Текст книги "Капитан"

– Вы усердно служили богам, – усмехнулся Аброгастес.

– Да, господин?

– Так присоединитесь к ним!

– Господин! – вскричала Гута.

По знаку Аброгастеса воины-дризриаки выхватили ножи, окружили жриц и стали ставить их на колени, грубо дергая за волосы и закалывая, как свиней. Женщины завизжали. Посланники и купцы отшатнулись.

– Оставьте этих двоих, – указал Аброгастес на молодых прислужниц.

Через минуту вопли стихли, тела распластались в грязи под ударами окровавленных ножей. В живых остались только Гута и прислужницы. Гута стояла на коленях перед помостом. Воин намотал ее волосы на руку, а она в ужасе уставилась на Аброгастеса, повелителя дризриаков.

– Боги алеманнов и дризриаков – это не боги тимбри, – отрезал Аброгастес.

– Сжальтесь, господин! – закричала Гута. Аброгастес поднял руку.

– Нет, нет, господин! – рыдала Гута.

Аброгастес знаком приказал воину отпустить ее. Жрица дико огляделась.

– Мое боги – лживые боги! – вскричала она. Обе прислужницы, одна на коленях, другая на четвереньках, переглянулись.

– Это лживые боги! – вопила Гута.

– Так почему же ты служила им? – спросил Аброгастес.

– Мне хотелось власти!

– Женщина не имеет права властвовать, – заметил Аброгастес.

– Да, господин, простите меня!

– Когда женщинам достается власть, они позорят ее, – сказал Аброгастес.

– Да, господин!

– Поэтому им нельзя обладать властью.

– Да, господин!

– Как на ткани появился знак дризриаков? – спросил Аброгастес.

– Это было сделано с помощью пятен реактивами, – плача, объяснила Гута. – Кровь взаимодействовала с реактивами, пропитывающими ткань, и пятна выступали на ней.

– И ты приготовила ткань с разными знаками, – заключил Аброгастес.

– Да, господин.

– А что же с предсказаниями, пророчествами и всем прочим?

– Все это ложь, господин, – созналась Гута. – Все зависит от желания, рассуждений, вопросов и надежд тех, кто этим занимается, от вопросов того, кто предсказывает, от его сообразительности, внимания и тому подобных качеств.

– Значит, все это ложь? – заключил Аброгастес.

– Да, господин. Это и все то, что говорят ясновидящие, шарлатаны, гадалки и прочий сброд во всех галактиках.

Аброгастес сделал вид, что хочет вновь поднять руку.

– Нет-нет, господин! – закричала Гута и сжала ворот платья.

Аброгастес пристально взглянул на нее. Гута быстро разорвала платье и спустила его по плечам. Обе прислужницы от изумления раскрыли рты.

Неотрывно глядя на Аброгастеса, Гута разорвала платье до подола и уронила его на землю.

– Нет! – закричали прислужницы.

– Разденьтесь, глупые, если вы хотите жить! – крикнула им Гута. – Игра окончена!

Это мужчины.

– Игра? – ошеломленно переспросили девушки.

– Да, – усмехнулась Гута.

– Но… как же боги?

– Все это ложь!

– Мы должны умереть за нашу веру…

– И вера – ложь! Детская выдумка! Прислужницы зарыдали.

– Можете умереть, если хотите, – заключила Гута.

– Но этого не может быть!

– Может, – отрезал а Гута» и обе прислужницы застыли, парализованные страхом и отчаянием.

– Покажите свои тела. Они созданы для мужчин, разденьтесь!

Первая прислужница дрожащими пальцами расстегнула одежду и неловко высвободилась из нее.

– Смотри! – крикнула Гута. – Вот кто ты – женщина! Понятно?

Вторая прислужница яростно рвала одежду, высвобождаясь из нее.

– Да, да! – подгоняла ее Гута. – На колени! Отлично! Видите? Вы не мужчины, вы совсем не такие, как мужчины! Вы женщины, поймите это! Поймите и порадуйтесь! Вас должны ценить, мужчины дорого заплатят за вас!

Прислужницы обменялись перепуганными взглядами. И вдруг одна из них издала тонкий, протяжный вопль отчаяния, совершенного облегчения и радости.

– Все кончено! – стонала она. – Все кончено!

– Да! – радостно подхватила другая.

– Уведите этих рабынь, – приказал Аброгастес.

Обе девушки охотно подняли руки, позволяя связать себе запястья так, что оставался свободным длинный конец веревки. Их вывели из шатра.

