Текст книги "Павшая луна: комплект из 2 книг"

– Нет, дело не в этом. – Принц обернулся к противоположному берегу реки. – Прислушайтесь!

За гулким стуком своего сердца, под нависшей смертельной угрозой Никс перестала слышать рычание и вой идущих по следу филасозавров. Только сейчас она услышала завывания свирепой стаи, почуявшей запах близкой добычи.

Широко раскрыв глаза, Канте обвел взглядом своих спутников.

– Подождите! – только и вымолвил он.

Торжествующие крики охотников становились все более громкими, более возбужденными, доносясь отголосками со всех сторон. Однако услышали их не только Никс и ее спутники. Над головой пронеслись тучи визглявок, устремляясь к ревущей стае, готовые жалить непрошеных гостей, каждая мечтая о том, чтобы первой отложить яйца в новые теплые гнезда. На краткое время небо над рекой потемнело от сплошного облака крылатых тварей, спешащих вниз по ущелью.

Никс с опаской присела в воде, провожая их взглядом. Наконец воздух над рекой очистился от жужжащих крыльев. Последние замешкавшиеся визглявки пронеслись, догоняя своих собратьев. Кое-кто из них свалился в поток – по-видимому, слишком старые и обессиленные, чтобы представлять серьезную опасность.

– Теперь можно, – сказал Канте.

Все выбрались на берег. Промокшая насквозь одежда стала тяжелой, с каждым шагом проливая струи воды.

Принц оглянулся назад.

– Никогда я еще так не радовался тому, что за мной охотятся!

– И все равно нам нужно поторопиться, – предупредил Фрелль. – И помните о том, о чем я говорил.

Беглецы двинулись дальше, теперь уже не беспокоясь о том, чтобы соблюдать тишину. Тявканье и рычание филасозавров заглушали звук хрустнувшей под ногой ветки или свалившегося камешка. Путники шли вперед, и вскоре торжествующее рычание сменилось жалобным завыванием, проникнутым болью. Никс представила себе поджарых животных, облепленных сплошным слоем визглявок, жалящих, кусающих, пронзающих яйцекладами и откладывающих свое потомство. Ее захлестнуло чувство жалости, особенно после того, как она вспомнила несчастного карликового оленя.

«Ни одно живое существо не заслуживает такой ужасной участи…»

Поглощенная тем, что осталось позади, девушка наткнулась на остановившегося алхимика, шедшего впереди. Она отпрянула назад, но Фрелль оттолкнул ее еще дальше.

Никс поняла, в чем причина этого внезапного отступления.

Впереди лес обрывался, открывая участок стены ущелья с зияющим в ней входом в большую пещеру. Казалось, к этому отверстию вел тоннель из веток, опутанных серебристой паутиной.

Из пещеры на длинных сочлененных ногах выбрался ее обитатель. Он был размером с буйвола, с пластинами панциря на спине. Существо тащило за собой большое раздутое брюшко. На треугольной голове шевелились усики, ощупывая воздух впереди. Усики заканчивались глазами, похожими на многогранные черные бриллианты.

Существо приподняло переднюю часть туловища, щелкая острыми челюстями. Оно выползло на тропу, преграждая беглецам путь.

Застонав, Фрелль попятился назад.

– Это матка визглявок!

Канте позволил своим спутникам отступить назад. Он понимал, что у них есть только одна дорога, один путь.

«Прямиком через это окаянное чудовище».

Припав на колено, принц приготовил лук и положил стрелу на тетиву, борясь с ужасом, который внушал ему вид жуткого существа. Наполовину паук, наполовину шершень, оно было похоже на творение черной алхимии, извлеченное из склепа Ифлеленов, а может быть, на демона, вызванного их богом тьмы Дрейком. Огромная тварь грозно зашипела на незваных пришельцев, испуская из пор на маслянистых боках какой-то зловонный газ. Канте не мог сказать, ядовит ли этот газ, но от него исходил смрад гниющих внутренностей раздувшегося на солнце трупа.

Существо угрожающе надвинулось на людей, топча каменистую землю своими тонкими ногами, покрытыми сзади острыми хитиновыми крючками.

