Текст книги "Немного ненависти"

Вопросы

По-видимому, Огарок находился в помещении слева: она узнала его голос, бормотавший за стенкой, и даже если слов было не разобрать, то звучавший в нем страх распознавался безошибочно. Справа была Гриз. Ее Вик тоже слышала – сперва она выкрикивала оскорбления, потом просто кричала. Вопросов пока не задавали. Видимо, просто обрабатывали. Интересно, подумала Вик, насколько им удалось ее обработать к этому моменту.

Странно, насколько быстро теряешь представление о времени, когда не видно неба. Только белая, слишком ярко освещенная комната без окон, стол с тремя кровавыми пятнами, два стула и дверь. Когда их схватили – несколько часов назад? Несколько дней? Она, видимо, немного вздремнула. Проснулась рывком, ощущая на обнаженной коже холодную испарину. Из коридора за дверью слышались чьи-то мольбы о пощаде, однако дверь оставалась закрытой. Ее раздели, приковали цепью к стулу и оставили в одиночестве, и ей все более и более нестерпимо хотелось помочиться.

Как раз когда она уже начала думать, что придется сделать это прямо сидя на стуле, дверь наконец открылась.

В комнате появился человек. Не вошел – его вкатили. Он сидел в необычном кресле на колесах, которое толкал неимоверных размеров практик. Серебряная седина, бледная кожа, почти настолько же белая, как его безупречно белый китель, изборожденная глубокими морщинами и словно бы чересчур туго натянутая на кости. Его лицо было все перекорежено, левый глаз сощурен и дергался. На мизинце горел архилекторский перстень с крупным багряным камнем, но и без него не могло быть сомнений, кто это такой.

Калека. Старик Костлявый. Королевский Живодер. Ось, вокруг которой вертелся Закрытый совет. Его преосвященство архилектор Глокта.

– Мне нравится ваше кресло, – сказала Вик, когда оно со скрипом остановилось по другую сторону от стола.

Архилектор поднял одну бровь.

– А мне нет. Но ходить с каждым годом все труднее, а моя дочь уверяет, что в страдании нет благородства. Так что она уговорила своего друга мастера Карнсбика, чтобы он сделал его для меня.

– Самого великого машиниста?

– Именно. Говорят, он гений. – Глокта бросил взгляд вверх, на нависшего над ним огромного практика, в чьих необъятных кулаках рукоятки кресла просто терялись. – И вот теперь бесполезный человек может дать полезному человеку бесполезное занятие: катать его куда он пожелает. Вот он, прогресс, а? Снимите с нее оковы, пожалуйста.

– Ваше преосвященство? – донесся из-под маски приглушенный голос практика.

– Ну-ну, мы же не звери.

Практик вынул из кармана маленький клинышек, с неожиданным изяществом опустился на колени и подсунул его под одно из колес. Затем, тяжело ступая, обошел стол и взялся за наручники Вик. Они врезались ей в кожу, когда он их открывал. Ее запястья были содраны до крови, но она удержалась от того, чтобы их потереть. Также она постаралась не морщиться, не дергаться, не потягиваться, не стонать – даже когда положила руки на стол и увидела засохшую кровь Сибальта, все еще остававшуюся под ногтями. Показывать свою боль – значит напрашиваться на новую. Этому ее научили в лагерях. Научили как следует.

Архилектор наблюдал за ней с тенью улыбки на искореженном лице, словно мог угадать все ее мысли до единой.

– И одежду, прошу вас.

Практик с недовольным видом положил на стол аккуратно сложенные рубашку и штаны, расправив материю за уголок, словно взыскательный камердинер.

– Вы можете нас оставить, Доля.

– Ваше преосвященство? – практик даже дал петуха от беспокойства.

– У меня есть вещи поважнее, чем повторять собственные слова.

Бросив на Вик последний хмурый взгляд, практик попятился к двери, пригнулся под притолокой и вышел, закрыв за собой дверь. Клацанье засова прозвучало с мрачной окончательностью, оставив ее в этой голой белой комнате наедине с самым страшным человеком в Союзе.

