Электронная библиотека » Джоди Пиколт » » онлайн чтение - страница 21

Текст книги "Девятнадцать минут"


  • Текст добавлен: 29 ноября 2013, 02:58


Автор книги: Джоди Пиколт


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Она терпеть не могла, когда ее видели в таком состоянии; она терпеть не могла быть такой, но особенно ее бесило то, что слезы могли политься в любой момент. Просто от перемены ветра.

– Пожалуйста, – прошептала Джози, беря салфетку, которую детектив ей протянул, – можно, я пойду?

Патрик заколебался. Его жалость накрыла Джози, как сеть, тяжесть которой она ощутила и которая удерживала в себе только сказанные ею слова, в то время как остальное: стыд, злость, страх – просачивалось наружу.

– Конечно, – сказал детектив. – Иди.


Алекс притворялась, будто читает местный ежегодник, когда Джози выскочила из пуленепробиваемых дверей в комнату ожидания. Девочка рыдала, а Патрика Дюшарма нигде не было видно. «Убью его, – хладнокровно подумала Алекс, – после того как позабочусь о дочери».

– Джози! – крикнула она, но та, не глядя на мать, выбежала из здания на парковку.

Алекс побежала следом и догнала дочку только около машины.

– Оставь меня в покое! – закричала Джози, всхлипывая и отбрыкиваясь, когда мать обняла ее за талию.

– Джози, дорогая, что он тебе сказал? Давай поговорим.

– Не могу я с тобой говорить! Ты не понимаешь! Никто из вас не понимает! – Джози высвободилась и сделала шаг назад. – Те, кто мог понять, умерли!

Алекс задумалась. Она не знала, как правильно поступить. Можно было крепче прижать дочку к себе, чтобы та выплакалась. А можно было дать ей понять, что, какую бы душевную боль она сейчас ни испытывала, у нее есть силы справиться с этим. Когда присяжные не могут прийти к единому мнению, судья призывает их еще раз беспристрастно взвесить все обстоятельства дела и исполнить свой гражданский долг. Может быть, если сейчас произнести речь в подобном духе, это и на Джози подействует, как действует на присяжных?

– Я знаю, Джози, тебе тяжело, но ты сильнее, чем думаешь… – начала Алекс.

Джози с силой ее оттолкнула:

– Перестань так со мной разговаривать!

– Как «так»?

– Словно я какой-то долбаный свидетель или адвокат, на которого ты пытаешься произвести впечатление!

– Ваша честь, простите, что прерываю.

Алекс обернулась и увидела Патрика Дюшарма. Он стоял в каких-нибудь двух футах и слышал каждое слово. Щеки Алекс вспыхнули: ее застали именно в такой ситуации, в какой ни один судья не хочет быть замеченным. Сейчас этот детектив, наверное, вернется к себе в кабинет и всем своим коллегам сделает рассылку: «А знаете, что я подслушал?»

– Ваша дочка, – сказал он, – забыла фуфайку.

Розовая фуфайка с капюшоном висела, аккуратно сложенная, у него на локте. Он отдал ее, а потом, вместо того чтобы сразу же удалиться, положил руку Джози на плечо.

– Не беспокойся, – сказал он и так посмотрел на Джози, словно в тот момент они были единственными людьми на земле. – Мы обо всем позаботимся.

Алекс ожидала, что Джози и на полицейского накричит, но она успокоилась от его прикосновения и кивнула, как будто впервые с того ужасного дня поверив в свою способность пережить случившееся. Увидев, что дочь ощутила хотя бы слабую надежду, Алекс и сама почувствовала облегчение. И сожаление горше миндаля. Ведь это не она помогла своему ребенку успокоиться.

Джози вытерла слезы рукавом фуфайки.

– Ты как? В порядке?

– Думаю, да.

– Ну и хорошо. Всего доброго, Ваша честь.

– Спасибо, – пробормотала Алекс, провожая его взглядом.

Услышав, как дочь села в машину и хлопнула дверцей, Алекс продолжала смотреть вслед детективу Дюшарму, пока тот не вошел в здание полицейского участка. «Как бы я хотела сама…» – подумала Алекс, но нарочно не дала себе закончить.