Принц не двинулся с места. Он оттянул тетиву к уху, так, что оперение стрелы пощекотало ему щеку. Не отрывая взгляда от черной треугольной головы, полуприкрытой краем панциря, Канте спустил тетиву. Лук затрепетал, стрела устремилась вперед. Словно предвидя выстрел, матка опустила голову, и стальной наконечник стрелы безобидно скользнул по прочному панцирю.

Но принц был опытным охотником. Он помнил уроки зверобоя из Приоблачья, бывшего его первым наставником. «Нередко убивает не первая стрела, а вторая, что уже летит следом за первой». Принца научили никогда не полагаться на одну стрелу, никогда не останавливаться, чтобы насладиться своим метким выстрелом. Как только стрела выпущена, о ней лучше забыть.

Не успела еще первая стрела звякнуть, отлетая от панциря, как Канте уже положил на тетиву вторую и натянул лук. Он отпустил тетиву, и, когда матка подняла голову, вторая стрела поразила ее прямо в середину. И тем не менее принц не остановился, любуясь своим успехом, – поскольку тварь с громким криком устремилась вперед.

Не двинувшись с места, Канте выпустил третью стрелу, затем четвертую.

Все они поразили цель.

И все-таки омерзительное существо неудержимо неслось вперед.

Закрыв глаз, принц навел стрелу и спустил тетиву.

Стрела влетела между челюстями, поражая матку в черную глотку. Грозные челюсти перекусили ее пополам, но следом уже летела еще одна.

«Ну-ка, попробуй на вкус вот это!»

Матка замедлила свой бег, ноги ее задрожали, словно ходули фигляра на брусчатке.

Канте продолжал выплескивать свою ярость, утыкая стрелами голову чудовища. Несколько стрел полетели в его незащищенную грудь, ища проклятое сердце, если таковое у него имелось.

Наконец существо упало на ступени и съехало вниз.

Лишь тогда принц поднялся на ноги и отступил назад. И тем не менее Канте запустил руку за плечо за следующей стрелой, однако его пальцы не нащупали оперенья: он полностью опустошил свой колчан. Тогда принц выхватил кинжал, готовый воспользоваться им, если матка выкажет хоть какие-нибудь признаки жизни.

К счастью, громадная туша не шевелилась. Даже после смерти зловонные газы продолжали вырываться из вздутого брюшка, окутывая ее облачком.

Канте поспешил отойти назад.

К нему присоединился Фрелль, увлекая за собой остальных. Принц ожидал услышать похвалу и радостные крики, однако наставник лишь с тревогой посмотрел на него. Остальные двое уставились на противоположный берег реки. Доносящийся из тумана низкий гул визглявок перешел в свирепый вой. Сосредоточенный на единоборстве с врагом, Канте не обратил внимания на то, как изменилась тональность крылатой своры.

– Они возвращаются! – пробормотал Джейс.

Привлеченные то ли запахом матки, то ли ее криками, визглявки теперь собирались отомстить за свою погибшую повелительницу.

– Бежим! – приказал Фрелль. – И не останавливаться!

Обогнув окутанную испарениями тушу, беглецы со всех ног бросились прочь от реки, поднимаясь по древним ступеням. Канте бежал впереди – поэтому он первым понял, сколь ошибочным было их предположение.

Впереди от окутанных туманом ступеней отходили еще четыре или пять опутанных серебристой паутиной проходов. Из них показались здоровенные черные силуэты.

Канте сверкнул глазами на своего наставника, мысленно отчитывая его за то, что тот не знал правду, – это неведение грозило обернуться смертью для всех.

Матка у визглявок не одна.

Их много.

* * *

Раскрыв рот, Никс смотрела на черные силуэты, преградившие путь впереди. Позади нарастало яростное гудение разъяренной орды, туман колыхался от ее приближения. Девушка ощущала жуткое жужжание своим телом, своими костьми. Она тряхнула головой, стараясь прогнать этот звук, превратившийся в гудение растревоженного осиного гнезда у нее в черепной коробке.

