Текст книги "Мудрость толпы"

– Я… с трудом, – признался Юранд, все еще глазея на малышей.

– Они почти такие же безрассудные, как их отец. Ш-ш, ш-ш, тихо… – Один из детей запищал и заизвивался в своем коконе. Лео был не уверен, но ему показалось, что Савин нарочно его ущипнула. – Ты не мог бы его минутку подержать?

И не дожидаясь ответа, Савин сгрузила второй сверток на руки Юранда.

– Какой прекрасный, – прошептал Юранд, глядя вниз на маленького Гарода, с отблеском прежней улыбки на лице.

– Это он в мамочку, – промурлыкала Савин.

Все, что она сделала, – это вошла в комнату с младенцами. «Оставь прошлое, – как бы говорили эти крошечные свертки невинного потенциала. – Посмотри в будущее». И в одно мгновение настроение в комнате переменилось.

Лео поклялся, что не позволит себе упустить еще один шанс. С трудом поднявшись, он постарался потверже встать на ноги, нерешительно протянул руку и положил на плечо Юранда. Тот ее не сбросил.

– Прости меня, – сказал Лео. – Мне ужасно жаль.

И это действительно было так. Он жалел об ошибках, которые совершил.

– Я был глупцом. Ты мне нужен.

– Ты нужен нам, – промурлыкала Савин, ухватив Юранда за второе плечо.

– Ты нужен Союзу. Позиции Ризинау слабеют с каждым днем.

– Его никто не любит, никто не боится, никто не уважает.

– Я читал новостной листок, где его поливали грязью еще хуже, чем раньше короля, – добавил Лео.

– Один из Суорбрековых, без сомнения, – подхватила Савин. – Даже он теперь против председателя.

– Все разваливается на части. Каждый день вспыхивают новые бунты. Кто-то должен занять вакантное место.

Юранд поглядел на руку Лео, лежащую на своем плече, потом глянул ему в лицо.

– Прихромать на костыле?

В прежние времена Лео наградил бы его ударом за такую шутку. Теперь он только улыбнулся:

– Я, вообще-то, надеялся, что ты меня донесешь.

Юранд снова поглядел на сына Лео, крепко спящего на его руках.

– На этот раз все будет по-другому.

– Разумеется, – сказал Лео.

– Никакой идиотской опрометчивости.

– Полностью поддерживаю, – сказала Савин.

– И еще – я хочу чего-то для себя.

Лео сжал плечо Юранда.

– Конечно! Ты это заслужил.

– Я всегда плачу свои долги, – вставила Савин. – Даже мои враги этого не оспаривают.

– Для начала мы можем поговорить о местах в Ассамблее. – Лео пощекотал свою дочь под подбородком, и она завозилась в пеленках. – Для тебя и для Гловарда… Тогда наш успех будет и вашим успехом.

Юранд решительно сжал челюсти, и на его скуле шевельнулся мускул.

– С чего будем начинать?

Земля содрогнулась. Мгновением позже до них докатился грохот нового взрыва.

Ссоры

Она отвесила ему такую оплеуху, что рука занемела от боли. Так что можно было быть вполне уверенной, что его лицу пришлось гораздо хуже.

– Ах ты, гребаный мудило! – завопила она.

– Сука спятившая! – заорал он в ответ, брызгая слюной ей в лицо. – Ну все! С меня довольно!

Пинком распахнув дверь, он устремился прочь из спальни, в которой некогда спал Бетод, потом Скейл Железнорукий, потом Стур Сумрак, а теперь тут спала Липкая Рикке.

Корлет, стоявшая снаружи, распласталась по стене, чтобы пропустить разъяренного Гвоздя.

– Ты безумнее пчелы в сапоге! – рявкнул он через плечо, пытаясь на ходу нацепить портупею и мешая сам себе.

Рикке выбежала вслед за ним, шлепая босыми ступнями по лестнице.

– Лучше уж быть безумной, чем безголовой, вот что я скажу!

– Ну, тебе-то нет нужды выбирать, ты и то и другое одновременно!

Он вывалился наружу. Стоял серый пасмурный день, капли дождя тыкались в разбросанные по двору холодные лужи. Рикке вышла следом.

– Решил сбежать, а?

