Текст книги "Приди, весна"

Войдя внутрь, Анника сразу же прошла туда, где тени были гуще. Если кто-нибудь войдет сюда, то они увидят его первыми.

Она решила не отговаривать больше Бака. Она и так уже едва не опустилась до мольбы, прося его не уезжать. Она подумала о матери и моментально воспрянула духом, зная, что Аналиса поступила бы точно так же при сложившихся обстоятельствах. Никакие насмешки и презрение окружающих не сломили ее мать, и она тоже будет держать себя с достоинством и не станет цепляться за Бака. Пусть он запомнит хотя бы ее мужество и силу, если даже и забудет обо всем остальном.

Бак подошел к стойлу, где помещался его жеребец, надел на него уздечку и оседлал. Это дало ей возможность вытереть навернувшиеся на глаза слезы и пригладить слегка растрепавшиеся от ветра волосы. Бросив взгляд на свои желтые, с пуговицами ботинки, она увидела, что они сплошь заляпаны грязью.

– Анника?

Она подняла голову. Бак стоял перед ней и мял в руках шляпу.

– Итак, – произнесла она со вздохом, держась необычайно прямо, – полагаю, настало время прощаться.

В его глазах мелькнуло удивление, словно он ожидал, что она опять начнет рыдать и уговаривать его не уезжать. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец, справившись с замешательством, он сказал:

– Полагаю, что так.

Анника протянула руку.

– Тогда я желаю тебе, Бак Скотт, всего наилучшего. Для меня это было настоящим приключением. Надеюсь, что и для тебя все было не так уж плохо.

– Анника, я…

– И ты можешь не тревожиться о Баттонз, – поспешно прервала она его, боясь, как бы он не сказал чего-то, что могло бы лишить ее мужества. – Кейс с Розой просили отдать Баттонз им, так что, как видишь, у нее будет прекрасный дом, о каком любая девочка может только мечтать. – «Как будто я могу расстаться с ней сейчас», – подумала она и подивилась про себя тому, как ровно и бесстрастно звучит ее голос, когда сердце ее разрывается от горя.

Она испытала мрачное удовлетворение, заметив, как он крутит в руках поводья.

– Мне очень жаль, Анника, что все так получилось. Я бы предпочел какой-нибудь другой выход.

– Неправда! Если бы ты действительно этого хотел, то поверил бы мне, поверил бы, что я не лукавлю, говоря, я готова поселиться с тобой в любом месте, где бы ты ни пожелал, а не твердил бы, как заведенный, будто ты знаешь, что для меня лучше.

Бак надел шляпу, и ее поля тут же отбросили тень на его лицо. Воспользовавшись тем, что он повернулся к лошади, чтобы взять с седла свою куртку, Анника протянула руку к его золотистым кудрям, но тут же поспешно ее отдернула, прежде чем он заметил ее движение.

Ему хотелось поцеловать ее на прощание. Она поняла это по его напряженной позе. И потом, он явно медлил с отъездом.

Она жаждала его поцелуя больше всего на свете в этот момент, но ей было ясно, что если она позволит ему себя сейчас поцеловать, то рана в ее сердце не затянется до конца ее дней.

Она отступила на шаг, молча показывая ему, что он должен ехать.

Помедлив еще мгновение, Бак взял коня под уздцы и вывел на улицу.

Там он сразу же вскочил в седло и, даже не оглянувшись, выехал со двора.

Обхватив себя руками, она стояла очень прямо, провожая его глазами. Он проехал мимо домика для работников ранчо и свернул к коралю. Теперь ей были видны только его широкие плечи и шляпа. Медленно она опустила руки, и плечи ее поникли. Затем она подобрала юбки и бросилась бежать.

Ее желтые ботинки были мало приспособлены для бега по неровной почве, но она об этом не думала. Один раз она едва не упала, наступив на подол платья, но удержалась на ногах и, подобрав юбки, вновь понеслась вперед. Она мчалась, рыдая сейчас уже во весь голос, куда глаза глядят, прочь от заходящего солнца, прочь от Бака Скотта, чей силуэт на горизонте с каждым мгновением становился все меньше и меньше. Только добежав до подножия небольшого холма, на вершине которого были похоронены дети ее брата, она наконец остановилась.

