Текст книги "Проникнуть в мысли BTK. Подлинная история тридцатилетней охоты на жесточайшего серийного убийцу из Уичито"

– Нет, нет, нет. Твой папа не совершал этого, – шептала она. – Это какая-то ужасная ошибка. Не надо волноваться.

Те же слова Ландин услышал через пару дней, когда отправился разговаривать с Брайаном, сыном Рейдера, на военно-морскую базу в Коннектикуте, где тот учился на курсах подготовки подводников. Как и остальные близкие, он твердил, что это наверняка ошибка.

– Я описал ситуацию, и парень был в шоке, – рассказывал Рэй. – Такой, казалось бы, крепкий, мужественный, но воспринял все реально тяжело. Говорил: «Мы же жили, как в телесериале для домохозяек. Мама всегда дома, а папа занимается всем – скауты, церковь, помощь в учебе. Каждое лето ездили всей семьей отдыхать».

Но, как и отец Паулы, чуть позже Брайан успокоился.

– Потом взглянул на меня и говорит: «Ничего не понимаю… Единственное, что выглядело хоть как-то подозрительным, случилось, когда еще мальчишкой я лазил по папиным вещам и нашел рисунок. Женщина в кошмарной позе, связанная по рукам и ногам. Я испугался, положил его обратно и больше никогда не залезал в его вещи».

Пока родных информировали о тайной жизни Денниса, сам он находился неподалеку в кабинете для допросов и наслаждался уделяемым ему вниманием.

Теперь, когда он сознался в том, что был ВТК, для сотрудников наступил следующий этап работы – нужно получить детальные показания по каждому из убийств.

Впоследствии Рейдер признавался моему источнику, что чувствовал себя, как на рабочем совещании. Ведь, с его точки зрения, и сам он был практически копом. Разумеется, понимая, зачем они это делают. В то же время ему казалось, что теперь, когда битва закончена, они уже не заклятые враги, а закаленные в боях ветераны, собравшиеся вместе поговорить о том о сем.

Он испытывал настоящую эйфорию – вокруг сновали туда-сюда детективы и задавали вопрос за вопросом.

Уверен, Рейдер пришел в восторг от наличия возможности поговорить обо всем, что совершил, хотя и понимал: это подведет его к последней черте. Рассказать об этой стороне жизни кому-то – такой возможности не было никогда. И вот совершенно неожиданно он сидит в наручниках в комнате, заполненной копами, и болтает с парнями, которые, кажется, знают о нем достаточно много и жаждут узнать, как ему все удавалось.

При этом начинала накапливаться усталость.

Деннис говорил моему источнику, что, невзирая на долгожданную шумиху и фурор вокруг его ареста, через несколько часов он начал ощущать легкое утомление и депрессию. Изначальный кайф потихоньку выветривался, как, собственно, и всегда. Но прямо сейчас думать об этом не хотелось. Он готов сидеть здесь и рассказывать о своих преступлениях вечность. Ведь эти ребята жадно впитывают каждое слово. Однако время шло, и усталость становилась все более явной, чтобы не обращать на нее внимания.

В какой-то момент он покачал головой и проворчал:

– Купил эту несчастную дискетку за тридцать девять центов на собственную погибель… Из-за нее и спалился.

Примерно на двенадцатом часу допроса Рейдер посмотрел на мучителей, сидящих напротив, и сказал:

– Может кто-нибудь из вас сделать мне одолжение? Просто пристрелите. Избавьте меня от этих мук. Понимаю, это грозит вам крупными неприятностями. Но просто пристрелите, как бешеную собаку. Пристрелите, и покончим с этим. Подошел сзади, нажал на курок и – бах! Я и не пойму, что меня убили.

Ландвер позволил Рейдеру трепать языком на протяжении 32 часов с небольшими перерывами. После этого поместил его в окружную тюрьму под усиленный надзор на случай попытки самоубийства. Рейдер сказал моему источнику, что на следующее утро проснулся в тюрьме, чувствуя себя несчастным как никогда прежде.

– Жалко его, сил нет, – хмыкнул Ландвер.

– Ага, прямо до слез, – ответил я.

Мы помолчали немного, потом я сказал:

– Знаешь, меня реально гложет, что про этого парня я очень многого не знаю, не разобрался в целой куче вещей. Мне нужно бы увидеться с ним в тюрьме. Пообщаться, покопаться у него в мозгах.

Ландвер покачал головой, особого энтузиазма не выказывая.

Детективы выполнили бы эту просьбу с огромным удовольствием, но не стали. Пуля в затылок была бы слишком легким избавлением.

– В эту тюрьму попасть будет непросто даже для тебя, – произнес он со вздохом, явно означавшим: «И охота тебе с этим возиться». – Скажу честно. Мне не нужно знать, почему Деннис Рейдер убил этих людей. Мне не нужно знать, где были его мозги или как он дошел до этого всего. Это не по моей части. Он убивал, действовал обдуманно, и моей задачей было прищучить его за десять убийств. А когда я это сделал, он перестал для меня существовать.

Отчасти и мне хотелось, чтобы Деннис Рейдер исчез из моей жизни. Но почему-то складывалось ощущение, будто для меня все только начинается.

Акт 3
Знакомьтесь – ВТК
Эксклюзивное интервью с преступником

21

Через восемь месяцев после поездки в Уичито для изучения цепочки событий, завершившихся арестом Рейдера, я снова прилетел в этот город на равнинах. Остановился в той же гостинице у старого вокзала. Ее разместили в недавно перестроенном складском здании прошлого века, служившем производителям кос, топоров и разделочных ножей. Все дома и улицы этой части города несли отпечаток старины и однообразия. Казалось, все вокруг построено из кирпичей, сделанных из недавно засохшей крови. При одной мысли об этом цвете в памяти всплывали тысячи страшных фото с мест преступлений, изученных мной с целью восстановления событий, которые теперь очень хотелось забыть навсегда.

Был конец мая, но даже в полночь жара и влажность не спадали, и это заставляло меня жалеть о давнем пристрастии к ношению рубашек в официальном стиле. Но старые привычки – упрямая вещь.

Я снова приехал в Уичито, чтобы проинтервьюировать Денниса Рейдера, ныне известного персоналу тюрьмы Эльдорадо как заключенный номер 0083707.

Может показаться, словно стоит мне только появиться у тюремных ворот, и начальник встретит меня лично и проводит в камеру к любому узнику, с кем я захочу поговорить. На самом же деле существует масса бюрократических преград, которые я вынужден преодолевать, чтобы побеседовать с заключенным – особенно с таким.

Во времена работы в ФБР все было иначе. Стоило лишь приехать, показать служебное удостоверение и попросить о встрече. Все осталось в прошлом. Я утратил эту привилегию, уволившись из Бюро в 1995 году. Но даже если бы у меня все еще было удостоверение и начальник тюрьмы оказался за, я не смог бы заставить Рейдера поговорить со мной при отсутствии у него такого желания.

Полгода назад я узнал, что некая женщина по имени Крис Касарона установила особые отношения с находящимся в тюрьме Деннисом. Они подписали контракт, согласно которому она стала его официальным представителем с правом решать, кто может видеться с ним или интервьюировать его. Дама явно собиралась писать о ВТК книгу.

Я начал налаживать общение с Крис – звонил, писал и всячески старался убедить ее разрешить мне проинтервьюировать Рейдера. Без одобрения Касароны он не согласился бы разговаривать. После ареста с ним связывались сотни журналистов, телепродюсеров, психологов, писателей и сценаристов с настойчивыми просьбами об интервью. Однако до сих пор круг общения нового заключенного тюрьмы Эльдорадо ограничивался местными полицейскими, адвокатами по назначению и, разумеется, Крис.

Получить разрешение увидеться с ним оказалось непростым делом. Если точнее, чертовски трудным, а по правде – почти невозможным.

Вечером после моего приезда в Уичито мы впервые встретились с ней лично. Она приехала в гостиницу, и мы устроились побеседовать в лобби-баре. Вид у этой 39-летней женщины в платье в цветочек был замотанный. Я сидел с бокалом шардоне, а она выпила бурбон с колой. Несколько бокалов, если быть точным. Отчасти это объяснялось тем, что последняя неделя оказалась для нее просто ужасной. Похоже, Крис только и делала, что разговаривала по телефону со своим адвокатом. А тот сообщал новости одна хуже другой.

И неудивительно. Последние тринадцать месяцев Касарона все больше и больше вовлекалась в жизнь Денниса Рейдера. Вскоре после ареста ей удалось добиться его расположения, убедив, будто она на его стороне и понимает его. В то время ВТК содержали в окружной тюрьме. Однако знакомство сказалось на ее жизни крайне отрицательно. Она чувствовала себя выбитой из колеи, погрязла в долгах и полностью дискредитировала себя в глазах многих жителей этой части Канзаса. Никто и не говорил, что танцы с дьяволом даются просто.

Касарона допила свой бокал. Было видно, что она нервничает, будто уже сожалея о данном мне разрешении поговорить с Рейдером. Это должно было произойти на следующее утро и явно беспокоило ее.

– Расскажите о том сне, – попросил я, чтобы отвлечь Крис от неприятных мыслей.

Она наморщила носик, как бы смущаясь и удивляясь одновременно. Несколько недель назад женщина вскользь упомянула о своеобразном сне, и сейчас был самый удачный момент попросить рассказать подробнее.

– То есть вам интересно, как все это отразилось на мне, да? – спросила она. Я кивнул.

Касарона глубоко вздохнула и принялась рассказывать о том, что ей привиделось в беспокойном сне некоторое время назад. Почему-то она оказалась в Венеции вместе с Рейдером. Они сидели за шатким металлическим столиком на площади Сан-Марко. На другом краю этого огромного пространства высились массивные готические колонны и изящные арки Дворца дожей, толпились туристы с фотокамерами и покупками. Ей было очень тревожно. Даже во сне по коже бегали мурашки. Что-то не так, и она неотрывно следила за Деннисом взглядом, как бурундук или белка смотрят на человека, протягивающего кусочек хлеба.

Тот понимал, что женщине не по себе, но это его не касалось. Все лишь часть игры. И Крис осознавала, что произойдет нечто ужасное, это вопрос времени. Действительно, спустя несколько минут он сделал это – опустил правую руку к поясу и начал возиться со своим черным кожаным ремнем. Он хотел накинуть его ей на шею. Касарона встала и выскочила на огромную площадь под открытым небом, решив, что среди туристов окажется в безопасности. Однако Рейдер моментально последовал за ней и скоро уже стоял за ее спиной, сжимая в руках натянутый ремень. Она побежала, отчаянно пытаясь найти защиту. ВТК неотступно следовал за ней – избавиться от мучителя не удавалось.

– Я никогда не рассказывала этот сон Деннису, – добавила Касарона, разгрызая кусочек льда. – То есть говорила, что во сне была с ним в Венеции, но ничего не уточняла про ремень… Понимаете, Рейдер просто помешан на снах. Он действительно верит, что один и тот же сон может одновременно сниться двум разным людям. Мне даже думать о таком не хочется.

Впервые мы столкнулись в декабре 2005 года, когда я обратился к Рейдеру с просьбой об интервью. Он переслал ей мое письмо, и она тут же перезвонила в офис, оставив краткое сообщение с предупреждением о нарушении прав, ведь Рейдер принадлежал ей. Он стал ее добычей. У Касароны был эксклюзив на встречи, и благодаря этому она получит контракт на книгу и начнет литературную карьеру.

Разумеется, она была права. Очень даже. Но, если бы я был человеком, который пасует перед возникающими препятствиями, то, наверное, так и остался бы рядовым опером ФБР, патрулирующим улицы Детройта. Я не стал перезванивать, решив, что рано или поздно она объявится сама. Спустя три недели я вновь написал Рейдеру, повторив просьбу и выразив удивление его решением переправить предыдущее письмо Касароне. Тем самым хотелось спровоцировать на реакцию обоих. Женщина не замедлила обратиться ко мне с личным электронным письмом, направленным через мой интернет-сайт. В нем повторила, что обладает эксклюзивом на Рейдера и разговаривать он будет только с ней. При этом упомянула, что прочитала все мои книги и является, если можно так выразиться, большой поклонницей моего творчества. Я решил не отвечать.

Путь Крис к нашей встрече в этом лобби-баре сочетался с массой переживаний, проблем и огорчений.

Спустя пару дней Крис снова позвонила в офис. Я снял трубку, и мы коротко переговорили. Она рассказала, как заинтересовалась данным случаем и почему хочет написать книгу. А я уже начинал немного злиться из-за того, что она перекрывает доступ к Рейдеру, – что мне, вообще-то, совершенно несвойственно.

Я ответил, что впервые занялся делом ВТК еще в 1970-х годах и за несколько десятилетий, проведенных на переднем плане борьбы с преступностью, собрал обширные научные данные о подобных типах. И все это позволяет мне объяснять читателям мотивы насильственных преступлений так, как она никогда не сможет.

– Понимаю, я же прочитала все ваши книги, – ответила Крис. – Но никак не могу позволить вам поговорить с Деннисом. У меня куча неоплаченных счетов, и деньги от контракта на книгу уйдут на долги перед всеми юристами.

– Так у вас пока нет контракта? – осведомился я.

– Ну… пока нет. Но обязательно будет, – сообщила женщина.

– Тяжелое это дело – издать книгу, – сказал я. – Я написал несколько бестселлеров и могу сказать, что это очень нелегко – продать произведение издательству. Даже для меня.

– Да уж я знаю, – вздохнула она.

Через неделю у нас состоялся еще один разговор. Потом еще. А я, как известно, весьма неплох по части разговоров с людьми. Между нами завязалась своего рода дружба. И после пяти месяцев колебаний – в течение которых мне частенько приходилось выступать в роли психотерапевта, вникающего во все ее горести и печали, – Касарона наконец уступила. Она согласилась поделиться драгоценным эксклюзивом на Рейдера и разрешит ему поговорить со мной.

Это было очень любезно и щедро с ее стороны. Единственным «но» было желание присутствовать во время беседы, чтобы потом сопоставить свои впечатления о Рейдере с моими.

Будучи далеко не в восторге от этого условия, я связался с Управлением исправительных учреждений штата и сообщил, что Рейдер согласен поговорить со мной. Тамошние чиновники сразу же похоронили идею Касароны посетить тюрьму вместе со мной. Она была в бешенстве, но не стала отказываться от решения позволить мне отправиться на встречу.

– Раз уж я дала слово, значит, сдержу его, – сказала она. – А можно мы после этого обсудим, что вы узнали?

– Разумеется. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать, – ответил я.

Крис Касарона не сумела припомнить, когда именно заинтересовалась личностью Денниса Рейдера. В наших многочисленных телефонных беседах последних месяцев она говорила, что, скорее всего, в 1974 году, примерно тогда же, когда я впервые услышал о ВТК в разговоре с детройтскими детективами. Крис было всего шесть лет, когда произошло убийство Отеро, однако воспоминание, как шептались об этом родители, стало одним из неизгладимых впечатлений детства, таким же, как стрекот саранчи или вой штормового предупреждения весенним днем. Хотя она мечтала стать ветеринаром (как и Рейдер, и я сам), подумывала и о карьере детектива. В 10-летнем возрасте Крис решила, что первым делом на этом поприще станут загадочные убийства ВТК. К тому времени не по годам развитая Касарона читала каждый номер газеты Wichita Eagle с первой страницы до последней. И так же, как и остальные жители города, жадно впитывала каждое слово о неизвестном убийце.

Однажды в воскресный день они с подружкой пришли в городскую библиотеку в надежде увидеть там убийцу. Девочки решили: раз он однажды оставил там письмо полицейским, то вполне логично предположить, что затаился где-то между книжных шкафов и только и ждет, чтобы его обнаружили. Они убедили себя, что узнают убийцу с первого взгляда, поэтому прочесали все закоулки библиотеки, но поиски оказались безрезультатными.

Спустя 20 лет Касарона работала в администрации штата в Топике экспертом по нефтегазовой отрасли.

За последние несколько лет она пережила изнасилование, борьбу с остеопорозом и развод, а теперь в бессильном отчаянии наблюдала, как разваливается второй брак.

Крис жаждала перемен. Не обязательно радикальных, пусть даже небольших, но значимых. Одним февральским утром 2005 года она взяла в руки газету и прочитала статью, что полиция Уичито арестовала монстра из ее детства.

Сперва она не знала, что и думать. Но пару недель спустя решила написать этому человеку письмо – одно из тех, которые отправляют без особой надежды получить ответ. На двух страницах Касарона рассказывала, что его ужасные преступления оставили на ее детских годах отпечаток и он не стерся до сих пор. Женщина отправила сообщение и перестала заморачиваться на эту тему. А через семь дней, вернувшись домой с работы, обнаружила в почтовом ящике конверт со штемпелем окружной тюрьмы.

Они с Рейдером стали друзьями по переписке и буквально забрасывали друг друга посланиями. Это произошло за три месяца до того, как я начал задумываться о написании книги про ВТК. С середины апреля Деннис начал звонить ей домой. Еще через две недели Крис поехала в Уичито и посетила его в окружной тюрьме, где получить доступ к заключенному намного проще, чем в тюрьмах, подведомственных штату. Именно в ходе этой первой очной встречи ей стало понятно, чем заняться.

Касарона решила написать книгу об этом преступнике. Она покопается в грязи и мерзостях прошлого Рейдера и попробует разобраться, что превратило его в безжалостного убийцу. Хотя плоды ее творчества никогда не издавались, она была победительницей нескольких литературных конкурсов и проработала пару лет спичрайтером у сенатора от штата Канзас. Крис была уверена в своем умении ясно излагать мысли на бумаге. Что важнее, она стала своего рода диванным криминалистом и доморощенным профайлером: прочитала бесчисленное множество книг в документально-криминальном жанре (в том числе и мои), глотая их так же, как ее подруги – любовные романы. Однако самой интересной особенностью плана было намерение пожертвовать все доходы от книги (за вычетом расходов) семьям жертв Рейдера. Касарона хотела сделать доброе дело для людей, понесших невосполнимую утрату. Но при этом вполне разумно предположила: если книга окажется успешной, она хорошо заработает и на следующей, продолжив таким образом карьеру востребованной писательницы.

Она составляла подробные отчеты о безопасности трубопроводов, анализировала горы федеральных и местных нормативных актов и спрашивала себя, почему жизнь складывается совсем не так, как мечталось в юности.

– На той первой встрече между нами была стеклянная перегородка. Страшно не было, правда, никакой радости или удовольствия я тоже не испытывала. Не чувствовала ничего. Не считая того, что он произвел крайне отталкивающее впечатление, поэтому, наверное, это оказалось единственным чувством при встрече. На самом деле я просто старалась дистанцироваться – по вашим книгам знала, что вы так делаете, когда интервьюируете подобных типов. Я решила, что должна выполнить задачу, то есть заставить его довериться мне.

