Текст книги "О связях как таковых"

Есть [среди них] те, что привязывают целиком собственной природой (secundum se), есть те, кто благодаря какому-либо своему качеству (aliquid sui) или своей части, есть и те, кто привязывает благодаря мысли стороннего [наблюдателя], которую они удачно принимают в свою пользу, или к которой [видом своим] располагают. Таково красивое здание, [гордо] поднимающееся вверх, но состоящее [при этом] из бесформенных частей.

Многие вещи, будучи прекрасными, привязывают нас, будучи и благими, как, например, конь, корабль, дом, статуя, собака или птица. Человек же, будучи красив, не привяжет нас так, что станет в наших глазах [одновременно] достойным, достойного же, который нас сможет к себе привязать, мы из-за этого всё равно не будем считать красивым. Так случается иногда, что с красотою [кого-то] сосуществует [его] злодеяние и [наше] заблуждение [на сей счёт]. Возьми, к примеру, женщину красивую, но нуждающуюся в деньгах, она легче склонится к желаемому, проще её завлечь подарками. Итак, судьба вещей различных различна, противоположных – противоположна, а подобных – подобна.

Есть те, кто не уделяя достаточное внимание тонким материям (parum distinguentes), думают, подобно платоникам, что то, что привязывает нас есть некий образ вещи (rei speciem), исходящий от самой вещи прямо в душу, но при том от основы своей не уходящий, как огонь, который передавая вовне свой [яркий] образ, от этого не становится менее ярким, образ ведь один и тот же и в самом огне и в зеркале, и в наших глазах и между ними и зеркалом²⁰. Но глубже размышляя на сей счёт, мы обнаруживаем, что материя этих связующих оков (vinculi consistentiam) имеет бытие в теле или чём-либо доступном чувствам, но она подобна душевной, бытие которой хотя и обязано силе самой души, всё же не имеет [обителью] какой-то определённой части тела²¹. Ведь если любовная рана [осталась в сердце] от [любимых] глаз, губ или даже цвета, [оттенка кожи], всё-таки, по-видимому, [нельзя будет сказать, что] прямо в них её можно и будет найти, или от них она и исходит, ведь сами по себе, отдельно, глаза не будут иметь той силы, скорее, они [стали причиной этой роковой раны] лишь в сочетании с иными частями лица. То же можно сказать и о губах, носе, и цвете, который даже в палитре художника может быть лишённым очарования! Итак, законы красоты совсем неопределённы и точно неописуемы, подобно им таковы и законы блага, и законы смеха. Потому причину этой привязки (vinculi ratio) не должно искать лишь в самой вещи, [которая привязывает нас], а в совсем не меньшей степени в том, кого она к себе привязала. Ведь [когда насытился] после того пищи, которая незадолго до того так жадно вкушалась, больше уже не хочется, хотя еда совсем и ни в чём не изменилась! А узы любви (Cupidinis vincula), которые до сношения были такими крепкими, ослабились, а огонь её умерился только благодаря небольшому истечению семени, хотя сам объект любви остался прежним… Итак, причину уз (vinculi ratio) не стоит искать лишь в них самих.

Можно сказать, что привязывающий приготовляется к сковыванию тремя вещами (ad ligandum): порядком, мерой и созерцанием (ordine, modo et specie). Порядок даёт соразмерность частей, мера определяет [необходимое] количество, созерцание же даётся фигурами, линиями и цветами. Так в вокальном [искусстве] обольщения порядок состоит в мерном восхождении или нисхождении grave и acuto²², и того, что между этими крайностями, мера же – в необходимых терциях, квартах, квинтах, секстах и т. д. и в [мерном] движении вперёд тонов и полутонов, а образность в певучести, сладкозвучии и яркости [мелодии] (canoritate, suavitate et claritate). Благодаря этим трём компонентам соразмерность есть во всех формах сущего, простейших ли или составных, там, где должна [самой природой] предполагаться такая привязка (ubi praeparatio est ad vinciendum).

Что касается связующих оков (vincula), их приготовление совершается с помощью различных знаков и отпечатков, отсылающих к душевной гармонии (animi concinnitatem), благодаря чему дух [наш] устремляется к наслаждению именно душевному (movetur animus ad animalem tantummodo fruitionem persequendam), дабы, приблизившись к другому духу, с ним соединиться. Но [телесная то] прелесть ведь уже стоит на страже в самом строе тела и его членов или же одежд, его покрывающих, и потому она привязывает дух и к улавливанию наслаждения телесного (corporali appiscendae fruitioni alligat)… Когда же и изначально приготовление было двойственным, [то есть имело целью и душу и тело], то оно толкает к наслаждению и тем и другим, или, [если угодно], от каждого из них берёт своё начало. Есть [немало] тех, кто так привязан к какой-то душе, что и само тело, сосуд её, возжелает. Мало кто склоняется гораздо больше к душе, чем к телу, так что и всякий образ телесный без душевной основы с презрением отвергают, как Сократ, про которого говорят, что он учил вначале дать очаровательному юноше сказать пару слов, а уж потом решить и правда ли его так любишь²³.

Льстецы преувеличивают скромные достоинства, смягчают недостатки, прощают ошибки, злодеяния обращают в добродетели, действуя так осторожно, чтобы при этом не открыть своё собственное искусство лести. Таким образом, привязывают они к себе [сознательно] людей не особенно острого ума, ибо кому угодно очень приятно и комфортно быть любимым и хвалимым, а сама способность привязать к себе кого-либо – своего рода признак превосходства.

И слава и радость принадлежит тому, кто привязывает (vincientis), и тем более всеохватывающая и страстная, чем благороднее, достохвальнее и превосходнее то, что [им] привязывается. В той славе и радости и обитает сила его оков (vinculi vis), благодаря которой и сам связующий может привязываться к тому, что заключено в его оковы (vinciens ipse a vincto revinciatur)! Те, кто одержали победу, привязав к себе врага, превознося его, всюду разносят о ней весть, между тем и самих себя, не говоря уже о других, обманывают, [случается это часто], как в любви, так и в иных проявлениях этих оков (vinculorum effectibus), уже связанных с жизнью общественной (civilibus). Сверх всякой меры низок [и достоин презрения] тот одарённый неблагодарным духом ум, что не устремляется навстречу своему достойному и прославленному любовнику или просто к тому неравнодушному, кого он сам к себе и привязал.

Есть один вид связующей силы, благодаря которой мы желаем стать достойными, прекрасными и благими, и другая, благодаря которой желаем овладеть красивым, прекрасным и достойным. Первый вид связующей силы исходит от того, чего мы лишены, а второй от той, которой в какой-то мере обладаем. В них обоих не только само благо нас привязывает, но и мнение о том, чем оно является. Поэтому и сами оковы всегда в какой-то мере прилажены и подстроены [к нашим суждениям]. Ведь многих привязывает их воображение и мысли [о благом для них], скорее чем разум, да почему бы и не быть им сильнее разума? Да и многие, кто любят неосознанно, пусть и любя не без неотступной причины, [объекта своей любви], привязываются сами, им самим неведомо как.

Скрыты, притом в немалой мере, даже от глаз мудрецов, законы [действия] этих оков (vinculorum ratio). Разве стоит говорить о законах сходства, подобия и родства и о других такого рода бессмысленных словах (id genus vocum sine sensu), когда мы видим, как кто-то, другого искренне больше кого бы то ни было ненавидя, [вдруг] делает его своим товарищем и приближает к себе как близкого человека, любя его сильнее всех, притом и то и другое по неведомой нам причине?.. Общепринятое объяснение абсолютно ничтожно, ведь и лйца или вещи одного рода и вида бывают друг к другу совсем равнодушны и друг от друга столь далеки – женщина ли к женщине, а может и мужчина к какой-то женщине (сюда можно добавить [подобные же] примеры из жизни как мужчины зрелого, так и старика, или же юноши). Ну а что же ты тогда скажешь о любви тех, молву о ком мы слышим, той любви, что у людей зовётся [беззаветной] преданностью? Не привязывается (devincitur) ли здесь человек всеми силами души к вещам высшим и бестелесным, а может и быть и вообще воображаемым и недостижимым?.. В стороне я оставляю виды сил различных оков, а особенно тот, что осуществляется заклинанием (per incantationem). Благу [действительному] не больше обязана сила этих оков, как утверждают некоторые, чем благу воображаемому (boni opinio), почему бы ей не быть скорее скрытой, чем явной? Да и мы рассуждали выше о том, что блага бывают разные.

Не зная, кто перед нами, мы скорее отдаёмся в руки [хитрого и] осторожного льстеца, чем верного друга. Но ведь именно так искусно и куётся, наливаясь силой, мощь наших оков, успешное творение их кузнеца (vincula et vincientis efficacia), того самого, кто малодушному запретит быть солдатом, рьяному безбожнику – поклоняться богам, а самовлюблённому[посоветует] прикладывать усилия лишь для собственного удобства! Вообще скорее он будет направлять вещи по попутному ветру (illuc quo res inclinant magis afflare), прямо как тот, кто желая придвинуть к себе цилиндр, будет крутить его круглое основание, а не хватать за боковые плоскости или верхнюю часть.

Есть три рода орудий в распоряжении привязывающего. Первые находятся в нём самом, и они двух видов. Во-первых, это те, что ему присущи, свойственны по природе (essentialia seu naturalia), те, что ему изначально принадлежат, а, во-вторых, привнесённые или дополнительные (accidentalia seu adiuncta), за природой идущие вслед, например, острый ум, мудрость или искусность. Второй род – это то, что окружает привязывающего, жребий, Фортуна и случайность: вещи, которые врываются в нашу жизнь, сталкиваясь с ней (occursum et incursionem facientia), третий же род – то, что уже над самим привязывающим, как то Рок, Природа и благоволение богов.

Половые связи и питание, с которыми мы постоянно имеем дело [в обычной жизни], в определённой мере (proportionale) представлены в любом акте привязки (in omni vinciendi actu). Мы влекомы любовью и вожделением к этим вещам, но не всегда тем же самым, в такой же мере и одном и том же количестве и в одинаковые часы… Ведь течёт время, и меняется строй и облик человека, а с ним и распорядок жизни, который им обусловлен. Итак, должно заранее предусмотрительно предвидеть время для привязки, и находясь в эту самую минуту в нужном месте ловко воспользоваться моментом, чтобы, будучи в силах привязать [к себе], сделать это как можно скорее, твёрдо сковав [в своей власти] (ut vincire potens quamprimum vinciat et stringat).

Тонкй сами связи, и так же глубоко скрыт и почти неощутим материал их, рассмотреть его можно лишь мельком и внешне (a superficie), и он каждый миг меняет форму (per momenta transformabile). [Глазам] того, кто привязывает, он являет себе подобно Фетиде, ускользающей от брачных объятий Пелея²⁴, потому привязывающий должен [внимательно] взирать на то, как он меняется, как вызревает очередной его облик… Хотя материя и неопределённа, обладая множеством возможных форм, она в данный момент времени неодинаково отлична от всех остальных, из всех есть всё же одна, которая, вероятнее всего, будет следующей, какая-то позднее, а какая-то раньше, а иная дальше всех остальных. И так же как кровь производна от флегмы, так и за оковами сильного раздражения последует гнев, за гневом раскаяние, подобно жёлтой желчи, легко переходящей в чёрную. Итак, Пелей, внимательно рассмотрев нынешнюю форму и облик, которым снабжён нужный ему объект, прежде чем его Фетида перейдёт в иной вид, ей уже предварительно измыслит и приготовит нужные оковы, не будучи лишён знания о том, что змея, лев или вепрь нуждаются в различных ловушках!

Не просто оковать своими цепями привязывающему всё, что можно, как и полководцу не легко взять самую укреплённую крепость, разве только если благодаря тамошнему предателю, который, добровольно или даже не совсем, заключит с ним тайное соглашение, или какому-нибудь властному лицу в этой крепости, с которым удастся договориться, и ему будет открыт в неё вход. Таким же образом [в царстве любви его владычице] Венере не просто будет завоевать ту крепость, где запасы продовольствия уже истощились, дух [защитников] взволнован, а желание [отбиться] страстно, а вот излишек запасов, спокойный дух и ясный ум, вкупе с расслабленным телом крепость и могут предать в руки врага. Внимательно высмотрев, как сменяет друг друга стража крепости и караул, можно и осмелиться напасть внезапно всеми силами, не ослабляя напор. Так же стоит действовать и других делах подобной привязки.

Связующий привяжет к себе лишь ту душу, которой овладел, а овладеет лишь той, которую уже сковал своей силой, а сковать может лишь ту, с которой соединился (illi se copulaverit), соединяется же лишь с той, которой уже достиг, а если достиг, то двигаясь к ней, движется же лишь пригнанный к ней, причалил же [к этой гавани], так как склонился к [обладанию] этой душой, может быть, и отклонившись от намеченного пути (inclinaverit vel declinaverit), склоняется, когда желает и домогается, домогается же, вначале её узнав, а узнать может, лишь если сам предмет или только его воображаемый образ (simulachro) себя явит его зрению, слуху или внутренним чувствам (interni sensus obtutibus). Итак, именно благодаря познанию как таковому (per cognitionem in genere) он получает необходимые оковы, выковывает же сплетения их цепей (nectit) благодаря страсти как таковой (per affectum in genere). Я говорю «познание как таковое», ибо порой даже неизвестно познание каким именно чувством, а «страсть вообще», ибо её сложнее точнее определить.

Врат есть три, через которые охотник за душами (animarum venator) возымеет смелость их привязать (alligare): зренье, слух и ум или воображение. Если же так случится, что он входит через все три из них, то могущественно привязывает её крепчайшими оковами (potentissime vincit arctissimeque obligat). Через врата слуха входит он вооружённый [сладким] голосом и [нежной] речью, от голоса неотделимой, через врата зрения – вооружённый подобающим внешним видом, жестами, движениями и подходящим образом, через врата же воображения, ума или разума (imaginations, mentis, rationis) он входит благодаря манерам и [изящным] искусствам. Благодаря этому, когда осуществлена вначале атака (invectione), затем сближение (copulatione), а в-третьих уже привязка (ligatione), то четвёртым будет уже [неизбежное взаимное] притяжение (attractio). Через все чувства неотступно преследует оковывающего тот, кто заключён в его оковы, пока привязка не стала окончательной, пока один целиком не перекочует в другого или перекочевать страстно не возжелает, если речь идёт об оковах страсти (concupiscentiae vinculo). Подобные таким оковам, есть и оковы несчастные (ingrata vincula), которых мы коснёмся в разделе о естественной привязке, вроде того, как жаба привлекает ласку скрытой силой своего дыхания, крик петуха оглушает льва, кефаль прикасаясь к судну, останавливает его, одержимый в воображении впитывает в себя демона, а переменчивый характер меланхолика – словно бы магнит, притягивающий инкуба²⁵.

Итак, сфера привязки имеет тридцать линий напряжения, исходя из:

1. Рода вещи

2. Её действия

3. Искусства

4. Числа

5. Ощущения²⁶

6. Множества

7. Духа

8. Способности

9. Совпадения противоположностей

10. Разнообразия

11. Посредника

12. Благоприятного случая

13. Орудия действия

14. Удобства

15. Различия

16. Различия сил [и качеств]

17. Обители

18. Приготовления

19. Различных приготовлений

20. Положения

21. Отклика

22. Различия

23. Слепоты или невежества

24. Хитрых приспособлений

25. Различных орудий

26. Распорядка жизни

27. [Силы] очей

28. Приманок

29. Иерархической ступени

30. Врат

Часть II
О том, что может быть привязано, как таковом

Есть четыре подверженные изменению (convert/bil/a) сущности, окружающие Бога (иными словами, абсолютную природу или абсолютное благо, или же непревзойдённую красоту), который и есть центр огромного мироздания (centrum magni mundi). Они могут отступить от Него, лишь только если возжелают собственной гибели (ni velint adnihilari, negueant recedere), и не более в силах отменить [действие] Его [ведущей силы], чем всего того, что окружает средоточие их собственного бытия (quam proprium quaeque circumferentia centrum)²⁷ Итак, [существуют] четыре движимых (mobilia) вокруг собственного связующего [начала] силы таким образом, что они вечно остаются на тех же положенных местах (in eodem ordine perpetuo consistant), у адептов платоновского учения это: Ум, Душа, Природа и Материя. Ум по природе (per se) неподвижен (stabilis), Душа по природе движима (mobilis), Природа может быть как неподвижна, так и движима, Материя же как абсолютно (ex toto) неподвижна, так и абсолютно движима.

Любая вещь привязывается, лишь будучи наиболее подходящим образом к этому приготовлена, ибо свет её [бытия] всем вещам сообщается не одним и тем же способом.

Всё, что может быть привязано, [будучи живым и одушевлённым], тем или иным образом воспринимает окружающий мир, и в специфике их восприятия и можно найти основу их познания и жизненных целей (certam cognitionis et certam appetitus speciem), подобно магниту, обладающему природными качествами притяжения и отталкивания. Итак, тот, кто желает привязать, должен каким-то образом навязать (ingerere) [подходящее] чувство тому, что привязке подвержено, а она уж следует за чувством, словно тень за телом (vinculum sequitur rei sensum, sicut ombra corpus).

Учитывай, что люди больше животных подвержены привязке, а люди грубые и недалёкие (bestiales atque stupidi) к привязкам высоким (heroica vincula) гораздо менее годны, чем те, кто стяжали душу более просветлённую (clariorem). Что касается привязок природных (naturalia vincula), то им больше подвергается чернь, чем философы, отсюда и пословица о том, что мудрецы повелевают звёздами²⁸. Что же до привязок, стоящих между этими двумя крайностями (medii generis), то [известно, что] обжорам свойственно распространяться о своей умеренности в пище, а падким к удовольствиям о своей жизненной трезвости…

Исходя из того, что только что сказано, можно увидеть, что сила одной привязки делает нас к другой менее восприимчивыми, или же действие его будет ослабленным. Так, германец менее падок на любовные удовольствия, а итальянец на алкогольные, испанец [как раз] к любви неравнодушен, а вот француз легче выходит из себя, гневаясь.

Определённая вещь лучше всего привязывается, когда какая-то часть её (aliquid sui) есть в привязывающем, а скорее даже благодаря тому, что привязывающий ею самой через эту часть и управляет (per aliquid sui vinciens imperat illi). К примеру, некроманты (возьмём их просто для примера) с помощью ногтей и волос живых людей, да и предметов одежды и даже отпечатков ног, уверенно осуществляют власть уже над всем телом, а с помощью костей и иных частей тела мертвецов вызывают их души (manes evocant)²⁹. Потому и стали уделять особое внимание человеческим захоронениям, ввели погребальные костры, а оставлению тела не преданным земле измыслили быть среди жестоких наказаний. Адвокаты же, привыкшие выступать публично [в судах], искусством своим снискивают благоволение публики, ибо и судьи и слушатели находят в их словах что-то своё.

Одна и та же вещь может привязываться по-разному, в зависимости и от её возраста и хода времени, различные действия и приготовления (и не теми же самыми средствами) надобны для одной и той же привязки… Потому имей в виду, что человек легкомысленный и ветреный в юности зрелым мужем станет осмотрительным и более постоянным, стариком же – подозрительным и раздражительным, а затем уже и одряхлевшим, презирающим всё вокруг брюзгой.