Текст книги "Третья исповедь экономического убийцы"

Глава 7. Индонезия: уроки для ЭУ

Помимо изучения новой профессии я читал книги об Индонезии. «Чем больше ты узнаешь о стране перед поездкой, тем проще тебе будет выполнить свою работу», – посоветовала мне Клодин. И я серьезно отнесся к ее словам.

Когда в 1492 году Колумб отправился в плавание, он хотел достичь Индонезии, или Островов пряностей, как ее называли. В колониальную эпоху она считалась сокровищем, гораздо более ценным, чем Северная и Южная Америка. Ява, с ее удивительными тканями, сказочными пряностями и роскошными царствами, была одновременно лакомым кусочком и местом жестоких столкновений между испанцами, голландцами, португальцами и британскими искателями приключений. Голландия вышла победительницей в 1750 году, но, хотя голландцы контролировали Яву, им понадобилось более 150 лет, чтобы покорить дальние острова.

Когда японцы захватили Индонезию во время Второй мировой войны, голландские силы практически не оказали сопротивления. Индонезийцы, особенно яванцы, чудовищно пострадали. После капитуляции Японии харизматичный лидер по имени Сукарно объявил о независимости страны. Четыре года борьбы наконец завершились 27 декабря 1949 года, когда Голландия опустила свой флаг и вернула суверенитет народу, который на протяжении более трехсот лет не знал ничего, кроме страдания и рабства. Сукарно стал первым президентом новой республики.

Однако управлять Индонезией оказалось намного сложнее, чем изгнать голландцев. Далеко не однородный, архипелаг,состоящий из 17 500 островов, представлял собой кипящий котел обособленных племен, несходных культур, десятков языков и диалектов и этнических групп, веками враждовавших между собой. Часто разгорались жестокие конфликты, и Сукарно пошел на решительные меры. В 1960 году он приостановил работу парламента, а в 1963 году объявил себя пожизненным президентом. Он заключил тесный союз с Китаем и другими коммунистическими правительствами в обмен на вооружение и военную подготовку. Он отправил вооруженные российским оружием индонезийские войска в соседнюю Малайзию в попытке распространить коммунизм в Юго-Восточной Азии и завоевать одобрение социалистических лидеров мира.

Оппозиция нарастала, и в 1965 году произошел переворот. Сукарно избежал убийства только благодаря находчивости его любовницы. Многим его высшим офицерам и ближайшим соратникам повезло меньше. Эти события и поддержка США антисукарновских группировок напомнили Иран 1953 года. В конечном итоге коммунистическая партия была привлечена к ответственности, особенно фракции, поддерживающие Китай. В последовавших массовых убийствах, инициированных армией, было уничтожено около 500 000 человек, а по некоторым оценкам – более двух миллионов. Глава армии, генерал Сухарто, стал президентом в 1968 году[24]24
  Jean Gelman Taylor, Indonesia: Peoples and Histories (New Haven, CT, and London: Yale University Press, 2003); Theodore Friend, Indonesian Destinies (Cambridge, MA, and London: Belknap Press of Harvard University, 2003); Rex Mortimer, Indonesian Communism Under Sukarno: Ideology and Politics, 1959–1965 (Sheffield, UK: Equinox Publishing, 2006).


[Закрыть].

К 1971 году стремление Соединенных Штатов увести Индонезию от коммунизма усилилось, поскольку стало очевидно, что Америка проигрывает войну во Вьетнаме. Президент Никсон начал выводить войска летом 1969 года, и стратегия Соединенных Штатов приняла более глобальный масштаб. Эта стратегия сосредоточилась на предотвращении эффекта домино, когда одна страна за другой подпадала под влияние коммунизма, с особым вниманием к нескольким странам; Индонезия была ключевой мишенью. Проект электрификации MAIN стал частью общего плана обеспечения американского доминирования в Юго-Восточной Азии.

Внешняя политика Соединенных Штатов строилась на том, что Сухарто будет служить Вашингтону так же, как иранский шах. Соединенные Штаты также надеялись, что Индонезия станет примером для других стран региона. Отчасти стратегия Вашингтона опиралась на идею о том, что успехи, достигнутые в Индонезии, позитивно отразятся на исламском мире, особенно на напряженном Ближнем Востоке. А если это недостаточный стимул, то в Индонезии есть нефть. Никто не знал масштабов и качества месторождений, но сейсмологи нефтяных компаний с большим энтузиазмом оценивали потенциальные возможности.

