Текст книги "Ведьмин огонь"

– Может быть, то, что внизу, давно съело тут всех и теперь насытилось? – прошептал он.

– Остается только уповать на это, но рассчитывать невозможно, – сухо ответил Рокингем.

– И что же нам теперь делать?

– Слишком много путей идет отсюда, и потому у нас есть прекрасная возможность затеряться. Короче, я говорю о том, что лучше мы переждем здесь до рассвета, а потом попытаемся вернуться тем же путем, что и пришли.

– А женщина?

– Нилен?

– Да.

На лице Рокингема обозначилась скорбь, но Могвид видел, что это лишь ловкое притворство:

– Она выиграла для нас свободу ценой своей жизни.

На мгновение в груди Могвида поднялась волна настоящего горя, но он быстро поборол ее. Он жив, – а это главное.

К тому же, нюмфаи всегда очень прохладно относились к его народу.

Наступило неловкое молчание, поскольку ни один из двоих не хотел признаться в своих мыслях.

Но молчание все равно приходилось нарушать – хотя бы для того, чтобы избавиться от памяти о строгих фиалковых глазах.

– А ты и вправду оборотень? – поинтересовался Рокингем, сев спиной к стене так, чтобы видеть перед собой весь зал.

Могвид слегка склонил голову, неожиданно смущенный той репутацией, которую его племя заслужило среди людей.

– Мы называем себя сайлурами , – уклончиво ответил он.

– И ты действительно можешь принимать любое обличье, какое тебе вздумается?

– Да, когда-то мог.

– Как, наверное, это здорово!

Могвид удивленно поднял глаза, никак не ожидая услышать такую похвалу из уст человека.

Люди всегда только ненавидели их, ибо им была противна сама идея оборотничества.

– Сбрасывать старую шкуру и надевать новую – это замечательно, и порой так необходимо. Вот так, просто, бросить старую жизнь и начать новую. Новое лицо, новое тело, – Рокингем посмотрел в темноту затуманенными глазами, но быстро взял себя в руки. – А сейчас это было бы особенно здорово, в моей-то ситуации, – с легким смехом закончил он.

Да, этот человек был странен и совсем не таков, каких Могвид рассчитывал встретить по другую сторону гор. В его лесу все появлявшиеся люди были охотниками, то есть грозой и ужасом всех лесных обитателей. И Могвиду захотелось узнать побольше о своем новом товарище.

– А что у вас за ситуация?

Рокингем посмотрел на него, словно оценивая, затем вздохнул и рассмеялся:

– А что изменится, если я расскажу тебе о ней? Меня послали выловить девчонку в этой долине – ребенка, который, как считает хозяин здешних мест, стал ведьмой.

Понимающая улыбка появилась на губах Могвида. Конечно, этот человек разыгрывает его: он сам слышал немало историй о ведьмах, но это лишь сказки, над которыми все смеются.

Однако Рокингем понял его улыбку:

– Нет, дружище, это не досужая сказка, и Темный Лорд прав: девчонка – настоящая ведьма.

Затаив сомнения, Могвид приготовился слушать дальше, правда, решив про себя, что его, конечно же, все равно хотят обмануть.

– Это та самая девочка, про которую спрашивали крылатые чудовища?

– Да. Но она скрылась, я ее не нашел, а потому и сам не останусь ненаказанным. Теперь мне надо или бежать туда, где меня не достанет власть Черного Сердца – или любым способом добывать девчонку.

– А где она?

Лицо Рокингема посуровело:

– Очень бы мне и самому хотелось знать это, черт тебя возьми! Если она такая ловкая, то давно уже удирает, зажав хвост промеж ног, и будет удирать до тех пор, пока не переберется за Великий Западный Океан.

– Но если вы ее поймаете, то спасетесь?

– Не только спасусь, но буду награжден – Темный Лорд одарит меня богатством и силой магии.

У Могвида пересохло во рту, и он тоже быстро присел рядом с Рокингемом:

– Магии? Ваш хозяин знает магию!?

– О, да, знает. Еще как знает, – Рокингема передернуло. – Он умеет делать… поразительные вещи.

