Текст книги "Дождь нашей печали"

Глава двадцать первая

– Присаживайся, позавтракай с нами, – говорит миссис Уилсон.

– Спасибо, Марго, за гостеприимство.

Она присаживается прямо напротив меня. Мне уже немного легче дышать, но непонимание и злость сковали мой разум. Я не хочу ни есть, ни пить, ни находиться здесь. Я просто хочу уйти.

И делаю это.

Извиняюсь, встаю из-за стола и покидаю столовую. Выхожу во двор и опираюсь на перила. Зачем она приехала и как меня нашла? Она знакома с Уилсонами? Как так вообще получилось? Стечение обстоятельств? Настолько?

– Лия, – зовет Салли.

Она подходит ко мне и обнимает со спины. Я делаю пару глубоких вдохов и поворачиваюсь к подруге. Она смотрит на меня с сочувствием и гладит по плечам.

– Ты как?

– Злюсь. Очень сильно. Что она вообще тут делает?

– Поверь, я тоже в шоке.

Я рычу и отворачиваюсь. Я только забыла об ее существовании, приняла тот факт, что ее нет в моей жизни, как она снова тут как тут. Несколько лет ни слуху ни духу, а тут заявляется. Еще и не удивлена меня видеть! Хотя она вполне способна прятать эмоции за своей маской. Зловредная старушка! Будь она неладна.

– Салли, ты не могла бы оставить нас? – спрашивает тут как тут появившаяся женщина.

Салли смотрит на меня, как бы спрашивая нужно ли мне это. Я киваю, что все в порядке, и подруга уходит, закрыв плотно за собой дверь.

Выглядит она, конечно, прекрасно в свои шестьдесят: строгий черный брючный костюм, короткие пепельные волосы, все та же ровная осанка, держится гордо. Часто я ее боялась, а сейчас просто злюсь и обижаюсь.

– Здравствуй, внучка.

– Здравствую, спасибо.

Бабушка фыркает и подходит ближе. Я не делаю попыток отдалиться, а просто стою и смотрю на нее, прямо в ее серо-зеленые глаза. Мы с ней одного роста, так что затруднений держать голову гордо у меня нет.

– Ты совсем не рада меня видеть?

– Я семь лет о тебе ничего не слышала, и готова дальше не слышать.

– Зачем ты так?

– А как я с тобой должна? «Здравствуй, бабушка, иди обниму»?

– Да.

– Не дождешься.

Бабушка протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся у меня прядку волос, но я уворачиваюсь.

– Не нужно меня трогать.

– Я приехала, чтобы увидеться с семьей и друзьями.

– У тебя больше нет семьи.

Как она смеет что-либо говорить о семье? Она не была на похоронах своей дочери и внука, а теперь заявляется и говорит, что приехала повидаться!

– Офелия.

– Ты несколько лет не проявляла к нам никакого интереса. С чего вдруг сейчас решила? – с подозрением спросила я. С меня нечего брать, я без каких-либо денег. Только дом. Но она его получит. Я не позволю.

– Я приехала повидаться с тобой. Я соскучилась.

– А я нет. Я забыла о тебе.

– Не лги.

Я стукнула кулаком по периле, и слезы полились из глаз. От такой несправедливости просто хотелось кричать и плакать, но единственное, что я могла сделать сейчас, – зло сказать:

– Где ты была, когда я в тебе так нуждалась после смерти своей семьи?! Тебя не было ни на похоронах, ни после!

Бабушка поправила волосы и засунула руки в карманы брюк.

– Я не знала, что они погибли.

– Не ври! Просто не ври! Тебе послали кучу писем как бумажных, так и электронных! Ты просто эгоистичная, высокомерная женщина!

Я запускаю пальцы в волосы и шмыгаю носом. До чего же мне больно слышать это. Даже после моих слов она все отрицает, не хочет признавать то, что она плохая мать, плохая бабушка.

