Текст книги "Проникнуть в мысли BTK. Подлинная история тридцатилетней охоты на жесточайшего серийного убийцу из Уичито"

Я слушал Уокера и думал о неравнодушном отношении ВТК ко всему, что имеет отношение к органам правопорядка. «Получись у него устроиться в полицию, – говорил я себе, – он стал бы одним из тех свирепых копов, которые помимо штатного револьвера таскают на себе и личный пистолет в ножной кобуре. Да еще и пару ножей в карманах, просто для подстраховки. В участках шкафы ломятся от жалоб на работу подобных сотрудников».

– Думаю, наш неизвестный преступник думает об этом расследовании откровенно критично, – сказал Хэйзелвуд. – Не прямо в лоб, а примерно по его же словам – «да эти чертовы копы и сами не понимают, что делают». Он презрительно относится к сотрудникам, потому что те неспособны раскрыть дело, даже несмотря на уйму зацепок, которые, по его мнению, он оставил. Преступник убеждает себя, что, работай он по этому делу, обязательно среагировал бы на такие зацепки. Я бы сказал, есть большая вероятность, что полиция его уже опрашивала и посчитала открытым к сотрудничеству. Возможно, после этого он даже позвонил детективам, чтобы сообщить дополнительную информацию, которую вроде как «только что припомнил».

– Я все думаю, что раньше он был женат и ему сходили с рук кое-какие удовольствия вроде бандажа и сексуальных экспериментов, – сказал я. – Но в нынешнем возрасте, предположу, он уже в разводе.

Хэйзелвуд покачал головой:

– В браке сексуальные садисты воплощают фантазии на супругах. Они не могут справиться с этим. Они обязаны властвовать. В ухаживаниях обычно бывают очень обаятельными, манипулятивными и внимательными. Во время секса могут изображать импульсивность и задавать вопросы типа: «Можно слегка заломить тебе руки? Ничего, если я тебя свяжу?» Но после свадьбы пускаются во все тяжкие. Возможно, стоит взять список подозреваемых и выяснить, кто разведен. А потом побеседовать с бывшими женами и разузнать про садистские наклонности их бывших.

Я давно знал, что при правильном подходе бывшие жены способны предоставить следователям массу информации.

– Можно спросить, не дарили ли им какие-то предметы, в свое время принадлежавшие жертвам, – добавил я. – Спросите, не случалось ли подозреваемому дарить подержанную бижутерию или другие предметы, пропавшие с места преступления. Спросите, не заговаривал ли он когда-либо о ВТК и его убийствах. Не водил ли их на места убийств или на кладбища, где похоронены жертвы? А если да, не вел ли себя при этом странновато? Можете даже сообщить в прессе, что серийные убийцы часто бывают одержимы освещением своих преступлений и жадно следят за всеми новостями по теме. Возможно, откликнется супруга или экс-супруга.

– Бывшие жены могут оказаться очень полезными полиции, – подхватил Хэйзелвуд. – Они могут рассказать, что бывший муж больше обычного интересовался освещением убийств в прессе. Могут описать его интерес к порнографии, детективным журналам, и приспособлениям для бандажа – повязкам на глаза, кляпам и сбруям. Могу ожидать, что подобный человек окажется опытным туристом, коллекционером огнестрельного и холодного оружия. У него есть крупная собака, например доберман, и мысленно он строит из себя этакого «солдата удачи».

Я решил немного сместить акценты и сфокусироваться на подходах к убийству.

– Для нас не имеет значения, убивал ли он ранее где-то еще, – сказал я. – Важны первые два убийства в Уичито, то есть Отеро и Брайт. В первом случае он выбрал район, где чувствовал себя комфортно. Он глубоко убежден, что там его не поймают на месте преступления. Чтобы осуществить задуманное, требуется много времени и уверенности в собственной безопасности. Полагаю, он был хотя бы шапочно знаком с первыми жертвами или следил за ними. Правда, сейчас, спустя десять лет, наверняка изменил почерк.

– Чтобы почувствовать себя комфортно в каком-то районе, ему достаточно проехаться по нему несколько раз, – заметил Хэйзелвуд.

– Настроенные на вторжение со взломом всегда выбирают район, где чувствуют себя уверенно. Я все же считаю показательным то, что на первое убийство он отважился в доме Отеро.