Только тут до нее дошло, что ее терзают не визглявки, а нечто более привычное. Ее слух сосредоточился на пронзительном звуке, разорвавшем отчаянное жужжание визглявок.

Подняв взгляд, Никс увидела крылатую тень, которая нырнула сквозь полог листвы и пронеслась у нее над головой, после чего взметнулась ввысь, словно стремясь увлечь ее вверх, прочь отсюда, – и ей это удалось.

Девушка по-прежнему чувствовала у себя под ногами каменистую почву, но при этом она летела по небу. У нее в сознании одни образы накладывались на другие. Она видела лес вокруг, но также наблюдала за тем, как под ней далеко книзу открывается ущелье. Даже туман не застилал этот ее новый взор. Открывшаяся ее глазам панорама простиралась на все ущелье, подпитанная пронзительным криком, выхватившим каждую расселину, каждую ветку, каждый лист. Никс увидела спешащих через реку визглявок. Сосредоточив взгляд, она различила в сплошной туче отдельных особей.

Девушка вспомнила похожие мгновения во время отчаянного бегства от Бэрда и его приспешников по лестницам Обители. Она вспомнила, как на какой-то краткий миг звон школьных колоколов каким-то образом открыл ей план того, что ее окружало. Воспользовавшись этим зрением, Никс тогда побежала по ступеням более уверенно.

И вот теперь до нее дошла истина.

«Возможно, колокола тут были ни при чем».

Может быть, Баашалийя уже был там? И это он вызвал большую летучую мышь, убившую Бэрда?

Но сейчас у нее не было времени думать об этом.

Своими настоящими глазами Никс видела зловещих маток, надвигающихся на нее и ее спутников. Ее охватила паника, вырывая из туманных высот, возвращая обратно в собственное тело. Однако это ей так и не удалось. Пронзительный крик становился все громче, стирая образы ступеней, увлекая обратно вверх. Девушка тщетно противилась ему.

«Я должна помочь своим спутникам!»

Воззвание Никс осталось неуслышанным. Напротив, ее взгляд обратился назад к топям. Она ощутила в воздухе энергию, подобную надвигающейся грозе. Сила эта сгущалась вокруг огненной вершины Кулака, погружая в тень окружающие топи. Затем она устремилась к ущелью, выплескиваясь вширь, ускоряясь все быстрее и быстрее.

Своими другими глазами девушка увидела, как Фрелль увлекает всех обратно вниз по ступеням. Она услышала, как он говорит про какую-то пещеру, где можно будет укрыться от приближающейся орды.

Девушка поняла, что из этого ничего не получится.

Взгляд сверху показал ей неумолимую черную волну, с ревом несущуюся вперед. Из глубин этого мрака на нее взирала пара горящих глаз. Никс съежилась под этим взглядом, чувствуя его необъятность, его непостижимую природу, его вечность.

Ей захотелось бежать от него.

Но что-то пискнуло и свистнуло ей в ухо – крохотная искорка того бескрайнего мрака, что-то осязаемое и понятное. Баашалийя. Девушка снова ощутила вкус теплого молока, близость другого существа, делящегося с ней своим теплом. Вот это она могла понять, могла полюбить.

Оказавшись в самом сердце урагана, Никс отчаянно цеплялась за это, чувствуя себя веточкой, которую несет неудержимый поток. Этот поток выдернул ее с неба, возвращая обратно в собственное тело. Но даже тут могучая энергия продолжала вливаться в нее, протекая через кружащегося в воздухе Баашалийю.

Девушка ахнула, чувствуя, как пылает ее тело от этой энергии, разливающейся по всем мышцам, всем жилам, всем внутренним органам. Она чувствовала взгляд древних глаз, издалека взирающих на нее, холодно оценивающих то, как она поступит. И энергия по-прежнему вливалась в Никс, до тех пор пока она уже не могла больше вмещать ее в себя.

Необходимо было дать ей выход.