Гута по-прежнему стояла на коленях в ворохе разорванной одежды и смотрела на Аброгастеса.

– А ты? – спросил он.

– Я прошу милости, господин.

– Убейте ее! – закричала толпа.

– Пусть подохнет в муках!

– Убейте!

– Прошу вас, не надо, господин! – проникновенно произнесла Гута.

– Так что нам с ней делать? – обратился Аброгастес к толпе.

– Прирезать! – закричали мужчины.

– Прошу, поглядите на меня как на женщину!

– Разве такая просьба не удивительна из женских уст? – спросил Аброгастес.

– Только не от такой женщины, как эта! – крикнули в толпе.

– Прошу вас, господин, – умоляла Гута.

– А ты неплохо выглядишь, – заметил он.

– Да-да, я смогу угодить!

– Я бы перерезал тебе горло, как только насмотрелся бы на тебя, – зло сказал он.

– О, нет, не надо, господин!

– Но твое тело выглядит аппетитно.

– Да, позвольте угодить вам, господин!

– А ведь без одежды ты недурна собой, – с удивлением продолжал прозревать Аброгастес.

– Спасибо, господин.

– Интересно, сколько бы за тебя дали на торгах? – размышлял Аброгастес.

– Прошу вас, не говорите обо мне так, – зарыдала Гута.

– Возможно, твоей красоты хватит, чтобы купить твою жизнь, – решил Аброгастес.

– Да, да!

– Или хватит только на время.

– Вы так великодушны, господин! – с радостью закричала она.

– Да, выкупить ненадолго твою жизнь, – продолжал он, – но не свободу.

– Господин! – вскрикнула она. – Нет, не надо!

– Если хочешь, ты можешь объявить себя рабыней, – предложил Аброгастес.

– Но тогда я стану всего лишь тварью, как свинья или собака!

– Нет, еще ниже, – возразил Аброгастес.

– О, не надо, господин!

Аброгастес подал знак, и воин за спиной Гуты схватил ее за волосы и оттянул голову назад. Холодное лезвие ножа приблизилось к ее горлу.

– Нет! Нет! – завопила Гута, отчаянно вырываясь.

По знаку Аброгастеса воин отпустил ее и отошел.

– Я объявляю себя рабыней, – отчетлив произнесла Гута. – Я – рабыня.

Ропот удовлетворения прокатился по толпе ибо мужчины уже утратили всякое уважение бывшей жрице тимбри и относились к ней, как к любой рабыне.

– Теперь на тебя может претендовать любой, – сказал Аброгастес. – Я беру тебя.

– Да, господин.

– Чья ты рабыня?

– Ваша, господин.

– Пусть твое имя будет «Гута». Принесите ошейник для этой рабыни, – приказал Аброгастес, – и потяжелее.

Принесли ошейник и надели на рабыню. Он был тяжелым, из железной полосы в полдюйма толщиной и два с половиной дюйма высотой. Ошейник крепко охватывал шею и запирался на замок сзади.

Гута поморщилась.

– Ползи к моему сыну, Ортогу, – сказал Аброгастес, – и целуй ему ноги.

Гута повиновалась, со страхом поглядывая на Ортога, но тот будто не замечал ее.

– Как тебе нравится моя новая рабыня? – спросил Аброгастес.

Ортог пренебрежительно взглянул на Гуту и отвернулся.

– На торгах можно найти и получше, – сказал он.

– Сюда, – щелкнул пальцами Аброгастес, – ложись здесь, рядом с моим троном, на помост.

Гута подползла на коленях и сжалась справа от Аброгастеса.

– Посмотри на меня, – приказал он. – Когда у женщин есть власть, они опозорены.

– Да, господин.

– Значит, у них не должно быть власти.

– Да, господин.

– А у тебя сейчас есть власть?

– Нет, господин.

– Ты совершенно бесправна?

– Да, – тихо сказала Гута и поправилась: – Да, господин.

Аброгастес вновь обратился к оруженосцу, стоящему сбоку.

