Текст книги "Немного ненависти"

– Неплохо. Это также неплохо для моей дочери и ее партнеров. Гораздо хуже приходится тем оставшимся восьми человекам, которые прежде чесали шерсть, а теперь вынуждены искать новых способов кормить свои семьи.

– Пожалуй, вы правы…

– Тем временем очень умный человек, придумавший эту машину – гуркский беженец по имени Масруд, – только что изобрел еще одну, которая будет прясть вычесанную шерсть, ссучивая ее в нитки. Каждая такая машина лишит работы шестерых женщин. Которые совсем не рады такой перспективе.

– Архилектор, как бы ни был я очарован изысканиями вашей дочери… – здесь он ни капли не преувеличивал; при мысли о ней ему пришлось даже положить ногу на ногу, чтобы избежать неловкости, – …я все же не очень понимаю, какое отношение они имеют к нашим северным проблемам.

– Перемены, ваше высочество. Перемены такого рода и происходящие с такой скоростью, каких не было видано прежде. Жизненный уклад, державшийся столетия, шатается и трещит по швам. Традиционные барьеры, как бы мы ни пытались их укрепить, рушатся словно песочные замки перед приливной волной. Люди боятся потерять то, что имеют, и домогаются того, чего не имеют. Это время хаоса. Время страха.

Архилектор пожал плечами – осторожно, словно даже это движение доставляло ему боль.

– Это время благоприятных возможностей, если вы умны, как моя дочь, но также и время великих опасностей. Не так давно инквизиция раскрыла заговор, составленный группой недовольных рабочих, имевший целью сжечь ту самую фабрику, о которой я вам рассказывал, и поднять среди рабочих восстание против правительства вашего отца.

– Надо же!

– Не проходит дня, когда владельцы мануфактур не получали бы угроз. И не проходит ночи, когда рабочие, вымазав лица сажей, не причиняли бы умышленный вред машинам. Вчера утром в Хокстеде похороны одного их агитатора вылились в открытый бунт.

– Что вы говорите!

– В камерах непосредственно под нами располагаются члены группы, называющей себя «ломателями». Их поймали прошлой ночью во время попытки взорвать литейную мастерскую, расположенную не далее чем в двух милях от того места, где мы сидим. В настоящее время мы пытаемся убедить их помочь нам в искоренении заговора, простирающегося до пределов всей страны.

Взгляд Орсо устремился к полу.

– Это… просто ужасно.

Впрочем, он не был уверен, относились его слова к заговору или к судьбе, ожидающей заговорщиков. Возможно, и к тому и к другому.

– Повсюду предательство. Повсюду измена. Люди любят повторять, что времен хуже нынешних еще не бывало…

– Это уж точно! – улыбнулся Орсо.

– …Но в данном случае они правы: времен хуже нынешних еще не бывало.

Улыбка Орсо погасла.

– Вот как.

– Хотелось бы мне, чтобы мы были свободны делать то, что считаем правильным. Воистину, мне бы этого хотелось! – Архилектор поднял взгляд на большой темный портрет, висевший на стене. Какой-то мрачный лысый бюрократ прошлых времен пристально взирал сверху вниз на мелких людишек. Может быть, Цоллер. – Но мы попросту не можем идти на риск, затевая какие-либо заморские экспедиции, пусть даже с самыми благими намерениями, пусть даже весьма желательные и очевидно необходимые.

Он сцепил длинные тонкие пальцы и твердо посмотрел на Орсо, поблескивая глазами в глубоких, как у черепа, глазницах.

– Попросту говоря, правительство Союза висит на волоске и должно прежде всего заботиться о собственной безопасности. О достоянии короля. О положении его наследника.

– Ну, если вы ставите целью обеспечить ему комфортную позицию, я не буду вам мешать!

Орсо беспомощно пожал плечами. У него закончились идеи.

– То есть это вопрос политики?

– Ваше высочество, – и архилектор Глокта улыбнулся, снова демонстрируя зияющую дыру в передних зубах, – это всегда вопрос политики.

_{* * *}

Орсо снова перетасовал свои карты, но раздача не стала менее ужасной с того раза, когда он увидел ее впервые.

