Текст книги "Тень богов"

Глава 8. Орка

Вернувшись на ферму, Орка сидела на крыльце дома и водила точильным камнем по лезвию охотничьего ножа. Она вполглаза следила за Брекой, который собирал яйца в курятнике. А тот, в свою очередь, постоянно отрывался от дела и поглядывал на небольшую ручную тележку. В ее задней части сидел перевязанный теннур, опираясь на гору одеял.

Скрипнули ступеньки, и рядом с Оркой сел Торкель.

– Какое у тебя задумчивое выражение лица, – сказал он, наклонившись, чтобы посмотреть жене в глаза. Отвел в сторону светлую прядь с вкраплениями цвета серого металла. – Хотел бы я знать, что там происходит внутри этой клетки для мыслей.

Орка отвела взгляд от Бреки и посмотрела на мужа.

– Я думаю, что ты не умеешь говорить «нет» нашему сыну, – резко сказала она и вновь отвернулась, уставившись на теннура, который сидел в тележке Бреки.

Торкель скривил губы и пожал плечами:

– Ха, может, я и виноват в этом, только вот у него твои глаза, и я не помню, когда в последний раз говорил тебе «нет». У вас обоих есть странная власть надо мной.

– Ты не осмелишься мне отказать, – проговорила Орка, не в силах сдержать намек на улыбку, смягчившую жесткую линию ее рта.

– А ведь верно, ха, – усмехнулся Торкель. Он наклонился еще ближе и прикоснулся губами к ее щеке, щекоча бородой.

– Но с ним ты слишком мягок, – ответила Орка.

– А может, это ты с ним излишне строга, – выдохнул Торкель.

Орка резко повернулась к нему:

– Это жестокий мир, и мы не всегда будем рядом, чтобы защитить Бреку от напастей. Мы не только его родители, мы также его учителя.

– Всё так, – согласился Торкель. – Но ему всего десять зим, и он уже многому научился. Дай ему побыть мальчишкой. У него еще много времени до момента, когда придется ступить в этот темный мир.

– А что, если этот теннур решит перерезать нам глотки во сне или если мы простудимся и умрем от лихорадки? Как тогда твоя мягкость поможет Бреке?

Мужчина вновь пожал плечами.

– Теннур не нанесет вреда ни ему, ни нам. Мы достаточно напарывались на острые грани жизни. В его возрасте я носил ошейник трэлла, а следы от ударов плетью на спине не успевали заживать, – он взглянул на Орку. – Вспомни, что мы повидали и вынесли. Я хочу его укрыть от всего этого: столь долго, сколько сумею.

Орка кивнула и перестала точить кинжал. Кромка лезвия сверкнула на солнце, острая, словно бритва.

– Да, я тоже это чувствую. Но я беспокоюсь. Мы ведь не всегда будем здесь, чтобы защитить его.

Торкель обхватил ее за плечи и сжал так сильно, что она почувствовала, как трещат кости.

– Ах, женщина, ты слишком много беспокоишься, – сказал он, проводя кончиком пальца по резко очерченной линии ее щеки и скулы. – Погляди вокруг. Мы живем свободно, мы хозяева у себя на ферме, никакие клятвы и обязательства нас не связывают. Воздух здесь, наверху, чист и свеж. Наступает весна, светит солнце, и у нас растет прекрасный сын.

Торкель улыбнулся Орке и посмотрел на нее тем взглядом, который она так хорошо знала.

– Я тут подумал, может, Брека не отказался бы от брата или сестры, ну, для помощи по хозяйству.

– Ха, – фыркнула Орка. – Опасные у тебя мысли! Кроме того, мы уже слишком стары.

– Стары! – ответил Торкель, улыбаясь и широко раскинув руки. – Я чувствую себя жеребенком на зеленом лугу. Я всегда буду здесь, с тобой и Брекой.

Он поставил ногу на край ступеньки и громко фыркнул, как настоящий жеребец.

– Это ведь те самые дни, о которых мы так мечтали. Теперь, когда они наступили, на самом деле наступили, давай ими наслаждаться.

Орка покачала головой.