По мере того как я изучал книги в Бостонской библиотеке, росло мое воодушевление. Я стал представлять себе приключения, ждущие меня впереди. Работая в MAIN, я сменю аскетический образ жизни Корпуса мира на роскошный и привлекательный. Время, проведенное с Клодин, уже стало реализацией одной из моих фантазий – раскрепощенного секса вне брака, превзошедшего все мои ожидания. Я почувствовал себя хотя бы отчасти вознагражденным за то, что много лет отбывал наказание в ненавистной школе для мальчиков.

Произошло и кое-что другое: мы с Энн перестали ладить. Мы часто ссорились. Она жаловалась, что я изменился, что я уже не тот человек, за которого она вышла замуж и с кем она делила годы служения в Корпусе мира. Оглядываясь назад, я понимаю – она, должно быть, чувствовала, что я веду двойную жизнь.

Я оправдывал свое поведение, считая его логическим последствием неприязни, которую я испытывал по отношению к ней за то, что она заставила меня жениться. И я совершенно забыл о том, что она заботилась обо мне и всячески поддерживала меня во время трудностей в Эквадоре; я все равно видел в ней продолжение своей привычки уступать прихотям моих родителей. Сейчас я уверен, что каким-то образом Энн узнала, что в моей жизни появилась другая женщина. В любом случае мы решили разъехаться по отдельным квартирам.

Однажды в 1971 году, примерно за неделю до намеченной поездки в Индонезию, я пришел к Клодин и обнаружил сервированный обеденный стол с целым ассортиментом сыров и хлебов и прекрасной бутылочкой «Божоле». Клодин подняла за меня тост.

– Ты справился, – она улыбнулась, но в ее улыбке не было ни капли искренности. – Теперь ты один из нас.

Мы проболтали около получаса, а затем, допивая вино, она бросила на меня взгляд, от которого я весь похолодел.

– Никому не рассказывай о наших встречах, – сказала она строго. – Я не прощу тебе этого никогда и буду отрицать, что знакома с тобой. – Она сверкнула на меня глазами, и в первый и последний раз я почувствовал исходящую от нее угрозу, а затем холодно рассмеялась. – Заговоришь о нас, и твоя жизнь заметно осложнится.

Я был поражен. Я почувствовал себя ужасно. Но позже, возвращаясь в Центр Пруденшл, я не мог не признать виртуозности этой схемы. Дело в том, что все наше общение проходило в ее квартире. Не было никаких доказательств наших отношений, и никто из MAIN не был в этом замешан. И я, безусловно, ценил ее честность; она ни разу не соврала мне, как врали мне мои родители про Тилтон и Мидлбери.

Глава 8. Как спасти страну от коммунизма

У меня было романтическое представление об Индонезии, где мне предстояло прожить три месяца. В книгах, которые я прочитал, были фотографии женщин в ярких саронгах, балийских танцовщиц, шаманов, раздувавших огонь, и воинов, гребущих в длинных долбленых каноэ по изумрудным водам у подножия дымящихся вулканов. Особое впечатление на меня произвели истории о великолепных галеонах с черными парусами, принадлежащих печально известным пиратам буги, которые до сих пор бороздили моря архипелага и так запугали первых европейских моряков, что те вернулись домой, чтобы предостеречь своих детей: «Ведите себя хорошо, а то за вами придет бугимен». Ох, как же эти образы волновали мою душу.

История и легенды Индонезии – настоящий рог изобилия выдающихся персонажей: грозных богов, комодских варанов, свирепых султанов и древних сказаний, которые задолго до рождения Христа облетели азиатские горы, персидские пустыни и Средиземноморье, прочно закрепившись в глубине нашего коллективного сознания. Даже имена ее сказочных островов – Ява, Суматра, Борнео, Сулавеси – пленяли мой ум. Настоящее средоточие мистицизма, мифов и эротической красоты; неуловимое сокровище, которое искал, но так и не обрел Колумб; принцесса, которую обхаживали, но так и не покорили Испания, Голландия, Португалия, Япония; фантазия и мечта.