– Ага, – прорычал он. – Пока я не свернул тебе твою тощую шею.

Заслышав их крики, окрестный люд оживился. Какая-то девчонка с пригоршней хвороста в руках глазела на них из-под мокрого капюшона.

– Мы возвращаемся в Западные Долины! – Гвоздь сердито махнул рукой своим людям, и те пристроились сзади и потянулись угрюмой толпой прочь из Бетодовой крепости в город. От сырости темный камень стал еще темнее; темные крыши блестели от дождя. – Можешь драться с Черным Кальдером в одиночку!

– Так я и сделаю! И прекрасно справлюсь без тебя!

– Ха! Он разделает тебя под орех, и ты просрешь все, что сумела заграбастать!

– Мой папаша всегда говорил, что Западные Долины – это гребаный хлев! – заверещала она ему в спину. – И не нужен Долгий Взгляд, чтобы увидеть, какие убогие свиньи в нем рождаются!

– Какой на хрен Долгий Взгляд? – Гвоздь резко повернулся, нависнув над ней. Его лицо было настолько искажено яростью, что она попятилась и едва не шлепнулась на задницу. – Не смеши мои портянки! – Он ткнул ей в лицо своим длинным исцарапанным пальцем с такой силой, что едва не угодил в ноздрю. – Ты же под своим носом ничего не видишь, ты, полуслепая ведьма!

– Ну, хотя бы у одного из нас есть что-то, что можно назвать «долгим»… – Она тоже подалась вперед, тыча ему в лицо кончиком своего мизинца. – Кажись, теперь я знаю, почему тебя прозвали Гвоздем!

– Вот уж не надо! Мой член… нормального размера! – Он плюнул ей под ноги. – Раньше ты обсирала только Уфрис, теперь принялась обсирать трон Скарлинга!

Он хохотнул с такой яростью, что она едва снова не поскользнулась, потом повернулся и зашагал еще быстрее, чем прежде. Его спутники с кислыми лицами поспевали следом.

– Давайте, проваливайте! – завопила она им вслед. – Возвращайтесь к своим мамочкам, вы, горстка жалких трусов! У вас на всех ни одной твердой косточки не найдется, сплошное желе! Ступайте трахать своих кур! Вовремя мы от вас избавились! Никогда не видела такого сборища скользких говнюков! Ах вы… вы…

У нее закончились ругательства, даже самые неудачные. Впрочем, Гвоздь и его парни все равно уже добрались до ворот Карлеона и нырнули во входной проход. Она сорвала себе голос, вопя на сыром ветру.

Только тут Рикке осознала, что прошла вслед за ними полгорода. Ее босые ступни замерзли на мокром булыжнике, голые ноги под плащом покрылись пупырышками, мокрые волосы прилипли к голове под холодной моросью. И еще она, кажется, во что-то наступила по дороге: одна ступня сбоку была измазана бурым.

– Во имя мертвых, – буркнула Рикке.

Прыгая на одной ноге, она попыталась обтереть вторую о чей-то скользкий порог. Оказывается, вокруг уже собралась толпа любопытных. Горожане, карлы, бонды, пара чумазых ребятишек и большой, лохматый грязный пес.

– Что уставились, говнюки? Больше дел нету? – рявкнула она, плотнее заматываясь в свою красную тряпку со всем достоинством, какое у нее еще оставалось.

Она повернула обратно к замку Скарлинга, выставив вперед подбородок и всем своим видом стараясь показать, что яростная склока с воплями и беготней по городу в полуголом виде под моросящим дождем была лишь еще одним пунктом ее грандиозного плана.

Корлет, Изерн и Трясучка стояли посредине улицы. Похоже, их убедить ей не удалось.

– Слыхала я, что умная женщина при помощи своей дырки может превращать врагов в союзников, – задумчиво проговорила Изерн, сощурив глаза. – Твоя дырка, похоже, работает в обратном направлении.

– Очень смешно. – Рикке протиснулась мимо нее и зашагала вверх, на гору. – Гвоздь забрал себе в голову, если это можно назвать головой, что за Кальдером надо отправляться прямо сейчас. Сейчас! Когда зима на носу! И никакие доводы не берут этого мудака!