– Ты для меня загадка, Торкель Ульфссон, таинственный, словно рунная магия. Как так получилось, что мы сталкивались с одними и теми же ужасами, сражались в одних и тех же битвах… Совершали кошмарные вещи… И все же… – она вздохнула. – Я совсем не чувствую себя молодым конем, под копытами которого расстилаются зеленые луга. Как ты можешь быть таким сильным, а я – такой слабой?

– Слабой? Ты что, женщина, луной тронута? Я бы не решился соревноваться с тобой даже в силе рук, не говоря уже о полноценном поединке.

– Я говорю не о физической силе или умении владеть клинком. Я говорю о силе вот здесь, – она сильно ударила себя по голове, чувствуя, как внутри разгорается гнев. Почему она не может просто уйти на покой, разорвать те веревки, что связывают ее с призраками прошлого?

Торкель вздохнул, и она увидела отблеск заботы в его глазах.

– Я делаю этот выбор каждый день, – сказал он, и улыбка сползла с его лица. – Я думаю о том, что имею сейчас. О том, что вижу перед собой. О тебе. О Бреке. И вы заставляете мое сердце биться, а голову – кружиться. Тогда не остается времени для размышлений о прошлом.

Она внимательно посмотрела на мужа: кривой нос, сломанный так много раз, темные добрые глаза с глубокими морщинами вокруг. Наклонившись, она обхватила его за шею, притянула к себе и крепко поцеловала.

Когда она разжала объятия, Торкель снова улыбался.

– Как же я люблю тебя, – выдохнул он. – И нашего сына.

Он посмотрел на Бреку: там, куда пришелся удар Орки, багровел синяк.

– Сегодня он получил урок.

– Неужели? – спросила Орка, глядя на Бреку. Он как раз тащил тележку за веревку к ручью, потом взял миску и присел на корточки рядом со скалой, под которой жил Сперт. Голова, обтянутая серой кожей, поднялась над водой, ручной монстр обиженно посмотрел на мальчика.

– Ты опоздал. Сперт умирает с голоду, – проворчал он.

– Тогда держи, – сказал Брека, опуская миску на камень у ручья. – Лучше поесть, пока ты не упал и не умер.

Многоногая тварь выползла из воды, сочленения ее тела поблескивали на солнце. Потом Сперт замер, поднял голову и принюхался, шипастые усики задрожали.

– Везен, – прошипел он, и вдруг его пасть словно выросла: клочья кожи завернулись вокруг удлинившихся челюстей, которые широко раскрылись, обнажив ряды острых гладких зубов. Он зашипел снова, и из горла его вырвался черный пар, повисший в воздухе облаком.

– НЕТ, – сказал Брека, подняв руку. – Это всего лишь Весли.

Он указал на раненого теннура на тележке. Она смотрела на Сперта, испуганно поджав губы, и выглядела угрожающе, словно загнанная в угол лисица. Черный дым, вытекающий изо рта Сперта, перестал клубиться и просто завис темной дымкой.

– Она ранена и изгнана из стаи. Она одинока, так же, как и ты.

– Не доверяй везен, – пробормотал Сперт.

В ответ Брека рассмеялся:

– Ты тоже везен.

– Ха, – хмыкнул Сперт. – Теннуры хитры, им нельзя доверять. Они украдут твои зубы.

Одна из многочисленных ног Сперта поднялась для того, чтобы погладить клыки.

– Сперту нравятся его зубы.

Теннур закопошилась в повозке, одеяло сползло, и стали видны бинты, которыми Брека перетянул раны Весли.

– Весли быть правдивой, – сказала она: голос походил на шепот и шелест ветра в листве. – Весли присягнуть Спертусу и Мальчику-Человеку. – Она перевела взгляд со Сперта на Бреку. – Весли клянется быть друг Спертусу и Мальчику-Человеку. А у друзей не воруют зубы.

Сперт уставился на Весли, на его слишком маленькое стариковское лицо легла тень задумчивости, в углах губ залегли складки.

– Тогда клянись кровью. Она связывает.

Весли снова перевела взгляд с одного собеседника на другого. Потом пожала плечами, взмахнула крыльями, приложила когтистый палец к ладони и медленно провела им по коже. Выступила кровь. Теннур сжала кулак, и кровь закапала на землю.

– Весли клянется быть верна и честна с Мальчиком-Человеком Брекой и его страж Спертус. Весли клянется в этом вся своя кровь.