Как и Питер Хоутон, Дерек Марковиц отлично ладил с компьютерами. Его, как и Питера, природа не наградила ни хорошим ростом, ни развитой мускулатурой, ни ранними признаками полового созревания. Волосы торчали у него на голове маленькими пучками, как у куклы. Рубашку он всегда заправлял в штаны. Популярностью у одноклассников не пользовался. Только в отличие от Питера он не явился в школу с оружием и не застрелил десятерых человек.

Жена адвоката Макафи сидела за кухонным столом в доме семьи Марковиц. Ди Ди Марковиц смотрела на нее ястребиным взором. Селена пришла поговорить с Дереком в надежде сделать его свидетелем защиты, но, если честно, то, что он ей рассказал, скорее, могло быть на руку обвинению.

– А вдруг это я виноват? – говорил он. – Я ведь был единственный, кто мог о чем-то подозревать. Если бы я слушал внимательнее, то, может быть, его остановил бы, но мне казалось, он шутит.

– Думаю, на твоем месте никто не воспринял бы его слова всерьез, – сказала Селена мягко и совершенно искренне. – Человек, который пришел в школу в тот день, был не тот Питер, которого ты знал.

– Ага. – Дерек кивнул сам себе.

– Вы закончили? – спросила Ди Ди, выступая вперед. – У Дерека сейчас начнется урок игры на скрипке.

– Почти, миссис Марковиц. Я хотела спросить Дерека еще о том, каким Питер был раньше. Как вы познакомились?

– В шестом классе мы оба числились в футбольной команде, но играть ни фига не умели.

– Дерек!

– Извини, мама, но это правда. – Он поднял глаза на Селену. – Зато никто из этих придурков-спортсменов не сумеет написать HTML код, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

– Меня ты тоже можешь записать в технологически отсталые, – улыбнулась Селена. – Так, значит, вы подружились, когда вместе играли в футбол.

– Мы вместе сидели на скамейке запасных, потому что на поле нас не выпускали, – сказал Дерек. – А подружились мы позже, когда он перестал общаться с Джози.

– С Джози? – удивились Селена и чуть не выронила ручку.

– Ну да, с Джози Кормье. Она тоже учится в нашей школе.

– И они с Питером дружат?

– Дружили. Она была единственной, кто с ним вообще разговаривал. Но потом она перешла на сторону крутых ребят, а его кинула. – Дерек посмотрел на Селену. – Но ему было плевать. Он говорил, она стала сучкой.

– Дерек!

– Извини, мам, но это тоже правда.

– Прошу прощения, – извинилась Селена и вышла из кухни в ванную, где достала телефон и позвонила домой.

– Это я, – сказала она, когда Джордан взял трубку, а потом, помолчав немного, спросила: – Почему так тихо?

– Сэм спит.

– Надеюсь, ты не включил ему мультики, чтобы он дал тебе перечитать документы, которые ты готовишь к представлению в суд?

– Ты специально звонишь упрекнуть меня в том, что я паршивый отец?

– Нет. Я звоню сказать, что Питер и Джози были лучшими друзьями.


В изоляторе строгого режима к Питеру пускали одного посетителя в неделю, но некоторые люди были не в счет. Адвокат мог приходить сколько нужно, и на репортеров, как ни странно, ограничения тоже не распространялись. Питер только подписал бумагу, в которой говорилось, что он добровольно соглашается общаться с прессой, и Элене Баттисте разрешили его посетить.

Она была горячей штучкой. Это Питер сразу заметил. Надела не какой-нибудь бесформенный свитер, а обтягивающую кофточку на пуговицах, а если наклонялась, то даже грудь было видно. Глядя на длинные густые кудри и карие оленьи глаза этой девушки, Питер никогда бы не подумал, что в школе ее дразнили. Так или иначе, сейчас она сидела перед ним – это был факт.

– Поверить не могу, – сказала она, садясь вплотную к красной разделительной линии и словно бы не решаясь смотреть Питеру в лицо, – поверить не могу, что мне удалось с вами встретиться!

Питер сделал вид, будто слышал такое каждый день.

– Ага, – сказал он. – Классно, что вы приехали.

– О боже! Это же меньшее, что я могла сделать! – воскликнула Элена.