– Итак. – Он улыбнулся ей, показав зияющую дыру в передних зубах. – Кажется, вас снова следует поздравить, инквизитор Тойфель. Чрезвычайно аккуратная работа. Я знал, что моя вера в вас будет оправдана.

– Благодарю, ваше преосвященство.

– Следует ли мне повернуться спиной, пока вы одеваетесь? – Щурясь, он поглядел вниз на колеса своего кресла. – Боюсь, это займет какое-то время. Я уже далеко не столь проворен, как во времена моей молодости. А ведь когда-то я выиграл турнир, не пропустив ни одного удара…

Взвизгнув ножками стула, она встала, не обращая внимания на боль в онемевшем бедре.

– Не беспокойтесь.

Встряхнув рубашку, она принялась натягивать ее. Заключенных раздевают, чтобы заставить их почувствовать свою уязвимость. Почувствовать, что у них не осталось мест, где можно хранить секреты. Но этот прием работает, только если ты ему позволяешь. Вик старалась одеваться в точности так, как делала бы это, если бы была одна. Если ты вырос в лагерях, где спал рядом с чужими людьми, делил с ними их тепло, их вонь, их вшей, где вас всех вместе, жмущихся друг к другу, окатывали холодной водой стражники в качестве профилактики болезней, то начинаешь смотреть на скромность как на роскошь, без которой очень быстро приучаешься обходиться.

– Приношу свои глубочайшие извинения, что у меня ушло столько времени, чтобы до вас добраться, – произнес его преосвященство, столь же не тронутый ее наготой, как и она сама. – Правительство сильно взбудоражено этими боевыми действиями на Севере. Надеюсь, мы взяли всех?

– Всех, кроме Сибальта. Он… – Вик тщательно изгнала с лица любое выражение, вспомнив, как он воткнул клинок в собственную шею. – Он покончил с собой, чтобы не оказаться в плену.

– Как неудачно. Я знаю, что у вас с ним возникли… некоторые отношения.

Разумеется, архилектору было известно все. Однако то, что он сказал это вслух, то, что он знал об этом, как будто сделало это более реальным. Собственные чувства застали Вик врасплох. Она была вынуждена даже перестать застегивать рубашку, глядя в пол со стиснутыми зубами, храня молчание, чтобы ее не выдал собственный голос. Всего лишь на мгновение. Затем она продолжила пихать пуговицы в петли пальцами, покрытыми коркой засохшей крови. Маска снова была на месте.

– Это проблема, ваше преосвященство?

– Для меня – нет. Все мы желаем жить в простом мире, но люди – несовершенные, непредсказуемые, противоречивые животные со своими симпатиями, своими потребностями, своими чувствами. Даже такие люди, как мы.

– Никаких чувств не было, – проговорила Вик, натягивая штаны. Ее не отпускало ощущение, что он видит ее насквозь.

– Если их не было, значит, вы продемонстрировали свою целеустремленность. Если они были – еще лучше: вы продемонстрировали свою преданность.

– Я знаю, что я в долгу перед вами. Я не забываю.

– Мое правило – никогда не осуждать человека за его мысли. Только за действия. А вы выполнили все, о чем я только мог просить.

Вик уселась на стул лицом к нему.

– Сибальт был лидером. Я сомневаюсь, что кто-нибудь из остальных много знает.

– Это мы скоро увидим.

Вик посмотрела ему в глаза. В эти глубоко посаженные, воспаленно блестящие глаза.

– Они не плохие люди. Просто хотят иметь немного больше.

– Мне казалось, вы сказали, что никаких чувств не было?

Левый глаз архилектора начал слезиться. Он вытащил белый носовой платок и аккуратно промокнул его.

– Вы выросли в лагерях, инквизитор Тойфель.

– Как вам прекрасно известно, ваше преосвященство.

– Вы видели людей в самом неприкрытом виде.

– В более чем неприкрытом, ваше преосвященство.

– Ну так скажите мне: эти хорошие люди, если они получат свое «немного больше» – чего они захотят потом?

Вик помедлила с ответом, но он был очевиден:

– Еще немного больше.