Мои ожидания были высоки, и, думаю, они перекликались с ожиданиями великих путешественников. Однако, как и Колумбу, мне следовало быть умнее и умерить свои фантазии. Мне следовало догадаться, что маяк ведет нас к судьбе, которая не всегда соответствует нашим представлениям. Индонезия предлагала сокровища, но это оказался не сундук с волшебным средством от всех зол и треволнений, которого я ожидал. По сути, мои первые дни в знойной столице Индонезии Джакарте летом 1971 года можно было назвать отвратительными.

Красота тоже, несомненно, присутствовала. Люди в ярких одеждах из батика. Пышные сады, утопающие в тропических цветах. Велотакси с яркими, фантастическими изображениями по бокам высоких сидений, где пассажиры располагались полулежа позади крутящих педали водителей. Голландские колониальные особняки и мечети с минаретами. Но была и уродливая, трагическая сторона города. Люди, измученные проказой, с окровавленными обрубками вместо рук. Молодые женщины, вынужденные продаваться за кусок хлеба. Некогда восхитительные голландские каналы, превратившиеся в выгребные ямы. Самодельные дома из картонных коробок, где жили целые семьи на заваленных мусором берегах черных, зловонных рек. Ревущие гудки и удушливый дым. Красота и уродство, элегантность и вульгарность, духовность и скверна. Такой была Джакарта, где чарующий аромат гвоздики и орхидей соперничал с вонью открытых канализаций.

Я видел нищету и раньше. Некоторые мои одноклассники в Нью-Гэмпшире жили в шалашах из брезента, без горячей воды, и приходили в школу в тонких куртках и потрепанных теннисках в зимние дни, когда температура опускалась ниже нуля, и от их немытых тел несло застарелым потом и коровьим навозом. Я жил в глинобитных хижинах с андскими крестьянами, чью пищу составляли главным образом сушеная кукуруза и картошка, и когда рождались дети, никто не знал, доживут ли они до первого дня рождения. Я видел нищету, но к Джакарте я все же оказался не готов.

Нашу команду, конечно же, разместили в лучшей гостинице страны – Hotel InterContinental Indonesia. Как и вся сеть гостиниц InterContinental, разбросанных по всему миру, она принадлежала компании Pan American Airways и отвечала прихотям богатых иностранцев, особенно руководства нефтяных компаний и их семей. Вечером первого дня наш проект-менеджер Чарли Иллингворт устроил ужин в нашу честь в шикарном ресторане на верхнем этаже гостиницы.

Чарли был военным экспертом-любителем; почти все свое свободное время он посвящал чтению исторических книг и романов о величайших военных лидерах и сражениях. Он был ярким представителем диванных войск, поддерживавших Вьетнамскую войну. Как обычно, в тот вечер он был одет в брюки и рубашку цвета хаки с эполетами военного типа.

Поприветствовав нас, он зажег сигару.

– За хорошую жизнь, – сказал он, поднимая бокал шампанского.

Мы присоединились.

– За хорошую жизнь, – и наши бокалы зазвенели.

В клубах сигарного дыма Чарли окинул взглядом комнату.

– Здесь нас будут холить и лелеять, – сказал он, кивая головой со знанием дела. – Индонезийцы хорошо позаботятся о нас. Как и сотрудники американского посольства. Но не стоит забывать о том, что нам надо выполнить свою задачу. – Он опустил взгляд на свои карточки с заметками. – Да, мы прибыли сюда, чтобы составить генеральный план электрификации Явы, самой густонаселенной земли в мире. Но это лишь верхушка айсберга.

Он вдруг стал серьезным; он напомнил мне Джорджа К. Скотта в роли генерала Паттона, одного из героев Чарли.

– Мы прибыли сюда, чтобы ни много ни мало вырвать эту страну из когтей коммунизма. Как вы знаете, у Индонезии длинная и трагическая история. И теперь ей предстоят новые испытания. Наш долг – не допустить того, чтобы Индонезия пошла по стопам своих северных соседей – Вьетнама, Камбоджии Лаоса. Интегрированная энергосистема – ключ к успеху. Именно это, более нежели какие-либо другие факторы (разве что за исключением нефти), обеспечит господство капитализма и демократии.

– Кстати о нефти, – сказал он, затянувшись сигарой и перебрав несколько карточек с заметками, – все мы знаем, как сильно зависит от нефти наша собственная страна. Индонезия может стать важным союзником для нас в этом отношении. Итак, составляя генеральный план, сделайте все возможное, чтобы нефтяная отрасль и все, кто ее обслуживает, – порты, трубопроводы, строительные компании, – получили необходимое электричество на весь период действия двадцатипятилетнего плана. – Он оторвал взгляд от карточек и посмотрел прямо на меня. – Лучше переоценить, чем недооценить. Вам не нужна кровь индонезийских детей – да и наша – на ваших руках. Вы ведь не хотите, чтобы они жили под серпом и молотом или красным флагом Китая!

Лежа в постели в ту ночь, высоко над городом, в полной безопасности, в своем роскошном люксе, я вспоминал Клодин. Ее рассуждения по поводу внешнего долга не давали мне покоя. Я постарался успокоить себя, вспоминая занятия по курсу макроэкономики в школе бизнеса. В конце концов, говорил я себе, я приехал, чтобы помочь Индонезии выбраться из средневековой экономики и занять полноправное место в современном промышленном мире. Но я знал, что утром я выгляну в окно и за великолепием гостиничных садов и бассейнов увижу картонные коробки и брезентовые пристройки, служащие домами для тысяч семей и простирающиеся до самого горизонта. Я буду знать, что младенцы умирают там от голода и отсутствия питьевой воды, что дети и взрослые страдают от ужасных болезней и живут в чудовищных условиях.

Ворочаясь в постели, я окончательно убедился в том, что Чарли и все остальные члены нашей команды приехали сюда с эгоистичной целью. Мы продвигали внешнеполитические, корпоративные и личные интересы Соединенных Штатов. Мы руководствовались алчностью, а не стремлением улучшить жизнь подавляющего большинства индонезийцев. Вспомнилось слово: корпоратократия. Не знаю, слышал ли я его раньше или сам выдумал, но оно точно описывало новую элиту, которая вознамерилась править миром.

Это сплоченное братство из нескольких человек, объединенных общими целями, члены которого легко и часто меняют корпоративные и правительственные должности. Меня вдруг осенило, что тогдашний президент Всемирного банка Роберт Макнамара – ярчайший тому пример. Он был президентом Ford Motor Company, затем министром обороны при Кеннеди и Джонсоне, а затем возглавил самую влиятельную в мире финансовую организацию[25]25
  Tim Weiner, “Robert S. McNamara, Architect of a Futile War, Dies at 93,” New York Times, July 7, 2009, http://www.nytimes.com/2009/07/07/us/07mcnamara.html.


[Закрыть].

Я также понял, что мои преподаватели в колледже совершенно не разбирались в истинной сути макроэкономики: во многих случаях стимулирование роста экономики обогащает лишь немногих людей на верхушке пирамиды, а тех, кто находится на дне, толкает еще ниже. Действительно, продвижение капитализма зачастую порождает систему, схожую с феодальным строем. Если кто-то из моих преподавателей и знал об этом, то не признавался, – вероятно, потому что крупные корпорации финансируют колледжи. Разоблачив правду, они, несомненно, потеряли бы работу, как и я свою.

Подобные мысли не давали мне спать почти каждую ночь, проведенную в гостинице InterContinental в Индонезии. В конечном итоге я придумал сугубо личное оправдание: ценой больших усилий я покончил с Нью-Гэмпширом, школой для мальчиков и избежал призыва. Благодаря стечению обстоятельств и моему труду я заслужил для себя достойное место. Я также утешался тем фактом, что поступаю правильно с точки зрения своей культуры. Скоро я стану успешным и уважаемым экономистом. Я занимался именно тем, к чему готовила меня школа бизнеса. Я помогаю внедрить модель развития, одобренную лучшими умами ведущих аналитических центров мира.

Тем не менее посреди бессонных ночей мне часто приходилось утешать себя обещанием, что однажды я разоблачу правду. И я читал романы Луиса Ламура о стрелках Старого Запада, пока не забывался сном.

