Текст книги "Сладкая, как мед"

Итак, и герцог, и герцогиня были вполне довольны жизнью. К несчастью, их умиротворенное состояние отнюдь не разделяли остальные обитатели замка.

Вдовствующая герцогиня ни за что не желала примириться с понижением своего статуса – ведь теперь она во всем считалась номером вторым после Сары. И хотя Сара предпочитала не совать нос в домашние дела и вдова по-прежнему заправляла хозяйством в замке, ее бесило, что при малейшем признаке неудовольствия челядь старалась выполнить прежде всего прихоти Сары.

Мало того, слуги откровенно обожали молодую хозяйку. Поскольку для самой вдовы сколько-нибудь дружеское или хотя бы вежливое обращение со слугами было признаком непозволительной слабости и отсутствия воспитания, поведение Сары казалось ей возмутительно плебейским. Слуги на то и существуют, чтобы служить, и не пристало настоящим аристократам интересоваться их мнением по поводу того, в какой цвет следует выкрасить стены в столовой!

А две дюжины новых тюфяков, которые Сара распорядилась приобрести для этих никчемных созданий? Те тюфяки, что имелись раньше в помещениях для слуг, никто и не думал менять на протяжении десятков лет – так почему же теперь они вдруг стали плохи?

Каждый вечер вдова скрипела от злости зубами при виде Сары, занимавшей хозяйское место за столом, а потом удалявшейся в хозяйскую спальню. Ее совершенно не трогали попытки Сары проявить дружелюбие и наладить хоть какие-то отношения – напротив, покладистость молодой герцогини только разжигала ярость вдовы.

Она лезла из кожи вон, чтобы отравить существование этой наглой самозванки, но, несмотря на все ее усилия, «неблагодарная тварь» выглядела неизменно счастливой и довольной жизнью!

В не менее расстроенных чувствах пребывал и лорд Лоренс. Несмотря на радость по поводу того, что сиятельный Чевиот наконец-то снизошел к чаяниям малых сих и готов удовлетворить их нужды, Лоренс ненавидел Энтони за то, что не он, а его старший брат принес в поместье мир и процветание. Он ревновал к популярности, которую начинал приобретать его брат у арендаторов. И главное – был возмущен тем, что Энтони увел у него из-под носа герцогский титул.

Сколько лет, сколько долгих лет Лоренс жил в ожидании его гибели на этой проклятой войне! Вот и мама нисколько не сомневалась: рано или поздно это случится.

И все эти годы Лоренс лелеял мечту унаследовать отцовский титул – он, а не Энтони будет герцогом Чевиотом!

Однако жизнь преподнесла ему горькую пилюлю, и Лоренс оказался не в силах так просто ее проглотить.

Патрик буквально разрывался на части. Он преданно любил Лоренса и считал ужасной несправедливостью то, что Энтони досталось место, давно уготованное Лоренсу. Но честный, по-детски непосредственный Патрик не мог не проникнуться симпатией к Энтони. А потом, он ни за что не посмел бы искренне пожелать, чтобы другого человека убили на войне – тем более его собственного брата!

Все это лишало Патрика покоя. Он считал, что предает Лоренса, слишком по-дружески относясь к Энтони, но в то же время чувствовал, что поступил бы не по-христиански, обвиняя Энтони в праве первородства. Мало того – он все чаще замечал, с какой ненавистью относится к Энтони его мать, и начал подозревать, что это злое чувство зародилась отнюдь не сегодня.

Он однажды спросил у матери, почему герцог не явился в замок после ужасного ранения под Саламанкой, и ему ответили, что Энтони терпеть не может Чевиот.

Это было откровенной ложью. Потому что Патрик видел, как его старший брат любит свою землю. Энтони не жалел ничего, чтобы вернуть Чевиоту его былое величие. А слова о том, что Энтони никто сюда не звал, больно врезались Патрику в память и внушали все большую тревогу. Ситуация складывалась пренеприятная: на глазах у Патрика рушился весь привычный мир.

И все же самым несчастным существом в замке Чевиот по праву следовало бы считать Макса.

Ах, с какими пылкими надеждами он предвкушал их с Энтони переезд в Нортумберленд! Там, вдали от столичной суеты и бессердечных, чванливых друзей, они с Энтони снова станут неразлучны, и Макс опять будет для него тем незаменимым и единственно близким человеком, каким являлся когда-то в Испании.

Но ничего такого не случилось.

