Текст книги "Последнее правило"

Эмма

К четвергу Джейкоб стал похож на прежнего Джейкоба, но все равно еще не пришел в себя окончательно. Я вижу, насколько он рассеян: поставлю перед ним на ужин полную тарелку, а он не съест и крошки, пока я не напомню ему, что пришло время взять вилку и накалывать на нее еду. К тому же я ловлю его на том, что он раскачивается на носочках. Похоже, лекарства не помогают. От учителей в школе я узнаю, что он чуть ли не полдня проводит в комнате сенсорной релаксации.

Я дважды звонила Джесс Огилви, но ее голосовая почта переполнена. Я боюсь произносить ее имя в присутствии Джейкоба, но не знаю, как еще поступить. Поэтому в четверг после обеда я стучусь в дверь его комнаты. Он впускает меня.

– Привет, – говорю я.

Он отрывается от книги, которую читает.

– Привет.

Мне понадобилось два года, чтобы понять, что Джейкоб не научился читать вместе с остальными учениками младшего класса. Учитель считал его одним из самых одаренных в языковом плане учеников, и каждый вечер Джейкоб доставал из большой корзины в своей спальне толстую книгу и начинал читать вслух. Но однажды я поняла: то, что все считают чтением, на самом деле просто феноменальная память. Стоит ему хотя бы раз услышать книгу, и он может ее пересказать. «Прочти это», – попросила я, протягивая Джейкобу книгу доктора Сьюза.[13]13
  Американский детский писатель и мультипликатор.


[Закрыть] Он открыл и начал «читать». Я остановила его и показала на букву.

– Какая буква?

– «В».

– А как звучит буква «В»?

Он задумался.

– Визжит, – ответил он.

Сейчас я присаживаюсь на его кровать.

– Как ты себя чувствуешь?

– Потревоженным, – говорит Джейкоб.

Я отбираю у него книгу.

– Мы можем поговорить? – Он кивает. – Во вторник вы с Джесс поссорились?

– Нет.

– Когда ты пришел к ней, она сказала что-нибудь такое, что тебя огорчило?

Он качает головой.

– Нет, она ничего не говорила.

– Тогда я не знаю, что и думать, Джейкоб. Ты вернулся домой после встречи со своей наставницей таким расстроенным… Мне кажется, тебя до сих пор что-то беспокоит.

Отличительная черта больных синдромом Аспергера: Джейкоб никогда не врет. Поэтому если он говорит, что не ссорился с Джесс, я ему верю. Но это не означает, что ему не была нанесена психологическая травма, каким-то образом связанная с Джесс. Может быть, он застал ее, когда она занималась сексом со своим парнем. Может быть, его встревожило ее новое жилище.

А может быть, Джесс здесь вообще ни при чем – он просто по пути домой наткнулся на оранжевый знак «Ремонт дороги», который указывал на объезд.

Я вздыхаю.

– Знай, я всегда рядом, когда ты захочешь об этом поговорить. И Джесс тоже. Если нужна ее помощь, она рядом.

– Я встречаюсь с ней в воскресенье.

– «В том же месте, – цитирую я, – в тот же час».

Я отдаю книгу и замечаю под мышкой у Джейкоба игрушечную утку Джемайму, с которой он играл еще в детстве. Он не выпускал ее из рук, поэтому мне пришлось сшить ей леопардовую накидку на спину, потому что там мех совсем вытерся. Утка была ритуальным предметом, как говорит доктор Мурано, – предметом, который Джейкоб брал в руки, чтобы успокоиться. Доктор сравнивала это со своеобразной «перезагрузкой»: игрушка напоминает ему, что с ним все в порядке. С годами Джемайма уступила место более подходящим предметам, которые можно засунуть в карманы: моментальный снимок, где мы вместе, настолько затертый и выцветший, что лица едва различимы; небольшой зеленый камешек, который учительница привезла ему из Монтаны; маленькое стеклышко, найденное на берегу моря, – Тео подарил его Джейкобу на Рождество. Честно признаться, я уже несколько лет не видела эту набивную игрушку – она пылилась где-то в его шкафу.