Питер вспомнил истории о фанатках, которые писали заключенным и даже выходили за них замуж прямо в тюрьме. «Интересно, – подумал он, – надзиратель, который ее сюда вел, расскажет всем, что к Хоутону приходила обалденная девчонка?»

– Вы не возражаете, если я буду делать записи? – спросила Элена. – Это нужно для моей работы.

– Классно! Пишите.

Она достала ручку, сняла колпачок зубами и открыла блокнот на чистой странице. – Как я вам уже говорила, я пишу о последствиях травли в школе.

– С чего вдруг такая тема?

– Видите ли, когда я сама была школьницей, мне иногда казалось, что покончить с собой проще, чем вернуться на следующий день в класс. И однажды я поняла: если я так думала, то есть, наверное, и другие люди, которые думают так же. С тех пор я изучаю эту проблему. – Она наклонилась, позволив сомкнутым полушариям грудей выглянуть из кофточки, и посмотрела Питеру в глаза: – Я надеюсь опубликовать свое исследование в каком-нибудь психологическом журнале.

– Было бы классно, – сказал он и поморщился: «Боже мой, сколько раз я уже сказал слово „классно“? Она, чего доброго, примет меня за умственно отсталого».

– Для начала вы, может быть, скажете мне, как часто это происходило? Я имею в виду издевательства над вами.

– Да, пожалуй, каждый день.

– А что именно делали ваши одноклассники?

– Обычные вещи, – сказал Питер. – Запихивали меня в шкафчик в раздевалке, выбрасывали мои книги из окна автобуса.

И он перечислил Элене тот долгий список издевательств, который уже тысячу раз приводил Джордану. Про то, как его толкали на лестнице, как срывали и топтали его очки, как забрасывали оскорблениями.

Элен растаяла:

– Представляю, как вам было тяжело!

Питер не знал, что на это сказать. Ему хотелось, чтобы новая знакомая не теряла интереса к его истории, но не хотелось показаться ей тряпкой. Вместо ответа он решил просто пожать плечами.

Элена перестала писать:

– Питер, могу я вас еще кое о чем спросить?

– Конечно.

– Даже если это немножко не по теме? – (Питер кивнул.) – Вы планировали убивать их?

Она опять подалась вперед и разомкнула губы, как будто ответ Питера был для нее причастием, которое она всю жизнь готовилась принять. Он слышал шаги надзирателя за дверью и как будто бы даже чувствовал через трубку вкус дыхания Элены… Ему хотелось придумать удачный ответ: показаться достаточно грозным и таинственным, чтобы у девушки появилось желание прийти еще. Он улыбнулся, как ему показалось, обольстительно и ответил:

– Скажем так: это нужно было остановить.


В приемной зубного врача, у которого лечился Джордан, журналы лежали на полках до тех пор, пока не истлеют. Актриса, чья свадьба освещалась на страницах этих древних изданий, уже успела родить двоих малышей с библейскими или «фруктовыми» именами, а президент, претендующий на звание «Человек года», уже покинул свой пост. Поэтому, когда Джордан пришел запломбировать зуб и, ожидая своей очереди, наткнулся на свежий номер журнала «Тайм», он был так поражен, словно выиграл в лотерею.

На обложке была фотография школы Стерлинга с высоты птичьего полета: дети, как муравьи, толпились у выходов из здания. Заголовок гласил: «Старшая школа. Новая линия фронта?»

Джордан стал рассеянно пролистывать статью, не ожидая обнаружить в ее подрубриках что-то, чего бы он еще не знал или не видел в других газетах. Вдруг рядом с многократно публиковавшейся фотографией Питера из классного альбома Джордан заметил подзаголовок «Что происходит в голове убийцы». Он начал читать, но уже через несколько секунд вскочил на ноги.

– Черт подери! – пробормотал он, направляясь к двери.

– Мистер Макафи, – сказала секретарша, – доктор готов вас принять.

– Назначьте мне другое время.

– Не забирайте, пожалуйста, наш журнал…

– Запишите на мой счет! – крикнул Джордан, сбегая по лестнице к своей машине.

Как только он повернул ключ в замке зажигания, зазвонил телефон. Это оказалась не Диана Ливен, решившая позлорадствовать – ее звонка Джордан почти ожидал, – а Селена:

– Ты уже вышел от зубного? По пути домой заскочи, пожалуйста, в аптеку, купи подгузников, а то они закончились.