– Складываю, – буркнул он, с отвращением бросая карты на стол. – Что за свинский день! Начинаешь удивляться, как в этой стране вообще хоть что-то делается.

– Или понимать, почему не делается ничего, – вставил Танни, копаясь вилкой в кастрюле.

– Это не прибавляет мне желания заняться королевской работой, будь уверен.

– Его и вначале было не очень-то много.

– Вот именно. Неудивительно, что мой отец такой… какой он есть.

– В смысле, такой слабак? – хохотнул Желток. – Вот уж точно, таких сла…

Орсо ухватил его за перед рубашки, намотав ткань на кулак и наполовину вытащив беднягу из кресла.

– Я могу смеяться над ним, – рявкнул он прямо в ошеломленное лицо товарища. – Ты – нет!

– Нет смысла запугивать этого идиота, – заметил Танни, умудряясь раскуривать трубку с чаггой, щуриться в сторону Орсо и сдавать карты одновременно. – Он же идиот.

Желток развел ладонями, молчаливо подтверждая этот тезис. Зашипев от отвращения, Орсо пихнул его обратно в кресло, сгреб свою новую раздачу и принялся лениво ее рассматривать. Она была настолько же ужасной, как и предыдущая. Впрочем, говорят, что хороший игрок – это тот, кто может выиграть, даже имея на руках плохие карты.

– Забудьте вы про этих старых пердунов из правительства! – Танни ткнул в сторону Орсо чубуком трубки. – У них нет широты взгляда. Нет дерзости! Нужно взглянуть на это дело под другим углом. Почему бы не представить его как ставку в игре?

Он бросил пару серебряных монет на пустое место посередине стола.

– Смотрите: вам нужен кто-то с деньгами, с амбициями, и при этом достаточно терпеливый. Кто-то, кто согласится поставить на вас деньги в надежде впоследствии получить несколько бонусов, кто сочтет это оправданным риском!

– Это точно не я, – с грустью вставил Желток, швыряя свои карты на стол.

– Богатый, амбициозный и терпеливый, – задумчиво повторил Орсо, сосредоточенно разглядывая две поблескивающие монетки. – Ставка… Или… инвестиция? А ну, передай-ка мне карандаш.

Орсо взял карту, набросал поперек нее несколько слов, сложил и протянул Хильди.

– Не могла бы ты отнести это в то же место, что и обычно? – Он многозначительно повел бровями. – Приглашение в кабинет к Суорбреку. Десять монет, если доставишь быстро.

– Давайте двадцать, и оно будет доставлено вчера, – откликнулась Хильди, спрыгивая со скамьи и направляя на него подбородок, словно тот был заряженным арбалетом, а она разбойником с большой дороги.

– Хорошо, пусть будет двадцать, грабительница! Сколько я тебе уже должен?

– Семнадцать марок и восемь монет.

– Так много?

– Я никогда не ошибаюсь в цифрах, – торжественно заверила она.

– Она никогда не ошибается в цифрах, – подтвердил Танни, передвигая трубку с чаггой из одного угла рта в другой при помощи языка.

– Она никогда не ошибается в цифрах! – заключил Орсо, отсчитывая деньги.

Хильди сгребла монеты с его ладони, сунула их в свою фуражку, глубоко надвинула ее на копну золотистых вьющихся волос и выскользнула из двери, проворная, словно кошка.

– И как мы теперь будем играть без одной карты? – пробурчал Желток.

– Ты всю жизнь играешь без красоты, без мозгов и без денег, – отозвался Орсо, снова перебирая свою раздачу. – Без одной карты тоже как-нибудь управишься.

Больные места

– Кровь и ад! Где ты умудрилась заработать синяк?

Савин приложила кончики пальцев к губам. Она тщательно припудрила это место, но ее мать, столь невнимательная ко многим вещам, обладала сверхъестественной способностью замечать телесные повреждения.

– Не волнуйся, ничего страшного. Просто я фехтовала. С Бремером дан Горстом.

– Ты фехтовала? С Бремером дан Горстом?! Проклятье, ты же умная девочка, а совершаешь такие безмозглые поступки!

Савин поерзала на стуле и скривилась от боли в ребрах.

– Признаю, это действительно была не лучшая моя идея.