– Совершенно верно. Потому что такова природа людей. Причем их «немного больше» придется отнять у кого-то другого, и этот кто-то другой будет отнюдь не в восторге. Недовольство жизнью невозможно устранить, так же как невозможно устранить темноту. Задача правительства, видите ли, состоит в том, – архилектор ткнул костлявым пальцем в воздух перед собой, – чтобы свалить недовольство на тех, кто менее всего способен заставить тебя за это расплачиваться.

– Что, если вы ошиблись насчет того, кто способен заставить вас расплачиваться?

– Ошибки – такая же часть жизни, как и недовольство. Очень приятно держать в руках власть и принимать решения за всех остальных. Но делая любой выбор, мы всегда рискуем тем, что выбор может оказаться неправильным. Тем не менее, решения принимать надо. Страх перед взрослой жизнью – плохое оправдание тому, чтобы оставаться ребенком.

– Несомненно, ваше преосвященство.

Ты можешь сделать лишь то, что можешь. Затем ты переходишь к другим делам. Этому ее тоже научили лагеря.

– Откуда у них гуркский огонь?

– Они говорили о друзьях из Вальбека.

– Тоже ломатели?

– Возможно, та группа более организованна. Они упомянули Ткача.

Глокта никак не отреагировал на это имя. Впрочем, он хранил свои чувства еще глубже, чем Вик. Если они у него еще оставались. Какой бы тяжелой ни была жизнь в лагерях, она была пухом по сравнению с тем местом, где он выучил свои уроки.

– Вальбек – большой город, – произнес архилектор. – И с каждым днем становится все больше. Новые фабрики, новые трущобы… Впрочем, начинать с чего-то надо. Я поспрашиваю ваших друзей насчет их друзей в Вальбеке. Посмотрим, не удастся ли нам еще что-нибудь выяснить об этом… Ткаче.

Может быть, все же еще одна попытка? Вик села прямее, сцепила руки на коленях:

– С вашего разрешения… мне кажется, этого мальчика, Огарка, можно завербовать.

– Вы способны обеспечить его преданность?

– У него есть сестра. Если она окажется в заключении…

На лице архилектора мелькнула беззубая улыбка.

– Очень хорошо. Вы можете лично пройти в соседнюю дверь и освободить его от цепей. Я рад, что хоть кто-то сегодня вечером получит хорошие новости. Без сомнения, вам уже не терпится оказаться на пути в Вальбек, чтобы вырвать заговор с корнем.

– С радостью примусь за это дело, ваше преосвященство.

– Не утруждайте себя слишком сильно. Практик Доля!

Дверь рывком распахнулась. Огромная туша практика почти целиком заполнила проем.

– Выкатите меня отсюда, будьте так любезны.

Доля выудил из-под кресла клинышек. Колеса заскрипели, он покатил кресло к двери. Однако у порога Глокта поднял палец, останавливая его, и обернулся.

– Вы все сделали правильно, – сказал он.

– Я знаю, ваше преосвященство, – ответила Вик, встретив взгляд его запавших глаз. – У меня нет сомнений.

Когда лжешь, нужно, чтобы ложь звучала так, словно ты сама в нее веришь.

Вдвойне – если лжешь самой себе.

_{* * *}

Огарок уставился на нее своими огромными глазами. Его руки в наручниках лежали на столе, голова ушла в костлявые плечи чуть не до самых ушей. Он действительно был похож на ее брата. На нем пока еще не было следов побоев. Что ж, это уже что-то.

– Ты от них ушла? – прошептал он.

Вик, печально улыбнувшись, села напротив – на стул, предназначенный для тех, кто задает вопросы.

– От них никто не уходит.

– Тогда…

– Я и есть они.

Долгое время он смотрел на нее, и она подумала: вот сейчас он начнет вопить и осыпать ее оскорблениями. Пинаться, царапаться и сходить с ума. Однако он был слишком умен – или слишком напуган. Он просто опустил глаза к усеянной пятнами столешнице и вымолвил:

– А-а.

– Знаешь, с кем я только что говорила, за соседней дверью?

Огарок медленно покачал головой.

– С его преосвященством архилектором.

Глаза мальчика расширились еще больше.

– Он здесь?