– Я еду не домой. У меня тут возникли более серьезные проблемы.

– Дорогой, – возразила Селена, – более серьезных проблем быть не может.

– Потом объясню, – сказал Джордан и отключил телефон, чтобы Диана, даже если захочет, не смогла до него дозвониться.

Он установил личный рекорд, доехав до тюрьмы за двадцать шесть минут.

– Мне нужно пронести вот это с собой. – Он хлопнул журналом по столу дежурного на контрольно-пропускном пункте.

– Извините, сэр, но проносить предметы, в которых содержатся металлические скобы, не разрешается.

Еле сдерживая раздражение, Джордан приподнял одну ногу, положил на нее журнал и, балансируя на второй ноге, стал вырывать скрепки.

– Вот. Теперь я могу идти к своему подзащитному?

Войдя в сопровождении охранника в ту комнату, где всегда проходили его встречи с клиентами, Джордан принялся шагать из угла в угол. Как только Питера привели, он сунул ему раскрытый журнал:

– Каким местом ты думал, черт подери?!

Питер разинул рот:

– Она… она не говорила, что пишет для них! – Он пробежал разворот глазами. – Поверить не могу…

Джордан почувствовал, как вся кровь вдруг прилила к голове. Наверное, именно так с людьми и случаются удары.

– Да ты хоть понимаешь, какие серьезнейшие обвинения тебе предъявлены?! Как ужасно твое положение?! Какие улики против тебя собраны?! Неужели ты думаешь, что это, – он ударил ладонью по раскрытому журналу, – поможет тебе добиться чьего-то сочувствия?

– Спасибо за лекцию, – нахмурился Питер. – Но вероятно, если бы вы были здесь несколько недель назад, чтобы ее мне прочитать, нам бы не пришлось сейчас вести этот разговор.

– То есть из-за того, что я приезжаю к тебе, как ты считаешь, недостаточно часто, ты решил мне в отместку пообщаться с прессой?

– Она не пресса, она мой друг.

– Заруби себе на носу, – сказал Джордан, – друзей у тебя нет.

– Тоже мне новость! – огрызнулся Питер.

Джордан раскрыл рот, чтобы еще раз накричать на своего подзащитного, но не смог. У парня действительно никогда не было друзей. Подтверждение тому – разговор Селены с Дереком Марковицем. Все дружки либо просто отвернулись от Питера, либо повели себя как предатели, сделав его секреты достоянием миллионов. Если он, Джордан, действительно хотел справиться с этой работой, то должен был стать Питеру не только адвокатом, но и доверенным лицом, а пока он только обманывал парня, как и все, с кем тот имел дело до сих пор.

– Послушай, – тихо сказал Джордан, садясь рядом с Питером, – больше так не поступай. Если кто-то зачем-то захочет с тобой связаться, ты должен сказать об этом мне. А я, в свою очередь, буду приезжать к тебе почаще. Хорошо?

Питер пожал плечами в знак согласия. Следующие несколько секунд адвокат и клиент сидели молча, не зная, что говорить дальше.

– Ну и чем займемся? – наконец спросил Питер. – Мне опять рассказать про Джоуи? Или будем готовиться к разговору с психиатром?

Джордан медлил с ответом, ведь сегодня он приехал в тюрьму только затем, чтобы отругать Питера за интервью. Можно, конечно, расспросить парня о детстве и о школе, о чувствах, которые тот испытывал, когда его травили. Но и это сейчас почему-то казалось неуместным.

– Вообще-то, я хотел с тобой посоветоваться, – сказал Джордан. – На Рождество жена подарила мне компьютерную игру «Agents of Stealth». Дело в том, что я не могу пройти дальше первого уровня.

Питер искоса посмотрел на своего адвоката:

– А вы регистрируетесь как Дроид или как Регал?

А черт его знает! Джордан на самом деле даже не вынул диск из коробки.

– Как Дроид, – наугад ответил он.

– Тогда неудивительно, что вас сразу же убивают. Надо попасть в Легион Пирфорус – нужно, чтобы вас призвали на службу. Для этого надо сначала пройти обучение. Понимаете?