Тяжело видеть, как твой восемнадцатилетний сын вцепился в мягкую игрушку. Но такова природа аутизма, эта болезнь – скользкая дорожка. Сейчас ты убежден, что уже так высоко забрался на гору, что ее подножия никогда больше и не увидишь, а в следующее мгновение гора покрывается черным льдом и ты стремительно катишься вниз.

Колонка «Советы читателям», четверг, 14 января, тема «Подростки»

Лучший совет по воспитанию детей, который я когда-либо получала, мне дала акушерка. Сказала она следующее:

1. Когда ребенок приходит в этот мир, собака не перестает быть собакой.

2. Ужасные первые два года жизни порой длятся и после трех.

3. Никогда не задавай ребенку вопросы «в лоб», например: «Хочешь, пойдем спать?» Поверь, ответ тебя не обрадует. «Хочешь, я отнесу тебя в спальню на ручках, или ты сам пойдешь в кроватку?» Вот в этом случае родители получают требуемый результат, а детям дана возможность принять решение.

Теперь, когда мои дети повырастали, мало что изменилось.

Разве что собаки у нас нет.

Ужасные первые два года жизни затянулись до восемнадцати лет.

А вопросы до сих пор должны оставаться альтернативными, потому что не получишь ответ на вопросы «Где ты вчера был до двух часов ночи?» или «Почему ты получил «неуд» за контрольную по математике?»

Отсюда следуют два вывода: воспитание детей – это не существительное, а глагол – бесконечный процесс, а не одно достижение. Не имеет значения, сколько лет вы на него потратили, кривая воспитания остается относительно прямой.

Я выхожу из комнаты Джейкоба, хочу посмотреть вечерние новости. Но когда я прихожу в гостиную, Тео уже переключил на какое-то ужасное шоу по MTV, об избалованных девушках, которых родители отправляют в развивающиеся страны, чтобы научить покорности.

– У тебя нет домашнего задания? – спрашиваю я.

– Уже сделал.

– Я хочу посмотреть новости.

– Я первым пришел.

Я смотрю, как одна девушка в Бирме запихивает экскременты слона в большой пластиковый пакет. «Фу-у-у!» – визжит она. Я смотрю на Тео.

– Пожалуйста, скажи, что лучше ты узнаешь последние известия, чем будешь смотреть это.

– Но я же должен говорить правду, – усмехается Тео. – Семейное правило.

– Ладно, зайдем с другой стороны: если я буду смотреть с тобой эту программу, то, возможно, буду настолько поражена, что отправлю тебя в Бирму, чтобы ты расширил свой кругозор, убирая фекалии за слонами.

Он бросает мне пульт.

– Это шантаж!

– Однако он сработал, – отвечаю я, переключаясь на канал местного телевидения. Какой-то мужчина что-то кричит в микрофон. «Единственное, что известно, – заявляет он, – это то, что местное управление полиции скрывает факты по делу об исчезновении девушки и не спешит с расследованием».

Внизу экрана вспыхивает белая строка: «Сенатор штата Клод Огилви».

– Смотри, – говорит Тео. – А фамилия…

– Тс-с…

На экране появляется женщина-репортер. «Начальник полиции Таунсенда Фред Хакинс утверждает, что на поиски Джесс Огилви брошены все силы, и просит любого, кто располагает какой-либо информацией, позвонить в полицию по телефону 802-555-4490».

Потом появляется фотография наставницы Джейкоба по социальной адаптации, внизу написан номер телефона.

Тео

«На прямой связи из Таунсенда, – заканчивает репортер. – Люси Макнейл».

Я смотрю на маму.

– Это Джесс, – констатирую я очевидное.