Спертус посмотрел на нее, затем его тело тоже вздрогнуло, словно чудище пожало плечами. Он сделал глубокий вдох, втягивая обратно черный туман, что висел в воздухе. Потом опустил голову в миску и стал есть кашу, перемешанную с кровью и слюной Орки. Ведь именно она его поймала и привязала к себе много лет назад. Раздалось громкое, продолжительное чавканье и причмокивание.

– Кажется, у него появился новый питомец для игр. Как будто Сперта не хватало, – сказала Орка, нахмурив брови.

– Этот злобный маленький ублюдок не питомец, – ответил Торкель. – Но Сперт хорошо справляется с работой. А этот теннур… теперь она будет навсегда привязана к Бреке. Если она выживет, то у нее перед нашим сыном долг крови. Думаю, теперь он в безопасности. К тому же везены живут долго и умеют быть хорошими друзьями. Разве это не повод расслабиться: теперь у Бреки будет теннур, которая присмотрит за ним, когда мы станем пищей для червей. – Торкель улыбнулся и погладил Орку по плечу.

– Вряд ли ты будешь так же улыбаться, когда проснешься и обнаружишь, что эта гадость вытащила все зубы из твоих десен.

Торкель моргнул и поднес руку ко рту.

– Думаешь, она осмелится?

Орка убрала кинжал в ножны и встала.

– То, о чем ты раньше говорил… Ну, по поводу того, чтобы сделать Бреке братца или сестру… – Она протянула руку Торкелю, и он улыбнулся. – Нам стоит поспешить. Твоя улыбка перестанет очаровывать меня, когда во рту останутся только красные десны, а все зубы окажутся в животе у Весли.

Торкель взял жену за руку, поднялся на ноги, и они вошли в дом.

Тут по всей ферме разнеслись звуки. Лошадиный храп, звяканье сбруи и ровный стук копыт.

– Брека, забери свою новую подругу в дом, – крикнула Орка, шагнув к стойке с оружием, и потянулась к копью. А потом вернулась на крыльцо и, стоя на верхней ступени, прислушивалась… пока Торкель также не вышел наружу. Он вернулся, сжимая в руках топор с длинной рукоятью: древко было высотой с самого Торкеля, а лезвие – резко стесанное и очень острое. Орка уставилась на него, и в голове ее тут же родился отзвук пронзительного крика, а потом она увидела силуэт воина среди языков пламени. Он размахивал длинным топором, с которого капала кровь. Орка почувствовала, как кожа покрывается испариной, а потом посмотрела на лицо Торкеля и увидела, что он стал похож на атакующую акулу – лицо его было слишком спокойным, а в глазах – смерть.

Торкель посмотрел на жену и ответил на незаданный вопрос:

– В наших землях появились похитители детей. Но они не отнимут у меня сына.

Орка лишь кивнула в ответ. Потом потрясла головой и запустила этим движением волну мускульной дрожи по всему телу, словно стряхивая воспоминания – так, как лошадь стряхивает со шкуры надоедливых мух.

Вместе с Торкелем они направились к воротам, а Брека тем временем подхватил теннура на руки и, взбежав по ступеням, скрылся в доме.

Перестук лошадиных копыт стал громче – к ферме приближался не один конь. Орка пошла к воротам, и Торкель зашагал рядом с ней – плечом к плечу. Затем послышался стук по дереву, словно кто-то колотил по воротам древком копья или рукояткой меча.

– Торкель, Орка, открывайте! – закричал кто-то.

Орка добралась до ворот первой. Она отодвинула засов и посмотрела в глазок, потом кивнула Торкелю. Вместе они уперлись плечами в массивную деревянную балку, блокирующую створки, и сняли ее с упоров. А потом распахнули ворота: петли громко заскрипели.

Трое всадников глядели на них сверху вниз: юный мужчина и две женщины, все трое воины. У мужчины в искусно сработанной кольчуге на бедре висел меч, а на кончике длинного носа раскачивалась прозрачная сопля. Две его спутницы были одеты в латы из вываренной кожи и сукно, на головах – войлочные шапки с меховой отделкой. Ладони их лежали на древках копий.

– Гудварр, – сказал Торкель и кивнул мужчине.

Орка видела, что в глаза мужа вернулся свет. Они оба знали, что эти трое точно не были похитителями детей. Они не смогли бы уложить Асгрима и Идрун.