Опустившись на ступени, Никс обхватила голову руками и закричала, исторгая энергию из себя. Древняя сила вырвалась во все стороны, обнажая тайны вселенной. Теперь уже ничто не могло укрыться от взгляда Никс. В одно мгновение она увидела все до одной прожилки в каждом листе, всех до одного долгоносиков, прячущихся в складках коры, все ниточки переплетенных в земле грибниц. Ее спутники превратились в кости, колотящиеся сердца, струящуюся по жилам кровь.

Однако дело не ограничилось одним только многократно усилившимся зрением. В крике Никс прозвучала вся сила собратьев Баашалийи, слившаяся воедино в нечто могущественное.

Девушка вспомнила свое кошмарное видение о том, что произошло на вершине горы, когда та же самая сила раскрошила камень. Но теперь она больше не могла повелевать ею.

Исторгнув неудержимую волну, Никс почувствовала, как ее поднимают на цыпочки, отрывают от земли. Разорвав туман, неудержимая энергия остановила несущуюся по ущелью смертоносную орду. Спутники девушки отлетели в стороны, отброшенные за деревья и в кусты.

Ближайшая матка рухнула на ступени, словно паук, спаленный горячим угольком. Остальные темные силуэты бросились прочь, подгоняемые несущимися следом сорванными листьями и сломанными ветками. Своим новым зрением Никс видела, как их крошечные сердечки сжимаются от ужаса. Покинув лестницу, матки спешили укрыться в расселинах скал.

И вот все кончилось.

Необыкновенная энергия иссякла, ступни Никс опустились на землю. Но сил у нее не осталось. Ноги больше не могли ее держать. Картинка перед глазами у Никс рассыпалась на темные и светлые пятна, словно к ней вернулось прежнее затуманенное зрение. Лишившись сил, девушка начала было падать на каменистую землю, однако ее подхватили чьи-то руки.

– Я тебя держу, – донесся откуда-то из непроницаемого марева голос Джейса.

И тут же другая рука помогла Никс выпрямиться.

– Медлить нельзя, – напомнил Канте.

– Как только их страх пройдет, матки могут вернуться, – подтвердил Фрелль.

Девушка почувствовала, как ее несут на руках, Джейс с одной стороны, принц с другой. Она не сопротивлялась, не делала вид, будто у нее есть силы, которых на самом деле не осталось. Сильные руки несли Никс вверх по ступеням, ее обмякшие ноги волочились следом. На какое-то мгновение она лишилась чувств, но тотчас же снова очнулась, сбитая с толку, охваченная паникой.

Ей помог прийти в себя вид Джейса.

Также поспособствовало медленно вернувшееся зрение. Сначала сочная зелень леса, затем отдельные подробности – листья и ветки. Для восстановления сил времени потребовалось значительно больше. Голова Никс по-прежнему безвольно качалась из стороны в сторону.

Наконец алхимик объявил привал.

– Кажется, нам удалось оторваться от визглявок. Можно будет немного передохнуть.

Джейс помог Никс опуститься на поваленное бревно. Последнюю пару шагов она уже сделала самостоятельно. С нескрываемым облегчением девушка свалилась на импровизированное сиденье. Недоуменно оглядевшись вокруг, она увидела лишь стволы гигантских деревьев, кроны которых скрывались в низко нависших облаках. Ни скал, ни каменных стен больше не было. Никс догадалась, что Фрелль увел беглецов из ущелья подальше в лес, прежде чем рискнул остановиться.

«Хвата Матери Снизу…»

Принц также огляделся по сторонам.

– Мы добрались до Приоблачья. Всю свою жизнь я мечтал попасть сюда… – Он пожал плечами. – Проклятие, но только не таким образом!

– Долго прохлаждаться нельзя, – предупредил алхимик. – Нам еще два или три дня пути пешком до Торжища. И эти леса также могут таить в себе опасности.

Джейс оглянулся туда, откуда они пришли.

– А что насчет наших преследователей? Королевский легион, скорее всего, не сможет преодолеть ущелье. – Он обратил к Никс свое бледное испуганное лицо. – По крайней мере, так, как это сделали мы.

– Будем надеяться, что это так, – ответил ему Канте. – Но я хорошо знаю командира Вирлианской гвардии. Анскар наверняка отправил в Вышний почтовую ворону. Раз он знает, какой тропой мы воспользовались, ему известно, куда мы направляемся, и не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что мы пойдем в Торжище.