– Твой отец об этом знает?

– Он судил схватку. Вообще-то у меня такое чувство, что он развлекался от души.

– Еще бы, черт побери! Единственное, что доставляет ему большее удовольствие, чем собственные страдания, – это страдания других. Но зачем ты играешь с холодным оружием, вот чего я не могу понять?

– Это хорошее упражнение. Тренирует силу. Тренирует… сосредоточенность.

– Что тебе нужно, так это поменьше сосредоточенности и побольше развлечений. – Ее мать, привычным движением запрокинув голову, осушила свой бокал. – Тебе стоило бы выйти замуж.

– Чтобы какой-нибудь идиот говорил мне, что делать? Благодарю покорно.

– Ну так не выходи за идиота. Выходи за богатого, которому нравятся мужчины. По крайней мере у вас будет один общий интерес. – Она задумчиво уставилась в потолок. – Или, если уж за идиота, то хотя бы за красивого. Чтобы можно было посмотреть на что-то приятное, когда ты начнешь жалеть о содеянном.

– Ты, наверное, так и задумывала, да? – поддела ее Савин, тоже делая глоток.

– В общем-то, да. Просто, когда я добралась до прилавка, красивых идиотов уже разобрали, остался один гениальный калека.

Савин фыркнула от смеха. Это было так внезапно, что вино фонтаном вылетело у нее из носа. Она соскочила со стула, чтобы не забрызгать платье, но в результате все равно пришлось стряхивать капли на ковер – занятие, совершенно не достойное благородной дамы. Мать посмеялась над ее неловкостью, потом вздохнула.

– И знаешь что? – Она с кривой улыбкой взглянула на чудовищных размеров бриллиант в своем обручальном кольце. – Не было ни одного дня, когда бы я об этом пожалела.

В дверь коротко постучали, и в комнату скользнула Зури с записной книжкой, зажатой под мышкой. Склонившись к Савин, она шепнула ей на ухо:

– Необходимо принять несколько решений, миледи. Потом – обед со скаредной болтушкой Тильдой дан Рукстед и ее мужем. Возможность обсудить их инвестицию в канал мастера Корта.

Савин в свою очередь испустила глубокий вздох. Еще один рассказ лорд-маршала о героических деяниях на границе, и она предпочтет утопиться в новом канале вместо того, чтобы продолжать его строительство. Однако бизнес есть бизнес.

Ее мать уже налила себе новый бокал вина.

– Что там, дорогая?

– Мне нужно одеться к обеду.

– Прямо сейчас? – Мать обиженно выпятила губу. – Как это скучно, черт возьми! Я-то надеялась, что мы сможем поговорить.

– Мы уже поговорили.

– Но не так, как раньше, Савин! У меня в запасе еще сотня колкостей не хуже той, над которой ты смеялась.

Савин поставила свой бокал и вслед за Зури направилась к двери.

– Сохрани их до следующего раза, мама. У меня дела.

– Дела… – Ее мать обтерла струйку вина с бока графина и сунула палец в рот. – У тебя в последнее время сплошные дела!

_{* * *}

– Туже! – прошипела Савин сквозь стиснутые зубы, опираясь сжатыми кулаками на туалетный столик.

Фрида за ее спиной тоже зашипела от напряжения, затягивая шнуровку.

Предстоящий обед не был официальным мероприятием, поэтому ей потребовалось только четыре горничных, чтобы одеться. Фрида в одиночку заведовала гардеробом. Лизбит была визажисткой: краски, пудры, парфюм. Метелло, горбоносая стирийка с резкими чертами лица, некогда главная костюмерша герцогини Аффойской, едва могла связать пару слов на общем наречии, но с беспримерной выразительностью изъяснялась на языке париков. Ну а Зури, помимо ее графика, следила за украшениями, а также в целом за тем, чтобы другие ничего не напутали.

– Мастер Тардиш пишет, что литейная не выдержит конкуренции, если не получит еще пять тысяч марок на новые машины, – сообщила она, встречая в зеркале взгляд Савин.

Та нахмурилась.

– Мне не понравилось, как он говорил со мной во время своего последнего визита. Сам словно каланча, а нос задирает еще выше.