– Боже мой, – бормочет она. – Бедняжка!

Я не понимаю. Я абсолютно ничего не понимаю.

Мама хватает меня за руку.

– Эта информация не выйдет за пределы гостиной, – велит она.

– Думаешь, Джейкоб не узнает? Прочитает в газетах. Узнает из Интернета.

Она пощипывает кончик носа.

– Он сейчас такой уязвимый, Тео. Я не могу пока огорошить его этим известием. Дай мне немного времени, и я придумаю, как ему сказать.

Я забираю у нее пульт и выключаю телевизор. Потом, бормоча что-то о сочинении, бегу наверх, в свою комнату, и запираю дверь.

Хожу по комнате кругами, сцепив руки на затылке, будто остываю после марафона. Прокручиваю в голове все, что услышал от сенатора и репортера. Начальник полиции, слава богу, сказал, что все силы брошены на поиски девушки.

Что бы это, черт возьми, ни значило.

Неужели и это исчезновение окажется ловким обманом, как исчезновение одной школьницы, которая позже объявилась, утверждая, что ее похитили? Но оказалось, что она все выдумала, пытаясь привлечь к себе внимание. Я надеюсь именно на такое развитие событий, потому что о другом исходе не хочу даже и думать.

Единственное, что мне в действительности нужно знать:

Джесс Огилви пропала, и я один из последних, кто ее видел.

Рич

На автоответчике в доме Робертсонов оставлено шесть сообщений. Одно от Марка Макгуайра, который просит Джесс ему перезвонить, когда она вернется. Одно из химчистки: девушке сообщили, что готова ее юбка. Одно от женщины, назвавшейся Эммой Хант, следующего содержания: «Привет, Джесс, это мама Джейкоба. Перезвони мне, пожалуйста». Три остальных сообщения – просто вешали трубку, и все три с мобильного телефона, зарегистрированного на Джесс Огилви.

Эти звонки говорят о том, что либо ее избили и она скрывается, пытается собраться с духом и дозвониться своему жениху, но тщетно. Либо этот жених таким образом прикрывает свою задницу, после того как убил невесту по неосторожности.

Я всю пятницу провожу за тем, что вычеркиваю фамилии из ежедневника Джесс Огилви. Сперва звоню двум подругам, чьи имена за последние месяцы встречаются чаще всего. Алисия и Кара, как и Джесс, учатся на последнем курсе университета. У Алисии золотистые волосы до пояса, а Кара – миниатюрная блондинка в мешковатых камуфляжных штанах и тяжелых черных сапогах. За чашечкой кофе в студенческом центре они признаются, что со вторника ничего не слышали о Джесс.

– Она не явилась на экзамен к Горгоне, – говорит Кара. – А экзамен у Горгоны не пропускает никто.

– У Горгоны?

– Профессора Горгоны, – объясняет она. – Она ведет семинары по специальному образованию.

«Горгона», – записываю я.

– Раньше Джесс когда-нибудь уезжала на несколько дней?

– Было однажды, – признается Алисия. – Она отправилась на Кейп-Код на выходные и ничего нам не сказала.

– Хотя поехали они с Марком, – добавляет Кара, морща носик.

– Вижу, вы не очень-то жалуете Марка Макгуайра.

– А что, я обязана? – удивляется Алисия. – Он относится к Джесс не так, как она заслуживает.

– Что вы имеете в виду?

– Если он прикажет: «Прыгай», она даже не станет спрашивать: «Высоко?» – а просто пойдет и купит ходули с пружиной для подскакивания.

– Мы редко видимся с тех пор, как они начали встречаться, – добавляет Кара. – Марк хочет, чтобы она принадлежала только ему.

«Как и большинство склонных к насилию родителей», – думаю я.

– Детектив Метсон? – произносит Алисия. – С ней ничего плохого не случится, ведь так?