Никем не замечаемая, обнаженная Гута в ошейнике, лежащая справа от трона Аброгастеса, обменялась взглядами с Геруной, которая в своих королевских одеждах сидела на стуле, выпрямив спину. В глазах Геруны промелькнула странная смесь чувств – ненависти, презрения, жалости и многих других, среди которых мощно нарастало одно, которое Геруне не удавалось подавить – неприязнь. Но Гута быстро отвела глаза, вероятно, не заметив этой неприязни и боясь встретиться взглядом со свободной женщиной. За такое рабынь наказывали. Гута сама была подавленной, пристыженной и испуганной. Но она осознавала, что сейчас в ней вырастает долго и безуспешно подавляемая радость – невероятная радость и облегчение, которое, как это ни парадоксально, можно испытать лишь при полном освобождении. Ей казалось, что каждая клетка ее тела возвращается к жизни. Если бы она не была так напугана, она бы заплакала от бессилия. Но Гута слишком хорошо ощущала тяжесть ошейника на своей шее. Его надели, и теперь она не могла бы снять ошейник, подобно любой другой рабыне. Она шевельнулась, но тут же застыла, испугавшись, что кто-нибудь заметит ее движение. Ей было необязательно надевать такой громоздкий, неудобный ошейник – вполне хватило бы легкого. Но Гута знала, что такие вопросы решать не ей.

Она приподняла голову и тут же смутилась, задрожав под чьим-то взглядом. Как он осмелился смотреть на нее! Неужели он считает ее рабыней! Ну конечно, ведь она и есть рабыня. Гута поняла, что теперь она станет бояться мужчин. Она знала, что принадлежит им и должна служить.

Внезапно она вспомнила, что ее, как рабыню, должны заклеймить. Вряд ли Аброгастес будет ставить клеймо своей рукой – это было бы слишком большой честью. Нет, скорее всего это сделает кто-нибудь из слуг Аброгастеса, умеющий обращаться с женщинами и железом – он заклеймит ее, как множество других рабынь. Она надеялась, что клеймо будет не слишком уродливым, и тем не менее это клеймо уже не смыть, его значение известно на множестве планет.-

Подняв голову, она заметила, что еще один мужчина наблюдает за ней, лежащей, как собака, у ног хозяина. На нее еще никогда так не смотрели!

Гута знала, что должна служить мужчинам безотказно, во всей полноте своей так тщательно скрываемой женственности – впредь ей запрещено быть холодной и равнодушной. Она должна научиться покорности и чувственности. Незачем добиваться, чтобы ее этому научила плеть. Еще один мужчина взглянул на нее. На ней еще нет клейма! Гута надеялась, что клеймо не слишком обезобразит ее, и уверяла себя в этом. Но ее заклеймят так, что ее положение станет понятно жителям тысяч галактик. Борясь с этими смешанными и возбуждающими чувствами, она лежала у ног хозяина.

К Аброгастесу подошел воин и что-то зашептал ему на ухо. Аброгастес нетерпеливо кивнул, и это не ускользнуло от внимания Юлиана. Затем Аброгастес обратился к оруженосцу:

– Так ты будешь служить мне?

– Нет, господин.

– На плаху, – отрезал Аброгастес.

– Ты отказываешь мне даже в достойной смерти, – заметил оруженосец.

– Да, – кивнул Аброгастес. Отшвырнув воинов, которые держали его, оруженосец сам встал на колени и положил голову на плаху.

Мастеровой взялся за тяжелое тесло.

– Стой, – сказал Аброгастес, и мастеровой опустил инструмент. – Ты бы вошел в шатры Крагона?

– Да, господин.

– Тогда ты должен умереть от оружия, – продолжал Аброгастес, – но при одном условии.

– Каком? – спросил оруженосец.

– Отрекись от своего повелителя.

– Никогда!

– Ты готов до скончания времен работать с крестьянами во мраке, лишь бы не предать господина? – удивился Аброгастес.

– Да, господин.

– Я помиловал тебя! – воскликнул Аброгастес. – Отпустите его, мне нужен такой оруженосец.

Оруженосца развязал и. Он встал, непонимающе оглядываясь, а потом подошел к Ортогу и опустился перед ним на колени.

– Я отрекаюсь от тебя, – сказал Ортог, по щекам которого текли слезы. – Ты больше не мой оруженосец.

– Господин! – воскликнул оруженосец. Поднявшись, он подошел к Аброгастесу и упал перед ним.

– Я твой слуга.

– Да, ты мой слуга, – ответил Аброгастес, и обернулся к Ортогу. – Как тебе удалось найти такого преданного человека?

– Он такой же, как все твои слуги.

– Тогда моему сыну следовало бы научиться у них верности, – заметил Аброгастес.

– Этому мог бы лучше научить отец, – крикнул из толпы Хендрикс.

– Нет, – Ортог повернулся к отцу, – я слишком похож на тебя, чтобы следовать за тобой.

– Ты предал дризриаков, – напомнил Аброгастес.

– Так зарождаются новые племена.

