Текст книги "Выживает сильнейший"

Глава 33

Салли Брэнч с чисто научным любопытством рассматривала извлеченное из створок раковины розовое тело моллюска.

Для своего возраста – тридцать один год – у нее был на редкость юный, задорный голос. Густые волнистые каштановые волосы, широкое, усыпанное веснушками простое лицо, карие глаза и ошеломляющая фигура, безукоризненные пропорции которой подчеркивало вязаное черное платье. На спинку стула небрежно брошен белый лабораторный халат.

– Общительным Малькольм никогда не был, но после знакомства с ней стал вообще затворником, – сообщила нам Салли.

– Когда вы виделись с ним в последний раз? – спросил Майло.

– За несколько дней до смерти, мы вместе обедали в нашем кафетерии. – Брэнч едва заметно порозовела. – Я увидела его за столиком и подсела. Малькольм выглядел погруженным в собственные мысли, но никак не подавленным.

– Мысли о чем?

– О работе, полагаю.

– Проблемы в исследованиях?

– Совсем наоборот. – Салли улыбнулась. – Ему же всегда все удавалось. Но каждый день подбрасывает новые загадки – такова специфика.

– То есть нужно быть ученым, чтобы понять это? – улыбнулся и Майло.

– Не мне судить. – Она отправила моллюска в рот.

– Значит, он никогда не делился с окружающими своими проблемами? – спросил я.

– Да, но мне-то было видно.

– Вы расстались по-дружески?

– А такое вообще бывает? – На этот раз ее улыбка вышла деланной. – Он перестал звонить, я хотела узнать почему, он ничего не объяснял, а потом я увидела их вместе. Я пережила это – все считала, что он опомнится и придет в себя. Послушайте, мне ясно, что в ваших глазах я сейчас всего лишь мучимая ревностью женщина, но поймите – самоубийство абсолютно не вяжется с его натурой, оно лишено всякой логики. Ведь Малькольм был на взлете, у него никогда не пропадал интерес к делу. К тому же он любил себя. Вот уж кто действительно любил себя, так это он.

– Высокая самооценка?

– Никакого высокомерия, просто он был умен и сознавал это. Частенько шутливо бросал, что покушается на Нобелевскую премию, но я знала: это были не пустые слова.

– Что конкретно являлось предметом его исследований?

– Проницаемость клеток. Перемещение ионов и химических соединений возрастающей сложности через мембрану без разрушения клетки. Уровень был скорее теоретическим, исследования велись на клетках мышей. Но практический потенциал эксперимента переоценить невозможно.

– Доставка в клетку лекарственных препаратов? – вставил я.

– Совершенно верно. Особенно тех, которые способствуют, так сказать, ремонту клеток. Малькольм изучал механизм действия препаратов, стимулирующих рост тканей у ожоговых больных. Он сравнивал это с игрой в детскую железную дорогу на клеточном уровне.

– Ремонт клеток – это реставрация поврежденных и дефектных хромосом?

– Да! Я подбросила Малькольму эту идею, но он ответил, что предпочитает медикаментозное лечение, что врожденные дефекты не залудишь, как прохудившуюся кастрюлю.

– Почему?

– Малькольм был, – Салли опустила голову в тарелку, – немного... консервативным. Детерминистом – он верил, что некоторые вещи должны оставаться сами по себе.

– Ожоги, значит, лечить можно, а наследственные болезни нет?

– Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы вы решили, будто он был лишен чувства сострадания. Нет, Малькольм был добрым. Но люди исключительного ума тоже иногда имеют свой пунктик.

– Что же это за пунктик?

– Снобизм.

Майло положил в рот кусочек пропитанного чесночным соусом хлеба.

– Если он не совершал самоубийства, что в таком случае могло произойти, доктор Брэнч?

– Его убили. Детектив Коннор говорила о ране на лбу от падения, но разве не могло случиться так, что кто-то подошел к Малькольму сзади, ударил головой о стол и сделал затем инъекцию хлорида калия?