Неделю назад Джесс Огилви, возможно, сидела на моем месте, пила кофе с подругами и тряслась перед грядущим экзаменом у Горгоны.

– Надеюсь, – отвечаю я.

Люди не могут просто исчезнуть. Всегда есть причина или же враг, затаивший злобу. Всегда остается ниточка, потянув за которую, размотаешь весь клубок.

Но все дело в том, что Джесс Огилви, похоже, святая.

– Я удивилась, когда она не пришла на экзамен, – признается профессор Горгона. Худощавая женщина с белым пучком волос на голове и едва слышным иностранным акцентом, она совершенно не походила на чудовище, каким ее представили Алисия с Карой. – Честно признаться, она моя лучшая студентка. Она получает диплом магистра и одновременно пишет научную работу. Закончила колледж Бейтс со средним баллом «четыре», два года проработала в программе «Воспитываем патриотов», прежде чем решила выбрать профессию учителя.

– Есть среди студентов такие, кто завидовал ее успехам? – спрашиваю я.

– Я ничего подобного не замечала, – отвечает профессор.

– Она не рассказывала вам о личных проблемах?

– Я не из тех, кому захочется поплакаться в жилетку, – усмехается профессор. – Наши отношения не выходили за рамки «учитель-ученик» в буквальном смысле слова. Помимо учебы, насколько мне известно, она занимается тем (но это тоже напрямую связано с образованием), что организовывает в своем городе паралимпийские игры и работает наставником у мальчика-аутиста. – Внезапно профессор хмурится. – Ему кто-нибудь звонил? Ему будет непросто справиться с ситуацией, если Джесс не появится в условленное время. Любые изменения в размеренном течении жизни травмируют таких детей, как Джейкоб.

– Джейкоб? – переспрашиваю я и открываю ежедневник.

Это мальчик, чья мама оставила сообщение на автоответчике в профессорском доме. Мальчик, чье имя значится в расписании Джесс в день ее исчезновения.

– Профессор, – интересуюсь я, – а вы случайно не знаете, где он живет?

Семья Джейкоба Ханта обитает в той части Таунсенда, которая несколько обветшала в сравнении с остальным городом, в той части, которую вы вряд ли разглядите за утопающими в зелени, величественными – словно сошедшими с картинки – старыми домами Новой Англии. Их жилище – нечто среднее между кооперативным домом, где живут недавно разведенные люди, и давно списанным железнодорожным вагоном.

У женщины, открывшей дверь, синее пятно на рубашке, небрежно собранные в пучок темные волосы и самые красивые в мире глаза. Они бледно-голубые, как у львицы, чуть золотистые, но, похоже, и они пролили свою порцию слез, а всем известно, что небо, на котором сгустились тучи, намного интереснее безоблачного. Я бы дал ей чуть больше сорока. Она держит ложку, с которой капает на пол.

– Мне ничего не нужно, – говорит она, пытаясь закрыть дверь.

– А я ничего не продаю, – отвечаю я. – У вас, м-м-м… капает.

Она опускает глаза, потом засовывает ложку в рот.

И тут я вспоминаю, зачем пришел. Достаю жетон.

– Я детектив Рич Метсон. Вы мама Джейкоба?

– О боже! – восклицает она. – Я думала, он уже позвонил вам и принес извинения.

– Извинения?

– На самом деле это не его вина, – продолжает она, не слушая меня. – Разумеется, я должна была заметить, что он тайком уходит из дому, но у него… это увлечение превратилось в патологию. И если есть способ убедить вас не давать делу ход… Это, разумеется, не подкуп, можно ведь просто по-человечески договориться… Понимаете, если дело получит огласку, моей карьере конец. А я мать-одиночка, едва свожу концы с концами…

Она что-то еще бормочет, но я не имею ни малейшего понятия, о чем она говорит. Хотя слова «мать-одиночка» расслышал.

– Прошу прощения, мисс Хант…

– Эмма.