– Собственной костлявой персоной. Тебе повезло, ты никогда не видел его за работой. А я видела. – Она тихо, длинно присвистнула. – Калека, он… ну, он едва ли сможет быстро бегать. Но если нужно заставить человека говорить, поверь мне, никто не управится быстрее его. Подозреваю, что твоя подружка Гриз уже рассказывает ему все, что знает обо всем, о чем только можно.

– Она сильная, – возразил мальчик.

– Ничего подобного. Но это и не важно. Когда ты сидишь раздетый, один-одинешенек, и он начинает тебя резать, не хватит никакой силы, каким бы сильным ты ни был.

Огарок заморгал. В его глазах блестели слезы.

– Но ведь она…

– Выкинь ее из головы. Считай, что ее уже повесили. Мур мертв, и Сибальт…

У нее внезапно перехватило горло.

– Что Сибальт?

– Тоже мертв.

– Ты говоришь так, словно гордишься этим.

– Не горжусь. Но и не стыжусь. Они сделали свой выбор, ты сам слышал, как я их спрашивала. Так же, как спрашивала тебя.

Огарок мгновение помедлил, облизывая губы. Он не дурак, этот парень.

– Можно считать, что Гриз повесили… но не меня?

– Ты быстро схватываешь. Для тебя дверь пока что открыта. Для тебя… и для твоей сестры.

Огарок снова моргнул. Чертов бедолага, из него вышел бы худший карточный игрок во всем Союзе. Казалось, все его чувства написаны на его осунувшемся лице.

– Я сказала его преосвященству, что, возможно, тебя еще можно спасти. Что ты, возможно, еще сможешь послужить королю.

– Каким образом послужить?

– Любым, какой я выберу.

Он опустил взгляд к столу.

– Предать моих братьев.

– Да, скорее всего.

– Какие у меня есть варианты?

– Только этот. И тебе еще чертовски повезло, что он у тебя есть.

Мальчик поднял глаза, и в его взгляде читалась неожиданная жесткость.

– Тогда зачем спрашивать?

– Чтобы ты понимал, что ты у меня в долгу.

Она встала, вытащила ключ и отомкнула его наручники. Потом кинула мальчику его одежду.

– Одевайся. Поспи немного. Утром мы отправляемся в Вальбек. Необходимо узнать, откуда у этих олухов взялись три бочонка гуркского огня.

Огарок продолжал сидеть, не вынимая тощих запястий из открытых наручников.

– Хоть что-нибудь из этого было правдой?

– Из чего?

– Того, что ты нам рассказывала.

Вик поглядела на него, сузив глаза:

– Хороший лжец старается лгать как можно меньше.

– То есть… ты действительно выросла в лагерях?

– Двенадцать лет. Сперва девчонкой, потом женщиной. Мои родители и сестры умерли там. – Она сглотнула. – И брат тоже.

Огарок поглядел на нее так, словно чего-то не понимал:

– Значит, ты потеряла не меньше, чем другие?

– Больше, чем большинство других.

– Тогда как же ты можешь…

– Потому что, если я чему-то и научилась в лагерях, так это одному… – она придвинулась к нему, оскалив зубы, так что мальчик отпрянул и прижался к спинке стула. – Всегда держаться с победителями.

Государственный механизм

– Лорд-маршал Бринт, – произнес Орсо. – Благодарю, что смогли увидеться со мной без предварительной договоренности. Я знаю, что вы очень занятой человек.

– Не стоит благодарности, ваше высочество! – У лорд-маршала была одна рука и вовсе не было воображения. Все в нем, от блестящих начищенных кавалерийских сапог до блестящих навощенных торчащих усов, было жестким, отутюженным и соответствующим уставу. – Ваш отец мой давний друг.

– Помимо того, что он Высокий король Союза.

Улыбка маршала едва заметно дрогнула.

– Да, помимо этого. Чем я могу вам помочь?

– Я бы хотел поговорить с вами касательно нашей реакции на вторжение Скейла Железнорукого и его северян.

Бринт раздраженно фыркнул.

– Если бы она была, эта реакция! Жулики и скупердяи, что заседают у нас в Закрытом совете, отказываются выделять средства! Вы можете себе такое представить?

