Текст книги "NOS4A2. Носферату, или Страна Рождества"

– Откуда ты убежала? – спросил солдат.

– Из дома чуть дальше по этой дороге, – сказал Луи Кармоди.

Он отвечал за нее, потому что Вик потеряла голос.

– В полумиле отсюда. Я могу сопроводить вас туда. Она вышла из леса. Я думаю, что пожарные машины приедут, когда половина холма будет в огне.

– Там живет Отец Рождества, – сказал Попай, убрав телефон от лица.

– Отец Рождества? – переспросил солдат.

Похожий на тыкву мужчина в красно-белой шахматной рубашке произнес:

– Я знаю это место. Был там на охоте. Дикое зрелище. На деревьях висят рождественские украшения. Весь год! Хотя я никого там не видел.

– Этот человек устроил пожар в собственном доме и уехал? – спросил солдат.

– И он увез с собой мальчика, – сказал Луи.

– В какой машине он уехал?

Вик хотела ответить, но вдруг увидела через дверное окно подъезжавшую машину. Открыв рот, она посмотрела мимо солдата. К бензоколонке подкатил «Призрак». Он появился, словно в ответ на прозвучавший вопрос. Даже на расстоянии, через закрытую дверь, она слышала рождественскую музыку.

* * *

Вик не могла кричать. Она не могла говорить, но этого и не требовалось. Солдат увидел ее лицо и направление вгляда. Он повернул голову и посмотрел, какая машина остановилось у бензоколонки.

Водитель вышел из автомобиля и начал заливать горючее.

– Этот парень? – спросил солдат. – Водитель лимузина?

Вик кивнула.

– Я не вижу мальчика в салоне, – произнес Луи, вытягивая шею и глядя в переднее окно.

Его слова были встречены всепоглощающей тишиной. Все в магазине понимали, что это могло означать.

– У него имеется оружие? – спросил солдат.

– Не знаю, – ответила Вик. – Я не видела.

Солдат повернулся и пошел к двери. Его жена бросила на него сердитый взгляд.

– Что ты делаешь?

– А ты как полагаешь? – ответил солдат.

– Оставь это полиции, Том Прист.

– Обязательно оставлю. Когда они приедут. Но до этого момента он никуда не денется.

– Я пойду с тобой, Томми, – сказал дюжий мужчина в красно-белой шахматной рубашке. – Мне по-любому нужно быть с тобой. Я единственный мужчина в этом заведении, который имеет бейджик в своем кармане.

Попай опустил телефон, прикрыв его одной рукой.

– Дик, – пошутил он, – на твоем бейджике написано: «егерь». У него такой вид, словно его выташили из коробки «Крэкер Джек».

– Его не вытаскивали из коробки «Крэкер Джек», – сказал Дик Вернер.

Он поправил невидимый галстук и поднял кустистые брови в выражении шутливой ярости.

– Мне дали его в одном очень уважаемом заведении. Ты лучше достань видеокамеру и свое короткоствольное оружие.

– Если ты собираешься пойти туда, – сказал Попай, потянувшись за стойку, – возьми это с собой.

Он положил рядом с кассой большой черный автоматический пистолет калибра 45 и толкнул его егерю. Дик Вернер нахмурился и покачал головой.

– Я лучше не буду брать его. Не знаю, сколько оленей я завалил, но не хочу наставлять оружие на человека. Томми?

Солдат по имени Том Прист замешкался, потом подошел и поднял пистолет. Он повернул его и взглянул на предохранитель.

– Томас, – сказала жена солдата, покачивая на руках их ребенка. – У нас восемнадцатимесячный сын. Что ты будешь делать, если этот мужчина вытащит свой пистолет?

– Пристрелю его, – ответил Том.

– Проклятье! – произнесла она голосом более громким, чем шепот. – Проклятье!

Он улыбнулся… и в этот миг стал похожим на десятилетнего мальчика, готового задуть свечи на пироге в день рождения.

– Кэди, я пойду и сделаю это. Я состою на действующей службе армии Соединенных Штатов, и мне положено защищать федеральные законы. Мы слышали, что этот тип перевозит малыша через границы штатов против его воли. Это похищение! Я должен уложить его на землю и держать там до прибытия гражданских властей. Все! Хватит говорить об этом.