– Я предупреждала ее, чтобы не задирала нос, – пробормотала Изерн в сторону. – Может, лучше стоило предупредить, чтобы она не задирала юбку?

– Мы и без него отлично справимся! – проорала Рикке, обращаясь ко всему городу. – Достаточно гребаной морковки, чтобы добиться того же результата!

Трясучка поднял единственную бровь:

– Сомневаюсь, что Черного Кальдера можно побить морковкой.

– Ни морковкой, ни какими другими корнеплодами, – подтвердила Изерн. – Для этого нужны люди. А я догадываюсь, что Гвоздь уйдет в Западные Долины не один, а вместе со всеми своими близкими и дальними родичами, со своими друзьями, друзьями родичей и родичами друзей.

– Если Кальдер сюда заявится, мы окажемся в меньшинстве.

– Не если, а когда.

– Хорошо, хорошо! – огрызнулась Рикке, наступая на тяжелый от грязи подол своего плаща и неловко подтягивая его к коленям. – Может, я и действительно малость погорячилась. Но мы ведь как-то справлялись до того, как он появился, а, Изерн?

Та поглядела на нее, приподняв бровь. Желвак на ее скуле двигался: она жевала катышек чагги.

– В смысле, когда мы спасали свои жизни, прячась от погони в промерзших лесах? Ты это имеешь в виду?

– Вообще-то я скорее думала о том, что было потом.

– Когда мы притащили тебя в холмы, полумертвую и абсолютно спятившую, и ведьма с расколотым черепом тыкала в тебя иголками с краской?

– А, у тебя снова настроение поспорить! – буркнула Рикке.

– Это у тебя настроение поспорить, и совершенно напрасно, – отозвалась Изерн. – То, что ты сидишь на троне Скарлинга, еще не делает тебя Скарлингом. То, что ты носишь на шее ожерелье этой Савин дан как-бишь-ее-там, не делает тебя Савин дан как-ее-там. Ты добилась того, чего добилась, не потому, что дулась или давала волю гневу, а осторожностью и тщательным планированием, а также скромностью и уважением к твоим врагам и твоим союзникам. И только те же самые вещи смогут удержать тебя на твоем месте. Продолжай в том же духе, и падение из окна случится с тобой гораздо раньше, чем я предполагала.

Она испустила протяжный вздох и добавила, сердито выпятив подбородок:

– И все мои усилия будут потрачены впустую.

Рикке стояла под усиливающимся дождем, глядя, как горянка сердито вышагивает прочь. Ей ужасно хотелось ответить какой-нибудь колкостью на прощание, но стрел в колчане больше не оставалось. Она глянула вверх, на Трясучку: тот хмуро разглядывал ее. Его седые волосы потемнели от дождя.

– Я так понимаю, ты с ней согласен?

Настоящий глаз Трясучки выдавал не больше эмоций, чем металлический.

– Во всяком случае, мне нечего возразить.

Зашипев от негодования, Рикке нырнула в дверь и зашлепала мокрыми ногами по каменным плитам.

– Вот, держи, – сказала Корлет, протягивая ей катышек чагги.

– Приятно, что я еще хоть на кого-то могу положиться!

Рикке засунула катышек за губу и растворила двери в замок Скарлинга.

…Стур был теперь чистым, его ушибы и ссадины большей частью зажили – хотя ноги, конечно, никогда не станут прежними. Он больше не умолял. Он вообще больше не говорил. Просто сидел, ухватившись белой рукой за черные прутья и выжидая. Рикке чувствовала на себе взгляд его блестящих, влажных глаз, следивших за каждым ее движением, и волоски у нее на загривке вставали дыбом.

А вот Йонаса Клевера, похоже, присутствие Большого Волка нисколько не беспокоило. Он был одним из тех ублюдков, что будут выглядеть довольными, даже сидя на битом стекле. Словно старый сытый котяра, Клевер грелся, протянув руки к огню и разложив свой промокший плащ сушиться на скамье, как будто был у себя дома.

– Вождь! – приветствовал он ее, подняв голову. – Мой слух уже не тот, что прежде, но я мог бы поклясться, что слышал отзвуки какой-то суматохи.

– Да просто Гвоздь решил покинуть наш город.

– Вот как? И надолго? – Клевер поднял брови, взглянув на Корлет, но никаких подробностей не последовало. – Что ж, мы побывали в долине Красной речки, как ты нам сказала.

– И там были парни Кальдера? – спросила Рикке, бросаясь на трон Скарлинга. То ли он стал мягче, то ли ее задница жестче, но он теперь не казался ей таким неудобным, как прежде.

– Наткнулись на дюжину, под водительством одного парня по имени Траппер.

– И что? Вы вернули их обратно в грязь?

Короткая пауза. Рикке показалось, что он взвешивает, как выставить произошедшее в наилучшем свете. Это было вполне в духе Клевера.

– Некоторых, – осторожно ответил он.

– А остальные?

– Отослал их обратно к Кальдеру с моими сердечными приветствиями и надеждой на взаимно благоприятные отношения в будущем.

– Другими словами, ты не стал торопиться с решительными действиями.

Она услышала, как Стур Сумрак в своей клетке едва слышно презрительно зашипел.

– Попытался сохранить возможность свободной коммуникации, я бы назвал это так, – ответил Клевер. – Подумал, что может прийти время, когда это может пригодиться.

– Пригодиться мне или пригодиться тебе?

– Наши судьбы сплетены воедино, вождь! Я не вижу между ними никакой разницы.

– Ха!

Рикке переместила катышек чагги из одного угла рта в другой и наклонилась вперед, повернувшись к нему левым глазом.

– Я видела твое будущее, Клевер.

Он поморщился.

– По крайней мере, скажи, что в нем я наконец смогу посидеть спокойно.

– Для этого пока рановато. Тебе предстоит нанести визит Черному Кальдеру.

Гримаса на его лице стала еще более отчетливой.

– Это не похоже на то, чего мне бы хотелось.

– А чего бы тебе хотелось? Заново подумать насчет того, где твое место, и решить, что ты предпочел бы находиться где-нибудь еще? Ведь именно этим ты больше всего знаменит, как я понимаю.

– Я знал, что рано или поздно попаду из-за этого в неприятности… Ну ладно, допустим, Кальдер не убьет меня с ходу за то, что я его предал. Что дальше?

Рикке несколько мгновений разглядывала его. Размышляла над своим положением. Потом повернулась на сиденье, чтобы поглядеть на Стура: тот сидел в своей клетке, притихший, блестя в полутьме голодными глазами. Она проговорила, тщательно взвешивая слова:

– Скажи ему, что я хочу заключить договор. Мир на Севере – в обмен на его сына.

Клевер тоже взглянул на клетку. Рикке услышала, как звякнула цепь, когда Стур пошевелился, прижавшись к прутьям. Услышала, как он снова зашипел.

– Ты уверена? – спросил Клевер.

– Я уверена, что хочу задать ему этот вопрос.

– Ладно, как скажешь. – Он стащил со скамьи так и не просохший плащ и накинул на плечи, стряхивая брызги с волчьего воротника. – Но если в ответ ты получишь мою голову в горшке, не говори, что я тебя не предупреждал.

– Я пролью реки слез, можешь не сомневаться… Да, и вот еще что.

– М-м?

– Наверное, будет лучше, если ты не станешь упоминать о наших разногласиях с Гвоздем. Не хотелось бы, чтобы Кальдер считал нас слабыми.

– Само собой!

И Клевер, отвесив ей небрежный поклон, вышел из зала.

Корлет положила руку на подлокотник Скарлингова трона и наклонилась к Рикке.

– Думаешь, ему можно доверять?

– С теми, кому мы можем доверять, Кальдер не станет разговаривать. Иногда бывают нужны люди, которых никакая буря не поколеблет… – Рикке повернулась к тому участку пола, который уже начал покрываться пятнами от ее плевков, и сплюнула туда сок чагги. – А в другое время требуются такие, кто умеет гнуться под ветром.

Слишком много принципов

– Вот это – Круг лордов? – ошеломленно спросил Гловард.

– Был, – отозвался Лео.

Место, о котором его отец отзывался как о колыбели благородных идей. Место, где знатнейшие лорды Союза вели величавые дискуссии о важнейших вещах. Место, где Арнольт в одиночку бросил вызов Морлику Безумцу и изменил ход истории. Обо всем этом сейчас было легко забыть.

– Теперь его называют Кругом общин.

Витражи с изображениями сцен из многовековой истории Союза были объявлены символами угнетения и заменены на идеологически верное, выражающее свободу и равенство прозрачное листовое стекло с новой фабрики в Трех Фермах. Яркий солнечный свет не льстил интерьеру.

Некогда галереи для публики заполнял цвет адуанского общества. Теперь эти люди, даже если они были еще живы и не покинули страну, старались держаться подальше от глаз. Их места заполнили отбросы пресловутого общества, с каждым днем державшиеся все более развязно. Порой заседания Ассамблеи прерывались групповым исполнением непристойных песенок, и правительство Союза со скрипом приостанавливало свою работу, словно застрявшая в грязи телега, дожидаясь, пока нарушителей порядка с грехом пополам выдворят из зала.

Дни становились все короче, так что бесконечные заседания заканчивались уже в глубокой темноте – изможденные лица, освещенные колышущимся пламенем свечей. По утрам здесь было холодно, как в склепе, к обеду становилось жарко, как в духовке; воздух провонял застарелым потом, запахом гнилых зубов и дымом чагги. Представители ели прямо на своих местах, и объедки их трапез оставались гнить под заляпанными жиром скамьями. Гуннар Броуд со своими людьми регулярно разнимал потасовки. На прошлой неделе во время такой стычки с верхней галереи свалился пьяный и разбился в кровавую кашу прямо перед Высоким столом. Заседание прервали, только чтобы дать служителям соскрести останки с пола, и продолжили прения, когда те еще подтирали кровавую лужу.

– Мы должны вести себя как цивилизованные люди, мать вашу растак! – кричал Рамнард, старый портной с лицом, испещренным отметинами от какой-то детской болезни. – Черт подери, я требую, чтобы гражданин Суорбрек сократил количество, не говоря уже об оскорбительном тоне своих нападок на членов этой Ассамблеи в своих новостных листках и памфлетах…

Суорбрек взвился, словно сидел на пружине:

– Ничто не принесет мне большей радости! Я сделаю это в то же мгновение, как только мы сократим количество, не говоря уже о коррумпированности изменников, спекулянтов и просто некомпетентных людей, заседающих в этой Ассамблее!

Смех, аплодисменты. Галерея жаждала боли, слез и страстей не меньше, чем аудитория любого театра. Для Лео времена аплодисментов остались в прошлом, но и он похлопал ладонью по скамье рядом с собой, имитируя одобрение.

– Друзья! Прошу вас! – проныл Ризинау из своего золоченого кресла. – Перед нами еще масса работы над нашей конституцией! Люди обеспокоены. Они так легко поддаются гневу!

Он говорил так, словно не волна этого самого гнева вынесла его на то место, где он сейчас находился.

– Гражданин Суорбрек, мы всего лишь просим вас проявить немного умеренности в ваших обличительных речах…

– Умеренность не поможет продавать памфлеты, – пробормотал Лео.

Суорбрек прекрасно это понимал.

– Что?! Запятнать неискренностью высокие принципы этого высочайшего собрания? Я скорее умру! – И он рванул на себе рубашку, обнажив кусок бледной груди. – Вонзайте сюда свой кинжал, гражданин! Я с радостью омою скамьи этой Ассамблеи кровью моего сердца ради содействия делу Великой Перемены! Я не раз это говорил!

– Вообще-то их стоило бы помыть хоть чем-то, – заметил Юранд на ухо Лео.

Лео чувствовал себя весьма неловко, сидя между ним и Гловардом, учитывая историю их отношений. Учитывая то, что произошло в Сипани – что могло до сих пор происходить… Однако это было лучше, чем позволить им сидеть вместе.

Очередное предложение Суорбрека принести себя в жертву вызвало невероятный гвалт; представители перекрикивали друг друга, чтобы быть услышанными. Это напоминало Лео шум битвы, и он следил за происходящим внимательно, как генерал, высматривающий удобный момент для атаки.

Слово перехватил старый седовласый купец с таким могучим басом, что скамьи, казалось, завибрировали:

– Можно ли на минуту перевести внимание Ассамблеи к другим вопросам? – (Разумеется, и даже с невероятной легкостью.) – Я выдвигаю предложение, чтобы комиссар Пайк выступил с объяснениями своих последних действий!

– Слушайте, слушайте! – выпалил тот коренастый олух, что прежде был одним из партнеров Савин, как его там, Корт, что ли? – Развязанное комиссаром преследование банков плохо отражается на бизнесе. Мы теряем наше преимущество перед стирийцами! На биржевых рынках кипит война!

– У нас… идет настоящая война, если кто не заметил! – крикнул бригадир с Трех Ферм, тряся огромным кулаком.

Этого человека звали Дюжий – весьма уместное имя, хотя Лео не был уверен, фамилия это или прозвище. При его оговорке с галереи засвистели, и он покраснел.

– Прошу прощения. – С галереи послышался смех, и бригадир побагровел еще больше. – Но на востоке до сих пор гнездятся роялистские бунтовщики! Вот о ком нам надо заботиться!

– Изменники!

– Ублюдки!

– Они хотят снова поставить над нами короля!

– Ну, этого-то никак нельзя допустить, – лениво протянул сам король, чья позолоченная ложа сперва стала просто деревянной, затем превратилась в высокий помост, потом в низкий помост и, в конце концов, свелась к детскому стульчику, огороженному перилами.

Галерея встретила его слова всплеском обычной ярости. Сверху полетели смятые памфлеты; огрызок яблока отскочил от плеча какого-то бывшего лорда за несколько сидений от них, и Юранд вздрогнул.

– Не беспокойся, – сказал ему Лео. – Они редко кидают что-то твердое.

– Куда смотрит Народная Армия? – провыл кто-то.

– У меня есть люди, но нет командиров. – Генерал Бринт обвел толпу хмурым взглядом из своего кресла рядом с Ризинау. – Граждане, я прошу вас позволить мне задействовать офицеров из старой королевской гвардии…

– Как мы можем доверять людям, которые служили старому режиму?

– А кому еще мы могли служить? Никакого другого режима не было!

– У вас есть непоколебимые патриоты! – Дюжий ткнул пальцем в Броуда, который вовсе не выглядел непоколебимым, скорее встревоженным. – Люди доброй простонародной закваски!

– Это вопрос не закваски, а обучения!

– Принципы важнее практических соображений! – крикнул кто-то.

– Только не на поле боя! – рявкнул Бринт. – Но если мне понадобится совет бакалейщика о том, как управлять армией, я обращусь к вам в первую очередь!

Лео сморщился. Бринт был неплохой человек, но он не понимал правил своего нового положения.

– И что, здесь все время вот так? – вполголоса спросил Гловард.

– Более или менее.

– Как им вообще удается что-то сделать?

– Они ничего и не делают.

Почувствовав кратчайшее затишье в перепалке, Лео угнездил свой обрубок во впадине железной ноги, а костыль в ноющей подмышке.

– Помоги мне встать, ладно?

– Молодой Лев! – завопил кто-то, когда Гловард придал ему стоячее положение.

Зал притих – настолько, насколько это было возможно.

– Граждане! – Лео прохромал несколько шагов по плиткам пола, чтобы встать поодаль от скамей. – Друзья! Добрые жители и жительницы Союза!

Последнюю фразу он адресовал публичным галереям, получив оттуда поддержку в виде одобрительного бормотания. Он обнаружил, что если удается перетащить на свою сторону отребье наверху, то отребье внизу уже не осмеливается ничему возражать.

– Мы не можем себе позволить ссориться! Наши враги повсюду, и они только и думают о том, чтобы нас разделить!

Лео, разумеется, не стал называть врагов поименно, чтобы каждый смог заполнить пробел собственным вариантом.

– Гребаные стирийцы! – рявкнул кто-то.

– Проклятые южане!

– Аристократы!

– Мы одержали великую победу над тиранией! – взывал Лео. – Мы завоевали шанс выковать новый Союз на зависть всему миру!

Он покрепче утвердился на ногах так, чтобы иметь возможность звучно хряснуть костылем по плиткам пола.

– Но мы должны начинать наводить мосты! Привлекать к себе добрых людей – таких, как вот эти мои старые друзья из Инглии. Раздоры нам ничем не помогут! Нам нужно равенство! Нам нужна лояльность! Нам нужно единство!

