Текст книги "Смерть Артура"

Песнь II

Выше я показал (см. стр. 169), что, согласно исходному замыслу моего отца, поэма «Гибель Артура» должна была начинаться с прибытия фризского корабля и прихода Мордреда к Гвиневере в Камелот; в самых ранних текстах первая песнь обозначена номером I, а содержание ее описывается в следующих словах: «Как явился с вестями фризский корабль, а Мордред собрал свою армию, чтобы помешать высадке короля».

Самая ранняя рукопись этой песни, которую я обозначил как IIa доходит до строки II.109 окончательного варианта. В первом из черновиков, который, по-видимому, в этом плане был достаточно быстро заменен, Мордреду предстояло навестить Гвиневеру непосредственно до того, как зашла речь о вестях, доставленных капитаном разбитого судна. Мордред глядел из окна «своей западной башни» (II.20), «внизу волны со всхлипом катились», и сразу после этого говорится:

 
Гуэнаверу гордую, гладкорукую,
что мужей столь многих ума лишала,
желал он жадно, жаждой измучен.
Ступил на ступени он, сошел по лестнице
к почивальне покойной…
 

Но этот фрагмент был переписан (по-видимому, сразу же):

 
Желал он жадно, жаждой измучен,
Гвенаверу гордую, чьи гладкие руки
мужей столь многих с ума сводили,
прекрасную, пагубную, переменчиво-стойкую,
суровую, хрупкую. Сокрушит он твердыни,
повергнет престолы, – но не прейдет жажда.
В почивальне покойной…
 

Переписанный фрагмент теперь приблизился по форме к ПВ (см. II.25–32), а «витая лестница» (II.42) теперь ведет не вниз, но вверх, к зубчатым стенам замка.

Ниже я отмечаю дальнейшие расхождения между самым ранним текстом (IIa) Песни II и вторым текстом IIb из ПВ, опуская множество исправлений (зачастую внесенных из соображений метрики), представляющих собою замену одного-единственного слова или изменения в порядке слов. Можно отметить, что многие варианты IIb вошли в ПВ и были отвергнуты и заменены уже после того, как текст был записан. Формулировки ПВ отмечены ссылками на нумерацию строк, представленную в данной книге.

 
(II.47–65) В тексте IIa значится:
 
 
Слуги спешат к нему, ступая неслышно,
пробежав поспешно по пристройкам и залам.
Пред спальней Гвиневриной, где стража дежурила,
у дверей дубовых, дрожа, помешкали.
Ивор-оруженосец огласил двор криком
зычно и звонко. Звал он: «Лорд мой!
Верные вести: время уходит!
Скорей спеши сюда! Срок покаянья
Море даст малый». Мощные двери
сотряс со стуком он. Сердит и заспан,
Мордред откликнулся; мужи дрогнули;
стоял как скала он, свирепо глядя:
«Знатные вести, коль зарезал сон ты,
рыща с отребьем в роскошном дворце моем!»
Ивор ответствовал: «Исполняя приказ твой,
капитан фризский из Франции несся
на крылах летучих, но корабль обреченный
разбит о берег. Бедняга чуть дышит,
но жизнь убывает, и уста бредят.
Покойники – прочие».
 

В IIb и в ПВ ответ Ивора Мордреду повторяет соответствующий фрагмент IIa; в II.60–64 вошел его исправленный вариант.

(II.70–73) Эти строки добавлены карандашом к ПВ; в IIa и IIb здесь значится:

 
Крадок клятый твои козни выдал,
о дерзких делах твоих донесли Артуру,
 

(II.80–84) В IIa и IIb здесь значится:

 
Баркасы и барки на белом взморье
кишат, что конклав крикливых чаек.
на бортах блещут…
 

(II.90–91) В IIa здесь значится (IIb совпадает с ПВ):

 
неизменен в ненависти, насмешник над верностью,
привержен преданно предателю-лорду,
сгиб, как судил рок.
 