Во-первых, потому, что Энтони взбрело в голову сделать своего брата непременным участником всех его начинаний. Лоренс таскался за ними по пятам по всему поместью. Ему было дозволено присутствовать даже тогда, когда герцог обсуждал с Максом финансовые проблемы.

Макс понимал, чего пытается добиться Энтони, но считал это бесполезной и утомительной затеей. По мнению Макса, этот тупой, коварный и неблагодарный мальчишка попросту не способен измениться к лучшему.

Но даже несмотря на все неудобства, которые причиняло ему общество неотесанного Лоренса, Макс не считал среднего брата серьезным соперником. Ведь Энтони старался проявить привязанность к брату из чувства долга, а не по велению сердца, Да, Лоренс мог рассчитывать на общество Энтони и на его внимание, но он не мог бы претендовать на любовь.

А вот с герцогиней все обстояло не так просто.

Макс никогда еще не видел, чтобы какой-то женщине удавалось так околдовать его друга. У Макса не укладывалось в голове, что такую утонченную, изысканную личность, как герцог Чевиот, могла очаровать невзрачная девчонка в жутких потрепанных платьях, вечно измазанных краской.

До сих пор Макс довольно успешно подавлял порывы жгучей ревности, поскольку не сталкивался с серьезными претендентами на привязанность Энтони. И он терпел всех этих приятелей своего кумира постольку, поскольку ни один из них не мог претендовать на приз, приготовленный Максом исключительно для себя. Рано или поздно Макс должен стать в жизни Энтони самой важной персоной.

Его бесила даже мысль о том, что это место может занять кто-то другой. Естественно, Что чем теснее на глазах у Макса герцог сближался со своей молодой женой, тем явственнее простая неприязнь к молодой герцогине перерастала в смертельную ненависть. И теперь было лишь вопросом времени, когда бурлившее у Макса в душе дьявольское варево вырвется наружу и повергнет обитателей Чевиота в пучину боли, страха и всеобщей подозрительности.

Глава 19

Как обычно, собираясь приступить к новой картине, Сара начала с небольшого наброска маслом. Чтобы поймать игру первых утренних лучей на поверхности моря, она в течение целой недели ровно в семь часов поднималась на крепостную стену со своим этюдником и занималась эскизом.

Макс раздраженно следил за миниатюрной фигуркой, карабкавшейся по каменным парапетам, и его любопытство по поводу ее таланта быстро превратилось в настоящую манию. Для него было пыткой то уважение, с каким Энтони относился к увлечению своей жены. И напрасно секретарь повторял про себя, что это ничего не значит, что это очередное проявление душевной щедрости его друга, – он должен был убедиться собственными глазами, что молодая герцогиня вовсе не так талантлива, как о ней говорит ее муж.

Возможность сделать это представилась в одно мрачное утро, когда небо загромоздили кучевые облака, а воздух стал ~ тяжелым и влажным – воздух перед грозой. Выходя из замка через заднюю дверь, Макс повстречался с Сарой. Она шла из сада.

Он задержался на крыльце и придержал дверь перед молодой хозяйкой.

– Доброе утро, ваша светлость! – поклонился секретарь. Его придирчивый взгляд не упустил ни старого платья, измазанного краской, ни растрепавшихся на ветру волос.

Макса передернуло от брезгливости. И как только Энтони не противно иметь дело с этой замарашкой?

– Доброе утро, мистер Скотт, – с улыбкой отвечала она.

– Вы снова за работой?

– Да. – Ее темно-каштановые волосы отливали золотистым блеском, гармонировавшим с легким загаром, покрывавшим щеки и лоб. – Но я обещала мужу, что непременно позавтракаю с ним.

В груди у Макса шевельнулась ядовитая ревность. Супруги действительно взяли в привычку завтракать вдвоем в гостиной у герцогини, и этот очередной признак их близости также оказался записан на счет, который Макс рано или поздно собирался предъявить этой особе.

Едва дождавшись, пока Сара войдет в замок, Макс поспешил в башню Маргариты. Какое-то время она проведет вместе с мужем, и Макс успеет проникнуть к ней в студию и посмотреть на ее работы.

Ему определенно везло в это утро – никто не заметил, как секретарь тайком приблизился к двери в башню. Ему пришлось остановиться и подождать, пока глаза привыкнут к сумраку. Сюда, к подножию узкой винтовой лестницы, едва доходили отблески света из высоких бойниц, прорубленных в толстой стене. Утро было довольно душное, и влажный воздух башни показался Максу намного прохладнее.

Наконец он освоился настолько, что смог начать подъем по старой каменной лестнице, осторожно ставя ноги на неровные выщербленные ступеньки. Наверху оказались две одинаковые двери. Макс толкнул ту, что была ближе.

Первое, что бросилось ему в глаза, – большой мольберт, установленный перед окном, недавно застекленным по приказу Сары. Она также приказала, чтобы здесь выскоблили пол и принесли небольшую жаровню, обогревавшую эту просторную пустую комнату.

Скупую обстановку завершали длинный стол, заваленный красками и кистями, и множество полотен, расставленных вдоль стен.

Макс ощутил первый укол тревоги. Все это слишком мало напоминало уютное убежище взбалмошной девицы, от скуки играющей в искусство. Медленно, даже нерешительно он приблизился к мольберту и посмотрел на полотно.

Сара едва успела начать свою картину. Она сделала лишь первые мазки, обозначив синее небо и серые волны.

Какая неудача! Можно ли судить о художнике по отдельным мазкам? Макс нахмурился, но тут же заметил небольшую работу, стоявшую на стуле. Наверное, это был один из тех набросков, что Сара делала на крепостной стене.

Макс впился глазами в эскиз. Легкие, искусные мазки блестяще передавали волшебную игру света на утреннем небе. Максу даже показалось, что он чувствует, как движутся облака, а стена под ногами вздрагивает от ударов огромных волн.

Он был ошеломлен, раздавлен. В его груди нарастал панический страх, в нем вспыхнула ярость – непримиримая, смертельная ненависть. Глаза заволокло алой пеленой. Макс на мгновение ослеп.

Она действительно талантлива!

И в его памяти помимо воли всплыли слова Энтони, над которыми он тогда лишь посмеялся: «Она – личность!»

Дурак, круглый дурак! Еще тогда он должен был понять, какую опасность заключают в себе эти слова! Макс словно наяву услышал мягкие, ласковые нотки в голосе Энтони, обращавшегося к своей жене, и едва не взорвался от ненависти.

Ведь он не год и не два был с Энтони неразлучен, всегда под рукой, чтобы поддержать, дать дружеский совет, чтобы любить и уважать своего друга! Не кто иной, как он, Макс, спас Энтони под Саламанкой, а потом не дал отрезать руку! И ради чего он совершал все эти подвиги? Чтобы без боя уступить свое место какой-то безмозглой особе, купеческой дочке?

Макс не закрыл за собой дверь, когда вошел в студию, и теперь сквозь яростный гул в ушах едва успел различить стук тяжелой двери у основания башни.

Он застыл в испуге. Не хватало только быть застигнутым здесь врасплох!

Стараясь не выдать себя тяжелым, хриплым дыханием, он на цыпочках двинулся к двери. Тот, кто вошел в башню, не спеша поднимался по лестнице.

Макс ужом проскользнул в соседнюю комнату. Она оказалась намного меньше студии. Правда, здесь тоже навели порядок и чистоту, но использовали как склад для старых кистей и испачканной ветоши.

Макс затаился, приникнув ухом к двери. Вскоре он услышал, как захлопнулась дверь в студию. Наверное, это герцогиня вернулась, чтобы продолжать работу. Теперь самое время убраться.

Медленно, дюйм за дюймом, он приоткрыл дверь в свое убежище – и остолбенел от неожиданности. На верхних ступенях лестницы спиной к нему стояла Сара. Она задержалась, чтобы удобнее перехватить тяжелую папку с рисунками.

Макс не сразу нашел в себе силы скинуть оцепенение, словно лань, ослепленная яркой вспышкой фонаря. А в следующий миг, сам не успев толком осознать, что на него нашло, он выскочил из-за двери и что было сил толкнул жену Энтони.

Она резко вскрикнула и выронила рисунки, тщетно пытаясь уцепиться за стену И предотвратить падение. Папка покатилась по ступеням, а следом рухнула и Сара, моментально скрывшись на крутой спиральной лестнице. Макс слышал глухие удары по мере того, как она катилась все ниже и ниже.

Он замер, не в силах отдышаться, не в силах двинуться с места. Бешеные удары сердца громом отдавались в ушах. Его прошиб холодный пот.

Черт побери, что же он натворил?!

Напрасно он вслушивался в наступившую тишину. Снизу не доносилось ни звука.

Неужели он ее убил?..

Ему показалось, что прошла уже целая вечность, но герцогиня все еще не подавала признаков жизни. Наконец Макс не выдержал и двинулся вниз. Оказывается, она застряла на середине лестницы и лежала совершенно неподвижно, врезавшись головой в выступ каменной стены.