– Что же привело троих воинов-дренгров к нашим воротам? – спросила Орка. – Вы проделали долгий путь сюда из Феллура.

Гудварр уставился на Орку с таким видом, словно только что съел что-то кислое. Ей почему-то очень хотелось, чтобы он наконец вытер сопли.

– Ярла Сигрун вернулась, – ответил Гудварр. – Она созвала Альтинг. Через шесть дней, на Скале Клятв посреди фьорда.

– И ты проделал весь этот путь, чтобы сказать нам об этом? – спросила Орка.

– Именно. Серьезные дела требуют, чтобы их обсудили все. Ярла Сигрун хочет, чтобы каждый, живущий в ее владениях, прибыл на Альтинг и услышал, что она скажет.

– А что, если мы не хотим слушать, что она скажет? – прорычала Орка.

Гудварр растерянно моргнул, как будто эта мысль казалась ему невозможной.

– Тогда вам стоит присмотреть другое место для жизни, – произнесла одна из воительниц-дренгров, высокая, жилистая женщина с каштановыми волосами, заплетенными в косу. Лицо ее состояло будто из одних резких выступов и углов.

– Если вы выбираете жизнь под покровительством ярлы Сигрун в ее землях, то вы будете на Альтинге.

– Хорошо сказано, Арильд, – хмыкнул Гудварр.

– Благодарим вас, – сказал Торкель. – Вас ждут еда и питье, а также отдых для ваших лошадей. Должно быть, ваш путь был долог и тяжек, – он взмахнул рукой, указывая на двор и дом.

– Нет, – ответил Гудварр, покачав головой. – Нам нужно объехать еще три фермы, а потом мы вернемся в Феллур.

Он натянул поводья, и лошадь направилась прочь. В это мгновенье Гудварр обернулся и добавил:

– Через шесть дней, на Скале Клятв.

Затем всадники поскакали через поляну, направляясь к узкой тропинке между деревьев.

Торкель и Орка закрыли ворота и заперли их.

– Я не хочу идти на этот Альтинг, – сказала Орка. – Не хочу слушать, как Сигрун рассказывает о королеве Хелке, о ярлах и королях и об их мелких дрязгах.

– Я тоже, – сказал Торкель. Он подергивал себя за бороду с отрешенным видом. – Но мы ведь не хотим привлечь лишнее внимание, оставаясь в стороне. Это будет замечено. Даже если всем будет наплевать, то Гудварру – нет.

– Он засранец, – прорычала Орка.

– Он самый, – согласился Торкель. – Засранец, который будет трепаться и шлепать губами по нашу душу. Я предлагаю отправиться на этот Альтинг, не высовываться и слова лишнего не говорить, а потом тихо убраться домой. – Он пожал плечами. – Голос в моей голове утверждает, что мы должны услышать новости от Сигрун. Если Хелка положила глаз на Феллур и эти холмы…

Они переглянулись, а Брека высунул голову из дверей, держа на руках теннура.

– Тогда мы отправимся на Альтинг к Сигрун, – сказала Орка, медленно выдохнула и кивнула, почувствовав, как в животе зашевелился червячок страха. Она уже однажды видела в глазах у Торкеля такое же выражение, как сейчас, и оно не предвещало ничего хорошего.

Глава 9. Эльвар

Эльвар проснулась, дрожа от холода. Разлепила веки и поморщилась от мерцания приглушенного света. Спина болела: камни на пляже отлично чувствовались сквозь плащ и кольчугу. Первым звуком, что она услышала, был ровный шум набегающих на гальку и откатывающихся прочь волн. Над ее головой подрагивал тент, растянутый на древках копий, тяжелый от вчерашнего снегопада. Лютые Ратники использовали запасной парус для защиты от непогоды. Эльвар перекатилась и выползла из-под него.

Позади нее вставало солнце, словно расплавленной бронзой заливая холмы и горы, возвышающиеся над островом, а на западе, над морем, на волнах которого поднимался и скрипел пришвартованный «Ярл Волн», небо было бледно-голубым, и ветер с залива холодил и словно царапал кожу осколками льда. Море вяло вздымалось, на поверхности кружились и сталкивались куски толстого льда, освобожденные весенней оттепелью, что пришла на Морозные Острова далеко на севере. Вдали виднелись силуэты других островов, похожие на горбатые спины погрузившихся в воду гигантов. Белопенные волны омывали берег.