Наступило угрюмое молчание.

Никс почувствовала на себе взгляды своих спутников.

Фрелль шагнул было к ней, собираясь о чем-то спросить, однако принц остановил его строгим взглядом.

– Потом, – сказал он.

Алхимик кивнул.

Девушка поняла, что ее спутникам хочется расспросить ее о том, что произошло в ущелье, однако все понимали, как она устала. «Хотя передышка тут вряд ли поможет». Никс сомневалась в том, что сможет дать ответ.

Задрав голову, она посмотрела на теряющиеся в облаках верхушки деревьев.

Джейс перехватил ее взгляд.

– Твоего брата нигде не видно. С тех самых пор как… – Он осекся, не договорив.

– Баашалийя… – прошептала Никс.

Словно откликнувшись на свое имя, крылатый силуэт вынырнул из тумана и спустился к ней. Летучая мышь прилетела молча, без свиста и стонов.

«Должно быть, он обессилел, как и я».

Слабо взмахнув крыльями, ее брат стал падать на землю.

Вскочив на ноги, Никс бросилась к нему, с другой стороны поспешил Канте. Вдвоем они осторожно подхватили Баашалийю на руки, следя за тем, чтобы не сломать его хрупкие крылья, и опустили на землю.

Девушка опустилась на корточки, чувствуя, как сердце застряло в горле. Баашалийя лежал на спине, грудь его почти не вздымалась, шея была свернута на сторону.

Фрелль и Джейс присоединились к своим спутникам.

– Что с ним случилось? – спросил парень.

Канте потрогал голову Баашалийи.

– В отличие от нас бедняга не был защищен вонючей жижей. И тем не менее он не оставил нас. И поплатился за это.

Принц показал на черные иглы, торчащие из шеи брата Никс. Засунув пальцы в окровавленную шерсть, алхимик выдернул зазубренное жало.

Канте поднял взгляд на Никс.

– Мне так жаль…

Часть десятая
На ветрах

Не бойся ошибиться. Но бойся оказаться правым.

Назидание, обнаруженное в «Книге мудростей для воспитания мальчиков»

Снова переодевшись в клашанский наряд биор-га, скрывающий лицо и телосложение, Райф неспешно шел по центральному проходу воздушного корабля. Держа в руке пустую плетеную корзинку, он направлялся к камбузу, чтобы забрать холодные блюда, подающиеся в обед. Как правило, еда состояла из твердого сыра, еще более твердого черствого хлеба и бутылочки вина, чтобы запить все это.

Однако сейчас Райф следовал на камбуз, не столько чтобы насытить желудок, сколько чтобы получить информацию.

Вместе со своими спутниками, чааеном-привязанным Пратиком и бронзовой женщиной Шийей, он уже двое суток находился на борту корабля, который назывался «Летучим пони». И вот сегодня утром на дверь их каюты прикололи сообщение о том, что корабль меняет маршрут. Первоначально «Пони» направлялся прямиком к Торговой Переправе, большому городу, раскинувшемуся посреди обширных степей Аглероларпока. Это дикое место, свободное от власти законов, открыло бы Райфу множество способов и средств исчезнуть, возможно, начав новую жизнь.

Но только сейчас корабль через два колокола должен был причалить в Азантийи.

«Зачем?»

Вот что заставило Райфа покинуть каюту, оставив Пратика вместе с Шийей. Известие о предстоящем изменении маршрута не давало ему покоя, особенно если учесть, что в кратком сообщении не было указания на то, как долго «Пони» задержится в Азантийи. Весь план бегства из Наковальни строился на том, что никаких задержек в пути не будет.

Райф представил себе Исповедника Врита, копающегося в сгоревших обломках упавшего клашанского корабля, и его ярость, когда он обнаружит, что бронзового изваяния там нет. Несомненно, взбешенный Врит разошлет во все стороны почтовых ворон, призывая обратить особое внимание на два других корабля, отчаливших в тот вечер из Наковальни.