– Почему бы нам просто не подождать, – сказал Попай. – Пусть он зайдет сюда, чтобы расплатиться за бензин.

Том и егерь двинулись к двери. Дик оглянулся.

– Вдруг он уедет без оплаты? Хватит тревожиться. Это плевое дело. Я с выпускного ни с кем не боролся.

Луи громко сглотнул и сказал:

– Я вас подстрахую.

Кармоди хотел пойти вслед за двумя мужчинами, но блондинка Кэди поймала его руку, прежде чем он сделал три шага. Возможно, она спасала ему жизнь.

– Ты и так уже постарался. Я хочу, чтобы ты остался. Можешь пока взять телефон и рассказать свою версию полиции.

Ее голос не терпел пререканий.

Луи издал прерывистый вздох, и его плечи поникли. Он с удовольствием подчинился приказу. Вик понимала его: от героизма быстро устаешь.

– Леди, – произнес Дик Вернер, кивнув Кэди и Вик, как будто уходил надолго.

Том Прист пропустил егеря в дверь и толчком закрыл ее за собой. Маленький бронзовый колкольчик звякнул. Вик наблюдала за происходящим из переднего окна. Как и все остальные.

Она увидела, как Прист и Вернер направились к колонкам. Солдат шел впереди, держа пистолет у правого бедра. «Роллс» находился на дальней стороне заправки, и его водитель стоял спиной к двум мужчинам. Продолжая наполнять бензобак, он даже не оглянулся, когда они приблизились.

Прист не стал объясняться. Он подтолкнул Мэнкса к боку машины. Солдат прижал ствол пистолета к его спине. Дик стоял на безопасном расстоянии за Томом между двух бензоколонок. Похоже, он отдал Присту инициативу.

Чарли Мэнкс попытался выпрямиться, но солдат еще раз толкнул его к машине, ударив о «Призрак.» «Роллс», сделанный в Бристоле в 1938 году компанией, которая позже будет создавать танки для королевской пехоты, едва качнулся на рессорах. Загорелое лицо Тома Приста превратилось в недоброжелательную маску. В нем не было теперь даже намека на детскую улыбку. Он выглядел злобным сукиным сыном в высоких ботинках и своих жетонах. Том тихо отдал приказ. Мэнкс очень медленно поднял руки и опустил их на крышу «Роллс-Ройса».

Прист сунул свободную руку в карман черного фрака Мэнкса и вытащил несколько монет, латунную зажигалку и серебристый бумажник. Он бросил их на крышу машины.

В этот миг в задней части «Роллса» раздался то ли взрыв, то ли удар. Он был достаточно сильным, чтобы сотрясти всю машину на раме. Томми Прист посмотрел на Дика Вернера.

– Дик, – сказал он достаточно громко, чтобы они услышали его внутри магазина. – Вытащи ключи из замка зажигания. Посмотрим, что у него в багажнике.

Дик кивнул и пошел к передней части машины, на ходу вытаскивая платок, чтобы высморкаться. Он приблизился к водительской двери, где окно было открыто примерно на восемь дюймов, и потянулся за ключами. Вот тогда все начало развиваться не так.

Окно поднялось вверх. Никто не сидел в машине. Никто не нажимал на клавишу. Но стекло пошло вверх, зажимая руку Дика как в тисках. Вернер закричал, откинув голову назад. Он закрыл глаза и поднялся на цыпочки от боли.

Прист отвернулся от Чарли Мэнкса – только на одно мгновение, – и пассажирская дверь открылась. Она ударила солдата в правый бок, отбросив его в бензоколонку. Она наполовину развернула Тома. Оружие упало на асфальт. Казалось, что дверь машины открылась сама. Вик, стоявшая в магазине, видела, что в салоне никого не было. Она машинально подумала о Рыцаре дорог – телевизионном шоу, которое не смотрела около десяти лет, – о том, как гладкий «Транс-Ам» Майкла Найта мог ездить, самостоятельно думать, проецировать людей и открывать двери для тех, кто ему нравился.

Мэнкс опутил левую руку и снова поднял ее вверх, держа бензиновый шланг. Он ударил металлическим наконечником по голове Тома, сломав ему переносицу, и нажал на рычаг. Бензин полился в лицо солдата и на переднюю часть его формы.

Том издал сдавленный крик и прижал руки к глазам. Мэнкс снова ударил его, вонзив наконечник шланга в центр головы, словно хотел трепанировать противника. Светлый бензин хлестал, пузырясь, над головой Приста.

Дик кричал и кричал. Машина поползла вперед, волоча его за руку.

Прист попытался повернуться к Мэнксу, но высокий старик отступил с его пути, и Том упал на асфальт. Мэнкс обдал его спину бензином, словно поливал свою лужайку из садового шланга.

Предметы, лежавшие на крыше машины – монеты, зажигалка, – соскользнули вниз и покатились вперед. Мэнкс схватил блестящую латунную зажигалку с такой же легкостью, с какой кэтчер первой базы ловит ленивый инфилд-флай.

Кто-то толкнул Вик слева – Луи Кармоди, – и она налетела на блондинку по имени Кэди. Та выкрикивала имя своего мужа, сгибаясь почти вдвое от силы своих воплей. Младенец в ее руках тоже кричал; апа, апа. Дверь распахнулась. Мужчины высыпали на крыльцо. Обзор Проказницы был на время закрыт людьми, пробегавшими мимо нее.

Когда она снова увидела асфальт, Мэнкс отступил и взмахнул зажигалкой. Он бросил ее на спину солдата, и Том Прист загорелся в большой вспышке синего пламени, метнувшего волну жара с такой силой, что окна магазина содронулись.

«Призрак» катился, таща за собой беспомощного егеря. Дик Вернер ревел, колотя свободной рукой по двери, словно мог своими ударами заставить «Роллс» отпустить его. Небольшое количество бензина попало на бок машины. Заднее колесо у пассажирской двери превратилось в крутящийся обод пламени.

Чарли Мэнкс сделал шаг назад от горевшего и метавшегося солдата. Его тут же ударил по голове один из покупателей – худощавый старик в подтяжках. Они оба упали на землю. Луи Кармоди прыгнул на них, стаскивая куртку и пытаясь набросить ее на пылавшее тело Тома.

Водительское окно резко опустилось, освобождая Дика Вернера, который упал на асфальт. «Роллс» подпрыгнул, переехав его.

Сэм Клири, владелец магазина, выглядевший, как Попай, пробежал мимо Вик, держа огнетушитель.

Луи Кармоди что-то кричал, махая курткой над Томом и ударяя его. Со стороны казалось, что он бил кипу горящих газет. Большие черные хлопья золы летели по воздуху. Лишь позже Вик поняла, что это были куски угольно-черной кожи.

Ребенок на руках Кэди указал пухлой ручкой на витрину магазина.

– Горячо! Горячо апе!

Кэди внезапно стало ясно, что ее ребенок видел все. Она повернулась на каблуках и понесла его подальше от окна, рыдая на бегу.

«Роллс» проехал около двадцати футов и остановился бампером у телефонного столба. Пламя окрасило всю его заднюю часть, и, если бы маленький мальчик находился в багажнике, он задохнулся бы или сгорел. К счастью, никакого ребенка там не было. Но в багажнике нашли сумочку Синтии Маклин, которая исчезла три дня назад из аэропорта Кеннеди вместе с сыном Брэдом. Ни Брэда, ни Синтию больше никто не видел. Свидетели не могли объяснить странный стук, раздававшийся из задней части машины, как и перемещения окна, или открытие двери, или удар по Тому Присту. Казалось, что машина действовала по своей воле.

Сэм Клири подбежал к двум старикам, сражавшимся на земле. Первый раз он использовал огнетушитель, схватив его двумя руками и ударив Чарли Мэнкса по лицу. Второй его целью был Том Прист. К сожалению, через сорок секунд тот был мертв.

Одним словом, они проделали хорошую работу.

Интерлюдия
Дух экстаза
2001–2012

Ганбаррел, штат Колорадо

Январь 2000

В первый раз, когда Вик Макквин ответила на дальний звонок из Страны Рождества, она, двадцатиоднолетняя незамужняя мать, жила со своим парнем в трейлере, рассчитанном на две комнаты. В то время Колорадо засыпало снегом.

Она провела в Новой Англии всю жизнь и думала, что многое знает о снеге, но он был другим в Скалистых горах. И бури оказались другими. Она называла метели в Скалистых горах синей погодой. Снег шел так быстро и сильно, что свет становился синим. Казалось, что ее помещали в секретный мир под ледником – особое зимнее место, где длилось вечное Рождество.