Ненавижу север. Эльвар встала и потянулась: плащ из тюленьей кожи, который она использовала в качестве одеяла, распахнулся, и она передернула плечами, распределяя вес кольчуги. Их отряд все еще оставался на берегу Искальта, и, хотя жители деревни были повержены и находились под охраной, Эльвар безопаснее чувствовала себя под защитой доспеха, пока они не отплыли отсюда.

Под навесом по-прежнему спали другие воины. Наружу торчали длинные сапоги Бьорра, над которыми другие любили посмеяться. Дальше по пляжу она увидела Гренда, который сидел у костра и раскладывал кашу из железного котелка в деревянные миски. Он тоже заметил Эльвар, встал и зашагал к ней, хрустя галькой под подошвами сапог.

– Снег прошел, – сказал он, протягивая Эльвар кашу. Она обхватила миску ладонями. Теперь приятное тепло просачивалось сквозь ее вязаные варежки.

– Ты должен был разбудить меня на последнюю вахту, – сказала она, нахмурившись. После схватки с троллем, тяжелого подъема в горы и возвращения на берег ее тело было благодарно Гренду за доброту, но она добилась своего положения среди Лютых Ратников не за счет уклонения от обязанностей. Она была из тех, кто всегда делает больше, чем нужно, и именно этим заслужила свое место в первом ряду стены щитов.

«Доброта делает тебя мягкой», – прозвучал в голове шепот отца.

Она подула на кашу и положила немного в рот, наслаждаясь теплом.

– Я не мог уснуть, – пожал Гренд плечами. Однако черные круги вокруг глаз выдавали в нем лжеца. Он был уже немолодым воином, зимы тяжелым грузом ложились ему на плечи, хотя, скорее всего, Гренд все еще мог повалить и с размаху усадить на задницу любого из Лютых Ратников, даже Сигхвата. Эльвар видела, как он это делал, когда воины собирались вокруг костра, медовуха текла рекой и Лютые похвалялись доблестью, бросая друг в друга вызовы, словно копья. Гренд никогда не хвастался и не вызывал никого первым. В том не было нужды. Достаточно было просто посмотреть ему в глаза.

Раздался грохот, похожий на далекий гром, но Эльвар почувствовала, как дрожь поднимается вверх от подошв сапог, как вибрируют ее кости, как камни на пляже сдвигаются, словно песок в пальцах. Вдалеке вздымались склоны Огненной горы, колыхались ветви деревьев, роняя на землю пласты снега, и ярко вспыхивали красные прожилки расплавленного огня. Эльвар почувствовала прилив страха, мир словно замер, все на пляже остановились и уставились на гору.

А потом мир вернулся в нормальное состояние, грохот утих, словно далекая буря.

– Лик-Рифа бьется в своих цепях, – пробормотал Гренд.

– Богиня-драконица давно мертва, если она вообще когда-нибудь жила, – ответила Эльвар. Гренд посмотрел на нее так, словно она была тронута луной.

– Все знают, что она не умерла в день Гурдфаллы вместе с другими богами, – проворчал Гренд. – Ее коварно заперли в темнице под корнями Оскутреда, Ясеневого дерева, и поэтому она не могла встать плечом к плечу со своим отцом, Снакой.

Эльвар пожала плечами.

– И что драконица могла найти для пропитания на протяжении почти трехсот лет в темнице из камня, корней и почвы? – Эльвар фыркнула. – Если она и жила когда-то, то уже наверняка умерла от голода.

– Она рвет на клочки души воинов, когда они проходят через ее палату по дороге душ, – сказал Гренд, – все это знают. Вот почему мы должны умереть с оружием в руках, чтобы сразиться с ней, проходя через Вергельмир, ее темницу. Это последнее испытание воинов.

– Сказка фейри, чтобы заставить детей вести себя хорошо, – ухмыльнулась Эльвар, вспомнив, как отец рассказывал ей и братьям истории о Лик-Рифе и о том, как она съедает детей, которые ночью уходят из дома.

– Тогда как ты это объяснишь? – сказал Гренд, кивнув на гору с красными прожилками. – Разве ты не почувствовала, как движется земля?