(II.101–105) В IIa здесь значится (повторено в IIb, но вместо слова «ветрогонство» поставлено «вероломство»):

 
по лугам Логрии к лордам и эрлам,
Что согласно сговору, союз не нарушат, –
Верны в ветрогонстве, враги Артуровы,
Ланселотовы прихвостни, до подкупа жадные…
 

Этот фрагмент вошел в рукопись ПВ, где заменивший его текст был вписан на полях.

(II.108–109) И в IIa, и в IIb здесь значится, там, где заканчивается IIa:

 
из Альмейна и Ангельна, и с островов Севера,
бакланы взморья и ветреных топей.
 

Далее повсюду текст приводится по IIb (до внесения правки), а на полях даются отсылки на соответствующие строки ПВ.

 
(II.110–120)
В Камелот прибыл он, с королевой свидеться;
вожделея, воззрился взором сверкающим
серые очи смело встретили
безжалостный взгляд, но бледнели щеки;
 

В ПВ мой отец сперва повторил этот фрагмент, затем вычеркнул его и заменил на отдельной странице текстом более пространным, начинающимся с «По ступеням спешно ступая в гневе» (строка 111). В строке 119 слово chill ‘холодные’ заменило, со знаком вопроса, вариант still ‘недвижные’.

 
(II.128–133) веселье воинское. Незавидны ночи.
но меньше монархини и немилой женою
не бывать вовек тебе, не ведать горя.
Король корону кладет к ногам твоим…
 

В IIb данный фрагмент карандашом исправлен на:

 
веселье воинское. Но не век тебе
любви лишаться, королеве гордой.
Коли выберешь верно – вернется счастье.
 

Окончательный текст ПВ был вписан на полях рукописи.

(II.144–147) Касательно текста IIb в этом фрагменте см. стр. 170.

 
(II.157–165)
«…прежде насытившись;
коль тоскою томишься, тягостна жизнь;
потом как король коронуюсь златом».
Гвиневра гордая, в глубине сердца
боясь и брезгуя, – та, что в былые дни
красотой сражая, скорей предпочла бы
принужденью – почтение, притворно молвила:
«Сколь скор и страстен ты в сватовстве своем, лорд мой!
Передышку позволь мне…»
 

(II.176–177) В IIb эти строки отсутствуют.

(II.213) и времени волны своей волей направит.

Песни IV и V

В Песни IV историю текста проследить легко. Самая первая рукопись, которую вряд ли удалось бы разобрать без помощи текстов более поздних, представляет собою не столько текст самой поэмы, сколько записи отцовских «размышлений с пером в руке». Возможно, что он в известном смысле облекал в письменную форму стихи, уже придуманные и заученные наизусть; но не приходится сомневаться, что он также и сочинял ab initio[58]58
  С нуля, с самого начала (лат.). – Примеч. пер.


[Закрыть], экспериментируя по ходу дела, и зачастую набрасывая несколько вариантов аллитерационной строки.

Эта рукопись уже на удивление близка к последнему варианту. Следом за ней идет наспех набросанный, но вполне читаемый текст, кое-где исправленный в обычной отцовской манере, что приводит нас к тексту (ПВ) в опубликованном виде. Один фрагмент песни в ПВ был отвергнут, а вместо него вписана более пространная версия (IV.137–154), – столь же аккуратно, чернилами, на отдельном листке. Отвергнутый текст таков:

 
Вровень с Артуром рвался вперед
могучий корабль в мерцающем зареве –
бела обшивка, борта раззолочены,
на ветрилах вышито встающее солнце;
на браном стяге, что струился по ветру,
грифон гордый горел золотом.
Так Гавейн приспел на помощь к Артуру,
Вперед вырвавшись. Тут взорам открылась
Сотня судов, сиявших бортами;
Паруса полнились, пестрели щиты.
Десять тысяч тарджетов теснились друг к другу…
 

Стоит упомянуть несколько карандашных правок, внесенных в текст:

строка 24 «стекали, сверкая стеклом расплавленным» заменила исходный вариант «как стеклянные слезы сверкали, звякая»;

строки 98–99 добавлены на полях;

строки 209–210 «как валится колос / пред жнецом безжалостным, как под жгучим солнцем» заменили исходный вариант «так скворцы прянут/ от жнецов безжалостных, как под жгучим солнцем…».