Джордан бросил взгляд на раскрытый журнал, все еще лежавший на столе. Его дело теперь стало еще сложнее, зато отношения с подзащитным, возможно, могли стать проще.

– Да. Кажется, начинаю понимать.


– Вам это не понравится, – сказала Элеанор, протягивая Алекс документ.

– А что это?

– Это прошение о том, чтобы вы отстранились от рассмотрения дела Хоутона. Обвинение настаивает на слушании.

Слушание предполагало присутствие прессы, присутствие пострадавших, присутствие родителей жертв. Значит, прежде чем дело двинется дальше, судья Кормье должна была стать объектом пристального внимания общественности.

– Никакого слушания пресса не получит! – категоричным тоном заявила Алекс.

Секретарша, поколебавшись, рискнула заметить:

– На вашем месте я бы дважды подумала…

Алекс посмотрела ей в глаза:

– Можете идти.

Дождавшись, когда Элеанор выйдет, Алекс закрыла глаза. Она не знала, как поступить. Предъявление обвинений действительно далось ей тяжелее, чем она ожидала. Правдой было и то, что чем лучше она исполняла свои судейские обязанности, тем заметнее росло расстояние между ней и Джози. Поскольку до сих пор она, судья Кормье, считала себя непогрешимой и даже не сомневалась в своей способности беспристрастно рассмотреть это дело, сейчас она оказалась в крайне неприятном положении. Одно дело взять самоотвод до начала разбирательства, другое дело – теперь. Если она даст задний ход на данном этапе, ее сочтут непоследовательной (в лучшем случае) или некомпетентной (в худшем). Ни то ни другое не помогло бы ей упрочить профессиональную репутацию.

Отказ от проведения слушания, на котором настаивала Диана Ливен, означал бы, что Алекс боится. Лучше было не прятать голову в песок и позволить оппонентам высказать свою точку зрения.

– Элеанор, – сказала Алекс, нажав кнопку связи с секретарем, – назначайте заседание.

Она взъерошила пальцами волосы и снова их пригладила. Очень хотелось закурить. Пачка, завалявшаяся в ящике стола, оказалась пустой. «Черт!» – пробормотала Алекс и вдруг вспомнила про свой экстренный запас в багажнике. Взяв ключи, она торопливо вышла из кабинета и стала спускаться по служебной лестнице на парковку. При открывании двери раздался такой звук, будто что-то твердое ударилось обо что-то живое.

– О господи! – вскричала Алекс, увидев человека, сложившегося пополам от боли. – Вы целы?

Патрик Дюшарм, морщась, разогнулся:

– Здравствуйте, Ваша честь. Пора бы мне уже перестать на вас натыкаться. В прямом смысле слова.

– Просто незачем было стоять у пожарного выхода.

– Незачем было так распахивать дверь. Кстати, где сегодня горит?

– Что горит?

– Не знаю. Но выход-то пожарный. – При этих словах Патрик кивнул другому полицейскому, который шел к патрульной машине.

Алекс сделала шаг назад и скрестила руки:

– Я думала, мы с вами уже поговорили о… в общем, поговорили.

– Ну, во-первых, сейчас мы говорим не о деле, если вы не выражаетесь настолько иносказательно, что я вас не понимаю. Во-вторых, относительно того, что это дело будете рассматривать именно вы, есть некоторые сомнения, если верить редакционной статье «Стерлинг ньюс».

– В редакционной статье пишут обо мне? – спросила Алекс ошарашенно. – И что же?

– Если я вам расскажу, то мы будем опять говорить о деле, ведь так? – Детектив Дюшарм улыбнулся и пошел к своей машине, но Алекс его задержала:

– Постойте! – Когда он обернулся, она убедилась, что поблизости никого нет, и сказала: – Можно задать вам один вопрос? Не для протокола. – (Патрик медленно кивнул.) – Вам не показалось, что Джози… не знаю… была не совсем в порядке, когда вы с ней разговаривали?

Он прислонился к кирпичной стене здания:

– Вы лучше знаете свою дочь.

– Ну да. Но может быть, вам, как человеку чужому, она сказала что-то, чего не хотела говорить мне? – Алекс посмотрела на асфальт у себя под ногами. – Иногда так бывает.