– Если я не знаю причины того или иного явления, это не значит, что это сделала богиня-драконица, – ответила Эльвар.

– Вот почему у тебя нет друзей, – хмыкнул Гренд и покачал головой.

– Ха, – ответила Эльвар и вернулась к своей каше.

Отправляя в рот ложку за ложкой, она осматривала пляж и видела, как Лютые Ратники выходят из деревенских хижин. Многие катили бочки с маринованной рыбой и соленым акульим мясом вниз к пирсу и дальше, к «Ярлу Волн». Двое мужчин тащили перетянутый веревками сверток с моржовыми клыками. Другие несли на плечах свернутые шкуры медведей, оленей и песцов. Два воина гнали по пляжу к пирсу полдюжины блеющих коз. Появился Агнар в неизменном черном плаще из медвежьей шкуры, за ним Сайват, он вел, позвякивая цепями, гундур-трэлла и нового пленника, Берака, за ними следовала дюжина Лютых Ратников. Затем на берег спустились еще воины, сопровождавшие жену и ребенка Берака.

Агнар увидел Эльвар и изменил курс, направившись к ней, а Сайват поднес рог к губам и затрубил: звук громким и тоскливым эхом разнесся над берегом. Все, кто еще цеплялся за сон под запасным парусом «Ярла Волн», проснулись, выползли на галечник и ворчали от холода. Копья убрали, а парус свернули. Эльвар увидела, как Бьорр поднялся на ноги, у него были мутные со сна глаза, а черные волосы спутаны. Увидев ее, он наклонил голову и улыбнулся.

– Он мне не нравится, – прорычал Гренд.

– Тебе не нравится никто, кому нравлюсь я, – ответила Эльвар. Гренд пожал плечами, не пытаясь оспорить ее слова.

Агнар остановился перед Эльвар и Грендом. Он потянулся во внутренний карман плаща, вытащил что-то и протянул на раскрытой ладони. Это оказался один из клыков тролля, длинный, как нож, с отверстием на одном конце и продетым в него кожаным шнурком. Он поднял зуб над головой Эльвар и надел ей на шею.

– Ты хорошо поработала, – сказал Агнар и пошел дальше. Сайват последовал за ним. Гундур-трэлл шел, склонив голову и ссутулив плечи. Берак, новый пленник, смотрел на жену и ребенка, которых вели к пирсу. Железные кольца на шее и запястьях уже натерли ему кожу.

Эльвар улыбнулась Гренду, чувствуя, как грудь раздувается от гордости, когда она подняла клык к лицу и стала его рассматривать. Зуб тролля стоил больше, чем равный вес в золоте, и Эльвар волновалась. В ее груди пылал огонь: от чести, которую оказал ей Агнар, от боевой славы, которую она заслужила. Лютые Ратники вокруг нее смотрели с уважением и кивали. Каждый из них носил какой-нибудь трофей, полученный за убийство, кость или зуб, клык, гвоздь – все это дарил им Агнар, когда считал, что бойцы заслужили награду.

Чуть больше трех лет я плаваю с Лютой Ратью и возвысилась за это время, как никто иной.

– Ты нанесла решающий удар, – сказал Гренд, легкая улыбка коснулась уголков его рта, где-то в глубине седой бороды блеснули зубы. – Это справедливо.

Эльвар отдала Гренду пустую миску и пошла к импровизированному шатру, где уже был свернут парус, чтобы взять свой щит и копье. Гренд прошел мимо нее, сел на корточки на песок, где пенились волны, и стал мыть миски. На конце пирса виднелись воины: они поднимались на борт «Ярла Волн», загружая на судно бочки и шкуры. Эльвар увидела пленных, женщину и ребенка; они сидели и ждали своей очереди на краю причала, мальчик свесил ноги и болтал ими над покрывающей гальку пеной.

Бьорр подошел к ним с двумя мисками дымящейся каши и предложил их женщине и ребенку. Женщина с опаской взяла одну и что-то сказала сыну. Бьорр присел и протянул мальчишке его порцию.