В период между концом апреля и серединой июня они встречались семнадцать раз, и на каждую из встреч Касарона прибывала в строгих деловых костюмах, застегнутых на все пуговицы. Она хотела, чтобы надзиратели принимали ее за юристку. На каждой встрече улыбалась, смеялась, сочувственно слушала и излучала непонятное воодушевление. Все это превратило Рейдера во что-то вроде обалдевшего плюшевого мишки – насколько это возможно для убийцы-психопата.

Через четыре месяца после первого письма она попросила Денниса передать ей права на публикацию его истории. Тот охотно согласился.

И с этого момента у Касароны начались реальные проблемы. Пресса узнала о ее отношениях с Рейдером, когда тот принялся перенаправлять ей запросы на интервью, а она отвечала отказом от его имени. Изголодавшиеся по новостям о Рейдере местные и общенациональные СМИ начали писать о ее отношениях с убийцей. Пошли слухи, якобы женщина пишет книгу религиозной направленности. Это разгневало многих жителей региона, которые сочли ее сердобольной чудачкой, по всей вероятности сюсюкающейся с Рейдером и убеждающей его в прощении всех прегрешений.

– И очень скоро я стала «этой сумасшедшей бабой из Топики», – вздохнула Касарона.

Но одно дело, когда от тебя отмахиваются, как от чокнутой. Гораздо хуже другое – юридические проблемы.

Они утверждали, что это позволит ей нажиться на его преступлениях. Судя по всему, в иске не было принято во внимание то, что она с самого начала намеревалась передать им все доходы от книги. Была назначена дата предварительного рассмотрения судом присяжных, но в марте 2007 года дело прекратили после того, как Рейдер и Касарона заключили соглашение, обязывающее ее поступить так, как она всегда хотела.

До знакомства с Крис я не считал нужным обращать на нее внимание, считая ее не вполне нормальной. Скорее всего, думал я, это очередная фанатичка, которая будет создавать трудности, а то и помехи для следователей.

Действительно, для полиции Уичито Касарона стала поводом для беспокойства. Когда в прессе появились новости, что она собирается писать книгу, Рейдер еще не высказывался в суде относительно признания или непризнания вины по десяти выдвинутым против него обвинениям. Власти по-прежнему не понимали, сколько человек он убил в действительности. А поскольку правоохранители полагаются на общественность в части получения наводок и прочей информации, их в первую очередь беспокоило, что Касарона может скрыть полученную от Рейдера информацию об убийствах после 1994 года, когда в Канзасе восстановили смертную казнь.

В мае 2006 года я наконец встретился с Крис в Уичито, и она сообщила, что задолжала почти $100 000 адвокатам, которых была вынуждена нанять для защиты по целому вороху поданных против нее исков. Дерзкую мечту написать документальную книгу безжалостно растоптали. Она сомневалась, что хотя бы что-то из ее наработок когда-либо опубликуют. И сотни часов, потраченных на телефонные звонки, переписку и посещения тюрьмы, окажутся бесполезной тратой времени.

– Я всего-то хотела написать такую же документальную книгу о преступнике, как все остальные, и вот что получается, – вздохнула она в лобби-баре. – Мне присылают письма с пожеланиями гореть за это в аду. А за что? Я ни цента не собиралась оставить себе. Ни цента. Если бы могла освободиться от контракта с Деннисом и покончить со всем этим, так и сделала бы. Но семьям жертв без разницы. Они все равно меня судят и судят. Так что я попала.

С тех пор, как в декабре 2005 года я отправил Рейдеру первую просьбу об интервью для этой книги, Касарона была для меня неиссякаемым источником проблем. Но, как это ни покажется странным, со временем я начал испытывать удовольствие от общения. Да, это была смекалистая упертая женщина с талантом попадать в передряги. Однако те, кто не пожалел времени, чтобы познакомиться с ней поближе, знали ее еще и как бескорыстного и добросердечного человека, готового отдать последний доллар нуждающемуся незнакомцу.

