Текст книги "Истоки нейро-лингвистического программирования"

Я был тогда студентом, ограниченным в средствах, и чета Эриксонов любезно предложила мне остановиться в их гостевом домике. Я делил комнату с другим молодым студентом колледжа Джеффом Зейгом, который позже основал и до сих пор руководит Фондом Эриксона. Дружба, завязавшаяся между нами тогда, продолжается уже больше 35 лет.

Несомненно, я был наслышан о гениальности Эриксона от Гриндера и Бендлера и прочел все книги, какие только смог найти, написанные им и о нем. Нет нужды говорить, что я испытывал абсолютное благоговение перед ним. Тем не менее, с первых же минут знакомства меня поразили глубокая человечность, скромность и великодушие, с которыми Эриксон и его супруга относились ко мне и всем окружающим их людям.

Эриксон сразу же продемонстрировал и свое знаменитое чувство юмора. При нашем знакомстве я вручил ему тот самый портрет, который когда-то нарисовал, а теперь привез в качестве подарка от Гриндера. Он взглянул на портрет, передал его миссис Эриксон и сказал, подмигнув: «Бетти, почему бы тебе не поместить это в циркулярный каталог» (имея в виду корзинку для мусора). И посмотрел на меня с озорной улыбкой, чтобы увидеть мою реакцию. Я рассмеялся и сказал, что это теперь его вещь, и он волен делать с ней все, что захочет. Позже я заметил, что портрет был помещен на видное место среди других подарков, преподнесенных Эриксону.

В конце первого дня он обратился ко мне с той же хитрой улыбкой и сказал: «Ну, теперь-то вы видите, что я ни капли не похож на того, кого описывают Гриндер и Бендлер?» Я снова рассмеялся и сказал, что знал об этом и именно по этой причине захотел лично познакомиться и составить свое собственное представление о нем.

Во время этого первого посещения я провел там три дня. Большую часть времени Джефф и я были единственными, кто составлял компанию доктору Эриксону. Я думаю, мы ему понравились, потому что он, казалось, был в очень приподнятом настроении. Он относился к нам скорее как к своим сыновьям, чем как к гостям.

Ближе к концу нашего пребывания Эриксон показал нам открытку, присланную ему его дочерью Роксанной. На открытке был нарисован маленький человечек, стоящий на астероиде посреди вселенной. Он с удивлением рассматривал окружающие его звезды и планеты. Подпись гласила: «Когда вы думаете о том, как огромна и загадочна вселенная, не чувствуете ли вы себя маленьким и незначительным?» А когда вы открывали открытку, то видели остроумный ответ: «Я тоже нет».

Для меня это – лучшая характеристика того, за что ратовал Эриксон. У него была способность смело смотреть в лицо неизвестности и неопределенности, он принимал благоговейные страхи и тайны жизни и оставался уверенным и полностью присутствующим в настоящем моменте, потому что знал, что является частью этого благоговения и тайны. Как он сам говорил: «Важно обладать чувством безопасности, чувством готовности, абсолютным знанием – что бы ни произошло, вы готовы принять и справиться с этим, и получить от этого удовольствие.

Также очень полезно научиться противостоять ситуациям, с которыми вы не можете справиться – а позже обдумать их и осознать, что это тоже было обучением, полезным во многих отношениях. Это позволяет вам оценить свои силы. Это также дает вам возможность обнаружить те области, которые нуждаются в большей безопасности, покоящейся внутри вас…

Отзываться на хорошее и плохое и поступать надлежащим образом – в этом и состоит настоящая радость жизни.

Отношение Эриксона к жизни является классическим примером силы «незнания». Когда мы, счастливцы из Мета-группы, ездили в гости к Эриксону, то, конечно, засыпали его вопросами. Мы задавали в основном такие вопросы: «Если Вы используете именно этот подход к человеку с именно такой проблемой, приведет ли это к определенному результату?» Эриксон неизменно отвечал: «Я не знаю». Тогда мы спрашивали: «А сработает ли применение данного процесса к этой проблеме?» И снова Эриксон говорил: «Я не знаю». Закончилось дело тем, что мы исписывали многие страницы наших тетрадей такими заметками: «Он не знает. Он не знает. Он не знает».

Он совсем не пытался уклониться от ответа. Просто в своих действиях Эриксон исходил не из множества убеждений и предположений. Для него каждая ситуация являлась уникальной; каждый человек был «единственным в своем роде», и его отношения с этим человеком тоже были уникальными. Поэтому когда его спрашивали о вероятности определенного результата, Эриксон всегда отвечал: «Я не знаю. Я действительно не знаю». А затем добавлял: «Но мне очень любопытно это выяснить». Состояние незнания в сочетании с любопытством составляют основу генерирующих изменений.

