Текст книги "Подкидыш"

– Фрэнсис, ты окажешь мне огромную услугу, если отнесешь этот сверток в квартиру капитана Уэйра и передашь его Рагби. Скажешь ему, что здесь… кое-какие вещи, которые я обещал прислать капитану Уэйру! Возможно, стоит передать капитану еще и записку?

– Очень хорошо, ваша светлость, – произнес Фрэнсис с безразличием, радующим ухо герцога.

Похоже, такое необычное поручение его нисколько не удивило.

Джилли извлек из кармана записную книжку, нашел карандаш и поспешно нацарапал записку следующего содержания:

«Гидеон, пусть этот узел полежит у тебя до вечера. Я к тебе сегодня зайду. Сэйл».

Он вырвал листок из блокнота, скрутил его в трубочку и отдал Фрэнсису.

– Еще одно, Фрэнсис, – робея, произнес герцог.

– Ваша светлость?

– Как ты думаешь, – с досадливой усмешкой поинтересовался Джилли, – тебе удастся покинуть дом таким образом, чтобы тебя не увидел ни Неттлбед, ни Борроудейл… ни… ни вообще кто-либо?

– Разумеется, ваша светлость, – невозмутимо откликнулся Фрэнсис.

– Спасибо, – с искренней благодарностью в голосе произнес герцог.

Он был бы немало удивлен, если бы смог прочитать мысли, роящиеся в голове лакея. Этот бесстрастный человек еще и года не провел в услужении у самого обходительного хозяина, которому ему доводилось служить. Но за это время герцог сумел пробудить в его душе наиживейшее участие. Мнение, которое парень, не стесняясь, излагал друзьям за кружкой эля, заключалось в том, что мир не рождал второго столь угнетенного человека, как маленький герцог. Кровь верного слуги закипала от негодования, когда он слышал, как издеваются над его светлостью старый Рыбий глаз и Толстомордый, не говоря уже о Твердозадом лорде, который и в одиночку способен свести паренька с ума. Поэтому, несмотря на обманчиво безразличный вид, Фрэнсису было ужасно любопытно, какую шалость затеял герцог. Он с наслаждением предвкушал возможность утереть нос и Рыбьему глазу и Толстомордому. Лакей с сожалением думал о том, что выучка не позволяет ему предложить хозяину дальнейшую помощь, которая могла бы ему потребоваться для того, чтобы провести упомянутых персонажей, а вместе с ними и весь остальной штат слуг.

Герцог извлек из кармана часы и бросил на них настороженный взгляд. Угроза появления капитана Белпера нависла над ним мрачной тенью. Нырнув в шкаф, Джилли достал из него длинное дорожное пальто с несколькими пелеринами до плеч, высоким воротником и перламутровыми пуговицами, а также высокую бобровую шапку. Он подумал, что ему мог бы пригодиться шарф, и начал разыскивать его по всему шкафу. Джилли принялся размышлять, что еще не помешало бы ему в этом путешествии, но в голову больше ничего не приходило. Поэтому, убедившись, что визитка, которую он изъял у всячески сопротивляющегося кузена Мэтью, надежно спрятана между страницами блокнота, герцог вышел из комнаты и неторопливо спустился по широкой парадной лестнице.

При виде его светлости дворецкий, сидевший в большом кожаном кресле у входной двери, вскочил и доложил: только что доставили пакет от Джозефа Мэнтона. Это немедленно навело герцога на мысль о том, что пара хороших пистолетов в таком рискованном предприятии является абсолютной необходимостью. Несмотря на опасения быть перехваченным капитаном Белпером, Джилли не устоял перед соблазном занести сверток в библиотеку и открыл кожаный футляр. Изумительной красоты пистолеты покоились на бархатном ложе, изящные и зловещие одновременно. Взяв один из пистолетов, герцог любовно взвесил его в руке. Джилли понял – ничто не может вынудить его оставить это великолепное оружие дома! Он опустил футляр в просторный карман пальто, а пули и порох, заботливо предоставленные мистером Мэнтоном, положил в другой карман, сказав себе, что Балдок – отличное место для того, чтобы немного поупражняться в стрельбе.

Его светлость снова вышел в вестибюль, куда уже из своей комнаты в глубине дома выплыла величественная фигура Борроудейла в сопровождении двух лакеев. Борроудейл пожелал знать, собирается ли герцог обедать дома. Бросив взгляд на сапоги Джилли, он также поинтересовался, следует ли привести из конюшни его лошадь.

– Нет, – жизнерадостно откликнулся юноша. – Спасибо, Борроудейл. Мне совершенно ничего не нужно. И, если зайдет капитан Белпер, ты не знаешь, когда я вернусь.

– Разумеется, ваша светлость, – поклонился Борроудейл. – Но когда же вернется ваша светлость?

Герцог только улыбнулся.

– Однако, узнав об этом, ты не сможешь сказать капитану Белперу, что тебе ничего не ведомо, верно? – миролюбиво заметил он.

Не успел Борроудейл оправиться от удивления и сообразить, что к чему, как герцог уже вышел из дому.

Первым делом он намеревался посетить Главную почтовую контору на Ломбард-стрит. В Сити Джилли отправился в наемном экипаже, что само по себе стало для него приключением. Впрочем, там герцога ожидало разочарование, поскольку он узнал, что почту из города увозят только ночью. Это означало, что, если он хотел воспользоваться услугами почтовой кареты, покинуть Лондон ему пришлось бы в половине девятого вечера. Дородный гражданин в шляпе сжалился над неопытностью молодого человека и направил его в контору дилижансов в «Голове сарацина» на Олдгейт-Хай-стрит. Герцог, поблагодарив его, поинтересовался, как ему попасть на Олдгейт-Хай-стрит, чем, похоже, позабавил гражданина. Он заявил, что его светлость свалился с Луны, и попросил внимательнее смотреть под ноги.