Райф не мог рисковать тем, что одна из этих ворон опередила «Пони», известив о том, что на борту корабля может находиться вор вместе с украденным бронзовым сокровищем, не имеющим себе равных. Также его беспокоило то, когда именно корабль изменил курс. Неужели все дело снова в невезении, к чему он уже привык, – или речь тут идет о чем-то пострашнее?

Райф пошел по длинному коридору, ведущему от носа к корме. Но так далеко он идти не собирался. Каюта-гостиная, где находились также кладовая и камбуз, располагалась в средней части судна, где проход расширялся. Толкнув двери, Райф оказался в просторном помещении. В нос ему тотчас же ударил смрад потных тел и заплесневелого сыра – хотя отделить один запах от другого было непросто.

Каюта-гостиная была разделена на две половины. Справа тянулись шкафы и полки кладовой, а перед ними стойка, за которой стоял прислужник в небесно-голубой ливрее и рядом с ним угрюмый писец, заносивший в толстую книгу стоимость всего того, что съедал и выпивал каждый пассажир. Конечно, за один-два серебряных эйри можно было побаловать себя лакомствами: сухофруктами, холодным сгущенным молоком с сахаром, солониной. На камбузе имелась также чугунная печка, топившаяся углями, на которой можно было подогреть хлеб или сыр, но это удовольствие стоило пол-эйри. Райф, опустошив свой кошелек наймом каюты для «торговца-имри», не мог позволить себе тратить деньги на подобные скудные радости.

Даже натянув кожаный шлем с вуалью, часть наряда биор-га, Райф опустил лицо, оказавшись в гостиной. Подойдя к кладовой, он украдкой оглядел помещение.

Левая половина представляла собой зеркальное отражение правой, но только стойка на этой стороне ограждала полки с закрепленными веревками пыльными бутылками и ряды фляг и бочонков на полу. Здесь царила старая карга, выдававшая чарки с крепкими настойками, кружки пива и стаканы фруктовых вин. Она предлагала также всевозможные листья для трубок, курить которые можно было только здесь, где за любым огнем бдительно присматривал широкоплечий охранник. Впрочем, никто не возражал против такого пристального внимания: все прекрасно понимали, какая опасность над головой.

Войдя в гостиную, Райф обвел взглядом собравшихся там пассажиров. Их было человек десять, в основном кривоногих гулд’гульцев, но также несколько долговязых аглероларпокцев с обветренными лицами. У последних в рукавах курток имелись вырезы, открывавшие выжженные клейма их рангов. Лица всех присутствующих обратились к вошедшему. Из сотни с лишним пассажиров, направлявшихся на крайний запад, клашанцев была лишь горстка – по крайней мере, как смог определить Райф.

В обращенных на него взглядах читались все чувства от неприязни до неприкрытой враждебности. Все эти два дня Райф обыкновенно посылал за едой Пратика. Это было необходимо для того, чтобы сохранять маскарад. чааен, выдававший себя за члена касты имри и свободно владеющий клашанским языком, мог вступить в разговор, если бы к нему обратился кто-либо из соотечественников. Райф же знал по-клашански лишь несколько слов. Однако, как вскоре выяснилось, эта предосторожность была излишней. Никто из других клашанцев, находящихся на борту «Пони», и не думал заговаривать с Пратиком.

Причина подобной сегрегации была очевидна. На борту нарастало напряжение. Все стали свидетелями уничтожения клашанского судна у причала Эйр-Ригга. Пассажиры относились друг к другу с подозрительностью. Многие укрепились в убеждении, что у подобного жестокого нападения имелись веские основания. Иначе зачем Халендия дерзнула навлечь на себя гнев могущественного Южного Клаша? И, по мере того как «Пони» летел все дальше над бескрайними просторами моря, страхи нарастали, подпитываемые предположениями об ответном ударе, о неминуемой войне. Этим страхам нужна была мишень, и в конце концов козлами отпущения стали немногочисленные клашанцы на борту, говорившие на чуждом наречии и избегавшие общения с остальными пассажирами.