– Не могу. Но мне удалось убедить отца передать мне командование экспедиционными войсками.

– Правда?

– Ну, точнее…

– Но это же превосходная новость!

Лорд-маршал вскочил и прошел к своим картам, миновав тщательно отполированные доспехи, в которых, возможно, сражался в молодости, если вообще их надевал – у них-то обе руки были на месте.

– Уж теперь мы покажем этим северным мерзавцам, можете не сомневаться!

Орсо боялся, что старый кадровый военный может быть недоволен тем, что ему назначили принца в командиры, но Бринт, очевидно, был в полнейшем восторге.

– Должен сознаться, лорд-маршал, что у меня нет никакого военного опыта, помимо возни с игрушечными солдатиками, когда я был ребенком.

«Конечно, потом я еще трахал шлюх, одетых в военную форму, но это тоже вряд ли идет в счет», – добавил он про себя.

– Именно для этого под вашим командованием будут находиться офицеры, ваше высочество. – Бринт уже погрузился в размышления над картой, отмеряя расстояния растопыренной пядью. – В качестве вашего заместителя я бы предложил полковника Фореста. Он пришел в армию рядовым, задолго до меня, и с тех пор участвовал во всех крупных сражениях. Я не знаю человека с более богатым опытом или с более трезвой головой.

– Буду весьма благодарен за любые советы, как ему, так и вам, – улыбнулся Орсо.

– Леди-губернаторша Финри сдерживает натиск врага с величайшей отвагой. Черт возьми, что за женщина! Мы с ней старые друзья, между прочим. Если она и дальше будет продолжать в том же духе, мы сможем высадиться здесь! – Он хлопнул по карте с такой силой, что Орсо испугался, как бы он не повредил свою единственную оставшуюся руку. – Прямо возле Уфриса! Выйдем мерзавцам во фланг!

– Превосходно! Во фланг. Мерзавцам. Чудесно!

Ему бы очень не помешало выяснить, что значит «фланг» и как в него выходят, но если не считать этого, пока что все складывалось как надо. Через открытое окно доносились суровые выкрики сержанта, муштрующего солдат во дворе, придавая беседе подходящую к случаю военную окраску. Орсо практически жалел, что не надел по такому случаю свою военную форму – хотя сейчас она, скорее всего, будет уже тесновата в животе. Надо будет позаботиться о приобретении новой для предстоящего похода.

– Все, что мне теперь нужно – это люди.

Бринт обернулся.

– Прошу прощения?

– Отец обещал мне батальон королевской гвардии, а также начальника королевской стражи, Бремера дан Горста, который, как я понимаю, один стоит целого полка… – он позволил себе смешок, на который Бринт, впрочем, не ответил. – Но мне понадобится еще, я не знаю, где-нибудь в районе… пяти тысяч человек?

Молчание затягивалось.

– У вас нет людей? – наконец прошипел Бринт, брызгая слюной.

– Э-э… да, поэтому-то я и пришел к вам, лорд-маршал. То есть, я хочу сказать… вы ведь лорд-маршал… – Орсо скривился. – Не так ли?

Сделав глубокий вдох, Бринт взял себя в руки.

– Это так, ваше высочество, и я приношу свои извинения. К сожалению, мне сложно сохранять трезвый взгляд на вещи, когда дело касается северян. – Нахмурившись, он бросил взгляд на кольцо на своем мизинце, потеребил его кончиком большого пальца. Судя по виду, кольцо было скорее дамское, с желтым камнем. – Эти дикари стоили мне жены, а также двух близких друзей. Не говоря уже о чертовой руке!

– Нет нужды в извинениях, лорд-маршал. Я прекрасно вас понимаю.