Под гром аплодисментов, от которых звенело в ушах, он подковылял обратно к своему месту и рухнул, морщась и тряся железной ногой, чтобы немного ослабить ее контакт с натертой культей.

Гловард выглядел еще более ошеломленным, чем прежде.

– Но ты ведь… ничего не сказал!

Может быть, он и действительно «предан и усерден», как сказала Савин, но Лео уже забыл, какой он тугодум.

– Только идиот полезет выступать перед этим сбродом, чтобы что-то им сказать, – буркнул Лео, вытирая выступивший на лбу пот. – Весь вопрос в том, чтобы смешать в одну кучу несколько нужных слов, а главное, смотреть им в глаза.

Он сверкнул в сторону публики скромной улыбкой, над которой понемногу работал. Взмахнул рукой, отметая поздравления людей, наклонявшихся к нему с задних скамей, чтобы похлопать по плечу.

– Тут важно пробудить чувство. Заставить их думать, что ты один из них. Доказать, что толпа тебя поддерживает. А для того, чтобы что-то сделать, надо выбрать несколько человек и говорить с ними за закрытыми дверьми.

Юранд глянул на него чуть ли не с восхищением. Счастливый проблеск того, как он глядел на Лео прежде… чем все это случилось.

– Я думал, ты всего лишь солдат.

– Я и есть солдат. – Лео передвинул за отворотом куртки бесполезную руку и отсалютовал в сторону галереи. – Просто поле боя теперь другое.

* * *

– Когда этот говнюк стал таким красноречивым? – проворчал Орсо, развалясь в своем абсурдном крошечном креслице. Он и сам едва не зааплодировал Лео. – Равенство? Да он тут, наверное, самый привилегированный из всех этих ублюдков.

– Не считая вас, – пробормотала Хильди.

– Не считая меня, совершенно верно, Хильди, благодарю тебя… Его семья имела собственное место в этом чертовом зале на протяжении нескольких веков. Его деда самого едва не избрали королем. А когда он проиграл на выборах, то стал изменником. Яблочко от яблони, а?

– Ну, тем не менее, вы не можете отрицать, что народ относится к нему с теплотой.

– О да! Молодого Льва всегда любили.

Брок казался все тем же честным инглийцем – ничего похожего на цветистый стиль Суорбрека, – но теперь он дирижировал толпой так, словно это был его персональный оркестр, уверенно направляя нервничающих бывших лордов куда ему было нужно. Теперь на передних скамьях рядом с ним сидела дюжина славных молодых героев из Инглии, готовых одобрительно кивать любому его высказыванию, словно оно исходило из уст самого Эуса. Орсо начинал думать, что теперь Лео стал гораздо более опасен, чем когда все его члены были при нем.

– И он еще говорит о лояльности, ты можешь себе представить? Он, который несколько месяцев назад поднял мятеж против короны!

От подобного лицемерия перехватывало дыхание. Однако публика, по-видимому, обладает ненасытным аппетитом к лицемерию. Взять хотя бы Ишера, который еще не так давно обогатился превыше любых корыстных мечтаний, изгоняя разорившихся арендаторов с общинных земель, а теперь взял за правило проповедовать бережливость, одеваясь в самую вызывающе-скромную одежду цвета грязи, какую только можно вообразить.

– Граждане, прошу вас! – тщетно взывал Ризинау, уже которую неделю пытавшийся навести в этой неразберихе хоть какой-то порядок. – Вы забыли о нашей конституции!

И тут Орсо начал смеяться. Сперва это был тихий смешок, который он попытался сдержать, но тот вырвался наружу. Смех распирал его, как взрывчатка. С каждым лицом, которое попадалось ему на глаза, делалось только хуже. Чудовищно богатый изменник Ишер, прячущийся под прикрытием скромной праздничной одежды простолюдина… Неудачник и ренегат Брок, превозносимый до звезд за патриотизм и доблесть… Трус и фантазер Суорбрек, разыгрывающий из себя бесстрашного защитника простонародья… Смертоносная лавина напыщенных поучений, сентиментальное хватание друг друга за глотки, стояние насмерть за ежедневно меняющиеся принципы, слезное провозглашение верности до гроба каждый день новым идеалам… Худшие представители человечества, втиснутые на места, где должны были быть лучшие. Корона из дерьма.

