я полагаюсь во всем на тебя.

И снова на Флауэрса нахлынуло совершенно необъяснимое ощущение счастья. У него не было причин чувствовать себя счастливым, да он и не хотел этого – в данный момент это чувство могло только помешать его планам. Поэтому он запрятал его как можно глубже, едва увидел стены Медицинского Центра и открывшиеся в них ворота, впустившие их внутрь.

Им повезло. Когда Флауэрс парковал «Скорую» в просторном подземном гараже и осторожно вел Лию к подземке, рядом никого не было. Они прятались в тени, пока не подъехала пустая кабинка.

– Давай быстрее, – велел Флауэрс. – Верь мне.

Он подтолкнул ее к посадочной ленте, ободряюще сжав предплечье. И все равно она покачнулась и едва не упала. Он поддержал ее, направив к ближайшей подъехавшей к ним кабинке. Как только они подошли к концу посадочной ленты, Флауэрс помог девушке сесть в кабинку и забрался следом.

К этому времени он изрядно вспотел. Подземка не предназначалась для слепых.

Выйти из кабинки оказалось намного легче. На табличке над аркой была надпись: ЛОР[19]19
  Отоларинголог.


[Закрыть]. Они зашли в лифт и поднялись на пятый этаж. Укрывшись за углом коридора, Флауэрс наблюдал, как Лия шла через холл, слепо нащупывая путь к стеклянной стойке дежурного поста.

– Здесь кто-нибудь есть? – из своей тьмы спросила она. – Со мной был студент-сопровождающий, но ему срочно пришлось уйти. Я из госпиталя округа Неошо…

Отступая в холл, Флауэрс успел увидеть, как из-за стойки с участливым выражением на лице вышла медсестра. Он вздохнул. На какое-то время Лия была в безопасности.

Он шел по темным коридорам, недоумевая, куда все подевались. Было всего восемь часов вечера.

Пол под его ногами слегка пружинил. Он вдыхал больничные запахи анестетика и спирта, старые, вездесущие, вечные. Эти запахи были его первым воспоминанием об отце. Они ему нравились. Он глубоко вдохнул их и задержал дыхание, как будто от того, выпустит ли он воздух, зависела и сохранность всего, что ему дорого.

Здесь было его место, его дом. Здесь была его работа. Здесь была вся его жизнь. Ему нужно было верить в это. Потому что иначе все становилось бессмысленным, семь лет учебы и труда были потрачены зря, мечта всей жизни оборачивалась кошмаром, как и все, что ждало его впереди – назначение на должность, награды…

Чарли Брэнд поднял голову от стола, удивленно взглянув на него.

– Боже мой, парень! Ты где пропадал?

– Долгая история, – ответил Флауэрс устало. – Прежде всего мне надо перекусить и отдохнуть.

– Это подождет. У тебя на столе повеление явиться пред королевские очи.

Письмо, слегка мерцая белизной конверта, лежало на подносе в центре его стола. Читая его, он ощущал внутри противную дрожь.

Ваше присутствие требуется на собрании Медицинского общества округа Вайандотт сегодня вечером и на последующем за ним собрании Комитета политических действий.

Джей Би Харди, д.м.[20]20
  Доктор медицины.


[Закрыть],

секретарь.

Флауэрс окинул общежитие невидящим взглядом; ему срочно нужно было обсудить это с кем-нибудь.

– Где Хэл?

– Думаешь, он может пропустить собрание? – сардонически спросил Брэнд и добавил, весьма похоже спародировав всезнающие интонации в голосе Мока: – «Неплохо иметь такую запись в личном деле». Лучше бы тебе поспешить. Поторопишься – может, еще застанешь конвой.

Это была дань традиции, и ничего более, – вся эта суета с конвоем, минными тральщиками, пыхтящими впереди, танками, громыхающими с обеих сторон, и вертолетами, прикрывающими процессию сверху. Но глупцов, нападавших на объект, защищенный сильнее любой обычной «Скорой», давно не осталось.

Они ехали на север по проезду на Седьмой улице, через промышленный район Армордейл, распростершийся перед ними в ночи, мимо развалин старых складов, где по ночам люди не выходили из домов, да и днем редко кто появлялся. Флауэрс невидяще смотрел вокруг, и беспокойство внутри заглушало даже голод и усталость.

Зачем он понадобился КПД?[21]21
  Комитет политических действий.


[Закрыть]

Редких студентов и тем более докторов приглашали посетить заседание этого комитета. И такому приглашению не стоило завидовать. Чаще всего после заседания человек быстренько собирал свои пожитки и исчезал не только с территории госпиталя, но и из медицины в целом.

Когда конвой подъехал к центральному входу в административное здание и припарковался под защитой бетонных дотов на газоне и зенитных установок на крыше, Флауэрс все еще мучительно раздумывал над причиной вызова.

Само собрание, как обычно, оказалось невероятно скучным. Когда беспокойство улеглось, Флауэрс задремал прямо в кресле, время от времени просыпаясь, чтобы услышать фрагменты прошлого заседания, отчет казначея, заунывное зачитывание протоколов исследований…

Затем последовала прочувствованная речь представителя АМА об угрозе этическим нормам со стороны законопроекта, находящегося на рассмотрении в конгрессе. В результате принятия этого проекта неизбежно должна была бы появиться государственная система здравоохранения.

Удивительно, подумал Флауэрс, что эту гидру невозможно обезвредить окончательно. Отрежь одну голову, и на ее месте вырастут две новые. Доктора давно должны были научиться прижигать обрубки.

Открытым голосованием 325 тысяч долларов направили в Вашингтон на лоббирование законодательных актов.

Слово взял председатель Комитета политических действий, и Флауэрс с любопытством уставился на него. Это был высокий, грузный человек с густыми черными волосами, сросшимися бровями и лицом, залитым краснотой. Флауэрсу он был незнаком, но в этом не было ничего странного, учитывая, что в списках докторов четырех округов насчитывалось десять тысяч человек.

Согласно докладу председателя КПД, политическая ситуация и в округе, и в штате оставалась стабильной. В последнее время партия Антививисекторов заключила несколько союзов с псевдорелигиозными организациями, но это не выходило за рамки обычных неприятностей. Всем раздали мимеографические списки кандидатов в общество от штата и от округа. Все они получили одобрение КПД.

Списки были утверждены без возражений. Сумма в размере 553 тысяч долларов была выделена на предвыборные расходы.

Но на этом все не закончилось.

После завершения первого собрания Флауэрс некоторое время слонялся без дела перед дверью зала, в котором было назначено второе.

– Флауэрс?

К нему обращался председатель КПД. Разом онемев, Флауэрс последовал за ним в зал заседаний. Там уже находились пять докторов, и председатель занял место посередине. Они сидели за длинным, массивным столом из настоящего дерева, потемневшего от времени, и лица их были торжественно-серьезны.

– У тебя неприятности, мальчик, – начал председатель.

Доктор, сидящий справа от председателя, наклонился вперед, зажав в руке небольшой листок-памятку.

– Прошлой ночью, находясь на вызове в городе, ты передал полиции предполагаемого спекулянта по имени Крамм. Крамма отпустили в 9 утра. У него была лицензия. А в протестированной ампуле содержались триста тысяч единиц пенициллина.

– Типичные штучки Боуна! Он выдал лицензию, оформленную задним числом. А насчет тестирования пенициллина все ложь. Иначе они не продавали бы его по цене ниже оптовой.

– Если бы ты внимательно слушал докладчиков на сегодняшнем собрании, то понял бы, что пенициллин бесполезен. Когда его только начали использовать, штаммов, имеющих к нему иммунитет, было в среднем около пяти процентов. Теперь же их девяносто пять процентов, и этот показатель продолжает расти.

Флауэрс подумал о деньгах, потраченных на исследования и производство антибиотиков, употребление которых привело к появлению еще более опасных штаммов бактерий. И теперь, чтобы их уничтожить, требуется искать новые, более сильные антибиотики.

– Как же мы сможем положить этому конец, – спросил Флауэрс, – если не наказывать таких спекулянтов при первой же возможности?

Доктор улыбнулся.

– Для того и существует наш комитет. Мы отказались продлить страховку Джона Боуна. Это приведет его в чувство. – Тут его лицо закаменело. – По крайней мере, мы надеялись на это до сегодняшнего дня.

– Что вы имеете в виду? – Флауэрс почувствовал, что бледнеет.

– До того, как Боун отпустил тебя.

Флауэрс с ужасом уставился на пять застывших, как маски, лиц.

– Он не отпускал меня. Я сбежал!

– Брось, Флауэрс, не трать наше время на эту чепуху, – нетерпеливо заявил председатель. – От Джона Боуна невозможно сбежать. К тому же у нас есть свидетельство – запись того, как ты его осматриваешь и назначаешь лечение!

– Но я-то сбежал! – перебил председателя Флауэрс. – Использовал ультразвуковое обезболивание и инъекцию неокураре, а затем сбежал…

– Замечательно! Сначала вылечил Боуна…

– Я дал ему пилюли из сахара…

– Все равно. Боуну они помогают так же, как и любое другое лекарство.

– Разве вам не понятно, зачем Боун послал эту запись сюда? Если бы я действительно лечил его, он сохранил бы такую запись, чтобы шантажом принудить меня к сотрудничеству в дальнейшем.

Члены комитета переглянулись.

– Возможно, мы бы приняли такое объяснение, – сказал председатель, – если бы не получили еще одно доказательство твоего легкомысленного отношения к Профессии и профессиональной этике.

Он включил проигрыватель. Флауэрс с недоверием слушал, узнавая свой голос, как он задает вопросы о медицине, взносах и социальных проблемах. Запись была умело отредактирована. Убийственное доказательство.

Хэл, – подумал он. – Хэл, зачем ты это сделал?

Хотя ответ на свой вопрос он уже знал. Хэл Мок беспокоился, что может не попасть в число выпускников. И чем меньше студентов было в группе, тем больше шансов становилось у Хэла.

Председатель что-то говорил ему.

– Ты подпишешь бумаги на увольнение утром. После этого ты соберешь свои личные вещи и покинешь Центр так быстро, как только возможно. Если когда-нибудь обнаружится, что ты практикуешь или каким-либо образом лечишь больных…

Когда председатель закончил, Флауэрс спокойно спросил:

– Что вы собираетесь делать с доктором Расселом Пирсом?

Глаза председателя сузились, и он повернулся к сидящему справа от него.

– Доктор Пирс? – переспросил он. – Но ведь он исчез тридцать лет назад, да? Он, должно быть, давно мертв. Если бы он все-таки оказался жив, ему сейчас было бы больше ста двадцати пяти лет…

Флауэрс перестал слушать его. Что-то оборвалось у него внутри, словно резанули скальпелем, и он понял, что слушать больше незачем. Человек всю жизнь ищет истину. Если ему повезет, то, прежде чем умереть, он успеет узнать, что абсолютной истины не бывает. У каждого из нас свой маленький кусочек правды, – подумал Флауэрс. И самая страшная ошибка – решить, что именно мы видим всю картину целиком. Медицина не может одновременно вмешиваться в политику и не нести за это ответственности. Доктор Пирс не может одновременно быть героем и злодеем.

Флауэрс наконец-то увидел статую божества с изнанки и понял – сохранить половину идеалов намного хуже, чем остаться совсем без них. Отец, – мелькнула мысль, – ты бы здесь не оказался. Прости, отец.

Он развернулся и вышел из комнаты. В холле административного здания был телефон. Он набрал нужный номер, подождал ответа, а потом что-то коротко и быстро сказал в трубку. Пока автопилот вел «Скорую» назад в Медицинский Центр, Флауэрс нашарил в своем чемоданчике пару таблеток амфетамина и проглотил их, как конфеты.

Но волна целеустремленной радости поднялась в нем до того, как начал действовать стимулятор. Конечно, замечательно быть неотъемлемой частью огромного общественно-этического механизма, но иногда человек должен следовать своим собственным убеждениям. И в этом случае огромному общественно-этическому механизму следует его остерегаться.

Даже обнаружив, что за ним следят, он не забеспокоился. В подземке он стряхнул с плеч приметную белую куртку.

– Эй, – обратился он к дежурному фармацевту, – здесь, должно быть, адски скучно по ночам. Наверное, тебя не раз и не два нестерпимо тянуло выпить чашечку кофе.

– Еще бы.

– Так вперед, – подбодрил его Флауэрс. – Я присмотрю за складом.

Фармацевт замялся, разрываясь между долгом и желаниями. И в итоге решил пойти, чтоб не выглядеть трусом в глазах студента.

Как только он ушел, Флауэрс, не медля ни секунды, отправился в хранилище, минуя аптечный склад. Массивная дверь была приоткрыта. В дальнем углу пряталась скромная картонная коробка. Ее содержимое оценивалось приблизительно в 10 миллионов долларов. Флауэрс сунул одну ампулу в карман, замялся, а затем вытащил оставшиеся одиннадцать из мягких гнезд – внезапно засомневавшись, что их стоит оставлять госпиталю…

– Спасибо за перерыв, – поблагодарил его фармацевт пару минут спустя.

Флауэрс на ходу отмахнулся от благодарностей.

– Всегда пожалуйста.

Перед закрытой дверью в экспериментальное отделение его остановил охранник.

– Вашего имени нет в списке, – рыкнул он, ведя пальцем по колонке имен в списке дежурств.

– Неудивительно, – заявил Флауэрс, тыкая в лист своим пальцем. – Эти придурки снова все перепутали. Пауэрс вместо Флауэрс.

Это сработало. Попав внутрь, он миновал банк крови с рядами живых хранилищ, банк органов с операционной и аппаратами искусственного кровообращения… Часть экспериментальных палат, отданная гериатрии, находилась в самом конце.

Жесткий больничный матрас почти не проседал под птичьим весом доктора Пирса. Флауэрс потряс его, но слипшиеся веки не распахнулись. Он набрал в шприц жидкость из ампулы, добытой из кармана, а затем ввел иглу в вену старика.

И с нетерпением стал ждать, сидя рядом с койкой в темной палате. Наконец веки доктора Пирса дрогнули.

– Доктор Пирс, – шепнул Флауэрс, – это я, студент. Помните?

Пирс едва различимо кивнул.

– Я постараюсь вас отсюда вытащить, вас и Лию. Она тоже здесь. Вы поможете?

Пирс снова кивнул, на этот раз увереннее. Флауэрс подвинул длинную каталку к койке и перенес легкого как перышко Пирса на нее, а затем взял простыню и накрыл его с головой.

– Вот мы и готовы.

Он снял каталку с тормоза и двинулся назад тем же путем, по которому пришел, минуя комнаты, скрывающие человеческие трагедии, через дверь, мимо озадаченного охранника. Тот, казалось, собирался что-то спросить, но не успел.

Когда они въехали в двери лифта, раздался тихий, похожий на шорох сухих листьев шепот Пирса:

– Что ты мне вколол, студент?

– Эликсир жизни. Разве это не справедливо?

– Справедливость узнать нелегко, слишком уж редко мы с ней сталкиваемся.

– Когда вам делали последнюю инъекцию?

– Тридцать лет назад.

Значит, – понял Флауэрс, – я снова ошибся. Вовсе не эликсир подарил этому человеку долгую жизнь.

– Вы говорили, что хотели бы отдать Лии свои глаза. Это правда?

– Конечно. Ты готов помочь?

Годы иссушили его тело, но не затуманили разум, подумал Флауэрс. Пирс мгновенно понял, о чем говорит Флауэрс.

– Я не уверен, – признался студент. – Шанс есть. Но мне придется оперировать одному и в большой спешке. Я мог бы взять органы в банке, но ей будет ненавистна сама мысль об этом. С вашими глазами все будет совсем по-другому.

– Дар любви, – прошептал Пирс. – Его нельзя отвергнуть. Он делает богаче и дающего, и берущего. Вот так это должно происходить всегда, с любовью. Не говори ей. После она поймет, насколько счастлив я был, подарив ей то, чего не смог дать, как отец – мир, наполненный светом…

На посту дежурного никого не было. Флауэрс пробежал пальцем по списку палат в поисках имени Лии. Затем нашел еще одну каталку, тихо втолкнул ее в палату и поставил рядом с койкой.

– Лия?

– Бен? – Она отозвалась мгновенно.

На секунду ее голос ослабил его холодную решимость. Давно уже никто так не называл его – по имени.

– Давай-ка на каталку. Я забрал твоего отца. А сейчас мы попытаемся сбежать отсюда.

– Но твоя карьера?..

– С этим покончено, – заявил он. – Забавная штука – идеал… в чем-то он напоминает отца – и ты веришь, что он всегда внутри тебя, как мраморная статуя в нише. Но однажды вдруг обнаруживаешь, что статуя пропала. Ты свободен.

Каталка двигалась к лифтам. Этажом ниже он втолкнул ее в операционную отделения отоларингологии. Как только каталки с Пирсом и Лией слегка соприкоснулись, девушка протянула руку, дотронувшись до руки отца, и позвала:

– Расс!

– Лия!

При виде этой сцены во Флауэрсе на мгновение вспыхнула зависть; он почувствовал себя брошенным, никому не нужным.

– Ты был прав, – продолжила Лия и вытянула другую руку, чтобы схватить Флауэрса и притянуть его ближе. – Он настоящий человек. Намного лучше, чем мы думали.

– Будьте счастливы, дети, – благословил их Пирс.

Флауэрс хмыкнул.

– Похоже, вы двое все это спланировали.

Лия медленно залилась румянцем. Она по-настоящему красива, – с внезапным удивлением заметил Флауэрс.

– Нет, мы просто на это надеялись, – призналась девушка.

Флауэрс вколол ей анестезию и почувствовал, как ее пальцы расслабляются и соскальзывают с его руки. Замерев, он вглядывался в ее лицо, а затем поднял свои руки к глазам. Они дрожали. Он бросил взгляд на сияющие белизной стены, чувствительные микрохирургические инструменты, шовную машинку, перевязочный материал и понял, как легко сейчас будет промахнуться, допустить роковую ошибку.

– Смелее, студент, – подбодрил его Пирс. Его голос постепенно набирал силу. – Ты учился семь лет. Такая простая операция тебе по силам.

Флауэрс глубоко вдохнул. Да, ему это по силам. И он сделает это так, как нужно, – с любовью.

– Студент Флауэрс, – донеслось из громкоговорителя в коридоре, – пройдите в общежитие. Студент Флауэрс…

Итак, они обнаружили исчезновение Пирса. Старик разговаривал с ним, пока руки Флауэрса были заняты, тихий, уверенный голос отвлекал его от пугающих обстоятельств. Он рассказал, почему ушел с лекции тогда, тридцать лет назад.

– Меня внезапно осенило – медицина и религия очень похожи. Мы загрузили ее своими традициями, бессмысленными правилами и ритуалами. Постепенно пациенты стали смотреть на нас как на чудотворцев. Простые люди называют новые лекарства чудо-пилюлями, потому что не понимают принципа их действия. И религия, и медицина обязаны своим взлетом патологическому страху смерти. Но смерть отнюдь не самый злейший враг человечества.

Флауэрс тщательно измерил поврежденную роговицу и ввел полученные показания в микрохирургическую машину.

– Нет, не стоит винить врачей. Мы – продукт развития нашей части общества, так же как Джон Боун – продукт развития своей. Но мы забыли древнюю мудрость, которая могла бы дать нам силы устоять. «В здоровом теле – здоровый дух», – говорили древние греки. А еще кое-что более важное: «Хорошего понемногу».

Флауэрс занес лазерный скальпель над правым глазом Лии.

– Избыток чего угодно может уничтожить как наше общество, так и любое другое. Избыток даже самого лучшего – богатства, добродетели, здоровья. Мы сотворили кумира из здоровья, сделали молельни из медицинских кабинетов, превратили больницы в храмы во славу его.

Луч скользил по глазному яблоку беспрепятственно, отделяя поврежденную роговицу.

– Продолжительность жизни можно увеличивать в разумных пределах, не перегружая общество. И тут мы сталкиваемся с законом убывающей доходности и, вкладывая те же ресурсы в продление наших жизней, получаем все меньше времени – год отсрочки, полгода, три месяца, неделя, день. И нет этому конца, а наш страх так велик, что мы не можем сказать: «Хватит! Мы вполне здоровы!»

Скальпель приподнялся и переместился к левому глазу.

– Спасенные нами жизни имеют для общества второстепенное значение: это маленькие дети, древние старики и физически неполноценные люди. Мы вмешались в процесс естественного отбора, спасли слабых, дав им возможность продолжить свой род, и заявили, что стали крепче. Это своего рода самоубийство. Здоровье на таблетках. И когда таблетки закончатся, общество погибнет.

Теперь обе роговицы были удалены. Флауэрс взглянул на часы. Времени было потрачено слишком много. Затем он повернулся к Пирсу.

– Без анестезии, – велел Пирс. Когда микрохирургическая машина зависла над его лицом, он продолжил: – Мы назвали это гуманностью, но это всего лишь другое имя глупости. Медицина попала в зависимость от того, с чем всегда боролась. Широчайшее применение технологий жизненно необходимо в современной медицине, но на данной стадии развития технический прогресс сам начал провоцировать появление новых болезней.

Повязка прикрыла пустые глазницы.

– Мы уничтожили города своими мрачными пророчествами, накопили огромные капиталы благодаря налоговым льготам, субсидиям и исследовательским грантам. Опять же, как и религия в средневековой Европе, собиравшая в церквях огромные богатства, не облагаемые податями.

Новые роговицы заняли свое место в глазах девушки.

– Так не могло больше продолжаться в Европе, и так не будет продолжаться здесь. Генрих Восьмой нашел предлог, чтобы разругаться с папой и присвоить церковные земли. Во Франции эту проблему решила революция. И этот славный эксперимент будет завершен. Миром или войной, по причине неспособности технологии развиваться на уровне, достаточном для его продолжения, или же по причине мятежа. Поэтому-то я и ушел в город.

Шовная машинка аккуратно прирастила пересаженную роговицу.

– Ведь будущее теперь там, где люди выживают, потому что они достаточно сильны. Там нам открываются новые знания – сверхъестественные методы лечения, вовсе не такие новые, коль уж на то пошло, скорее проверенные веками методы целителей. Их ценность в простоте и в том, что им не нужна поддержка технологий, а нужен только тренированный разум, который сам приведет в порядок тело. Когда придет конец эксперименту, замечательная вольная жизнь пригорода угаснет, как бабочка-однодневка. А город выживет и вырастет снова. Там, за городской чертой, будут умирать от болезней, забытых их телом, от рака, с которым оно не сможет бороться, от сотни других недугов, лекарство от которых безвозвратно потеряно.

Когда повязки были наложены и на глаза Лии, громкоговоритель на потолке ожил снова:

– Аварийным командам прибыть на позиции. Тяжеловооруженные войска атакуют госпиталь Св. Луки.

Время осторожности прошло. Флауэрс за ножки примотал каталки друг к другу и направил их через холл в лифт. Они спустились на подземный уровень. Флауэрс, неуклюже управляя двумя каталками, пересек посадочную ленту, втолкнул их в свободную кабинку и запрыгнул следом.

Через пару секунд гараж заполнят аварийные команды.

Другой громкоговоритель прогудел:

– Снайперы на зданиях вдоль Мэйн-стрит обстреливают госпиталь из пятидюймовых минометов. Погибших нет. Аварийные команды, на выход.

– Уже началось? – мягко спросил Пирс.

Флауэрс в ответ мрачно усмехнулся.

Когда они добрались до гаража, там колыхалась толпа испуганных людей. Никто не обратил внимания на студента с двумя каталками. Флауэрс остановился у первой же свободной «Скорой», открыл заднюю дверь и положил тело Лии на одни носилки, а Пирса разместил на других. Затем захлопнул дверь и кинулся к кабине.

Как только заработал двигатель, к машине подбежал ошарашенный студент и начал бессмысленно долбиться в дверь. Флауэрс оторвался от него, набрав скорость.

Их машина оказалась всего лишь одной из многих. Из Центра рекой текли «Скорые», танкетки и танки. На Юго-Западной улице Флауэрс вырвался из потока и повернул на север. В город.

Джон Боун ждал их у ворот подземного гаража под зданием мэрии.

– Порядок, – сказал он Коуку, – можешь отзывать диверсантов. Проходи уже, – обратился уже к Флауэрсу.

– Сказал паук мухе, – проворчал Флауэрс с улыбкой. – Нет уж, спасибо. Тут найдутся лекари и получше меня. Но не прямо сейчас.

Боун недовольно скривился.

– И кто же это?

– Они, – заявил Флауэрс, махнув рукой на заднюю дверь «Скорой».

– Старик? И слепая девушка?

– Слепой старик и зрячая девушка. Да. Они помогут вам лучше, чем я. Мы поладим, Боун.

Морщинистую физиономию Боуна снова исказила гримаса.

– Да. Думаю, вполне.

Лия пошевелилась. Флауэрс залез назад и положил руку ей на лоб. Девушка затихла. Он повернулся к Боуну, стянул с себя белую медицинскую куртку и швырнул ее политическому главе города.

– Вот, может, это вам пригодится. Можете забрать и «Скорую», когда она доставит нас домой.

Дом. Он улыбнулся. Теперь его судьба связана с этим городом. Даже фильтры были позабыты. Город был жесток, но его можно было приручить, направить его энергию в нужное русло.

А вот идеал, который оказался ненужным, следует оставить в прошлом.

Людей нельзя делить на обычных и тех, что носят белые халаты. Доктор – тоже человек, но с особыми умениями. А вот целитель – это нечто большее, чем человек.

Они встанут у истоков – старик, слепая девушка, вернувшая зрение, и студент, нашедший новый идеал.

– Я семь лет учился быть врачом, – сказал Флауэрс. – Думаю, я вполне могу потратить еще семь лет, чтобы научиться лечить.