В результате я никогда не делал заметки во время встреч с Эриксоном. Я знал, что то, что я получу от него, будет не записями в тетради, скорее это будет нечто в моем бессознательном. Зачастую я осознавал лишь недели или месяцы спустя, что же я вынес из общения с ним.

Как это бывает со всеми великими учителями, то, чему я научился у Эриксона, в основном вытекало из его способа существования. Я очень глубоко ценил принятие, симпатию, великодушие и поддержку, которые Эриксон оказывал мне, и всегда стремился проявлять эти качества в отношениях с моими клиентами. Это стало частью моего наследства, полученного от него.

Осенью 1976 года я также посещал класс Грегори Бейтсона «Экология разума» в Университете Санта-Круза. Я могу совершенно определенно сказать, что Бейтсон обладал величайшими глубиной и масштабом мышления из всех, кого я когда-либо знал. На своих лекциях он затрагивал темы от теории коммуникации до балийского искусства, уравнений Максвелла для электромагнитных полей, шизофрении, генетических дефектов лапок у жуков. Тем не менее, его речь никогда не была несвязным набором мыслей или перепутанных идей, как можно было бы предположить исходя из разнообразия тем. Бейтсоновская версия кибернетики и теории систем обладала способностью заключать все эти темы в глубинную структуру, или «паттерн, который соединяет», в едином чарующем переплетении жизни и бытия.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что посещение занятий Бейтсона было одним из наиболее преобразующих опытов моей жизни. Я сидел, затаив дыхание, слушая его глубокий голос с ярко выраженным кембриджским акцентом, который звучал для меня как голос вселенской мудрости. Для меня он был, и остается до сих пор, своего рода «духовным проводником». Меня посещало огромное количество мыслей, идей и откровений, некоторые из которых имели отношение к теме лекции, а другие касались совершенно других областей моей жизни, образования и опыта. Обычно они приходили мощным потоком настолько быстро, что я не успевал записать их все.

Моим вторым курсом под руководством Бейтсона был практический семинар для студентов под названием «Изучение шизофрении». Поскольку акцент делался на эмпирическом обучении, одним из требований было общение с пациентами с диагнозом «шизофрения» или «психоз» по крайней мере шесть часов в неделю. Я был волонтером в местной закрытой частной психиатрической лечебнице, предлагавшей своим пациентам только «химиотерапию». Также я устроился волонтером в клинику под названием «Сотерия Хаус», которая придерживалась противоположной философии и отказывалась от использования лекарств в пользу эмоциональной поддержки со стороны неподготовленных добровольцев.

Бейтсон предположил, что психоз в меньшей степени обусловлен индивидуальными генетическими или химическими нарушениями, скорее он является ответной реакцией на патологии в семье в широком смысле слова и в социальной системе, в которых он случился.

За время взаимодействия с различными пациентами в обоих заведениях стереотипы и мифы о психозе исчезли, и очень быстро подтвердилась достоверность точки зрения Бейтсона. Важность рассмотрения «идентифицированного пациента» или проблемы в контексте более обширной системы, в условиях которой эта проблема возникла, стало для меня знанием, которым я руководствовался в течение всей своей карьеры.

Важность отношений между отдельным человеком и более широкой системой стала для меня пугающе ясной однажды, когда я завершил свои дела и собирался покинуть частную клинику. Я подошел к запертой двери и сообщил, что ухожу. Однако пока я был в клинике, произошла смена постовых у двери, и теперь никто не узнавал меня. Поскольку я был волонтером, мне не полагалось никакого официального документа или нагрудного значка. Они решили, что я душевнобольной, и отказались меня выпускать. Когда я пытался объяснить, что работаю волонтером, они только кивали и говорили: «Конечно, конечно, мы это знаем». Никакие мои слова не могли убедить их выпустить меня наружу. К счастью, подошел один из членов персонала, который узнал меня, иначе мне пришлось бы провести запертым в клинике неопределенно долгое время. Мне пришло в голову, что запертая дверь, а также те, кто решает, сумасшедший ты или нет, были такой же составляющей условий, приводящих к безумию, как и симптомы отдельных пациентов.

Предположение Бейтсона о том, что «двойное послание» является одним из решающих факторов, порождающим либо «безумие», либо «гениальность», также стало для меня той концепцией, над которой я постоянно размышлял и в отношении которой я проводил исследования в течение последних 35 лет.