– С вами все в порядке? – вполголоса спросила Хильди с озабоченным видом.

Орсо уже сотрясался от хохота, разносившегося по всему залу. Никому, кроме него, однако, не было весело – и в особенности председателю.

– Может быть, ваше величество объяснит, что ему кажется столь забавным?

– Даже не знаю, с чего начать! – На глазах Орсо блестели слезы. – Ваш великий эксперимент? Ваша изумительная новая система? Поверьте, никто не получал меньше удовольствия, чем я, от того, как здесь велись дела прежде; однако мои предшественники правили Союзом шесть веков. А вы? Хорошо, если вам удастся продержаться хотя бы шесть месяцев!

– Капитан Броуд! Мы не можем позволить, чтобы этот кавалер выказывал неуважение к нашей Ассамблее!

Броуд устало поправил на носу стекла и принялся пробираться к королевской загородке. Орсо вскочил с места.

– Разве мы не все здесь равны? – завопил он, адресуясь к галерее для публики в подражание возбужденной манере Суорбрека. – Разве каждый гражданин не заслуживает равных шансов высказать свое мнение? Даже столь низменное существо, как король?

– Пускай говорит! – крикнул кто-то.

– Пускай договорится до петли!

– Вы все угрожаете! Когда же вы наконец доведете дело до конца? – отозвался Орсо.

На него вдруг снизошла необъяснимая храбрость, как это было при Стоффенбеке. Храбрость, рожденная страхом, скукой, разочарованием и – по крайней мере, немного – опьянением. Ингредиенты, конечно же, далеко не героические, но если пирог хорош на вкус, никому нет дела, что пошло в начинку.

– Если вспомнить, сколько достойных людей вы уже повесили, я бы предпочел присоединиться к ним, чем терпеть этот хор льстецов, бандитов и лицемеров!

– Да как вы смеете? – Голос Ризинау, впрочем, больше походил на жалостное поскуливание, чем на разъяренный рев. – Мы творим будущее!

Орсо ощущал к нему почти симпатию.

– Поверьте человеку, побывавшему на вашем месте: вы всего лишь символическая фигура на носу корабля дураков. Нет, я не сомневаюсь, что в этом зале есть хорошие люди с добрыми намерениями. У вас была возможность изменить все к лучшему, и верьте или нет, но никто не желал вам успеха больше, чем я. Но вы, черт вас подери, так ничего и не достигли! Я знаю, в моих устах это может показаться издевкой, но… вы просто недостаточно качественный материал. Вы – бесполезный бурдюк, наполненный бахвальством! Вы – горелая спичка!

– Никогда бы не подумала, что мне доведется согласиться с его гребаным величеством!

По залу пронесся шорох; представители поворачивались назад, устремляя взгляды в верхний конец прохода. Можно было критиковать Судью за множество вещей, но одно оставалось несомненным: она умела произвести эффект. Она принялась не спеша спускаться между рядами скамей уверенной походкой чемпиона, выходящего на фехтовальный круг. Ее краденые цепи гремели по кирасе, рыжие, намазанные жиром волосы были собраны в пылающий гребень. Словно отточенный, твердый как кремень наконечник копья, она выступала во главе группы угрюмых, жестких, одетых в красное людей. Ее черные глаза обвели скамьи с пылающей целеустремленностью, которой так прискорбно недоставало Ассамблее – но Орсо нисколько не почувствовал облегчения, когда ее взгляд остановился на нем.

– Сядьте, гражданин Орсо, – приказала она.

Орсо сел.

Судья вышла вперед и встала перед Высоким столом, положив ладони на бедра и широко расставив босые ноги.

– Я наблюдала за этим гребаным балаганом, за этим детским садиком для дебилов с чувством растущего отвращения! – провозгласила она.

Сжигатели ответили ей согласным одобрительным гулом.

– Вы должны были все исправить! А вы вместо этого лишь размазали целое море болтовни. Я бы сказала… – прорычала она, наклоняясь к Ризинау и упираясь в столешницу сжатыми кулаками, – что люди, допустившие такое положение вещей… – ее губы задрались, обнажая клыки, – намеренно или по преступной халатности… – брызжа слюной, она выкрикнула последние слова: – есть предатели Великой Перемены!