Текст книги "Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 1. На краю пропасти"

Пораженный сержант Ли смотрел на него во все глаза. Эту троицу в Гонконге считали Великими Тиграми торговли опиумом. Они его вывозили и ввозили. Для местного потребления, а также, как утверждала молва, для экспорта в Золотую Страну, где крутятся большие деньги. Тайно ввозимый опиум превращали в морфий, а потом в героин.

– Плохо, очень плохо. Мы этими делами никогда не занимались.

– Да, – тактично согласился Тан-по.

– Это может быть очень опасно. Отделение по борьбе с наркотиками настроено очень серьезно. Сам Большая Гора Дерьма наисерьезнейшим образом заинтересован в том, чтобы поймать этих троих, – очень, ети его, серьезно.

Тан-по сидел, уставившись на потолок. Потом заговорил:

– Великий Дракон объяснил так. Тонна опиума в Золотом треугольнике стоит шестьдесят семь тысяч американских долларов. Если опиум превратить в морфин, ети его, а потом в героин, а чистый героин развести до пяти процентов – именно в такой концентрации его обычно продают на улицах Золотой Страны – с доставкой туда, то получишь почти шестьсот восемьдесят миллионов американских долларов. С одной тонны опиума. – Тан-по кашлянул и закурил еще одну сигарету.

На спине у Ли выступил пот.

– А сколько тонн может пройти через руки этих трех блудодеев?

– Мы не знаем. Но, как ему сказали, во всем Золотом треугольнике – на границе китайской провинции Юньнань, Бирмы, Лаоса и Таиланда – получают около трехсот восьмидесяти тонн в год. Бо́льшая часть поступает сюда. По его словам, им по плечу тонн пятьдесят. Насчет пятидесяти тонн он уверен.

– О-хо!

– Да. – Тан-по тоже прошиб пот. – Наш Великий Дракон говорит, что нам нужно вложиться в этот бизнес сейчас. Он будет расти и расти.[92]92
  После Второй мировой войны в результате деятельности синдиката известного американского мафиози «Счастливчика» Лучиано (1897–1962) значительно расширилась международная торговля героином. В 1960-е гг. благодаря связям с корсиканской мафией во Вьетнаме, бывшей французской колонии, и группировками организованной преступности в других странах Азии, в частности в Гонконге, синдикату удалось создать обширную базу выращивания, обработки и доставки наркотиков в Золотом треугольнике.


[Закрыть] Он планирует взять в долю морскую полицию…

– Цзю ни ло мо, этим ублюдкам-морякам никак нельзя доверять!

– Я тоже так сказал. Но, по его словам, эти ублюдки-моряки нам нужны, и некоторым избранным доверять можно. Кто еще сможет при необходимости перехватить символические двадцать процентов, даже пятьдесят, чтобы ублажить Гору Дерьма? – Тан-по снова ловко сплюнул. – Заполучить морскую полицию, департамент по борьбе с наркотиками и Банду Трех, и тогда сегодняшний сян ю покажется нам струйкой ребенка в водах залива.

В комнате воцарилось тягостное молчание.

– Придется набирать новых членов, а это всегда небезопасно.

– Да.

Протянув руку к чайнику, Ли налил себе жасминового чая. Пот уже лил с него градом, в комнате висел табачный дым, и было невыносимо душно. Он ждал.

– Что скажешь, Младший Брат?

Они не были родственниками, но, следуя правилам китайского этикета, говорили «брат», потому что доверяли друг другу более пятнадцати лет. Ли спас своему начальнику жизнь во время беспорядков пятьдесят шестого года. Сейчас ему было тридцать шесть, и за проявленный во время волнений героизм его наградили полицейской медалью. У него была жена и трое детей. В полиции он прослужил шестнадцать лет, а все его жалованье составляло восемьсот сорок три гонконгских доллара в месяц. На работу он ездил на трамвае. Если бы не левые доходы, которые он получал как член братства, ему по большей части пришлось бы ходить пешком или ездить на велосипеде. На трамвае надо было ехать два часа.

– Думаю, затея эта никуда не годится, – сказал он. – Наркотики, любые наркотики – это, ети его, плохо, да, очень плохо. Опиум – плохо, хотя он полезен для стариков, «белый порошок», кокаин – плохо, но не так плохо, как «смертоносная струйка». Было бы плохим джоссом торговать этой «смертоносной струйкой»…

– Я ему сказал то же самое.

– Ты собираешься подчиниться?

– Что хорошо для одного Брата, должно быть хорошо и для всех, – задумчиво произнес Тан-по, уйдя от ответа.