Осторожно, едва дыша, Макс наклонился и заглянул ей в лицо. Ее глаза были закрыты, но даже в сумеречном свете можно было различить, что Сара еще дышит. Макс перешагнул через бесчувственное тело и поднял рисунок, вывалившийся из папки.

Это было изображение Родриго. Жеребец выглядел словно живой.

С яростной гримасой Макс разжал пальцы, и рисунок снова упал на ступеньки. Затем, не смея больше оглянуться на Сару, секретарь побежал прочь.

Но прежде чем он вышел из башни, Макс убедился в том, что крепостной двор пуст и никто его не увидит. Лишь после этого он открыл дверь и вышел наружу. Торопливым шагом он пересек двор и вошел в конюшню.

***

Через полчаса перед парадным крыльцом замка Чевиот остановилась дорожная коляска, и из нее вышел Невилл Харви. Он велел кучеру подождать, поднялся по ступенькам и постучал. Рослому лакею, отворившему дверь, молодой торговец назвался по имени и сказал, что приехал с визитом к герцогине.

Его проводили в гостиную, обставленную золоченой французской мебелью, и предложили подождать. Через десять минут в комнату вошел супруг Сары.

– Дорогой Харви! – воскликнул он. – Какой приятный сюрприз!

В отлично поставленном голосе нельзя было уловить и тени сарказма – напротив, он звучал с исключительной учтивостью.

– Я оказался в Ньюкасле по делам и подумал, что раз уж все равно так далеко забрался на север, то не помешает навестить Сару, – словно оправдываясь, торопливо выложил Харви.

На самом деле ему пришлось проявить немалую изобретательность, чтобы устроить себе «дело в Ньюкасле», но герцогу вовсе не обязательно об этом знать.

– Она у себя в студии, – отвечал герцог. – Я уже послал за ней горничную. Представляю, как она будет рада повидаться со старым другом!

– Он жестом предложил гостю устроиться в кресле с золоченой спинкой и обивкой из желтого атласа. – Присаживайтесь. За лошадей не беспокойтесь, их отведут на конюшню.

Невилл послушно уселся.

Он уже успел забыть, какой красавчик этот герцог.

– У вас очень красивый дом, ваша светлость, – выдавил из себя Невилл. Хотя, говоря по чести, не представлял, как человек может провести всю жизнь в этакой каменной махине.

– Благодарю. Позвольте предложить вам прохладительного? Не желаете бокал вина?

– Нет, спасибо. Мне ничего не нужно.

– Как прошла ваша поездка? – вежливо поинтересовался герцог, присев на изящный диван с гнутыми ножками.

Невилла его присутствие раздражало все больше и больше. Ему вовсе не улыбалась перспектива встречаться с Сарой под присмотром ее мужа.

– Поездка затянулась, – заявил он. – А все из-за жутких дорог.

– И все же нынче они стали намного лучше, чем прежде, – с невозмутимым видом сообщил герцог.

То ли Невиллу показалось, то ли этот малый действительно над ним смеется?..

Но Невилл так и не успел пронзить наглого аристократа своим грозным взглядом, потому что в гостиную вбежал запыхавшийся лакей и выпалил:

– Ваша светлость! С герцогиней несчастье!

– Где она? – моментально вскочил Энтони.

– Там, в башне! Сим нашла ее на лестнице! Должно быть, она упала!..

Герцог выскочил из комнаты еще до того, как лакей закончил фразу. Невилл следовал за ним по пятам.

В холле он увидел, что герцог побежал к задней двери, и без раздумий помчался следом. Выскочив на заднее крыльцо, Невилл заметил, как Энтони бежит к одной из каменных башен, и что было духу припустил туда же.

От всей этой беготни у Невилла закололо в боку, но он не обращал внимания на боль.

Тем временем герцог скрылся за дверью, и вскоре Невилл оказался там же. Первое, что он услышал, был отчаянный голос Энтони:

– Сара! Сара, любимая! Тебе больно? Ты меня слышишь?

Невилл, задыхаясь, взлетел вверх по ступеням. За первым же поворотом он едва не налетел на герцога, сидевшего возле своей жены и пытавшегося нащупать у Сары пульс. Вот он оглянулся и приказал, обращаясь к кому-то за спиной у Невилла:

– Пошли за доктором! – Его выразительное лицо было пугающе бледным.

– Уже сделано, ваша светлость! – раздался мужской голос. Это был слуга, прибежавший к ним в гостиную.

– Ради Бога, Чевиот, поднимите же ей голову! – не выдержал Невилл. – Посмотрите, как она неловко ударилась о стену!