– Там все получилось именно потому, что он воплощал фантазии со связыванием и раньше, скорее всего, с проститутками, – вступил Уокер. – У него очень ригидное, методичное сознание. Возможно, Отеро были первыми недобровольными жертвами. Но мысленно он неоднократно прокрутил все действия. Поэтому, войдя в дом, точно знал, что делать. Он рассчитывал на пассивность жертв, считал, что преодолеет их сопротивление одной лишь угрозой применения оружия. Если Отеро были первыми, то в случае с Брайт налицо разительный контраст с остальными. Наверное, после первого убийства он чувствовал себя настолько уверенно, что был поражен, столкнувшись с сопротивлением.

Хэйзелвуд согласно кивнул:

– Этот парень с детства предавался садистским фантазиям. С Отеро он получал удовольствие, а не стрелял, поскольку ему нравится лишать жизни руками, когда можно душить. Он взял в руки оружие, только чтобы получить контроль, а не для убийства.

– Если хотим понять, что происходило в доме Отеро, достаточно вспомнить, что было у Брайт, – сказал Уокер. – Именно это случилось и в первом доме. Он говорил то же, хватался за пистолет, но обнадеживал жертв. Это его метод контроля – обнадеживать с оружием в руках. Вероятно, мистер Отеро не стал сопротивляться из-за страха за детей.

– А может, он применил другую хитрость, – предположил я. – Зашел в дом, схватил ребенка и направил на остальных пистолет. Это заставило мистера Отеро подчиняться, а не сопротивляться. Главной целью была дочь, а брат являлся главной помехой. Все остальные, помимо девочки, побочные жертвы.

Сказав это, я вспомнил еще кое о чем.

– Длинная веревка – объект его фантазий, художественный образ. Он сообщает нам об этом. Писатель. Но еще и рисует свои фантазии. Взгляните на изображения. Часть его добычи состоит в образах, которые он получает на месте преступления. И они помогают заново переживать совершенные убийства. Я даже думаю, он фотографировал на месте преступления.

Хэйзелвуд одобрительно кивнул, и я продолжил:

– Мы знаем, что он роется в шкафах и сумочках жертв, но, похоже, не забирает денежные средства и ценности, и я полагаю, это указывает на отсутствие нужды в деньгах. Поэтому, скорее всего, у него есть доходы, позволяющие обеспечить себя материально.

– Рытье в ящиках – изощренная, очень продвинутая форма вуайеризма. Могу поспорить, еще в юношестве он был закоренелым вуайеристом, – добавил Уокер.

– В позднеподростковом возрасте мог вешать или душить кошек или коров, – вступил Хэйзелвуд. – Скорее всего, занимался этим поблизости от дома, чтобы иметь возможность понаблюдать за реакцией окружающих. Полиция может задним числом проверить, были ли рапорты о подобном.

– Мне кажется, этот парень принадлежит к небогатому среднему классу, – сказал я. – С деньгами должно быть негусто. Поэтому не думаю, что ему хватает средств на выплаты по ипотеке. Я бы предположил, что жилье съемное.

– Согласен, – кивнул Уокер. – У него низкооплачиваемая конторская работа, а не рабочая профессия. Он такой полупрофессионал. Не беднота, но и не средний класс.

В конференц-зал начал просачиваться запах пороха. Наверняка в криминалистической лаборатории через коридор провалился какой-нибудь очередной эксперимент. Почему-то этот запах вызвал в памяти воспоминания о периоде прохождения базовой подготовки во время службы в ВВС.

А это, в свою очередь, напомнило о мысли, которая появилась несколько дней назад и засела в голове.

– Он как-то связан с армией, – вновь заговорил я. – Может, с ВВС. Я знаю, что в окрестностях Уичито есть военно-воздушная база. Может, служил там в охране. Возможно, как раз по этой причине по-прежнему живет в Уичито. А может, недавно уволился в запас и некоторое время болтался в окрестностях. Можно предположить, что в 1974 году он занимался на курсах криминологии при местном университете и оплатил учебу пособием при увольнении. Там есть один преподаватель, который мог его знать. Возможно, они разговаривали, или он даже давал ему книги для подготовки курсовой работы. В моем представлении темой были убийства известных людей. Этот парень очень хотел попасть в правоохранительные органы, но, вероятно, не прошел из-за какого-то физического недостатка, заикания или плохого зрения. Однако его заявление о зачислении должно сохраниться в архивах местной полиции или полицейского резерва. Да хоть в «Скорой помощи», куда он хотел водителем устроиться.