Алекс почувствовала на себе взгляд Патрика, но ей не хватило мужества этот взгляд встретить.

– Можно кое-что вам рассказать? Тоже не для протокола. – (Алекс кивнула.) – До перевода сюда я работал в Мэне. Там я однажды расследовал дело, которое оказалось для меня не просто делом. Вы понимаете, о чем я?

Алекс понимала. Она невольно уловила в его голосе нотку, которой раньше не слышала: эта была душевная боль, гудевшая, как бесконечно вибрирующий камертон.

– Одна женщина очень много значила для меня, а для нее очень много значил ее сынишка. Когда ему причинили зло, я стал землю рыть и горы сворачивать, думая, что никто не расследует это дело лучше, чем я. Ни для кого другого результат не имел такого значения. – Патрик прямо посмотрел в лицо Алекс. – Я был уверен, что смогу отделить свои чувства по поводу случившегося от профессиональных соображений.

У Алекс пересохло в горле, и она сглотнула:

– И как? Смогли?

– Нет. Потому что, если расследование касается кого-то, кого любишь, оно перестает быть работой.

– И во что же оно превращается?

– В месть, – подумав, ответил Патрик.


Однажды утром, когда Льюис сказал Лейси, будто едет навестить сына, она села в свою машину и поехала следом. Узнав от Питера, что отец у него не бывает, она до сих пор молчала об этом: не выдала своей осведомленности ни в день предъявления обвинений, ни в последующие дни. С Льюисом она говорила все меньше и меньше, чтобы, открыв рот, невольно не выплеснуть накипевшее.

Сейчас Лейси тщательно следила за тем, чтобы между ней и мужем были еще две машины. Давным-давно, когда он только ухаживал за ней, она иногда ехала за ним до его квартиры, или наоборот. Они играли друг с другом, помахивая задним дворником, как собака хвостом, и мигая фарами по правилам азбуки Морзе.

Льюис двигался на север, в направлении тюрьмы. У Лейси мелькнула мысль: может быть, Питер зачем-то обманул ее? Нет, вряд ли. Но и муж ей раньше никогда не врал… Начался дождь. После светофора Льюис посигналил и свернул на маленькую парковку перед банком, художественной мастерской и цветочным магазином. Подъехать близко было нельзя – Льюис тут же узнал бы машину жены, – поэтому Лейси припарковалась за соседним зданием. «Может, ему нужен банкомат?» – подумала она, вылезая и прячась за бензоколонкой, но муж зашел в цветочный магазин и через пять минут вышел с букетом розовых роз. У Лейси перехватило дыхание: неужели он завел роман? Она не думала, что ситуация в их маленькой семье может стать еще хуже, что процесс разрушения может зайти еще дальше.

Спотыкаясь, Лейси вернулась в свою машину и заставила себя продолжить преследование. Возможно, отчасти она и сама была виновата: с головой ушла в проблемы Питера и не выслушала мужа в какой-то момент, когда ему хотелось поговорить… Просто все, что он мог ей рассказать о своих семинарах и публикациях по экономике или о текущих событиях, утратило для нее всякий смысл. А как иначе, если сын сидит в тюрьме? Как Льюис мог… Размышляя о своих взаимоотношениях с мужем, Лейси всегда смотрела на себя как на свободный дух, а на Льюиса – как на якорь. Это тоже оказалось миражом: цепь, связывавшая их, порвалась.

Лейси вытерла глаза рукавом. Муж, конечно, скажет, что по-прежнему любит ее, а с другой женщиной у него только секс. Она не поверит. Еще он скажет, что каждый человек по-своему переживает горе, латает дыру в сердце, как умеет.

Льюис включил поворотник и свернул на кладбище. У Лейси в груди загорелся медленный огонь. Это же извращение! Встречаться с любовницей в таком месте! Льюис вышел из машины – с розами, но без зонта. Несмотря на то что дождь усиливался, Лейси не хотела отступать, пока не узнает правды. Соблюдая дистанцию, она пошла за мужем на новый участок кладбища, где еще не было памятников и свежие холмики выглядели как бурые лоскуты на зеленом одеяле стриженого газона.