– Надеюсь, вы не думаете, что я не желаю удовлетворить вашу вполне обоснованную просьбу? Я готов ей рукоплескать! – Бринт хмыкнул, бросив взгляд на свой пустой рукав. – Точнее, был бы готов, если бы имел для этого все необходимое. Мне просто очень неловко, что я не могу дать вам людей, и стыдно, что я до сих пор не послал помощь леди-губернаторше. После войны со Стирией несколько полков были распущены, а теми, что остались, пытаются заткнуть все дыры. Восстанию в Старикланде не видно конца, – он махнул рукой в направлении другой карты. – А теперь еще и в Срединных землях распространяются крестьянские волнения. Эти чертовы ломатели, проклятье на их головы, мутят простой народ, сеют в людях недовольство их местом под небом. По правде говоря, меня беспокоит даже тот батальон, что вам уже обещал ваш отец. Я не вижу ни малейшей возможности рекрутировать новых людей без дополнительного финансирования от лорда-канцлера.

– Хм-м… – Орсо откинулся назад, сложил руки на груди. Похоже, как и большинство вещей в жизни, дело окажется гораздо более сложным, чем он надеялся. – То есть это вопрос денег?

– Ваше высочество, – и лорд-маршал Бринт испустил вздох, в котором звучала бесконечная усталость, – это всегда вопрос денег.

_{* * *}

– Лорд-канцлер Городец, благодарю, что вы смогли увидеться со мной без предварительной договоренности. Я знаю, что вы очень занятой человек.

– Именно, ваше высочество.

Последовала многозначительная пауза, на протяжении которой лорд-канцлер невозмутимо разглядывал Орсо поверх оправленных в золото глазных стекол. Это был похожий на жабу человек, питавший слабость к густым соусам, со многочисленными подбородками, упруго выпиравшими над меховым воротником. Не в первый раз за этот день Орсо ощутил желание выпить – а еще лучше напиться в стельку. Однако, чтобы одержать верх над несокрушимым государственным механизмом, ему требовались все его способности.

– В таком случае позвольте мне сразу перейти к делу. Я горю желанием – как, уверен, и любой благонамеренный гражданин Союза – поспешить на выручку нашим братьям и сестрам в Инглии, находящимся в отчаянной ситуации.

Лицо Городеца искривила гримаса почти физического страдания.

– Война?

– Э-э, да, но поскольку нам ее навязали…

– Такие войны обходятся ничуть не дешевле, ваше высочество.

– Не дешевле? – пробормотал Орсо.

– За последние двадцать лет ваш отец, побуждаемый ее величеством королевой Терезой, провел три кампании в Стирии с целью захватить великое герцогство Талинское, принадлежащее вам по праву рождения.

– Жаль, что он не спросил моего мнения. – Орсо засмеялся, как он надеялся, обезоруживающе. – Мне и одной-то страны более чем достаточно, куда мне еще вторую!

– Очень удачно, ваше высочество, что вы так считаете, поскольку все три войны Союз проиграл.

– Да ладно, разве нельзя считать, что вторая закончилась вничью?

– Считать можно все что угодно, но сомневаюсь, что с этим согласится хоть кто-то, кто в ней участвовал. К тому же, с точки зрения финансов победы едва ли предпочтительнее поражений. Чтобы расплатиться за эти войны, я был вынужден обложить суровыми налогами крестьянство, купцов, провинции и, в конце концов, с величайшей неохотой, дворянство. В ответ дворяне принялись укреплять свои владения, выгнали арендаторов из своих поместий и провели в Открытом совете законы, позволяющие им захватывать и огораживать общинные земли. Народ из деревень нахлынул в города, полностью разрушив всю систему налогообложения. Корона была вынуждена залезть в долги – залезть в долги еще больше прежнего, вернее будет выразиться. Один только наш долг банкирскому дому «Валинт и Балк» выражается… – Городец некоторое время обшаривал свою память в поисках достаточно масштабного выражения, но сдался, – …неописуемой суммой. Говоря между нами, одни только проценты составляют значительную часть государственных рас-ходов.

– Неужели так много?

– Больше, чем вы можете себе представить. Мы находимся в чрезвычайно рискованной ситуации, раздражение нарастает со всех сторон. Найти сейчас какое-либо дополнительное финансирование – задача… попросту немыслимая.

Орсо слушал, чувствуя, как в его душе громоздится ужас.

– Но лорд-канцлер, я прошу денег всего лишь на пять тысяч солдат…

– Всего лишь, ваше высочество? – Городец взглянул на него поверх стекол, словно учитель на не выучившего урок ученика; взгляд, знакомый Орсо по неприятным воспоминаниям о собственных учителях. Да и обо всех, кто когда-либо занимал позицию выше его, если подумать. – Вы хотя бы представляете, о насколько огромной сумме идет речь?

Орсо сдержал растущее недовольство.

– Но вы и сами должны понимать, что нам необходимо что-то сделать с этими северянами!

– Боюсь, то, что понимаю я, не имеет большого значения, ваше высочество. Я всего лишь бухгалтер, немногим более того. – Он обвел рукой свой исполинских размеров кабинет, каждая поверхность которого была отделана мрамором или инкрустирована золотым листом. Гипсовые лица его предшественников самодовольно взирали на них откуда-то из-под потолка. – Я веду учет, заполняю книги, стараясь, чтобы статьи расходов покрывались тем, что мы получаем посредством взимания налогов. И в этом, как и все лорд-канцлеры до меня, я неизменно терплю поражение. Возможно, предполагается, что я должен распоряжаться государственной казной, но… я не определяю финансовую политику в одиночку.

– В каком смысле?

Лорд-канцлер издал безрадостный смешок, протер свои стекла уголком меховой мантии и поднес их к свету.

– Фактически можно сказать, что я вообще не определяю финансовую политику.

– Кто же ее определяет?

– Его преосвященство архилектор Глокта играет ведущую роль при расстановке приоритетов в Закрытом совете.

Орсо обессиленно откинулся на спинку стула. Теперь он вспомнил, почему в свое время забросил государственные дела и направил свои усилия в сторону женщин и вина.

– То есть это вопрос приоритета?

– Ваше высочество, – и лорд-канцлер водрузил стекла обратно на переносицу, – это всегда вопрос приоритета.

_{* * *}

– Ваше преосвященство… – проговорил Орсо. – Благодарю, что смогли увидеться со мной без предварительной договоренности. Я знаю, что вы очень занятой человек.

– Для вас, ваше высочество, моя дверь всегда остается открытой.

– Сквозняк, должно быть, чертовский!

Архилектор Глокта изобразил на лице фальшивую улыбку, продемонстрировав эту ужасную дыру в передних зубах. Орсо еще раз подумал, каким образом этот чудовищный обломок человека мог иметь какое-то отношение к появлению чего-то настолько великолепного, как его дочь.

– Я хочу поговорить с вами о нашей неприятной ситуации на Севере…

– Я бы не назвал ее неприятной.

– Вот как?

– Скейл Железнорукий со своим братом Черным Кальдером и сыном последнего Стуром Сумраком вторглись на территорию нашего Протектората и сожгли столицу нашего давнего союзника. Это, знаете, не неприятность. Это рассчитанное объявление войны.

– Но это же еще хуже!

– Гораздо хуже.

– В таком случае мы должны приструнить этих захватчиков! – воскликнул Орсо, впечатав кулак в раскрытую ладонь.

– Должны, – согласился архилектор.

Однако он произнес это «должны» с такой интонацией, словно сомневался в успехе. Орсо помедлил, не зная, в какие слова облечь то, что он собирался сказать. Впрочем, обычно лучше всего действовала прямота.

– Я хочу возглавить экспедицию против них.

– Что ж, я аплодирую вашим патриотическим чувствам, ваше высочество. – Надо отдать Глокте должное: в его словах не прозвучало ни малейшего следа насмешки. – Однако это дело военное. Возможно, вам стоило бы обсудить его с лорд-маршалом Бринтом…

– Уже обсудил. Он фактически перенаправил меня к лорд-канцлеру Городецу, который, в свою очередь, перенаправил меня к вам. Можно сказать, я следовал вдоль потока власти и оказался у вашей двери. – Он ухмыльнулся. – Которая, как вы сказали, всегда для меня открыта.

Левый, прищуренный глаз архилектора дернулся, и Орсо внутренне проклял себя. Подобные демонстрации остроумия никогда не приносили ему ничего хорошего. С могущественными людьми можно добиться большего, если они продолжают считать тебя идиотом, которому они делают одолжение… В конце концов, возможно, это действительно так.