– Бабушка, – жалобно говорю я, поворачиваясь к ней, – у тебя погибли дочь и внук…

Я, не веря, смотрю на нее. Неужели она не понимает? Или не хочет понимать? Как можно жить спокойно, зная о кончине своей семьи, а потом спустя год приехать и ездить по ушам родной внучке, которая осталась одна?

– Ты не приехала на похороны… Как ты можешь сейчас говорить мне это все? Скучала? Любишь? Да чушь собачья!

Бабушка качает головой.

– Ты не представляешь, что я испытала.

– Ты будешь рассказывать это мне?! Я осталась одна! Я осталась без ничего! Я не жила, а существовала! А тебя, единственного родного человека, не было рядом! И никогда не было.

– Твоя мама тоже не святая.

– Не смей говорить о ней! Слыша все твои только что сказанные слова, я с мамой полностью согласна.

Я вытираю слезы и оставляю бабушку одну на террасе. Поднимаюсь на второй этаж, захожу в комнату Уилсона и принимаюсь ходить из стороны в сторону, не переставая плакать. Я только успокоилась и приняла тот факт, что у меня только Салли, как появляется она и рушит все. И ладно бы она приняла свою ошибку, извинилась и предложила начать все сначала, съездить на кладбище, положить цветы на могилу, так нет. Бабушка берет и все отрицает, как самая настоящая сволочь. Как так можно? Твоя родная дочь погибла в автокатастрофе вместе с мужем и сыном. Твоя родная внучка осталась одна, скорбящая в одиночестве. Мне тогда нужна была просто поддержка, я верила, что она может приехать, но этого так и не случилось. Если бы не Эрик и Салли, я бы давно уже умерла. А бабушка так спокойно воспринимает это все, слышит и отрицает. Не хочет признавать. Как обычно. Все так, как и было раньше. Ее жестокость никуда не ушла. Раньше она была по отношению к моей маме, теперь будет ко мне.

Спустя минут пятнадцать я лежала в кровати и смотрела в окно. Слезы больше не шли, глаза жутко болели, сопли текли, не прекращая, и жутко хотелось спать. Но я боролась с собой. Завтра я должна буду встретиться с Кристофером. Нужно выглядеть презентабельно.

Раздается стук в дверь, а затем кто-то тихо входит. Это Каспер. Сел рядом со мной и взял меня за руку.

– Как ты? Салли мне частично рассказала о случившемся сегодня.

– Где она? – хрипло спрашиваю я. Откашливаюсь и вытираю сопли платком, который нашла у Уилсона в ящике комода.

– Салли разговаривает с Анной.

Я недовольно фыркаю. Ну вот зачем она? Ее лучше просто взять и выпроводить отсюда. Либо просто меня вынести и отвезти домой, потому что встать я не в состоянии. Не хочу. Хочется просто лежать и ничего не делать, ничего не чувствовать.

– Поговоришь со мной? – интересуется Уилсон.

Я киваю и немного привстаю. Облокачиваюсь спиной на изголовье кровати, отпуская руку Уилсона. Вытираю сопли платочком и собираюсь с мыслями.

– Что ты хочешь знать?

– Анна – твоя бабушка?

– Да. По маминой линии.

Уилсон удивленно поднимает брови и качает головой. Согласна. Поразительное стечение обстоятельств. Сама поверить не могу в то, что подругой миссис Уилсон оказалась именно моя бабушка, которая в Америке-то редко бывает, в основном на родине в России.

– Что у вас с ней за отношения?

– Были нейтральными, а сейчас плохие.

– Судя по тому, как она говорит всем внизу, что скучала по тебе, не скажешь.

Я фыркаю. Ну конечно. Она теперь будет играть бедного родственника, которого эгоистичная внучка не хочет принимать.

– Понимаешь, у моей мамы с детства были очень плохие отношения с бабушкой. Она еще тот тиран. Все, что бы мама не делала, было плохо: оценки, хобби, парни. Когда мама встретила моего отца, любовь с первого взгляда и так далее и тому подобное. Бабушка невзлюбила его. Ненавистью пылала.

Я помню наш разговор с мамой об этом. После звонка бабушки я спросила маму, почему она так не любит бабушку. Тут и начался наш с ней разговор. Я выслушала лишь одну сторону, приняла ее как должное, не выслушав слова бабушки. Может все было иначе, и мама приукрасила немного, но сегодня я убедилась в том, что мне и слушать ее не нужно было. Мама была абсолютно права. Во всем.

– После совершеннолетия мама тут же сбежала от бабушки с дедушкой. Кстати, дедушка вообще был подкаблучником, слушал ее во всем беспрекословно.

– А где дедушка сейчас?

– Умер десять лет назад. Похоронили в России, на родине бабушки. Мама тогда не поехала туда, потому что не хотела видеть свою мать, да и любовью к отцу не пылала. Она не получала от него защиты, на которую рассчитывала.

– Я ее прекрасно понимаю.

– Я тоже. Когда мама и папа начали жить вместе, им было тяжело. Они еле сводили концы с концами. У моего папы родители тоже не фонтан. Они хоть и любили своего сына, но принять тот факт, что он съехался с девчонкой и бросил учебу, не могли. Они тоже умерли, были уже очень старенькими, – добавляю я, чтобы избавить от дальнейшего вопроса.

Каспер положил руку мне на бедро и принялся медленно поглаживать, успокаивая. Я не стала убирать его руку, потому что мне действительно стало чуть легче. Все-таки Уилсон хороший друг и слушатель. Ценю его за это все больше и больше.

– Позже родилась я. Тогда родители взялись за голову: мама нашла работу, попутно нянчась со мной, а папа вернулся к учебе и окончил, кстати, на отлично.

– Был умным?

– Очень. Я каждый раз гордилась им, когда он сваливал наповал моих друзей своими историями. – Я с улыбкой вспоминаю такие вечера. Так хочется вернуться туда. Все, о чем я мечтаю. – Потом уже и бабушка моя их отыскала, узнала, что у мамы уже есть ребенок. Пыталась как-то наладить контакт, мама решила дать ей шанс. Она у меня очень добрая. Но бабушка снова включала своего тирана уже и ко мне, не только к маме.

– Она била вас?

– Маму да. Меня же мама в обиду не дала.

– Самое ужасное – когда родители поднимают руку на своих детей, которые не могут дать отпор.

Я смотрю на Уилсона и понимаю, что и ему это знакомо. Возможно, биологический отец не только свою жену бил, но и сына. Маленького и беззащитного.

– Я очень благодарно своим родителям за то, что не знаю, что такое насилие. Они растили меня и Алекса в такой любви, что я и представить не могла, как в других семьях бывает.

– Почему Анна приехала сейчас?

– Я не знаю, – пожимаю плечами. – Как семь лет назад она уехала, так и все. Перед похоронами Салли и ее родители выслали бабушке несколько электронных писем, написали в социальных сетях и даже отправили пару бумажных писем, чтобы до нее точно дошла информация и она смогла прилететь на похороны своей дочери, зятя и внука.

– Но…?

– Но она не приехала. Просто проигнорировала этот факт. И спустя несколько месяцев она опять же не появилась. Вот только сейчас объявилась.

– Может она была занята?

– Шутишь что ли?! Что может быть важнее похорон дочери?

Уилсон сжимает мою руку и просит прощения. Я не обиделась на него. Не за что.

– Она сказала, что я не знаю, что она испытывала все это время. Но как она смеет говорить это и при этом отрицать смерть мамы? Она не знает, что испытывала я все это время.

– Ты можешь ставить свои проблемы выше ее. Для каждого свой уровень боли, проблем. Может ей действительно было тяжело. Может она просто не могла смириться со смертью единственного ребенка и поэтому не приезжала.

Я упряма. Очень упряма. Я не хочу верить в то, что все те слова были сказаны на эмоциях от осознания смерти дочки. Как бы то ни было, это не отменяет того факта, что видеть я ее не хочу и что она бросила меня. Одну. Заставила справляться со всем в одиночестве.

– Вам, наверное, стоит поговорить с ней. Разумно. Без криков и слез. Без ссор и ругани. Просто спокойно сесть и все обсудить. У нее явно есть какая-то цель приезда, а тебе хотя бы станет легче, если ты выговоришься с ней наконец-то. Выскажешь все то, что накопилось в тебе.

Возможно Каспер прав. Может нам нужно сесть с бабушкой и поговорить. Но у меня такая сильная обида, что видеть мне ее совершенно не хочется сейчас. Она способна вывернуть ситуацию так, что виноватой останусь либо я, либо мама. Но правды я не узнаю, так как сказать ее или подтвердить уже некому.

– Знаешь, Каспер, иногда мне кажется, что, кроме тебя, меня никто не понимает. Что-то типа родственных душ. Направляешь меня на путь истинный.

– Пытаюсь дать тебе то, в чем ты нуждаешься сейчас. Поддержку.

– Спасибо.

Я наклоняюсь чуть вперед и целую в щеку. Прямо рядышком с уголком губ. Мы встречаемся взглядами, и сердце пропускает удар.

Глава двадцать вторая

– Я так хочу тебя поцеловать, – шепчет Уилсон.

Я упираюсь головой в плечо и качаю ею. Как же тяжело.

– Мы не можем, не можем.

– Мы – муж и жена, – говорит он с улыбкой.

Я хмыкаю и снова качаю головой. Шутки шутками, но это не смешно вообще.

– Только по документам.

Уилсон вздыхает и обнимает меня, утыкаясь носом в мою шею. Я не могу находиться с ним настолько близко. Желание поцеловать действительно непреодолимое. Он настолько хороший, красивый, милый и сексуальный мужчина, что я не понимаю, как до сих пор держалась, живя с ним, спав в одной кровати.

– Меня ждет разговор с бабушкой, – говорю я, прерывая тишину.

Он отстраняется, кивает и отпускает меня. Я встаю, провожу ладонями по лицу, размазывая соленую влагу, и переделываю небрежный пучок. Выгляжу явно не лучшим образом, но прихорашиваться я не собираюсь. Пусть видит каково мне.

Салли и бабушка были на заднем дворе. Они сидели возле кустов миссис Уилсон за столиком и разговаривали, попивая кофе. Явно не о приятном, учитывая выражение лица моей подруги. Когда я подошла к ним, они тут же замолчали и посмотрели на меня: Салли с сочувствием, а бабушка с удивлением. Что, бабуля, не нравится мой внешний вид?

– Салли, можешь оставить нас? – спрашиваю я, садясь напротив бабушки.

Подруга сначала сомневается стоит ли это делать, а потом все-таки встает и покидает двор, заходя в дом. Она не идет завтракать или еще куда, она просто стоит за стеклянной дверью и смотрит на нас, чтобы в случае чего тут же прийти мне на помощь. Зная свою бабушку, думаю, Салли делает правильно.

– Я хочу поговорить с тобой сейчас спокойно и без утайки чего-либо. Сможешь?

За всю жизнь я видела ее от силы четыре раза и не могу сказать, когда она лжет, а когда нет. Я просто хочу довериться ей хотя бы сейчас и попросить не лгать мне. Мы все-таки должны расставить все над «i» и начать двигаться дальше.

– Давай.

– Зачем ты приехала? – тут же спрашиваю я.

– Я уже говорила: повидаться с семьей и друзьями.

Я смотрю ей в глаза и – хоть убей – не понимаю, врет она или нет. Ее лицо просто непроницаемо. Невозможно понять, либо я просто не разбираюсь в людях.

Бабушка достает пачку сигарет и зажигалку. Она курит? Не говорите мне, что еще и вечерами она попивает виски. Бабуля не промах! Все действия настолько натренированные и элегантные: зажимает сигарету губами, поджигает, придерживая двумя пальцами, и выдыхает табачный дым.

– Ты знала о смерти мамы, – скорее утверждаю, чем спрашиваю, я.

– Знала. Я получила все письма.

Я задыхаюсь от возмущения. Зачем нужно было лгать? Просто сказала бы как есть и все. Нет, не стала. Разыграла передо мной спектакль о бедной старушке, которая ничего знать не знает. Я хмурюсь и отодвигаюсь немного назад: противный дым доходит до меня из-за легкого ветерка на улице.

– И давно ты куришь?

– Тебя действительно это интересует? – спрашивает она и снова выдыхает дым.

Я не отвечаю. Если я спросила, значит, не просто так.

Бабушка смотрит на меня, затем не выдерживает и отвечает:

– После того, как узнала о смерти дочери и внука. Алкоголь – не вариант, пришлось прибегнуть к другому способу.

Я фыркаю. Ну конечно. Есть же все два варианта, чтобы справиться с болью – курение или алкоголь. Хорошо, что не наркотики. Скрещиваю руки на груди и задаю следующий вопрос:

– О какой семье речь, если ты знаешь, что у тебя больше нет дочери?

Бабушка посмотрела на меня, как на идиотку. Если она имеет в виду меня, то явно опоздала: внучки у нее теперь тоже нет.

– Ты нужна мне была год назад. Сейчас уже поздно что-либо предпринимать.

– Конечно же, – с ухмылкой отвечает она и опускает голову. – Ты теперь замужем. За сыном моей подруги.

– Я не знала, что Уилсоны – твои знакомые.

– Я заметила.

Еще бы она не заметила. Мою реакцию на нее все заметили. Если честно, уже по части этого разговора я прекрасно понимаю, что ничего толкового не выйдет. Она не признает вину. И не признает. Я смотрю на нее и не чувствую ничего, кроме обиды. У меня нет к ней любви, да и не было, наверное, никогда. Даже когда она приезжала, я не чувствовала, что она моя бабушка. Ощущалось, будто просто знакомая родителей приехала.

– У меня с твоей матерью всегда были напряженные отношения. Казалось, что она не моя дочь вовсе. Уж настолько мы были разные. Она пошла в своего мягкотелого отца характером.

– А ты не думала, что проблема в тебе? – огрызнулась я.

Какое она имеет право говорить о моей матери в таком тоне? Она не участвовала в ее жизни почти тридцать лет, а то и больше. У моей мамы был потрясающий характер, я так ею гордилась, горжусь и буду гордиться. Все удары судьбы она принимала спокойно, рассуждала как умный и здравомыслящий человек. За это, и не только, папа ее и любил.

– Я реалистка, Лий. Пыталась воспитать дочь такой же, чтобы не было этих «розовых очков», слез от несправедливости. Жизнь несправедлива с нами, всегда.

Мне тут сложно поспорить. Моя семья лежит в земле, а меня бросил парень, и я вышла замуж по договору. Где уж тут справедливость? Возможно бабушка и права, что собиралась воспитать маму, смотрящую на жизнь реально, но не умела, видимо. Получилось как получилось.

– Явно ты делала это неправильно.

Бабушка докуривает сигарету и бросает ее в кружку с недопитым кофе. Та потухла и легкий дымок поднялся над кружкой.

– Мелисса жила мечтами.

– А что в этом плохого?

– А в том, дорогая моя, что не всем мечтам свойственно сбываться. Жизнь такую оплеуху может отвесить, что ты сядешь на попу ровно и будешь сидеть в шоке и думать: «А почему? А как?».

– Мы сами строим свою жизнь.

– Хоть одна из твоих мечт сбылась?

Я замолчала. Нет. Ни одна. У меня нет счастливой семьи с Эриком, нет родителей, нет брата, нет загородного домика с собакой. Может в дальнейшем это и появится, но если нет? Что тогда?

– Еще не вечер, как говорится, – говорю я, не показывая, что признаю бабушкину правоту. Не права она, не права. Если в ее жизни не сбылись мечты, это не значит, что и у других не сбудутся. Надо жить и верить, что все будет хорошо. Да, сейчас черная полоса, но потом должна обязательно пойти белая. Закон жизни.

– Может и так. У тебя и муж с отличной семьей, и подруга, всегда готовая тебе помочь.

Я с жалостью посмотрела на бабушку.