Савин подняла лицо навстречу склонившейся к ней Лизбит. На тыльную сторону руки горничной, словно на мольберт, были нанесены различные оттенки теней для глаз; она принялась за работу, деликатно касаясь век госпожи кончиком мизинца.

– Сообщи ему, что я продаю свою долю. Если он приползет ко мне на коленях, я, может быть, передумаю. – Она ахнула, когда Фрида снова налегла на завязки ее корсета, едва не стащив ее на пол. – Некоторым людям коленопреклоненное положение подходит гораздо больше… Туже, Фрида!

– На коленях все выглядят лучше. Именно это мне всегда так нравилось в храмах.

Зури отложила записную книжку, шагнула к ней, крепко намотала тесемки корсета на руки и уперлась коленом в спину Савин.

– Выдыхайте.

Зури потянула, и Савин тихонько простонала, чувствуя, как из легких выходят остатки воздуха. Хоть горничная и была тоненькой, как ивовый прутик, видят Судьбы, силы в ней было как у портового грузчика. На какое-то мгновение ощущение стесненности показалось невыносимым; однако великие результаты требуют великих лишений.

Люди любят считать красоту каким-то природным даром, однако Савин твердо верила, что красивым может стать почти любой, если будет усердно трудиться над этим и потратит достаточно денег. Вопрос заключался лишь в том, чтобы подчеркнуть то, что хорошо, замаскировать то, что плохо, и, не жалея себя, впихнуть получившееся среднее в наиболее впечатляющую конфигурацию. Практически то же самое, что и в бизнесе.

– Достаточно, Зури, – прохрипела Савин, двигая плечами взад и вперед, чтобы все встало на места. – Если нет ощущения, что тебя перерезали пополам, значит, дело сделано халтурно. Фрида, завязывай, пока не ослабло.

– Заходил мастер Хиссельринг, – продолжала Зури, снова беря свою книжку. – Он просит о новом продлении срока его займа.

Савин едва не приподняла брови, но вовремя вспомнила, что Лизбит как раз их подравнивает.

– Бедняга Хиссельринг. Будет жаль, если он потеряет свой дом.

– Писания восхваляют благотворительность. Но в них также говорится, что только бережливые попадут на небо.

– Циник мог бы заметить, что нет такого спора, в котором обе стороны не смогли бы найти поддержку в писаниях.

В уголке рта Зури появился едва заметный намек на улыбку:

– Циник мог бы сказать, что писания для этого и нужны.

Когда Савин чувствовала, что хотя бы на мгновение смягчается, она находила эффективным дразнить себя теми вещами, которыми обладали другие, но не она сама. В данный момент перед ее глазами находилась щека Лизбит, залитая легким розовым румянцем. Он придавал девушке вид крестьянки, но сейчас это было в моде. Всегда можно найти какую-нибудь незначительную мелочь, чтобы к ней ревновать. Ибо момент, когда ты теряешь свое смертоносное жало, может стать моментом твоего окончательного поражения.

Кто-то мог бы сказать, что такой подход сделал ее своекорыстной, пустой и ядовитой. На это она бы ответила, что именно своекорыстные, пустые и ядовитые люди всегда выбираются на самый верх. После этого она бы мило рассмеялась и шепнула Зури, чтобы та отметила в своей книжке очередного кандидата на будущее уничтожение.

Савин внимательно рассмотрела свое лицо в зеркале.

– Чуточку больше румян. И мне кажется, я дала Хиссельрингу достаточно времени. Затребуй с него уплату долга.

– Хорошо, миледи. Потом есть еще полковник Валлимир и фабрика в Вальбеке.

Савин издала разочарованный стон – настолько громко, насколько могла, учитывая, что ее губы были вытянуты бантиком навстречу кисточке Лизбит.

– Снова убытки?

– Совсем наоборот. Он докладывает о значительной прибыли в этом месяце.

Савин непроизвольно повернула голову, и Лизбит недовольно зацокала языком и принялась кончиком пальца поправлять смазанное место, придвинувшись к ней так близко, что Савин ощутила ее дыхание, отдававшее сладостями.

– Благословенны бережливые… Валлимир как-нибудь объяснил этот внезапный успех?

– Нет, не объяснил.

Зури возложила на шею Савин ожерелье – так бережно, что та почти не почувствовала. Новые изумруды от ее человека в Осприи. Именно это ожерелье выбрала бы она сама.

– Подозрительно.

– Да.

– Надо нанести ему визит. Наши партнеры должны понимать, что мы не упускаем ни малейшей детали. К тому же, в Вальбеке у нас масса других интересов. Не знаю, есть ли другой город, настолько же дурно спланированный, дурно построенный и обладающий столь же дурным характером, но там действительно можно заработать кучу денег. Зури, освободи где-нибудь в следующем месяце несколько дней, и мы с тобой…

– Боюсь, миледи… я не смогу вас сопровождать.

Зури произнесла это так же, как делала все остальное: мягко, деликатно – но без тени колебания. Савин воззрилась на нее в зеркале, на мгновение потеряв способность говорить. Лизбит громко сглотнула. Метелло подняла взгляд от надетого на болванку парика, застыв с гребнем в руке.

– Положение на Юге сейчас… еще хуже, чем обычно, – продолжала Зури, уставившись в пол. – Кто-то говорит, что Пророка убил демон. Другие говорят, что он победил в битве и сейчас восстанавливает силы. Императора свергли, пятеро его сыновей борются за власть. Провинции объявили о своей независимости, их интересует только собственное выживание. Повсюду появляются все новые военачальники и бандиты. Повсюду царит хаос.

Зури подняла голову и поглядела на Савин:

– Уль-Сафайн, мой родной город, лишился закона. Мои братья в опасности. Я должна помочь им выбраться оттуда.

Савин замигала.

– Но, Зури… ты же моя опора!

И это действительно было так. Зури была ослепительно красива, тактична, обладала великолепным вкусом, говорила на пяти языках, отличалась изысканным чувством юмора и непринужденным мастерством в деловых вопросах – и тем не менее ей удавалось никогда не привлекать к себе чрезмерного внимания. Без сомнения, она занимала бы в Гуркхуле не менее высокое общественное положение, чем Савин в Союзе, если бы гуркхульское общество не погрузилось в пучину безумия, результатом чего стал неслыханный приток беженцев из-за Круга морей и неслыханная мода на смуглокожих компаньонок среди адуанских дам.

С тех пор, как отец впервые представил ее Савин – одинокую беглянку, лишенную друзей и средств к существованию, – Зури сделалась для нее незаменимой во множестве отношений. Но дело было даже не в этом. У Савин имелся огромный круг знакомых; услуги, деловые связи, обязательства охватывали огромной сетью весь Союз и простирались за его пределы. Но будем честны: друзей среди них не было. Не считая единственной подруги, которой она платила.

– Ты скоро вернешься? – наконец спросила она.

– Как только смогу.

– Я могла бы послать с тобой несколько человек…

– Одной мне будет безопаснее.

Поймав свое отражение в зеркале, Савин поняла, что, даже несмотря на искусный макияж, выглядит абсолютно раздавленной. Нет, так не годится.

– Ну разумеется, тебе надо ехать, – проговорила она несколько более легким тоном. – Семья важнее всего. Я оплачу дорожные расходы.

– Леди Савин, я…

– По дороге ты сможешь заодно заглянуть к нашим агентам в Дагоске. Проверить, что они нас не обирают. И, может быть, учитывая сложившееся положение, получится даже заключить несколько сделок на берегах Гуркского моря?

– Меня бы это нисколько не удивило, – отозвалась Зури.

Она нахмурилась, взглянув на Фриду: та сжимала платье Савин, прячась за ним, как за щитом. Из-за кружевного воротника выглядывали ее широко раскрытые глаза.

– А разве ты не боишься… едоков? – пролепетала девушка.

Зури вздохнула.

– Видит бог, у меня достаточно реальных проблем, чтобы не выдумывать себе новые.

– Моя тетушка говорит, что Юг ими просто кишит, – вставила Лизбит, всегда готовая влезть по уши в любые сплетни.

– Мой отец как-то видел одного, – почти беззвучно прошептала Фрида. – Много лет назад, во время Битвы при Адуе. Они могут украсть твое лицо, или одним взглядом вывернуть тебя наизнанку, или…

– Все это басни, распространяемые людьми, которые могли бы найти себе лучшее занятие, – строго проговорила Савин. – Лизбит, ты будешь моей компаньонкой, пока Зури не вернется. Тебе ведь хотелось бы съездить в Вальбек, правда?

Розовые щечки Лизбит порозовели еще больше:

– Это честь для меня, миледи!

Будто Савин было дело до ее чести. Зури без единого слова, самим своим видом во всеуслышание оповещала о том, что она великолепная компаньонка, а следовательно, и дама, которую она сопровождает, также великолепна. Лизбит такого впечатления не производила. Она была достаточно мила, но в ведении записей проку от нее меньше, чем никакого, и к тому же у нее совсем не было вкуса. Тем не менее… «Мы должны работать с теми орудиями, которые у нас есть», как всегда говорил Савин ее отец.

Подавив свое разочарование, она улыбнулась Зури:

– И, разумеется, если кому-нибудь из твоих домашних потребуется работа или место, где жить, у меня они всегда найдут достойный прием.

– Вы очень щедры, – отозвалась та. – Как всегда.

– Смею заметить, мастер Хиссельринг с тобой бы не согласился. К тому же, если твои братья окажутся мне хотя бы наполовину настолько же полезны, как ты, это будет лучшим из моих капиталовложений за все это время.

В дверь постучали. Лизбит приоткрыла ее на щелочку и моментом позже наклонилась к Савин, на которую Фрида и Зури уже натягивали платье:

– Там опять та девчонка, миледи, – сообщила она, неприязненно поджав губы. – С запиской от Спиллиона Суорбрека.

Савин вновь ощутила знакомый трепет внизу живота, знакомый жар, заливающий лицо.

– Когда меня ждут у Рукстедов?

Зури сверилась с часами.

– Через два часа и десять минут.

Савин подумала над этим, но не очень долго.

– Пожалуйста, передай Тильде мои глубочайшие сожаления, но я не смогу прийти. У меня разболелась голова. Позови сюда девочку от Суорбрека.

Разумеется, девочка пришла вовсе не от Суорбрека, а от принца Орсо. Большинство принцев наняли бы в качестве прислуги сына какого-нибудь лорда, но Орсо, с характерным для него пренебрежением к правилам, откопал для себя тринадцатилетнюю беспризорницу, которая перед этим стирала обделанные простыни в борделе. Воистину, он любил окружать себя разными диковинами! Возможно, просто чтобы как можно больше отвлекать свое внимание от того, что он является наследником престола.

И вот девочка стояла перед ней, веснушчатая, тонкая как тростинка, в потрепанной солдатской фуражке, надвинутой на самые глаза, столь же неуместная в благоухающем салоне Савин, как крыса на свадебном торте. Она глядела, как Метелло взбирается на табурет, чтобы уложить парик на голову Савин, с выражением восторженного ужаса, словно невзначай застала ведьм на шабаше за исполнением какого-нибудь загадочного ритуала.

– Хильди, не так ли? – спросила Савин, наблюдая за ней в зеркало.

Девочка кивнула. Быстроглазая…

– Миледи.

– Мастер Суорбрек просит меня прийти?

Девочка подмигнула – надо отдать ей должное, совсем незаметно:

– Он ждет вас в своем кабинете, миледи.

– Сними фуражку, когда разговариваешь с леди Савин! – велела Лизбит.

Стоило горничной почувствовать, что ее повысили, как она уже начала строить из себя невесть что. Савин прикинула вероятность того, что задушит ее к тому времени, как вернется Зури, и решила, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят.

Хильди угрюмо стащила фуражку с головы. Под ней обнаружилась невероятная масса подколотых шпильками бледно-золотистых кудряшек. Метелло хмыкнула, выражая интерес, спрыгнула с табурета и принялась тыкать в ее волосы гребнем, потерла один локон между указательным и большим пальцами и в конце концов, заставив Хильди взвизгнуть, выдернула одну прядку и поднесла ее к свету. Она бросила на Савин многозначительный взгляд из-под седых бровей.

– Какие у тебя прекрасные волосы, – сказала Савин.

– Ну, допустим, спасибо, – буркнула Хильди, все еще потирая голову.

– Я дам тебе за них три марки.

– За мои волосы? – Ее удивление не продлилось долго. – Десять!

– Пять. Под фуражкой их все равно не видно.

– Без них фуражка будет сваливаться. Десять или ничего.

– О, мне нравится эта девочка! Зури, дай ей двенадцать.

Зури вытащила из ниоткуда свой кривой нож.

– Стой смирно, дитя.

Савин наблюдала, как Зури аккуратно обрезает волосы девочки, оставляя щетинистый скальп.

– Словно солнечный свет, собранный в бутылку, – пробормотала она, когда Метелло принялась раскладывать прядки одна к другой. – Надо будет по дороге завернуть к моему мастеру париков. Ты свободна, девочка, можешь бежать.

При мысли о встрече с Орсо ее расстройство из-за предстоящего отъезда Зури почти испарилось. Она поймала взгляд Хильди в зеркале и подмигнула ей точно так же, как та подмигивала ей:

– Передай мастеру Суорбреку, что я буду очень рада с ним повидаться.

_{* * *}

– Черт! – выдохнула Савин, откидываясь назад, совершенно обессиленная.

Она опрокинула кипу Суорбрековых бумаг, и лавина листков устремилась на пол позади нее. Она разжала руку: ладонь ныла от боли, поперек белой полосой отпечатался край стола.

– Ты… – Она выпутала пальцы другой руки из волос Орсо и потрепала его по щеке. – Похоже, ты тренировался.

– Так часто, как только мог, – ухмыльнулся Орсо, утирая лицо и движением плеча сбрасывая ее ногу.

– В самом деле, надо сказать Суорбреку… чтобы он поставил здесь кровать.

Ее дыхание все еще было прерывистым. Она выудила из-под плеча острый нож для бумаг и отшвырнула его прочь.

– О, мне будет не хватать этого стола! – Орсо наклонился к ней, но недостаточно далеко, так что ей пришлось поднять голову, чтобы поцеловать его. – Столько воспоминаний!

Она одернула юбки и потянулась к ремню на его поясе.

– Твоя очередь.

– Может, мы… сперва поговорим?

– Поговорим?

Прищурясь, она посмотрела на него. Она все еще чувствовала себя восхитительно размягченной, раскрасневшейся и трепещущей, однако если он надеялся воспользоваться этим, чтобы что-то ей всучить, его ждало жестокое разочарование.

– Что ты задумал?

– Это дело на Севере. – Он опустился перед ней на колени, серьезно глядя снизу ей в глаза. – Мы не можем допустить, чтобы Финри дан Брок сражалась за нас в наших битвах. Черт возьми, не зря же мы называемся Союзом!

– Мы, конечно, называемся…

– Им нужно чем-то ответить! – Он припечатал стол ладонью так, что задребезжали бокалы. – И мне кажется… что я должен возглавить это дело.

Савин разразилась хохотом, потом увидела, что он не смеется, и кое-как совладала с собой. Воцарилось неловкое молчание.

– Ты серьезно?

– Серьезнее не бывает. Я уже повидался с отцом. А потом с твоим отцом.

– Что?! – вскинулась она.

– Не считай меня совсем уж идиотом, Савин, я не стал говорить ему: «Ваше преосвященство, прошлой ночью я лизал киску вашей дочери». Он ничего не подозревает.

– Нужно быть смелым человеком, чтобы ставить на то, что может, а чего не может подозревать мой отец.

– По-твоему, я недостаточно смелый?

Он выглядел слегка уязвленным, и ей стало слегка жаль его.

– Ох, бедный мальчик! – Она обвила руками его шею, притянула к себе и нежно поцеловала. – Двенадцать лет ты только и делаешь, что пьешь, играешь в карты и трахаешь все, что шевелится, и тебя до сих пор никто не принимает всерьез?

– Ты не принимаешь, как я вижу.

Он встал и принялся застегивать свою рубашку.

На самом деле, – подумала Савин, – она, наверное, была единственной, кто принимал его всерьез.

– Но я же здесь, не так ли?

Она снова потянула его к себе, провела ладонью по его волосам и прижала его голову к своей груди.

– И что великие мира сего ответили твоему высочеству?