Потом Агнар начал выкрикивать приказы, и вокруг него закрутился вихрь срочных дел, с которыми надо было успеть справиться до отплытия. Воины быстро поднимались на борт «Ярла Волн», шагали с досок пирса через леер и попадали на палубу корабля. Эльвар прошла с пляжа на пирс, мимо стойки, где со шкуры зарезанного тролля счищали жир. Рядом высился мешок со скелетом тролля, хорошо вываренным так, чтобы на костях не осталось ни клочка плоти. Там же стояли бочки, наполненные ценными частями туши, а еще кожа в рулонах, зубы в глиняном кувшине, яички в рассоле, сердце и печень в бочонке, крепко набитом льдом. И ногти с пальцев ног, чтобы измельчить их в порошок. За все это можно было выручить хорошие деньги.

Эльвар легко перепрыгнула с пирса на палубу, обошла коз, которых как раз отгоняли на корму и заводили под навес из запасного паруса. Она прислонила копье к стойке на середине корабля, поменяла его на весло, а затем направилась к своему сундуку. Возле изогнутого борта, на самом носу драккара, свернувшись калачиком, спала Крака, Порченая тир.

Эльвар добралась до сундука, вставила щит в стойку, закрепленную у леера, стянула рукавицы, расстегнула пояс с оружием, обернула его вокруг меча, топора и кинжала, затем открыла сундук и положила их внутрь. Сняла другой пояс, на котором висели мешочек с растопкой для костра и мешочек с лекарствами – этот пояс к тому же помогал распределить вес доспеха, – и тоже сложила его в сундук. Нагнувшись, она выпуталась из клепаной кольчуги, как змея из кожи, и завернула ее в овчину. Затем закрыла крышку, притянула к ней плащ из тюленьей кожи с железной застежкой и снова натянула рукавицы.

Все вокруг нее делали то же самое: воины упаковывали провизию для хранения, загружали вещи в сундуки, убирали оружие и броню. Сайват стоял на корме, привязывая двух трэллов в ошейниках к железными кольцам и штырям, прикрепленным к лееру. Женщину и ребенка затолкали под тент, чтобы они сидели там вместе с козами.

Что-то вдруг привлекло внимание Эльвар в воде у правого борта драккара. Там двигались глыбы льда, и одна из них вздыбилась над волнами, будто противясь отливу. Раздался всплеск, по воде пошли рябь и круги белой пены.

– ОСТОРОЖНО, В МОРЕ! – крикнула Эльвар.

На мгновение воцарилась тишина: все головы повернулись к ней, когда Эльвар соскочила со своего морского сундука и побежала за копьем. Затем раздался взрыв: в воздух взлетел лед и брызги, и из воды вырвалась нечто – змеевидное тело, чешуйчатая голова размером с одну из хижин на берегу, пасть с несколькими рядами острых зубов, за ними – мягкий язык глубокого кроваво-красного цвета.

– МОРСКОЙ ЗМЕЙ! – закричал Агнар в тот самый момент, когда зубастая голова ударила в тент, под которым блеяли козы. Брызнула кровь, раздались крики – челюсти сжались, и голова взметнулась вверх. Из пасти торчали обрывки окровавленного паруса и половина разорванной козы. Другие животные успели отпрыгнуть, а пленные женщина и мальчик бросились в разные стороны.

В змея полетели копья, некоторые пронзили его серо-зеленую шкуру, и по узкому изогнутому телу потекла темная кровь. Голова змея высоко взметнулась, челюсти распахнулись, и он проглотил половину козы, а затем его голова и часть тела с размаху хлестнули по палубе, и леер треснул. Корабль дико раскачивался, люди вопили. Сайват рванулся вперед и взмахнул ручным топором, который с хрустом вонзился в тело змея, чуть ниже основания черепа. Змей зашипел, врезался в Сайвата и сбил его с ног, а затем метнулся в другую сторону и налетел на пленного мальчика, который пытался добраться по качающейся палубе до матери. Ребенка подбросило в воздух, и он перелетел через борт корабля в море.

Берак берсеркер зарычал и прыгнул вслед за сыном, но цепи на шее и запястье остановили его, отбросив назад. Он бился и кричал, но оковы держали крепко.

Не задумываясь, Эльвар вскочила на борт, высматривая на воде хоть какие-то признаки ребенка. В волнах виднелась тень тонущей фигуры. Эльвар отбросила копье, глубоко вдохнула и прыгнула в море.

Последнее, что она услышала, – голос Гренда, который кричал ее имя.