– Мой отец выдал мне позволение отправляться в экспедицию, – продолжал он. – Лорд-маршал Бринт сможет дать мне офицеров. Чего мне не хватает, так это людей. Или, если точнее, денег на то, чтобы их снарядить и выдавать им жалованье. Говоря конкретно, мне нужно пять тысяч этих ребят.

Его преосвященство откинулся назад и направил на Орсо взгляд своих провалившихся, лихорадочно блестящих глаз. Не особенно приятный взгляд, который непросто выдержать при любых обстоятельствах. Орсо порадовался, что ему довелось выдерживать его здесь, на первом этаже Допросного дома, а не этажом ниже.

– Вы знакомы с моей дочерью, ваше высочество?

По строгому, пустому архилекторскому кабинету прошел холодный ветерок; огромные стопки бумаг на столах зашевелились и зашуршали, словно беспокойные духи. Орсо поймал себя на том, что думает, как много из этих листов содержат признания виновных. Или невиновных. Впрочем, он тут же с несомненным удовлетворением отметил, что ему удалось сохранить непроницаемое выражение лица, несмотря на внезапный прилив виноватого ужаса, не говоря уже о вполне разумном страхе, который вызвал в нем этот вопрос. Возможно, Орсо и не удалось преуспеть во всех областях, которые бы порадовали его мать, но притворяться ничего не знающим он был мастер. Может быть, потому, что черпал из глубокого источника непритворного неведения.

– С вашей дочерью… Сарен, кажется?

– Савин.

– Савин, ну конечно же! Да, кажется, мы встречались… где-то.

Если уточнить, его язык встречался с ее вагиной, а ее рот – с его членом, причем это происходило не так уж давно, и встреча увенчалась блистательным успехом. Он откашлялся, ощущая некоторое вздутие в передней части штанов, совершенно неуместное при встрече с самым страшным человеком в Союзе.

– Очаровательная девушка… насколько я припоминаю.

– Вам известно, чем она занимается?

– Занимается?..

Орсо начинал беспокоиться, не узнал ли все-таки его преосвященство об их небольшом сговоре, невзирая на все возможные предосторожности, на которых настаивала Савин. В конце концов, это был человек, работой которого было обнаруживать скрытое – и он давно зарекомендовал себя очень, очень эффективным работником. И ведь его работа этим не исчерпывалась… Конечно, наследника престола вряд ли найдут плавающим в канале, раздутым от морской воды и чудовищно изувеченным, но тем не менее… архилектор был не из тех людей, кого стоило раздражать. Или даже слегка расстраивать.

– Насколько я знаю, молодые леди обычно занимаются шитьем?

– Савин занимается инвестициями, – сообщил Глокта.

Орсо продолжал разыгрывать олуха. Он взмахнул рукой, так что кружевная манжета взметнулась до кончиков пальцев:

– Кажется, это что-то… из области торговли?

– Это торговля изобретениями. Машины. Фабрики. Усовершенствования. Она покупает идеи и воплощает их в жизнь.

В действительности Орсо не мог бы испытывать большего трепета и преклонения перед тем, что делала Савин, даже если бы она была магом и практиковала Высокое искусство. Однако он решил, что к его роли лучше подойдет отрывистый и несколько презрительный смешок:

– Весьма… современное занятие!

– Весьма современное. В моей молодости сколотить подобным образом более-менее приличное состояние, тем более для женщины, было бы немыслимо. Савин, возможно, первопроходец в своей области, но за ней уже следуют другие. Мы вступаем в новую эру, ваше высочество!

– Вот как?

– Недавно моя дочь участвовала в финансировании строительства крупной фабрики возле Колона. – Его преосвященство протянул бледный узловатый палец через карту Союза, вырезанную в столешнице между ними, указав на то, что больше всего напоминало старую, ржавую шляпку гвоздя. – Машина на этой фабрике, управляемая одним человеком и приводимая в действие водяным колесом, может начесать за день столько же шерсти, сколько прежде выдавали девять человек.

– Должно быть, для торговли шерстью это неплохо? – вымолвил Орсо, несколько сбитый с толку.