Текст книги "Сферы Рапа-Нуи"

Глава V

Маева задергалась, но этнограф сжал ее еще крепче, а потом прошептал на ухо:

– Молчи! Ради бога, молчи! «Он» не знает о нашем присутствии, а если ты закричишь, мы пропали…

Мало-помалу она затихла и кивнула головой в знак того, что поняла. Христиан отпустил ее, и учительница, резко повернувшись, прижалась к его груди.

– Бежим, Крис! – пробормотала она, задыхаясь от волнения и страха.

– Нет, Маева. Я хочу понять… Не шевелись…

Он слегка оттолкнул ее, а сам приблизился к окну. Подняв голову, Денуае глянул в щель занавеси. Некто чудовищный слегка переместился и встал в профиль. Это была настоящая карикатура на человека. Длинный профиль с загнутым то ли клювом, то ли мордой. Существо было ростом около двух с половиной метров. Христиан видел только его правый огромный глаз, расположенный где-то на уровне виска. Зобастая шея поднималась над серо-коричневыми чешуйчатыми плечами и была покрыта как бы светящейся эмалью. Слишком длинные руки оканчивались когтистыми пальцами, между которыми растягивалась желтая перепонка. Что касается ног, то они не отличались бы от человеческих, если бы не имели плоских икр и длинных ступней с перепонками, напоминающих ласты.

На монстре не было ничего, кроме небольшой перевязки на шее, с которой свисала четырехугольная коробочка. От покрытой то ли крупными чешуйками, то ли костяными пластинками шеи вдоль позвоночника спускался вниз зубчатый гребень.

Худая, обряженная в сильно поношенное платье, потерявшее свой первоначальный цвет, старая Тюпютахи, тряся седыми волосами, перевязанными какой-то тряпочкой, с явным интересом склонилась над столом. Ее шныряющие глазки внимательно изучали небольшие цветные прямоугольнички, которые разложило перед ней существо. Присутствие этого кошмарного создания, кажется, не вызывало у нее никаких эмоций. Она слушала его тяжелый свистящий голос и следила за тем, как оно передвигает когтем один прямоугольник к другому. Затем старуха собрала прямоугольнички, сложила их стопкой и засунула в щель в стене за этажеркой, на которой стояла щербатая эмалированная кастрюля.

Существо сняло коробочку, висевшую у него на шее, и поставило ее на край стола. Сев на подобие стула, старуха, положив локти на стол, внимательно уставилась на этот предмет. Коробочка испускала голубоватое свечение, наполнившее комнату, и мягко гудела.

Тюпютахи стала напевать с закрытым ртом, восхищенно глядя на четырехугольник. Время от времени она что-то бормотала и снова продолжала свой странный ритуал. Так продолжалось минут двадцать, после чего коробочка перестала гудеть и сияние погасло. Гигант с загнутым клювом забрал четырехугольник и направилось к двери. Тюпютахи тоже вышла из состояния экстаза и поднялась. Существо, обернувшись, бережно поддержало ее под локоть своей когтистой перепончатой лапой.

Христиан и Маева спрятались за крупный обломок скалы. Старуха вышла на порог, осмотрела склон Рано Као и подала знак. Существо, пригнувшись, вышло из низкой двери, обогнуло колдунью и двинулось вниз, блестя в лунном свете чешуей и бросая кружевную тень своим гребнем. Тяжелым и неловким шагом прошло оно едва не в десяти метрах от прятавшихся. Миновав вершину холма, монстр стал спускаться к пляжу Хангапико, примерно в одном километре к югу от лагеря. Силуэт его на некоторое время застыл на уровне воды, а затем в сотне метров от берега появилось светлое пятно. Снизу поднимался странный зеленоватый свет. Тогда чешуйчатый гигант вошел в океан и двинулся дальше, а когда вода достигла груди, нырнул и скрылся.

Христиан и Маева обменялись растерянными взглядами. Еще минуты три зеленоватый свет сочился из глубин, затем несколько раз мигнул и исчез.

Маева, дрожа, вцепилась в руку Христиана.

– Теперь ты понимаешь, Крис, – шептала она осевшим от страха голосом, – почему полинезийцы верят в реальность существования Аку-Аку?