Вода оказалась ледяной, настолько холодной, что сдавила грудь, будто тисками. Внизу, под собой, Эльвар увидела ребенка: он смотрел вверх выпученными глазами и протягивал к ней руки. Тогда она заработала ногами, погружаясь в толщу воды. Скоро кончики их пальцев соприкоснулись, Эльвар еще раз резко распрямила колено, схватила мальчика за запястье, развернулась и рванулась к поверхности. Тело змея было совсем рядом, толстое, как дерево, уходящее стволом в водяную муть. Потом Эльвар вынырнула, жадно втянула холодный воздух, и тут монстр отпрянул от палубы «Ярла Волн» и рухнул обратно в воду – поднятая им волна отбросила ее и ребенка прочь от корабля.

С палубы корабля кто-то спрыгнул: раздался всплеск, Гренд рухнул в воду и мощными гребками поплыл к Эльвар.

Мальчик держал голову над волнами, кричал, звал то ли мать, то ли отца – Эльвар не сумела разобрать – и барахтался в воде, как пронзенный копьем тюлень.

Змей услышал крики, его голова повернулась, и черные глаза уставились на людей в воде. По всему его телу пробежала волной дрожь, и чудовище, набирая скорость, направилось к добыче: морда рассекала воду, словно нос драккара, а волны, остающиеся позади, раскачивали Гренда, вздымаясь высоко вверх. Он зарычал от натуги, поплыл быстрее, но Эльвар знала, что он не успеет добраться до нее раньше змея. Гренд и сам это понял, изменил курс, повернул в сторону морской твари, врезался в ее тело и, вытащив из-за пояса нож, стал яростно наносить удары. Море окрасилось в красный цвет, но змей не обратил на это внимания.

Эльвар потянулась за оружием, но рука ее схватила пустоту, а через мгновение она вспомнила, что уже упаковала пояс с оружием в морской сундук.

Я умру.

Страх охватил ее, змеиные челюсти раскрылись, с ядовитых зубов капала вода.

Эльвар стиснула зубы, прокляла атакующую тварь и втянула воздух, готовясь нырнуть в волны, ведомая глупой надеждой избежать змеиных челюстей.

Вдруг по телу существа пробежала рябь, и над волнами пронесся новый звук – пронзительный похоронный плач. Змей повернул голову, поднимаясь из воды, оглянулся на корабль, и его движение замедлилось.

На борту виднелась фигура женщины. Женщина пела. Голова змея зависла над водой, его тело успокоилось и перестало двигаться совсем, теперь оно просто дрейфовало по морским волнам. Затем везен издал прерывистое шипение и нырнул под воду. Чешуйчатая петля поднялась над поверхностью, а затем опустилась, размашисто ударил хвост, из-под него брызнула вода, и через несколько мгновений море стало спокойным, как будто змея никогда и не было.

Гренд доплыл до Эльвар, обхватил ее и потащил к кораблю. За ними спустили канат, воины протянули руки, вытаскивая их на палубу, где Эльвар упала, барахтаясь, словно рыба, задыхаясь и дрожа.

Мать мальчика прекратила петь и бросилась к сыну, вырвала его из рук Эльвар, крепко обняла, а он всхлипывал в ее объятиях.

– Дура, – пробормотал Гренд, переваливаясь через борт и падая рядом с Эльвар. Потом он с усилием сел и посмотрел на нее. – Ты ранена?

– Нет, – сказала она. – Хотя я не чувствую пальцев на ногах.

– Надеюсь, это рыбы отгрызли их и преподали тебе урок. Дура.

– Ты же прыгнул за мной. Что это значит? – ответила Эльвар, ухмыляясь.

– Что я еще больший дурак, – пробормотал Гренд.

Чья-то рука мягко коснулась щеки Эльвар: это была мать мальчика.

– Спасибо, – выдохнула она.

Эльвар кивнула, рассматривая глаза женщины. Бледные, серо-голубые, как море в безветренный день. Волосы у нее были светлые, лицо белое; под туникой и плащом, плотно облегающим шею, виднелись голубые татуировки.

– Что ты бросила в озеро лавы? – спросила Эльвар низким, еле слышным голосом.

Женщина моргнула, ее губы вытянулись в жесткую линию, и она уставилась на Эльвар.