Одним из наиболее важных и значительных вкладов Бейтсона были «логические типы» и «логические уровни» обучения и изменения. Понятие логических уровней опирается на тот факт, что все процессы и явления создаются благодаря взаимосвязям между другими процессами и явлениями. Превращая взаимосвязь между двумя переменными в переменную для другой взаимосвязи, человек создает следующий логический уровень. Например, мы используем светлые и темные тона на листке бумаги для создания «образа», когда мы сравниваем два образа и находим отличия между ними, мы перепрыгиваем на следующий логический уровень процесса. Подобным образом, когда объединяются два атома водорода и атом кислорода, получаемая в результате этого сочетания вода не является больше простой смесью отдельных атомов водорода и кислорода, но, скорее, новым отдельным веществом, другим логическим типом. Точно так же обучение тому, как учиться, является другим логическим типом по отношению к обучению как таковому.

Бейтсон применил понятия логических типов и логических уровней ко многим аспектам поведения и к биологии. Он утверждал, например, что ткань, состоящая из группы клеток, представляет собой другой логический тип по сравнению с отдельными клетками – характерные особенности мозга не являются теми же, что и у клетки мозга. Отдельная клетка мозга не может «думать» так, как это умеет мозг. Тем не менее, мозг и клетка мозга могут оказывать воздействие друг на друга через косвенную обратную связь – то есть функционирование и связи всего мозга в целом могут влиять на поведение отдельной клетки мозга, а деятельность отдельной мозговой клетки вносит свой вклад в совокупное функционирование мозга. Действительно, можно сказать, что клетка воздействует сама на себя посредством всей остальной структуры мозга.

Для Бейтсона определение логических типов было «законом природы», а не просто интеллектуальной теорией. По его мнению, наша мозговая структура, язык и социальные системы создают естественные иерархии или уровни процессов такого типа. Бейтсон считал, что большинство проблем и патологий возникает в результате путаницы в логических типах и уровнях, а также неспособности осознать и внимательно отнестись к нарушению их последовательности. Побуждая нас к поиску «тех различий, которые имеют значение», Бейтсон подчеркивал, что «самые острые проблемы в мире возникают в результате различия между тем, как работает природа, и тем, как мыслят люди».

За время моих занятий на курсе «Экологии разума» Бейтсона я осознал важность и необходимость принимать во внимание логические типы и уровни всех аспектов жизни и опыта. И поскольку я впитывал эти идеи в то же время, когда начинал принимать участие в исследованиях НЛП, подход Бейтсона навсегда стал для меня неотъемлемой частью моего понимания НЛП. Его идеи о различных логических типах и уровнях обучения казались мне особенно значимыми.

Я четко помню, как обсуждал глубину и силу понятий логических типов и логических уровней с участником курса по НЛП, который я проводил в Осло, Норвегия, в 1986 году. Этот человек был также знаком с работой Бейтсона, и мы размышляли о важности логических типов и уровней обучения. Тем не менее, мы оба согласились с тем, что эти идеи не были использованы настолько полно и прагматично, насколько это возможно. Помню, я тогда сказал: «Да, кому-то действительно нужно заняться тем, чтобы применить понятие логических уровней в более практичном повседневном смысле». Как только я произнес эти слова, я почувствовал, что дал сам себе команду.

Это привело к тому, что я занялся разработкой понятия «нейро-логических уровней», которое, хотя и вызвало некоторую дискуссию, стало неотъемлемой частью многих современных тренингов по НЛП.

Не менее сильное влияние на меня в те ранние годы НЛП оказал непосредственно «программирующий» аспект НЛП. Исторически нейро-лингвистическое программирование возникло в Калифорнии в то же время, когда начиналась другая важная технологическая и социальная революция – начиналась эра персонального компьютера. Как это бывало и в другие периоды истории, достижения в понимании умственной деятельности отображали достижения в технологии (и наоборот). Во многих отношениях НЛП и Apple развивались бок о бок. Философия и продукты Apple возникли в тех же условиях, что и НЛП.

НЛП выводила психологию и теорию личного изменения за пределы лабораторных университетских исследований тогда, когда Apple проделывало все то же самое с информатикой. Стив Джобс был фактически моим ровесником, он родился меньше чем на месяц позже меня.