Хэйзелвуд прервал поток моих фантазий, чтобы вернуть нас к обсуждению важного аспекта отношения неизвестного преступника к его жертвам:

– Он зол на женщин, но не на людей, которых убил, неэмоционален и отстранен от них. Они лишь реквизит. Преступник ощущает эмоциональное и интеллектуальное превосходство над ними.

Уокер кивнул в ответ, но ему было явно интересно развить заявленную мной тему возможного армейского прошлого ВТК.

– ВВС выглядит логично, поскольку в Уичито база действительно есть, – добавил он. – Возможно, он пошел вольнонаемным, чтобы избежать призыва во Вьетнам после школы. По сути этот парень трус. Он не производит впечатления мачо и уж тем более морпеха. Я так и вижу, как он использует детишек Отеро в виде живого щита. Он угрожал сделать им больно, если родители не будут подчиняться. Во время службы его считали заурядным середнячком. Офицеры наверняка говорили, что он справляется с поставленными задачами, но мог бы делать и получше. Скорее всего, человек с ленцой и несколько строптивый. Его знакомые по армии или колледжу скажут, что помнят такого, но толком его не знали.

Мне понравилось направление мыслей Уокера, и я решил развить их.

– Он вечно будет обозлен, потому что считает, будто находится не на том месте, которого достоин. Это создавало ему проблемы с начальством и плохо сказывалось на карьерном росте. В запас он увольнялся с рейтингом от силы Е-4[27]27
  Одна из низших квалификаций американских военнослужащих. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Возможно, его просто выгнали из армии за нерадивое отношение к службе. Это не командный игрок. Он точно волк-одиночка по характеру.

– Человек момента, – добавил Хэйзелвуд. – Ему нужны сиюминутные удовольствия. Интересы мимолетны: чем-то увлекается, но быстро утрачивает интерес. Ему необходимы постоянные поощрения, как маленькому ребенку.

– Самолюбие его и погубит, – предположил я. – Если посадят, он примется рассказывать сокамерникам обо всем. Не скажет, что все это творил сам, а будет рассказывать в третьем лице, нахваливать человека, который это делал и дурил бестолковых копов.

Тут мне пришло в голову кое-что еще, о чем я думал раньше, но не придавал особого значения вплоть до сегодняшнего дня.

– Этот тип занимается аутоэротической асфиксией. Мы нашли доказательства в подвале дома Отеро, где он повесил Джозефину. Полиции нужно поискать любые случаи, когда кто-то случайно погибал при подобном занятии. Если место происшествия обыскивали, возможно, находили какие-то материалы, позволяющие идентифицировать погибшего как ВТК. Могли быть письма, фото и эскизы. Они должны быть в легкодоступном для него месте – в каком-нибудь сундучке или ящике. Он ни за что не стал бы уничтожать их, даже предчувствуя приход полиции, припрятал бы все эти вещи.

– Возможно, на эти материалы натыкалась его жена, – добавил Хэйзелвуд. – Случайно заметила один из его трофеев. Однако он наверняка отболтался. Напоминает помощника шерифа из Флориды, который убивал женщин. Происходило несколько лет назад. Его жена обнаружила в доме водительские права одной из жертв, и когда спросила, тот ответил: «А, это я по ошибке у себя оставил. Спасибо, что нашла. Завтра верну в архив на работе». Через три дня она снова находит в доме те же права и говорит, что сама вернет все в офис. Он выхватил их и добавил: «Нет, это мое дело». Вскоре после этого показал ей коробку, набитую бэушной бижутерией и попросил выбросить ее в болото неподалеку от дома. Она так и сделала, никому ничего не сказав.

– Да уж, брак этого парня не остановит, даже если ему попадется самая безотказная и сговорчивая супруга в мире, – продолжил я. – Для него этого недостаточно. Ему нужна полная покорность, он просто должен властвовать постоянно и безраздельно… А вот почему остановился? Если, конечно, остановился. Если уехал из города и продолжает убивать, то, наверное, несколько изменил почерк. Он больше не использует инициалы ВТК и не пишет письма, но в его убийствах по-прежнему присутствуют элементы бандажа.

Уокер шлепнул ладонью по столу.

– С полгода назад нью-йоркская полиция взяла одного парня. Он душил проституток, а потом обматывал их шнуром.