– Значит, его глубоко почитают?

Пораженный такими словами Рокингем посмотрел на Могвида, но не выдержал и рассмеялся:

– Почитают! – чуть не захлебнулся он. – Знаешь, я в жизни не слышал, чтобы кто-то употребил это слово по отношению к моему августейшему хозяину! – Он хлопнул Могвида по плечу: – А ты мне нравишься, оборотень! У тебя поразительный взгляд на мир! Особенно на наши края!

Могвид не знал, как ответить на эту похвалу, не будучи уверенным, что над ним не смеются в очередной раз.

– Но что тебя-то занесло к нам, тебя, оборотня, который не может оборачиваться?

– Мы… Я ищу излечения. В книгах упоминается место под названием Алоа Глен, в котором до сих пор сохранилась сильная магия, – неожиданно Могвида осенило, и он впился глазами в Рокингема: – Так это и есть то место, где находится ваш хозяин!?

Но глаза Рокингема вдруг стали печальными, начальник кордегардии низко опустил голову:

– Мне неприятно говорить тебе это, но ты должен знать правду. Алоа Глен – это всего лишь миф. Я объехал всю нашу страну вдоль и поперек – такого города не существует.

Слова Рокингема упали на душу Могвида могильным камнем. Голос его дрогнул:

– Вы… вы уверены? – сайлур еще раз всмотрелся в Рокингема: тонкая кожа, которую не может защитить даже одежда, нежные кудри… Куда ему объехать всю страну! – Нет, вы неправы! Неправы!

– Я не хочу тебе зла, верь в свои небылицы, но это место разрушено много столетий назад и затоплено морем.

– Тогда как же я освобожу мое тело от заклятия?! – вопрос был обращен уже не к Рокингему, а к самому себе.

Но Рокингем ответил на него, хотя и не сразу:

– Я уверен, что это может сделать для тебя мой хозяин. Его магия не знает себе равных.

Сердце Могвида отчаянно застучало, и он крепко уцепился за эту идею:

– А он захочет?

– Мой хозяин не раздает милостей даром. Но как знать, если я представлю тебя своим другом… – голос Рокингема вдруг упал до шепота. – Нет, это невозможно. Я не смею показаться при дворе, тем более привести кого-то…

– О, я понимаю! Но если вы поймаете девочку! – воскликнул Могвид, схватившись за новую надежду. Ведь не все еще потеряно. – Вы ведь говорили о настоящем изобилии даров: богатство, магия…

– Разумеется. Имея на руках девчонку, можно просить о многом, почти обо всем. Но девчонки нет.

Могвид чуть не расплакался:

– Должен же быть какой-то выход!

– Да, должен. И кто знает, может, мы еще и найдем ее, – меланхолично продолжил Рокингем. – И если ты мне поможешь, то и поиски, и поимка будут легче…

Могвид даже задохнулся от счастья и повернул к Рокингему пылающее лицо:

– Я помогу вам! – На мгновение ему показалось, что в глубине черных глазах Рокингема мелькнула лукавая улыбка, но тут же оно вновь стало приветливым и открытым. И Могвид повторил еще раз, хотя теперь и с меньшим энтузиазмом: – Я помогу вам найти девочку.

– Ты хочешь убить ведьму? – спросил Крал, всячески пытаясь заглушить в себе желание потянуться к хрупкому горлу эльфа. Он уже знал, что ведьмой называют эту маленькую девочку Елену, с которой он пробыл целый день и в которой не заметил никакого отличия от прочих детей ее возраста, – никакой магии, никакого колдовства, – просто несчастный ребенок.

– Но какое дело до этого тебе, человек с гор? – равнодушно спросил Мерик, глядя на удаляющуюся спину огра. Впереди маячила расщелина. – Впрочем, скажу: если я убью ведьму, то избавлю эту долину от множества бедствий.

– Но это не твоя страна, эльф. И ты не смеешь убивать здесь никого, хотя и ради исполнения ваших пророчеств.

Мерил насмешливо взглянул на горца:

– Не пытайся остановить меня, чтобы не узнать самому, как легко и быстро умеют убивать эльфы.

– Поговорим об этом, когда ты будешь на коленях просить прощения, – прорычал Крал и вытащил из чехла топор. Топор ловко лег в его ладонь, словно век был там. Холод рукояти заставил Крала торжествующе улыбнуться. Если этот эльф хочет битвы, он ее получит к вящему удовольствию обеих сторон.

Мерик посмотрел на лезвие, лицо его потемнело, и веки опустились, скрывая угрозу.

Крал сделал шаг вперед и тут же понял, что несмотря на отсутствие мускулов, у Мерика была гибкость и точность змеи. И в них таилась настоящая опасность, какая прячется за скрытыми до поры зубами гадюки. Крал перехватил рукоять, оставив свободным большой палец, чтобы лучше маневрировать оружием и стал ждать. По обычаю горцев, он предпочитал дать противнику первым нанести удар.

Что Мерик и сделал, причем, с поразительной скоростью.

Эльф вдруг исчез с того места, где стоял, и оказался за ближайшим валуном. В кулаке у него блеснуло лезвие настолько острое и настолько тонкое, что казалось лишь тенью. И Мерик прыгнул из-за камня так стремительно, что Крал даже не смог уследить за его движением. Только каким-то шестым чувством он понял это движение и едва успел поднять топор, чтобы отразить удар прямо в живот. Он не видел нападения, но сумел отразить его, ударив по кинжалу с такой силой, что выбил из рук Мерика. Эльф отступил на шаг, поднял оружие, и лицо его вспыхнуло неприкрытой ненавистью.

И тогда Крал понял и то, что эта атака истощила эльфа.

Ни одно существо не может двигаться с такой неестественной скоростью долго. Или в крови у эльфа есть какая-то другая сила?

Мерик произнес что-то сквозь стиснутые зубы.

Крал теперь надеялся лишь на то, что устоит до тех пор, пока эльф устанет. Теперь он взял топор обеими руками, и мускулы на его руках взбугрились от напряжения. Мерик прищурился и стал медленно поднимать кинжал.

Неожиданно свет в пещере резко изменился: слабый свет зеленого камня стал красен, как кровь, и оба противника одновременно обернулись посмотреть, в чем дело. Перед ними стоял Толчук, и руки его были высоко подняты над головой, а в этих чудовищных руках лежал камень размером с бычье сердце. Именно от него и исходил этот слепящий кровавый свет, словно воплотившийся гнев огра.

– Остановитесь! – громовым голосом крикнул он, и эхо загудело под сводами: – Вы клялись! Вы братья! А брат не должен убивать брата!

Но не слова Толчука, и не слепящий свет красного камня заставили Крала опустить топор, а выражение стыда и боли на лице огра. Внезапно Крал почувствовал, что и его лицо заливает краска стыда, а Мерик молча опустил голову и кинжал исчез из его руки. Крал так и не понял, куда он делся – оружия не было ни на полу, ни в ножнах, да и ножен тоже не было.

– Почему вы деретесь? – спросил Толчук, опуская камень.

– Из-за ведьмы.

– Крал, похоже, ты знаешь эту женщину?

И Крал не мог солгать, причем, во второй раз:

– Мне кажется, я знаю, о ком говорит эльф, – тихо ответил он. – Но это не женщина, а ребенок.

– Ребенок или нет, она чудовище, – вступил Мерик. – И я убью ее. И все, кто помогает ей, – исчадия зла и погибнут с ней вместе.

– Но я знаю эту девочку. И видел, как и кто пытались ее убить, и видел, какими благородными и честными оказались ее защитники. А потому с радостью встану на их сторону и, если надо, погибну рядом с ними.

Слова Крала поколебали уверенность Мерика:

– Но оракул из Сельфа предупреждал…

– Меня не интересует, что там сказали оракулы! Пророчества чаще всего произносятся таким туманным языком, что понять их правильно почти невозможно. Открыто и честно говорят только скалы.

Камень в руках Толчука стал угасать, и огр быстро убрал его в набедренную сумку.

– Я согласен с горцем, – грустно сказал он. – Оракулы не всегда говорят прямо.

– А пролитую невинную кровь не вернешь, – подытожил Крал. – Ребенок не сделал ничего, из-за чего можно было бы хвататься за нож. И я буду судить о ней лишь по ее поступкам, а не согласно словам какого-то заморского оракула.

Мерик, несколько смущенный, переводил глаза с Толчука на Крала:

– Ваши слова идут от сердца, – пробормотал он. – И я подумаю над ними.

– Но дай слово, что не навредишь девочке, ведьма она или нет.

– Я удержу свое оружие, – нехотя пообещал эльф.

– Хорошо. Тогда пошли дальше, – и Толчук пошел снова вперед.

За ним последовал, убрав топор, Крал.

Мерик быстро обежал горца и пошел посередине. Горец шел, глядя ему в спину, и с души у него так и не сходила какая-то смутная тревога, а из головы не шли прощальные слова Нилен: «Не верьте Мерику».

Эльф лгал и сейчас.

Елена в ужасе прижалась спиной к стене, не в силах отвести глаз от оживающей статуи. Когда ее плечи коснулись камня, лунный сокол вспорхнул и подлетел поближе к хрустальному мальчику. Статую затопил ровный мерцающий свет, но сокол пролетел дальше, в туннель, из которого они недавно вышли. Несколько гоблинов попытались, подпрыгнув, поймать птицу, но, судя по пронзительным крикам, соколу удалось благополучно миновать эту опасность.

Однако теперь даже потеря птицы произвела мало впечатления на девочку. Перед ее глазами развертывалась удивительная картина: хрусталь постепенно становился жидким светом, сначала голова, потом тело; как роза, раскрывающая свои лепестки навстречу солнцу, скульптура словно наливалась все более ярким сиянием.

Но была в этом превращении и боль. Вернее, как, спустя несколько секунд, обнаружила Елена, боль была в ней: ее правая рука стала гореть, словно кто-то натянул на нее слишком узкую огненную перчатку. Девушка поднесла руку к лицу: ничего не изменилось внешне, никаким огнем не горели красные пальцы, но боль становилась все непереносимей.

Она спрятала руку в складках рубашки, словно желая охладить призрачный огонь, и под тканью жжение действительно немного ослабело, превратившись в ноющую боль. Так, стоя с рукой у сердца, Елена поняла, что руку надо держать скрытой от света, исходящего от мальчика. Однако желание броситься к источнику света и смешать две боли все не покидало ее. Девушка начала дрожать. Странное сочетание соблазна и отказа боролись в ее груди. Но память о предупреждении сумасшедшего старика, чтобы она не подходила к статуе, все-таки удерживала ее на месте.

Елена повернулась в сторону этого старика с гоблинами и обнаружила, что тот смотрит прямо на нее. Гоблины оживленно суетились у его ног, их хвосты мотались в разные стороны от возбуждения. Изменения в статуе подействовали и на них. Один, маленький, все пытался вскарабкаться по ноге старика, цепляясь острыми когтями по одежде и прямо по телу. Старик молча смахнул его на пол, по бедру потекли Струйки крови, но Риалто все не отрывал глаз от Елены.

И вдруг он сказал ей что-то, причем губы его свела судорога ненависти.

«Ведьма », – догадалась она.

Девушка попыталась совсем вжаться в стену, чтобы уйти от этих сверлящих ненавидящих глаз, но к счастью, подошел Бол и встал между ней и безумными старческими глазами. Обняв племянницу за плечи, Бол пробормотал:

– Похоже, что Чи снова здесь, – дядя тоже во все глаза смотрел на статую. – В воздухе так и чувствуются следы древнего духа.

Елена обмякла в надежных руках. Она тоже чувствовала эхо какой-то давно минувшей силы, которая закипала в крови и звала вперед. Бол печально улыбнулся, и глаза его блеснули влагой:

– Ах, если бы это могла видеть Фила! – прошептал он и еще крепче обнял Елену.

И эти слова вдруг всколыхнули в девочке всю боль о тех, кого она потеряла всего за два дня, – о матери, отце, тетке, брате, филине, жеребце и себе самой.