Пратик даже поведал о том, что один из попутчиков плюнул в него. Вообще-то имри не должен был стерпеть подобное оскорбление, однако Пратик промолчал, не желая привлекать к себе внимание. Несомненно, на такое неприязненное отношение попутчиков обратили внимание и остальные клашанцы. Чтобы не возбуждать новых подозрений, они не выходили из своих кают, стараясь свести до минимума общение с другими пассажирами.

К сожалению, Райф сейчас видел, что внезапная необъяснимая остановка в Азантийи довела напряжение до градуса кипения. Все до одного взгляды, встретившие его появление в гостиной, горели недоверием и подозрительностью. Глаза сверкали яростью, словно именно лично Райф был виноват во всем, в том числе в их собственных страхах.

Райф пришел сюда, чтобы как бы невзначай выяснить, известны ли кому-либо причины внезапной необходимости зайти в порт Азантийи. Но за те несколько шагов, которые потребовались ему, чтобы дойти до стойки перед кладовой, он понял не только бесплодность таких попыток, но также и то, что его с большой вероятностью вышвырнут за борт, если он привлечет к себе внимание расспросами.

Райф взвесил мысль просто сойти на землю в Азантийи. Может быть, ему и его спутникам лучше спрятаться прямо под носом у охотников, вместо того чтобы продолжать путь до Аглероларпока.

– Что угодно? – спросил прислужник, когда Райф подошел к стойке.

Поставив на стойку корзинку, Райф протянул расписку.

– Как обычно, – сказал он, притворяясь, что говорит с акцентом, словно халендийский язык ему не родной. – Премного благодарен, – с подчеркнутой вежливостью добавил он.

Подобной любезностью он заслужил лишь хмурый взгляд. Молча забрав у него корзинку, прислужник отвернулся к полкам, набирая снедь. Он двигался подчеркнуто медленно, всем своим видом выражая отвращение. Протянув было руку к свежему куску сыра, прислужник отдернул ее, выбирая другой, старый, с зеленой заплесневелой коркой. Он швырнул сыр в корзинку. Буханка хлеба, последовавшая за сыром, также была покрыта пятнами черной плесени.

Райф притворился, будто ничего не заметил. «Сейчас не время поднимать скандал». У него за спиной нарастал недовольный ропот. Несколько громких голосов были обращены прямо к нему.

– …Проклятые клашанцы…

– …Я говорю, нужно сжечь их всех до одного…

– …Выбросить мерзавцев за борт…

Старый писец за стойкой, чье лицо сморщилось в усталом отвращении, взял у Райфа расписку и отметил, что` ему выдал. Судя по разрезу на рукаве, это был уроженец Аглероларпока. Однако клеймо было рассечено шрамом, указывающим на то, что писца изгнали из его ранга. По-видимому, теперь для него единственным убежищем оставались просторы неба.

– Что-нибудь еще? – ледяным тоном спросил прислужник – этот вопрос он задавал уже несчетное количество раз.

Райф молча покачал головой. Даже если бы у него имелась лишняя монетка, он чувствовал, что сейчас лучше побыстрее убраться отсюда, не дожидаясь, когда расплавится этот твердый как камень кусок сыра.

– Пожалуйста, заказывайте все, что хотите, – раздался у него за спиной приглушенный тканью певучий голос. – Я с радостью заплачý.

Обернувшись, Райф увидел позади еще одну фигуру в расшитом биор-га. Женщина придвинулась к нему, возможно, чересчур близко, очевидно, ища родственную душу среди назревающего в гостиной шторма.

У Райфа внутри все оборвалось.

– Бен… миди, – выдавил он, приветствуя незнакомку по-клашански, стараясь изо всех сил подражать ее распевному говору.

Ему хотелось отказаться от великодушного предложения женщины, но для этого он недостаточно хорошо владел клашанским языком. А рисковать разоблачением Райф не мог. Можно было предположить, какой будет реакция этих заведенных до предела людей, если выяснится, что он не тот, за кого себя выдает. Райф мысленно представил себе долгое падение с кормы корабля в леса Приоблачья далеко внизу. «Пони» как раз пролетал над нагорьем, покрытым бескрайним зеленым морем. Этот полет ознаменует возвращение на родину матери Райфа, хотя сам он предпочел бы обойтись без этого визита.