У первой могилы Льюис остановился, преклонил колено и положил на землю розу. Потом то же самое сделал у второй, третьей и так далее, пока вода не потекла с волос на лицо, пока рубашка не вымокла до нитки. Пока не были возложены все десять цветков. Когда Льюис возлагал последнюю розу, Лейси подошла и встала сзади.

– Я знаю, что ты здесь, – сказал он, не оборачиваясь.

Лейси было трудно говорить. Она бы обрадовалась тому, что муж ей не изменяет, если бы не узнала, как он проводит время, предназначенное для посещения Питера. Уже даже не понимая, сама ли она плачет, или небо делает это за нее, Лейси укоризненно произнесла:

– Как ты смеешь приходить сюда и не приходить к собственному сыну?

Льюис поднял лицо:

– Ты знаешь, что такое теория хаоса?

– Плевать я хотела на твои теории, Льюис! Меня Питер беспокоит, а не…

– Существует мнение, что если рассматривать время линейно, то мы можем объяснить только последний момент. А все, что к нему ведет, может проистекать из любой комбинации событий. Ребенок бросает камушек на пляже, и в этот момент где-то в совершенно другой части планеты происходит цунами. – Льюис встал и засунул руки в карманы. – Я брал его на охоту, Лейси. Я учил его выслеживать добычу, хотя ему это не нравилось. Я чего только ему не говорил. Вдруг что-то из этого заставило его…

Льюис сложился пополам и зарыдал. Лейси обняла мужа, чувствуя, как дождь барабанит по плечам и спине.

– Мы делали все, что могли, – сказала она.

– Этого было недостаточно. – Льюис дернул головой, указывая на могилы: – Посмотри! Посмотри!

Лейси посмотрела. Под проливным дождем, от которого одежда и волосы прилипли к телу, она окинула взглядом кладбище и увидела лица детей, которые были бы живы, если бы ее ребенок не родился. Она схватилась руками за живот. Боль разрезала ее надвое, как в цирковом фокусе, только ей – она это знала – не суждено снова стать целой.

Один из ее сыновей принимал наркотики, другой убил десятерых. Потому ли, что они с Льюисом оказались неподходящими родителями для мальчиков, которые у них родились? Или им вообще нельзя было никого рожать? Дети сами ошибок не делают. Они только падают в ямы, к которым их подводят взрослые. Лейси и Льюис были уверены, что ведут сыновей правильно, но, может, стоило остановиться и спросить дорогу? Может, тогда им не пришлось бы увидеть, как сначала Джоуи, потом Питер делает шаг и летит в пропасть?

Лейси вспомнила, как ставила Питеру в пример школьные оценки Джоуи. Как уговорила его записаться в школьную футбольную команду, потому что Джоуи очень нравился футбол. Все начинается с семьи: и толерантность, и ее противоположность. Лейси поняла: прежде чем Питера отвергли одноклассники, он привык чувствовать себя лишним дома.

Она с силой зажмурила глаза. Теперь до конца жизни она будет для всех матерью Питера Хоутона. Когда-то она этого и желала, но с желаниями нужно быть осторожной. Если хочешь делить с ребенком плоды его успехов, будь готова взять на себя ответственность и за его ошибки. В понимании Лейси это означало, что сейчас нужно в первую очередь не цветы на могилы возлагать, а поддерживать Питера.

– Мы ему нужны, – сказала она. – Как никогда.

– Я не могу пойти к нему, – покачал головой Льюис.

Лейси отстранилась:

– Почему?

– Потому что каждый день я думаю о пьяном водителе, который врезался в машину Джоуи. И я не могу скрыть от себя то, как сильно хотел, чтобы вместо Джоуи погиб Питер. Потому что он заслуживает смерти. Родители всех этих ребят думают то же самое, – сказал Льюис. – И знаешь… я их понимаю.

Лейси, вся дрожа, сделала шаг назад. Льюис скомкал и засунул в карман бумагу, в которую был завернут букет. Дождь падал, как занавес, сквозь который они уже не могли ясно видеть друг друга.


Джордан сидел в пиццерии, расположенной недалеко от тюрьмы, и ждал Кинга Ва. У того уже десять минут назад должна была закончиться беседа с Питером Хоутоном, и Джордан не знал, считать ли эту задержку хорошим или дурным знаком.

Доктор влетел в помещение вместе с порывом ветра, который трепал его плащ, как парус.