– Но с тобой все кончено, – возразил Аброгастес.

– Да, кончено, – согласился Ортог.

– Пора платить и выносить приговор.

– Я готов.

– Ты предал алеманнов и дризриаков, – провозгласил Аброгастес. Ортог промолчал. – Ты должен был сам участвовать в поединке или выбрать достойного бойца.

Ортог перевел взгляд на рабыню, лежащую у ног его отца, и отвернулся. Рабыня не осмелилась взглянуть на него.

– Он мог убить тебя? – спросил Аброгастес, указывая на Отто, позади которого держался Юлиан.

– Да, – раздраженно признался Ортог.

– Хотел бы я видеть, на что способен предатель, – усмехнулся Аброгастес. – Вольфанг! – позвал он, поднимаясь с трона.

– Да? – отозвался Отто.

– Ты будешь драться.

– А меня вызвали на бой? – осведомился Отто. Аброгастес кивнул. – Тогда я имею право принять или не принять вызов.

– Он не палач! – крикнул Юлиан.

– Лучше молчи, – посоветовал Отто, и Юлиан опустил голову.

– Пусть король ортунгов выберет оружие, – заявил Отто.

– Принц Дризриакский может выбрать оружие, – провозгласил Аброгастес.

– Развяжите меня, – попросил Ортог, которого связали слишком надежно. – Я выбираю топор.

– Ты можешь выбрать топор или другое, равное ему оружие, – обратился Аброгастес к Отто.

– Тогда вот мое оружие, – сказал Отто, выхватывая из рук изумленного мастерового окровавленное тесло и потрясая им.

– Это не оружие! – воскликнул Аброгастес.

– Я выбрал, – настаивал Отто, – и вызов принят!

– Господин, он имел право выбора, – заметил пощаженный писец.

Аброгастес сердито взглянул на него, и писец потупился, вполголоса добавив:

– Он прав, господин.

– Ты хитрый негодяй, вольфанг, – заметил Аброгастес, опускаясь на трон.

– Это оружие! – закричала толпа. – Те, кто убит теслом, уже пируют в шатрах Крагона!

Воины-дризриаки с воодушевлением кричали и потрясали оружием. Аброгастес хмуро оглядывал толпу.

– Кажется, будет верным, господин, – заметил Отто, – что если вы позволили вашему сыну умереть от оружия, ибо не знали, какое оружие я выберу, тогда вы должны разрешить и последователям своего сына погибнуть от такого же оружия.

– Да, господин! – возбужденно закричала толпа.

– А я выбрал тесло, – продолжал Отто. – Разве это не оружие?

Аброгастес угрюмо смотрел на Ортога.

– Вы еще любите меня, отец, – усмехнулся Ортог.

– Да, – с трудом выговорил Аброгастес, – это оружие.

Толпа радостно закричала. Ортогу принесли топор.

– Я благодарен тебе, вольфанг, – произнес Ортог.

– Это был спорный вопрос, – сердито возразил Аброгастес.

– Некоторые считают, господин, – вставил писец, – что только погибшие в бою достойны войти в шатры Крагона.

– А другие утверждают, – добавили из толпы, – что этого достойны только погибшие с оружием в руках.

– Да и вообще говорится, – поддержали сбоку, – что только воины попадут в страну богов.

– Но, наверное, им потребуются писцы, – пошутил писец.

В толпе засмеялись.

– А как же женщины? – вдруг спросила Геруна. – Разве для них нет места в шатрах богов?

– Конечно, есть – женщины там прислуживают! – закричал кто-то в толпе, и все рассмеялись.

– Но они не могут заслужить себе там место? – продолжала Геруна.

– Нет, – возразил кто-то, – выбранные туда женщины бесправны, как купленные на торгах рабыни – они годятся только на то, чтобы прислуживать.

– Понятно, – пробормотала Геруна.

– Вероятно, богам нет дела до вас, – произнес Аброгастес.

– А может, богов и вовсе нету? – горько сказал Ортог.

– Как ты считаешь, вольфанг? – спросил Аброгастес. – Есть боги или нет?

– Я не знаю, господин, – ответил Отто.

– А ты, рабыня Гута? – Аброгастес повернулся направо.

– Не знаю, господин, – испуганна отозвалась она. – Я всего лишь рабыня.

– Достойный ответ, – заметил Аброгастес, – только не смей прятаться.

– В этом вопросе многое туманно, – вставил писец.

– Последователи Флоона говорят, что они знают истину, – добавил кто-то.