Глава 9. Как я продал душу

Наша команда из одиннадцати человек провела шесть дней в Джакарте – мы зарегистрировались в посольстве США, встретились с различными официальными лицами, подготовились к работе, а также отдыхали у бассейна. Количество американцев в гостинице InterContinental поразило меня. Я с большим удовольствием любовался прекрасными молодыми женщинами  – женами управляющих нефтяных и строительных компаний США, – которые целыми днями нежились у воды, а вечера проводили в полудюжине шикарных ресторанов внутри и за пределами гостиницы.

А потом Чарли перебросил нашу команду в горный город Бандунг. Климат был мягче, нищета не бросалась в глаза, и отвлекающих факторов было намного меньше. Нам выделили правительственный гостевой дом под названием «Висма», с управляющим, поваром, садовником и штатом прислуги. Построенная в колониальный голландский период, «Висма» представляла собой настоящий оазис тишины и покоя. Ее просторная веранда выходила на чайные плантации, раскинувшиеся на покатых холмах и склонах вулканических гор Явы. Кроме дома, нам предоставили одиннадцать внедорожников Toyota, каждый с водителем и переводчиком. А также нам вручили членские билеты в эксклюзивный гольф-клуб Бандунга и выделили комплекс офисных помещений в местной штаб-квартире Perusahaan Umum Listrik Negara (PLN), правительственной электроэнергетической компании.

В первые дни в Бандунге мне предстояло встретиться с Чарли и Говардом Паркером. Говарду было больше семидесяти, и он был бывшим главным прогнозистом электропотребления и нагрузки в New England Electric System. Теперь он отвечал за прогнозы объема энергии и генерирующих мощностей (нагрузки), которые понадобятся острову Ява в ближайшие 25 лет, а также за отдельные городские и региональные прогнозы. Поскольку спрос на электричество во многом связан с экономическим ростом, прогнозы энергопотребления зависели от моих экономических прогнозов. Остальные члены команды составят генеральный план по этим прогнозам, выберут место и спроектируют электростанции, линии передачи и распределения, а также систему транспортирования топлива, в полном соответствии с моими прогнозами. На наших встречах Чарли постоянно подчеркивал важную роль моей работы и по сто раз напоминал мне о том, что мои прогнозы должны быть как можно более оптимистичными. Клодин была права, от меня зависел успех всего генерального плана.

– Первые несколько недель, – объяснил Чарли, – будете заниматься сбором данных.

Он, Говард и я сидели в больших плетеных креслах в шикарном личном офисе Чарли. Стены украшали гобелены из батика, изображавшие сцены из древнеиндийского эпоса «Рамаяна». Чарли попыхивал толстой сигарой.

– Инженеры составят подробную картину имеющейся энергосистемы, портовых мощностей, автомагистралей, железных дорог и прочего. – Он показал своей сигарой на меня. – Вам надо действовать быстро. В конце первого месяца у Говарда уже должно быть общее представление об экономических чудесах, которые будут происходить, когда мы запустим новую энергосистему. К концу второго месяца ему понадобится более детальная информация – по регионам. Последний месяц останется для заполнения пробелов. Это важнейшая часть процесса. И каждый из нас внесет свой вклад. Итак, до нашего отъезда следует убедиться, что мы располагаем всей необходимой информацией. «Домой на День благодарения» – вот мой девиз. Назад дороги нет.

Говард казался добродушным дедушкой, но на самом деле он был желчным стариком, разочарованным в жизни. Он так и не сумел возглавить New England Electric System и был сильно обижен этим фактом.

– Меня обошли, – не раз говорил он мне, – потому что я отказался идти у них на поводу.

Его вынудили уйти на пенсию, а затем, не желая сидеть дома с женой, он согласился на работу консультанта в MAIN. Это было его второе задание, и Эйнар, и Чарли оба предупредили меня на его счет. Они называли его упрямым, скверным и мстительным.

Как оказалось, Говард стал одним из самых мудрых моих учителей, хотя в то время я был не готов признать это. Он не прошел такой подготовки, какую дала мне Клодин. Вероятно, его сочли слишком старым или, возможно, слишком упрямым. Или, может, они думали, что он проработает с нами недолго, пока не удастся привлечь более сговорчивого человека на постоянную основу, такого, как я. В любом случае, с их точки зрения, он создавал проблемы. Говард ясно осознавал ситуацию и что от него требуется и решительно возражал против того, чтобы быть пешкой в чужих руках. Все слова, которые говорили про него Эйнар и Чарли, вполне соответствовали истине, но его упрямство, хотя бы отчасти, объяснялось его личным стремлением не быть их прислугой. Сомневаюсь, что он когда-либо слышал термин «экономический убийца», но он знал, что они собираются использовать его для продвижения империализма, совершенно не приемлемого для него.

Он отвел меня в сторону после одной из наших встреч с Чарли. У него был слуховой аппарат, и он настроил маленькую коробочку под рубашкой, контролирующую его громкость.

– Пусть это останется между нами, – сказал Говард едва слышно. Мы стояли у окна нашего общего офиса, выходившего на застойный канал, заваленный мусором, огибавший здание PLN. Молодая женщина мылась в его смрадных водах. – Они станут убеждать вас, что экономика этой страны взлетит до небес, – сказал он. – Чарли – бессердечный циник. Не верьте ему.

От его слов мне стало тревожно и тоскливо, но тут же захотелось убедить его, что Чарли прав; в конце концов, моя карьера зависела от того, чтобы угодить начальству MAIN.

– Конечно же, экономика расцветет, – сказал я, глядя на женщину в канале. – Только посмотрите, что здесь творится.

– Вот как, значит, – проворчал он, не замечая сцены за окном. – Вы уже купились на их россказни, так что ли?

Движение выше по каналу привлекло мое внимание. Пожилой мужчина спустился по покатому берегу, снял штаны и присел у кромки воды, повинуясь зову природы. Молодая женщина увидела его, но нисколько не смутилась; она продолжила мыться. Я отвернулся от окна и посмотрел Говарду в глаза.

– Я многое повидал, – сказал я. – Возможно, я еще молод, но я прожил три года в Южной Америке. Я видел, что происходит, когда открывают месторождение нефти. Все меняется очень быстро.

– Да что вы говорите! Я тоже немало повидал, – сказал он с насмешкой. – И живу на этой земле намного дольше вашего. Послушайте меня, молодой человек. Мне плевать на ваши месторождения нефти и все такое. Я прогнозировал электронагрузку всю свою жизнь – во время Депрессии, Второй мировой войны, в периоды кризисов и процветания. Я видел, что сделала Трасса 128, так называемое Массачусетское чудо, для Бостона. И я могу сказать с уверенностью, что никогда электрическая нагрузка не росла больше чем на 9% в год в течение длительного периода. Никогда. И это еще в лучшие времена. Шесть процентов – гораздо более разумная цифра[26]26
  Susan Rosegrant and David R. Lampe, Route 128: Lessons from Boston’s HighTech Community, paperback ed. (New York: Basic Books, 1993). 334 Notes.


[Закрыть].

Я уставился на него. Я, безусловно, подозревал, что он прав, но не собирался сдаваться. Я хотел во что бы то ни стало убедить его, потому что моя собственная совесть требовала оправдания. Я вспомнил слова Клодин, которые она заставила меня выучить наизусть; я должен составить отчет, который убедит лидеров Индонезии: «Если хотите, чтобы ваша страна процветала, возьмите кредиты Всемирного банка и соблюдайте условия, выдвинутые им и Международным валютным фондом».

– Говард, это не Бостон. Это страна, где до сих пор ни у кого нет электричества. Здесь все иначе.

Он повернулся на каблуках и махнул рукой, словно желая отделаться от меня.

– Прекрасно, – огрызнулся он. – Можете продаться им с потрохами. Мне плевать, что вы там насочиняете. – Он резко выдвинул стул из-за стола и тяжело опустился на него. – Я составлю свои прогнозы по электричеству, опираясь на собственные убеждения, а не на ваши экономические утопии. – Он взял карандаш и стал черкать на бумаге.

Такой вызов я не мог не принять. Я подошел и встал перед его столом.

– Вы будете выглядеть довольно глупо, если я напишу то, что все ожидают, – рост, сравнимый с калифорнийской золотой лихорадкой, – а вы представите темпы роста энергопотребления, сопоставимые с Бостоном 1960-х годов.

Он хлопнул карандашом по столу и сердито взглянул на меня.

– Бессовестно! Вот что это такое. Все вы… – он махнул рукой на офисы за стеной, – продали душу дьяволу. Только о деньгах и думаете. А теперь, – он изобразил улыбку и сунул руку под рубашку, – я отключаю свой слуховой аппарат и возвращаюсь к работе.

Это потрясло меня до глубины души. Я выбежал из комнаты и направился в офис Чарли. На полпути я остановился, не зная, что предпринять. Затем я повернулся и спустился вниз, вышел из здания на послеполуденное солнце. Молодая женщина поднималась на берег канала, саронг плотно облегал ее тело. Пожилой мужчина исчез. Несколько мальчишек играли в канале, плескались и кричали друг на друга. Престарелая женщина стояла по колено в воде и чистила зубы; еще одна стирала одежду.

В горле застрял огромный ком. Я присел на обломок бетонной плиты, стараясь не замечать резкую вонь канала. Я всеми силами сдерживал слезы. Почему же мне так больно?

Только о деньгах и думаете. Слова Говарда звучали в моей голове. Он задел меня за живое.

Мальчишки брызгались друг на друга, их радостные голоса наполняли воздух. Я задумался, что же мне делать. Что должно произойти, чтобы я стал таким же беззаботным, как они? Этот вопрос не давал мне покоя, пока я сидел и наблюдал, как они веселятся в своей блаженной невинности, явно не подозревая, как сильно они рискуют, играя в этой зловонной воде. В то же время я осознавал иронию своего положения: я, белый мужчина, обладатель множества незаслуженных привилегий и реализовавший многие свои фантазии, завидую мальчишкам, эксплуатируемым системой, которую я продвигаю, купающимся в сточных водах.

Пожилой сгорбленный мужчина с корявой палкой ковылял вдоль берега над каналом. Он остановился и посмотрел на мальчишек, его губы растянулись в беззубой улыбке.

А что если мне довериться Говарду; возможно, вместе мы найдем решение. Я тут же почувствовал облегчение. Я подобрал камешек и бросил его в канал. Но когда круги исчезли на воде, прошла и моя эйфория. Я понимал, что это невозможно. Говард был старым, озлобленным человеком. Он уже упустил все возможности карьерного роста. И сейчас он тоже не прогнется. Я молод, только начинаю жить и вовсе не хочу закончить, как он. Глядя в воду того вонючего канала, я снова вспомнил нью-гэмпширскую школу на холме, где я проводил каникулы в одиночестве, пока другие мальчики уезжали на свои балы дебютантов. Постепенно я осознал свое печальное положение. И снова мне не с кем было поговорить.

Той ночью я лежал в постели, размышляя о людях в моей жизни – Говард, Чарли, Клодин, Энн, Эйнар, дядя Фрэнк – и гадая, какой была бы моя жизнь, если бы я никогда не знал их. Где бы я сейчас жил? Уж точно не в Индонезии. Я также размышлял о своем будущем, о том, что ждет меня впереди. Я обдумывал решение, которое мне предстояло принять. Чарли четко дал понять, что он ждет от меня и Говарда темпов роста минимум 17% в год. Какой прогноз я составлю?

И вдруг одна мысль утешила меня. И как она мне раньше не пришла в голову? Решение должен принимать не я. Говард сказал, что поступит так, как считает нужным, независимо от моих выводов. Я порадую свое начальство благоприятным экономическим прогнозом, а он примет свое решение; моя работа не окажет никакого влияния на генеральный план. Все вокруг только и делают, что напоминают мне о том, какую важную роль я играю в этом процессе, но они ошибаются. Тяжелый груз свалился с моих плеч. И я провалился в глубокий сон.

Через несколько дней Говард подхватил дизентерию. Мы срочно доставили его в католическую миссионерскую больницу. Врачи прописали лекарства и настоятельно порекомендовали ему незамедлительно вернуться в Соединенные Штаты. Говард заверил нас, что уже собрал все необходимые данные и ему не составит труда написать прогноз нагрузки из Бостона. На прощание он повторил мне свое предостережение.

– Не фабрикуйте данные, вы потратите время впустую, – сказал он. – Я не стану участвовать в этой афере, что бы вы ни говорили о чудесах экономического роста!