– Может получиться, – сказал он, сев на диванчик напротив Джордана и взяв кусок пиццы с его тарелки. – С психологической точки зрения я не вижу существенной разницы между подростком, подвергавшимся продолжительной травле, и взрослой женщиной с синдромом избиваемой женщины. У обоих мы наблюдаем разновидности посттравматического стрессового расстройства. – Съев почти весь кусок, Кинг бросил корку обратно на тарелку Джордана. – Знаешь, что Питер сказал мне?

– Что в тюрьме погано?

– Так все говорят. Он сказал: «Лучше умереть, чем еще один день думать о том, что могло случиться со мной в школе». Кого это тебе напоминает?

– Кейти Риккобоно, – сказал Джордан. – После того, как она сделала мужу тройное шунтирование кухонным ножом.

– Она не просто Кейти Риккобоно, – поправил Кинг, – а первая официально признанная носительница синдрома избиваемой женщины.

– Значит, Питера мы пытаемся сделать первым официально признанным носителем синдрома затравленной жертвы. Давай начистоту, Кинг: думаешь, присяжные оправдают человека с синдромом, которого даже не существует?

– Избитых женщин они неоднократно оправдывали, хотя сами таковыми не являлись. Зато в школе учились все. – Доктор потянулся за бокалом с колой, стоящим перед Джорданом, и сделал глоток. – Ты, кстати, знал, что единичный инцидент травли в детстве может оказаться не менее травматичным для личности, чем единичный случай сексуального насилия?

– Да ладно! Серьезно?

– Подумай об этом. Общий знаменатель – унижение. Какое твое самое сильное воспоминание о старших классах?

Джордану пришлось покопаться в памяти, чтобы вспомнить хоть что-нибудь. Потом по его лицу медленно расплылась улыбка.

– Как-то раз на физкультуре мы сдавали нормативы. Нужно было залезть по канату под потолок. Тогда у меня было не такое могучее телосложение, как сейчас…

– Ну конечно, – фыркнул Кинг.

– Поэтому я боялся, что не смогу взобраться. Но оказалось, проблема не в этом, а в том, чтобы спуститься: веревка натерла мне между ног и у меня там кое-что встало.

– Ну вот, – сказал Кинг. – Опроси любых десять человек, и пять из них вообще не вспомнят о старшей школе ничего конкретного. Их память блокирует этот пласт информации. А оставшиеся пять вспомнят какой-нибудь конфуз или болезненный момент. Такие вещи пристают, как клей.

– И ужасно угнетают, – заметил Джордан.

– Ну, в большинстве своем мы, повзрослев, понимаем, что в масштабе целой жизни это все мелочи.

– А если кто-то не понял?

Кинг посмотрел на Джордана:

– Такие становятся Питерами Хоутонами.


В гардеробную дочери Алекс зашла лишь потому, что Джози взяла у нее черную юбку и не вернула, а эта юбка сейчас была нужна Алекс. Она собиралась на ужин с Уитом Хобартом, своим бывшим боссом, который уже вышел на пенсию. Судье Кормье был нужен совет: на сегодняшнем слушании обвинение подало прошение о ее отстранении от дела Хоутона.

Кроме юбки, Алекс нашла еще и тайничок с сокровищами. Сев на пол, она открыла коробку. На ладонь невесомо легла бахрома костюма, в котором Джози выступала, когда занималась в джазовой студии, лет в шесть или семь. Шелк был прохладным на ощупь. Ниже лежал костюм тигра, который Джози однажды надевала на Хэллоуин, а потом решила оставить для других подобных случаев. Это был первый и последний опыт Алекс по части кройки и шитья, вернее, склеивания: промучившись какое-то время, она плюнула и сменила иголку на клеевой пистолет. В тот год Джози собиралась, нарядившись, ходить по округе и стучаться в двери, чтобы ей давали угощение. Алекс, работавшая тогда еще государственным защитником, думала пойти с дочкой, но одного из клиентов в очередной раз арестовали. В итоге Джози пошла с соседскими детьми, а когда мама наконец вернулась домой, высыпала на кровать собранные в наволочку конфеты: «Возьми себе половину, раз уж ты пропустила все веселье».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 4.5 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации