Текст книги "Проникнуть в мысли BTK. Подлинная история тридцатилетней охоты на жесточайшего серийного убийцу из Уичито"

Через несколько минут у ее дома остановилась патрульная машина, и двое полицейских принялись опрашивать трясущуюся от ужаса Уильямс. После недавней смерти мужа ей нездоровилось, и случившееся едва не доконало ее окончательно. Проверив задний двор при свете карманного фонаря, один из сотрудников установил причину отказа телефона – перерезанный провод. Следственная группа прочесала дом в поисках отпечатков пальцев и следов спермы, но ничего не нашла. Был составлен рапорт о преступлении, который, впрочем, быстро лег под сукно и в отсутствие видимых причин не был доведен до сведения детективов убойного отдела. В газеты происшествие не попало.

Тем не менее Уильямс не верила, что взлом осуществил обычный домушник. Она была убеждена, что это сделал ВТК.

Отсутствие шумихи по поводу инцидента оказалось непереносимым для его виновника. 15 июня на адрес Уильямс поступил коричневый пакет, надписанный аккуратными печатными буквами. Дочь Анны обнаружила в нем один из украденных шарфов матери и кое-какую принадлежавшую ей бижутерию. В конверте были также ксерокопия отпечатанного стихотворения и рисунок, изображавший связанную обнаженную женщину ничком на кровати, с воткнутой то ли в вагину, то ли в анус ручкой метлы. Не показав содержимое пакета матери, женщина позвонила в полицию.

Через два дня газета Wichita Eagle вышла с огромным заголовком на первой полосе «ВТК вернулся. Намеченная им жертва получила стихотворение». Верный своему слову Душитель избрал восьмую жертву. Единственной проблемой оказалось то, что она не потрудилась вовремя явиться. В стихотворении «Ах, Анна, ну почему ты не пришла?» он во всеуслышание пожаловался на то, что его лишили удовольствия погубить еще одну живую душу.

 
То был прекрасный план извращенных удовольствий, столь дерзких тем весенним вечером
Мое внутреннее чувство воспылало с приближением пробуждения природы
Теплое, влажное от внутреннего ужаса и упоения, мое удовольствие от запутываний, подобных свежим ночным побегам
Ах, Анна, ну почему ты не пришла?
Капли страха свежим Весенним дождем стекали бы с твоей наготы, чтобы оросить ароматом высокий жар, пылающий внутри
В этом маленьком мире тоски, страха, восторга и отчаяния, игры мы играем достигают ушей дьявола.
Фантазия рвется вперед, взлетает ввысь до штормовой ярости, а потом зима ложит ей конец.
Ах, Анна, ну почему ты не пришла?
Один, теперь в другом промежутке времени, лежу я с милой зачарованной одеждой на самой сокровенной мысли
Ложе из Весенней влажной травы, чистой перед солнцем, порабощенной властью, теплый ветер благоухает в воздухе, солнечный свет зажигает слезы в глазах столь глубоких и ясных
Опять один я ступаю мимо отражений памяти и гадаю, отчего мой номер восемь не был.
Ах, Анна, ну почему ты не пришла?
 

Хотя поэтический дар преступника был на уровне одуревшего от любовных томлений школьника, послания подтверждали мое предположение о его скрупулезности. Меня не оставляла мысль, что он фотографировал жертв, место преступления и, как в случае Анны Уильямс, место будущего преступления. Или же обладал фотографической памятью, что казалось маловероятным.

Были не так уж плохи и его рисунки – подробные и достаточно хорошо прорисованные. Не Микеланджело, конечно, но гораздо лучше моих. По моему ощущению, он оттачивал умение рисовать связанных полураздетых женщин с кляпом во рту на образцах со страниц бульварных детективных журнальчиков, которые в середине 1970-х годов продавались на каждом углу.

Эти глянцевые издания с фото запуганной, связанной по рукам и ногам женщины на обложке были своего рода учебниками для начинающих убийц. Многие криминологи, включая меня, давно предполагали, что преступники используют любые источники – периодику, книги, кинофильмы, телевидение – для изучения варварских деяний предшественников. Задолго до нападения на первую жертву эти нелюди подпитывали и распаляли темную изнанку сознания, зачитываясь произведениями с названиями вроде «Мастера детектива», «Настоящий полицейский детектив», «Сенсационный детектив» или «Потрясающий детектив».

В среде профайлеров опасных преступников, зачитывавшихся такими журнальчиками, называли «коллекционерами».

Действительно ли слова и картинки на страницах подобных изданий делают человека опасным преступником? Разумеется, нет. Но абсолютно точно разжигают больные фантазии. Как мне кажется, лишь немногие читатели документальной (или художественной) литературы в криминальном жанре вынашивают тайное желание кого-нибудь убить. Люди читают все это по той же причине, по которой автомобилисты снижают скорость, чтобы взглянуть на последствия серьезной аварии.

Им хочется испытать мимолетный ужас, хотя нет желания приближаться к кровавому месиву. А некоторые поглощают литературу, чтобы понять, что сделало жестокого преступника не таким, как все, при его внешней схожести с обычным человеком.

Читал ли ВТК такие журналы? Я был готов поспорить на свою зарплату, что да. Однако эти издания вовсе не принуждали подобных ему становиться убийцами, а лишь подпитывали глубоко укоренившиеся фантазии и предоставляли яркие образцы отвратительных деяний.

Наглядной иллюстрацией мысли о том, что жестокие преступники учатся на примерах предшественников, стал для меня угрюмый лысеющий серийный убийца по имени Джозеф Фишер. Я беседовал с ним в 1981 году в нью-йоркской тюрьме строгого режима Аттика. По виду мужчины было трудно представить, что бывший бродяга убил шестерых женщин в разных уголках страны. Однако сказанное им стало убедительным свидетельством справедливости представления, что убийцы учатся у себе подобных.

Это пьянящее ощущение собственной значимости со временем угаснет.

– Это типа как у парней, которые фанатеют от бейсбола или футбола, – сказал он мне в тускло освещенной комнате для допросов. – Они наизусть знают всю игровую статистику и кто в какой школе учился. Про своих любимчиков знают все.

Фишер глубоко вздохнул и вперился взглядом в поверхность разделявшего нас стола.

– Ну вот, у этих парней свои игры, а у таких, как я, свои. В детстве я не голы хотел забивать. Я рос с желанием убивать и жадно впитывал любую информацию о мужиках, которые отлично играли в мою игру.

Меня всегда тошнило, когда подобные Фишеру называли убийство ни в чем не повинных людей «игрой». Но, очевидно, именно этим оно и стало для ВТК – смертельной игрой, которую никто пока не смог остановить. К лету 1979 года, когда жители Уичито поняли, что живущий среди них убийца никуда не исчез, Душитель наконец перешел из начинающих в тренеры, из учеников в учителя. Он получил столь желанную возможность – стал тем, с кем считаются.

Последнее по времени послание свидетельствовало о том, что мысленно он перешел на следующий уровень в плане способностей и навыков убийцы и теперь жаждет признания «заслуг».

Ему действительно удалось создать шумиху и посеять панику, однако они не продлятся вечно.

Тогда к нему вернутся стремительно нарастающие чувства собственной ненужности и ненависти к самому себе, и он в очередной раз напомнит о своем существовании.

Единственный вопрос – когда?

7

Как изловить призрака? С чего хотя бы начать? Высветить нельзя – призраки живут в темноте, на свету они исчезают. Полицейские Уичито направляли в сторону ВТК огромное количество света, но ничего не обнаружили. Тот оставался невидимым, обнаруживал себя только перед жертвами, а потом бесследно исчезал. Если правоохранителям все же удавалось как-то приблизиться к нему, Душитель ничем себя не выдавал. Сейчас на дворе 1984 год, и с момента первого зверского убийства минуло десять лет.

Прошерстив сотни страниц полицейских рапортов, фото и прочих материалов о его убийствах, я постепенно пришел к выводу, что единственный способ поймать убийцу – позволить ему поймать самого себя. На самом деле это единственное, что я мог предложить. Все козыри на руках у преступника, это прекрасно понимали и полицейские, и он сам. То есть могут пройти долгие годы, прежде чем он совершит какую-нибудь оплошность. Правда, это случалось и прежде. Помимо следов спермы, оставленных у Отеро и Фокс, он уступал прихотям и отправлял полицейским чреватые разоблачением послания. Однако последний интервал между посланиями составил пять лет.

Спустя несколько дней после второго визита представителей полицейского управления Уичито я сидел в заваленном документами офисе и вспоминал одно дело в окрестностях Сан-Диего, в расследовании которого участвовал в прошлом году.

Судя по всему, ранним вечером у жертвы кончился бензин, и ей пришлось остановиться на достаточно оживленной трассе. Позже ее труп обнаружили у подножия близлежащего холма. Вокруг шеи был туго затянут собачий ошейник. Незадолго до убийства женщину изнасиловали.

Чтобы помочь полицейским найти убийцу, я попытался представить, как разворачивались события, как складывалось взаимодействие между преступником и его жертвой. Очевидно, эта трагедия стала очередным примером того, как можно оказаться не в то время не в том месте. Хотя у жертвы кончился бензин, на оживленной автотрассе она чувствовала себя в безопасности. «Нужно быть полным идиотом, чтобы обидеть человека на виду такого количества потенциальных свидетелей», – решила она.

Чем больше я размышлял об этом, тем яснее становилось: этим обстоятельством и нужно воспользоваться, чтобы выманить убийцу из логова и привести его прямо в руки следствия. И не потому, что он этого захочет, а потому, что решит, будто должен это сделать. Представив себя на месте неизвестного преступника, я «увидел», как он проезжает мимо стоящей у обочины трассы растерянной автомобилистки и внезапно понимает, что ему попалась идеальная жертва. Вопрос, получится ли все на виду такого количества потенциальных очевидцев?

И что он делает? Подъезжает и, рассыпаясь в любезностях, предлагает подбросить до ближайшей бензоколонки. Но как только она садится к нему в машину, преступник выхватывает пистолет и приказывает ей лечь на пол. После отвозит в пустынную местность, которая ему знакома, поскольку он или живет, или работает поблизости.

С учетом всего этого я рекомендовал полицейским выпустить три пресс-релиза. В первом читателям и слушателям сообщат основную информацию о случившемся и попросят возможных очевидцев связаться с полицией. Через день-другой общественность оповестят о положительной реакции, благодаря которой у следствия появились серьезные подозреваемые. Последний проинформирует, якобы следствие обладает информацией о машине, остановившейся рядом с жертвой, и описанием внешности человека, который с ней разговаривал. Я предложил уточнить, что они не уверены, действительно ли это подозреваемый или просто человек, предложивший помощь.

Спустя пару дней «добрый самаритянин» проглотил наживку и приехал в полицейское управление сообщить, что свидетели, наверное, видели именно его. И да, он действительно остановился помочь убитой, однако та почему-то отказалась. Есть! У следствия появился человек, которого можно связать с местом преступления, тщательнейшим образом проверить и попробовать установить причастность.

Биологическая экспертиза определила, что частички волос и тканей на собачьем ошейнике, а также сперма принадлежали этому, с позволения сказать, «помощнику», и его осудили.

В прошлом ВТК рисковал всем ради возможности утереть нос полицейским своими письмами, хотя прекрасно понимал, что способен ненароком оставить в них улики или ключики к своему психологическому облику. Чутье подсказывало: если он снова допустит подобную оплошность, она будет продиктована стремлением пообщаться и во всеуслышание поделиться секретами из глубин сознания.

У меня был только один вопрос: как его заставить?

Спустя несколько дней ответа по-прежнему не было. Я решил заменить обед легкой пробежкой по лесу вокруг Академии ФБР. Я частенько поступал так, работая над делами. Побежав в легком темпе по тропинке, я дал полную свободу мыслям. Примерно так же поступал по ночам, представляя дело. Этот метод чреват массой кошмаров, но почерпнутые озарения того стоили. Хитросплетения беговых тропинок в лесных чащах Куантико пользовались среди сотрудников Бюро почти легендарной славой. На них случалось полностью выбиваться из сил многим перспективным новичкам. Сбиться с пути на извилистых дорожках очень легко (например, в первый приезд я проплутал по ним несколько часов), и спортивные инструкторы давно начали ставить указатели в виде желтых кирпичей. С тех пор беговая трасса называлась «Дорогой из желтого кирпича»[22]22
  Как в сказке «Волшебник страны Оз», переносный смысл – дорога к счастью. (Прим. пер.)


[Закрыть]. В тот теплый пасмурный осенний день я обнаружил, что бегу по грунтовой тропинке под названием «Мы уже не в Канзасе».

Что же касается убийств в Уичито, у нас не было ни оживленной автотрассы, ни кучи потенциальных свидетелей. Зато было кое-что другое: мы знали слабое место неизвестного преступника.

Еще через несколько минут до меня дошло – эти пять слов можно считать девизом ВТК. Насколько я помнил из университетского курса литературы, в «Волшебнике страны Оз» Дороти повторяла эту фразу Тотошке не просто так. Для нее Канзас олицетворял собой внешний мир, а из-за торнадо и удара по голове она внезапно пустилась в воображаемое путешествие по стране Оз, существовавшей в глубинах ее подсознания.

Ее населяли и милый Трусливый Лев, и чудесные Жевуны, и отвратительная Злая Волшебница, и скрипучий Железный Дровосек. По моей догадке, задолго до убийства Отеро в 1974 году ВТК тоже пустился в подобное путешествие. Вот только его страна Оз куда более зловещее и гибельное место, мир жестоких фантазий, куда он ежедневно погружался для оживления в памяти своих преступлений.

На фоне всех этих мыслей в голове внезапно возник образ ультрамодного чернокожего мужчины в длинном кожаном плаще. А ведь только что я размышлял о том, что Дороти напоминает мне Джози Отеро. Контраст был настолько разительным, что я рассмеялся: «С чего бы это?» А потом сразу же вспомнил вчерашний вечер и как мы с Пэм сидели перед телевизором и щелкали каналы в поисках чего-нибудь подходящего. Она наткнулась на фильм начала 1970-х, где Ричард Раундтри[23]23
  Американский актер. (Прим. ред.)


[Закрыть] блистал в роли жесткого и харизматичного темнокожего детектива по имени Джон Шафт[24]24
  «Шафт» – знаменитый фильм 1971 года режиссера Гордона Паркса. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Из динамика полились звуки заглавной темы фильма.

– А, этот я помню, – сказала Пэм и переключила канал.

– Вернись, я бы его посмотрел, – попросил я.

Пэм охнула, вернула фильм и угнездилась рядом со мной.

– Ладно, будь по-твоему. Но если опять пустишь нюни, как пару недель назад на том кино про Лэсси[25]25
  Лэсси – собака породы колли, главный персонаж множества сентиментальных американских кинофильмов. (Прим. пер.)


[Закрыть], я вообще выключу телевизор.

Тут она была права. После выхода из комы я стал какой-то эмоциональной развалиной и мог пустить слезу по самым странным поводам: при виде заката, рекламы подержанных авто или даже смотренного-пересмотренного фильма про Лэсси.

– Думаю, обойдется без этого, – ответил я.

Последующие полтора часа я пристально следил за событиями на телеэкране, не очень понимая, чем меня так привлек этот фильм. Но некий внутренний голос велел сидеть и смотреть. Шафт мне понравился. Он пачками надирал задницы, то и дело укладывал в постель разных женщин и при этом всю дорогу умудрялся выглядеть на миллион долларов. В своих расследованиях он совершенно не стеснялся в средствах, и это странным образом оказало на меня духоподъемное действие.

– Бьюсь об заклад, он точно поймал бы ВТК, – пробормотал я себе под нос. – Может, позвонить операм в Уичито и сказать, что на самом деле им нужен супердетектив Шафт.

Представив, как Ричард Раундтри носится по улицам Уичито в поисках серийного убийцы, я заулыбался. Уж больно абсурдной выглядела идея.

В моем воображении начал вырисовываться несколько преображенный по сравнению с давно привычным образ представителя полиции, который обычно взаимодействует со СМИ. Эти люди выступают перед репортерами с сообщениями о состоянии расследования особо важных дел, а иногда дают описания внешности подозреваемых. Это далеко не новое слово в борьбе с преступностью. Органы правопорядка всей страны несколько десятилетий взаимодействуют с общественностью и прессой через представителей. Бывает, эту роль выполняет начальник полиции или шериф, а иногда ее поручают главному следователю по конкретному делу. Но чаще всего эта честь выпадает сотрудникам отделов по информированию общественности.

Хотя, может, и не совсем абсурдной. Не супердетектив нужен местным полицейским, а некий суперкоп, который сможет проникнуть в мысли Душителя и мягко направить его в нужную нам сторону.

А сейчас на этой тропинке моя сырая идея начала приобретать конкретную и развернутую форму. Мы немного скорректируем стандартное мнение о представителе полиции, переоснастим вполне предсказуемый символ полицейской работы и превратим его в мощный психологический инструмент противодействия ВТК с его грандиозным самомнением.

Как? Прежде всего, очевидно, мотив преступника отчасти состоял в том, чтобы утереть нос сотрудникам правопорядка. Он хотел показать всему миру, что умнее пытающихся его изловить. В то же время подробные описания мест преступлений подсказывали: этому человеку нравится косить под правоохранителя и он, возможно, готов на многое ради работы в органах. Возможно, подумал я, он предлагал свою кандидатуру на зачисление в полицию, но получил отказ. Или очень хотел это сделать, однако сообразил, что отпечатки пальцев могут проверить. А поскольку в распоряжении сотрудников могут оказаться оставленные им на месте преступления отпечатки, о которых не сообщалось публично, это чревато провалом.

Аналогичное смешение тайной любви и ненависти к полиции терзало и Дэвида Сына Сэма Берковица. Расстреляв десятерых, из которых пятеро умерли, 17 апреля 1977 года он всадил четыре пули 44-го калибра в пару подростков, целовавшихся в машине на парковке в Бронксе. Это убийство стало для него последним. Но в отличие от предыдущих, на сей раз он оставил записку, впервые не удержавшись и рассказав всему миру о том, что он собой представляет. Текст был адресован капитану полиции Джозефу Борелли, который вел следствие по всем убийствам Берковица.

В этой записке, ставшей одним из наиболее одиозных примеров работы одержимого убийством больного сознания, он написал: «Меня глубоко обидело, что вы назвали меня женоненавистником. Я не из них. Но я монстр. Я – Сын Сэма… Когда папаша Сэм напивается, он становится злым. Он бьет родных. Иногда привязывает меня на заднем дворе дома. А иногда запирает в гараже. Сэм обожает пить кровь. “Иди и убивай”, – командует папа Сэм».

Примерно такой же бред с намеками на живущие внутри темные неодолимые силы отправлял и ВТК. Чем больше я думал об этом, тем яснее сознавал: отчасти ключом к воздействию на его поведение является более четкое понимание, кому он на самом деле адресует издевки в посланиях. Какому-то конкретному, известному только ему полицейскому? Или в его больном сознании полиция представляет собой некую неясную расплывчатую массу безымянных людей в синей форме? Если верно последнее, подумал я, почему бы не выдать один образ, которым он мог бы заинтересоваться? Ведь если начать контролировать его мысленное представление о полиции, мы получим шанс контролировать и его самого.

Именно здесь на сцену выходит наш, так сказать, супер-коп. Он станет лицом, которое ВТК будет каждый раз представлять себе при мысли о полиции. В каком-то смысле он станет подельником Душителя, верным помощником, следующим за ним по пятам. Конечно, главное – найти человека, которому ВТК сможет и посочувствовать, и спокойно приоткрыть душу. Этот профессионал сможет начать эксплуатировать и раздутое представление ВТК о своем величии и могуществе, и его умственные способности, прикрывающие глубоко укоренившиеся чувства неполноценности и ненависти к себе. А это значит, что суперкопом не сможет стать кто угодно. Для этого недостаточно быть одним из детективов, работающих по делу, или высокопоставленным сотрудником полицейского управления. В первую очередь от человека потребуется умение вживаться в образ, который мы создадим. От этого зависит все.

Наш суперкоп будет изрекать что-то вроде: «Я раскрою это дело ценой всей своей карьеры или даже жизни. Я буду заглядывать в каждый угол, каждый темный закоулок и каждую трещину в тротуаре, пока не найду виновного в убийствах – именно это я вам обещаю».

Несколько дней спустя я сидел в конференц-зале на первом этаже здания отдела криминалистики ФБР, неподалеку от офиса нашего отдела. За массивным прямоугольным столом вместе со мной восседали два других сотрудника и двое детективов из Уичито, приехавших в Куантико попросить о помощи. В глубине помещения расположилась группка любопытствующих, собравшихся понаблюдать за тем, что будет происходить в ближайшие пару часов.

Мы собирались поделиться соображениями относительно типа личности виновного в семи нераскрытых убийствах человека, розыскных возможностей и способов расколоть подозреваемого после поимки.

Сработает ли? Поможет ли моя идея схватить такого неуловимого убийцу, как ВТК? Похоже, попробовать стоило.

Слева от меня сидел Рой Хэйзелвуд – тощий как жердь 47-летний инструктор ФБР с неизменной сигаретой в зубах, который по праву считался одним из лучших экспертов по межличностному насилию. Отставной армейский майор познакомился с азами сыска во время службы в военной полиции, а теперь вырос в блестящего ученого и поистине выдающегося следователя. Рядом с ним Рон Уокер – аккуратный и подтянутый 35-летний мужчина, в прошлом оперативник регионального офиса ФБР в штате Колорадо. Этого бывшего пилота ВВС перевели в наш отдел вскоре после того, как я свалился с вирусным энцефалитом. Уокер был сообразителен, в высшей степени собран и на тот момент осваивал под моим руководством новые для себя навыки профайлера. Учился на удивление быстро.

Во многом наша сегодняшняя цель напоминала ту, с которой музыканты собираются на джем-сессию. Вот только вместо звуков мы перебрасывались идеями, возникшими на основе зацепок, оставленных ВТК на местах убийств и в посланиях. Иногда развивали направление, предложенное кем-то еще. Иногда кто-то выдвигал совершенно новое и оригинальное предположение и смотрел, как отреагируют остальные. В основном наши прикидки были вполне обоснованными, но некоторые таковыми не выглядели. Мы не всегда соглашались, однако прекрасно понимали, что это неотъемлемая часть рабочего процесса, участок пути, который необходимо пройти.

Цель упражнения состояла в том, чтобы идти вперед, пока окончательно не иссякнем. Задача двух детективов из Уичито состояла в фиксировании заметок – они поспешно записывали все, что казалось им полезным. А то, насколько вообще применимо что-либо из придуманного нами за этим столом, целиком и полностью в ведении опергруппы на месте. Мой отдел был слишком загружен, чтобы позволить себе роскошь отслеживать практику применения наших идей в конкретных расследованиях.

Я решил открыть обсуждение с краткого пересказа канвы дела, рассчитывая освежить его в памяти присутствующих.

– Вот что у меня есть на этого парня, – заговорил я, снимая пиджак и вешая его на спинку стула. – Когда он начал все это в 1974 году, ему было хорошо за двадцать или под тридцать. Это произошло десять лет назад, соответственно, сейчас ему хорошо за тридцать или под сорок.

– А как вы пришли к этим цифрам? – спросил Уокер.

– Я начал с двадцати пяти, поскольку наши исследования показывают, что это медианный возраст, в котором большинство подобных типов начинает убивать, – ответил я. – И добавил к этому пару лет из-за явной криминальной изощренности, продемонстрированной в убийстве Отеро, и его очевидных познаний в полицейской работе и криминологии.

Уокер кивнул. Я повернулся к двум детективам на другом краю стола.

– Если еще не проверили, проверьте-ка, парни, была ли на правах Нэнси Фокс ее фотография. Если да, логично предположить, что он забрал их в виде трофея, который помогает оживлять в памяти это убийство. А если нет, он, наверное, увел их, чтобы иметь достаточную фактуру для разговора с дежурной частью полиции.

Я сделал секундную паузу, чтобы собраться с мыслями. Поскольку все промолчали, продолжил:

– Если для него происходящее какая-то игра, он занимается этим, чтобы потешить самолюбие. Это его вызов полиции. Все жертвы очень разные. Возможно, предпочтительный тип есть, но если пора выходить на охоту, он готов нападать на первых попавшихся ему на глаза. Главное – оставаться безнаказанным и выставлять напоказ «мастерство». Единственная пытка, которую я вижу в его убийствах, – психологическая.

Заядлый кофеман Хэйзелвуд допил все, что оставалось в его кружке, и сказал:

– Но он считает, что пытает жертв. Поэтому и использует мешки на голову. Ему хочется видеть ужас в глазах, когда он надевает их.

Хэйзелвуд сделал паузу, однако мы с Уокером не стали ничего говорить, прекрасно зная, что это лишь начало.

– Он совершенно точно практикует сексуальный бандаж и коллекционирует садомазохистские и детективные журналы. Его интересуют криминалистика и психология. Наверное, неплохо знаком владельцам местных магазинов для взрослых.

– Ну да, – согласился Уокер. – Этот парень точно по психологическим пыткам. А для этого нужно быть поизощреннее и посообразительнее, чем обычный уличный громила. Чем больнее пытка, тем примитивнее и реактивнее тот, кто пытает. Для физических пыток особого ума не надо.

Мы дружно кивнули.

– Наши исследования показывают, что ай-кью большинства этих парней находится в диапазоне между 105 и 145, – продолжил я. – В среднем между 115 и 120. Средний показатель по совокупности населения – 100.

А это говорит о том, что большинство без особых проблем вписываются в общество. Тупых мы ловим быстро. А тех, кто поумнее, – дольше… И тех, кому везет. Думаю, вполне очевидно, у этого парня получается побыть на месте преступления некоторое время. Это ведь кажется важным. Ему явно нужен своего рода диалог с жертвами. Это не молниеносная операция. Как мы знаем, при убийстве Брайт он попытался разрядить ситуацию и дать понять, что, если его будут слушаться, он уйдет. Они же не могли знать, что это обычная тактика. Так у него получается устанавливать отношения подчинения. В групповом убийстве он достаточно сообразителен, чтобы начать с самого сильного. Он использует его, чтобы связать остальных. А потом избавляется от сильной фигуры и, как сказано в одном из писем, оставляет лучшее напоследок.

Продолжая говорить, я потирал кончиком указательного пальца выпуклую монограмму на своей золотой запонке.

– Я часто думал, не потащил ли он 11-летнюю Джози Отеро в подвал, потому что зрелище убийства родных довело ее до громкой истерики, – предположил я. – Отводить ее туда рискованно, но, возможно, на тот момент он несколько утратил контроль над ней и опасался, что крики услышат соседи. Так что подобный риск вполне осознан. А тем, как опутал ее веревками, он как бы попытался придать преступлению более сложный вид, чем на самом деле. Для него это способ сделать из себя загадку в духе детективов Эллери Куина[26]26
  Эллери Куин – творческий псевдоним двух американских писателей еврейского происхождения, кузенов: Фредерика Даннея, настоящие имя и фамилия – Даниэль Натан, и Манфреда Б. Ли, настоящие имя и фамилия – Эмануэль Леповски. Занимались литературно-издательской деятельностью. (Прим. пер.)