Иногда Вик выходила наружу в мокасинах и в одной из огромных маек Луи (которые она носила как ночнушки). Она стояла в синей мгле и слушала, как падает снег. Он шуршал в сосновых ветвях, как статика – как белый шум. Она стояла, вдыхала сладкий запах древесного дыма и сосен и старалась понять, как, во имя ада, она, с саднящими сосками и без работы, оказалась за двести миль от родного дома.

Лучшее, что она могла придумать, была так называемая миссия мести. После окончания хаверхиллской школы она вернулась в Колорадо с мыслью поступить в художественный колледж. Она хотела пойти туда по двум причинам. Во-первых, ее мать была ужасно настроена против этого, а во-вторых, отец отказался платить за обучение. У Вик имелось много других предпочтений, которые не выносила мать. Отец вообще не знал о них. Проказница курила траву, пропускала уроки ради прогулок с лыжами, целовалась с другими девочками и сожительствовала с жирным хулиганом, который спас ее от Чарли Мэнкса. А потом, в девятнадцать лет, она забеременела, даже не позаботившись выйти замуж. Линда всегда говорила, что не будет иметь дел с ребенком, рожденным вне законного брака. Поэтому Вик не пригласила родителей на смотрины, когда Линда предложила приехать. Девушка сказала, что будет рада, если мать не приедет. Она даже не потрудилась прислать отцу фотографию ее ребенка.

Проказница все еще помнила, как здорово было смотреть в лицо Луи Кармоди поверх чашки кофе в закусочной «Парк Сити» и говорить ему открыто и приветливо: «Я так понимаю, ты спас мою жизнь, и мне следует теперь отдаться тебе. Это самое меньшее, что я могу сделать. Ты хочешь допить кофе или мы убежим отсюда прямо сейчас?»

После их первого раза Луи признался, что никогда раньше не спал с девушками. Из-за стараний и смущения его лицо пылало темно-красным. Двадцатичетырехлетний девственник в XXI веке! Кто сказал, что чудес не бывает?

Иногда она обижалась на Луи, когда оставалась неудовлетворенной сексом. Но он любил ее. Он много говорил, что хочет секса – как можно больше. Луи любил делать ей подарки, покупать вещи, набивать вместе тату. Они ездили в путешествия. Иногда она обижалась на себя за то, что вела себя с ним, будто он ей друг. Вик казалось, что нужно быть сильнее: просто трахать его раз или два, показывая себя девушкой, которая знала, как ценить парней. Потом Вик хотелось бросить его и взять себе для разнообразия подругу – кого-то с розовой полоской в волосах и несколькими шариками на языке. Проблема была в том, что парни подходили ей больше, чем девушки, а Луи нравился больше других парней – он хорошо пах, двигался медленно и почти не сердился, как персонаж из «Леса в Сто акров». Он был таким же славным, как тот парень. Иногда Вик раздражало, что ей нравилось касаться его и прислоняться к нему. Тело постоянно работало против нее, устремляясь к своим бесполезным целям.

Луи работал в гараже, который он открыл на деньги, подаренные ему родителями. Они жили в трейлере в двух милях от Ганбаррела и в тысячах миль от всего другого. Вик не имела машины и по сто шестьдесят часов в неделю проводила дома. В комнатах пахло использованными подгузниками и запчастями для машин. Раковина всегда стояла полная.

Ее сын, Брюс Вейн Кармоди – Брюс в честь деда, Вейн для Вик и Мышонок для Луи, – знал, как включать телевизор и контролировать его громкость. Естественно, телевизор был всегда включен на полную громкость. От истеричного смеха Губки Боба щербатые тарелки дребезжали в сушилке. Когда Вейн не сидел перед экраном в своих наполненных мочой подгузниках, он крался за кошкой, намереваясь ухватить ее за хвост. Кошка Селина заводила его под кофейный столик, где он бился головой, пытаясь встать, или заманивала за углы мебели, о которые он задевал лицом, или направляла малыша к кошачьей коробке. Наткнувшись на нее, Вейн задумчиво выкапывал какашки и пробовал лизать их, желая посмотреть, насколько они съедобны.

Глядя в прошлое, Вик удивлялась, как не сошла с ума от этого бедлама. Она изумлялась тому, что более молодые мамы тоже не теряли рассудка. Когда твоя грудь становится контейнерами молока, а саундтреком жизни являются истеричные слезы и сумасшедший смех, как кто-то может ожидать, что ты останешься в здравом уме?

Но она имела канал выхода. Когда шел снег, Вик оставляла Вейна с Луи, брала буксирный грузовик и ехала в город за экспрессо и журналом. Так она им говорила. Вик не хотела раскрывать им правду. То, чем она действительно занималась, было частным, возможно, постыдным и личным делом.

Однажды так случилось, что они собрались в трейлере все вместе: Вейн барабанил ложкой по игрушечному ксилофону, Луи жег оладьи, а телевизор показывал Дору, мать ее, Исследовательницу. Вик вышла во двор покурить. Снаружи ее встретил синий воздух. Шурша в деревьях, падал снег. К тому времени, когда окурок «Американского духа» начал обжигать ее пальцы, она поняла, что ей нужна поездка на буксире.

Она одолжила ключи у Луи, надела толстовку с надписью «Колорадская лавина» и подошла к гаражу, закрытому в то морозное воскресное утро. Внутри пахло металлом и пролитым маслом – запахом, похожим на кровь. Вейн пропитался этой вонью. Вик ненавидела ее. А что было делать? Ребенок играл у кучи лысых колес с одной стороны трейлера. Его отец имел две пары нижнего белья и татуировку Джокера на левом бедре. Вот какое дикое богатство привело ее в это место среди высоких скал, бескрайних снегов и безнадежности. С тех пор как она приехала сюда, Вик не могла найти нормальную работу. А ведь она была хороша в нахождении мест, куда хотела пойти.

В гараже она остановилась, став одной ногой на подножку грузовика. Луи взял у какого-то приятеля заказ на покраску мотоцикла. Вчера он закончил наносить на бензобак слой черной матовой шпаклевки. Теперь бак походил на оружие – точнее, на бомбу.

На полу рядом с байком лежал лист кальки с пылающим черепом и написанными ниже словами: ХАРД КОР. Взглянув на рисунок, она поняла, что эту работу Луи испортит. И любопытное дело: что-то в грубости его иллюстрации и в явных недостатках заставило ее почти до боли полюбить Кармоди. Какая-то боль и вина. Уже тогда она знала, что однажды покинет его. Уже тогда она хотела оставить Луи и Вейна, чтобы они обрели себе лучшую женщину, чем Вик Макквин.

Шоссе представляло собой американские горки, которые через две мили утыкались в Ганбаррел. В городке имелись кофейные дома, магазины свечей и спа с популярным тогда обмазыванием лица кремовым сыром. Но Вик проехала половину дороги и свернула на боковую грунтовку, которая уходила через сосны в дремучий лесозаготовительный край.

Она включила фары и нажала на педаль газа. Это чувствовалось, как падение с обрыва. Это казалось самоубийством. Большой «Форд» подминал кусты, скакал по колее и крошил выступы. Она мчалась на опасной скорости, огибая углы и разбрасывая снег и камни.

Вик выискивала что-то. Она всматривалась в свет фар, который пробивал отверстие в падавшем снеге – белый проход. Снег мельтешил, и казалось, что она едет в тоннеле статики.

Она была уверена, что мост ожидал ее прямо за пределом досягаемости дальнего света. Она чувствовала, что все зависело от скорости. Если она поедет быстрее, то вернет его в существование – прыгнет с прогнившей бревенчатой дороги на старые доски моста. Но она не смела разгонять грузовик за грань скорости, которую могла контролировать, и поэтому Вик никогда не достигала Самого Короткого Пути.

Возможно, если бы она имела свой велосипед. Возможно, если бы было лето.

Если бы она не оказалась слишком глупой, то не завела бы дитя. Она ненавидела себя за то, что имела ребенка. Теперь у нее не было другого выхода. Она слишком сильно любила Вейна, чтобы вжать педаль в пол и лететь в темноту.

