Текст книги "Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира"

Яшин вновь надел темный вратарский свитер в мае следующего года, когда на его прощальную игру приехали Герд Мюллер, Драган Дзажич и Христо Бонев, вышедшие в составе сборной мира, игравшей против коллег Яшина по «Динамо». Естественно, он сохранил ворота в неприкосновенности и через 7 минут после начала второго тайма был заменен, удостоившись громких оваций – прощание вышло эмоциональным. Потом он работал директором «Динамо» (Москва), но большую часть своей жизни на пенсии провел за рыбалкой. «Не могу представить себе лучшего способа расслабиться, – сказал он, – чем приехать к озеру или пруду и посидеть с удочкой в руке». Его отвага тем не менее дала о себе знать. Регулярные удары по ногам сделали свое дело, и после того как Яшин заболел во время матча ветеранов советского футбола в Будапеште в 1984-м, ему ампутировали правую ногу. Привычка много курить только усугубила его проблемы со здоровьем, и он умер в 1990 году, через полгода после своего 60-летия. Его наследие, впрочем, продолжает жить.

…Как были у Яшина талантливые предшественники, так нашлись и продолжатели: Ринат Дасаев был Яшиным 1980-х и, вероятно, идет вслед за ним вторым в пантеоне славы российского вратарского цеха. Родившегося в 1957 году в Астрахани, что на юге России, Дасаева можно смело считать величайшим татарским футболистом в истории, он сыграл на трех чемпионатах мира, брал бронзовые медали Олимпиады-1980 и был финалистом Евро-1988. За сборную он сыграл 91 матч в период с 1979 по 1990 год, только Олегу Блохину удалось сыграть за СССР больше матчей.

Дасаев называет поражение от Бразилии (1:2) на групповой стадии ЧМ-1982 и победу над Нидерландами (1:0) на групповой стадии Евро-1988 (хотя голландцам и удалось взять у Советов реванш в финале, где они победили 2:0) лучшими матчами в своей карьере. «Чемпионат 1982-го был для меня первым, – говорил он. – У меня есть DVD с записью матчей, и временами я его пересматриваю. Я помню каждый момент того матча с бразильцами и до сих пор считаю, что если бы отбивал мячи не двумя руками, а одной, то остановил бы оба голевых удара».

Дасаев также был ключевым игроком великой команды московского «Спартака» конца 1970-х – начала 1980-х годов, которая выиграла два чемпионства, играя в скоростном атакующем стиле, где главным элементом был короткий пас и взаимозаменяемость игроков. Шесть раз Дасаева называли лучшим вратарем Союза, он получил прозвище «Железный занавес», но после крушения коммунистического режима стал одним из первых игроков, воспользовавшихся открывшейся возможностью поиграть в европейских клубах, присоединившись в 1990 году к «Севилье» за 1,5 млн фунтов. «Когда я перешел в «Севилью», мне был 31 год, – говорил Дасаев, – но я ощущал себя подростком, потому что не мог объяснить, чего хотел сам и чего ждал от других игроков. Я держался в стороне от команды. Это было результатом нехватки знаний языка».

Приближаясь к закату своей карьеры, Дасаев разочаровал публику в Испании. В Италии-1990 он продемонстрировал несвойственную себе склонность к ошибкам, а на клубном уровне вскоре обнаружил, что зачастую становится четвертым иностранцем – и это в эпоху, когда по правилам европейского футбола командам разрешалось заявлять только троих. Его контракт истек в 1994-м, после чего он решил остаться в Испании, несмотря на то, что никак не мог там трудоустроиться. «Моя жена из Севильи, у нас там много друзей, – говорил он. – Я часто туда езжу. Севилья – вторая родина для меня. Это мое место». На несколько лет Дасаев, казалось, исчез из поля зрения, пока газете «Комсомольская правда» не удалось разыскать его – там сообщалось, что он живет в бедности. Его убедили вернуться обратно в Россию, где его приветствовали как возвратившегося героя.

«Я уехал из одной страны, а возвратился в другую, совершенно новую в политическом плане, так что мне пришлось начинать жизнь с чистого листа».

Он увидел, что за минувшие годы страна изменилась до неузнаваемости. «Я не был свидетелем происходивших здесь событий, – говорил он, имея в виду радикальные преобразования, последовавшие за перестройкой. – Мне повезло, я тогда уже уехал. Я звонил друзьям из Испании, и они говорили мне, чтобы я оставался там и не думал о возвращении. Хороший был совет. Когда я все-таки вернулся после десяти лет в Испании, мне предстояло принять другой вызов; заново приходилось учить русский, потому что за десять лет в Испании я говорил только на испанском. Мне приходилось раздумывать, прежде чем что-то сказать. Понадобилось и какое-то время на то, чтобы свыкнуться с новой реальностью этой страны. Я уехал из одной страны, а возвратился в другую, совершенно новую в политическом плане, так что мне пришлось начинать жизнь с чистого листа».

У Дасаева, кажется, смешанные чувства по отношению к старому режиму, он признает, что статус ведущего футболиста обеспечивал ему совсем другой уровень жизни при коммунизме по сравнению с большинством его соотечественников. «Я говорю не только за себя, но также и от лица других знаменитых спортсменов, представлявших Советский Союз, – сказал он. – Определенное давление, конечно, было, но оно не было таким уж сильным и не ложилось таким тяжелым грузом, что приходилось страдать. Для нас, футболистов, тот факт, что СССР был закрытой страной, не был реальностью, поскольку мы очень часто путешествовали. Мы жили в другом СССР, в отличие от большинства. Проблемой было то, что мы не могли покидать страну и играть за другие клубы. Это было запрещено. Не забывайте, что мы выросли в Союзе и были частью этого общества.

Мы играли значительную роль в советском образе жизни. Меня часто спрашивают, когда жилось лучше – в советские времена или сейчас? С точки зрения футбола – да, нам не платили такие серьезные зарплаты, какие сейчас получают игроки, но денег, которые мы зарабатывали, более чем хватало на сытую жизнь, мы получали от нее удовольствие – я имею в виду спортсменов. Не было никаких проблем с покупкой квартиры или автомобиля, а цены были такими низкими, что с нашими зарплатами мы могли гарантировать себе очень высокий уровень жизни. Сейчас ребята много зарабатывают, но и тратить им приходиться много». Пожалуй, отношение к голкиперам тоже поменялось; в новом обществе индивидуалистов все искали славы и известности благодаря голам, предпочитая эту стезю независимости всегда жертвующего собой вратаря.

Поработав какое-то время ассистентом тренера в национальной сборной, Дасаев стал заниматься работой тренерской академии в Лужниках.

Человеком, которого прозвали следующей реинкарнацией Яшина, стал Михаил Еремин. Ему было 18, когда он дебютировал за московский ЦСКА в 1986-м, стал ключевой фигурой в победе сборной СССР на чемпионате Европы до 21 года в 1990-м и получил вызов в главную сборную страны на товарищеский матч с Румынией в том же 1990 году. В 1991 году он был частью очень бодрого ЦСКА, который обыграл московское «Торпедо» в финале Кубка СССР и стал последним чемпионом в советской истории. Но по пути домой с финального матча Еремин попал в аварию: у его машины пробило колесо, он не справился с управлением и врезался в автобус. От полученных травм он скончался через неделю.

Так что мантия преемника перешла следующему вратарю. Сергей Овчинников стал следующим новым Яшиным, даже несмотря на то, что присущая ему нахальность и конский хвост а-ля Дэвид Симэн явно свидетельствовали о совершенно непохожем на яшинский характере вратаря. Талант Овчинникова быстро дал о себе знать еще в школе – где к нему впервые приклеилась кличка «Босс», – после чего его приняли в академию московского «Динамо», клуба, в котором Яшин сделал себе имя. Он покинул «бело-голубых» ради перехода в «Локомотив» в 1991-м и после 6 лет выступлений там перебрался в Португалию, где выступал за «Бенфику», «Альверку» и «Порту», прежде чем вернуться в «Локо» в 2002-м. То, что русские, как правило, неудачно ездят за границу, давно стало нормой, но Овчинников определенно приобрел в Португалии ценный опыт. Когда он уезжал, он был блестящим вратарем, но очень непостоянным и рассеянным; по возвращении он остался таким же блестящим голкипером, но теперь стал стабильно играть на высоком уровне, его рекордные 20 «сухарей» в сезоне помогли «Локо» выиграть первый титул в истории. «Ситуация в «Локо» с Овчинниковым сейчас, – говорил экс-нападающий «Локомотива» Валентин Бубукин, – походит на ту, в которой Яшин был в «Динамо».

За исключением, разумеется, взрывного темперамента Овчинникова. Яшин был горяч, но научился контролировать свои эмоциональные реакции; Овчинникову это оказалось не под силу. «Голкипер должен быть агрессивным, – говорил он. – Он должен орать, командовать партнерами, биться за них. Это становится частью твоего имиджа. Начинаешь делать это намеренно, чтобы давить на арбитров и выводить из равновесия соперников. Но не думайте, что я такой в повседневной жизни». Эта агрессия, однако, порой выходила за границы дозволенного. В 2003-м он был дисквалифицирован на 5 матчей за то, что погнался за тренером «Зенита» (Санкт-Петербург), который, по его словам, оскорбил «Локомотив». «Что меня больше всего раздражает в людях, так это проявление ими неуважения к «Локо», – говорил он. – Когда о моем клубе говорят гадости, это все равно что личное оскорбление».

И хотя в 2000 году шли активные спекуляции о том, что он якобы поклялся никогда больше не играть за национальную сборную после того, как тренеры оставили его на скамейке в товарищеской игре против Германии, во многом именно его горячее желание попасть в состав сборной на чемпионат мира заставило его ускорить собственное возвращение из Португалии. Два раза подряд он выигрывал награду вратарю года в России, которые добавились к еще двум, выигранным им в первый свой период в «Локо», но красная карточка, полученная им в матче Евро-2004 против Португалии за игру рукой за пределами штрафной, по сути, стала окончанием его международной карьеры. Он провел за сборную всего 35 матчей, и складывается ощущение, что с таким талантом, который у него был, он так и не смог до конца реализовать свой потенциал. Словно в доказательство того, что русскому голкиперу никогда не суждено избежать стереотипных шаблонов фильма «Вратарь», Овчинников работал консультантом на съемках украинского фильма о Матче смерти, в ходе которых тренировал актера, исполнявшего роль Трусевича.

После Еремина и Овчинникова пришел черед Игоря Акинфеева. Он родился в городе Видное, недалеко от Москвы, в 1986 году. Его отец был водителем, а мать воспитателем в детском саду, но его дед был вратарем во втором по силе дивизионе советского футбола. «Он знал тренера в молодежной системе ЦСКА, вот почему меня определили туда в четырехлетнем возрасте, – говорил Акинфеев. – Я думаю, что никто не любит ЦСКА так сильно, как я».

Акинфееву было 16, когда он дебютировал за ЦСКА, отразив пенальти в выигранном матче с «Крыльями Советов» (2:0). «(Вениамин) Мандрыкин получил травму, – вспоминал он. – Я очень нервничал, боялся того, как другие игроки меня воспримут. Я заперся в номере на базе. Ни с кем не разговаривал. Но вечером у нас была назначена тренировка, нужно было идти. Ребята встретили меня тепло, и после матча я потащил ящик пива в сауну, где мы отмечали дебют».

Он не производит впечатление беспокойного человека, считает бывший голкипер, а ныне тренер вратарей ЦСКА Вячеслав Чанов, которого Акинфеев называет «главным тренером в своей жизни». «У него есть отвага и смелость, – говорит Чанов. – Он не нервничает. Его главный козырь – уверенность в себе, которую он передает партнерам. Очень редко он ошибается при выборе позиции». Акинфеев в том сезоне 2003 года вышел на поле 13 раз, а ЦСКА выиграл первое чемпионство со времен развала СССР. На следующий год он закрепился в роли основного вратаря ЦСКА. Он получил награду Вратарю года в России, а на следующий год ЦСКА стал первой командой в российской истории, которой покорился европейский титул: «красно-синие» обыграли «Спортинг» со счетом 3:1 в финале Кубка УЕФА на домашней арене португальского клуба в Лиссабоне.

И хотя у Акинфеева тоже весьма горячий темперамент – что продемонстрировала пятиматчевая дисквалификация за удар сербского полузащитника «Крыльев Советов» Огнена Коромана, который, судя по всему, неумышленно пнул мячом в голкипера, празднуя забитый гол, – он с возрастом сумел заработать себе репутацию человека мягкого, вдумчивого, почти меланхоличного. В 2005-м он раздумывал о переезде за границу, но, надо сказать, без особого энтузиазма. Он – русский, а в мире, пожалуй, нет другой такой нации, представители которой были бы так привязаны к дому. «У своего собственного народа Россия вызывает беспомощное чувство поклонения и привязанности, – отмечает Колин Таброн в книге Among the Russians. – Она удерживает их с некоторым деспотизмом матери-земли, и они ощущают себя вечными просителями ее мучительной нежности».

Для Акинфеева эта связь еще крепче благодаря православной вере. «Когда у меня есть свободное время, – говорил он в первый раз, когда я интервьюировал его в 2006-м, – я стараюсь сходить в церковь. Я просто зажигаю свечу… и ощущаю облегчение на душе. Я не могу себя представить в цветах какой-либо другой команды, кроме ЦСКА, но если тебе выпадает шанс уехат-ь играть за престижный клуб, надо им пользоваться. Может, не сейчас, но точно к 25 годам. В России стоит только отметить 30-й день рождения, все о тебе тут же забывают. У нас немало великих актеров, которые были знамениты на всю страну, но которые окончили свои дни в бедности и забвении».

Однако и в 25 лет Акинфеев все так же сомневался в необходимости перехода. «Спросите меня, хочу ли я покидать ЦСКА, и я скажу «нет», – говорил он. Другие считают, что ему необходимо уехать, если он хочет расти дальше как футболист. «Он был лучшим молодым голкипером, когда только начинал свою карьеру, – говорит Дасаев. – Он был очень многообещающим игроком, но сегодня он, пожалуй, не на том уровне. Я не думаю, что сейчас он прогрессирует так, как должен, если хочет стать лучшим. Несколько сезонов кряду он прибавлял, но сейчас нет. Вероятно, настало время уезжать за границу. Если он не сделает этого, его ждет стагнация здесь».

Акинфеев соглашается, по крайней мере умом; эмоционально тем не менее он остается крепко привязан к России. «Я понимаю, что всем игрокам нужно прогрессировать, а прогрессировать можно, только играя за лучшие команды, – говорил он. – Так что я никогда не перейду в условную «Астон Виллу» или «Фиорентину». Я слышал, что «Арсенал» и «Манчестер Юнайтед» имели определенный интерес ко мне. Если однажды я узнаю, что это действительно так, я начну много размышлять об этом. Эти команды очень сильны, но я люблю ЦСКА и люблю Россию. Мне нравятся русские – это мой народ. Я люблю российскую природу, особенно березы. Я верю в Бога и хожу в православную церковь. Очевидно, что в Европе всего этого мне будет не хватать. Даже двухнедельные сборы в Европе вгоняют меня в тоску».

В этом он, пожалуй, типичный россиянин. Бесчисленное количество русских игроков говорили о тяжелой тоске по дому, которая нападала на них при переезде в иностранные клубы; Егор Титов говорил, что его одолевали приступы тошноты, когда он садился в самолет, собиравшийся вылетать из Москвы, – а это кажется чем-то более глубоким, чем обычные трудности адаптации на новом месте, с которыми сталкиваются игроки. Даже его связь с природой и православной верой на самом деле совершенно типичны для русского, и Таброн отлично это объясняет в своих размышлениях о роли Божьей Матери и ее каноничных русских изображениях, в которых она предстает как Елеуса, мать, а не королева. «Материнский образ затрагивает очень глубокие струны русской души, – писал он. – Он наполняет смыслом советский национализм с его мистическими призывами к Родине, родной стране, и кажется, что уходит корнями в далекое, еще дохристианское прошлое, когда этими языческими лесами и равнинами правила доисторическая Великая Прародительница. Эта мать была безликой, может, даже безымянной; своего рода всепорождающее лоно. Посредством спиритического поклонения своей природе – деревьям, озерам, огню и камню – она вызывала в своих идолопоклонниках ощущение собственного всемогущества и власти».

Акинфеев – типичный русский, и в плане своего восприятия вратарей он отлично осведомлен о том, чьим наследником является. «Я считаю себя частью русской вратарской традиции, но не могу сказать, что меня учили тем же вещам, которым учили Яшина, Хомича и Дасаева, – говорил он. – Да, Яшин был «королем штрафной площади», но сейчас все вратари должны действовать в такой манере. Современный футбол стал гораздо быстрее, и иногда нужно играть ногами, а не руками, как это делал, например, Дасаев, но я играю так не из-за него персонально. Просто игра стала быстрее. Но я с уважением отношусь к каждому великому русскому вратарю и горжусь тем, что являюсь частью этой традиции».

Сама традиция, впрочем, претерпевает изменения: в мире, в котором индивидуализм давно стал нормой – и часто цветет буйным цветом, – вратарская позиция больше не дарит освобождения. Футбол теперь – глобальная игра, и хотя Акинфеев уважает традиции вожаков-одиночек из Советской России, его кумир и пример для подражания сделал себе имя на другом конце Европы: в Испании, и в частности в Валенсии. «Сантьяго Канисарес был моим кумиром детства, – говорил Акинфеев. – Не то чтобы я подражал его вратарскому стилю, но в каком-то смысле мы похожи: нам обоим нравится играть надежно. Когда ты спокоен, ворота на замке. Футбол – простая игра, и если ты играешь на публику, ты уменьшаешь свои шансы на то, чтобы сохранить ворота «сухими». Зачем прыгать и бросаться в верхний угол, если можно просто сделать два шага и надежно поймать мяч руками? Когда я увидел знаменитый «удар скорпиона» Рене Игиты, я сказал: «Этот парень сумасшедший! Ему повезло, что он позвоночник себе не сломал». Такой стиль не по мне. Когда Канисарес закончил карьеру, я перестал смотреть на игру других вратарей. Чанов говорит мне, что каждый голкипер должен концентрироваться на своем собственном стиле игры».

При росте в 185 см Акинфеев совсем не высокий голкипер по современным меркам, но в чем он соответствует стандартам современного голкипера, так это в игре ногами. Он с гордостью приводит цитату бывшего главного тренера сборной России Гууса Хиддинка, который говорил: «Аки может отлично выбить мяч» – не в том смысле, что Акинфеев способен выбивать далеко, а в том, что его длинный пас будет точным. «Он всегда говорил, что я могу начинать атаку, – рассказывал Акинфеев. – На Евро-2008 он просил центральных защитников пасовать мне, если все другие игроки закрыты. Я могу пасовать на дистанцию в 60–70 метров. Должен признать, очень люблю это делать. Так что стараюсь делать почаще».

Этот турнир ознаменовал возвращение Акинфеева в строй после серьезной травмы колена, которую он получил в мае 2007-го. Она тяжело сказалась на голкипере. «Самая важная вещь для любого человека, не только для футболиста, это внутренний стержень, – говорил он. – У меня была ужасная травма. Месяц после операции я вынужден был лежать на спине и не нагружать больную ногу. Полное восстановление заняло 6 месяцев, но еще около года я ощущал боль в колене. Когда я смотрел игры ЦСКА, я плакал, потому что не мог помочь команде. Родители и друзья очень поддерживали меня, но ни один посторонний человек не способен заглушить эту боль. Мне пришлось сделать это самому – и у меня получилось. Но люди в России, кажется, забывают о том, что у Акинфеева была такая травма, а он вернулся на прежний уровень. Тут не дождешься благодарностей. Теплые слова в основном говорят тебе иностранцы».

Удалось ли ему вернуться на прежний уровень – вопрос спорный. К концу 2009 года стало ясно, что он стал куда больше пропускать низом. Бывший игрок сборной СССР Анзор Кавазашвили предположил, что проблема Акинфеева – технического характера, скорость его выхода из ворот упала; Акинфеев ответил тем, что несколько изменил свою привычную позицию на поле и теперь играет всегда чуть дальше от линии ворот, дабы ему не приходилось покрывать большее расстояние для того, чтобы опередить форвардов соперника. К этому он добавил бутсы с другими шипами, которые, казалось, решили эту специфическую проблему, но сомнения относительно того, удалось ли ему полностью реализовать потенциал, с которым он пришел в футбол, оставались актуальными.

А затем, в августе 2011-го, он вновь травмировал те же связки того же колена, неудачно приземлившись после совершенно необязательного стыка с форвардом «Спартака» Веллитоном, который получил за него 6 матчей дисквалификации – впоследствии дисквалификацию сократили до трех матчей. К 25 годам Акинфеев сыграл полсотни матчей за сборную и провел более 200 встреч за ЦСКА; он выглядел серьезно настроенным на побитие рекордов «долголетия», если бы не обстоятельства. Беспокойство вызывает то, что после двух лет борьбы за здоровье и восстановления от первой травмы он может так никогда и не восстановиться от второй, так что, даже несмотря на весь свой талант, который позволяет ему равняться за трех своих прославленных предшественников, он может так до конца и остаться на полпути к пантеону вратарской славы.

Тень Яшина огромна.