Ли снова стал выжидать. Он не знал ни как выбирают Дракона, ни точного числа Драконов, ни кто Великий Дракон. Он знал лишь, что его Дракон – Тан-по, что он мудр, осторожен и болеет за интересы братства.

– Он сказал также, что парочку наших начальников из заморских дьяволов начинает разбирать геморрой насчет их етической доли от денег игрального бизнеса.

Ли с отвращением сплюнул.

– Что делают эти блудодеи за свою долю? Ничего. Лишь закрывают свои, ети их, глаза. Кроме Змеи. – Так называли старшего инспектора Дональда С. С. Смита, который открыто «организовал» свой участок в Восточном Абердине и на глазах подчиненных-китайцев предоставлял за деньги услуги и защиту на всех уровнях.

– А, этот! Этого блудодея нужно бы спустить в канализацию. Скоро те его начальники, от которых он откупается, не смогут больше скрывать его вонь. А вонь от него перейдет и на нас.

– Через пару лет он должен уйти в отставку, – мрачно заметил Ли. – Может, ему удастся до ухода прикрыть себе зад пальцем перед всеми этими «шишками» и они не смогут с ним ничего сделать. Говорят, у него друзья на самом верху.

– Ну так и что? – спросил Тан-по.

Ли вздохнул:

– Мой совет, Старший Брат, быть осторожнее, не делать того, чего можно избежать. Если нельзя… – Он пожал плечами. – Джосс. А это решено?

– Нет еще. Об этом упомянули на нашем еженедельном собрании. Чтобы подумали.

– А на Банду Трех уже выходили?

– Насколько я понимаю, Младший Брат, на них вышел Белый Порошок Ли. Похоже, все трое собираются объединиться.

Ли даже рот раскрыл.

– Поклявшись на крови?

– Похоже, что так.

– Они собираются работать вместе? Эти дьяволы?

– Так говорят. Держу пари, что Великим Тигром станет старик Четырехпалый У.

– Айийя, этот тип? Говорят, он полсотни человек убил своими руками, – мрачно сказал Ли и даже содрогнулся. – У них, должно быть, три сотни бойцов на содержании. Для нас всех было бы лучше, если бы эти трое сдохли или сели за решетку.

– Да. Ну а пока, по словам Белого Порошка Ли, они готовы расширяться и за небольшое сотрудничество с нашей стороны могут гарантировать гигантскую выручку. – Тан-по вытер лоб, прокашлялся и закурил еще одну сигарету. – Послушай, Младший Брат, – негромко начал он. – Ли божится, что им предложили очень крупный источник американских денег, наличными и в банке, и очень крупную точку, чтобы торговать там их товаром в розницу в месте под названием Манхэттен.

Ли почувствовал, как на лбу выступает пот.

– Точка для розничной торговли там… айийя, это же миллионы. Они гарантируют?

– Да. И мы очень мало что должны делать. Лишь закрывать глаза, и обеспечить перехват морской полицией и департаментом по борьбе с наркотиками некоторых отправок, и отводить им глаза, когда нужно. Не так ли написано в древних книгах: «Если не берешь отступных, молния поразит тебя»?

Снова молчание.

– Когда это решение… когда будет приниматься это решение?

– На следующей неделе. Если оно будет принято, ну, чтобы наладить поток товара, понадобятся месяцы, а то и год. – Глянув на часы, Тан-по встал. – Нам пора принять душ. А потом Ночной Сун организовал для нас ужин.

– И-и-и, очень хорошо. – Ли вывинтил единственную лампочку над головой. – А если будет решено, что нет? – никак не мог успокоиться он.

Тан-по загасил сигарету и закашлялся.

– Если нет… – Он пожал плечами. – Жизнь у нас одна, да оборонят нас боги, так что наш долг подумать о семьях. Один из моих родственников – капитан у Четырехпалого У…

Глава 11

20:30

– Привет, Брайан, – сказал Данросс. – Добро пожаловать.

– Добрый вечер, тайбань. Поздравляю – прекрасный вечер для приема. – Брайан Квок принял хрустальный бокал с шампанским, предложенный появившимся ниоткуда официантом в ливрее. – Спасибо за приглашение.

– Рад тебя видеть. – Данросс стоял у двери в танцевальный зал Большого Дома, высокий и обходительный. В нескольких шагах от него Пенелопа встречала других гостей.

Заполненный наполовину танцевальный зал выходил на залитые светом террасы и сад, где было полно народа и небольшими группами стояли или сидели за круглыми столами большинство приехавших дам в ярких нарядах и мужчин в смокингах. С наступлением темноты потянул прохладный ветерок.