Мы с Хэйзелвудом кивнули и подумали в унисон: «Возможно, стоит проработать». Я посмотрел на другой конец стола и увидел, что один из детективов делает заметку в блокноте.

– Скорее всего, этот парень жив, если не погиб в результате несчастного случая или при попытке ограбления, – сказал я. – Может, сел за незаконное проникновение в чужое жилище, если его взяли с поличным и он был вооружен. Обычно преступник начинает со взлома, когда собирается кого-то изнасиловать или убить.

– Он не прекратит убивать, – вступил Хэйзелвуд. – Или все еще это делает, или попал куда-то, где не может этим заниматься.

– Он копирует преступления, про которые читает в детективных журналах, – продолжил я. – Перерезает телефонные провода, потому что где-то читал. В свои преступления вставляет элементы других… Я никак не забуду, насколько уверенно и кратко он говорил, когда звонил в полицию сообщить об убийстве Нэнси Фокс. Он дал ровно столько информации, сколько хотел. А фразы напоминают переговоры диспетчеров между собой. На записи он звучит так, будто имел опыт радиопереговоров.

«Двигайся в том же духе, но будь очень внимателен», – сказал я себе.

А на данном этапе дискуссии самое важное – направить ее непосредственно к последнему пункту повестки. То есть: как полицейские смогут заставить реального подозреваемого расколоться.

– Необходимо разговорить его на первом же допросе после задержания. Вам нужно испортить ему жизнь и лишить сна. Сделайте так, чтобы он заметил вас в своем районе и чтобы вы мерещились ему даже там, где вас нет. Когда он начнет выглядеть помятым, когда поймете, что он пытается подавить стресс выпивкой и травкой, когда утратит сон, забирайте. Задержание должно стать для него неприятным сюрпризом. Идеальный вариант – вечерний допрос в тесном помещении. Обязательно загромоздите место, где будет проводиться допрос, горами папок с материалами, чтобы показать, насколько вы в теме. Лучшим местом станет рабочая комната опергруппы – пусть увидит схемы на дальней стене и картотечный ящик, обозначенный его именем. На виду должны быть кое-какие вещественные доказательства его причастности к преступлениям, что-нибудь серьезное, на что он наверняка отреагирует. Но не показывайте фото с места преступления. Раз уж он указывал в посланиях, что им управляют силы зла, значит, наверняка подготовился изображать невменяемого. Покажете фото, и адвокат скажет, что он был не в себе и просто повторял то, что видел на картинках. Никаких хитростей и сложных игр – он достаточно сведущ в полицейской работе, чтобы понять, что происходит. Соберитесь с силами и приготовьтесь к долгому допросу. Нужно, чтобы он поплыл. Под конец может захотеть хоть как-то исправить положение. Не поднимайте тему убитых детей – он точно не хочет получить репутацию детоубийцы. В тюрьме таким не слишком рады. Пусть думает, что совершал убийства словно в каком-то трансе. Начнет наглеть – отвечайте полнейшей невозмутимостью. Пусть говорит в третьем лице при желании. Одновременно с допросом нужно провести обыск по месту жительства. Если заранее сообразит, что вы этим займетесь, он не уничтожит сокровища, а перепрячет их. Вбейте ему в голову, что вы не остановитесь, пока не раскроете дело, поскольку уверены в его раскрываемости. Вам нужно, чтобы он практически оцепенел. Это будет значить, что он потерялся, а вы начинаете его контролировать.

По опыту я знал, что главное на таких мозговых штурмах – не отвлекаться. Ни на секунду. Иначе можно упустить из виду что-то важное.

Пока я говорил, к нам за стол подсел появившийся в конференц-зале Пирс Брукс. Этот маститый детектив убойного отдела полицейского управления Лос-Анджелеса приобрел широкую известность в качестве одного из персонажей культовой документальной книги Джозефа Уэмбо «Луковое поле». Брукс годами корпел над иногородними газетами, выискивая сведения о преступлениях, схожих с теми, которые он расследовал у себя в Лос-Анджелесе. Перейдя на работу в ФБР, он занялся созданием компьютерной программы VICAP. По мысли разработчиков, полицейские из всех уголков страны должны получить возможность вводить данные о заведенных делах в центральный компьютер, что позволило бы эффективнее отслеживать тяжкие преступления, предположительно совершенные одним и тем же лицом.