Apple продал свой первый персональный компьютер в 1976 году. Ричард и Джон оба были под огромным впечатлением от новых технологий и возможностей формальной структуры программирования. Они были одними из первых покупателей продукции Apple. В те дни, если вы покупали пять и более компьютеров Apple, вы автоматически становились «дилером» и получали дилерскую скидку. Бендлер и Гриндер купили более пяти и продали лишние нам, чтобы мы с ними «поиграли». Я приобрел свой первый компьютер Apple у них и был приятно удивлен, когда узнал, что могу увеличить память машины с 8 до 16 килобайтов (когда появились компьютеры на 48 килобайтов, мы не могли себе представить, для чего нам нужен такой огромный объем памяти!)

Мы видели, что это не было преходящей причудой и, как и НЛП, могло «изменить мир». У нас было множество идей о том, как НЛП и новая технология могут работать вместе, мы рисовали в своем воображении, например, «кабинку фобии» в аэропорту и программное обеспечение, которое могло бы калибровать и якорить ресурсные состояния.

Я разработал несколько образовательных программ с применением понятий и стратегий НЛП и в 1982 году продал свои программы «Стратегия правописания», «Стратегия математики» и «Стратегия машинописи» для компьютера Apple II. Позже они стали ключевыми продуктами компании программного обеспечения «Поведенческая технология», которую я создал вместе с Джоном Гриндером и Дэвидом Гастером.

Еще одним направлением в бурно развивающемся мире технологии было изучение биологической ответной реакции, в которое я и погрузился во время дальнейшей учебы в Университете Санта-Круза. Отсюда началось мое путешествие, приведшее меня к разработке схемы устройства, на которое я получил патент. Это устройство читало ответные телесные реакции вегетативной нервной системы, такие как электрическая активность в коже, частота сердечных сокращений, температура на поверхности кожи и кровяное давление. Эти данные поступали в персональный компьютер и могли быть использованы для калибровки внутренних состояний и даже для игры в компьютерные игры посредством явного «мысленного контроля». Первое приложение называлось «Mind Master», за ним последовали «NeuroLink» и коммерческая компьютерная игра «MindDrive». И сегодня эти игры доступны на сайте Somatic Vision.

К 1977 году мне стало очевидно, что НЛП будет неотъемлемым компонентом моей карьеры. Джеймс Айхер и я начали вместе обучать программам НЛП в начале 1977 года. В те дни мы всегда преподавали в паре, следуя примеру Джона и Ричарда. Как любил говорить Тодд Эпштейн (гитарист и мой компаньон в основанном нами Университете НЛП), «учение об НЛП изначально было написано в дуэте, а не соло». Джеймс и я проводили семинары и индивидуальные сеансы коучинга и терапии в Санта-Крузе и даже выпускали местные газеты.

В следующем году я начал работать вместе с Терренсом МакКлендоном. В 1978 нас пригласил на работу Джон О. Стивенс (ныне известный как Стив Андреас) в Боулдер, Колорадо, где мы преподавали нашу первую программу НЛП за пределами нашего штата, и где началась моя карьера в качестве тренера НЛП.

Тогда я еще не получил университетский диплом, но я верил в НЛП и не сомневался, что оно изменит ситуацию в мире. В Калифорнийском университете в Санта-Крузе мы могли сами выбрать себе тему диплома. Это было гораздо более трудно, чем получение степени «традиционным способом», но возможно. Мне нужно было получить поддержку как минимум пяти преподавателей и написать серьезную дипломную работу.

Мне это стоило огромных усилий, но я был полон решимости воспользоваться такой возможностью и получить степень по поведенческой технологии, включающей в себя кибернетику и теорию систем, психологию, биологическую ответную реакцию, нейрофизиологию и, конечно же, НЛП. Получилось так, что моя выпускная работа стала наброском книги «НЛП», том I. В 1979 году я наконец получил степень.

В том же году мы начали разработку первых формальных программ по сертификации в области НЛП. Ричард и Джон создали «Общество нейро-лингвистического программирования» и купили здание бывшей церкви, которое они переоборудовали в первый институт НЛП. Я разработал ставший известным логотип НЛП (перекрещивающиеся буквы НЛП на муаровом фоне интерференционного узора), а мой отец, адвокат по делам интеллектуальной собственности, проделал первоначальную работу по патентированию этого логотипа в качестве сертификационного штампа. Лесли Камерон (или Камерон-Бендлер в то время), Дэвид Гордон, Джудит ДеЛозье и я подготовили материалы для сертификации Практика и Мастера-Практика НЛП.

Следующие ступени этого пути, однако, могут стать темой отдельного тома.