– Отец дал мне батальон и сказал, что я могу быть командующим, если наберу еще пять тысяч человек. Но для этого… мне нужны деньги.

Он провел кончиком пальца вдоль ее ключицы, остановившись на ямочке в основании горла.

– Ты знаешь людей. Богатых людей. Людей, которые смогут увидеть в этом… возможность для инвестиции.

Савин нахмурилась. Если предположить, что шансы на успех невелики, то она не могла портить свою репутацию, передавая такое предложение другим. Если же счесть, что шансы хороши, то в таком случае она хотела сама заняться этим делом. Однако пять тысяч человек… это огромные расходы! Униформа, оружие, доспехи, постели, провизия. Затем понадобится еще дополнительная армия тех, кто доставит этих людей к месту боевых действий и будет их там обеспечивать. Легион повозок, фургонов и вьючных животных. А также провизия и припасы для них.

К тому же, как бы ей ни хотелось быть щедрой, Орсо был более чем ненадежным человеком. Он держал вместо денщика постирушку из борделя, во имя всего святого! Он ничего не понимал в законах бизнеса, и тем более нельзя было ожидать, что он станет их соблюдать. Если она решит ссудить его деньгами, ей понадобятся гарантии. Кристально чистое понимание того, что она ожидает получить взамен. Контракт. Контракт настолько юридически нерушимый, чтобы даже король не смог из него вывернуться.

Возможно, воодушевленной ее задумчивым молчанием, он едва заметно, неуверенно улыбнулся ей:

– Ну, что ты думаешь?

Ее губы растянулись в ответной улыбке. И затем, совершенно независимо от мозга, произнесли:

– Я дам тебе деньги.

Наступило молчание. Когда на его лице наконец начало проявляться какое-то выражение, это было больше похоже на подозрительность, чем на благодарность. И кто мог бы его винить? В самом деле – она что, спятила?

– Просто… вот так? Всю сумму?

– Ну а зачем нужны деньги, если не можешь помочь… другу?

На последнем слове у нее почему-то перехватило горло.

– И что, никакого «плана погашения ссуды»? Никаких ответных услуг? Никакого «поговори с тем-то человеком о таком-то деле»?

– Ну, это же все ради общего блага, верно? Патриотизм и все такое.

«Общее благо»? «Патриотизм»? За нее, должно быть, говорил какой-то другой человек.

Орсо протянул руку и мягко погладил ее по щеке. Он мог быть таким нежным, если хотел…

– Как раз когда я думал, что мое мнение о тебе не может быть выше… ты снова меня удивляешь. Но мне надо идти! Столько всего нужно организовать!

Только когда он выдернул свою руку, Савин осознала, что прижалась к ней лицом. На щеке все еще ощущалось тепло. Савин покраснела, словно девочка, и в замешательстве отвернулась. На самом деле она была в ярости на саму себя.

– Разумеется. – Она разгладила платье, потрогала ожерелье, поправила парик. – Я и сама приглашена на обед. К маршалу Рукстеду и его жене…

– Похоже, тебе предстоит знатно повеселиться!.. – Он обхватил ее рукой за талию, крепко притянул к себе. – Слушай, ты уверена насчет этого? Ты точно хочешь это сделать?

– Я никогда не говорю того, в чем не уверена.

Это действительно было так. За исключением настоящего момента, непонятно почему.

– Я напишу тебе, – шепнул он ей на ухо, щекотнув дыханием шею. – Или, по крайней мере, Суорбрек напишет.

Дверь хлопнула, закрывшись за его спиной. Савин стояла в тишине заваленного бумагами кабинета, пытаясь осознать, что она сделала. Ей нравилось рисковать – но она всегда знала, во что играет. Это же было полным безрассудством. Это ломало все ее правила.

Все ее так называемые подружки – которые на самом деле ей завидовали и ненавидели ее, – разумеется, тут же нашли бы ответ. Все дело в том, что Савин дан Глокта – самая амбициозная сука в Адуе. Эта стерва не просто хочет посидеть на члене никчемного кронпринца, она надеется въехать на нем во дворец. Она хочет заполучить трон. Тогда она действительно окажется выше всех, а не просто будет делать вид, что это так.