И наконец, приведенное мною название песни «О том, как Артур возвратился на заре и с помощью сэра Гавейна пробился к берегу» заменило собою исходное, вписанное чернилами заглавие «О закате над Ромерилем», – которое было перенесено в Песнь V.

Черновиков стихотворного текста Песни V не сохранилось.

Приложение: Древнеанглийская поэзия

Примечательно, что единственная «Артуровская» поэма моего отца написана древнеанглийским «аллитерационным стихом»; потому стоит разъяснить его природу и суть на страницах этой книги, причем предпочтительно словами самого же автора. Его заметки о древней системе стихосложения хорошо известны: они вошли в предисловие к прозаическому переводу «Беовульфа» Джона Р.Кларк-Холла в новом издании (1940) Ч. Л. Ренна. Это предисловие было перепечатано в издании: Дж. Р. Р. Толкин. «“Чудовища и критики” и другие статьи», 1983. Я также частично процитировал этот текст в «Легенде о Сигурде и Гудрун», 2009.

14 января 1938 года по Би-би-си транслировалась в записи краткая лекция моего отца под названием «Англосаксонская поэзия». В эту лекцию он вложил немало размышлений и труда, что явствует из огромного количества предварительных набросков; но здесь нужно сказать только то, что существует и более поздняя, гораздо более пространная лекция на ту же тему, прочитанная перед живой аудиторией: она явно связана с радиопередачей, но совершенно с нею несхожа. Я решил, что будет небезынтересно включить в данную книгу отдельные отрывки из этой лекции, слегка их подредактировав: она принадлежит к тому же периоду, что и предисловие к «Беовульфу», но разительно отличается и по объему и содержанию, и по манере изложения.

В качестве примера отец взял заключительные строки древнеанглийского стихотворения «Битва при Брунабурге» и снабдил их аллитерационным переводом. В текст лекции впоследствии вносились значительные изменения, и многие фрагменты были помечены как подлежащие изъятию, вероятно, ради экономии времени. В первой строке дата «1006 лет этой осенью» (т. е. отсчет ведется от 1943 года как года создания) была изменена сперва на «1008», а потом на «1011 лет прошлой осенью»: это, вероятно, означает, что в течение этих лет лекция была повторена в других местах.

 
     Ne wearð wæl máre
on þýs églande æfre gýta
folces gefylled beforan þyssum
sweordes wecgum, þæs þe ús secgað béc,
ealde úþwitan, syððan éastan hider
Engle and Seaxe úp becómon
ofer brád brimu, Brytene sóhton,
wlance wígsmiþas Wéalas ofercómon,
eorlas árhwate eard begéaton.
 
 
     Не гибло вовеки
Полчищ подобных прежде сего дня
На острове этом, под остриями мечей
Не пало в побоище, как поведали книги
И сказители древние, с тех пор, как с востока
Англы и саксы по океану приплыли
По вольным волнам, вторглись в Британию,
На наковальне войны валлийцев разбили,
К славе стремясь, в старину воины,
Обрели на острове обитель прочную.
 

Так пел придворный поэт тысячу лет назад – 1006 лет исполнилось этой осенью[59]59
  В 2013 году. – Примеч. пер.


[Закрыть], если быть совсем точными! – в честь великой битвы при Брунабурге, произошедшей в 937 году н. э. Битва эта была настолько грандиозной, что она вошла в историю как magnum bellum[60]60
  Великая битва (лат.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Победил в ней Этельстан, внук Альфреда, один из величайших монархов своего времени. Против него выступила объединенная армия скандинавов, скоттов и валлийских королей и вождей. Этими строками заканчивается небольшое стихотворение (длиной в 73 строки), вписанное в так называемую Англосаксонскую хронику. То есть датируется оно десятым веком; а это – век великих королей-Этельвульфингов (то есть потомков Этельвульфа и его сына Альфреда), когда англичане вновь воспряли духом после разрухи IX века. Именно к X веку относится большинство прозаических и стихотворных документов, что пережили разрушительное влияние времени. Мир более древний, мир, предшествующий набегам скандинавов, сгинул безвозвратно. Всё, что дошло до нас с тех давних эпох первого расцвета древнеанглийской поэзии, сохранилось в рукописях X века – всё, за исключением нескольких обрывочных фрагментов.