– Видишь ли, – попытался улыбнуться он, – это существо ведь было совершенно реальным, но тебе просто не хочется в него верить…

– Да я и не говорю, что этот монстр и есть настоящий Аку-Аку. Это аборигены считают его духом.

Все было совершенно логично, но этнограф промолчал. Они вернулись к хижине, и Христиан тихонечко выключил магнитофон, стоявший под окном. Маева сделала над собой титаническое усилие, чтобы выглядеть как обычно, прежде чем постучать в дверь. Старуха открыла, и тут же им в нос ударил резкий запах гнилой рыбы, йода и аммиака. Существо буквально пропитало этим запахом стены и все находящееся внутри лачуги. Старуха сморщилась в улыбке, когда увидела за спиной Маевы этнографа с магнитофоном и свертком под мышкой.

– Сеньор Денуае принес тебе великолепные штаны, Тюпютахи, – с ходу начала учительница.

Эта приятная новость вызвала у старухи еще более широкую улыбку, обнажившую во рту два ряда блестящих черноватых зубов. Благодаря авторитету голубых джинсов она закивала и счастливо забормотала:

– Входите, входите… Мой Аку-Аку сказал правду!

Этнограф заморгал, но промолчал. Он опустился на каменную скамью рядом с этажеркой и осторожно бросил взгляд на то место, где старуха спрятала пластинки, полученные от чешуйчатого существа.

– Ну и что же сказал тебе твой Аку-Аку? – небрежно спросил он, как бы не придавая этому значения.

– Сказал, что ты придешь, сеньор Теснуае.

– Он знает мое имя?

– Нет. Он его не знает, но сказал, что скоро придут extranjeros и принесут мне подарки.

Точность этого «пророчества» сильно взволновала этнографа.

– Почему же он был в этом так уверен?

Она посмотрела на француза удивленным взглядом, прежде чем уверенно ответила:

– Нас немного на Te Pito o te Henua, кто умеет петь ронго-ронго, и ты был должен обязательно прийти, чтобы увидеться со мной.

Она подумала и вернулась к штанам, которые привлекали ее больше всего:

– Это прекрасный подарок. Я спою тебе старые песни…

Без ложного стыда она задрала свое платье, чтобы не мешкая надеть штаны.

– Тюпютахи!.. – с упреком воскликнула учительница.

Старуха остановилась, пожала плечами и, захватив штаны, направилась к чулану, который служил и курятником, закрыв за собой дверь.

– Сходи-ка, составь ей компанию, да постарайся задержать ее там подольше, – посоветовал по-французски Денуае.

Оставшись один, этнограф слегка сдвинул кастрюлю на этажерке и ощупал камни стены. Он тут же обнаружил объект своих поисков, спрятанный в щель. Это была стопка опалесцирующих пластинок, размером с игральную карту, но толщиной в полсантиметра. Взяв одну, он посмотрел на просвет у масляной лампы. Плотный прямоугольник был диапозитивом. На нем проступило собственное изображение этнографа, на других – лица членов экспедиции и английских летчиков. Все они были отсняты под необычным углом. Было такое впечатление, что все изображенные на диапозитивах стояли в кружок, склонив головы над объективом фотоаппарата, лежащего на земле! В круглом просвете, который образовали их лица, был виден клочок голубого неба. На снимках, помимо группы, были изображения Жанны, самого Денуае, летчиков, археологов…

Денуае тотчас понял, почему снимки сделаны под таким странным углом: ведь они поодиночке и группами склонялись над найденным ящичком. Этот механизм с зеленоватой массой внутри был просто-напросто приспособлением для фотографирования. Но, более того, он мог передавать изображение на расстояние…

Как же монстр получил эти диапозитивы и с какой целью передал их старухе? Мысль об этом повергла Христиана в состояние ступора. Поразмыслив, пока женщины возились за перегородкой, он положил диапозитивы обратно. Едва успел он это сделать, как дверь чулана отворилась и перед ним предстала гротескная фигура старой Тюпюта-хи. Она заправила рваное платье в голубые джинсы, которые подвязала вокруг талии веревочкой. Складки платья, свернутого рулоном под штанами, придавали ей вид тучной матроны, гордой своей элегантностью.

– Эти штаны сидят на тебе, как перчатка, – польстил этнограф, соображая, как предпочтительнее выразиться, если речь идет все же не о перчатке, а о штанах.

– Хорошо бы, если ты подарил бы мне пояс, тогда будет еще красивее, – запопрошайничала она, принимая разные смешные позы.

– Хорошо, хорошо, обещаю, – согласился он. – А скажи мне, Тюпютахи, как выглядит твой Аку-Аку?

– Я не знаю.

– Но ведь он, по твоим словам, бывает у тебя, – удивился он.

– Да, и часто. Но когда он приходит, то принимает вид Tangata manu. Так что никто не знает, как он выглядит в действительности.

– А что, его настоящий облик не похож на Tangata manu? Разве он не «человек-птица»?

– Но Tangata manu не может летать на своих крыльях, а мой Аку-Аку летает…

– Ну и на чем же он летает?

– На шарах. На прозрачных шарах… Ты что, проспал вчера?..

Несмотря на бедность своего словарного запаса, старуха изъяснялась совершенно четко, но говорила сплошными загадками. Этнограф не сразу понял смысл ее замечания.

– Ты говоришь о светящихся шарах, которые?..

– Да, конечно. А про пояс ты не забудешь?

Он нетерпеливо пообещал не забыть и, оценив комичность ситуации, снова спросил:

– Можешь описать мне твоего Аку-Аку?

– Он большой. Очень большой, – сказала она, подняв руки над головой. – У него хороший клюв. Это очень красивый Tangata manu.

Этнограф проверил, работает ли магнитофон, и продолжал расспрашивать:

– А как ты его называешь?

– Этого я не могу тебе сказать, это – табу.

– Ну хорошо. А скажи тогда, он приходит к тебе каждый раз, когда ты его позовешь?

– Нет. Но вот уже десять дней как он приходит часто, даже когда я его не зову. Он был у меня сегодня вечером. Разве вы не встретили его?

Они отрицательно покачали головами перед этой святой простотой.

– Скажи, пожалуйста, а разве сегодня вечером… не табу то, что ты нам рассказываешь?

– Он сказал мне, чтобы я правду отвечала extranjeros, и тогда у меня будет «хороший шанс».

– Он так прямо тебе и сказал? – удивился этнограф. – Разве он знает, зачем мы на Te Pito o te Henua?

– Да. Вы ищете ронго-ронго.

Христиан достойно выдержал этот удар и спокойно выложил на стол три увеличенные фотографии ронго-ронго, обнаруженных в пещере на Моту-Нуи. Тюпютахи долго рассматривала снимки, поворачивая их и так и эдак, потом положила перед собой поудобнее и начала петь вибрирующим голосом.

Этнограф и учительница раскрыли рты. Каким образом старуха могла понимать значение этих идеограмм, отличающихся от известных ронго-ронго на дереве? Ведь только те она и могла знать?

Песня ее была ни на полинезийском, ни на диалекте, которым пользуются жители острова Пасхи. Это было что-то другое, хотя и попадались отдельные полинезийские слова.

– Ну вот, – закончила она, спев выбранные Христианом наугад образцы.

– И ты понимаешь эти ронго-ронго? Ты действительно понимаешь их смысл?

– Да. Мой Аку-Аку вложил его в мою голову.

– В твою голову? – переспросила учительница.

– Да. С помощью такой штуки, – она изобразила пальцами прямоугольник. – Это заблестело и вошло мне в голову. Это легко. Это приятно. Это теперь поет в моей голове.

Маева бросила вопросительный взгляд на Денуае, а тот, чтобы старуха не поняла, ответил ей по-французски:

– Существо показывало Тюпютахи что-то вроде светящегося прямоугольника. Ты в этот момент, испугавшись, пряталась за скалой. Объект испускал голубоватое свечение и, казалось, загипнотизировал старуху. После ощущений, которые она нам сейчас столь наивно описала, можно предположить, что речь идет о каком-то гипнографическом аппарате, об инструменте, способном зафиксировать в ее мозгу песни и даже, может быть, смысл ронго-ронго, найденных нами на острове. Удивительнейшая вещь!

– А ты можешь пересказать нам смысл песни? – обратился он к аборигенке.

– Здесь говорится о каких-то великих делах, – предупредила она, прежде чем переводить идеограмму, а затем начала:

– Т’RUV поднялся очень высоко. Дома упали. Т’RUV все поднимался, а дома опускались вместе с холмами. M’houn ушел вместе с Bagivma; другие были мертвы. Живые пошли к большой земле в сторону восхода, к земле, где жили маленькие дикие люди. Новая жизнь началась для этих M’houn, но затем Т’RUV покрыл горы. Все.

– Спасибо, Тюпютахи. Конечно, – вздохнул этнограф, – все это очень интересно, но позволь спросить тебя об этом исходе. И вообще, кто были эти «M’houn»?

– Люди, – ответила старуха. – Люди, немного похожие на Tangata manu.

– А T’ruv, это Tirouvi? То есть «потоп»? – спросила учительница, которая, конечно, поняла это полинезийское слово.

– Итак, – констатировал Христиан, – эта история начинает приобретать более четкую форму. «Холмы опускались…» Может, там сказано, что их поглощал потоп? Или они опустились в связи с геологическим катаклизмом? Продолжай, Тюпютахи…

– Bagivma, – продолжала старуха, – это шары, которые летают.

– Светящиеся шары? – удивленно воскликнул Денуае. – Но как этот древний текст может сообщать об аппаратах, способных переносить по воздуху людей, пусть даже и отличных от нас, но все же современников потопа?!

– Ты просил меня объяснить ронго-ронго, я тебе и объясняю. Дай мне другие, и я тебе их пропою.

– Завтра я тебе принесу фотографии многих ронго-ронго. Ты можешь держать их у себя столько, сколько нужно, чтобы перевести. А, кстати, твой Аку-Аку придет завтра?

– Manana? Guien sabe? Он приходит, когда захочет.

– Если вдруг он придет, скажи ему, что я хотел бы с ним встретиться, – проговорил он после короткого колебания.

Учительница, услышав эти слова, беспокойно вздрогнула. А старая полинезийка отрицательно помотала головой, не выказывая никакого удивления.

– Он не хочет тебя видеть. Может быть, позже. Он мне сказал об этом перед тем, как ушел.

– Любопытно, – пробормотал этнограф, как бы про себя. – А ты понимаешь, что он говорит? Кстати, на полинезийском или на… современном языке? Или на каких-нибудь других языках?

– Конечно, я его понимаю. Несколько раз разговаривала с ним на испанском. А однажды он принес книги, разложил их на столе, пока мы разговаривали. Они были в сумке из стекла.

– Как это из стекла? Ты хочешь сказать – в прозрачной сумке?

– Да. Но она была закрытая и мокрая. Он разрешил мне их посмотреть. Там были картинки – большие дома, люди, огромные джипы, еще больше, чем у губернатора.

Этнограф нарисовал грузовик в блокноте.

– Такие?

– Да. Такие джипы. А в одной книге были цветные рисунки. Он сказал, что это Рапа-Нуи, но очень маленький, – с пренебрежением проговорила она. – Было еще много других рисунков.

– Может быть, это был атлас? – удивленно спросила Маева. – Где же он взял эти книги?

Старуха усмехнулась своими тонкими губами.

– Он сказал, что… украл их на других островах. Он очень сильный, мой Аку-Аку, – с восхищением уточнила она. – А теперь я устала и хочу спать… – закончила Тюпютахи без перехода.

Этнограф поднялся.

– Завтра мы принесем тебе много фотографий ронго-ронго.

– А подарок?

– И подарок, – пообещал он.

Шаги этнографа и учительницы мало-помалу затихли на склоне Рано Као, и тогда из-за одного обломка скалы медленно поднялся чудовищный силуэт. Странное существо повернуло голову в сторону берега, провожая взглядом молодых людей, и его правый глаз при этом горел, как рубин.

Тангата Ману издал нечто вроде кряканья и неуклюже, вперевалку направился к лачуге старухи. Затем заскреб когтями по дереву двери. Старая Тюпютахи немедленно открыла и приняла так называемого своего Аку-Аку с выражением живейшего удовлетворения.

– Входи Коалт-Иоха… Они только что ушли… Я им рассказала все, что ты велел.

Монстр издал глухое ворчание и согнулся, чтобы проследовать за Тюпютахи в ее более чем скромный домишко. Сверкающее тело существа издавало совершенно тошнотворный запах «тухлятины».