– Пенелопа, дорогая, – позвал Данросс, – ты помнишь суперинтендента Брайана Квока?

– О, конечно, – произнесла она, пробираясь к ним и сияя счастливой улыбкой, хотя совсем его не помнила. – Как вы поживаете?

– Спасибо, прекрасно, – поздравляю!

– Благодарю вас, чувствуйте себя как дома. Ужин в девять пятнадцать. Если не найдете свою карточку, у Клаудиа есть списки – кто где сидит. О, прошу извинить… – Она повернулась, чтобы перехватить других гостей, стараясь ничего не упустить, чтобы все шло как надо и чтобы никто не стоял один, и в то же время в глубине души понимая: если что и случится, ей и делать ничего не придется, потому что остальные постараются мигом уладить недоразумение, чтобы все снова стало хорошо.

– Повезло тебе, Иэн, – проговорил Брайан Квок. – Она молодеет с каждым годом.

– Да.

– Ну что, за следующие двадцать лет! Твое здоровье! – Они сдвинули бокалы. Дружили они с начала пятидесятых, когда познакомились на первой гонке по холмам, и с тех пор были друзьями-соперниками, а также членами-основателями Гонконгского клуба автоспорта.

– А у тебя, Брайан, разве нет особой подруги? Ты один?

– Не сдаю позиций, – объявил Брайан Квок. И добавил вполголоса: – Вообще-то, я буду один всегда.

– Ну-ну, мечтай! Этот год твой: ты самый завидный жених Гонконга. Даже Клаудиа на тебя глаз положила. Ты пропал, старина.

– О господи! Послушай, тайбань, – уже серьезно заговорил Брайан, – можно будет сегодня поговорить наедине?

– О Джоне Чэне? – тут же насторожился Данросс.

– Нет. У нас его все ищут, но пока ничего нового. Это другое.

– По делу?

– Да.

– Это конфиденциально?

– Да.

– Хорошо, – сказал Данросс. – Я найду тебя после ужина. Как насчет…

Взрыв смеха заставил их оглянуться. Рядом с высокой стеклянной дверью, ведущей на террасу, в кругу восхищенных мужчин – среди них были Линбар Струан, Эндрю Гэваллан и Жак де Вилль – стояла Кейси.

– И-и-и, – вырвалось у Брайана Квока.

– Да уж, – ухмыльнулся Данросс.

На ней было узкое платье изумрудного шелка до полу, в меру облегающее и в меру просвечивающее.

– Господи, есть у нее или нет?

– Что?

– Есть у нее что-нибудь под этим или нет?

– Ищите и обрящете.

– Я бы не отказался. Она просто отпад.

– Я тоже так считаю, – согласился Данросс, – хотя уверен, что сто процентов остальных дам полагают иначе.

– Грудь у нее что надо, это видно.

– Вообще-то, этого не видно. Абсолютно. Это все твое воображение.

– Могу поспорить, в этом никто в Гонконге с ней не сравнится.

– Пятьдесят долларов против медяка, что ты не прав, при условии, что евразиек тоже берем в расчет.

– А как мы докажем, кто выиграл?

– Никак. Я, вообще-то, предпочитаю судить по ногам.

– Как это?

– Старый Дядюшка Чэнь-чэнь говорил, бывало: «Сначала смотри на ноги, сын мой. Тогда сможешь сказать, насколько она породиста, как будет себя вести, как будет ходить под седоком, как… все как с другими кобылками. Но помни: под небесами все вороны черные!»

Брайан Квок ухмыльнулся вместе с ним, а потом приветливо помахал кому-то рукой. В другом конце зала ему помахал в ответ высокий мужчина, по виду человек бывалый. Стоявшая рядом необычайно красивая женщина – высокая, светловолосая, сероглазая – тоже весело помахала Брайану.

– А вот и истинная английская красавица!

– Кто? О, Флер Марлоу? Да, она точно красавица. Я не знал, что ты знаком с четой Марлоу, тайбань.

– И я тоже! Я только сегодня с ним познакомился. А ты давно его знаешь?

– О, месяца два с небольшим. Он у нас персона грата.

– Как это?

– Рассказываем ему, что у нас и как.

– Вот оно что. А с какой стати?

– Несколько месяцев назад он написал комиссару, что едет в Гонконг собирать материал для романа, и просил оказать содействие. Похоже, старик читал его первый роман и смотрел некоторые фильмы по его сценариям. Мы его, конечно, проверили, и у него, похоже, все в порядке. – Взгляд Брайана Квока снова обратился на Кейси. – Старик счел, что нам не помешает улучшить свой образ в глазах общества, поэтому спустил приказ в определенных пределах показать Питеру, что к чему. – Повернувшись к Данроссу, он многозначительно улыбнулся. – А наше дело не рассуждать зачем!

– А что за книгу он написал?

– Называется «Чанги» – о том, как он был в плену. У Старика там погиб брат, так что, я полагаю, он попал в самую точку.

– А ты ее читал?

– Я – нет, мне нужно покорять слишком много вершин! Так, пролистал несколько страниц. Питер утверждает, что все это выдумано, но я ему не верю. – Брайан Квок усмехнулся. – Хотя пиво пить умеет. Роберт брал его с собой на пару своих «стопинтовок», и тот не сломался. – «Стопинтовкой» в полиции называли мальчишник, на котором выставлялась бочка в сто пинт[93]93
  Одна пинта равна 0,57 л.


[Закрыть] пива. Когда пиво заканчивалось, кончалась и вечеринка.

Брайан Квок пожирал глазами Кейси, и Данросс в миллионный раз дивился, почему азиаты предпочитают англосаксонок, а англосаксам нравятся азиатки.

– Чему улыбаешься, тайбань?

– Так просто. А Кейси недурна, а?

– Спорю на пятьдесят долларов, что она бат джам гай, хейя?

Данросс задумался, тщательно взвешивая условия пари. Выражение бат джам гай буквально значило «белая курятина».[94]94
  Буквальный перевод выражения бат джам гай дает следующая по тексту фраза. «Белая курятина» по-кантонски – баак гай.


[Закрыть] Так кантонцы называют дам, сбривающих волосы на лобке.

– Принято! Ты не прав, Брайан, она си ю гай. – Это значило «курица под соевым соусом», а точнее, рыжевато-нежная, с пряным ароматом. – У меня на этот счет самые авторитетные свидетельства!

– Познакомь, – засмеялся Брайан.

– Познакомься сам. Тебе уже больше двадцати одного, взрослый.

– Я позволю тебе выиграть гонки в воскресенье!

– Размечтался! Попробуй, и спорю на тысячу, у тебя ничего не выйдет.

– Какую фору даешь?

– Ты шутишь!

– Да ладно, подумаешь, спросил. Господи, я бы не прочь завести на нее бухгалтерию. Где счастливчик мистер Бартлетт?

– Думаю, в саду: я попросил Адрион побыть с ним. Извини, я на минуту… – И Данросс отвернулся, чтобы поздороваться с кем-то, кого Брайан Квок не знал.

Прибыло уже более ста пятидесяти гостей, и каждого Данросс приветствовал лично. Ужин был рассчитан на двести семнадцать персон. На уже накрытых круглых столах посреди лужайки зажгли свечи. Место каждого гостя было тщательно продумано в соответствии с его достоинством и обычаем. Канделябры в залах, ливрейные лакеи, предлагавшие шампанское в бокалах из резного хрусталя и копченого лосося с икрой на серебряных подносах и глубоких блюдах.

На возвышении играл небольшой оркестр, и среди облаченных в смокинги Брайан Квок заметил нескольких людей в военной форме, американской и британской, офицеров армии, флота и ВВС. Преобладали европейцы, и неудивительно. Прием проводился исключительно для внутреннего круга британцев, которые заправляли районом Сентрал и составляли правящее ядро колонии, их друзей-европейцев и нескольких значительных персон из числа евразийцев, китайцев и индийцев. Большинство гостей Брайану были знакомы. Пол Хэвегилл из гонконгского банка «Виктория». Старик Сэмюэль Сэмюэльс, мультимиллионер, тайбань двадцати риэлторских фирм, банковских, паромных и брокерских компаний, работавших на фондовой бирже. Кристиан Токс, главный редактор газеты «Чайна гардиан», разговаривает с Ричардом Кваном, председателем совета директоров банка «Хо-Пак». Мультимиллионер-судовладелец В. К. Лам беседует с Филлипом и Дианой Чэнь и их сыном Кевином. Американец Зеб Купер, наследник старейшей американской торговой компании «Купер-Тилман», прислушивается к тому, что говорит сэр Дунстан Барр, тайбань компании «Гонконг энд Ланьдао фармз». Среди гостей Брайан Квок заметил Эда Лэнгана из ФБР и удивился. Раньше он не причислял Лэнгана и человека, с которым тот говорил, Стэнли Роузмонта, заместителя директора группы ЦРУ по наблюдению за Китаем, к друзьям Данросса. Его глаза скользили по компаниям беседующих мужчин и в основном стоявшим отдельно стайкам их жен.

«Вот они, все здесь, – думал он, – все тайбани, кроме Горнта и Пламма. Все эти пираты, все здесь. Приехали засвидетельствовать почтение Тайбаню, почти сроднившиеся в своей ненависти к нему.

Кто из них шпион, предатель, резидент „Севрина“, „Артур“?

Он должен быть европейцем.

Держу пари, он здесь. И я поймаю его. Да, я поймаю его, и скоро, раз уж знаю о нем. Мы поймаем его и поймаем их всех, – угрюмо думал он. – И мы схватим этих жуликов на месте преступления и тогда искореним их незаконную деятельность для всеобщего блага».

– Шампанского, досточтимый сэр? – обратился к нему по-кантонски официант, обнажив в улыбке зубы.

Брайан взял наполненный бокал.

– Спасибо.

Официант поклонился, чтобы не было видно его губ.

– Когда тайбань приехал сегодня вечером, среди бумаг у него была папка с синей обложкой, – быстро прошептал он.

– Есть ли здесь сейф, какое-нибудь потайное место? – спросил Брайан с такой же осторожностью на том же диалекте.

– Слуги говорят, в его офисе этажом выше. – Собеседника Брайана звали Официант Фэн. Один из агентов тайной разведывательной сети Эс-ай, он работал официантом в компании, которая обслуживала все самые громкие и блестящие приемы в Гонконге, и из-за этого считался очень ценным. – Я слышал, что он может быть за картиной… – Осекшись, Официант Фэн вдруг перешел на ломаный английский. – Сампаньски, мисси? – ощерился он в зубастой улыбке, предлагая поднос подходившей к ним маленькой пожилой евразийской даме. – Осин осин пелывакласыны.

– Не смей называть меня «мисси», глупый щенок, – высокомерно бросила та по-кантонски.

– Да, Почтенная Двоюродная Бабушка, виноват, Почтенная Двоюродная Бабушка, – расплылся в улыбке официант и исчез.

– Ну так что, юный Брайан Квок, – произнесла старуха, вглядываясь в него снизу вверх. Саре Чэнь, похожей на крохотную птичку тетушке Филлипа Чэня, было восемьдесят восемь лет. Из-за бледной белой кожи она казалась хрупкой, но ее азиатские глазки так и шныряли, спину она держала прямо и была весьма сильна духом. – Рада видеть тебя. Где Джон Чэнь? Куда делся мой бедный внучатый племянник?

– Не знаю, Почтенная Дама, – вежливо отвечал он.

– Когда вы вернете мне моего Первого Внучатого Племянника?

– Скоро. Мы делаем все, что в наших силах.

– Хорошо. И не вмешивайтесь, если молодой Филлип захочет тайно заплатить выкуп за Джона. Позаботься об этом.

– Да. Я сделаю все, что в моих силах. Жена Джона здесь?

– А? Кто? Говори громче, мальчик!

– Барбара Чэнь здесь?

– Нет. Она была здесь, но, как только приехала эта женщина, у нее «разболелась голова», и она ушла. – Старушка хмыкнула. – Я ее ничуть не виню! – Старые слезящиеся глаза наблюдали за Дианой Чэнь через весь зал. – Эта женщина! – снова неодобрительно хмыкнула она. – Ты видел, как она вошла сюда?

– Нет, Почтенная Дама.

– Хм, как сама дама Нелли Мельба.[95]95
  Нелли Мельба (1861–1931) – всемирно известная оперная певица, сопрано, примадонна лондонского театра «Ковент-Гарден». Уроженка Австралии. В 1918 г. за вклад в сбор средств во время Первой мировой войны возведена в ранг дамы-командора ордена Британской империи.


[Закрыть] Она вплыла, прижимая платок к глазам, а за ней – ее старший сын Кевин. Не люблю я этого мальчишку. А мой бедный племянник Филлип тащился позади, как поваренок второго класса. Хм! Единственный раз Диана Чэнь плакала во время биржевого краха в пятьдесят шестом: ее акции упали, она потеряла целое состояние и напустила себе в подштанники. Ха! Смотри, какая самодовольная! Делает вид, что расстроена, когда все понимают, что она уже чувствует себя вдовствующей императрицей! Уж я бы оттаскала ее за щеки! Какая гадость! – Она обернулась к Брайану Квоку. – Найди моего внучатого племянника Джона. Не хочу, чтобы эта женщина или ее выродок стали лаобанем в нашем доме.

– Но ведь он может стать тайбанем?

Оба засмеялись. Очень немногие европейцы знали, что, хотя слово «тайбань» и значило «великий вождь», в старые времена в Китае «тайбанем» в разговорной речи именовали управляющего борделем или содержателя общественного туалета.[96]96
  Как отмечалось выше, к иностранцам – директорам компаний, торговавших с Китаем, традиционно применялся лишь один термин – «тайбань» («дабань»). Однако игра слов, которую вводит автор, вполне допустима как из-за наличия в китайском языке множества одинаково звучащих слов, которые пишутся различными иероглифами и имеют абсолютно разное значение, так и благодаря разнице в произношении тех же слов в южнокитайских диалектах, тем более если речь идет о старом Китае: как и в других языках, китайское произношение со временем меняется.


[Закрыть] Поэтому ни один китаец никогда не называл себя «тайбанем», а только «лаобанем», что тоже значило «великий вождь» или «главный вождь». И китайцев, и евразийцев немало забавляло то, что европейцам нравится величать себя «тайбанями», неразумно оставляя без внимания правильный титул.

– Да. Если он правильный «бань», – сказала старушка, и оба хихикнули. – Найди моего Джона Чэня, юный Брайан Квок!

– Да-да, мы найдем его.

– Хорошо. Ну а каковы, по-твоему, шансы Голден Леди в субботу?

– Хорошие, если будет сухо. При трех к одному она может принести кучу денег. Следите за Ноубл Стар, у нее тоже есть шанс.

– Хорошо. Найди меня после ужина. Хочу поговорить с тобой.

– Да, Почтенная Дама. – С улыбкой глядя ей вслед, он был уверен: единственное, что ей нужно, – сосватать за него какую-нибудь внучатую племянницу. «Айийя, придется вскоре что-то предпринять по этому поводу», – подумал он.

И снова перевел взгляд на Кейси. Ему доставляло удовольствие видеть, какие грозные взоры бросают на нее все женщины – и как тщательно скрывают восхищение их спутники. Тут Кейси подняла глаза и, заметив, что Брайан пристально смотрит на нее через зал, какое-то время так же пристально рассматривала его, оценивая столь же откровенно.

«Цзю ни ло мо, – смутился он, чувствуя себя раздетым. – Вот бы мне такую». Тут он заметил Роджера Кросса, а рядом с ним – Армстронга. Собравшись с мыслями, Брайан направился к ним.

– Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, Брайан. Выглядите весьма изысканно.

– Благодарю вас, сэр. – Брайан знал, что никаких любезностей в ответ говорить не стоит. – С тайбанем встречаюсь после ужина.

– Хорошо. Найдите меня сразу после этой встречи.

– Есть, сэр.

– Значит, вы считаете, что эта американка – отпад?

– Да, сэр. – Брайан вздохнул про себя. Он забыл, что Кросс умеет читать по губам на английском, французском и немного на арабском – китайскими диалектами он не владел – и что зрение у него отменное.

– Вообще-то, ничего особенного в ней нет.

– Да, сэр. – Он заметил, что Кросс сконцентрировал взгляд на ее губах. «Вот черт, этот урод понимает все, что она говорит. Почему я не развил такого таланта в себе?»

– Похоже, она увлекается компьютерами, – повернулся к ним Кросс. – Любопытно, верно?

– Да, сэр.

– Что сказал Официант Фэн?

Брайан доложил.

– Хорошо. Я позабочусь, чтобы Фэн получил премию. Не ожидал увидеть здесь Лэнгана и Роузмонта.

– Возможно, это стечение обстоятельств, сэр, – вставил Брайан Квок. – Оба ярые игроки на скачках. И оба были в ложе тайбаня.

– Я не верю в стечение обстоятельств. Что касается Лэнгана, вы двое, конечно, ничего не знаете.

– Да, сэр.

– Хорошо. Вероятно, будет лучше, если каждый из вас займется своим делом.

– Есть, сэр. – Офицеры обрадованно повернулись, чтобы уйти, но остановились, потому что все вокруг замолчали и оборотились к дверям. Там стоял Квиллан Горнт, чернобровый, чернобородый. Его приход не остался незамеченным, и он это почувствовал. Остальные гости торопливо вернулись к прерванным разговорам, отводя глаза, но напрягая слух.

Кросс слегка присвистнул:

– Так, а этот что здесь делает?

– Пятьдесят против одного, что ничего хорошего он не задумал, – проговорил в равной степени изумленный Брайан Квок.

Войдя в танцевальный зал, Горнт протянул руку Данроссу и стоявшей рядом Пенелопе. Находившаяся неподалеку Клаудиа в ужасе соображала, как ей рассадить гостей за столом Данросса, потому что Горнта, конечно же, придется пригласить туда.

– Надеюсь, ты не в претензии, что в последний момент я передумал, – проговорил Горнт, улыбаясь одними губами.

– Нет, нисколько. – Данросс тоже улыбнулся одними губами.

– Добрый вечер, Пенелопа. Я посчитал, что должен передать поздравления лично.

– О, спасибо. – Ее улыбка осталась той же. Но сердце забилось гораздо быстрее. – Я… я так опечалилась, узнав про вашу жену.

– Благодарю вас. – У Эмельды Горнт был артрит, и она несколько лет оставалась прикованной к креслу-каталке. В начале этого года она подхватила воспаление легких и умерла. – Ей очень не повезло. – Горнт взглянул на Данросса. – С Джоном Чэнем тоже плохой джосс.

– Очень плохой.

– Я полагаю, вы читали дневной выпуск «Газетт»?

Данросс кивнул, а Пенелопа сказала:

– Понаписали такого, что насмерть можно запугать кого угодно. – Все дневные газеты вышли с аршинными заголовками и пространными статьями про отрезанное ухо и Вервольфов. Наступила небольшая пауза. Пенелопа поторопилась заполнить ее: – Все ли хорошо у ваших детей?

– Да. Аннагрей в сентябре поступает в Калифорнийский университет, а Майкл здесь на летних каникулах. Рад сообщить, оба в прекрасной форме. А ваши?

– У них все в порядке. Хотя мне хотелось бы, чтобы Адрион поступила в университет. Боже мой, как непросто сейчас с детьми, верно?

– Думаю, с ними всегда было непросто, – чуть улыбнулся Горнт. – Мой отец вечно ворчал, что со мной трудно. – Он снова посмотрел на Данросса.

– Да. А как ваш отец?

– Рад сообщить, что он здоров и бодр. Говорит, английский климат как раз для него. Собирается приехать на Рождество. – Горнт взял предложенный бокал шампанского. Не выдержав его взгляда, официант тут же исчез. Он поднял бокал. – Счастливой жизни и множество поздравлений.

Еще не придя в себя от появления Горнта, Данросс произнес ответный тост. Горнту и другим врагам официальные приглашения были посланы только из вежливости. Ничего и не ожидалось, кроме вежливого отказа, – и Горнт уже отказался.

«Зачем он здесь?

Приехал поглумиться. Как и его чертов отец. Вот в чем, должно быть, причина. Но что за этим стоит? Что за гадость он нам сотворил? Бартлетт? Через Бартлетта?»

– Прекрасный зал, чудесные пропорции, – говорил Горнт. – Очаровательный дом. Я всегда завидовал вам.

«Да, ублюдок, знаю», – бушевал в душе Данросс, вспомнив последнее появление Горнтов в Большом Доме.

Это случилось десять лет назад, в пятьдесят третьем, когда тайбанем еще был отец Иэна, Колин Данросс. Квиллан Горнт нагрянул так же неожиданно вместе с отцом, Уильямом, тогдашним тайбанем «Ротвелл-Горнт», во время рождественского приема «Струанз», традиционно самого грандиозного. После ужина в бильярдной, где собралось около дюжины мужчин, между двумя тайбанями произошла ожесточенная публичная стычка. Как раз в то время Горнт со своими шанхайскими приятелями заблокировал попытку «Струанз» овладеть компанией «Саут ориент эруэйз», приобретение которой стало возможным после того, как коммунисты заняли весь материковый Китай. Этой вспомогательной авиалинии принадлежала монополия на все полеты из Шанхая и в Шанхай из Гонконга, Сингапура, Тайбэя, Токио и Бангкока. Слияние ее с «Эйр Струан», их еще не оперившейся авиалинией, обещало «Струанз» фактическую монополию на внутренние авиаперевозки на Дальнем Востоке с базой в Гонконге. Оба тайбаня обвиняли друг друга в закулисных ходах, и эти обвинения с обеих сторон имели под собой основание.

«Да, – говорил про себя Данросс, – в тот раз тайбани подошли к последней черте». Уильям Горнт пытался всеми способами утвердиться в Гонконге после того, как компания «Ротвелл-Горнт» потерпела огромные убытки в Шанхае. И когда Колин Данросс понял, что в одиночку у «Струанз» ничего не получится, он вырвал «Саут ориент» из рук Уильяма Горнта, заручившись поддержкой одной надежной кантонской группы.

– Так ты и сделал, Колин Данросс, так ты и сделал. И попался в ловушку, и теперь тебе нас уже не остановить, – злорадствовал Уильям Горнт. – Мы остаемся здесь. Мы выживем тебя из Азии, тебя и твой проклятый Богом Благородный Дом. «Саут ориент» – это только начало. Выиграли мы!

– Черта с два вы выиграли! Мы договорились с группой «Янь-Вонг-Сунь». У нас контракт.

– Настоящим он аннулируется. – Уильям Горнт подал знак Квиллану, своему старшему сыну и наследнику, и тот вынул копию договора. – Вот это – контракт между группой «Янь-Вонг-Сунь», номинальным юридическим лицом, учрежденным группой «Цо-Ва-Фэн», – с сияющей физиономией продолжал он, – которая, в свою очередь, номинальное лицо, принадлежащее группе «Да-Вэн-Сап», а та продает контрольный пакет «Саут ориент» компании «Ротвелл-Горнт» по цене на один доллар больше изначальной стоимости! – Квиллан Горнт эффектным жестом положил документ на бильярдный стол. – «Саут ориент» – наш!

– Не верю!

– Поверишь. Счастливого Рождества! – Уильям Горнт презрительно расхохотался и вышел. Квиллан поставил на место бильярдный кий. Он тоже смеялся. Иэн Данросс стоял у двери.

– В один прекрасный день этот дом будет моим, – прошипел в его сторону Квиллан Горнт. Потом обернулся и крикнул, обращаясь к остальным: – Если кому-то нужна работа, приходите к нам. Скоро вы все будете безработными. Вашему Благородному Дому недолго оставаться благородным.

Там были Эндрю Гэваллан, Жак де Вилль, Аластэр Струан, Лечи и Дэвид Мак-Струаны, Филлип Чэнь и даже Джон Чэнь.

Данросс помнил, как бушевал в тот вечер отец, кляня предателей, и подставные фирмы, и плохой джосс. Не забыл он, что и сам неоднократно предупреждал отца, но от его предупреждений отмахивались.

«Господи, как мы тогда осрамились! Весь Гонконг смеялся над нами: Горнты и их шанхайские чужаки помочились на Благородный Дом с большой высоты.

Да. Но тот вечер предрешил падение Колина Данросса. Именно в тот вечер я понял, что он должен уйти, иначе мы потеряем Благородный Дом. Я использовал Аластэра Струана. Я помог ему оттеснить отца. Тайбанем пришлось стать Аластэру. Пока я не набрался ума и сил, чтобы оттеснить его.

Достанет ли мне ума сейчас?

Не знаю. – Теперь Данросс сосредоточился на Квиллане Горнте, слушая его любезности и расточая ответные, в то время как внутренний голос говорил: – Я не забыл „Саут ориент“ и то, что нам пришлось пойти на слияние нашей авиалинии с вашей по цене дешевой распродажи и потерять контроль над новой линией, получившей название „Ол Эйша эруэйз“. Не забыто ничего. Тогда мы проиграли, но на этот раз выиграем. Мы выиграем все, ей-богу».

* * *

Кейси наблюдала за двумя тайбанями как зачарованная. Она с первой минуты заметила Квиллана Горнта, узнав его по фотографиям в досье. Даже с другого конца зала она почувствовала его силу и мужское начало, и это вызвало тревожное возбуждение. Она смотрела на двух мужчин, изготовившихся к бою, и напряжение между ними – напряжение двух быков перед схваткой – ощущала почти физически.

Эндрю Гэваллан тут же рассказал ей, кто такой Горнт. Она не стала вдаваться в расспросы, а лишь поинтересовалась у Гэваллана и Линбара Струана, почему они так шокированы его приходом. И тогда, поскольку оставались только свои – Гэваллан, де Вилль и Линбар Струан, – они рассказали Кейси о тех словах, что прозвучали когда-то: «Счастливого Рождества!» и «В один прекрасный день этот дом будет моим».

– И что сделал тайбань… что сделал Иэн? – спросила она.

– Он просто смотрел на Горнта, – сказал Гэваллан. – Было понятно, что, окажись у него под рукой пистолет, нож или дубинка, он пустил бы их в ход. Это было ясно как день. Однако оружия под рукой не случилось, и возникло ощущение, что в любой момент он может пустить в ход руки или зубы… И все-таки он не двинулся с места – просто стоял и смотрел на Горнта. И Горнт отступил, на шаг буквально, чтобы оказаться вне досягаемости. Но этот тип не робкого десятка. Он вроде бы собрался с духом и какой-то миг тоже смотрел на Иэна. Потом, не говоря ни слова, медленно и очень осторожно, не сводя с него глаз, обошел Иэна кругом и вышел.