Послушав мою речь о методах допроса, Брукс заговорил тихим, похожим на шепот голосом:

– Приготовьтесь к тому, чтобы в нужный момент прибегнуть к полиграфу. Но будьте внимательны. Результат может оказаться вообще недоказательным, если вопросы не будут для него максимально стрессогенными. К примеру, вопрос об убийстве как таковом может и не вывести его из равновесия, в отличие от упоминания, что он испачкался кровью жертвы. Парень может среагировать на вопросы по делу Брайт, поскольку тогда облажался. Если говорить об Отеро, он скорее отреагирует на упоминание о мальчике, потому что переживает по его поводу. Не рассчитывайте, что он сломается сам по себе.

Я с трудом сдерживался, чтобы не перебить Брукса. Уокер смотрел на меня и улыбался во весь рот. Он знал, как я отношусь к полиграфам – терпеть их не мог, особенно если дело касалось насильственных преступлений. С моей точки зрения, прибегнув к полиграфу, вы, по сути, раскрываете перед преступником все карты и сообщаете, что у вас на него ничего нет и единственной надеждой установить истину является этот примитивный аппарат в духе комиксов про Бака Роджерса[28]28
  Начиная с конца 20-х годов XX века – персонаж американских фантастических книг, комиксов и фильмов. (Прим. пер.)


[Закрыть].

Так же считал и Уокер:

– Стоит этому типу успешно пройти полиграф, как он расслабится и будет смеяться нам в лицо, считая, что победил. Мне больше нравится идея сказать ему в ходе допроса, что у него в доме обыск. Это заставит его сильно нервничать. Как раз то, что нужно во время допроса: создать стрессовую обстановку и не спешить с выводами. Смотреть, как он будет реагировать на раздражители, разбираться, почему реагирует именно так, и постепенно прижимать его. Допрос ведут двое, вопросы задаются поочередно и без пауз. Они должны показать себя дотошными, но сдержанными профессионалами. Продемонстрируйте, что вы настроены серьезно и не остановитесь, пока он не сдастся. Это сделает его уязвимее. Сыграйте на том, что для его поимки была создана отдельная опергруппа. Ему понравится такое серьезное отношение, то, что его ловила целая группа избранных суперкопов. Понравится, что его не сочли какой-то мелочовкой.

Пока я слушал Уокера, мне пришло в голову еще кое-что. Не образ, а ощущение, практически твердое знание.

– Не удивлюсь, если на нынешней работе он носит какую-то форму. Когда будете забирать его на допрос, проследите, чтобы он не надел ее. Она для него своего рода защита, броня. Не надо оскорблять отменой допроса в случае, если окажется в ней. Просто сделайте так, чтобы он не прибыл в рабочей одежде. А если все же явится так, это кое о чем скажет. Не принижайте умственные способности фразами вроде: «Это был глупый поступок». Это лишь заставит его уйти в глухую оборону или враждебность, ведь в сухом остатке он считает себя очень умным. Нужно поддевать его, но не прямо – просто обозначайте промахи в преступлениях, которые вывели вас на него. Это проще делать в третьем лице. Так ему удобнее пытаться объяснить себе причины ошибок.

Потому что где-то вдалеке отсюда выжидал, наблюдал и строил планы ВТК.

Уокер неожиданно подхватил только что затронутую тему самомнения:

– Нужно подыграть его самолюбию. Это существенно. Нужно дать ему почувствовать себя значимым. Если станете хитрить и он это поймет, пиши пропало – вы потеряете его уважение.

– Этот парень не сумасшедший, но хитер как лис. Если и попадет в неприятности, то очень постарается прикинуться дурачком, – вставил я.

После окинул взглядом сидевших за столом. Хэйзелвуд и Уокер выглядели такими же вымотанными, как и я. Почти шесть часов мы впахивали, не жалея сил. Детектив, яростно строчивший заметки на другом конце стола, массировал руку. Пора было сваливать и освежать мозги. Я явственно слышал, как меня призывает постоянно растущая гора бумаг на столе в кабинете. Нужно возвращаться к повседневным делам.

– Это раскрываемое дело, – подытожил я, обращаясь к детективам из Уичито, поднимаясь с места и надевая пиджак. – Не стесняйтесь звонить, если понадобится наша помощь. Вы возьмете этого парня.

Идя по коридору к кабинету, я молил Бога подтвердить, что я прав. Молился о том, чтобы наши усилия не оказались мартышкиным трудом.