– Эмма. Я… понятия не имею, о чем вы говорите. Я пришел сюда, потому что с вашим сыном работала Джесс Огилви…

– Ой! – всхлипывает она. – Я слышала о Джесс в новостях. Ее бедные родители, должно быть, с ума сходят. Нашли какие-нибудь зацепки?

– Поэтому я и хочу поговорить с вашим сыном.

Ее глаза темнеют.

– Неужели вы думаете, что Джейкоб имеет какое-нибудь отношение к ее исчезновению?

– Нет, но, судя по ее ежедневнику, он последний, с кем она встречалась перед исчезновением.

Она складывает руки на груди.

– Детектив Метсон, у моего сына синдром Аспергера.

– Понятно.

А я дальтоник. Какая разница?

– Это одна из форм высокофункционального аутизма. Он даже пока не знает, что Джесс пропала. В последнее время он не в себе, и это известие может его раздавить.

– Я буду предельно тактичен.

Она мгновение смотрит на меня оценивающим взглядом. Потом поворачивается и идет в дом, ожидая, что я последую за ней.

– Джейкоб, – зовет она, когда мы входим в кухню.

Я стою в дверях, ожидая появления ребенка. В конце концов Джесс Огилви – учительница, и профессор Горгона называла Джейкоба «мальчиком». Но вместо мальчика в кухню входит бегемот-переросток, выше меня ростом и по виду намного крепче. И наставником этого «мальчика» была Джесс Огилви? Я секунду таращусь на подростка, пытаясь понять, почему он кажется мне знакомым, и внезапно меня осеняет: переохладившийся мужчина! Этот парень назвал причину смерти раньше судмедэксперта.

– Ты? – удивляюсь я. – Ты и есть Джейкоб Хант?

Теперь мне понятны сбивчивые извинения его матери. Она, вероятно, решила, что я пришел взыскать штраф с ее сына или арестовать его за вмешательство в расследование преступления.

– Джейкоб, – сухо говорит она. – Полагаю, ты уже знаком с детективом Метсоном.

– Привет, Джейкоб! – протягиваю я руку. – Приятно с тобой познакомиться, так сказать, официально.

Он не пожимает мне руки. Даже не смотрит в глаза.

– Я читал заметку в газете, – говорит он равнодушным, словно у робота, голосом. – Ее поместили в самом конце. По моему мнению, смерть от переохлаждения заслуживает по крайней мере второй страницы.

Он делает шаг вперед.

– Уже пришли результаты вскрытия? Было бы интересно узнать, снижает ли алкоголь температуру замерзания тела или существенных различий нет?

– Вот что, Джейк… – начинаю я.

– Джейкоб. Меня зовут Джейкоб, а не Джейк.

– Хорошо, Джейкоб. Я хотел задать тебе несколько вопросов.

– Если они связаны с криминалистикой, – оживляется он, – с радостью помогу. Вы слышали об исследованиях, проводимых в университете Пердью? О десорбционной ионизации под действием электрораспыления? Оказалось, что пот из пор пальцев незначительно разъедает металлические поверхности – все, начиная от пули и заканчивая бомбой. Если распылить на отпечатки пальцев положительно заряженную воду, капельки растворят химические вещества в отпечатках и отобразят мельчайшие частицы, которые можно проанализировать при помощи масс-спектрометра. Можете представить, как удобно получить не только отпечатки, но и определить содержащиеся в порах химические вещества? Можно не только доказать присутствие подозреваемого на месте преступления, но и доказать, что он держал в руке взрывчатку.

Я взглянул на Эмму, призывая ее на помощь.

– Джейкоб, детектив Метсон хотел поговорить с тобой о другом. Ты можешь присесть на минутку?

– Лишь на минутку. Уже почти шестнадцать тридцать.