– Конечно, он мне отвратителен, – добавила Крис, разглядывая пустой бокал. Лед в нем давно растаял. – Выйди он вдруг из тюрьмы и окажись на моем пороге, просто изрешетила бы его пулями. Знаете, ведь у меня есть сорок пятый[44]44
  Имеется в виду пистолет 45-го калибра. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Приятная такая штучка. Прикупила после провального брака номер один.

Касарона рассмеялась.

Я ей верил.

С самого начала нашего знакомства Крис была очень скупа на подробности, когда я спрашивал, что ей удалось выяснить о детских годах Рейдера. Именно эта тема интересовала ее больше всего: когда все случилось? Когда он понял, что не такой, как все? Что-то подсказывало: пока ответы на эти вопросы не получены. А из того немногого, что я услышал от Крис, следовал один важный и крайне тревожащий вывод: Рейдер считал ее очередной жертвой. За стальными дверями, толстенными бетонными стенами и колючей проволокой тюрьмы он опять взялся за свое. Изо дня в день, из недели в неделю перед его мысленным взором возникали варианты одного сценария: он связывает, пытает и убивает Касарону, а затем мастурбирует над безжизненным телом.

Весь этот кошмар начался в январе 2006 года – родственники жертв подали иск на неопределенную сумму в связи с подписанием контракта на книгу о Рейдере.

Между ними сформировались взаимодополняющие отношения. Она была нужна ему в качестве пищи для фантазий, а он обеспечивал ее материалом для книги. Крис хотела разрешить вопросы, которыми задавались многие. Был ли Рейдер прирожденным убийцей, чьи варварства стали следствием генетической предрасположенности? Или его сформировала некая ужасная психологическая травма, полученная в детском возрасте? Разумеется, это не более чем старая как мир дилемма – «природа или воспитание», приведенная к экстремальному моральному значению.

Как и я, Касарона не обнаружила в прошлом Денниса никаких свидетельств сексуального или физического насилия. И хотя он упорно отрицал наличие подобного опыта в детстве, я в это не верил. Либо он просто не хотел сознаваться, либо испытал настолько глубокое потрясение, что не мог извлечь воспоминание из глубин памяти.

Было уже поздно. Хотелось спать. Мой организм существовал во временном поясе Восточного побережья, где на данный момент было около трех часов ночи.

– Надо бы поспать перед завтрашней беседой, – пробормотал я себе под нос.

Касарона кивнула – вид у нее тоже был уставший. Похоже, она утомилась не меньше меня. Мы распрощались, и я отправился к себе в номер, как вдруг она окликнула меня:

– Ох, я забыла сказать пароль!

– Пароль? – удивился я.

– Ну да. Поскольку стало понятно, что я не смогу позвонить Деннису в промежутке между нашей встречей и вашим интервью с ним завтра утром, я придумала пароль. Вы должны сказать кодовое слово, известное только ему и мне.

– Ах, вот как, – сказал я, решив, что она насмотрелась шпионских фильмов.

– Мы с Деннисом условились, что будет несколько вариантов – в зависимости от степени моего доверия к вам. По тому, какой именно вы назовете, он поймет, насколько может быть окровенен, – она помолчала, разглядывая пятна на ковролине гостиничного холла. – Видите ли, он не понимает, почему я разрешила встречу. Рейдер действительно хочет, чтобы все попало именно в мою книгу.

Я какое-то время помолчал. Слишком устал, чтобы объяснять ей, что считаю идиотской затею с какими-то паролями, которые нужно сообщать осужденному серийному убийце.

– Ну, так что за пароль? – спросил я, начиная испытывать легкое раздражение.

– Все еще решаю, – ответила Крис.

– Слушайте, я правда безумно устал. Вы же можете позвонить мне утром и сказать, что надумали?

Видимо, ей стало несколько неудобно за шпионские штучки.

– Когда встретитесь… скажете, что лев силен, – произнесла она.

– Это и есть мой пароль? «Лев силен?» – уточнил я.

Касарона улыбнулась:

– Скажите: «Лев силен и на позитиве».

– «Лев силен и на позитиве». Что-то еще?