Там она рухнула на землю и закрыла лицо руками. Она плакала от жалости к Баттонз, которой больше не суждено было увидеть своего дядю, к Пэтси, лишенной разума, к Баку, расставшемуся навсегда с любимой племянницей ради того, чтобы у нее было все самое лучшее, что только она могла пожелать в своей жизни. Но больше всего она плакала от жалости к себе, так как Бак Скотт не поверил в силу их любви.

ГЛАВА 26

Бак пришпорил коня и повернул на запад, где закатное небо было словно охвачено пожаром. В глазах у него стояли слезы, но он старался убедить себя, что причиной тому были слепящие лучи заходящего солнца. Горные пики на северо-западе казались на фоне пламенеющего заката громадными серыми тенями и походили на сбившихся в кучу бизонов Кейса Сторма.

Опять, как и в тот раз, когда он ее впервые увидел, Анника Сторм его удивила. Он ожидал, что она вновь начнет уговаривать его остаться, убеждая, будто он без труда может получить медицинское образование и стать замечательным врачом. Но она не стала ему ничего доказывать, как не стала и уговаривать его взять с собой. И не настаивала, чтобы он попрощался с Баттонз.

Черт, она распрощалась с ним так, словно он был слишком загостившимся родственником.

Он вытер глаза и поднял воротник куртки, пытаясь хоть как-то защититься от пронизывающего ветра. Хотя стоял уже май, ночи здесь были чертовски холодными после заката солнца, и он хотел добраться до Бастид-Хила засветло. А добравшись туда, надраться до потери сознания.

Когда упиваешься в стельку, то наутро все происходившее накануне кажется далеким, почти нереальным. Именно такой степени забвения ему и хотелось сейчас достичь.

Занятый своими мыслями, он не заметил, как небо постепенно из ярко-красного стало нежно-розовым с фиолетовыми разводами. Внезапно его внимание привлекло какое-то движение впереди на дороге, и он пустил коня вскачь. Вскоре он смог различить очертания брички и заставил коня перейти на шаг. Интересно, кто это направлялся на ранчо Сторма в такой поздний час? Первой его мыслью было, что это Ричард Текстон, который, очевидно, решил извиниться перед Анникой за свое поведение и попытаться вновь завоевать ее расположение. Бак нахмурился. Ну нет, он этого не допустит. Даже если у него самого и не было больше никаких прав на Аннику, он не уступит ее Ричарду.

Бричка приближалась, и вскоре Бак смог разглядеть сидевшего в ней мужчину в твидовом костюме и очках. Это был явно не Текстон. Бак направил коня в сторону, освобождая дорогу, которую все это время загораживал, положив руку на висевшее у седла ружье в чехле. Неожиданно мужчина натянул поводья, и бричка остановилась. Судя по ее довольно потрепанному виду, пользовались ею весьма часто.

– Вы едете случайно не с ранчо Сторма? – спросил мужчина, глядя на Бака сквозь стекла очков. Из-под котелка, который он надвинул на самый лоб, торчали курчавые каштановые волосы. Ожидая, когда Бак ответит, он нагнулся и, подняв упавшее на пол брички пальто, положил его рядом с собой на потрескавшееся кожаное сиденье. Даже в тусклом свете угасающего дня Бак узнал знакомые очертания саквояжа для инструментов, который до этого был скрыт пальто.

– Вы врач?

– Да, доктор Ричард Эрхарт. Еду к миссис Сторм. Вы заезжали на ранчо в поисках работы?

Судя по взгляду, который бросил на него при этих словах врач, Бак понял, тот сомневается, что кто-то вроде него мог заехать к Стормам с визитом.

– Да, я там был. Миссис Сторм родила вчера.

На лице Эрхарта мгновенно появилось испуганное выражение.

– Все в порядке? Ребенок жив?

Бак кивнул.

– Это мальчик – здоровенький и крепкий как молодой бычок. Вы, вероятно, захотите взглянуть на швы миссис Сторм. – Он отдал бы, наверное, все на свете за снимок, на котором было бы запечатлено лицо Эрхарта, каким оно выглядело в эту минуту.

– Кто принимал роды?

– Я.

– И с ней все в порядке?