Именно в хроникальных записях о V веке впервые появляется слово «англосаксонский». Действительно, именно король Этельстан, в придачу к прочим высоким титулам, таким, как «бретвальда» и «цезарь», впервые поименовал себя «Ongulsaxna cyning», то есть «король ангель-саксов». Но на англосаксонском он не говорил, потому что такого языка никогда не существовало. Языком короля тогда, как и сейчас, был Englisc: английский. Если вы когда-либо слышали, будто Чосер – «отец английской поэзии», забудьте об этом. У английской поэзии, даже как у письменного искусства, нет задокументированного отца, а истоки ее теряются за пределами видимости, в туманах северной старины.

Так что термин «англосаксонский язык» неверен и вводит в заблуждение. Можно говорить об «англосаксонском периоде» в истории, до 1066 года. Но от такого ярлыка пользы немного. Единообразного и однородного «англосаксонского периода» никогда не было. Пятый век и приход англов в Британию, о которых поэт «Брунабурга» вспоминает в десятом веке, так же далеко отстояли от него по времени и так же сильно отличались по духу от его собственной эпохи, как Войны Роз отстоят от нас.

Но что есть, то есть: «англосаксонский период» включает в себя шесть веков. В течение этого долгого срока обширная литература на народном языке (если говорить только о ней) – и я имею в виду «литературу» в полном смысле этого слова, книги, написанные людьми образованными и учеными, – успела возникнуть, и погибнуть, и снова до какой-то степени возродиться. Сегодня от всего этого неисчислимого богатства остался лишь истрепанный обрывок. Однако, насколько можно судить по тому, что сохранилось, у всего поэтического наследия этого периода, как раннего, так и позднего, есть нечто общее. А именно, древнеанглийская метрика и техника стихосложения, совершенно не похожие на современные размеры и приемы, и в том, что касается правил, и в том, что касается задач и целей. Их часто называют «аллитерационным стихом» – и я о нем расскажу чуть ниже. «Аллитерационные» модели использовались на протяжении всего англосаксонского периода для создания поэзии на английском языке; а в английской поэзии использовался только «аллитерационный» стих. Однако в 1066 году он не приказал долго жить! Он остался в употреблении на протяжении по меньшей мере еще четырех сотен лет в северных и западных областях. В «книжной» разновидности этого стиха (предназначенной для людей просвещенных, духовных или светских) аллитерационная техника была тщательно отточена и доведена до совершенства. Она использовалась потому, что ее ценили и ею восхищались люди образованные, а не только потому, что бедняги «саксы» ничего другого не знали, ведь на самом-то деле это не так. Тогдашние англичане интересовались стихосложением и зачастую мастерски владели метрикой: сочиняя на латыни, они умело пользовались многими классическими размерами или применяли то, что мы называем «рифмой».

Более того, эта «аллитерационная» метрика сама по себе обладала немалыми достоинствами. Я хочу сказать, что как технику ее стоит изучать и современным поэтам. Но она также представляет интерес как исконно английское искусство, не зависящее от классических моделей (я имею в виду, по форме; я не говорю о содержании: древнеанглийские поэты тех дней зачастую использовали аллитерационный стих для переложения материала, заимствованного из греческих и латинских книг). В дни Альфреда аллитерационный стих уже был очень стар. Действительно, он восходит к временам еще до того, как англичане явились в Британию, и практически совпадает с метрикой, использовавшейся в древнейших скандинавских (норвежских и исландских) стихотворных памятниках. Огромный корпус устной поэзии о былых эпохах в северных землях был известен певцам в Англии, хотя сохранилось из него немногое, за исключением одного пространного стихотворного каталога [ «Видсид»] тем для героической и мифологической песни: списка ныне забытых или почти забытых королей и героев.