«И что? – хочется мне спросить. – Что произойдет в шестнадцать тридцать?» Но мама Джейкоба никак не реагирует на его замечание. Я чувствую себя, как Алиса в Стране чудес – в диснеевском фильме, который Саша любит смотреть со мной по выходным. Все заняты приготовлением к Дню Нерождения, кроме меня. Последний раз, когда мы его смотрели, я понял, что быть родителями не так уж трудно. Мы всегда лжем, делая вид, что нам лучше знать, – а я чаще всего молился о том, чтобы не слишком напортачить.

– Ладно, – говорю я Джейкобу, – в таком случае приступим.

Эмма

Я впустила Рича Метсона по единственной причине: я все еще не была стопроцентно уверена, что он не намерен наказывать Джейкоба. Ведь он на минувших выходных оказался на месте преступления, а я пойду на все, чтобы весь этот кошмар закончился.

– Джейкоб, – говорю я, – детектив Метсон хотел с тобой поговорить о другом. Можешь присесть на минутку?

Мы пытаемся обогнать время, но детективу Метсону этого не понять.

– Лишь на минутку. Уже почти шестнадцать тридцать, – отвечает Джейкоб.

Не знаю, как, видя перед собою Джейкоба, можно считать его надежным свидетелем. Его разум – капкан, но в половине случаев к замку не подобрать ключа.

Детектив присаживается за кухонный стол. Я уменьшаю на плите газ и сажусь рядом с ним. Джейкоб отчаянно пытается взглянуть в сторону Метсона, но его веки беспрестанно подрагивают, как будто он смотрит на солнце. В конце концов он сдается и отводит взгляд в сторону.

– У тебя есть подруга по имени Джесс, верно? – спрашивает детектив.

– Да.

– А чем вы с Джесс занимаетесь?

– Учимся искусству общения. Поддерживать беседу. Правильно прощаться. И тому подобным вещам. – Он колеблется. – Она мой лучший друг.

Это меня не удивляет. У Джейкоба свое определение дружбы. Для него друг – мальчик из школы, чей шкафчик соседствует с его шкафчиком и поэтому по крайней мере раз в день они общаются: «Ты не мог бы немного подвинуться?». Друг – это тот, с которым он, может, и не знаком, но который в школе его не дразнит. Несмотря на то что я платила Джесс за общение с Джейкобом, это никоим образом не умаляет того, что она искренне заботилась о нем и пыталась наладить контакт.

Детектив смотрит на Джейкоба, который, разумеется, прячет взгляд. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди не знают, как преодолеть общепринятые нормы вежливости, – через некоторое время им кажется, что они невежливо таращатся, поэтому отводят взгляд от Джейкоба, копируя его поведение. Вот, пожалуйста: через минуту Метсон опускает глаза на стол, как будто замечая на деревянной поверхности что-то интересное.

– Так вот, Джейкоб, Джесс пропала. И я должен ее найти.

Я задыхаюсь от возмущения.

– И это вы называете «тактичен»?

Но, похоже, Джейкоб ничуть не удивлен. Неужели видел новости? Или прочел в газетах? Узнал из Интернета?

– Джесс ушла, – повторяет он.

Детектив подается вперед.

– У вас в минувший вторник была назначена встреча?

– Да, – отвечает Джейкоб. – В четырнадцать тридцать пять.

– И вы виделись?

– Нет.

Внезапно мне становится понятна причина срыва Джейкоба. Сперва поехать к Джесс в новый незнакомый дом, что уже само по себе могло вызвать у него тревогу, а потом Джесс, которая так и не пришла… Что ж, для ребенка с синдромом Аспергера это настоящая трагедия.

– Ой, Джейкоб! Поэтому у тебя и случился приступ?

– Приступ? – эхом отозвался Метсон.

Я бросила на него быстрый взгляд.

– Когда нарушается привычный ход вещей, Джейкоб становится очень возбужденным. А тут сразу и новый дом, и исчезновение Джесс. Когда он пришел домой… – Я запинаюсь, внезапно кое-что припомнив. – Ты шел от дома Джесс пешком? Один?