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Безусловно. Зину. Не могу только понять, зачем ей это.

– Она женщина крупная?

– Вовсе нет. Худенькая, как креветка. Но если подкрасться сзади... – Салли водила вилкой по тарелке. – Я подозреваю ее совсем не потому, что она отняла у меня Малькольма. Зина – маленькая злобная ведьма. Знаете, это очень подходит к ее облику. Пока она работала в лаборатории, то всюду расхаживала с довольно-таки странным чтивом: журнальчики с фотографиями, где изображены пронзенные острыми предметами тела, очерки о серийных убийствах, напичканные жестокостями комиксы. Однажды я заметила, как она передала что-то Малькольму в коридоре. Когда я позже подошла к нему, он показал мне снимок мужчины, у которого язык и половой член были проткнуты тонкой металлической проволокой. Мне сделалось тошно.

– А какова была его реакция? – спросил я.

– Он сказал: «Удивительная штука, Салли». Как будто поразился глупости того, кто мог такое проделать.

– А отвращения он не испытывал?

– Должен был. Проявилли он его? Нет, Малькольм крайне редко позволял себе проявлять свои чувства. – Она положила вилку на стол. – Мне трудно вести этот разговор. Малькольм представляется в нем каким-то странным типом, а он им не был. Отличным от других – да, из-за своего интеллекта. Выделялся даже из наших ученых.

– Зина Ламберт была в лаборатории клерком, – сказал я. – На кого непосредственно она работала?

– Она занималась хозяйственными вопросами, следила за работой уборщиков.

– Не самый интеллектуальный труд, – заметил Майло.

– Я была не в состоянии постичь это. – Салли пожала плечами. – Что Малькольм нашелв ней? Может, хорошего слушателя? Может, я слишком допекала его – у нас постоянно происходили мелкие споры. Иногда и более принципиальные – я не стесняюсь своих либеральных взглядов, а Малькольму вечно не хватало терпения... Мы спорили с утра до вечера, но мне казалось, что ему это нравится.

– По-вашему, Зина могла быть более уступчивой? – поинтересовался я.

– Ну уж нет. Она и уступчивость несовместимы. В лаборатории ее все считали самоуверенной и дерзкой. Разговаривала с профессионалами так, будто была им ровней. – Салли отодвинула от себя тарелку. – Вы можете обвинить в снобизме и меня, но это факт: конторская крыса Зина вела себя как доктор наук. Вмешивалась в разговоры, не представляя даже сути того, что слышала, но с каким видом! Уже это достаточно характеризует ее потуги казаться интеллектуалкой. И все же что-то в ней очаровало Малькольма, – ресницы Салли дрогнули.

– Она привлекательна?

– Мужчина мог бы назвать Зину хорошенькой. В некотором смысле. Фигура у нее действительно неплоха. Встретите – сами увидите.

– Где ее можно отыскать?

– Малькольм говорил, что она работает в книжном магазине, который называется «Спазм». Интересное заведение, как он отзывался о нем.

– Опять проволока в неподходящих местах? – хмыкнул Майло.

– Может быть. Звучит-токак – «Спазм».

– Из лаборатории Зину уволили?

– Малькольм сказал, что она ушла сама.

– Почему, как, по-вашему?

– Понятия не имею. Меня мало интересует ее рабочая биография. Я рада, что она ушла, и это все. У меня была надежда, что если Зина уберется из лаборатории, то мы с Малькольмом опять сможем быть вместе.

– Она присутствовала на похоронах?

– Не было никаких похорон. Родители настояли на том, чтобы тело Малькольма отправили к ним, и кремировали его. Опять-таки, вы считаете мое мнение предвзятым, но от правды не уйти: она вцепилась в него своими когтями, и его не стало. Без всякой разумной причины.

– Детектив Коннор упоминала о каком-то клубе интеллектуалов, куда Зина его привела, – невзначай бросил я.

– "Мета". Клуб для тех, кто считает «Менсу» прибежищем простаков. Малькольм отправился на одно из заседаний вместе с Зиной и вступил в члены клуба. Сказал, что был в восторге, несмотря на посредственную еду и дешевое вино.