Глава VI

А на острове Моту-Ну и члены экспедиции окружили предусмотрительно оставленный вчера перед входом в пещеру сундучок. Жанна Мансуа поставила портативную машинку на плоский обломок скалы. Археолог Бернар Леруа, встав на колено, склонился над сундучком. Тут же в нижней части ящика засияли восемь лепестков и раздались щелчки, а кулиса задвигалась.

– Эта штука опять начала работать, – ответил он. – Хорошо, что это не адская машинка, а просто фотокамера.

– Да, – подтвердил этнограф. – В этот самый момент некие странные создания, скрывающиеся бог знает где, фиксируют наши лица, склонившиеся над ящиком. Любопытно себя чувствуешь, зная об этом, не правда ли?

– М-м-м… – пробормотала Жанна. – Выходит, что эта штука была предназначена для фиксации тех, кто когда-нибудь откроет камеру, рано или поздно обнаружив ронго-ронго, спрятанные в пещере…

– У вас, Денуае, нет сомнении относительно своих действий? – спросил командан О’Брайен.

– Нет, командан. Я прежде всего считаю, что ящик не представляет никакой опасности…

Офицер посмотрел на руководителя экспедиции и как бы безразлично бросил:

– Ну что ж! Делайте что хотите. Что же касается нас, то мы удаляемся.

– Но ведь эти существа уже располагают вашими фотографиями. Вы и ваши товарищи смотрели вчера в ящик.

– Это не повод, чтобы постоянно подсовывать им наши обличия, этим ящерицам.

Однако этнограф, пожав плечами, вынул из кармана свой паспорт и, раскрыв его, показал внутрь камеры. То же самое по очереди сделали остальные члены экспедиции под насмешливыми взглядами летчиков.

– Ну вот, теперь мы представились Тангата Ману, – улыбнулся Христиан. – Это должно показать им, что мы разобрались с механизмом.

Сидя на обломке скалы, Жанна Мансуа заложила в машинку лист чистой бумаги и спросила:

– Печатать заглавными буквами, чтобы текст был более читабельным?

Денуае кивнул и медленно начал диктовать:

МЫ НАДЕЕМСЯ ЧТО ВЫ ПОНИМАЕТЕ И ЧИТАЕТЕ НА МНОГИХ ЯЗЫКАХ.

ВЧЕРА ОБЪЕКТИВ РАСПОЛОЖЕННЫЙ НА ДНЕ ЭТОГО ЯЩИКА, СФОТОГРАФИРОВАЛ НАШИ ЛИЦА. ТЕПЕРЬ ВЫ РАСПОЛАГАЕТЕ ОСНОВНЫМИ СВЕДЕНИЯМИ О НАС ИЗ НАШИХ УДОСТОВЕРЕНИЙ.

КТО ВЫ? ГДЕ ВЫ НАХОДИТЕСЬ? МЫ РАССЧИТЫВАЕМ ВОЙТИ В КОНТАКТ С ВАМИ, ЕСЛИ ВЫ ПРОДЕМОНСТРИРУЕТЕ ТАКОЕ ЖЕЛАНИЕ. ЗАВТРА МЫ НАНЕСЕМ ВИЗИТ ТЮПЮТАХИ В НАДЕЖДЕ ПОЛУЧИТЬ ВАШ ОТВЕТ.

– Я полагаю, что этого достаточно, – заключил он. – Наш лаконизм объясним.

Текст, прежде чем его поднесли к сундучку, был напечатан еще на английском и испанском языках. Когда лепестки и кулиса перестали щелкать, Жанна Мансуа поднялась и, улыбнувшись, сказала:

– Итак, наше послание «пошло»! Теперь будем ждать прихода почтальона!

– Счастливые люди! И ни в чем-то вы не сомневаетесь, – проворчал командан О’Брайен саркастически. – Вы даже не знаете, что собой представляют эти создания, и уже наивно направляете им свои пожелания! А если этот ящик просто-напросто наживка? Ловушка?..

Он не знал, как точнее выразить свою мысль, и махнул рукой.

– Этот сундучок был зарыт в пещере по крайней мере несколько столетий, если не сказать больше, – возразил этнограф, – и я не вижу, как бы он мог послужить наживкой или ловушкой. Наоборот, в этом случае он лежал бы на виду!

– Но ведь не положили же его здесь случайно, так ведь? С какой целью эти чудовища спрятали его в пещере, будь то на прошлой неделе или тысячу лет назад? Вы что, не согласны?