– Хотите верьте, хотите нет.

Облегченно вздохнув, Эрхарт сдвинул котелок на затылок.

– Чудесная новость! Мои поздравления, молодой человек. – Он хлопнул себя по бедрам. – Когда я приехал в Бастид-Хил и узнал, что меня разыскивал Кейс Сторм, я почувствовал настоящий ужас. Но я все равно не мог ничего поделать. Мне нужно было съездить в Шайенн за лекарствами да еще и посетить три ранчо на обратном пути. На всю округу до самой границы с Монтаной нет ни одного врача, кроме меня. – Он взял в руки поводья и принялся задумчиво вертеть в пальцах.

Не имея никаких причин более задерживаться Бак сдавил коленями коня, побуждая его двинуться вперед.

– Как, вы сказали, вас зовут? – крикнул обернувшись Эрхарт.

– Я не говорил. Меня зовут Бак Скотт.

– Так вот, Бак Скотт, мне бы весьма пригодился хороший помощник, хотя бы для того только, чтобы принимать роды. Это освободило бы мне руки для более срочных дел.

По спине Бака пробежал холодок. На мгновение у него возникла дикая мысль, что все это подстроила Анника, однако он тут же выбросил ее из головы, поняв, насколько невероятно подобное предположение. Он огляделся. Солнце уже закатилось, и все вокруг выглядело серым.

– Я не врач. Я охотник на бизонов.

Эрхарт рассмеялся.

– Когда это отсутствие диплома мешало кому бы то ни было к западу от Миссисипи заниматься врачеванием, если он чувствовал к этому хотя бы малейшую склонность? Я видел ветеринара, который удалял аппендикс, знал белошвейку, которая засунула кишки человеку обратно в разорванный живот и тут же быстренько его зашила. – Эрхарт дернул за поводья, и его лошадь рванулась вперед. Уже отъехав, он крикнул Баку через плечо: – На твоем месте, сынок, я бы перестал охотиться на бизонов, которые здесь давным-давно перевелись.

Пришпорив коня, Бак помчался вперед так, словно за ним гнались все исчадия ада. Но ни цокот копыт, ни скрип седла под ним не могли заглушить звучащих в его мозгу прощальных слов врача.

* * *

– Эй, мистер, не купишь мне чего-нибудь выпить?

Бак выпрямился и тыльной стороной ладони вытер рот. Облокотившись о стойку бара, почти вплотную к нему стояла блондинка – юная на вид, но явно с большим жизненным опытом, о чем недвусмысленно свидетельствовал ее циничный взгляд. Ее украшенное оборками желтое платье с большим вырезом держалось на одних только тоненьких лямочках, и одна из них сейчас спустилась, оголив ей плечо.

– Ты меня слышишь, мистер?

– Отлично, – буркнул Бак. Он влил в себя уже несколько порций виски, но все еще был достаточно трезв, чтобы ощущать боль. И сейчас, в довершение ко всему, к нему пристала эта девица, которую, благодаря ее светлым волосам и юному личику, он мог бы принять за Аннику, если бы прищурился и взглянул на нее под соответствующим углом. Однако оттенок волос у них был совершенно разным. У Анники они были золотистыми как мед, тогда как у этой девицы – ярко-желтыми и завитыми в такие мелкие кудряшки, что казалось, они стоят дыбом у нее на голове. И у них был какой-то жеваный вид. Но так как она, похоже, была женщиной, способной за деньги позволить мужчине делать с собой что угодно, то вполне возможно, кто-то проделал с ними именно такую операцию.

Отвернувшись от блондинки, Бак вновь облокотился на стойку бара и уставился в свой стакан с виски. Но не нашел никакого облегчения в лицезрении янтарной жидкости. Залпом опрокинув стакан, он поднял глаза к зеркалу за стойкой бара и принялся разглядывать отражавшихся в нем посетителей салуна. Все они, похоже, тщательно избегали смотреть в его сторону. Вероятно, подумал он, они видели, как он дрался с Кейсом Стормом, или слышали о их драке, и сейчас предпочитали держаться от него подальше.