Раньше она думала, что любовь имеет отношение к счастью, но, как оказалось, эти понятия вообще не были связаны друг с другом. Любовь, скорее, являлась потребностью – такой, как необходимость в пище или в воздухе. Например, крик Вейна «Мама, я поймал кошку!» – его высокий трубный и возбужденный голос – напоминал дыхание. Он наполнял ее чем-то, что было ей необходимо, нравилось это Вик или нет.

Возможно, она не могла воссоздать мост, потому что ей нечего было искать. Возможно, она уже нашла все, что мир мог ей предложить. Очень отчаянное замечание.

Быть матерью – это плохо. Она хотела завести веб-сайт, начать кампанию по информированию общества, писать письма и получать ответы. Типа: если ты женщина и имеешь ребенка, то теряешь все. Ты будешь в заложниках любви – террориста, который удовлетворяется только тогда, когда ты отдаешь ему свое будущее.

Просека заканчивалась тупиком в карьере для гравия, откуда она поворачивала назад. Как часто бывало, обратно к шоссе она поехала с головной болью.

Нет, не с головной болью. С головой все было в порядке. Болел ее левый глаз. Он пульсировал медленной мягкой вибрацией.

Она вернулась в гараж, подпевая Курту Кобейну. Курт Кобейн понимал, каково это на вкус – потерять свой магический мост, ведущий к вещам, которые тебе необходимы. На вкус это похоже на пистолетный ствол… или на Ганбаррел, возможно.

Она припарковалась в гараже и какое-то время сидела в холоде за рулем, наблюдая за дымом сигареты. Вик могла бы оставаться здесь вечно, если бы не зазвонил телефон.

Он висел на стене – рядом с дверью офиса, который занимал Луи. Старый аппарат с вращающимся диском. Как телефон Чарли Мэнкса в Доме саней. Звонок был резким и металлическим.

Вик нахмурилась.

Телефон имел свою – отдельную от дома – линию. Она называлась «деловым проводом». Какая ирония! Никто никогда сюда не звонил.

Она спрыгнула с переднего сиденья на бетонный пол. Это добрые четыре фута, не меньше. Вик подняла трубку на третьем звонке.

– «Автомобильная карма Кармоди», – сказала она.

Телефон был холодным до боли. Ее ладонь, сжимавшая трубку, создавала на пластике бледный морозный ореол. Из динамика доносилось шипение, как будто звонок приходил издалека. На фоне Вик слышала рождественскую песню – хор сладких детских голосов.

А был февраль.

– Хм, – сказал маленький мальчик.

– Алло? Я могу чем-то помочь?

– Хм, да, – ответил мальчик. – Я Брэд. Брэд Макколи. Звоню из Страны Рождества.

Она узнала имя подростка, но сначала не придала этому значения.

– Брэд, – сказала она. – Чем могу помочь? Повтори, откуда ты звонишь?

– Из Страны Рождества, глупая баба, – ответил он. – Тебе известно, кто я такой. Я сидел в машине в доме мистера Мэнкса. Ты должна меня помнить. Нам было весело.

У нее заледенело в груди. Стало трудно дышать.

– Пошел ты к черту, парень, – сказала она. – Пошел к черту вместе со своими больными шутками.

– Имеется причина, по которой я звоню, – произнес мальчик. – Мы все изголодались. Здесь никогда не бывает съестного, а толку иметь все эти зубы, если ты не можешь использовать их на чем-то вкусном?

– Позвонишь еще раз, и я сообщу о тебе копам, ненормальный урод, – сказала она и повесила тубку на рычаг.

Вик приложила руку ко рту и издала громкий звук – нечто среднее между рыданием и криком ярости. Она согнулась вдвое, выпрямилась, подняла трубку телефона и вызвала оператора.

– Вы можете дать мне номер, с которого только что звонили на эту линию? – спросила девушка. – Нас отключили. Я хочу снова связаться с приятельницей.

– Линия, по которой вы говорите?

– Да. Меня отключили минуту назад.

– Я извиняюсь. У меня имеется телефонный звонок за пятницу с номера восемь сто. Вы хотите, чтобы я соединила вас с ним?

– Мне звонили минуту назад. Я хочу знать номер этого телефона.

Последовало молчание, во время которого оператор проверяла линию. Вик слышала голоса других женщин.

– Извините, – ответила оператор. – Никаких звонков после пятницы на этой линии не было.

– Спасибо, – сказала Вик и повесила трубку.

Она села на пол под телефоном и обвила себя руками. В этой позе Луи и нашел ее.

– Ты давно уже здесь сидишь, – сказал он. – Хочешь, чтобы я принес одеяло, мертвого таунтауна или что-то еще?

– Какого еще таунтауна?

– Что-то вроде верблюда. Или, возможно, большой козы. Не думаю, что это важно.

– Чем занимается Вейн?

– Я читал Мышонку комикс, и он на мне вздремнул. Поэтому я перенес его в кроватку. Он крутой мужик. А ты что здесь делала?

Он осмотрел темное помещение, как будто думал, что Вик могла быть не одна.

Ей нужно было сказать ему что-нибудь – объяснить, почему она сидела на полу в холодном темном гараже. Кивнув на мотоцикл, она указала на его грунтовку.

– Думала о байке, над которым ты работаешь.

Луи посмотрел на нее прищурившись. Похоже, он не поверил ей. Затем Кармоди взглянул на мотоцикл и кальку, лежавшую на полу.

– Боюсь, я с ним напортачу. Ты считаешь, что вышло нормально?

– Нет, я так не считаю. Прости.

Он бросил на нее испуганный взгляд.

– На самом деле?

Она улыбнулась и кивнула. Он издал громкий вздох.

– Можешь сказать, что я сделал не так?

– Хардкор – это одно слово, а не два. И твое «а» выглядит как 2. Потом ты должен был написать эту надпись зеркально. Когда ты наклеишь кальку и сделаешь копию, «хардкор» будет читаться наоборот.

– О, черт! Сестра, я такой идиот!

Луи бросил на нее взгляд надежды.

– А тебе понравился мой череп?

– Честно?

Луи взглянул на свои ноги.

– Господи! Я надеялся, что Тони Б. отстегнет мне пятьдесят баксов или как-то оплатит мое рисование. Если бы ты не остановила меня, мне, возможно, пришлось бы заплатить ему полсотни долларов при возвращении байка. Почему у меня ничего не получается?

– Ты хороший папочка.

– Это не наука о ракетостроении.

Нет, – подумала Вик. – Это круче.

– Хочешь, чтобы я исправила работу? – спросила она.

– Ты когда-нибудь рисовала на байке?

– Нет.

Он кивнул.

– Ладно. Хорошо. Если ты напортачишь, мы скажем, что это сделал я. Никто не удивится. Но если все выйдет хорошо, нужно будет сообщить, кто рисовал его. Может, привлечем новые заказы.

Он окинул ее долгим оценивающим взглядом.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? Надеюсь, ты не обдумываешь здесь темные женские мысли?

– Нет.

– Ты никогда не думала, что зря прекратила терапию? Ты прошла через такое дерьмо, сестра. Может, тебе нужно поговорить об этом. О нем!

Я только что это сделала, – подумала она. – Славно поболтала с последним похищенным ребенком Чарли Мэнкса. Мальчик стал теперь каким-то холодным вампиром. Он в Стране Рождества и хочет кого-нибудь съесть.

– Думаю, разговоров хватит, – сказала она и взяла руку Луи.

Тот предложил:

– Может, я сейчас займусь покраской.

Шугаркрик, штат Пенсильвания

Лето 2001

Бингу было пятьдесят три, и он не надевал противогаз пять лет – с тех пор как услышал, что Чарли Мэнкс тяжело болен.

Бинг узнал об этом из статьи в AOL, куда он заходил, используя большой черный компьютер Dell, который компания «НорХимФарм» подарила ему за двадцать пять лет безупречной службы. Он ежедневно смотрел в AOL новости из Колорадо о мистере Мэнксе, но там годами ничего не было, кроме одного: Чарльз Талент Мэнкс-третий, возраст неизвестен, приговорен за убийство, подозревается в дюжинах детских похищений, переведен в больничное крыло федерального исправительного учреждения «Энглвуд», когда пробудить его от сна оказалось невозможно.

* * *

Мэнкса осмотрел видный нейрохирург из Денвера Марк Софер, который описал состояние больного как достойное войти в медицинские книги.

«Пациент страдает от прогерии взросления или редкой формы синдрома Вернера, – писал Софер. – Проще говоря, он начал очень быстро стареть. Месяц для него больше походил на год. Год приближался к десятилетию. А этот парень начал свою историю не желторотым птенцом».

Доктор сказал, что не знает, могло ли заболевание Мэнкса частично объяснить его отклонения от нормального поведения, которые привели к убийству рядового Томаса Приста в 1996 году. Он также описывал текущее состояние Чарли Мэнкса как кому.

«Он не отвечает строгому определению (комы). Его мозговая фукция высока, и создается впечатление, что он спит. Он просто не может проснуться. Его тело слишком устало. В его бензобаке не осталось ни капли горючего».

* * *

Бинг часто думал написать мистеру Мэнксу и рассказать ему, что он все еще верен, что любит его, как всегда любил, и будет здесь, чтобы служить до самого смертного дня. Хотя Бинг, возможно, не был самой сияющей лампочкой на елке – ха-ха-ха, ему хватило ума понять, что мистер Мэнкс рассердится на него за это письмо. Оно привело бы к нему людей в костюмах – мужчин в солнечных очках и с пистолетами в нательных кобурах. Они постучали бы ему в дверь. Привет, мистер Партридж, вы не ответите на несколько вопросов? Как вы относитесь к тому, что мы покопаем в вашем подвале? Пороемся там немного? Поэтому он ничего не писал, а теперь было слишком поздно, и от этой мысли ему становилось плохо.

Однажды мистер Мэнкс передал Бингу сообщение, хотя как именно, он не знал. Через два дня после того, как мистера Мэнкса приговорили к пожизненному сроку в «Энглвуде», на пороге Бинга был оставлен пакет без обратного адреса. В нем находилась пара номерных знаков – NOS4A2/KANSAS – и маленькая визитная карточка цвета слоновой кости, с проштампованным спереди рождественским ангелом.

ХРАНИ ЭТО. Я ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ.

Бинг отнес номерные знаки в подвал, где была похоронена вся остальная его жизнь с Чарли Мэнксом: украденные баллоны с севофлюраном, папин пистолет 45-го калибра и останки женщин (матерей), которых он привозил домой после миссий спасения… девяти миссий.

Брэд Макколи оказался девятым ребенком, которого они спасли для Страны Рождества, а его мать Синтия – последней шлюхой, общавшейся с Бингом в его тихой комнате под лестницей. В некотором смысле она тоже была спасена перед тем, как умерла. Бинг научил ее любви.

Летом 1997 года они планировали спасти еще одного ребенка, и тогда Бинг вместе с мистером Мэнксом поехал бы в Страну Рождества, чтобы жить в прекрасном месте, где не бывает взрослых, а несчастье противозаконно, где можно ездить по всем дорогам, пить какао и каждое утро открывать рождественские подарки. Подумав о комической нечестности – мистера Мэнкса скрутили за несколько дней до того, как перед ними могли распахнуться врата Страны Рождества, – Бинг почувствовал себя раздавленным внутри, словно надежда оказалась вазой, с треском упавшей с высоты.

Но худшим из всего этого являлась не потеря мистера Мэнкса… и не потеря Страны Рождества. Это была потеря любви. Потеря мамочек.

Его последняя – миссис Макколи – была самой лучшей. Они вели долгие беседы в подвале. Голая миссис Макколи, загорелая и стройная, лежала, пристегнутая к специальным поручням, прильнув к боку Бинга. Ей было сорок, но миссис Макколи очаровывала выступавшими мышцами, которые она накачала, тренируя девушек волейболу. Ее кожа лучилась теплом и здоровьем. Она гладила поседевшие волосы на груди Бинга и говорила, что любит его больше, чем мать и отца; больше, чем Иисуса; больше, чем сына; больше, чем сияние солнца; больше, чем котиков. Было так приятно, когда она говорила: «Я люблю тебя, Бинг Партридж. Я люблю тебя так сильно, что чувства жгут меня. Я горю изнутри. Любовь сжигает меня заживо». Ее сладкое дыхание смешивалось с запахом пряничного дыма. Она была такой накачанной, такой здоровой, что ему приходилось увеличивать дозы севофлюрана и давать их каждые три часа. Миссис Макколи любила его настолько, что порезала себе запястья, когда он сказал ей, что они не смогут жить вместе. Они в последний раз занимались любовью, когда она истекала кровью – измазала его с ног до головы.