Флооном звали смиренного странствующего учителя, мирное саламандроподобное существо с большой морской планеты, который проповедовал мир, любовь, ненасилие и уважение ко всякой религии. Он умер на электрическом стуле, или, точнее говоря, на раскаленной дыбе. В то время уже начали затеваться первые споры вокруг его учения.

– Они болваны, – возразил кто-то.

– Но их становится все больше, – добавил еще один воин.

– А мы давайте будем думать о солнце, камне и железе, кораблях, оружии и золоте! – воскликнул Аброгастес.

– Да! – с жаром отозвалась толпа. Аброгастес повернулся и оглядел Гуту:

– И о женском теле! – добавил он.

Гута испуганно сжалась. Геруна выглядела смущенной.

– Да! Да! – подхватили мужчины.

– Это – настоящая жизнь, – добавил Аброгастес и повернулся к Ортогу и Отто. – Начинайте бой!

– Когда это я с первого слова слушался тебя, отец? – усмехнулся Ортог и обратился к Отто: – Приветствую тебя, вольфанг, за оказанную мне честь и за уважение к моему народу, ортунгам, какими бы недостойными они ни были. – С этими словами он сильным ударом вогнал топор в дерево плахи. – Бей, я готов.

Но Отто тоже поднял тесло и еще более мощным ударом всадил его в дерево по самую рукоятку. Толпа зашумела, потрясенная силой этого удара.

Хендрикс и Гундлихт радостно вскрикнули.

Ортог повернулся к Аброгастесу.

– Я прошу милости для ортунгов, отец, – сказал он. – Пощади их, я готов просить у тебя мира.

– Приди ко мне, сын, – проговорил Аброгастес, поднимаясь с места.

Со слезами на глазах Ортог бросился в раскрытые объятия отца и вдруг беспомощно рухнул с высоты помоста.

Гута завизжала.

Аброгастес налившимися кровью глазами смотрел на лежащего на земле сына. В его руке блестел окровавленный нож.

– Думаете, меня легко обмануть? – обратился Аброгастес к толпе.

– Брат! – крикнула Геруна, спрыгнула с помоста и опустилась на колени рядом с Ортогом.

– Он был твоим сыном! – с упреком сказал кто-то.

– У меня много сыновей, – усмехнулся Аброгастес.

– Он хотел примирения!

– Теперь мы помирились, – отрезал Аброгастес, вытирая нож о бедро и пряча его в ножны.

– Ты убил его ножом, – указал кто-то.

– Даже теперь Ортог попадет в шатры Крагона.

– Это к лучшему!

– Вероятно, когда-нибудь мы снова встретимся в шатрах Крагона, сын мой, – проговорил Аброгастес. – И тогда обсудим все не спеша.

– А потом поднимете кубки на веселом пиршестве! – крикнули из толпы.

– Так кто победит?

– Я буду победителем, – сказал Аброгастес.

– Кому в шатрах достанется слава героя?

– Мне, – заявил Аброгастес.

Геруна с плачем склонилась над телом Ортога.

– Так был наказан предатель, – провозгласил Аброгастес. – Унесите его!

– Давайте копья и плащ, делайте носилки, – зашумели в толпе.

– Развяжите этих двоих. – Аброгастес указал на Хендрикса и Гундлихта. – Унесите его в священную рощу.

– Да, господин, – отозвались они.

– Я хотел бы пойти перед ними со свечой, если позволите, господин, – сказал писец.

– Он уже не твой хозяин, – возразил Аброгастес. – Неужели ты так предан ему? Ну, тогда ступай.

– И я бы хотел пойти с ними, господин, – попросил оруженосец.

– Почему?

– Он был моим господином.

– Иди, – кивнул Аброгастес.

– Благодарю вас, господин, – кивнул оруженосец.

День заканчивался, в шатре стало сумеречно. Воины быстро привязали к двум копьям плащ, соорудив носилки и положив на них тело Ортога. Отто накрыл его свои плащом.

Гундлихт и Хендрикс подняли носилки на плечи и вынесли из шатра. Впереди них со свечой шел писец. Позади в нескольких шагах с обнаженным мечом – оруженосец.

Геруна осталась стоять на коленях перед помостом, сотрясаясь от рыданий.

Аброгастес, который сидел на троне во время приготовлений, вновь поднялся.

– Встань, – приказал он Гуте.

– Да, господин, – она вскрикнула, когда Аброгастес крепко стянул ей руки за спиной.

– Готовь катера, – приказал Аброгастес одному из приближенных, и тут его взгляд упал на Геруну.