Он опрокинул очередной стакан и случайно поймал в зеркале свое отражение. Поставив пустой стакан на стойку, он вгляделся в себя. Рана у него на губе еще не вполне затянулась, но опухоль на щеке спала. Его борода заметно отросла и стала гуще. Интересно, мелькнула у него мысль, сколько пройдет времени, прежде чем она станет такой же длинной и густой, как у Старого Теда? Несколько лет?

Долгих, одиноких лет…

Прекрати! Ты сделал свой выбор. Так было лучше для всех.

Он надвинул шляпу на самый лоб, чтобы не видеть в своих глазах выражения беспредельной тоски. Но он не мог с такой же легкостью избавиться от терзавших его мыслей или от воспоминаний о лице Анники, каким оно было в ту минуту, когда они прощались.

Каково это – чувствовать себя величайшим трусом на свете?

В эту минуту он чувствовал себя настолько отвратительно, что, вероятно, избил бы до смерти любого, кто осмелился бы к нему сунуться. Но как справиться с собственными угрызениями совести?

Она сказала, что любит тебя. Что готова ехать с тобой хоть на край света.

Назад в его хижину в Блу-Крик после той Роскоши, к какой она привыкла?

Она сказала, у нее столько денег, что их ей хватит до конца дней.

Но их было недостаточно, чтобы принести цивилизацию в горы. Недостаточно, чтобы избавить от чувства, что ты отрезан от всего мира, которое способно со временем свести тебя с ума. Недостаточно, чтобы купить меня.

Какая разница, когда ты сам не задумываясь купил бы ее, если бы у тебя были деньги.

Он с грохотом поставил пустой стакан на стойку бара. Дородный бармен вздрогнул и тут же поспешил к нему. По тревожным взглядам, которые бармен бросал на него, Бак понял, что он не забыл вчерашней драки.

– Еще одну порцию, мистер?

Бак покачал головой.

– Я ухожу.

Отвалившись от стойки, он повернулся лицом к залу и мгновенно увидел направлявшегося к нему одноглазого начальника полицейского участка.

Через мгновение одноглазый старик облокотился на стойку бара рядом с ним.

– Роза Сторм родила?

Бак кивнул.

– Да. – «Она родила, потому что я оказался там и спас ее. И она, и ее ребенок живы только благодаря мне».

– Мальчика или девочку?

– Мальчика. Его назвали Джозефом.

Взмахом руки старик подозвал к себе бармена.

– Ты должен мне четыре монеты, Пэдди. Рози родила мальчугана.

Бак отошел от стойки.

– Скотт…

Бак резко обернулся.

– Как это ты умудрился запомнить мое имя, старик?

Зак Эллиот подошел к нему и, не желая, чтобы их подслушали, поскольку все в салуне тут же повернули головы в их сторону, произнес почти что шепотом:

– Твое имя трудно забыть. Ты теперь известен на сто миль вокруг, благодаря всем этим историям о похищении, напечатанным в газетах, а особенно после того, как ты здесь появился и попытался помериться силами с Кейсом Стормом…

– Он первым полез в драку.

– Это неважно. Я лишь хотел узнать у тебя, что будет с Анникой?

Бросив взгляд поверх плеча Зака, Бак увидел, что бармен даже вытянул шею, пытаясь услышать, о чем они говорят.

– Ты уже заключил с кем-нибудь пари об этом?

Зак потер подбородок.

– Пока еще нет.

– Тогда лучше откажись вообще от этой идеи, чтобы не тратить попусту деньги.

И, повернувшись к Заку спиной, Бак направился к выходу.

В голове у него была сейчас только одна мысль: если он будет ехать достаточно быстро, то доберется до подножия Ларами еще до рассвета.

Зак принес телеграмму. Мама с Калебом приезжают в конце месяца.

Услышав за спиной голос брата, Анника от неожиданности вздрогнула.

– О нет!

– О да! – ответил Кейс, мгновенно заметив, что глаза у нее были красными и опухшими от слез. Он скрестил на груди руки и прислонился к столу, глядя, как сестра стряпает печенье. – Что ты собираешься делать?

Анника выпрямилась и откинула упавшую на лицо прядь волос, испачкав слегка мукой кожу на виске около шрама.