Стоящая рядом с ним клашанка положила на стойку эйри. Ее рука в перчатке пододвинула серебряную монету писцу и отмахнулась от любых попыток вернуть пол-эйри сдачи.

– За ваши труды и любезное обслуживание, – сказала женщина.

Схватив монету, писец показал ее прислужнику. Тот мгновенно заменил Райфу черствую горбушку на свежий кусок хлеба, и оба они поспешили к чугунной плите.

Клашанка придвинулась к Райфу.

– Раз уж нам придется подождать, пока подогреют ваш сыр… – Певучие нотки исчезли из ее шепота. Острое лезвие уткнулось Райфу в бок, точно в районе почки. – Полагаю, мы сможем поговорить.

Обернувшись, он заглянул в узкую щель, скрывавшую лицо незнакомки. Золотисто-медные глаза, сверкнувшие на него, были ему хорошо знакомы.

Это была Ллира хи Марч.

* * *

Стоя у окна каюты, Пратик в сотый уже раз гадал, что он здесь делает. чааен согласился присоединиться к вору и похищенному сокровищу в надежде преподнести эту ценную добычу Имри-Ка и в награду получить свободу.

Пратик потрогал свой железный ошейник. Он хорошо помнил то счастье, смешанное с ужасом, которое испытал, когда железный обруч сомкнулся у него на горле. На шее до сих пор оставался шрам от раскаленного металла, обжегшего нежную плоть, несмотря на защитную керамическую пластинку. Ошейник говорил о том, что Пратик добился почетной ступени Высшего Прозрения в алхимии, но железный обруч также навеки привязывал его к Реллису им Малшу, его хозяину. Пратик тщетно пытался представить себе, каково это будет – освободиться от тяжести ошейника. Ему казалось, он взлетит в воздух, если его отцепят от этого якоря.

Но даже в этих мечтах надежда смешивалась со страхом.

Пратик опустил руку.

Когда они покидали причал Наковальни, Райф предупредил его о смене корабля лишь в самый последний момент, и ему не оставалось ничего другого, кроме как следовать за вором. Но куда мог привести этот новый путь? Закончится ли он у престола Имри-Ка, как и предполагалось изначально? Или Пратику суждено будет навеки оставаться изгнанником, чааеном, нарушившим свою клятву, несчастным беглецом?

Пратик попробовал высказать свои тревоги гулд’гульскому вору, но тот не ответил ему ничего определенного. «Все еще подвешено в воздухе», – сказал Райф, махнув рукой на корабль, попытавшись весельем смягчить двусмысленность своих слов.

Пратик даже подумывал о том, чтобы обратиться к кому-либо из находящихся на борту корабля клашанцев, раскрыть свой обман, умолять о прощении. Однако он понимал, что этот путь, скорее всего, закончится его смертью, особенно после гибели в огне корабля под клашанским флагом. Отчасти в этой трагедии был повинен он сам.

Но была и другая, истинная, причина, почему Пратик молчал.

Он обернулся к бронзовому изваянию.

Шийя стояла перед другим окном. За прошедшие два дня она редко отходила от этого окна, предпочитая купаться в ярком солнечном свете. Бронзовая женщина даже скинула с себя биор-га, бесстыдно оставшись полностью обнаженной, всемерно открывая себя Отцу Сверху. Под Его светлым взором бронза плавилась, становясь немыслимо теплой и мягкой. Пряди Шийи распадались на тончайшие волоски, которые можно было смахнуть со щеки или заправить за ухо.

Непосвященный, увидев Шийю лишь мельком, мог запросто принять ее просто за загорелую женщину, обладающую исключительной красотой. Только глаза выдавали ее неестественность. Остекленевшие, они светились внутренним огнем, не заметить который было невозможно. Энергия солнечного света превращала небесную лазурь в этих глазах в темную синеву моря, озаренную вспышкой молнии. Пратик находил ее взгляд, когда она снисходила до того, чтобы посмотреть на него, непостижимым и пугающим, и в то же время чарующе прекрасным.