– Мы еще не все закончили, – продолжал он. – Надо разделаться с предательницей Геруной.

Геруна испуганно подняла глаза.

– На плаху ее, – приказал Аброгастес.

– Но она твоя дочь! – возмутились в толпе.

– У меня много дочерей, – отмахнулся Аброгастес.

– Прошу вас, не надо, отец! – закричала Геруна.

Воины подтащили ее к плахе, поставили на колени и связали руки за спиной. Мастеровой вытащил из плахи глубоко вонзившиеся топор и тесло. Геруну за волосы уложили на плаху. Она сотрясалась всем телом. Мастеровой поднял тесло.

– Нет! – крикнул Юлиан. – Нет!

– Молчи, – приказал Отто, и Юлиан понурился, растерянный и смущенный.

– Это слишком легкая смерть для нее, господин, – громко сказал Отто. – Не правда ли, она быстрая и достойная?

– Как ты говоришь, вольфанг? – удивился Аброгастес, подавая знак мастеровому, чтобы тот опустил тесло.

Геруна не подняла голову с плахи – ее держали за косы. Она слегка повернулась и взглянула на Отто, а потом на отца.

– Она только женщина, – продолжал Отто. – Однажды она шла нагая, со связанными руками, по всем коридорам имперского корабля «Алария», и этим опозорила дризриаков.

– Да ну? – удивился Аброгастес.

– Ей должна быть назначена другая, более подходящая смерть.

– Что-нибудь более страшное и постыдное? – спросил Аброгастес. – Более подобающее предательнице?

– Да, – кивнул Отто.

– Разденьте ее и бросьте в грязь, – приказал Аброгастес.

– Не надо, отец! – вскричала Геруна, но воины уже выполнили его приказ.

Геруна оказалась нагой в грязи, со связанными за спиной руками.

– Предательница! – бросил ей Аброгастес.

– Простите меня! – плакала Геруна.

– Предательство не прощают.

– Пощадите!

– Для предателей нет пощады.

– Меня нельзя так унижать, – крикнула Геруна. – Я принцесса!

– Лежи в грязи, вероломная принцесса, нагая и связанная, как рабыня, – усмехнулся Аброгастес.

– Нет! Нет!

– А когда я произнесу эти слова, – добавил он, – ты уже не будешь принцессой.

– Нет, отец! – рыдала Геруна.

– Ты больше не принцесса! – провозгласил Аброгастес, и Геруна сжалась. – Что ты думаешь, Гута? – обратился он к рабыне.

– Я только рабыня, господин.

– Не забывай об этом, – наставительно произнес Аброгастес.

– Я ваша дочь! – крикнула Геруна.

– Еще одно мое слово, – сказал Аброгастес, – и ты перестанешь быть ею!

– Нет! Нет!

– Ты больше мне не дочь!

Геруна вздрогнула, опозоренная и отвергнутая. Толпа одобрительно закричала.

– Не унижайте меня! – взмолилась она. – Если уж я больше вам не дочь и не принцесса, то отнеситесь ко мне с уважением, как к свободной женщине!

– Приготовься, – угрожающе сказал Аброгастес.

– Прошу вас, не надо, отец!

– Я произнесу эти слова, и ты больше не будешь свободной.

– Нет!

– Ты – рабыня! – громовым голосом заявил Аброгастес.

Геруна дико вздрогнула, лежа в грязи. Дризриаки веселились.

Действительно, наказание как нельзя лучше подходило для вероломной принцессы.

– Теперь ее может взять любой! – объявил Аброгастес. Мужчины отодвинулись, с презрением глядя на рабыню. – Кто хочет ее?

Мужчины только пренебрежительно смотрели на Геруну.

– Никто не хочет?

Все молчали.

– У нее хорошее тело, – заметил Аброгастес. – Думаю, за нее немало дадут на торгах.

Он говорил правду – рабыня была действительно красива, но никто не желал взять ее.

– Разве она не исправится под ударами плети? – Аброгастес искоса взглянул на Гуту, и та потупилась.

Мужчины расхохотались.

– Господин, нам она не нравится! – крикнул кто-то.

– На плаху ее! Под тесло!

– Отправьте ее на плаху! – бушевала толпа.

У входа в шатер, позади дризриаков, купцов и рабынь, появился воин и подал знак Аброгастесу. Тот поднял руку, призывая к молчанию.

– У нас мало времени, – сказал он. – Нам пора.

Юлиан и Отто переглянулись.

Купцы, посланники, оружейники, ремесленники и все прочие из свиты Ортога задрожали. Аброгастес взглянул на них.

– Ступайте своей дорогой, – сказал он.

– Спасибо, господин! – вразнобой закричали они и поспешили покинуть шатер.

– Подайте сигнал для возвращения катеров, – приказал Аброгастес.

Воин быстро вышел.

– Уведите эту рабыню на мой катер и не забудьте как следует привязать ее, – сказал Аброгастес, указывая на Гуту.

Воин схватил Гуту за плечо и грубо потащил за ошейник из шатра.

– Вольфанг, мы скоро придем за данью, – сообщил Аброгастес.

– Вы не получите ее, господин, – невозмутимо ответил Отто.

– Еще увидим, – усмехнулся Аброгастес.

– Убейте его, пока можно! – закричали воины.

– Он не может, – объяснил Отто. – Я прибыл на поединок и выиграл его.

– Я не стану держать тебя, – подтвердил Аброгастес, и Отто кивнул. – Но впредь берегись, вольфанг!

– Вы тоже берегитесь, господин.

– Он наглый, этот отунг! – закричали воины.

– Смотри, чтобы дань была готова, когда мы придем за ней, – напомнил Аброгастес.

– Не задерживайтесь, господин, – предупредил один из воинов. – Времени мало. Рубите рабыне голову.

– Отрубить ей голову! – взвыла толпа.

– Нет! – громко сказал Юлиан, выступая вперед. – Я возьму ее!

– Ты, раб? – удивился Аброгастес. – Рабам ничего не принадлежит.

– Я не раб, господин, – решительно заявил Юлиан.

Аброгастес взглянул на Отто.

– Он – свободный человек, – подтвердил тот.

– Я – гражданин Империи!

– Убить его! – крикнул один из воинов, выхватывая нож.

– Ты имеешь полномочия посланника? – спросил Аброгастес.

– Нет, господин, – ответил Юлиан.

– Что же ты делал здесь?

– Пас свиней.

Это смелое заявление Юлиана было встречено дружным смехом дризриаков.

– Самое подходящее занятие для людей из Империи – пасти для нас свиней! – крикнул кто-то, и вновь послышался смех.

– Ты грязный, босой и в лохмотьях, – брезгливо произнес Аброгастес.

Юлиан подошел к отчаявшейся Геруне и поднял ее голову, за подбородок. Ее глаза были переполнены ужасом.

– Ты хорошо сложена, – усмехнулся Юлиан.

– Пес! – с плачем ответила она.

– Ты хочешь умереть?

– Какая разница?

– Ты права, – кивнул Юлиан. – Ты всего лишь рабыня. Какая тебе разница?

Она изумленно уставилась на него.

– Ты права – никакой разницы нет, – повторил он.

Слезы вновь полились из ее глаз.

– Отведи эту сучку к плахе! – кричала толпа. Геруна в страхе огляделась.

– Ты хочешь умереть? – вновь спросил Юлиан.

– Нет!

– Говори как следует.

– Я не хочу умереть, – повторила она.

– Не слышу!

– Я не хочу умереть, господин, – поправилась она.

– Эта сучка быстро учится, – заметил кто-то.

– Все они такие, – отозвался другой. Юлиан отступил.

– На колени, – приказал он, и связанная рабыня встала на колени.

– Отлично! – причмокнул кто-то в толпе.

– Ты неплохо выглядишь, – заметил Юлиан.

– Спасибо, господин, – ответила рабыня, и толпа гулко захохотала.

– Сюда, – кратко приказал Юлиан, указывая на свои ноги.

– Ползи к его ногам, тварь, и целуй их! – подсказали из толпы.

Рабыня на коленях подползла к Юлиану и склонилась над его ступнями. Толпа вновь взорвалась хохотом. Рабыня выпрямилась и с трепетом взглянула на Юлиана.

– Я беру ее, – сказал он.

– Отдай ее, – закричала толпа Аброгастесу. – Пусть служит свинопасу!

– Она твоя, – кивнул Аброгастес.

– Спасибо, господин, – с достоинством поблагодарил Юлиан.

Рабыня оцепенела в грязи у его ног.

– Я думал, что знаю ее, – покачал головой Аброгастес. – Я думал, что ей потребуется строгий и непреклонный хозяин. Посмотрим, что сумеешь с ней сделать ты.

– Я буду строг, господин, – ответил Юлиан. Снаружи донесся переливчатый свист – знак того, что катера вернулись.

– Эй, ты, – обратился Юлиан к тому воину, который выхватил нож, узнав, что Юлиан из Империи, – дай мне свой нож!

Воин вопросительно взглянул на Аброгастеса.

Тот кивнул.

Юлиан взял нож и склонился над рабыней.

– Господин… – удивленно произнесла она.

– Тебя будут звать Геруной, – сказал Юлиан.

– Да, господин.

Юлиан схватил ее за косы.

– Что вы хотите делать, господин?

– У тебя длинные и красивые волосы, – задумчиво произнес он.

Волосы Геруны, белокурые и густые, были заплетены в две толстые косы, свисавшие до колен. Их еще ни разу не стригли.

– Рабыне не нужны такие длинные и красивые косы, – сказал Юлиан.

– Господин! – вскрикнула она, ибо Юлиан обрезал обе косы у самой головы рабыни.

Встав, он вернул нож воину. Геруна рыдала.

– Такие волосы, – объяснил Юлиан, – больше подходят принцессе, чем рабыне.

Геруна сжалась в комок.

– Теперь ты годишься для грязной работы, – заключил Юлиан.

– Да, господин, – всхлипнула она. Аброгастес сошел с помоста и махнул рукой мастеровому с теслом и двум воинам.

– Заберите плаху и тесло, – приказал он. Воины молча кивнули.

Свист послышался еще раз.

Аброгастес оглянулся, осмотрел помост, задержал взгляд на истоптанной, превратившейся в грязь земле, на кровавых лужах, смятом тростнике, отпечатках ног. Он вспомнил об отмщении, казнях и обращении в рабство. Он взглянул на усталого мастерового, руки и фартук которого были заляпаны кровью. Наконец, Аброгастес взглянул на то место, где упал Ортог, а потом на связанную рабыню.

– Славно, – усмехнулся он и вместе со своими людьми вышел из шатра.

Отто вышел за ними. Юлиан с трудом нагнал его – он нес на руках связанную рабыню.

– Она без сознания, – сказал Отто, увидев обвисшее тело.

– Да, – согласился Юлиан.

– Она доставит тебе немало удовольствий на ложе, – заметил Отто, разглядывая рабыню.

– Увидим, – кивнул Юлиан.

Катер Аброгастеса стоял неподалеку – всего в нескольких ярдах от шатра.

Фильхены беспокойно шныряли под ногами, птицы взмывали в воздух, как подхваченные вихрем листья, но вновь опускались на кучи трупов. Да и фильхены вскоре, навострив чуткие уши и вытаращив круглые блестящие глаза, тоже вернулись к еде. Юлиан смотрел на небо.

– Думаю, надо спрятаться, – сказал Отто, – пока мы не узнаем, кто еще прибывает сюда.

– В лесу? – спросил Юлиан.

– Да.

Они стояли неподалеку от катера Аброгастеса. Повелитель дризриаков взбирался по трапу, держась за поручни.

– А шатер, господин? – спросил у него кто-то из воинов.

– Сожгите его, – приказал Аброгастес.

– Мы нашли золотые цепи, – сказали двое воинов.

Вероятно, их разыскали на поляне, где происходил поединок.

– У нас нет времени на такие побрякушки, – возразил Аброгастес.

Воин швырнул цепи через плечо и поспешил в катер. Спустя несколько минут катер Аброгастеса взмыл в воздух.

Рабыня с покрытым грязью телом, дрожащим от ветра, зашевелилась на руках Юлиана, но так и не пришла в себя. Отто и Юлиан следили, как улетает катер Аброгастеса.

В катере, как предполагал Отто, но не знал точно, находилась связанная Гута. Несомненно, на нее уже надели наручники и цепь, прикованную к борту катера. Во всяком случае, так обычно переправляли пленниц и рабынь в таких судах. Это позволяло не только удерживать их на месте, но и предохраняло от падения при резких поворотах. Должно быть, рабыне заткнули рот, чтобы в случае аварии или насилия ее крики не были слишком пронзительными.

Отто и Юлиан с бесчувственной Геруной на руках выбрались из толпы, суетящейся вокруг шатра и катеров.

Они вышли на тропу, ведущую к роще. На вершине холма они остановились и посмотрели в сторону луга, где приземлился корабль Хендрикса и Гундлихта, привезший их сюда. Там виднелась груда почерневших обломков.

Позади них вспыхнул шатер. Вновь раздался резкий, переливчатый свист. На тропе им встретились оруженосец и писец, торопившиеся добраться до холма, пока не улетели все катера. Писец отвел глаза. Оруженосец коротко взглянул на Отто и торопливо прошел мимо.