– Я собираюсь рассказать им обо всем, что со мной произошло, и попросить, чтобы они не судили меня слишком строго. И я собираюсь поселиться вместе с Баттонз где-нибудь неподалеку от тебя, – она попыталась выдавить из себя улыбку, – если ты, конечно, не возражаешь.

– Ты знаешь мой ответ. Можешь остаться у нас, если хочешь.

Анника покачала головой.

– У вас с Розой сейчас настоящая семья. И очень скоро, я уверена, Роза подарит тебе кучу ребятишек. Мне хочется, чтобы у меня был собственный дом.

– Как у нашей мамы.

– Да, как у нее.

– Ты надеешься, что в один прекрасный день к двери твоего дома подъедет принц Очарование, как когда-то к дому нашей матери подъехал Калеб? Но подобные волшебные истории не происходят каждый день.

– Нет, – проговорила Анника тихо, качая головой, – я совершенно на это не надеюсь. – Как она могла сказать брату, что ее принц покинул ее навсегда. И теперь ей некого было ждать.

Вырезав из теста кружочки, она осторожно переложила их на противень и скатала обрезки в колобок. Затем слегка присыпала стол мукой похлопав по колобку ладонью, чтобы примять его, вырезала еще два кружочка. Стряхнув муку с ладоней, она взяла противень, подошла к плите, открыла дверцу духовки и сунула его внутрь. После чего возвратилась к Кейсу.

– Не надо меня жалеть.

– Я и не жалею. Мне лишь хотелось, чтобы все вышло по-другому. Я так хочу видеть тебя счастливой.

Анника пожала плечами.

– Нам всем хочется, чтобы те, кого мы любим, были счастливы. Но это, к сожалению, не всегда от нас зависит.

– Если бы тебя не похитили…

– Но тогда я никогда бы не встретилась с Баком Скоттом, никогда бы не узнала ни настоящей жизни, ни настоящей любви. И если бы он не приехал в город, чтобы меня разыскать, то его не было бы и здесь в нужную минуту, и Джозеф не появился бы на свет. – Она подошла к накрытому для работников ранчо обеденному столу и устремила невидящий взгляд на тарелки и приборы. – Я не могу отделаться от мысли, что этому суждено было случиться, и неважно, чем все закончилось. Наши пути, мой и Бака, должны были скреститься, а сейчас мне пришлось его отпустить. Может, он любил меня недостаточно сильно, чтобы остаться. Или, может, он не поверил мне, когда я сказала ему, что готова отдать все, чтобы только быть вместе с ним. Я знаю, он любит Баттонз всем сердцем, и, однако, он расстался с ней, желая ей лучшей доли. Я всегда могу тешить себя мыслью, что он любил меня хотя бы вполовину так же сильно, как ее. Через несколько месяцев, если будет на то Божья воля, я рожу его ребенка, которого постараюсь вырастить таким же гордым и сильным, как его отец, – слезы вновь полились у нее из глаз, – и как ты.

Он находился в Блу-Крик уже три дня. Ночью, не в силах заснуть, он лежал, уставясь в потолок, а днем бросил по лесу, не обращая внимания на видневшиеся на земле следы. В лесу признаки наступающего лета были особенно зримы. Поляны были усеяны цветами и напоминали роскошные красочные ковры. Вдоль берегов ручья зеленели заросли камыша. Громадные цапли выуживали из воды форель, соблазняя Бака присоединиться к ним. Однако при первом же взгляде на стремительно текущий поток он вспомнил о том дне, когда Баттонз едва не утонула, и это сразу же отбило у него всякое желание заняться рыбной ловлей.

Он сейчас сильнее страдал от своего одиночества, поскольку ему уже не нужно было гадать, как живет Анника – он видел все собственными глазами. Видел, как она улыбается невестке, как свободно общается с работниками на ранчо. Он знал теперь об узах, соединявших ее с братом, знал, как она одевается, и видел окружавшее ее богатство, которое она воспринимала как должное.

Да, теперь не было никакой нужды ломать себе голову в попытке представить себе ее жизнь. Все касавшееся Анники, было, казалось, навечно выжжено в его мозгу раскаленным железом.

Одинокая лампа едва освещала комнату. Он встал, устав от тишины, и распахнул дверь, впуская внутрь ночные звуки – трескотню сверчков, кваканье лягушек, вой одинокого волка.

Он поднял голову и взглянул на мерцающие в вышине звезды. Казалось, они подмигивают ему, словно тоже знают, какую злую шутку сыграла с ним жизнь. Он повернулся к звездам спиной и вошел в дом, оставив дверь открытой. Перед камином он остановился и уставился на висевшую над ним полку с горшочками и баночками, в которых хранились разнообразные мази и настойки. Ближайшая живая душа, которой могла понадобиться его помощь, находилась от него на расстоянии многих миль.

Мне бы весьма пригодился хороший помощник, хотя бы для того только, чтобы принимать роды.

Я видел ветеринара, который удалял аппендикс.

Я знал белошвейку, которая…

Бак сжал кулак и, опустив его с краю на полку, уперся в него лбом. Мог ли он возвратиться? Или все пути назад были уже отрезаны? Слишком ли многое стояло между ними? Или возможность примирения все же существовала? Деньги были не единственным препятствием. Члены его семьи были подвержены сумасшествию. Па и Сисси умерли, но Пэтси была живым доказательством.

Это не имеет никакого значения, сказала Анника.

В мозгу у него вновь и вновь крутились одни и те же картины: Анника в поезде, с испугом глядящая на него; Анника, танцующая с ним перед камином; ее кровь на снегу, когда она ударилась головой о камень. Но чаще всего ему вспоминался тот восторг, который охватил его, когда она в первый раз отдалась ему.

Анника была везде, куда бы он ни обращал свой взор. Воспоминания о ней – теперь он это понял окончательно – никогда не дадут ему покоя.

Кейс налил себе чашку кофе и, взяв в руки, направился по привычке к задней двери, чтобы сквозь овальное оконце в ней взглянуть на конный двор. Взгляд его наткнулся на фанеру и только тогда он вспомнил, что благодаря Баку Скотту окна здесь не будет еще по крайней мере несколько дней, пока из Шайенна не доставят заказанное им там стекло.

В доме было темно и тихо. Он любил эти мгновения перед самым рассветом, когда мир стоял на пороге нового дня. Восход солнца был для Кейса временем для вознесения благодарности, и в эти дни он за многое мог благодарить судьбу. За Розу, за Джозефа, за достаток в доме. Он отхлебнул кофе и улыбнулся про себя. С чашкой крепкого черного кофе приветствовать рассвет было намного легче.

Он открыл дверь, постаравшись сделать это как можно бесшумнее, чтобы не разбудить спавших наверху женщин. Если Анника услышит, что он поднялся, то тут же кинется на кухню готовить ему завтрак. А ему совсем не хотелось тревожить ее в такой ранний час. Вид у нее в последние дни был усталым, лицо осунулось и под глазами залегли тени.

Слабый шорох на веранде предупредил его о сидящем в тени человеке еще до того, как он его увидел. В ожидании нападения Кейс напрягся. Но нападения не последовало. Вглядевшись пристальнее в сидящего в кресле громадного мужчину, Кейс прошептал:

– Что ты делаешь здесь, Скотт?

– Я приехал повидаться с Анникой.

– Чтобы причинить ей еще большую боль? Да я убью тебя, прежде чем это допущу.

Бак поднялся и подошел к Кейсу.

– Я приехал узнать, хочет ли она все еще быть со мной вместе.

Кейс молча оглядел его с головы до пят.

– Я знаю, ты ненавидишь меня, Сторм, но…

– Дело не в ненависти, – прервал его Кейс. – Проблема заключается в том, что моя сестра любит тебя.

– Могу я ее увидеть?

– Она еще не встала, – холодно произнес Кейс.

Бак представил Аннику на украшенных вышивкой белоснежных простынях, вспомнил, как ее толстая коса лежала у нее на плече, когда она спала…

– Могу я к ней подняться? – Он поразился собственной смелости. Просьба была в высшей степени неприличной, и он знал, что ему ответит Кейс.

К его несказанному удивлению, Кейс кивнул.

Боясь, что неправильно его понял, Бак переспросил:

– Я могу?

– Почему бы и нет? Теперь уже слишком поздно тревожиться о том, что ты похитишь ее девственность. Ты уже это сделал.

Бак сжал кулаки. Однако он понимал, что ссориться сейчас с Кейсом Стормом было не в его интересах.

– А что, если бы я ответил тебе отказом? – спросил Кейс.

– Я все равно бы вошел.

– Так я и думал. – Кейс отхлебнул из чашки кофе. – Поэтому-то я и сказал «да». Так что, если ты решил войти, входи, пока я не передумал.

Бак быстро прошел мимо Кейса к двери. Когда он скрылся внутри, Кейс посмотрел на восходящее солнце и улыбнулся.

Бак ступил на лестницу и начал медленно подниматься. Благодаря ковровой дорожке шаги его были совершенно бесшумны. Услышав неожиданно прямо над собой чье-то тихое восклицание, он замер и поднял голову. Анника стояла на лестничной площадке в одной длинной ночной рубашке, из-под которой выглядывали маленькие розовые ступни. Она выглядела именно такой, какой он себе ее только что представлял: нежной, грациозной и слегка заспанной. И ее волосы были заплетены в косу.

Он улыбнулся.

Она протерла глаза и уставилась на него так, словно он был привидением.

– Бак? – прошептала она, бросив взгляд в сторону хозяйской спальни, и спустилась на две ступени.

Он поднялся на одну и протянул к ней руку.

– Я должен был вернуться.

На ее лице мгновенно появилось настороженное выражение.

– Почему?

Он взял ее руки в свои.

– Из-за тебя. Из-за Баттонз.

– Но…

– Есть здесь какое-нибудь укромное место, где мы могли бы спокойно поговорить? – Бак бросил взгляд в сторону кухни, зная, что Кейс слышит каждое произносимое ими слово.

– Как ты вошел?

– Твой брат на веранде. Он позволил мне войти.

Она шагнула вперед, и Бак посторонился, пропуская ее на узкой лестнице. Ему хотелось стиснуть ее в объятиях, но он сдержался. У них будет еще для этого время. Вся жизнь, как он надеялся.

Спустившись, Анника повернула налево, и он, последовав за ней, оказался в небольшом алькове, где в углу у стены стояла вешалка и царил полумрак.

– А теперь говори, – приказала Анника.

– У тебя усталый вид, – заметил Бак.

Анника улыбнулась.

– Это не совсем то, что мне хотелось бы от тебя услышать.

– Я не могу жить без тебя, Анника. Я пытался, но у меня из этого ничего не вышло. Я согласен стать кем ты только пожелаешь.

Его откровенное признание и та власть, которую оно давало ей, на мгновение испугали ее. Она отступила на шаг и скрестила руки на груди.

– Я хочу, чтобы ты оставался таким, как есть.

Бак снял с головы шляпу и повесил ее на вешалку.

– Я все время думал о твоих словах по поводу моей возможной врачебной карьеры. Ты с самого начала приставала ко мне с этим.

– Прости, Бак. Я люблю тебя и готова принять тебя таким, какой ты есть.

Он поднял глаза к потолку.

– Дай мне закончить. Я всегда хотел быть врачом, Анника. Это моя давняя мечта. В детстве я всегда крутился возле матери, когда она лечила соседей или помогала при родах. Затем, когда Па привез нас на Запад, мне пришлось забыть о своей мечте. Нужно было заботиться о Пэтси и Сисси и… А как только я стал достаточно взрослым, чтобы самому зарабатывать, Па настоял на том, чтобы я занялся разделкой бизоньих туш, поскольку это приносило тогда немалые деньги. Но, хотя я и думать забыл, что когда-то хотел стать врачом, знания мои по-прежнему были со мной. Я лечил всех, кто бы ни обращался ко мне за помощью. Но о том, чтобы получить диплом, стать настоящим врачом… эта возможность исчезла, когда Ма покинула нас и мы отправились на Запад.

– А сейчас? – спросила Анника с надеждой в голосе.

– Когда я взял на руки ребенка Розы, то понял, что это чудо, и чуду этому помог свершиться я. Думаю, скольким я еще смог бы помочь, если бы имел настоящую подготовку, я…

Анника схватила его руки и, повернув кверху ладонями, поцеловала.