По мне, это кучка неудачников, собирающихся для того чтобы утешать друг друга комплиментами.

– Что же Малькольму могло там понравиться?

– Он говорил, ему приятно общаться с людьми, у которых мозги устроены так же, как у него. Не знаю, насколько эти умники разборчивы – ведь Зина тоже числилась членом клуба! – Салли провела рукой по пышным волосам. – Я была бы рада, если бы все же кто-то занялся этим делом. Стоило родителям Малькольма настоять, и расследование началось бы раньше, но они не захотели ворошить прошлое.

– Как-то необычно для родителей, – заметил Майло. – Они всегда отказываются поверить в самоубийство.

– Вы не знаете егородителей. Оба – профессора физики в Принстоне. Дадли и Анабелла Понсико. Он занимается механикой, она – элементарными частицами. Гении. Сестра Малькольма ведет исследования по физической химии в Массачусетском технологическом институте, а брат – математик в Мичигане. В семье трагедия, а они ни слова. Все заняты расчетами.

– Вы видели их?

– Один раз, на прошлогоднее Рождество. Приезжало все семейство, и мы в полном молчании отобедали с ними в гостинице. После смерти Малькольма я разговаривала с отцом, он сказал, что пусть все остается как есть, поскольку его сын всегда был человеком настроения.

– Человеком настроения, – повторил я.

– Чудаком. Англичанин, чего вы хотите. Может быть, прошло слишком мало времени, и им тошно было думать о каких-либо интригах. Это я, наверное, оказалась не слишком чувствительной.

Дело Понсико я прочитал сегодня утром. Петра Коннор говорила с обоими родителями по телефону. И отец и мать были убиты горем, но сказали лишь, что Малькольм никогда не совершал поспешных поступков, хотя очень зависел от перепадов настроения и в пятнадцатилетнем возрасте прошел годичный курс психотерапии, чтобы избавиться от депрессии и нормально спать по ночам.

С Салли он этим не поделился.

– Кто-нибудь еще в вашей лаборатории является членом «Меты»? – спросил Майло.

– Не знаю. А что?

– Вы подозреваете Зину, и нам хотелось бы узнать о ней побольше.

– Я рассказала вам все. Не желаете взглянуть на фотографию Малькольма?

Не дожидаясь ответа, Салли вынула из сумочки цветной снимок, на котором она стояла рядом с рыжеволосым молодым человеком среди кустов роз. Короткое белое платье без рукавов, широкополая соломенная шляпа, солнечные очки. Правая рука покоится на его талии. Понсико – высокий, узкоплечий и чуть полноватый. Курчавые волосы начали заметно редеть, небольшая бородка – как у Линкольна, без усов. Одет он был в красную спортивную майку и коричневые брюки с той небрежностью, которая говорила об отсутствии привычки часто смотреть в зеркало. Салли в объектив улыбалась, Малькольм хранил невозмутимость.

– Это когда мы с ним ходили в хантингтонскую библиотеку посмотреть на коллекцию научной переписки Томаса Джефферсона.

– А буквы DVLL на экране его компьютера, – Майло вернул ей снимок, – вам ни о чем не говорят?

– Наверное, какая-нибудь дьявольщина, которую вывела на дисплей она.Зина просто обожает такие вещи.

– Увлекается сатанизмом?

– Меня бы это не удивило – украла его у меня, вовлекла черт знает во что, а в результате – смерть. Я не страдаю паранойей, господа, однако факты и сами по себе достаточно красноречивы. Спросите любого, кто меня знает – вам скажут, что я человек уравновешенный, рациональный и заслуживающий доверия. В этом, по-видимому, и заключалась проблема – я была слишкомрациональной. Мне бы заорать, устроить скандал, когда она стала прибирать Малькольма к рукам, может, он и понял бы, что я по отношению к нему испытывала. Дай я волю чувствам,может, он был бы сейчас жив.

Глава 34

Поблагодарив нас за внимание, с которым мы ее слушали, Салли Брэнч накинула халат и ушла.

– Бедная женщина, – сказал я.

– Очень много в ней аду, – отозвался Майло. – А у Понсико были такие проблемы с настроением, что даже родители не удивились его самоубийству. Если бы не DVLL и раскопанная тобой статья про «Мету», я бы ни секунды больше на это дело не потратил.

– Кое-что мы все-таки имеем, Майло. С одной стороны дети с задержкой умственного развития, с другой – молодой гений. Гений без капли сочувствия к тем, у кого не в порядке с генетикой. Единственное, на мой взгляд, связующее звено между его смертью и нашими убийствами – это то, что, узнав в «Мете» о чем-то, Понсико стал представлять собой опасность. Киллер слишком подробно разглагольствовал о своих планах, а презрение Понсико к ущербным не простиралось до готовности пойти на убийство.

– Доктор Брэнч убеждена, что убийца – Зина, но Зина слишком миниатюрна для этого, а та часть рассказа Салли, где она говорит про удар со спины, – чистый бред. Конечно, удар головой причинил бы Понсико боль, но крупному парню его типа не составило бы труда справиться с маленькой женщиной. Так что если он был убит, то кем-то посолиднее. Как и наши подростки.

– Предположим, Зина была вместе с приятелем?

– Команда убийц? Все возможно; мы сейчас купаемся в океане фантазии, но пока, кроме жуткой ревности одной дамы к другой, я тут ничего не вижу. Хотя не исключаю, что в дальнейшем Зина может быть нам полезна.

– В качестве ключа к дверям «Меты».

Майло кивнул.

– Ну а между делом давай посмотрим на успехи нашего израильского друга.

* * *

При свете дня дом, в котором жил Шарави, выглядел ветхим и запущенным. Хозяин, открывший нам дверь с чашкой чая в руке, был гладко выбрит и аккуратно одет. Я вдруг осознал, что сам так и не побрился.

Шарави внимательным взглядом осмотрел улицу и предложил нам войти.

– Чаю не хотите?

– Нет, спасибо, – ответил Майло. – Надеюсь, компьютер работает?

Мы прошли в заднюю комнату. По темному экрану компьютера медленно кружился розовый шестигранник – машина отдыхала. Даниэл поставил перед столом два складных стула. Бархатные мешочки с талисманами исчезли.

Майло вручил ему копию статьи Фэрли Санджера и кратко сообщил об обстоятельствах смерти Малькольма Понсико.

Придвинув клавиатуру, Даниэл заработал правой рукой с такой скоростью, которую я и представить себе не мог. Искалеченная кисть неподвижно лежала на колене.

На дисплее один банк данных сменялся другим без всякого результата.

– Если они и совершили что-либо противозаконное, то правоохранительным органам ничего об этом не известно. Попробую проверить науку.

Набранное ключевое слово – Мета -вытащило на экран сотни абсолютно ненужных нам понятий: мета-анализ в философии, формулы химических соединений, ссыпки на метаболизм, металлургию и метаморфозы. Когда вся эта абракадабра закончилась, Шарави произнес:

– Остается Интернет. Он, правда, превратился в международную корзину для мусора, но попробовать стоит.

– Попробуй сначала телефон, – предложил Майло. – Информационную службу по Нью-Йорку. Просто скажи им – Мета.

– Неплохая идея. – Шарави улыбнулся и набрал 212. – Опять пусто.

– Может быть, – сказал я, – после скандала вокруг статьи Санджера клуб распущен?

– Может, – согласился Даниэл. – Хотя негодование толпы тоже в состоянии поддать жару и активизировать их деятельность. Ну ладно, нырну в Интернет.

Набрав пароль, он вошел в такую область сети, о существовании которой я и не подозревал. Никакой изящной графики, никаких окон – только слепяще-черные буквы на белом экране.

Несколько секунд Шарави просидел без движений, даже не моргал.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, Р. ВАН РЕЙН, – замигали наконец на экране буквы.

Так звали Рембрандта. Интересно, это израильская полиция выбрала ему кличку, или же он сам возомнил себя мастером кисти?

Коричневые пальцы запорхали над клавишами, и через мгновение на нас обрушилась новая лавина информации: энтомолог из Парижа исследует жизнедеятельность личинки метацеркарии, хилер в Окленде обещает избавить от болей в запястье – метакарпусе на латыни.

Через двадцать минут свистопляска на экране закончилась.

– Ваши предложения? – повернулся к нам Шарави.

– Попробуй «Менсу», – сказал Майло. – Между двумя группировками существует соперничество, если не вражда.

Вдруг кто-нибудь из адептов «Менсы» захотел выплеснуть свои эмоции.

Даниэл перебрал клавиши.

– "Менсы" хватает.

Страница сменялась страницей: время и места заседаний в отделениях по всему миру, прочие имеющие отношение к клубу данные.

Подобная организация в Лондоне, именующая себя «Лайми-Скампогз», оживленно обсуждает по Интернету свои дела. У всех членов клички типа Смышленого Дитяти, Сладкой Малышки, Буйвола Боба. Болтают о «невыносимых панках», «крепком кофе и диалектике», «аргументах из преисподней», щенках афганской борзой и прочем в том же роде.

Замелькали строки на других языках. Шарави, похоже, считывал и их.

– Что это такое? – Майло ткнул пальцем в экран.

– Дублинская «Менса», это по-гэльски.

Даниэл продолжал прокручивать страницы.

Торговец недвижимостью из Висконсина, хвастаясь членством в «Менсе», предлагает свои услуги.

То же самое делают менеджер отдела в Чикаго, дантист во Флориде, инженер-электронщик в Токио и сотни других в десятках городов мира.

Безработица не обходит стороной даже профессионалов.

Начался раздел «ИЗМЕРЕНИЕ УРОВНЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ». Несколько авторов, все – мужчины, представляют вопросники для тестирования типа того, что публикуют журналы под рубрикой «Познай самого себя». Почти все заверяют пользователя в «высочайшей объективности оценки ответов на вопросы, справиться с которыми под силу лишь самым изощренным умам». Ниже шли показатели:

Коэффициент интеллекта Роберта...

Коэффициент интеллекта Хорэса...

Коэффициент интеллекта Кейта...

Коэффициент интеллекта Чарлза...

На некоторых страницах текст был украшен портретами Альберта Эйнштейна.

Мигали буквы: ЩЕЛКНИТЕ МЫШЬЮ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ОЧКИ.

Шарави так и сделал; в графах против имен появились маленькие звездочки – более чем по сто семьдесят очков у Роберта и Хорэса, у Кейта и Чарлза...

– До чего же они все умненькие, – проговорил Даниэл, – и времени свободного у них навалом.

– Победители, – добавил Майло. – Клуб чемпионов.

Все с тем же нулевым результатом Шарави прокрутил еще несколько страниц.

– Эпоха информации. – Майло вздохнул. – И долго вот так приходится сидеть?

– Все меньше и меньше, – ответил Даниэл. – Когда Интернет только начинался, он был намного более эффективным средством добыть данные. Контакты профессоров, научные отчеты, корреспонденция различных агентств. Теперь же по сети можно бродить сутками и не обнаружить ничего нужного. Интернет превратился в огромную гостиную, где одинокий человек находит общение с себе подобными. – Он повернулся ко мне. – Полагаю, такая цель и ставилась, а, доктор?

– Вперед, вперед, Даниэл, – не дал ему пофилософствовать Майло.

Через два часа мы вернулись в исходную точку. Пустота.

– DVLL вы уже смотрели? – спросил я Шарави.

– Да, как и справки о всех экстремистских группах. Боюсь, что мы не продвинулись ни на шаг.

– А если ввести другое слово, – предложил я. – Гальтон стерилизация, евгеника, эвтаназия.

Негромко зашелестели клавиши.

* * *

Стерилизация принесла больше инструкций по способам сохранения пищевых продуктов, чем сведений об операциях по удалению половых желез, а раздел евгеники оказался полон объявлений следующего рода: «Настоящим предоставляю на публичное рассмотрение генетическую структуру моей цепочки ДНК. Дамы, заинтересованные в получении качественных нуклеопротеинов, сердечно приглашаются для личного ознакомления с более подробной информацией».

Страницу за страницей принтер выплевывал всю эту чушь, и Шарави молча отправлял бумагу в корзину. Время от времени Майло доставал листок-другой, пробегал его взглядом и бросал обратно.

В половине шестого он заявил:

– Хватит. Эти супермены из «Меты» явно не хотят высовываться.

– Вместо того чтобы просто сипеть, мы могли бы действовать, – сказал Шарави. – Послать по электронной почте запросы о «Мете» в какие-нибудь еще базы данных и посмотреть, что из этого выйдет.

– Ты абсолютно уверен, что тебя не вычислят? – поинтересовался Майло.

– Нет. Правда, я регулярно меняю пароли и адреса, но кто его знает.

– В таком случае я против. Рано. Незачем их тревожить.

– Своим звонком в «Менсу» я уже сделал это. – Я рассказал об оставленном на автоответчике послании.

– Неважно, – бросил Майло, но мне было ясно, что он недоволен – я поступил как любитель. – Другие соображения есть? – повернулся он к Даниэлу.

– Самоубийство Понсико. Несмотря на недостаток информации, выглядит оно необычно. Начнем с яда – обычно им пользуются женщины, разве не так?

– Понсико – ученый.

– Именно. А из этого вытекает: он знал, что делает. Хлорид калия действительно вызывает смерть быструю, но далеко не безболезненную – внезапная сердечная аритмия, затем сильнейший приступ. При исполнении смертного приговора осужденному вводится пентотал натрия в качестве транквилизатора и, не помню какой, бромид для остановки дыхания. Понсико мог бы выбрать смерть попроще.

– А вдруг он хотел наказать себя? – спросил Майло, – Решил, что заслуживаетсмерти жестокой и необычной.

– Чувство вины? – Я вспомнил о Нолане. – В связи с чем?

– Скажем, он принимал участие в чем-то на самом деле омерзительном, к примеру, в наших убийствах или еще чем-нибудь подобном. А может, впал в депрессию, прямо в лаборатории, и под рукой оказался яд. Даже при том, что он доставил себе больше мучений, чем мог бы, смерть все равно была относительно быстрой и, я бы сказал, эстетичной. Это намного лучше того, что мне приходилось видеть. Не так ли, суперинтендант?

– Даниэл, – поправил Майло Шарави. – Ненависть к самому себе иногда творит удивительные вещи. Но... не мешало бы узнать об этом молодом человеке поподробнее.

– Я позвоню его родителям, – решил Майло. – Этим профессорам из Принстона. Поговорю с коллегами по лаборатории.

– Лаборатория занимается биомедициной?

– Исследованиями кожи. Понсико работал над ее пересадкой. А что, ты видишь тут какую-то связь?

– Нет. Хотя, если предположить неудачливого пациента, у которого... Нет, вряд ли – в таком случае отравили бы хирурга, а не ученого-экспериментатора. Больше мне в голову ничего не приходит. – Даниэл допил чай и поставил чашку на стол. – В Нью-Йорке у меня есть неплохие источники информации. Если «Мета» все же существует, они смогли бы отыскать ее. Кроме того, имеется возможность подключиться к телефону Зины Ламберт...

– Забудь об этом. Против нее у нас ничего нет, так что нам не дадут разрешения на прослушивание. Да даже если Зина и связана с чем-то таким, мне вовсе не хочется насторожить их и порвать всю цепочку.

– Дельное соображение.

– Говорю тебе серьезно.

– Я понимаю.

– Зина работает в книжном магазине «Спазм», – напомнил я. – Достаточно странное название, очень может быть, что и клиенты туда заходят странные. Вполне вероятно, там есть для них нечто вроде доски объявлений, где «Мета» оставляет свои сообщения для членов клуба.

– Вместо телефона используют для оповещения магазин? – уточнил Майло.

– Неприметное заведение для избранной публики. Хотите, загляну туда, осмотрюсь? – предложил я.

– Надо подумать. – Майло потер щеку. – Необходимо извлекать максимум из всего того, что мы делаем.

Шарави встал, потянулся, расслабленно помахивая изуродованной рукой.

– Пойду приготовлю еще чаю. Вы не откажетесь? У меня свежая мята, обнаружил целые заросли за домом.

– С удовольствием, – поблагодарил я.

Он вышел, и Майло кивнул на компьютер:

– Каков вопрос, таков и ответ – все мусор... Ты похож на Арафата, Алекс, со своей щетиной, настоящий дикобраз.

– С утра помчался в библиотеку, не было времени побриться.

– Так зарости за полдня? Опять принимаешь тестостерон?

Ухмыльнувшись, я продемонстрировал ему бицепс. Майло устало улыбнулся.

С подносом в руке вошел Даниэл. По комнате разлился тонкий аромат мяты. Я сделал глоток и набрал номер своего офиса.

– Привет, док. В самый раз – вам уже звонил клиент. Некто Лорин Буковски из... похоже, «Менсы». Хотя ему требовался Эл. Секретарша, она у нас новенькая, пыталась его поправить, но он настаивал, что вы – Эл. Странные у нас пациенты, доктор Делавэр, но, в конце концов, это ваше дело.

– Именно так. Что сказал мистер Буковски?

– Дайте-ка взгляну на записку, у новенькой отвратительный почерк... вроде бы он был...нет-нет, он не имеетничего общего с «Мелой» или «Метой», кажется, так... в любом случае он не хочет иметь дела с «Мелой» или как там... м-м, но если ваш... простите, доктор, здесь не слишком вежливо.

– Дальше, дальше, Джойс.

– Если ваш дурной вкус толкает вас к... не пойму, братанию...с идиотами... ступайте в какой-то «Спазмик»... но адреса не оставил. Даже для нас это странно, доктор.

– Все?

– Сказал, чтобы больше не звонили, вы ему не интересны. Какая наглость, а?

– Ужасная. Но может, у него были на то свои причины?

* * *

– Довольно резкие суждения, – проговорил Майло, записав имя звонившего.

– Теперь кому-то стало ясно, что мы разыскиваем «Мету». Прости, Майло.

– Зато теперь мы знаем, что книжная лавка заслуживает внимания. – Он повернулся к Шарави. – Как насчет того, чтобы прощупать этого Буковски и мисс Ламберт по твоим нелегальным каналам?

Даниэл поставил кружку с чаем на стол и придвинул к себе клавиатуру. Через секунды на экране появилась строчка: «Лорин А. Буковски, проживает в Лос-Анджелесе, на Коринф-авеню, 90064».

– Вест-сайд, – заметил Майло. – В шаге от полицейского участка. Можем нанести ему визит.

– Так когда мне отправляться в «Спазм»?

– Подожди, сначала я хочу проверить Буковски.

– Если он сообщит что-нибудь интересное, – заметил Шарави, – то поход доктора в книжный магазин может оказаться более результативным.

– То есть?

– Если «Мета» до сих пор проводит свои заседания, почему бы не поприсутствовать на одном из них? Доктор наук – прекрасная кандидатура. Алекс может сделать вид, что...

– Выбрось это из головы, – категорично заявил Майло.

– Как скажешь. – Шарави кивнул.

– И не вздумай сунуться туда сам, суперинтевдант.

– Я? – Даниэл улыбнулся. – Внешность не соответствует.

– Это относится и к твоим людям.

– Моим людям?

– Как я уже сказал: забудь. Никаких шпионских операций у меня за спиной.

– Как скажешь.

– Как скажешь? Так просто?

– Так просто.

Проговорив эту фразу почти шепотом, израильтянин впервые выказал какие-то эмоции: золотистые глаза чуть сузились, около рта пролегла едва заметная складка.