– Ладно. Посмотрим. Я думаю, что ответ не задержится, если только они захотят нам ответить. Кстати, сейчас командан Лагранж должен готовить батискаф к спуску, а уж кто-кто, но Лагранж ждать не любит.

Подвешенный на тросах огромный продолговатый аппарат покачивался над верхушками волн при спуске с чилийского корабля в нескольких километрах от берегов острова Пасхи. Помещение внутри Батискафа-2 было достаточно обширным: пять метров в длину, три с половиной в ширину, но высота не более двух с половиной метров. Поскольку готовилось пробное погружение, то, помимо командана Лагранжа и лейтенанта-океанографа Андре Фабра, в батискафе находились пассажиры – Христиан Денуае, Жанна Мансуа, Бернар Леруа, Лоренцо Чьяппе. Сидя перед пультом, светящимся циферблатами, утыканным рукоятками и штурвальчиками, этнограф и его товарищи изучали пластинки, найденные в пещере острова Моту-Нуи. На первой была выгравирована карта Рапа-Нуи в том виде, как он выглядел раньше, то есть вытянутый в два раза больше на восток. На другой пластинке тоже был изображен остров, но его очертания никому не были знакомы.

– Эта вторая карта совершенно непонятна, – ворчал Пьер Лагранж. – Если она в том же масштабе, что и предыдущая, то, скорее всего, этот остров сейчас не существует. В некую эпоху он был поглощен океаном, как это случилось с восточной частью Рапа-Нуи.

– А может, все же речь идет вовсе не об острове, – рискнула Жанна Мансуа.

– Вы хотите сказать, что это, возможно, континент?

– Вы сами подтолкнули к этой мысли, говоря о другом масштабе карты, командан, – напомнил этнограф. – Как толковать эту карту, если она составлена в относительно крупном масштабе? – спросил он, сравнивая пластинки.

– Может быть, это и континент, – улыбнулся офицер. – Например, Муnote 19Note19
  Согласно легендам, в Тихом океане двенадцать тысяч лет назад потопом был поглощен некий континент Му. Погибла целая цивилизация. – Примеч. перев.


[Закрыть], древний континент, поглощенный океаном? Послушайте, Денуае, спускайтесь с небес на землю!

– Да мы и так спустились достаточно низко, командан, уже почти в воде, – обронила филолог.

– Ах, да, – тут же обернулся он к ней. – Я и забыл, что это ваш конек!

– Вовсе нет, просто я выдвигаю рабочую гипотезу, – отпасовал этнограф.

– Хотите сказать, что это гипотеза, основанная на серьезных геологических данных? На океанографических и археологических исследованиях? Было бы странным, если бы вы оказались правы, а все другие – в дураках!

– Ну, знаете, командан, батискаф здесь как раз для того, чтобы проверять наши гипотезы, так что пари принимаются!

– О’кей! Ставлю бутылку чинзано, тем более что сегодня мы обогнем остров в подводной его части в пятнадцати километрах от берега. Сейчас мы находимся над бездной в две тысячи сто метров. Мы пройдем в трехстах метрах от поверхности вокруг подводных холмов. – Он показал на нынешнюю карту Рапа-Нуи и добавил: – Там, на континентальном основании острова, на трехсотметровой глубине должна продолжаться одна из этих Арада, или, как их называют, «дороги отплытия», которые еще видны на современных берегах! В соответствии с картой мы должны находиться сейчас прямо у точки, где дорога кончалась и уходила под воду. Но полагаю, что мало шансов обнаружить ее дальнейшие следы. Десятки, а то и сотни метров осадочных пород должны скрыть ее.

– Давайте-ка, Фабр, продолжайте командовать погружением!

Лейтенант взял в руки микрофон.

– Отпускайте тросы!

– Но у вас-то передатчик работает! – удивился этнограф.

– Да. Начиная где-то после пятнадцати километров от берега, но передает только на расстояние около двух километров, что совершенно непонятно. Мы проводили опыты и на катере, но передатчик действовал на том же расстоянии, и точка! Наш друг Тонио увидел бы в этом руку Аку-Аку, – усмехнулся, он.

