Текст книги "Подкидыш"

Глава 6

Еще несколько минут после того, как Мэтью и Джилли покинули Олбани, младший кузен герцога болтал без умолку обо всем подряд. Впрочем, это не ввело Джилли в заблуждение, и при первой же возможности он прервал словесный поток, спросив:

– Тебя что-то тревожит, Мэтт?

– Тревожит? С чего ты взял?

– Не знаю, но если я не ошибся, ты мог бы этим со мной поделиться.

– Ага, теперь ты снова решил поиграть в главу рода! – натянуто усмехаясь, попытался отшутиться Мэтью.

– Я об этом не подумал, но раз уж ты мне напомнил, я мог бы сослаться на свое ответственное положение. У тебя долги, Мэтт?

– О боже, да, но дело не в этом! То есть, по правде говоря, в этом, но это не то, что ты думаешь. К счастью, мой жилетник не из числа неверных!

Истолковав загадочную фразу в том смысле, что портной мистера Уэйра предоставил ему большой кредит, герцог спросил:

– Сколько?

Повисла пауза. Затем мистер Уэйр произнес:

– Если хочешь знать, мне нужно пять тысяч фунтов!

– Вот как! – отозвался герцог. – У меня нет при себе таких денег, но, думаю, я могу их раздобыть.

Мэтью, расхохотавшись, сказал:

– Джилли, какой же ты наивный! Неужели думаешь, что мой дядюшка допустит это?

– Он никогда не ограничивал меня в деньгах. В любом случае, с тех пор, как мне исполнился двадцать один год, я мог брать столько, сколько хотел. Я не могу прикасаться только к своему основному капиталу.

– Ну что ж, если дядя будет не против, то я сам этого не допущу! Я не такой уж нахлебник. Это шутка.

– Мэтт, что случилось?

Ответом на вопрос снова стало продолжительное молчание, но в голосе кузена звучало столь неподдельное сочувствие, что Мэтью не выдержал.

– Джилли, в поисках денег я уже сбился с ног! – произнес он скорее с видом провинившегося и насмерть перепуганного школьника, чем джентльмена, перешедшего на третий курс университета. – Я не знаю, что мне делать!

Герцог взял его под руку.

– Мы добудем деньги, Мэтт, не бойся! Но что стряслось? Ты проигрался!

– О нет, это не долг! Однако я не знаю, что делать! Речь идет о нарушении обязательства жениться!

Такое откровение потрясло герцога.

– Нарушенное обязательство! – воскликнул он. – Мэтт, я не знаю, во что ты впутался, но кто мог предъявить тебе иск на такую сумму?

– Не мне! Иск предъявят тебе! Полагаю, через моего отца. Чтобы не упоминать наше имя в суде! Все знают, как ты богат!

– Какой же я дурак! – медленно произнес Джилли. – Ну конечно! Однако ты действительно предложил этой даме выйти за тебя замуж?

– Ну да, кажется, да, – с несчастным видом отозвался Мэтью. – Знаешь, как бывает, когда пишешь письмо?

– Ты писал ей письма?

– Ну да, только я не думал… И она не ответила ни на одно из них! – с обиженным видом добавил Мэтью.

– Мэтт, у нее много твоих писем?

– Письма не у нее, а у этого парня, который утверждает, будто он ее опекун. Он говорит, что у него полдюжины моих писем. Не пойму, как я умудрился написать так много, потому что, ты же знаешь, обычно я этим не увлекаюсь! Но она была такая красивая! Джилли, ты себе даже представить не можешь!

– Где ты с ней познакомился? Не в Лондоне?

– О нет! В Оксфорде! Она рассматривала витрину магазина, и с ней была леди… Ну, я думал, что это леди, хотя, когда познакомился с ней поближе, понял, что никакая она не леди, но это было незаметно, и она сказала – это ее тетя и ее зовут миссис Доверкорт, хотя наверняка это совсем не так. Как бы то ни было, но Белинда уронила свой ридикюль, и, конечно же, я его поднял, и… вот так все и началось!

Герцог, несколько сбитый с толку таким путаным объяснением затруднительного положения, в которое попал его кузен, предложил обсудить проблему в уединении библиотеки Сэйл-хауса. Мэтью согласился, но, тяжело вздохнув, добавил: он не понимает, что можно с этим поделать.

– Джилли, я не допущу того, чтобы ты платил эти деньги, и точка! Хорошо тебе говорить, что ты можешь брать, сколько заблагорассудится, но представь, какой поднимется переполох, если снимешь такую сумму! Это обязательно дойдет до моего дяди, и он расскажет отцу, и после всего мне останется только прыгнуть с моста в реку, но и это не выход, потому что я слишком хорошо плаваю. Рискну предположить – утонуть мне не удастся. Разумеется, если бы я был таким, как ты, и мог позволить себе держать свой собственный экипаж, у меня была бы возможность загнать лошадей и сломать себе шею. Но хотел бы я видеть, как кто-то пытается загнать лошадей, запряженных в кеб. Это просто нереально! Все эти лошади еле шевелят ногами. Наверное, я мог бы выстрелить себе в голову, но для этого вначале необходимо приобрести хороший пистолет, а я сейчас на мели. Да и, честно говоря, Джилли, мне не слишком нравится эта идея.

Понимая, что пунш капитана Уэйра имеет некоторое отношение к этим отчаянным речам юного кузена, герцог принялся мягко увещевать Мэтта, соглашаясь с тем, что в число множества преимуществ, которыми одарила судьба его, Джилли, необходимо включить и возможность свести счеты с жизнью каким-нибудь дорогим способом. Одновременно он увлекал юношу в сторону Керзон-стрит. Прогулка помогла прояснить затуманенный рассудок мистера Уэйра, но не избавила его от глубокого уныния. Входя вслед за Джилли в Сэйл-хаус, он сделал над собой усилие и попытался приободриться с таким пугающим результатом, что это заметили бы даже слуги герцога, если бы они были способны обращать внимание хоть на что-то, не имеющее отношения к их хозяину. Однако Борроудейла, Чигвелла и Неттлбеда настолько поглотила необходимость донести до его светлости ту тревогу, которой им пришлось терзаться весь вечер, что им было явно не до мистера Мэтью.

Герцог вынес окружившую его заботу с привычным терпением, опроверг обвинения в простуде и усталости, а затем поручил Борроудейлу принести в библиотеку вино и печенье.

– Вы все можете ложиться спать! – добавил он. – Оставьте на столе свечу, со всем остальным я прекрасно справлюсь и сам.

Стюард, поклонившись, сказал, что сделает все так, как того желает его светлость, но Борроудейл и Неттлбед немедленно вступили во временный союз, обменявшись красноречивыми взглядами, в которых отчетливо читалась решимость в случае необходимости не смыкать глаз до утра.

Герцог провел Мэтью в библиотеку и устроил его в кресле у камина. Один из лакеев вошел с явным намерением зажечь все свечи в рожках на стенах и люстрах, которыми была щедро оснащена комната. Вслед за ним явился Борроудейл с подносом. Сдержав порыв рьяного лакея и заверив Борроудейла в том, что ночью ему уже ничего не понадобится, герцог избавился от обоих, после чего расположился напротив кузена.

– А теперь, Мэтт, расскажи мне все по порядку, – предложил он.

– Ты не проболтаешься моему отцу, если я тебе все расскажу? – настороженно поинтересовался Мэтью.

– За кого же ты меня принимаешь! Конечно, не проболтаюсь!

Успокоенный этим заверением, Мэтью принялся излагать свою длинную и несколько туманную историю. Вначале это давалось ему с трудом, тем более он то и дело принимался оправдываться. Но, когда Мэтью понял, что кузен не собирается ни ужасаться его глупости, ни обвинять его в неосмотрительности, рассказ юноши зазвучал гораздо искренне, и ему наконец удалось распахнуть перед герцогом свою измученную душу, что явно принесло Мэтту изрядное облегчение.

Тем не менее повествование вышло достаточно путаным, и, несмотря на немалую продолжительность и обилие деталей, в нем по-прежнему явно присутствовали определенные пробелы. Однако суть проблемы была ясна. Герцог понял, что его импульсивный кузен влюбился с первого взгляда в даму невероятной красоты, посетившую Оксфорд в обществе другой дамы, назвавшейся ее тетей, что совершенно необязательно соответствовало истине. Эта дама, вместо того чтобы отвергнуть ухаживания незнакомого джентльмена, услужливо предоставила ему адрес девицы и заверила юношу, что она будет счастлива его принять, случись ему оказаться поблизости ее места проживания. Разумеется, Мэтью оказался поблизости ее места проживания, где его ждал весьма обнадеживающий прием. Обнаружив, что прелестная Белинда еще прелестнее, чем рисовала ему память, он, не теряя времени, закрутил роман, включавший в себя тайные свидания, страстные любовные письма и безумные планы побега в Гретна-Грин[8]8
  Гретна-Грин – деревня в Шотландии, где обручались пары из Англии; согласно шотландским законам молодые люди имели право заключать браки без согласия родителей до достижения ими 21 года.


[Закрыть]. Да, признался Мэтью, он, кажется, действительно упоминал Гретна-Грин.

Услышав это, герцог озадаченно сдвинул брови.

– Но, Мэтт, я не совсем тебя понимаю, – извиняющимся тоном произнес Джилли. – Ты говоришь, она угрожает предъявить тебе иск за нарушение обязательства жениться. Однако не до конца ясно, как это могло произойти, если ты сам того желал! Почему она хочет судиться, вместо того чтобы последовать за тобой?

– Думаю, она была бы не прочь, – произнес Мэтью. – Она… видишь ли, уговорить ее было бы совсем несложно. Но штука в том, что для того, чтобы отправиться туда, необходимо нанять экипаж, а это стоит безумных денег. Я же в последнее время поиздержался, а тут еще и конец семестра. В общем, я понятия не имел, где взять деньги. Ты ведь знаешь моего отца! Он бы мне такой скандал устроил, если бы я попросил у него еще. Кроме того, готов поставить десять к одному, он поинтересовался бы у меня, зачем мне это нужно, потому что он всегда спрашивает, как будто я ребенок и не способен сам о себе позаботиться! Мне и в голову не пришло написать тебе, Джилли. Да если бы и пришло, я все равно этого не сделал бы. Потому что обо всем мог прослышать дядя, а хуже этого я и представить себе ничего не могу. В общем, по стечению обстоятельств, эта затея так ничем и не закончилась. Да, честно говоря, я был чертовски этому рад, ведь вряд ли Белинда подошла бы мне в роли жены. Более того, я точно знаю – она мне не подходит!

– Как тебе показалось, она очень огорчилась из-за того, что все твои планы ни к чему не привели? – с любопытством поинтересовался герцог.

– О нет! Ей было все равно! Все дело в этом Ливерседже, который утверждает, что он ее опекун. Погоди, я покажу тебе его письма. Видишь ли, он написал мне дважды. Я не ответил на первое письмо, и он написал мне еще раз. Он угрожает подать на меня в суд. О господи, Джилли, что мне делать?

В голосе юноши звучала паника. Сунув руку в карман, он извлек два довольно измятых письма, написанных неким джентльменом, который назвался Свитином Ливерседжем, что и удостоверяла витиеватая подпись под посланием.

Изучив содержание писем, герцог нашел эпистолярный стиль мистера Ливерседжа несколько высокопарным и не всегда грамматически безупречным. Некоторые из его высказываний были весьма туманны, однако конечная цель не оставляла сомнений: он требовал выплатить своей подопечной пять тысяч фунтов в качестве компенсации за тот ущерб, который был ей причинен и включал потерю выгодного жениха вкупе с разбитым сердцем. В завершение первого послания мистер Ливерседж в самых цветистых выражениях выразил уверенность в том, что и мистер Уэйр, и его благородные родственники без колебаний признают оправданность притязаний человека, чьи надежды были столь жестоко разрушены.

Второе письмо было куда менее вежливым.

Герцог отложил оба послания в сторону.

– Мэтт, кто такой этот Ливерседж? – настойчиво спросил он.

– Я не знаю. Заявляет, будто он опекун Белинды.

– Но что это за человек?

– Я же говорю тебе – не знаю! В глаза его никогда не видел. Я не имел представления о том, что у Белинды есть опекун, пока не получил от него письмо.

– Разве он не был с ней в Оксфорде?

– Нет. Кроме того, если мне не изменяет память, ни Белинда, ни миссис Доверкорт его ни разу не упоминали. Для меня подобное стало огромным сюрпризом!

– Мэтт, все это попахивает мошенничеством. Не думаю, что он ее опекун!

– Возможно, и так, но какова вероятность этого?

– Видишь ли, не могу утверждать наверняка, но, мне кажется, он не сможет возбудить иск. Разумеется, если против тебя действует не сама Белинда, по поручению которой тебе и пишет тот джентльмен.

Мэтью задумался.

– Не думаю, что Белинда способна на такое, – произнес юноша. – Но кто знает? Мне кажется, она с самого начала меня соблазняла и невинности в ней было не больше, чем в девицах Хеймаркета.

Герцог, бросив еще один взгляд на письма, встал со стула. Подойдя к столу, налил два бокала вина. Мэтью молча наблюдал за ним.

– Кем бы он ни был, – наконец заговорил Мэтт, – очевидно одно – он собирается причинить мне крупную неприятность. Кроме того, имеется и такой неопровержимый факт, как то, что у него в руках эти чертовы письма!

– Верно, – согласился Джилли. – Все чертовски сложно.

– Джилли, – безжизненным голосом произнес его кузен, – даже если дело не дойдет до суда, оно дойдет до моего отца и до моего дяди, что будет не менее ужасно!

Мэтту незачем было объяснять, насколько ужасно это будет. Герцог с трудом сдержал охватившую его дрожь.

– Бог ты мой, этого нельзя допустить! Они ни о чем не должны узнать! – воскликнул его светлость.

Мэтью оперся локтями о колени и положил подбородок на ладони.

– Если бы только я знал, что делать! – застонал он.

Джилли, протянув ему один из бокалов, сказал:

– Выпей вина. Гидеону что-нибудь об этом известно?

Мэтт, приняв бокал, сделал небольшой глоток.

– Нет. Я хотел… То есть, хочу сказать, я об этом подумывал, если бы у меня не осталось другого выхода… Но ты же знаешь Гидеона! – Заметив удивленное выражение, появившееся на лице Джилли, юноша добавил: – Хотя, скорее всего, не знаешь, потому что ты ему нравишься! Но он чертовски остер на язык! Более того, он всегда находит повод меня подразнить… Однако если ты считаешь, что мне следует ему рассказать…

– Нет, я так не считаю, – решительно оборвал его Джилли. – Эта история не имеет к Гидеону никакого отношения! – У герцога даже глаза заблестели. – Я должен научиться решать свои проблемы самостоятельно. Так сказал мой дядя.

– О, Джилли, оставь свои шуточки, – взмолился Мэтью. – Тебя это не касается точно так же, как и Гидеона!

– Еще как касается! Ты сам об этом сказал! – напомнил ему Джилли. – Ливерседж отлично знает, что ты не способен заплатить и половины запрашиваемой суммы, впрочем, как и дядя Генри! Поверь мне на слово, он отлично ознакомлен с твоими семейными обстоятельствами. Я уверен, все это тщательно продуманный заговор, начиная с ридикюля, который девушка обронила именно в тот момент, когда ты с ней поравнялся. Именно я и есть тот голубок, которого он намерен пощипать! Что ж, отлично! Я сам все улажу. И будь я проклят, если допущу, чтобы меня ощипал человек, который и писать толком не умеет.

– Бога ради, Джилли, что ты задумал? – взмолился Мэтью.

– Еще точно не знаю, – ответил герцог. – Но ты не переживай, Мэтт! Я не допущу, чтобы такое дошло до твоего отца или моего дядюшки Лайонела! Откуда пишет этот тип? – Он взял одно из писем. – «Синица в руках». Да, но только не я, мистер Ливерседж. Адрес почты в Балдоке. Видимо, он сам заходит за письмами. Но почему Балдок? Было бы логичнее затаиться где-нибудь в Лондоне! Возможно, у него имеются на то свои причины. Вполне вероятно, дело обстоит именно так, потому что стоит мне унюхать мошенника…

– А ты его унюхал? – скептически поинтересовался Мэтью.

– О боже, разумеется! И к тому же речь идет об очень хитрых мошенниках! Молодой человек с таким состоянием, как у меня, притягивает их словно магнит! Они толпились вокруг меня во время путешествия по Европе… пока не познакомились с Белпером! Бедняга Белпер! Он действительно мне пригодился!

Мэтью резко выпрямился на стуле.

– Джилли, как ты думаешь, возможно, Белпер мог бы…

– Нет, ни в коем случае! Эта история должна остаться внутри семьи. Кроме того, я впервые получил возможность чем-то заняться без посторонней помощи!

– Может, все-таки скажешь мне, что ты задумал? – произнес Мэтью.

– Я хочу нанести визит мистеру Ливерседжу. Если смогу его найти!

– Джилли, бога ради!.. – воскликнул уже не на шутку встревоженный Мэтью.

– Я должен понять, с кем мы имеем дело.

– Но это безумие! Если ты явишься на встречу с ним, он поймет, что ты собираешься откупиться. В таком случае он, скорее всего, удвоит цену!

– Но он не узнает, что я и есть Сэйл! – отозвался герцог. – Я предстану перед ним в качестве достопочтимого Мэтью Уэйра. Ты же сказал, что никогда его и в глаза не видел, поэтому он не догадается, что мы водим его за нос!

Его светлость озорно расхохотался.

– Джилли, ты действительно сошел с ума! – воскликнул Мэтт. – Даже если он не знает, как я выгляжу, он не может не знать, что я не разъезжаю по стране в экипаже с гербами на дверцах, в сопровождении полудюжины слуг и… О, я бы предпочел, чтобы ты оставил эти шутки!

– Но я не шучу! Конечно же, не собираюсь разъезжать в своем экипаже! Я воспользуюсь почтовым дилижансом или наемной каретой… или чем-нибудь в этом роде. Потрясающе! За всю свою жизнь я ни разу не ездил в почтовом дилижансе. Всегда только в своем собственном экипаже!

– Не стоит полагать, что поездка в дилижансе имеет хоть что-то приятное, – сурово предостерег его Мэтью. – Если бы ты сделал это столько раз, сколько я…

– Но я этого не делал, и мне хочется на собственном опыте узнать, что представляет собой окружающий мир!

– Неттлбед в ту же секунду известит нашего дядюшку!

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Пусть извещает, все равно он не узнает, куда я подевался. Так что им это не поможет!

– Но не поедешь же ты без слуги!

– Я поеду один-одинешенек! Как обычный безвестный мистер Дэш!

– Нет, Джилли, не стоит этого делать! Я уже сожалею, что все тебе рассказал!

Герцог только рассмеялся в ответ.

– Мэтт, не будь глупцом! – воскликнул он. – Я же не отправляюсь в волчье логово! Кроме того, отлучусь всего-то на день-другой! Я не собираюсь теряться навсегда!

– Нет, но… Что, если Ливерседж тебя узнает? Этого нельзя исключить!

Герцог на секунду нахмурился.

– Я не думаю, будто такое возможно, – наконец ответил его светлость. – Если он рыскал по Оксфорду, когда я там учился, тогда он мог меня видеть. Но ты же знаешь, с тех пор я очень изменился. И я вернулся в Англию только в прошлом году, а с той поры бо́льшую часть своего времени проводил в Сэйле.

– Весной ты был в Лондоне!

– Точно, но только не в том обществе, в котором вращается Ливерседж! Если бы ты лишь однажды увидел меня на улице, смог бы наверняка узнать при повторной встрече? Разумеется, если бы я был рослым и красивым парнем вроде Гидеона… Но я не столь приметен, Мэтт! Надеюсь, ты не станешь этого отрицать! Разве твой собственный отец не повторил бесчисленное количество раз, что я, к сожалению, совершенно неприметная личность?

– Да, но… то есть нет! – спохватился Мэтью. – Как бы то ни было…

– Как бы то ни было, я еду! Когда ты возвращаешься в Оксфорд?

– Я собирался отправиться туда завтра, однако семестр еще не начался. К тому же теперь, когда тебе пришла в голову эта безумная идея, мне лучше еще немного побыть в городе. Джилли, дядя Лайонел разорвет меня на части, если хоть что-то об этом узнает!

– Он ничего не узнает, – успокоил кузена герцог. – А тебе лучше уехать в Оксфорд, чтобы никто не заподозрил тебя в том, что ты имеешь отношение к моему побегу! Я напишу тебе туда, сообщу о результатах поездки. Но только не ввязывайся ни в какие скандалы, как от моего имени, так и от своего собственного! Если мне придется откупиться от Ливерседжа, я это сделаю. Относительно остального – а что такого со мной может случиться?

– Я не знаю, – обеспокоенно ответил Мэтью. – Но меня не оставляет ужасное предчувствие – что-то с тобой обязательно произойдет.

Глава 7

На следующее утро герцог проснулся с приятным ощущением того, что его ожидает нечто очень хорошее. Вспомнив о своих планах, он был вынужден признаться самому себе, что переговоры с мистером Свитином Ливерседжем вряд ли сулят море удовольствия. Тем не менее перспектива побега из дому на три или даже четыре дня казалась ему достаточно привлекательной, чтобы компенсировать возможные неприятные последствия общения с мистером Ливерседжем. Его светлость ожидало увлекательное приключение, и он прокручивал в голове различные планы побега в ожидании чашки горячего шоколада, который должен был подать ему Неттлбед и коим во всех домах, находящихся во власти лорда Лайонела, до сих пор еще поутру, прежде чем подняться с постели, баловали себя их обитатели.

Было совершенно ясно, что недопустимо делиться с Неттлбедом даже намеком об этих намерениях, потому что он, без сомнения, настоял бы на необходимости сопровождать Джилли в запланированной поездке, куда бы герцог ни направлялся. Если же его светлость откажется взять с собой Неттлбеда, тот наверняка, не теряя ни секунды, известит дядю о бунтарском поведении племянника. Как помешать Неттлбеду сообщить лорду Лайонелу об исчезновении герцога, упомянутый племянник не имел ни малейшего представления, но надеялся, что в течение дня ему удастся что-нибудь придумать. Если же спасительная идея так и не озарит его рассудок и лорду Лайонелу станет известно о его похождениях…. Что ж, он успеет вернуться в Сэйл-хаус прежде, чем его светлость предпримет какие-либо нежелательные действия. И хотя его наверняка ожидает ужасающий нагоняй, по крайней мере он сможет насладиться своей мимолетной свободой.

С деньгами проблем не было. Джилли едва успел разменять сто фунтов, которые Скривен взял для него в банке, так что ему не придется возбуждать подозрения дополнительными просьбами. Вскоре герцог сообразил: наибольшую сложность представляет необходимость собрать дорожную сумку.

Джилли понятия не имел, где хранятся его чемоданы и сумки. Это оказалось серьезным препятствием, и его светлость потратил несколько минут на обдумывание способов добычи столь жизненно важной информации, прежде чем ему пришло в голову, что он вполне может позволить себе новую сумку. Скорее всего, его собственные саквояжи имели печать. Он не мог утверждать это наверняка, но исключать подобное тоже было нельзя, поскольку те, кто заказывал для него такие вещи, страдали чем-то граничащим с манией, вынуждающей их снабжать все подряд либо его гербом, либо огромной буквой С со множеством завитушек и вензелей.

Ему также были нужны рубашки, пижамы, галстуки, манжеты, щетки, расчески, бритвы и, вне всякого сомнения, сотни других предметов, которые всегда собирал для него слуга. У Джилли был несессер, однако взять его с собой он не мог. Также не мог он прихватить и щетки со своего туалетного столика, поскольку они тоже были снабжены его гербом. А если изъять несколько сорочек и галстуков из горы вещей в шкафу, не заметит ли это Неттлбед, прежде чем его подопечный успеет погрузиться в какой-нибудь экипаж? Не настигнет ли он его уже за воротами дома? Герцог решил, что вынужден пойти на этот риск, ведь он мог приобрести мыло, щетки и чемодан, но сомневался, что купить сорочку будет столь же просто. Сорочки изготавливались на заказ, так же, как сюртуки и брюки. Однако незаметно вынести из Сэйл-хауса кипу одежды представлялось для герцога практически невыполнимой задачей. Он все еще ломал голову над тем, как ему преодолеть это препятствие, когда вошел Неттлбед и осторожно отдернул полог.

Герцог сел в постели и сдернул ночной колпак. В огромной кровати он казался до смешного маленьким, напоминая мальчишку-подростка. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Неттлбед приветствовал его, укоризненно пожурив за то, что накануне Джилли лег спать так поздно.

– Я не ожидал, что ваша светлость проснется столь рано! – произнес он, качая головой. – Вам следовало бы поспать еще хотя бы пару часов! Я думал, мистер Мэтью вообще никогда не уйдет. В три часа ночи он все еще был здесь и не позволял вам лечь в постель!

Герцог взял у слуги чашку с шоколадом и начал пить его маленькими глотками.

– Не дури, Неттлбед, – ответил он. – Ты отлично знаешь, что во время сезона я нередко ложился спать после трех, а порой и гораздо позже!

– Но сейчас не сезон, милорд, – непоколебимо стоял на своем Неттлбед. – Более того, вы часто были очень утомлены, и, когда мы покидали город, его светлость обратил на это мое внимание. Он высказал пожелание, чтобы вы ложились спать рано и набирались сил. Кроме того, мне отлично известно: если бы здесь был он, мистера Мэтью вывели бы за дверь за ухо! Поскольку его светлость никогда не терпел и не потерпит бесцеремонных замашек мистера Мэтью! Я также считаю своим долгом сообщить вам, милорд, что очень приятная новость, о которой ваша светлость так доверительно мне вчера поведал, известна всему дому, включая кухонную прислугу, получающую не более шести фунтов в год и никоим образом не относящуюся к старшим слугам!

– Не может быть, – откликнулся герцог, на которого эта информация не произвела особого впечатления, но из долгого опыта он понял, что лучшим чувствам Неттлбеда был нанесен ощутимый удар. – Хотел бы я знать, как им это стало известно. Полагаю, проговорился Скривен.

– Мистер Скривен, – холодно произнес Неттлбед, – ни за что до этого не опустился бы, ваша светлость, потому что так же, как и я, ценит доверие вашей светлости. Но чего же ваша светлость хочет, если…

– Неттлбед, – устало произнес герцог, – когда ты после каждого слова называешь меня вашей светлостью, мне становится ясно, что я чем-то тебя оскорбил, но я и в самом деле не понимаю, как это произошло. Поэтому, может быть, ты меня простишь и избавишь от всех этих светлостей!

Верный слуга Джилли, казалось, даже не услышал просьбу хозяина и продолжал говорить, словно его и не перебивали вовсе.

– Но чего же ваша светлость хочет, если ваша светлость исписывает восемь листов бумаги объявлением о предстоящей помолвке и все это оставляет на полу, где их и находит кто-то из низших слуг, которому до́лжно бы знать свое место, а не совать нос в дела вашей светлости.

– Что ж, это не так уж важно, – ответил герцог. – Насколько я понимаю, новость появится в завтрашней «Газетт», так что особого урона моя небрежность никому не нанесла.

Неттлбед устремил на герцога взгляд, исполненный глубокой укоризны, и начал раскладывать его одеяние.

– Кроме того, я ведь сам тебе все рассказал, – примирительным тоном напомнил слуге Джилли.

– Если бы я узнал об этом каким-то иным способом, ваша светлость, а не прямо из уст вашей светлости, я бы счел это весьма удивительным обстоятельством, – с неприступным видом заявил Неттлбед.

Герцог уже собрался было приступить к заглаживанию допущенного промаха, нанесшего тяжелый ущерб ранимой натуре Неттлбеда, как вдруг сообразил, что недовольство слуги можно обернуть себе на пользу. Исполняясь праведного негодования, Неттлбед обычно держался отстраненно. И хотя он продолжал скрупулезно выполнять все свои обязанности, от чрезмерной заботливости не оставалось и следа. Словом, было совсем нетрудно превратить его в старательного, однако безразличного с виду слугу, который немедленно является по малейшему зову, но никогда не придет, если его не позвать. Обычно герцог не допускал того, чтобы подобное положение вещей продолжалось сколько-нибудь долго, ведь Неттлбед умел весьма изощренно внушать ему чувство неловкости. Кроме того, Джилли не нравилось быть в плохих отношениях с теми, кто от него зависел. Откинувшись на подушки, он наблюдал за слугой из-под полуопущенных ресниц, отлично понимая, что Неттлбед готов пойти на мировую. Неттлбед только что любовно разложил на стуле синий городской сюртук и уже принялся наводить глянец на высоких сверкающих ботфортах. Герцог позволил ему закончить эту работу и даже дождался, пока слуга выберет подходящий жилет, прежде чем обратил внимание на его усердие.

Джилли, зевнув, поставил чашку и произнес:

– Я сегодня надену костюм для верховой езды.

В любой другой день столь капризное поведение хозяина, за которым Неттлбед ухаживал с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет, вызвало бы новые упреки из уст верного слуги. Более того, он бы подробно расспросил герцога о его планах и сообщил бы в конюшню, чтобы там срочно подготовили лошадь. Но сегодня Неттлбед плотно сжал губы и, не проронив ни слова, убрал городской костюм в шкаф.

Эта ужасная непривычная тишина длилась все время, затраченное слугой на туалет его светлости. Она была нарушена лишь однажды, когда Неттлбед подал герцогу сюртук черного цвета.

– Нет, не этот, – безразлично проронил Джилли. – Оливковый сюртук, что сшил для меня Скотт.

Неттлбед воспринял это как преднамеренную провокацию и весь раздулся от возмущения. Скотт, который шил форму капитану Уэйру и пользовался уважением среди военных, был невероятно модным портным, но отец герцога никогда и ничего у него не заказывал. Это означало, что оливковый сюртук Неттлбед не переносил на дух. Но он позволил себе лишь один критический взгляд на хозяина, прежде чем натянуто кивнул и отвернулся.

– Меня не будет целый день, – беспечно заявил герцог, – и я не знаю, когда вернусь. Ты мне сегодня не нужен, поэтому можешь заняться своими собственными делами.

Неттлбед снова поклонился, еще более холодно, и помог герцогу надеть «возмутительный» сюртук. Герцог натянул манжеты, поправил галстук, после чего спустился в комнату для завтраков, чувствуя себя своим собственным дедом, о котором до сих пор ходили легенды, как об очень суровом и требовательном хозяине, перед коим трепетали все домочадцы. Деду ничего не стоило грубо обругать слугу, случись тому чем-то не угодить старому герцогу.

Но жестокость Джилли достигла цели. Когда он решил вновь подняться наверх, в спальню, Неттлбеда нигде не было видно. Герцог подошел к шкафу и распахнул дверцу. Его взгляду предстали аккуратные стопки сорочек, сложенных на одной из полок. Их было так много, что его светлость усомнился в том, будто Неттлбед заметит хищение, если он возьмет несколько сорочек из каждой стопки. На всякий случай его светлость извлек из шкафа шесть сорочек и принялся разыскивать ночные рубашки и колпаки.

К тому времени как он определился с этой частью гардероба и добавил к ней несколько галстуков вкупе с другими необходимыми мелочами, гора одежды на кровати выросла до угрожающих размеров и Джилли устремил на нее горестный взгляд. С помощью нелюбопытного младшего лакея ему удалось раздобыть оберточную бумагу и моток бечевки, не вызвав при этом нежелательных расспросов. Но сейчас герцогу стало очевидно, что связать все эти вещи в аккуратный сверток будет крайне сложно. Он оказался прав. Когда же ему удалось достичь чего-то, напоминающего удовлетворительный результат, он раскраснелся и был близок к отчаянию. Глядя беспристрастным взглядом на этот узел, его светлость понял, что ему ни за что не покинуть дом с таким чудовищным свертком. Он также сообразил, что если как можно быстрее не сбежит, то, скорее всего, угодит в цепкие лапы капитана Белпера. При этой мысли Джилли охватил ужас, обостривший изобретательность молодого человека. Он срочно потребовал прислать ему его личного лакея, этого замечательного парня, которому была абсолютно безразлична судьба хозяина. Лакей появился на пороге комнаты, и герцог, небрежно махнув рукой в сторону узла, произнес: