Текст книги "Властелин Некронда"

10

Пип храбро загородил собой Брид. Кольцо взмыленных лошадей смыкалось – морда к морде, бок к боку. И некуда бежать, не протолкнешься. Охотники торжествующе улюлюкали. Хлысты щелкали, отгоняя собак.

На Пипа навалилось разом пятеро противников. Паренек вырывался, брыкался, даже кусался – но все равно не смог помешать одному из всадников – тому самому, широкоплечему мрачному здоровяку – ухватить Брид за шиворот и вздернуть в воздух. Девушка невольно отпустила Ренауда. Хотя она сопротивлялась и барахталась, точно дикий кролик, но что может сделать такая тростинка? Силач без малейших усилий швырнул ее поперек седла. Острая лука впилась девушке в живот, да так, что аж дух перехватило.

Брид впилась зубами в ногу всадника. Без толку, толстая кожа штанов надежно защищала его. Тогда девушка укусила коня. Тот заржал и взвился на дыбы, и она стиснула зубы еще сильнее – но была награждена таким ударом по затылку, что ее затошнило от боли. Голова Брид мотнулась и тяжело стукнулась о бок коня. От резкого движения девушка прокусила себе щеку, во рту появился вкус крови.

Ее крики потонули в негодующих воплях Пипа.

– Паршивые ублюдки! – ревел он, пока всадники пытались скрутить его. – Да что за гнусная земля такая? Куда ни пойди, всюду вы, кеолотианцы, нам проходу не даете!

– Отец, слышите? – воскликнул молодой дворянин. – Эти эльфы, эти осквернители могил родом-то из Бельбидии.

Брид смутно удивилась тому, что кто-то мог принять Пипа за эльфа.

Забросив погоню за оленем, охотники принялись дружно выкапывать из земли Ренауда. Оправившись от потрясения, что он, оказывается, жив, они взгромоздили его на круп коня. Принц так вопил от ужаса, что мог бы напугать и самое отважное сердце. С Хардвином кеолотианцы обошлись тем же манером и, созвав псов, пустились в обратный путь к тракту.

Брид так и болталась вниз головой. От тряской рысцы коня бедняжку затошнило, кровь гулко застучала в ушах, перед глазами мелькала, сливаясь в одно пятно, палая листва. Через какое-то время отряд замедлился, тропа резко пошла вверх. Из земли тут и там выпирали кривые корни. Лошади тяжко храпели и фыркали, неуверенно нащупывая дорогу вверх по круче. Брид обратила внимание, что деревья вроде бы стали редеть, корней тоже стало меньше, да и те скрывались в траве.

Скоро подъем кончился, пленницу обдало внезапным порывом свежего воздуха.

Она попыталась поднять голову. Отряд выехал на плоскую вершину холма, откуда открывался превосходный вид на лесистую равнину. Меж деревьев петляла темная река. Но как ни изгибалась Брид, все же не смогла разглядеть за потной шеей жеребца, что же там, впереди. Внезапно дворянин резко вздернул пленницу наверх – и она увидела прямо перед собой серую отвесную стену. Над опускной решеткой ворот пронзала небо узкая башенка.

Барбакан был украшен ярким крестом. На врезанном в камень щите изображались баран и козел, сплетшиеся рогами в жестоком поединке. Брид немедленно вспомнила, что на кинжале, торчавшем из груди Турквина, красовался ровно тот же герб. Хотя эти земли находились еще в Троллесье, отсюда недалеко было и до Козьего Края. Должно быть, предположила девушка, замок – что-то вроде пограничной заставы во владениях какой-нибудь очень важной персоны. Ворота открылись, и навстречу охотником выбежали крупные черномордые псы.

После приглушенного стука по мягкой лесной подстилке копыта коней особенно громко зазвенели по камням мостовой. Пустая площадь в центре замка заполнилась этим звоном. Ему вторил торопливый перестук шагов – то слуги ринулись принять у господ поводья рвущихся к яслям скакунов. Брид обратила внимание на то, что слуги величают старшего дворянина бароном Кульфридом, а его сына – сиром Ирвальдом.

Барон бесцеремонно поволок за собой Брид, а двое самых рослых слуг ухватили Пипа. Мальчик уставился на одного из кеолотианцев с таким видом, точно видел его не впервые. Проследив за его взором, Брид сумела разглядеть высокого мужчину, что наблюдал за ними с другой стороны двора. Взгляды их встретились. Незнакомец быстро потупился и спешно ушел.

Пытаясь оценить, куда же они попали, девушка обвела взглядом двор – и натолкнулась на пристальный взгляд баронского сына. Она улыбнулась про себя: вот где таится путь к спасению. Как и полагается юной леди в подобных обстоятельствах, она обратила к нему огромные, залитые слезами зеленые глаза и по-кеолотиански взмолилась о помощи.

Похоже, в теле воина обитала душа нежная и чувствительная. Наследник крепости не отрываясь смотрел в ясные очи пленницы.

– Пожалуйста, – снова взмолилась она, но сир Ирвальд уже отвернулся, получив какие-то указания от своего хмурого папаши, который по-прежнему пребольно сжимал плечо Брид.

Барон Кульфрид поднял пленницу повыше, демонстрируя объект своей ярости собравшимся челядинцам и дворянам.

– Гнусная фея, нелюдь, в моих же собственных владениях! – прогремел он. – И как мы поступаем с подобным отродьем? Устраиваем потеху и выставляем вон из наших земель! – Он одним рывком разорвал тунику девушки. – Что там под грязью, плоть или деревяшка?

При виде нежной бледной кожи и соблазнительных округлостей женского тела барон аж заурчал. Мотнув головой, Брид наконец умудрилась яростно укусить его за палец.

– В темницу, со всеми прочими! – прорычал Кульфрид. – Денек-другой в камере укротит эту злючку, научит ее доставлять удовольствие, а не боль.

Не дрогнув и не сопротивляясь, девушка позволила отвести себя глубоко в подземелья замка. Она уже знала, что делать. Главное – отыскать остальных, тех, кто еще закопан в могилах, а потом вместе с Кимбелин и Ренаудом вернуться домой, чтобы освободить Керидвэн – ну и, конечно, Бранвульфа. Брид стиснула зубы. Что за невезение: спастись от чародеев только для того, чтобы тут же угодить в лапы какого-то неотесанного кеолотианского барона.

Но нет, нельзя предаваться такой роскоши, как жалость к себе. Морригвэн учила цепляться за любую возможность обратить зло в добро. Да и у нее самой, у Брид, еще остались кое-какие способности. Пусть сила высшей жрицы и покинула ее, зато женская сила достигла расцвета.

Брид всегда радовалась тому, что красива. И вовсе не потому, что ею восхищались, не из-за власти над людьми, которую дарила красота, – а просто из любви к природе, что так щедро одарила ее.

Пленников швырнули в холодную камеру с высоким сводчатым потолком. Стены испещряли надписи, выцарапанные прежними узниками. Хардвин согнулся, его начало рвать. Кеолотианский барон и его сын, пожелавшие лично проследить, чтобы темницу хорошенько заперли, глядели на него в ужасе.

– У этих двоих, кажись, трясучка. Но мальчишка и эта девка? Вдруг они какие-нибудь небывалые расхитители гробниц или, того почище, лесные демоны, порождения могильной земли? Может, вызвать священника, чтобы почитал над ними молитвы? – встревоженно спросил сир Ирвальд по-кеолотиански.

– Пфа! Чего доброго, священник велит их сжечь, а я этого не хочу. Кем бы они ни были, они – бельбидийцы, а значит – шпионы. Уж я-то выведаю, зачем они сюда явились, недели не пройдет, как выведаю! – прогрохотал владелец замка.

У его сына вид был более обеспокоенный. Молодой дворянин открыл рот, точно собираясь что-то сказать, но, видно, предпочел оставить свои мысли при себе и промолчал. Брид украдкой кинула на него выразительный взгляд. Сир Ирвальд нервно улыбнулся в ответ, но тут же нервно дернул головой: Хардвин привалился к стене и сполз по ней на пол. На губах его выступила пена.

– Что с ним за напасть? – в ужасе спросил Пип. Брид попыталась было успокоить писцерийца, но при ее приближении несчастный лишь сильнее развопился.

Девушка пожала плечами и отошла.

– Не знаю. Мы с тобой просыпались медленно и вдвоем, при этом понимая, что все, что нам пришлось пережить, – лишь наваждение. А Хардвина мы вытащили спящего и он, кажется, все еще околдован.

– Совсем спятил, да? – уточнил Пип. Брид печально кивнула, глядя на Хардвина, который в страхе лопотал что-то неразборчивое.

– Прости отец, – стонал он, судорожно размахивая руками, как будто тонет и никак не может выбраться на поверхность. – Прости. Я тебя разочаровал.

Его бред подействовал и на Ренауда. Тот, правда, не вопил, зато весь затрясся и уставился себе под ноги. Брид от всей души жалела принца и молодого писцерийского дворянина, но ей было не до них. Внутри разрастался свой собственный страх. Горло сжалось, стало трудно дышать. Халь, Халь все еще лежит где-то там, под землей.

– Брид, что нам делать?

Пип напряженно ждал ответа юной жрицы. Но как раз ответа-то у нее и не было.

– Разве ты не можешь хотя бы помолиться? – сердито прошипел паренек, злясь на ее молчание. – Уж тебя-то Великая Мать должна послушать.

Девушка поглядела на него, стараясь улыбаться как можно загадочнее. О, если бы только люди поняли… Великая Мать не откликается на каждый скулеж о помощи. Она дала людям жизнь, а эти неблагодарные смели вообразить, будто могут просить о чем-то еще. Смешно!

– Нет, Пип, молитва – дело совсем другое. Это скорее вроде честного разговора с самим собой, когда стараешься овладеть своими внутренними резервами и сосредоточиться на том, что тебе действительно надо. Это учит тебя жить и достигать чаемого. Молитва – средство избежать самообмана.

– Ты хочешь сказать, что нет никакого толку молиться?

Брид раздраженно фыркнула.

– Ну, разумеется, есть! Во-первых – и это главное! – дабы воздать хвалу и благодарность Великой Матери. Дабы напомнить себе, что мы отнюдь не хозяева этого мира, что лишь Великая Мать даровала нам милость ступать по Ее землям и наслаждаться Ее благодатью. Мы молимся, дабы покрепче усвоить, как мы малы и ничтожны.

По этой части у самой Брид были немалые проблемы, хотя она старалась каждый день напоминать себе сию простую истину. Да, она знала, что является всего-навсего мельчайшим зубчиком колеса человечьих судеб. Но ведь она – Одна-из-Трех. Брид сознавала, что власть и сила дарованы ей лишь для того, чтобы служить остальным во славу Великой Матери, а не чтобы поклонялись ей самой. Но иной раз так трудно не порадоваться, что тобой восхищаются…

Потому-то Брид и боялась Спара. Каждую минуту, каждую секунду, что они проводили вместе, он вводил ее во грех, учил тщеславию. Он боготворил ее. А вот Халь – нет. Халь ее вожделел. Халь смеялся над ней. Халь с ней препирался и пикировался. Он пытался превзойти ее, победить, взять над ней верх – и девушка наслаждалась подобным вызовом. За это она и любила его не только как женщина, но и как равный равного. Он смел и бесшабашен. Спар тоже… но только не с ней.

И все же Брид любила Спара, восхищалась им. В глубине сердца она виновато признавалась себе – хорошо бы Халь кое в чем походил на своего племянника. Но тогда Халь был бы уже не Халем. И тоже неизбежно начал бы поклоняться ей – еще чего не хватало! Ох, как же она его любила!

До головокружения волнуясь за жениха, Брид глядела на хнычущих Хардвина с Ренаудом. А вдруг, если ей и удастся найти Халя, он будет в таком же жалком состоянии?

– Этот тип! – внезапно выпалил Пип, выводя ее из задумчивости.

– Какой еще тип? – не поняла Брид.

– Да тот, во дворе. Я вспомнил, где уже видел эту рожу. Заметила – этакий тощий верзила? Он входил в отряд эскорта.

– Не может быть! – запротестовала Брид. – Их же всех перебили.

– Кроме тех, кто сидел в засаде, – напомнил ей паренек. – Должно быть, он один из людей Тапвелла, которые присоединились к разбойникам и помогли похитить принцессу Кимбелин.

При звуке имени Тапвелла Ренауд пронзительно закричал, и тощий верзила вылетел у девушки из головы. Брид хмуро поглядела на принца. И что же его так терзает? Судя по всему, Хардвин с Ренаудом страдали от новых кошмаров, еще более тяжких, чем прежде. Похоже, Хардвин боялся воды. То-то был бы позор для его отца, ведь барон Писцеры в буквальном смысле слова выудил свое богатство из штормовых морей западного побережья Бельбидии. С ним-то все ясно – но какой же кошмар преследует Ренауда? Змеи? Огонь? Во всяком случае, что-то совсем у него под ногами. Ах вот оно в чем дело! Страх высоты. Принцу казалось, он вот-вот сорвется и упадет. Надо что-то сделать, чем-то ему помочь!

– Ренауд, – негромко позвала девушка.

Принц вскинул голову, словно какой-то частицей разума чуя ее присутствие, но колени у него тотчас же подогнулись, и он вновь уставился под ноги. Пип, преисполненный желания помочь, осторожно положил ему руку на плечо.

Несчастный в ужасе заорал:

– Нет! Нет! Не толкай меня! Отойди!

Похоже, ничем помочь ему Брид с Пипом не могли. Девушка села в уголке, надеясь, что ее вот-вот осенит. А вот Пип не сдавался. Он повернулся к Хардвину.

– Дурак ты, дурак. Вовсе ты и не тонешь. Просто навоображал себе невесть чего – вот и все.

Для вящей убедительности паренек даже встряхнул Хардвина, но тот, не глядя на него, прижался к стене, отчаянно вереща. Пип снова подскочил к Ренауду.

– Сир, поверьте мне. Нет тут никакой пропасти.

– Отстань! Пошел вон! – в панике завизжал принц.

Крики Хардвина внезапно оборвались. Встревоженная Брид вскочила и бросилась к нему. Писцериец сидел, привалившись к стене и свесив голову на грудь. И не дышал! На глазах потрясенной девушки губы Хардвина посинели, а потом полиловели. Он умирал! Брид звонко хлопнула его по щекам, чтобы привести в чувство. И как только она позволила Пипу вмешиваться? Мальчишка лишь усилил кошмар до той стадии, когда Хардвин не мог более ничего выносить.

Разорвав ворот рубахи дворянина, Брид открыла ему рот и, припав губами к его губам, принялась вдыхать воздух в грудь несчастного. Но Хардвин не шевельнулся. Лицо его залилось синевато-серой бледностью, руки в руках девушки висели безжизненно и холодели с каждой секундой. Брид с ужасом глядела на него. Умер! Умер от страха, думая, будто тонет.

– Ах ты, идиот! – набросилась она на Пипа.

– Я тут ни при чем, – пролепетал он, силясь снять с себя вину.

– В самом деле? – Брид понимала, что несправедлива к пареньку, но не могла сдержаться. – Ты напугал его.

– Я пытался помочь!

– Что ж, больше не пытайся.

Паренек надулся и отошел в дальний угол камеры, к двери. Брид стало его жалко. Он и впрямь не виноват – вся вина на ней. Почему она не отследила ситуацию? Разве можно надеяться, что такой мальчишка, как Пип, не наделает глупостей? Она должна была предвидеть последствия его поступков. Девушка печально поглядела на Хардвина, откидывая волосы с его пухлого лица.

– Бедняга. Он ведь так старался. Он был славным человеком, стойким и верным, настоящим бельбидийцем…

Отчаянные вопли стражников за дверью заставили ее замолчать.

– Они думают, это ты его убила! – воскликнул Пип. – Думают, ты высосала из него жизнь. Ну, вот и все! Теперь они точно решат, будто ты – злой дух. Сожгут тебя, не иначе.

Слова его звучали безжалостно, но в голосе Брид расслышала самый настоящий страх за ее жизнь.

На крики стражников явился сам барон Кульфрид. Приказав солдатам убрать тело Хардвина, он сшиб Ренауда на пол, где тот и остался лежать, цепляясь за трещины в каменных плитах, точно это был отвесный утес. А барон уже напустился на Брид:

– Ведьма! Ведьма, убийца, лазутчица! – проревел он по-бельбидийски, обвиняюще указывая на нее. Брид подивилась, как бегло он говорит на ее языке – она и не думала, что кеолотианец может достичь такого совершенства в бельбидийском. – Кто, как не лазутчица! Бельбидийцам нечего делать в моих лесах, и бельбидийцам нечего учить наш кеолотианский язык. Всяк знает, что бельбидийцы никогда не разговаривают на чужих языках, разве что какие книжники, а их раз, два и обчелся. Значит, ты специально явилась сюда шпионить да вынюхивать!

Он сгреб Пипа за ворот и отшвырнул в сторону, а потом, одной рукой ухватив Брид, прижал ее к стене, угрожающе заглядывая в глаза пленницы.

– Лазутчики! – повторил он.

Девушка лихорадочно соображала. Почему вдруг барон так убежден, что они лазутчики? И почему в его глазах плещется страх? Уж не боится ли он, что они обнаружили его кинжал, которым было совершено преступление?

– Помогите! Помогите! – вопил Ренауд, прижимаясь к полу. – Умоляю, не скидывайте меня! Втяните меня обратно! Умоляю! Втяните меня наверх, к остальным, я не хочу падать!

Выпустив девушку, барон Кульфрид подозрительно уставился на Ренауда.

– Остальные! Эта ведьма со своим подручным небось зарыли еще многих. Надо найти их! Я вызнаю, что замышляют эти шпионы! Все эти припадки, безумие и язычество – лишь маскировка, притворство, чтобы я испугался их и отпустил на волю. Надо найти остальных! Обыщите лес, – рявкнул он на солдат.

Запертые в холодном подвале, куда пробивался лишь крошечный лучик тусклого света, Брид с Пипом уныло слушали стенания Ренауда. Его крики буквально сводили с ума. Даже собаки по всему замку и те развылись. Все эти тоскливые завывания угнетали Брид, усиливали ее душевные муки. О, вдруг кеолотианцы найдут Халя и бросят его сюда – такого же, как Ренауда: со сломанным, потерянным духом, затуманенным разумом!

– Ренауд, ну пожалуйста, – взмолилась она. – Пожалуйста, послушай. Бояться совершенно нечего.

Принц не отозвался. Может, хоть песню-то он услышит? Ведь плачущий ребенок, не слушающий никаких увещеваний, так часто отвлекается на песню, успокаивается и уже способен выслушать доводы разума. Брид знала – голос у нее ничуть не хуже лица, такой же обезоруживающе прекрасный. Быть может, песня, которую пела принцу его мать… Брид лихорадочно вспоминала какую-нибудь колыбельную.

 
Луч солнца ласкал, а дождь поливал
Колосья, что вызрели в поле.
Спи, мой родной, под ясной луной
Волки…
 

Но при первом же упоминании о волках Ренауд завопил с новой силой. Похоже, его кошмар достиг новых высот ужаса.

– О нет! Нет! Волки! Повсюду волки! Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!

– Да не волки это. Собаки, – досадливо произнес Пип. – Обычные собаки.

Брид как-то не думала об этом, но в замке и впрямь было невероятно много собак. Помимо дирхаундов девушка видела крупных черномордых псов, выведенных не иначе как для медвежьей охоты.

– Пип, – горестно промолвила девушка, прижимаясь к пареньку, чтобы согреться, – что же нам делать? Он обнял ее.

– Не волнуйся, Брид, я тебя защищу. Ты ведь родом из леса, как моя сестра Май, а я никогда не позволю обидеть ни одну девушку из Кабаньего Лова, – беззаботно проговорил он, пытаясь скрыть смущение: Брид в его объятиях после того наваждения, коему стала невольной свидетельницей.

Девушка прильнула к нему. Какой же маленькой и беспомощной она себя чувствовала! И даже чуть-чуть смешной – ну, в самом деле, не смешно ли черпать силу из простого мальчика. Всю эту ночь они то засыпали, то просыпались, со страхом прислушиваясь, не вернулся ли поисковый отряд. Однако начало светать, а кеолотианцы не объявились. Ренауд все так же цеплялся за щели в полу, пальцы у него побелели от напряжения.

– Я больше не могу! Внизу волки, черногривые волки. Рэвик, я же говорил тебе, не надо облагать народ такими налогами, это добром не кончится. Погляди только, что со мной сталось! Брат, послушай меня. Я говорил, что они люди хорошие, ничем не хуже остальных бельбидийцев, а ты допустил, чтобы королевство распалось на два лагеря. Помоги мне, Рэвик, помоги. Не дай им сбросить меня со стены волкам на растерзание!

– Ему мерещится, будто он в Торра-Альте, – завистливо протянул Пип. – Эх, мне бы такой дивный сон.

Рог протрубил сигнал тревоги, и двор над темницей наполнился стуком подков и топотом бегущих ног. У Брид сердце готово было выскочить из груди. Халь где-то здесь, рядом. Для нее близость возлюбленного воспринималась, как если бы по замку расходился гул магии, дрожь, отдающаяся в самих каменных стенах, как будто воздух кругом пел – рунный меч близко.

– О, Великая Мать, – промолвила девушка, прикладывая ладонь к каменному полу, – благодарю Тебя за это прозрение.

Как же она скучала по этому дару! После смерти Морригвэн подобные способности словно утекли от нее. Сокровенное знание того, как движется мир, было утрачено – и Брид оплакивала потерю. Но ни она, ни Керидвэн не жаловались вслух. Не сговариваясь, они инстинктивно поняли: народ не должен заподозрить, что Жрицы лишились силы. И потому обе – и Дева, и Мать – сокрыли свою внезапную слабость под покрывалом апломба.

Брид, затаив дыхание, вслушивалась, не раздастся ли голос Халя, Кеовульфа, Кимбелин или Абеляра – но тщетно. Кеолотианцы кричали только о могучем мече.

– О, Великая Мать! – снова выдохнула Брид, но теперь уже в ужасе. – Они нашли меч, но не Халя.

А что же с Халем? Девушка сгорала от тревоги, эмоции готовы были захлестнуть ее. Опустившись на колени, она помолилась за своего любимого. Должно быть, он все еще томится в плену жутких кошмаров. В мозгу промелькнуло острое, как нож, видение: вот Халь стоит на бранном поле, сражаясь не на жизнь, а на смерть – одна рука уже бессильно повисла, рассеченная вражеским ударом, пред глазами – острие меча рыцаря в тяжелых доспехах…

От нового взрыва воплей мысленный образ померк.

Не успел отстучать звон подков первого отряда, как на подъезде к замку уже снова гремели копытами кони, звонко пели рожки. Вот топот копыт уже гулко отдавался на подвесном мосту, вот со двора раздались неистовые крики. Брид со всех сил старалась разобрать, о чем идет речь. Пип помрачнел.

– Война? Девушка кивнула.

– Барона Кульфрида призывают к оружию.

– Против Бельбидии?

Она снова кивнула.

В замке поднялась суета. Про пленников все вдруг напрочь позабыли. Брид сидела в углу, рассеянно засовывая палец в дыру на башмаке и снова вытаскивая его. В горах башмаки долго не живут, а за последние месяцы ей пришлось много ходить. Что же делать? Халь, нужен Халь! Брид чувствовала, что больше не может принимать решения в одиночку. Способность судить и выносить решения у нее уже не та, что раньше. Девой-Жрицей она обладала прозрением, более глубоким пониманием хода событий, чем у простых смертных, и потому знала, что всегда сделает правильный выбор. Но теперь – теперь она в этом смысле ничем не отличалась от Пипа. Хорошо, что хоть он с ней!

Интересно, а принц Ренауд отдает себе отчет, скольким обязан сыну дровосека? Ведь парнишка без устали пытался хоть чем-то облегчить положение бредящего принца, заговаривал с ним, надеясь вывести из плена наваждения. Брид отдавала себе отчет в том, что сама отнюдь не сделала все, что в ее силах. На нее накатило ощущение беспомощности, полной никчемности. Всю жизнь она гордилась своим самообладанием, умением сохранять присутствие духа. И что же? Оказалось, это одно лишь притворство!

Одно хорошо – при нынешних обстоятельствах барон Кульфрид, похоже, начисто забыл о пленниках. Собственно, во всем замке поднялась такая суматоха, что о них никто и не вспомнил, даже поесть за целый день так и не принесли. Голод досаждал все сильнее. Не выдержав, Пип принялся стучать в дверь, во все горло выкрикивая известные ему кеолотианские ругательства. Брид же пыталась успокоить принца и избавить его от страхов.

Наконец принесли еду. На удивление девушке, Ренауд наклонился к своей тарелке.

– Вороньи яйца! – вскричал он, глядя на ломоть хлеба.

Должно быть, поскольку он воображал, что находится высоко в горах, разум его как-то рационализировал ситуацию. И в самом деле, откуда в горах взяться тарелке с хлебом? Брид порадовалась, что он хоть что-то поел.

– Они собрались и готовятся выступать, – сообщил Пип, по своему обыкновению припав ухом к двери.

– Похоже, они не знают, что с нами делать, – заключила Брид. – Не то уже сделали бы. Убивать не хотят – а ну как мы можем сказать что-то важное, и…

Она запнулась, взвешивая положение вещей.

– Пока они толком и не пытались заставить нас говорить, – резонно заметил Пип.

– Вот и я о том же подумала. Верно, боятся подходить к нам из-за «трясучки», как они ее называют. – Она кивнула в сторону Ренауда. – Крестовник, – медленно произнесла девушка. – Ну конечно! Он вызывает подобное состояние у скота. Может статься…

Она не договорила. Если крестовник вызывает симптомы весьма схожие с этими колдовскими наваждениями и страхами, то он может и исцелить их. Крошечная доза укрепит пострадавших против его воздействия и, вполне вероятно, им удастся преодолеть ужас. Впрочем, в тюрьме никакого крестовника достать все равно нельзя. О, как нужна помощь! Надо добраться домой, и девушка могла придумать лишь один путь к спасению: сир Ирвальд.

Обняв руками колени, она заговорила вслух, как будто Халь был здесь и мог ее слышать:

– Халь, я люблю тебя, честное слово, люблю и делаю это ради тебя. Я должна доставить тебя домой. В глубине сердца ты ведь знаешь, что я люблю тебя больше всех на свете, больше себя самой. – По щекам ее покатились слезы. – Прости меня, но я делаю это ради тебя.

– Что это ты делаешь? – подозрительно осведомился Пип.

– Я должна доставить нас всех домой, – промолвила Брид. – Нам необходимо выбраться отсюда и найти остальных. Ирвальд нам поможет. Я должна завоевать его доверие.

– И каким это образом, позволь спросить? – Пип обжег ее взглядом.

– Да самым обычным, – легкомысленно отозвалась она. Пип схватил девушку за плечо и развернул к себе.

– Брид, ты этого не сделаешь!

– Я тебе не принадлежу, хотя, очень может быть, тебе этого и хотелось бы, – безжалостно заявила девушка, надеясь, что он отпустит ее.

Так и вышло. Оскорбленный в лучших чувствах, Пип отшатнулся. Девушка подбежала к двери и принялась отчаянно стучать и слезно звать стражу. Она терпеть не могла кеолотианский язык, но могла вполне сносно на нем изъясняться. Не так уж сильно он отличается от бельбидийского – главным образом, интонациями и порядком слов. Хуже другое: ему не хватало выразительности, эмоциональности. У кеолотианцев человек либо шел, либо бежал – только не мчался стремглав и не плелся. Они не видели никакого смысла в точных, разъясняющих словах. Слово, которым они обозначали близость между мужчиной и женщиной, было таким бесчувственным, что иного перевода, как «размножение», Брид ему и придумать не могла. Но все равно разговаривать по-кеолотиански ей это не мешало. И пусть большую часть своих эзотерических талантов юная жрица потеряла, но не сомневалась: таланты женские у нее, как всегда, на высоте.

Первой жертвой стал стражник у двери.

Брид лучезарно улыбнулась ему.

– Сир, прошу вас, сир, – нежно позвала она еле слышным шепотом.

– Не надо! – Пип снова схватил ее за руку. – Перестань.

Он оттащил ее в сторону, и девушка споткнулась о Ренауда. Принц поднял голову.

– Сокол, какой прекрасный сокол. Никогда не видел у соколов таких зеленых глаз.

Брид начала терять терпение.

– Пип, – прошипела она, – а ну, пусти меня.

– Не пущу! Не позволю!

– Пип, да разве это так важно? Мы должны добраться домой, я должна спасти Халя. Подумай об этом. То, что я собираюсь сделать, – такая маленькая жертва по сравнению с нашей целью.

– Халь убьет меня, если я позволю тебе. Это еще хуже моего кошмара, – в отчаянии простонал паренек.

– Зато если я этого не сделаю, он тебя никогда не убьет – просто потому, что так и не очнется, – возразила Брид. – А теперь отпусти меня. У тебя нет выбора. Ты можешь придумать план получше? Ты же знаешь, Пип, мой замысел сулит успех. Сам видел, какими глазами смотрел на меня Ирвальд.

Пип неохотно кивнул.

Девушка ткнула его пальцем в грудь.

– Отойди-ка. Пора заняться делом.

Она подавленно повернулась к двери. Все это и так тяжело, а тут еще Пип глаз не сводит.

– Господин страж, – жалобно окликнула она по-кеолотиански.

Тот бросил на нее сердитый взгляд. Девушка улыбнулась, хлопая длинными загнутыми ресницами. Солдат чуть заметно покраснел. Хотя битва, можно сказать, только началась, Брид поняла: это сражение она выиграла.

– Я больше не вынесу! – Она принялась картинно всхлипывать. – Я расскажу вашему господину все, что он только захочет.

Лицо стражника озарилось торжествующей улыбкой, а Брид торопливо прибавила:

– Только не барону. Я его боюсь. Да и потом, все равно он наверняка слишком занят подготовкой к походу. – Девушка сделала паузу, давая стражнику время обдумать эту мысль и прийти к выводу, что барона ему тревожить и впрямь неохота. – Передайте сиру Ирвальду, что я все расскажу. Он щедро наградит вас за эту весть.

Стражник кивнул и заспешил прочь. Брид подумала, что баронского сына долго ждать не придется.

– Но почему он? Почему Ирвальд? – удивился Пип.

– Разве не очевидно?

Вдаваться в объяснения было недосуг. Но сиром Ирвальдом, без сомнения, манипулировать куда проще, чем его отцом. Тем более что барону и впрямь сейчас не до того. А у Ирвальда и глаза очень даже добрые – для кеолотианца.

– А теперь, Пип, мне нужна твоя помощь. Дождавшись, пока на лестнице застучали шаги, девушка повернулась к Пипу.

– Прости, но тебе придется взять вину на себя. Больше некому. – Она засмеялась. – Хотя, конечно, ты еще малость не дорос.

Прижавшись к стене, она расстегнула блузку и разорвала нижнюю сорочку так, чтобы обнажились округлые всхолмья груди.

– Обними меня!

– Но, Брид! Как я могу?

– Разве ты не об этом мечтал? Давай же, давай, это на благо нас всех. – Схватив его руку, девушка прижала ее к своей груди. – Давай же, не стой, как чурбан. Поцелуй меня.

Он повиновался, хотя и довольно-таки вяло. Ничего, она возместит это отчаянными криками. Для вящего эффекта еще и Ренауд начал вопить с новой силой.

– Эй, парень, а ну убери от нее свои грязные руки! – заорал страж.

Пип наконец вышел из ступора и вполне натурально стиснул девушку за талию, прижимая к себе и жарко целуя в шею. Заломив руки Брид за спину, он вклинился бедром ей между ног.

Брид стало даже слегка не по себе от его силы. Тем более Пип, хотя ей казалось, что ему еще рановато, явно знал, что делает. Его ласки были требовательными и властными. Стражник одним рывком отодрал паренька от нее, отшвырнул на пол и с силой пнул в живот.

Горло Брид сжалось от жалости. Но отвлекаться на посторонние чувства сейчас она не могла. Ирвальд стоял в дверях, озабоченно глядя на пленницу. Настал ее единственный шанс!

Со всех ног бросившись к баронскому сыну, Брид рухнула ему на грудь.

– Смилуйтесь! – молила она. В огромных зеленых глазах стояли слезы. – Не оставляйте меня больше здесь с этими людьми!

От нее не укрылось, что взгляд Ирвальда скользнул с ее лица ниже, на полуобнаженную грудь.

– Ее надо перевести в безопасное место, – громко объявил наследник замка стражникам, которые откровенно пялились на эту сцену. – Пойдем, девушка, я отведу тебя к себе. Там тебя никто не тронет. Я распоряжусь, чтобы женщины о тебе как следует позаботились.

О ней и впрямь позаботились – вымыли лавандовой водой и усадили перед огнем просушить волосы. Брид ожидала, что Ирвальд останется поглядеть, но он ушел. Расчесывая длинные локоны, Брид обдумывала свой план. Чтобы снискать благосклонность этого человека, придется лечь с ним – но не с чрезмерной готовностью, не сразу, чтобы его интерес не остыл.