И дело не в том, что он не знает дороги, – Джейкоб живой навигатор, он может, раз взглянув на карту, запомнить ее в мельчайших подробностях. Но одно дело знать географию, а другое – следовать указаниям. Добраться из пункта А в пункт Б, а оттуда в пункт С – так он может оказаться в тупике.

– Да, – говорит Джейкоб. – Неплохо прогулялся.

Идти пришлось километров двенадцать. По трескучему морозу. Похоже, мы легко отделались: помимо всего прочего, Джейкоб мог заболеть воспалением легких.

– Сколько ты прождал ее?

Джейкоб смотрит на часы. Он начинает потирать кончики пальцев.

– Мне нужно идти.

Вижу, как детектив смотрит на Джейкоба, заметив его нетерпение, и отлично, черт возьми, знаю, что он думает.

– Держу пари, когда вы видите человека, который прячет взгляд и не может усидеть спокойно, вы тут же решаете, что он виновен, – говорю я. – А я думаю, что человек болен.

– Половина пятого. – Голос Джейкоба более громкий и нетерпеливый.

– Можешь идти смотреть «Блюстителей порядка», – разрешаю я, и он стремглав бросается в гостиную.

Детектив озадаченно смотрит на меня.

– Прошу прощения, но я только начал допрос.

– Я думала, это не допрос, а обычная беседа.

– На кону жизнь девушки, а вы считаете, что для вашего сына важнее не пропустить телесериал?

– Да, – отрезаю я.

– А вам не кажется странным, что ваш сын ни капли не расстроился, узнав об исчезновении наставницы?

– Мой сын не огорчился, даже когда умер его родной дедушка, – отвечаю я. Для него это было неким приключением, связанным с судебной медициной. Его отношение к пропаже Джесс обусловлено только тем, как оно отразится непосредственно на нем, – именно так он оценивает окружающий мир. Когда он поймет, что в воскресенье их встреча с Джесс не состоится, вот тогда он огорчится.

Детектив долго пристально смотрит на меня. Похоже, он собирается прочесть мне лекцию о препятствовании в проведении расследования, но вместо этого задумчиво наклоняет голову набок.

– Должно быть, у вас жизнь не сахар.

Я уже не помню, когда меня в последний раз жалели. Я ни на что не променяю Джейкоба – из-за его ранимости, невероятного ума, его преданности определенным правилам, – но жить рядом с ним нелегко. Обычная мать не беспокоится о том, что ее сына толкнут на школьном концерте и он ушибется. Обычная мать не звонит электрикам, когда вырубается свет, не кричит, что в доме инвалид и требуется безотлагательное вмешательство, – потому что в случае с Джейкобом пропустить «Блюстителей порядка» смерти подобно. Обычная мать ночью спит, а не размышляет над тем, примет ли Тео своего брата, будет ли о нем заботиться, когда она умрет?

– Это моя жизнь, – пожимаю я плечами.

– Вы работаете дома?

– Это что, тоже допрос?

– Просто поддерживаю светскую беседу, пока не пришло время рекламы, – улыбается он.

Не обращая на него внимания, я встаю и начинаю помешивать чернику, которую готовлю для сегодняшнего пирога.

– Ваш сын недавно застал нас врасплох, – продолжает Метсон. – Полиция не привыкла к тому, что несовершеннолетние буквально врываются на место преступления.

– С формальной точки зрения он совершеннолетний. Ему уже восемнадцать.

– В таком случае, он разбирается в криминалистике лучше многих, кто раза в четыре его старше.

– Еще бы! А то я не знаю!

– У вас красивые глаза, – говорит детектив.

От неожиданности я роняю ложку в кастрюльку.

– Что вы сказали?

– Вы слышали, – отвечает Метсон и направляется в гостиную – подождать, пока закончатся вступительные титры «Блюстителей порядка».