– Если у тебя этого нет, чья вина? Жизни? У тебя была бы семья, если бы ты перестала смотреть на вещи реально.

– Пойми ты, я думала о своей семье, когда принимала предложение открыть свой бизнес у себя на родине. Но Мелисса не оценила это, не захотела поехать со мной.

– Ты с детства ее прессовала. Никто бы не захотел такого продолжения своей жизни. Ей хотелось свободы, ей хотелось быть со своим мужчиной. И тем не менее, ты могла бы хоть как-то наладить с ней общение и общаться по переписке и звонкам. Многие так и живут и ничего, все в порядке.

Бабушка достала телефон из кармана пиджака, разблокировала его, что-то быстро понажимала, а потом пододвинула со злостью ко мне.

– Смотри, смотри сколько я писала своей дочери.

Я взяла ее телефон. Она открыла мне свою почту. Во вкладке «исходящие» была папка под названием «дочь». Там была куча писем от бабушки, предназначающие моей маме. Многие были датированы десятилетней давности, некоторые практически свежие. Последнее сообщение, которое бабушка написала маме, было: «Привет, Мел, как там внуки?»

Я листала и не верила глазам.

«Мел, как ты? Почему не отвечаешь на звонки?»

«Мел, папа умер. Похороны третьего числа, приедешь?»

«Я понимаю, что ты не хочешь со мной говорить, но хотя бы просто напиши, приедешь ты или нет?»

«Как там дети?»

«Я скучаю, Мел.»

Я все это читала и слезы вновь начали скатываться по моим щекам. Я просто не верила. Мама не могла так поступить. Она всегда была доброй, учила делать хорошие поступки. Да, она говорила, что бабушку никогда не простит, но, чтобы игнорировать ее сообщения, игнорировать похороны своего отца, которого она, по ее словам, любила? Это жестоко.

Я отдала телефон обратно бабушке и, облокотившись на стол локтями, закрыла глаза руками. Что мне теперь делать? Я не знаю, что я сейчас чувствую. С одной стороны, мне жаль бабушку, что мама так с ней поступила, но с другой, я все равно не могу ее простить за то, как она поступила и с мамой, и со мной.

– Лий, не плачь. Все уже в прошлом. Жаль только, что я так и не успела ее увидеть.

– Почему ты не пыталась связаться со мной или Алексом? – шмыгая носом, спросила я. – Ты думаешь, мы бы не помогли вам помириться?

– Вы детьми были. Что вы можете? Я не собиралась взваливать на вас эти проблемы. Если она не соизволила прилететь на похороны отца своего, то о чем вообще речь?

– Ты поэтому не прилетела на ее? Из-за обиды?

– У меня бизнес в России. Я не могла его тогда оставить, просто не на кого. Это сейчас я нашла себе потрясающего заместителя, который все понимает в моих делах и желаниях.

– Мама плохо поступила, согласна, но ты тоже хороша. У тебя погибла дочь, внучка осталась совершенно одна, а ты там дела свои решаешь?!

– Ты была не одна, с тобой были твои друзья.

– Да как ты не понимаешь?! Мне нужен был близкий человек рядом, последний оставшийся член семьи, чтобы мы могли вместе разделить это горе. Ты представить себе не можешь, что я чувствовала тогда, когда разом потеряла всех!

Я встаю и вытираю слезы. Только у меня появилась надежда на то, что она сможет принять свою неправоту, извиниться, у бабушки вновь начинает играть старая пластинка. Судя по ее сообщениям, она хотела примирения с дочерью, но ничего, кроме сообщений, не сделала для этого. Просто отсиживалась в другой стране, обижалась и строила свой бизнес. Родитель года, что еще сказать.

– Я поступила неправильно, оставив тебя. Сейчас я хочу все загладить.

– А ты уверена, что мне нужно это? Когда я поняла, что ты не приедешь, я научилась справляться без тебя. Так что прекрасно обойдусь без твоей помощи.

С этими словами я ухожу, оставив ее, сидящую за столиком с телефоном в руках.