– Я не стану трогать ее до тех пор, пока не удостоверюсь, что у нее не сломана ни спина, ни шея, – твердо отвечал герцог. Он снова наклонился к самому уху Сары и ласково окликнул ее.

Невилл заметил, как она попыталась повернуть голову.

– Нет, ни в коем случае не двигайся! – приказал Энтони. – Старайся лежать неподвижно. Ты слышишь меня, Сара?

– Я… – Пушистые ресницы затрепетали. – Энтони?..

– Да. Сара, ты можешь взглянуть на меня? Нет, пока не старайся двигать головой. Просто открой глаза и посмотри на меня.

Темные глаза приоткрылись и остановились на тревожном лице мужа.

– Энтони… – прошелестел слабый голос. – Кто-то… кто-то меня толкнул.

Невилл не сдержался и охнул.

– Толкнул? – переспросил герцог.

– Да. – Огромные глаза казались в этот миг бездонными озерами боли на бледном осунувшемся лице. – Голова так болит…

– Давай проверим, нет ли у тебя переломов, – безжизненным голосом приказал герцог. – Попробуй шевельнуть ногами.

– Да, получается, – через некоторое время сообщила она.

– Отлично. А теперь пошевели головой. Только осторожно!

Раздался слабый болезненный вскрик, и Невилл чертыхнулся сквозь зубы.

– Шевелится! – Невилл заметил, как сжались тонкие пальчики, и Сара сказала:

– И руки тоже целы, слава Богу!

– Молодец, девочка! – прошептал герцог. – Вот и хорошо, теперь я подниму тебя и перенесу в замок. Доктор скоро приедет. Похоже, у тебя сотрясение мозга и множество ушибов, но кости остались целы.

– Чевиот, – Невилл ринулся на помощь внешне изнеженному, хлипкому герцогу, – может, лучше позвать на помощь этого слугу?

– Нет, – заявила Сара. – Я хочу Энтони!

– Обхвати меня за шею, – велел он и поднял Сару без видимых усилий.

Невзирая на узкие ненадежные ступеньки, он двигался со своей ношей так уверенно, словно спускался по парадной лестнице.

Вскоре они оказались снаружи, под хмурым неприветливым небом. Сара, морщась от боли, спрятала лицо на груди у мужа.

Легкими шагами герцог пересек лужайку. На заднем крыльце уже собрались испуганные слуги, и Энтони приказал им принести лед в хозяйскую спальню. Сразу трое лакеев опрометью кинулись в погреб.

Герцог поспешил к лестнице на второй этаж. Харви устремился за ним, но хозяин бросил через плечо:

– Посидите в гостиной, Харви. Я дам вам знать, как она себя чувствует.

С этими словами он поднялся в спальню, и Невилл больше его не видел.

С крайней неохотой он вернулся в ту комнату, где находился каких-то полчаса назад. Торговец все еще не опомнился от неожиданности, однако три слова намертво застряли у него в мозгу, лишая покоя.

«Кто-то меня толкнул» – вот что сказала Сара.

***

Прошло еще не меньше двадцати минут, пока прибыл доктор; он срочно поднялся наверх. Там он пробыл часа полтора, и все это время Невилл торчал в гостиной, размышляя над тем, что же случилось с Сарой.

Выводы, к которым он пришел, казались в равной степени зловещими и невероятными. Кто-то пытался ее убить.

Едва эта мысль сформировалась у Невилла в мозгу, ему не составило труда найти виновного. О, он слишком хорошо знал о том, что мистер Паттерсон изменил свое завещание! И что теперь герцогу достанутся лишь те деньги, что Сара получила в приданое.

Такой опытный финансист, как Невилл, мигом раскусил, что теперь герцогу будет больше проку от Сары мертвой, нежели от Сары живой: ведь тогда он получит право наложить лапу на тот злосчастный фонд в четверть миллиона фунтов, который Паттерсон отложил на ее имя! И после этого никто не помешает Чевиоту жениться во второй раз, на самой знатной барышне, какую только он пожелает.

Согласно своему мировоззрению, Невилл искренне верил, что весь окружающий мир вращается исключительно благодаря деньгам и ради денег. Если Сару хотели убить ради денег, то выгодно это было одному-единственному человеку – ее мужу.

– Боже мой, Боже мой! – восклицал в отчаянии Невилл, меряя шагами навощенный до блеска пол в гостиной Чевиотов. – Как мне убедить Сару, что ей грозит опасность? Как уговорить уехать отсюда со мной? Ведь это единственный способ сохранить ей жизнь!