На то, чтобы подробно объяснить систему древнеанглийского стихосложения и показать, как она работает и что в ней дозволяется, а что – нет, потребуется час-другой. По сути дела, берется с полдюжины самых расхожих и сжатых формулировок обыденной речи, содержащих в себе по два основных элемента или ударения – например (строки из перевода отрывка «Битвы при Брунабурге»:

A glóry séeking (к славе стремясь[61]61
  Русский перевод данных строк, приведенный в скобках, не иллюстрирует метрические схемы, поскольку они не могут быть точно переданы средствами русского языка. – Примеч. пер.


[Закрыть])

B by the édge of swórds (под остриями мечей)

С from the séa lánded (по океану приплыли)

E gréat men of óld (в старину воины)

[добавилось позже: D bríght | árchàngels (яркие архангелы)]

Две из них, как правило, разные, уравновешивая друг друга, образуют полную строку. Они связаны или скреплены воедино посредством того, что обычно, хотя и ошибочно, называется «аллитерацией». Это не «аллитерация», потому что основывается не на буквах и не на написании, а на звуках: по сути дела, это краткая начальная рифма.

Главный слог – самый громкий (под основным ударением), самый высокий по тону и самый значимый – в каждой краткой строке должен начинаться с одного и того же согласного звука или с любого гласного (то есть с отсутствия согласного):

Так, in battle slaughtered as books tell us (не пало в побоище, как поведали книги)

или glory seeking great men of old (к славе стремясь, в старину воины)

или ancient authors since from the east hither (и сказители древние, с тех пор, как с востока)

В последнем примере в первой краткой строке присутствуют две начальных рифмы или «скрепы». Так бывает часто, но не обязательно. Во второй краткой строке двух быть не может. Первый значимый слог, и только он, должен быть носителем ударения или рифмы. Отсюда – немаловажное следствие: фразу всегда нужно строить так, чтобы самое значимое слово во второй краткой строке шло первым. Тем самым, конец древнеанглийской строки оказывается и более слабым, и менее громким, и менее весомым; а затем в начале следующей строки пружина снова сжимается.

Очень часто в начале новой строки повторяется в более энергичной форме или с некоторыми вариациями финал предшествующей строки:

as books tell us // ancient authors (как поведали книги // и сказители древние)

from the sea landed // over the broad billows (по океану приплыли // по вольным волнам)

Так что вся древнеанглийская поэзия богата на параллелизмы и словесные вариации.

Но, безусловно, древнеанглийский стих – это далеко не одни только звуковые модели. Это еще и лексика, и стиль. Он «поэтичен». Уже в самых ранних сохранившихся письменных образчиках древнеанглийского стиха мы обнаруживаем богатейший поэтический словарь: тогда, как и сейчас, эти слова в большинстве своем являлись архаизмами – устаревшими лексемами и древними формами, которые вышли из употребления в повседневной речи в некоторых своих значениях или полностью, но сохранились в поэтической традиции.

Кеннинги. Поэтические обороты-«загадки», иногда называемые кеннингами (это исландское слово означает «описания»), – характерная черта древнеанглийского стихосложения, особенно в произведениях, отличающихся большей сложностью, и одно из его основных поэтических средств. Так, поэт может сказать bán-hús ‘дом костей’, подразумевая «тело», и при этом заставляя вас (пусть и на краткий миг) вообразить себе дом, его деревянный каркас и балки, и пространство между ними, заполненное и залепленное глиной на старый лад, – и осознать сходство между этим домом и скелетом и плотью. Поэт может сказать beado-léoma ‘пламя битвы’, подразумевая «меч» – сверкающий клинок, что выхвачен из ножен и яркой вспышкой сверкнул под солнцем; и аналогично merehengest ‘скакун моря’, подразумевая «корабль»; ganotes bæð ‘купальня олуши’, подразумевая «море». Древнеанглийский поэт любил яркие картины, но особенно ценил в них внезапность, резкость и сжатость. Сравнений он не разъяснял. Для того чтобы понять все оттенки смысла в его словах и образах, требовались внимательность и сообразительность.

В стихотворении «Битва при Брунабурге», вписанном в «Хронику», поэт говорит о «wlance wígsmiþas», сокрушивших валлийцев – буквально это «великолепные кузнецы войны». Если угодно, вы можете сказать, что «кузнец войны» – это «всего лишь поэтический кеннинг» для «воина»; так оно и есть, если исходить только из соображений логики и синтаксиса. Но он был создан и использовался как обозначение для «воина» и вместе с тем для того, чтобы создать звуковой образ и зрительный образ битвы. Мы этого не замечаем, поскольку никто из нас не видел и не слышал битву, в которой сражались бы стальным или железным оружием, и мало кому доводилось своими глазами видеть кузнеца, кующего по старинке железо на наковальне. Лязг и звон подобной битвы разносился бы очень далеко: как если бы множество людей били молотами по металлическим пруткам или рубили окованные железом бочки; или – для тех, кому доводилось слышать такие звуки (а в те времена доводилось всем и каждому), – как будто кузнец выковывает лемех плуга или кольчужные кольца; и не один кузнец, но сотни – и все состязаются друг с другом. А на близком расстоянии мерное движении вверх-вниз мечей и секир наводило бы на мысль о кузнецах, размахивающих молотами.

Уделить еще больше времени технике древнеанглийской поэзии я не могу. Но вы, конечно же, уже поняли, насколько она интересна. Попытка переводить ее – недурное упражнение, когда учишься лучшему пониманию слов, – а наши современники в этом плане сделались вопиюще небрежны; хотя на самом-то деле перевод невозможен. Наш язык стал быстр и прыток (в слогах), но при всей его гибкости и живости он небогат на звуки, а смысл его слишком часто размыт и невнятен. Язык наших праотцов, особенно в поэзии, звучал неспешно, не слишком бегло, зато звучно, и отличался чрезвычайной плотностью и насыщенностью – по крайней мере, в устах хорошего поэта.

К этой лекции прилагаются четыре фрагмента из собственных «аллитерационных» сочинений моего отца. Первый – это «Зима приходит в Нарготронд» в третьей версии, почти в точности совпадающий с тем, что приведен в «Лэ Белерианда» (1985), стр. 129. Второй – это эпизод из аллитерационного «Лэ о детях Хурина (там же, строки 1554–1570), с множеством мелких отличий (гораздо более проработанный вариант приведен в «Лэ Белерианда», стр. 129–130).

Что примечательно, третий и четвертый отрывки взяты из «Гибели Артура». Первый из них, записанный чернилами, включает в себя строки с первой по десятую из третьей песни («К свирепой силе от сна к на юге…»), отличающиеся только пунктуацией. Позже отец добавил карандашом еще четыре строки, до: «Тьма сгущалась» (которую отметил буквой «D»), и приписал напротив фрагмента: «Описательный стиль».

Второй отрывок из «Гибели Артура» включает в себя строки 183–211 из первой песни и в точности соответствует тексту, приведенному в данной книге, за исключением того, что опущена строка «и мечами бесчестными черных изменников» (I.200), а в строке 207 «под месяцем ясным» заменено на «в мире смертном». Характерно, что напротив каждой строки отец вписал соответствующие буквы, обозначающие типы ритмических схем с чередованием сильных и слабых позиций («вершин» и «спадов») в каждой краткой строке (см. стр. 227–228 выше).

Говорит Артур:

Как можно видеть, краткие строки, соответствующие типу D, в этом отрывке не представлены, а тип Е представлен лишь единожды. Значок «+А» используется здесь для обозначения приставки-спада или «анакрузы» перед первой вершиной в кратких строках А-типа. В строках 202 «Though thou legions levy» («Собери хоть сонмы») и 211 «as a golden summer» («как златое лето»), отмеченных как B, слова «levy» и «summer» представляют собою «преломленные вершины», где вместо долгого ударного слога наличествует краткий ударный слог и следующий за ним слабый слог.

Стиль данного отрывка обозначен, но пометка с трудом поддается прочтению; ее возможно истолковать как «драматичный и красноречивый».