– Я прилагаю все усилия, чтобы помочь, – мягко проговорил он.

– А я по натуре скептик и пессимист, – отозвался Майло. – Меня настораживает, когда все идет слишком гладко.

Стиснутые челюсти Шарави разжались, на губах появилась механическая, как по нажатию клавиши, улыбка.

– Я опять усложняю твою жизнь, Майло?

– Зачем ломать ход событий?

– Мне нужно что-нибудь съесть. – Даниэл покачал головой.

Он покинул комнату, и Майло рассеянно ткнул большим пальцем в сторону корзины для бумаг.

– Постараюсь переговорить с Буковски сегодня же. И позвоню родителям Понсико. Хотелось бы надеяться, что его самоубийство не уводит нас в сторону.

Он поднялся, заходил по комнате. В маленьком домике было хорошо слышно, как Шарави возится на кухне.

– Если бы я сходил в магазин, стало бы ясно, как вести себя с мадам Ламберт. Может, удастся вытянуть у нее что-нибудь о «Мете».

– Алекс...

– Самым непринужденным образом. Допустим, киллер – один из «Меты», но это еще не превращает всю их контору в сборище убийц. На заседании я смог бы увидеть их всех и...

– Оставь эту затею, Алекс.

– Почему?

– А как ты думаешь?

– Потому что ее предложил Шарави?

Майло развел руками.

– На редкость неудачный ответ. Десять штрафных очков.

– Эй, Майло, я говорю совершенно искренне.

– Послушай, – он опустил вздернутые плечи, рассмеялся, – я хочу обезопасить тебя, а ты лезешь на рожон. По-твоему, это очень остроумно – сунуть свой нос в гнездо высокомерных снобов, один из которых может оказаться серийным убийцей?

– Не думаю, что присутствие на одном-единственном собрании членов клуба представляет для меня какую-либо опасность.

Майло не произнес ни слова.

– К тому же, сдается мне, присутствие Шарави беспокоит тебя настолько, что вместе с водой ты готов выплеснуть и ребенка, – продолжал я.

– Здорово. – Он энергично растер щеки. – С одной стороны он, с другой – ты... Убежден, что он и тут напихал своих микрофонов.

– О'кей, молчу. Извини.

Майло скорчил гримасу. Улыбнулся. Захохотал, принявшись кружить по комнате.

– Чем я здесь занимаюсь? Для чего? Да, да, ты прав – мне противноиметь с ним дело. Не люблю, когда в кучу собираются... слишком много законников. – Он замахал в воздухе руками, подобно человеку, плывущему брассом. – Задыхаюсь, мне душно, как под сотней одеял.

– Понимаю. Но их будет еще больше, если мы не найдем ничего нового по убийствам.

– Что же ты предлагаешь? Любовьчерез силу?

– Для твоего собственного блага, мой мальчик.

– А теперь уже вам, доктор Касторка, хочется сыграть в Джеймса Бойца. Пару дней общения с мистером Моссадом, и у вас руки зачесались по ручке-пистолету и фотоаппарату в зажигалке.

– Угадал. Агент ноль-ноль-псих. Лицензия на интерпретацию.

С сандвичем на дешевой пластиковой тарелке вернулся Шарави. Кусочек тунца и листик салата на пластинке хлеба. Очень тоненький кусочек тунца. Тарелку Шарави поставил родом с телефонами. По лицу было видно, что никакого аппетита у него нет.

– Здесь есть два полицейских сканера. Тот, что на кухне, был включен. Минуту назад по одному из ваших рабочих каналов прошло сообщение: детективы центрального отдела убийств вызваны к мертвому телу, обнаруженному в переулке, с ножевыми ранениями. Сто восемьдесят седьмая статья. К нам, похоже, отношения не имеет, но родом с трупом нашли белую тросточку, с какой ходят слепые. Мне показалось, что вам следует знать об этом.

Взяв с тарелки сандвич, Шарави решительно впился в него зубами.