– Это все.

– Спокойной ночи, Крис, – буркнул я.

– Удачи, – ответила она.

Я отправился в номер, размышляя над тем, во что ввязываюсь. Если встреча с Рейдером действительно состоится – а уверенности все еще не было, – то в условиях, далеких от идеальных для такого рода беседы.

За несколько дней до поездки в Уичито тюремное начальство сообщило, что мне не разрешат побеседовать с преступником очно, даже через пуленепробиваемое стекло. Вместо этого я должен обосноваться в помещении для свиданий, а он будет находиться в другом крыле здания и общаться со мной по видеосвязи.

Начальник мог разрешить побеседовать очно, но отказал. В правоохранительных органах я давно не работал, и он не захотел создавать впечатление «особого отношения». На его столе лежала целая пачка других запросов на интервью. Посодействовать в организации очного пытался даже мой приятель Ларри Уэлч, директор КБР, однако безуспешно. Начальник тюрьмы не пожелал делать никаких исключений. Я был основательно расстроен, но подчинился.

Я отказывался верить, будто Рейдер родился убийцей. Уж больно простым выглядело данное объяснение.

Однако самым неприятным ограничением являлся лимит на время общения. Мне разрешили проговорить с ним всего два с половиной часа. Может показаться, что этого более чем достаточно для личной беседы с убийцей-психопатом, но на самом деле – до обидного мало. Все мои интервью не имели ограничений: они заканчивались либо получением нужной мне информации, либо тем, что заключенный выходил из себя и требовал, чтобы его увели.

Я рухнул на кровать и лежал, уставившись в потолок и обдумывая предстоящую встречу. С улицы под окном доносились крики. Затем раздался звон бьющихся бутылок. «Похоже, драка в каком-то баре», – подумал я. Вслушиваясь в шум, я мысленно перенесся на два десятилетия назад к интервью, которое увенчалось успехом, хотя в самом начале меня послали по известному адресу. Воспоминания, как я выуживал информацию из психически неустойчивого массового убийцы по имени Ричард Спек, заставили воспрянуть духом.

Он был одним из самых мерзких массовых убийц в истории. Утром 13 июля 1966 года Спек ворвался в общежитие медсестер и, угрожая ножом, связал восемь женщин. После этого начал выводить их по одной в другие комнаты, где насиловал и убивал.

Он получил 1200 лет тюремного заключения. Когда я приехал побеседовать с ним в тюрьму Стэйтвилл в штате Иллинойс, преступник был сильно не в духе. За несколько месяцев до этого Спек умудрился поймать воробья, которые частенько залетали в здание тюрьмы через разбитые окна. Он привязал к его лапке ниточку и сделал своей домашней птичкой. Надзиратели видели, как он часами разговаривает с воробьем и кормит его хлебными крошками.

При виде подобного проявления доброты у безжалостного убийцы тюремное начальство несколько изумилось. Однако со временем эффект новизны ослаб, и Спеку объявили, что он должен отпустить птичку, поскольку тюремные правила запрещают заключенным держать домашних питомцев. Преступник отвязал ее, но вместо того, чтобы выпустить на волю, раздавил руками и забросил окровавленные останки на мощный вентилятор. Перья и внутренности разлетелись по всему тюремному корпусу.

Выслушав еще несколько непристойностей в свой адрес и в адрес моей мамы, я посмотрел на него и сказал:

– Ну, ладно, Ричард. Я не обязан тут торчать. У меня других дел полно. – Затем встал, собираясь уходить, взглянул на одного из представителей тюремного начальства, подмигнул ему и добавил: – Вот черт, а ведь собирался расспросить этого сукина сына, как это у него получилось трахнуть всех этих восьмерых медсестричек. Думал, может, поделится со мной опытом, а то ведь мало ли чего мне самому захочется.

Тот прекратил исходить матерщиной и уставился на меня так, будто не мог поверить своим ушам. Он сразу же проглотил наживку.