– Я все время пыталась убедить тебя, что ты обладаешь особым даром. Ты прирожденный целитель, Бак. Только подумай, как много ты сможешь сделать, когда станешь врачом.

– Учеба потребует денег, но слава Богу, я скопил порядочную сумму. Милостыни, – добавил он, увидев, что она собирается возразить, – я ни от кого не приму.

– А как насчет ссуды? – Анника обняла его за шею и улыбнулась.

Бак привлек ее к себе.

– На это я возможно и соглашусь. Но тогда нам придется оформлять кучу бумаг.

– Столько бумаг, сколько захочешь. Не забывай, что и мой отец, и мой брат юристы. Если в чем моя семья и разбирается, так это в составлении официальных бумаг.

– Мы должны пожениться. – Он впился ей в губы поцелуем, продолжая обнимать ее все так же нежно, словно она была сделана из тончайшего фарфора.

Когда он наконец оторвался от ее губ, она загадочно улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

– Мы несомненно должны пожениться. А теперь скажи мне, почему?

– Что почему?

Анника начала расстегивать пуговицы на его рубашке.

– Я хочу услышать твой ответ, Бак Скотт. Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть ему в глаза.

– Я люблю тебя, Анника. Больше жизни.

Она привлекла его к себе.

– Я тоже тебя люблю и не позволю тебе больше меня покинуть. – Ее руки скользнули ему в брюки и вскоре нашли там, что искали.

С губ его сорвался стон.

– К старости я могу стать сумасшедшим, – предупредил он.

– А вдруг нет? И мы с тобой проживем вместе до глубокой старости? Моя мама всегда говорила нам с Кейсом, что счастье приходит, когда ты стремишься к хорошему и стараешься не думать о плохом. – Она покрыла поцелуями его щеки, его нижнюю губу, его подбородок. – В сущности ты ведь похитил меня по ошибке, и это оказалось самым лучшим, что когда-либо могло с нами произойти.

Он сунул руки ей под рубашку и с восторгом обнаружил, что под рубашкой на ней ничего нет.

– Твой брат, мне кажется, так не думал.

Почувствовав на своих бедрах его руки, Анника затаила на мгновение дыхание, затем с трудом выдавила:

– Он только тревожился за меня.

– Я вижу, почему. Ты приветствуешь так всех, кто приходит с утренним визитом? – Его палец коснулся ее сокровенных складок, и он мгновенно почувствовал возбуждение, поняв, что она уже готова.

Она вцепилась пальцами ему в плечи.

– Только… только тех, кто приходит неожиданно.

На лестнице над ними послышались шаги Кейса, и они оба замерли. Спустя несколько мгновений шум шагов стих, и они услышали, как закрылась дверь хозяйской спальни. Анника перевела дух.

– Баттонз скоро проснется, – прошептала она у самых губ Бака и, расстегнув последнюю пуговицу на брюках, спустила их ему на бедра.

– В таком случае, не будем терять время. Он взял ее обеими руками за ягодицы и приподнял, чтобы войти в нее. В алькове царил полумрак и пахло кофе и воском, которым Роза натирала вешалку. Ничто не нарушало тишины в доме, кроме звука их поцелуев и вздохов. Стена за спиной Анники была гладкой и холодной, руки Бака на ее теле обжигающе горячими. Она обхватила его ногами, встречая каждое его движение тихим стоном. Бак двигался в ней все быстрее и быстрее, и она отвечала ему неистовым движением бедер, пока наконец возбуждение ее не достигло предела. Она вцепилась ему в волосы и впилась в губы страстным поцелуем. Затем оторвалась от его рта, готовая взмолиться, чтобы он закончил эту сладостную пытку и излил в нее свое семя.

Бак не нуждался в подобных просьбах. Он приподнял ее выше, прижав к стене, и погрузился в нее полностью. Дрожь волной прокатилась по ее телу, и он потерял голову. Она вскрикнула. Звук наполнил его чувством гордости и удовлетворения. В этот момент ему было безразлично, даже если бы их слышал весь мир…

Дыхание их постепенно выровнялось. Бак, прижимая к себе Аннику, качал ее на руках, как ребенка. Ему не хотелось выпускать ее из своих объятий. Он поцеловал ее снова, улыбнулся, глядя ей в глаза, и покачал головой.