[Закрыть], заставить полицейских попусту тратить время и чесать в затылке с вопросом «И зачем он это сделал?».

Похоже, Уокер думал, что одна из причин ему известна.

– То, что мы не увидели никаких признаков проникновения или очевидных признаков домогательства, говорит о неполноценной и незрелой сексуальности этого парня, – сказал он. – Вероятно, он разрезал ее лифчик, чтобы обнажить грудь ради вуайеристского кайфа, а не чтобы потрогать. Этот парень и в самом деле концентрируется на заменителях секса. Думаю, нужно искать волка-одиночку. Но он такой не потому, что его отвергли окружающие, а по собственному выбору. Это будет видно по его социальной и сексуальной жизни. Он хочет быть один. Он может функционировать в обществе, но только для виду. У него могут быть знакомые женского пола, с которыми можно поговорить, но с женщинами своего социального круга он чувствует себя крайне ущербным.

Хэйзелвуд учуял кое-что еще.

– Этот парень – сексуальный садист. Он сексуально неполноценен, но отношения с женщинами есть. Для сексуального садиста половой акт как таковой не имеет значения. Только то, что подводит к нему. Поэтому-то мы и не видим никаких проникновений. Он из тех, кто увлекается мастурбацией, обожает получать оральный секс, эякулировать на партнеров, связывать их, завязывать им глаза и душить. Женщины, с которыми у него был секс, скажут, что он отстранен, пассивен и больше заинтересован в том, чтобы удовлетворили его, а не наоборот.

Я прислушался к сказанному и решил последовать за ним.

Но по моим ощущениям, его партнерши, вероятнее всего, из тех, кем он мог легко манипулировать и помыкать.

– Его женщины были либо намного моложе и очень наивны, либо гораздо старше и зависели от него как содержанки, – сказал я. – Поэтому, даже если какая-то что-то и подозревала, то мирилась с недостатками, поскольку нуждалась в нем как в источнике средств к существованию. Бандаж для него важен, и я думаю, с большой долей вероятности он пытался снимать проституток, которые позволили бы себя связать. Но в большинстве своем пугались и отказывались. Полиция может попробовать получить наводку от них, если проверит, не контактировал ли кто-то с парнем, увлекающимся бандажом.

Хэйзелвуд постукивал пальцами по пустой кофейной кружке.

– Женщины постарше определенно нравятся ему больше, потому что он может играть на их чувствах, – добавил коллега. – Я полагаю, он способен взаимодействовать с людьми, но очень поверхностно.

У него, что называется, «услужливый» тип личности. Люди его узнают, но не знают, что он собой представляет на самом деле. Описание «волк-одиночка» вполне подходит. С точки зрения работы, полагаю, выяснится, что он на хорошем счету, хотя не склонен долго оставаться на одном месте. Он всегда недоволен руководством. Скорее всего, обожает водить, и у него вполне приличная машина.

В отличие от Уокера, я считал, что этот убийца все же получил кое-какой сексуальный опыт в своей злополучной жизни.

– Наверное, какая-нибудь нетипичная, – продолжил я. – Возможно, седан, смахивающий на полицейский. Может, он даже купил ее на распродаже полицейского имущества. Он очень трепетно относится к имиджу, так что машина с антеннами, сканером и любительской рацией.

Уокер зачарованно смотрел в огромное окно на другом конце помещения, за которым шелестели деревья и зеленели свежеподстриженные газоны.

– Думаю, начальники назовут его способным, но ленивым, – выдал он. – Скажут, что он толковый малый, который способен на большее, но не желает проявлять все способности. Возможно, потому что считает себя умнее и грамотнее начальников. Ну и зачем ему рвать задницу, если он все равно умнее? Это эгоист с раздутым самомнением.