Заключение

В Калифорнийском университете в Санта-Крузе в то же период, когда Гриндер и Бендлер разрабатывали НЛП, работал преподаватель по имени Фрэнк Бейрон. Бейрон посвятил свою работу изучению творческой гениальности. В конечном счете, он синтезировал свои исследования в три фундаментальные характеристики творческих гениев:

1) спокойно себя чувствуют в условиях неопределенности;

2) способны принимать видимые противоположности или парадоксы;

3) настойчивы. Одним из уроков, усвоенных мной в первые дни создания НЛП, было то, что таким глубоко творческим людям, как Эриксон, Бейтсон, Сатир, Бендлер и Гриндер, не нужно знать ответ заранее. Они не только в состоянии вынести неизвестность, но даже получают удовольствие от такого неведения.

Творческие люди также могут выдерживать различающиеся точки зрения и множественные реальности. Великий датский физик Нильс Бор отмечал, что существует два типа правды: поверхностная правда и глубинная правда. По словам Бора, «для поверхностной правды противоположностью является ложь. Для глубинной правды противоположность тоже является правдой». Бор имел в виду тот факт, что наиболее базовые элементы физической реальности, такие как фотоны и электроны, представляют собой парадокс. Временами они ведут себя как волны энергии, а временами – как крошечные частички материи.

Такие глубинные истины также лежат в основе и нашего субъективного опыта. Тот факт, что мы можем воспринимать кого-либо как красивого человека, не означает, что этот человек в то же самое время не может быть уродливым. Радость не приходит без грусти. Самое худшее из того, что с вами случилось, может одновременно быть и самым лучшим из того, что когда-либо с вами происходило. Там, где есть свет, всегда существует и тень.

Способность осознавать существование таких явных противоположных реальностей без разделения людей на «правых» и «неправых» является неотъемлемым аспектом подлинного творчества, генеративности. Грегори Бейтсон утверждал: «Мудрость состоит в нашей способности сидеть рядом и искренне принимать различия, существующие между нами, не пытаясь ничего менять». Когда мы можем относиться к разнообразным перспективам с любопытством, часто приходят новые удивительные решения.

Такое сочетание открытого ума новичка (неведения), любопытства и настойчивости было сутью НЛП с самого его создания и остается таковой по сегодняшний день.

Примечание

Читатель, конечно же, отметил для себя, что я (Джон Гриндер) прокомментировал статьи Гиллигена и Айхера, но оставил без комментариев написанное Дилтсом. Причиной этому послужила значительная разница между стилем изложения и содержанием статьи Дилтса по сравнению со статьями Айхера и Гиллигена.

Мои воспоминания и восприятие того, что произошло в указанный период, в значительной мере отличаются от изложенного во всех трех статьях этого раздела. При этом я осознаю, что это не место для обсуждения подобных противоречий.

Помимо упомянутых выше существенных различий, которые присущи всем трем статьям, в статье Дилтса содержатся утверждения, которые, с моей точки зрения, абсолютно неприемлемы в ретроспективных источниках, каковым является эта книга. К примеру, Дилтс приписывает мне действия и намерения, которые на самом деле не происходили и не подразумевались. В статье Дилтса приведены подобные утверждения, которые можно условно разделить на два типа:

1. утверждения, которыми мне лично приписываются действия и намерения, не имевшие место в реальности;

2. утверждения, в которых сфера применения НЛП определена таким образом, что значительно отличается от первоначальных намерений создателей НЛП.

Я надеюсь, что внимательный читатель сможет распознать такие утверждения и, сравнив их с остальными статьями, любезно предоставленными участниками тех событий, самостоятельно выстроит целостную картину.

Примечание

Я писал свою статью для этой книги как описание своих воспоминаний о полученном мною в те годы уникальном опыте. Поэтому я был немного удивлен тем, что изложенные мной на предшествующих страницах мысли и воспоминания о том периоде времени были преподнесены, как будто они претендуют на точное историческое описание и их целью является определение предназначения направления НЛП или отражение намерений его создателей. Я не ставил перед собой такой цели и не полагал, что моя статья будет истолкована подобным образом. НЛП, а особенно мое участие в событиях, связанных с его зарождением, стало моим постоянным источником вдохновения, после чего я разработал собственную систему. И хотя мои дальнейшие разработки основывались на событиях, описанных в этой книге, я заявляю, что мои воспоминания или более поздние события не являются определением или отражением первоначальных формулировок или разработок создателей НЛП.

Роберт Дилтс