Но и сквозь слезы девушка продолжала неотрывно смотреть на середину зала.

Эррил стоял неподвижно, словно сам превратился в статую. Его глаза тоже сверкали, но не слезами и не удивлением, – они горели ужасом. Наконец, старый воин просто рухнул на колени, так, что голова его оказалась вровень с лицом мальчика.

– Прости меня, я виноват, – прохрипел он так неразборчиво, что девочка скорее угадала, чем услышала эти слова.

И статуя коснулась его головы железным кулачком, потом кулачок распрямился, и мальчик возложил открытую ладонь на плечо коленопреклоненного Эррила. Тот вздрогнул.

– Нет, – свистящим звуком ненастроенной флейты произнес мальчик. – Это я один виноват во всем. Я предал всех вас.

Эррил смотрел, как боль в лице мальчика становится все глубже, и знал, что его лицо зеркально повторяет эту боль.

– Но я убил тебя, убил своим мечом, – рыдая, произнес бродяга, и снова перед его глазами возникла лужа крови на деревянном полу.

Рука на его плече потяжелела, а голос стал громче. Теперь Эррил даже мог различить в нем акцент жителя побережья:

– У меня мало времени. Вне хрусталя дух мой скоро развеется навсегда. Но знай, Эррил из Стендая, ты убил меня не насовсем. Я все еще жив, но твое лезвие поразило во мне лишь то, что каждый честный человек готов убить в себе сам.

– Ты говоришь бессмыслицу. Я помню, как ты лежал мертвым на полу харчевни.

Хрустальные губы печально улыбнулись:

– Неужели ты так и не понял до конца смысла того, что случилось той ночью? Прошло столько лет, но как мало прибавилось в тебе мудрости… Впрочем, оставим… я уже никогда больше не предам своих братьев.

– Предашь? Но ведь нас предал проклятый Грешюм, сыгравший с нами черную шутку! А мы оказались лишь слепыми Орудиями в его игре!

– Я бы хотел, чтобы было так, рыцарь Ордена. Но ты не прав. Ни Грешюм, ни твой брат не нарушили правил чести. Когда сила вышла и Книга создалась, мы только тогда поняли, что действительно от нас требовалось. И поначалу мы думали, что расплатимся за это только своими жизнями. Но чем дальше бушевала магия, тем явственней мы понимали, что стоить это будет гораздо дороже, – тут мальчик закашлялся. – И я понял это, и меня охватила паника. И они остались, а я сбежал.

Эррил снова в тысячный раз вспомнил круг, очерченный воском, вспомнил кричавшего в ужасе Шоркана… и мальчика, пробивающегося за пределы круга.

– Но что случилось? Что вы поняли?

Голос мальчика упал до хриплого шепота:

– Для того чтобы создать Книгу, мы все должны были принести жертву. Из нас забиралось все самое лучшее, благородное и чистое – и передавалось в Книгу. – Он задохнулся.

Эррил тоже стоял молча, пытаясь избавиться от старого видения.

– Но потом потребовалось большее – после того как мы стали низкими мерзавцами, нам не суждено было умереть никогда ! – мальчик посмотрел на Эррила, и в глазах его блеснул ужас. – Зло и глупость наши оставались жить вечно !

При последних словах перед глазами Эррила возникло искаженное временем лицо Грешюма, которое он тщательно скрывал на улице Винтерфелла, – горькое лицо.

– Я видел Грешюма, – прошептал Эррил. – Он был в одеждах гульготалов, он стал черным магом…

Мальчик опустил голову:

– Вот какова конечная цена. За то, чтобы создать Книгу, которая поможет бороться против Темного Лорда, от нас потребовали, чтобы мы отдали ему часть себя. Нужно равновесие. За нашу доброту и свет все равно приходилось платить, подарить зло и глупость Гульготе, стать орудием… – мальчик сжал плечо Эррила еще крепче. – И я не смог заплатить такую цену.

– И ты убежал.

– Но было уже слишком поздно. Деление моего духа уже началось, и остановить его было невозможно. Когда я пробился сквозь магический круг, все зло во мне вышло наружу и напало на тебя.

Эррил вспомнил уродливое клыкастое существо:

– Так тот зверь, которого я убил в харчевне, был твоим злом?

Мальчик кивнул:

– А пока ты сражался со зверем, я вылетел через разорванное кольцо, не оставив Книге ни своей доброты, ни света.

В панике мой дух, все еще оживленный энергией Чи, вернулся в привычное место – я обнаружил себя в Школе и почувствовал, что там есть еще один маг, оставшийся в живых – мастер Риалто, умирающий от ран в этой подземной дыре. Я вылечил его и поддерживал жизнь своей силой. Но я чувствовал, что наступит время, когда смогу покаяться в своем позоре, и потому кристаллизовал мой дух, спрятал в пещере, сделал Риалто своим стражником и стал ждать. Я знал, что раньше или позже, но ты придешь. И когда ты возьмешь мой грех, а я твой, мы соединим наши половины, ты и я, узами времени и места.

– Но для чего? Что от меня требуется?

– Мы с тобой должны закончить то, что начал твой брат Шоркан. Книга еще не завершена. Я должен присоединить свой дух к двум другим, чтобы завершить то, что было начато той зимней ночью пятьсот лет назад.

– Но как?

– Ты проведешь меня к Книге, – тут мальчик обернулся в поисках Елены, но та проворно юркнула за дядину спину. – Проведешь вместе с ведьмой. Все должно быть сведено воедино.

Эррил освободил плечо от железной руки:

– Книга далеко отсюда. Как нести статую…

– Не надо ничего нести. Ты принес мне талисман? – мальчик поднял вверх правую руку, которая на мгновение снова превратилась в ключ от Алоа Глен, а потом тут же опять сделалась кулачком. – Ты должен взять ключ, чтобы разомкнуть магическую завесу вокруг затопленного города. Но я сделаю этот ключ более чем простым куском железа в твоем кармане. Я… – мальчик неожиданно скривился от боли, и статуя стала плотнее и грубее, как застывающая кровь. Теперь мальчик мог говорить и двигаться с трудом. – Больше я не могу удерживать свой дух вне хрусталя. Время прошло быстро, и теперь мне надо или вернуться обратно в хрусталь, – или стать новым сосудом.

– Что я должен сделать!? – вскричал Эррил, не зная, что предпринять.

– Я должен присоединиться к ключу, – и с этими словами малыш протянул правый кулачок к Эррилу. – Это и будет моя новая форма. Но больше я не смогу говорить с тобой.

– Но я должен…

– Я должен покинуть тебя, – голос мальчика становился все глуше с каждой секундой, и вот свет статуи начал гаснуть, сначала по краям, а потом все ближе и ближе к середине. Лицо расплывалось, железный кулачок все больше вбирал в себя густую жидкость. – Теперь я могу ответить только на один… последний вопрос, рыцарь… – голос доносился уже словно из глубины пещеры.

В мозгу Эррила проносились тысячи вопросов, все те, которые возникли у него за пять столетий и останутся теперь без ответов. Язык его путался в них, но лишь один соскользнул с пересохших губ – лишь один вопрос, который он задавал себе бесконечными годами, казня себя за то, что не задал его вовремя. И теперь не мог упустить свой шанс:

– Но как зовут тебя, мальчик!?

Мальчик молчал, и по щеке его проползла единственная слеза – слеза благодарности.

– Динал. Меня зовут Динал.

– Я никогда этого не забуду, – низко склонил голову Эррил. А когда старый воин поднял голову, статуи уже не было – она превратилась в чистейшую силу, и железный кулачок повис в воздухе, впитав в себя энергию души и магии одновременно. И в тот момент, когда угас последний отблеск света, уха Эррила коснулся нежный шепот мальчика:

– Ты прощен.

Свет в последний раз взвихрился вокруг кулачка, и на пол со звоном упал только ключ от Алоа Глен. Тьма поглотила все вокруг. И, пользуясь этой тьмой, Эррил вытер кровавый след, оставшийся на его мече с той ночи, спустившейся на их страну пятьсот зим назад.