Шум машин заглушил грохот воды, вливавшейся в балластные цистерны: батискаф начал погружаться. На зеленом экране сонара – ультразвуковое зондирование – рисовались арабески пульсирующей волны. Импульс с регулярными интервалами странным образом резонировал в кабине батискафа. На командном пульте светилась целая куча шкал, на которых неистовствовали стрелки или бежали целые колонки цифр. Темным пока оставался только телевизионный экран, поскольку внешние телекамеры не были включены.

Расположившись позади офицеров-океанографов, пассажиры следили за их жестами, точными и взвешенными. На глубине триста метров включились подводные прожекторы и заработали телекамеры. На экране появилось огромное пространство, покрытое водорослями, настоящий подводный лес, населенный странными обитателями: призрачными медузами, змеевидными полупрозрачными рыбами, креветками. Возбужденные светом прожекторов, растения грациозно распускали свои разноцветные покрывала, которые медленно колыхались.

Континентальный цоколь острова ступенями поднимался к западу. Командан Лагранж включил панорамный обзор. Почти рядом с ними был сход в бездну, всего в каких-то десятках метров. Зияла пропасть в тысячу восемьсот метров глубиной. Батискаф повернулся бортом к «берегу» бездны; противоположная часть была обращена к великолепной цепи подводных холмов. На экране медленно проплывала картина дна – песок, скалы, обломки кораллов, все это проглядывало сквозь заросли водорослей. Иногда под лучом прожектора вспыхивали старые перламутровые раковины, возникали облачка песка, поднятые при бегстве рыб, похожих на ската.

– Конечно, – вздохнул командан Лагранж по прошествии четверти часа. – Было бы наивно надеяться найти продолжение одного из этих путей «разгрузки», ранее используемых полинезийцами. С незапамятных времен их покрывают осадки… Черт побери! – вдруг выругался он, лихорадочно работая рычагами и рукоятками…

– Вы что, наконец обнаружили дорогу? – спросила Жанна Мансуа.

– Да нет. Это скорее напоминает какой-то прибор-индикатор. Смотрите! Смотрите, опять появился! – крикнул он, начиная увеличивать изображение на экране.

И тут действительно на экране возник какой-то объект, вроде металлической пирамидки высотой в три метра с мачтой, на вершине которой располагался черноватый шар около метра в диаметре. Все это было чистое, гладкое, без следов коррозии и раковин-паразитов!

– Вот так раз! – пробормотал археолог Леруа.

– Как вы думаете, что это такое?

– Извините, Жанна, но у меня под рукой нет туристического путеводителя!

Ироническое замечание командана Лагранжа прозвучало тем не менее фальшиво, поскольку лицо его выражало такое же удивление, как и у всех остальных.

– Может быть, это какой-нибудь океанографический прибор, – настаивал Леруа.

Его собрат Лоренцо Чьяппе пожал плечами:

– Ничего похожего на то, что устанавливает мое правительство.

– К тому же, – назидательно добавил лейтенант Фабр, – вообще не существует океанографической аппаратуры такого типа… Я действительно не понимаю, для чего может быть предназначена эта пирамида с шаром.

Батискаф начал медленное движение, описывая дугу вокруг сооружения, прежде чем его стало относить в сторону от подводных холмов.

– Какой странный объект, – прошептала Жанна Мансуа. – На этом металлическом шаре нет ни отверстий, ни выступов.

– Это просто громоотвод на каком-нибудь здании континента Му, – ехидно проговорил командан Лагранж.

Но шутка его повисла в воздухе, а этнограф уточнил:

– Если такой континент и существовал, то он никак не мог находиться здесь, в открытом море, в пятидесяти километрах от Рапа-Нуи. В лучшем случае он располагался бы гораздо дальше к востоку, но теперь это скрыто под сотнями метров осадочных наслоений.

– Ну, это совершенно беспочвенное предположение…

– Да, но небезынтересное с точки зрения осадочных пород, – подчеркнул лейтенант Фабр.

– Эй! Вот еще один шарик, – воскликнула Жанна Мансуа, придвигаясь к экрану.

Действительно, очень близко в луче прожектора появилась еще одна пирамида с колонной, увенчанная шаром. Встревоженный близостью объекта, командан Лагранж, оставив споры, стал быстро манипулировать рукоятками, чтобы сменить курс… Однако течение сносило батискаф, и он шел прямо на мачту.

– Мы… мы сейчас врежемся прямо в шар! – прошептала Жанна, неотрывно глядя на экран.

Металлическая сфера увеличилась в размерах, заняла весь экран и стала расплывчатой. Резкий толчок потряс подводный аппарат и бросил сидящих людей друг на друга. Лишь командан Лагранж и лейтенант Фабр, ухватившиеся за пульт, смогли удержать равновесие. Притормозивший тяжелый аппарат обернулся вокруг оси и долго покачивался, чтобы принять вертикальное положение. Затем его понесло на запад к бездне.

– У нас что, авария? – забеспокоился этнограф, помогая Жанне Мансуа подняться.

– Вроде бы нет. Однако удар был приличный! – проворчал офицер. – Впрочем, камеры не пострадали.

– Как и мы сами, – проворчал чилийский археолог, массируя ребра.

На экране просматривались тучи песка, закрывая обзор. Командир батискафа сконцентрировал свое внимание на пульте управления, а потом направил аппарат к мутному облачку на краю бездны, которое уже оседало. Наконец вода очистилась, и находящиеся в батискафе с удивлением обнаружили, что шара на вершине пирамиды нет.

– Вот те раз! Кажется, мы сорвали эту металлическую штуковину!

Пьер Лагранж медленно повернул камеру.

– Смотрите-ка, и пяти минут не прошло, а шарик почти у края пропасти! – воскликнул лейтенант. – Он зацепился за кусты кораллов.

– Командан! Стоило бы прихватить с собой эту сферу!

– Черт побери, Денуае! Я тоже подумал об этом…

Батискаф медленно двинулся вперед, чтобы занять место прямо над шаром. Из нижней части подводного аппарата выдвинулись манипуляторы, и, контролируемые по экрану, все шесть когтей вцепились в шар.

– Я его захватил, – обрадовался океанограф.

– Браво! – поздравил его командан. – Это стоит бутылки чинзано, Фабр!

– Думаю, что это стоит целого ящика! – тут же откликнулся Христиан.

– Ладно. На сегодня плавание заканчиваем. Завтра вернемся и нырнем в бездну прямо у подножий холмов.

Подхваченный мощной стрелой «Мендозы», батискаф был водружен на свое обычное место.

– Вы что, внизу выловили эту штуку? – спросил командан О’Брайен, разглядывая металлическую сферу, перенесенную на палубу.

– Нет. Она прилетела к нам из стратосферы и села сама по себе! – усмехнулся Лагранж, медленно обходя шар.

Сферу силой оторвали от ее подставки. Точка, в которой она крепилась к матче, была отчетливо видна. Это был кружок, сантиметров двадцать пять в диаметре. Металл в этом месте имел тот же цвет, что и на пластинках ронго-ронго. Этнограф попробовал его пальцем.

– Вы полагаете, что это тот же металл, что и на пластинках из пещеры? – спросил Лагранж. – Если это и не так, то, во всяком случае, очень похожий.

Денуае постучал по сфере зажигалкой, после чего она долго звенела.

– Это какой-то пустотелый механизм. Помогите мне, Лоренцо.

Чилиец помог ему развернуть шар, и тут они заметили, что из него выдвинулась секция размером где-то двадцать на пятьдесят сантиметров.

– Повернув сферу, мы, должно быть, включили какой-то механизм, – заметил Денуае, приближаясь к ящичку.

– Ну, знаете, скорее бы удар, который она испытала, должен был разблокировать механизм. Но тем не менее…

Видя, что этнограф пытается отверткой открыть крышку секции, командан О’Брайен вмешался.

– Не стоит делать этого, Денуае. Эта штука может оказаться опасной.

– Вы, командан, все еще находитесь под впечатлением игры с вашей бомбой «Н»!

Последний удар молотка, и секция, открывшись, упала к ногам. Однако ни по краям отверстия, ни внутри «окна» не было видно никакого блокирующего устройства.

– Как же там держалась эта штуковина? – задумчиво проговорил этнограф, становясь на колени, чтобы осветить внутренность сферы фонарем.

В центре ее находился тоже шар сантиметров в тридцать диаметром, из которого, наподобие морского ежа, торчали стерженьки. Через прозрачный материал виднелись последовательно расположенные в форме бутерброда большие и маленькие диски толщиной миллиметров в пятнадцать, соединенные выступами, и глубже просматривался еще один сложный механизм.