«Голова сарацина» оказалась большой оживленной гостиницей с двумя ярусами галерей вокруг мощеного двора. Даже в одиннадцать утра, несмотря на то что бо́льшая часть карет уже разъехалась, тут по-прежнему кипела бурная деятельность, а в конторе было довольно много людей, желающих заказать места в экипажах. Герцогу повезло, потому что, когда подошла его очередь, ему удалось заполучить место рядом с кучером в дилижансе, который в восемь часов утра отправлялся в долгое путешествие из Лондона в Эдинбург и прибывал в Балдок около полудня. Покончив с этим, его светлость снял комнату в гостинице на одну ночь. Уклонившись от настойчивых просьб какой-то женщины купить пучок салата и отказавшись от предложения одноногого мужчины, пытавшегося продать ему дверной коврик, Джилли отправился на розыски лавки, торгующей чемоданами.

Вскоре он преуспел и в этом. Распорядившись, чтобы купленную им дорожную сумку доставили по адресу капитана Уэйра, герцог наконец-то смог сосредоточить внимание на таких мелочах, как приобретение мыла, зубного порошка и бритвы. В Бедфорд-хаусе, куда он зашел по совету прохожего, его изумило то, за какую ничтожную сумму он может купить щетки для волос, расчески и прочие туалетные принадлежности. В конце концов Джилли сделал так много покупок, что в очередной раз был вынужден прибегнуть к доставке по адресу кузена.

Около восьми часов вечера он направился в Олбани. Поднимаясь по улице, столкнулся со знакомым, который шел навстречу в изящном вечернем облачении. Устремив монокль на сапоги Джилли, знакомый поинтересовался:

– Не ожидал встретить вас, герцог! На мой взгляд, вы только что прибыли в город! Вы к кузену? Он дома. Я видел, как он вернулся около часа назад.

– Мы договорились поужинать вместе, – ответил герцог.

– Что ж, полагаю, мы увидимся завтра в «Уайте».

Герцог, покривив душой, согласился с этим предположением и продолжил путь.

Когда перед ним отворилась дверь квартиры капитана Уэйра, кузен встретил Джилли в прихожей и тут же поинтересовался, не перепутал ли он его жилище с почтовой конторой.

Герцог, обаятельно улыбнувшись, ответил:

– О, я не знал, куда еще мне все это отправить! Ты и представить себе не можешь, как я был занят!

– Но, Адольфус, неужели ты теперь сам забираешь свое белье у прачки? – спросил Гидеон, кивая на неподъемный узел на полу.

– Значит, Фрэнсису удалось незаметно вынести его из дому! – воскликнул герцог, избавляясь от пальто. – Отлично! Гидеон, я сорвался с поводка!

– Великолепно! – одобрительно кивнул кузен. – Пойдем, расскажешь мне все по порядку!

Герцог вслед за хозяином вошел в гостиную, но покачал головой в ответ на просьбу капитана.

– О нет! Пожалуй, я не стану ничего рассказывать, если ты не против!

– Тогда вообще не начинай разговор, – откликнулся Гидеон, подавая кузену бокал хереса. – Хотя я не стал бы тебя ни от чего отговаривать, Адольфус.

Осознавая характер своей затеи, герцог был в этом совершенно не уверен. Кузен охотно помог бы ему избавиться от назойливой опеки домашних, но стоило ему услышать о мистере Ливерседже с его требованиями, и одними уговорами Гидеон наверняка не ограничился бы. Поэтому Джилли, снова улыбнувшись, сделал глоток хереса.

Гидеон, который отлично знал эту обаятельную рассеянную улыбку, тут же насторожился:

– Адольфус, ты что-то затеял!

– О нет! – отозвался Джилли. – Просто я очень устал быть самим собой. Потому намерен последовать твоему совету, испытав себя в роли обычного мистера Дэша. Быть герцогом Сэйлом смертельно скучно!

– Да, я в курсе. Это я тебе посоветовал? Отец оторвет мне голову.

– Точно, вчера вечером. Я уже начал вживаться в роль, совершив ряд поступков, которые никогда не позволял себе прежде. Один прохожий в Сити сказал, что я свалился с Луны. Думаю, он прав: я совершенно не знаю жизни! Но намерен быстро всему научиться. Я уезжаю из города, знаешь ли.

– Я так и подумал. И этот жуткий узел содержит твое снаряжение?

– Да. К счастью, его удалось вынести без ведома Неттлбеда! Гидеон, вероятно, Неттлбед будет меня разыскивать и зайдет к тебе. Умоляю, убеди его в том, что я в полной безопасности. Не хочу, чтобы они перевернули вверх дном весь Лондон!

– Можешь на меня положиться, Адольфус. Не думаю, будто мне удастся сделать то, чего ты хочешь, но, во всяком случае, о твоем местонахождении от меня они не узнают. Более того, я буду отрицать, что мне хоть что-то о тебе известно.

– Бедный Неттлбед, – вздохнул Джилли. – Боюсь, он будет в отчаянии. Сегодня утром я его обидел и мы расстались в весьма натянутых отношениях. Мне кажется, я поступаю очень дурно, пугая его подобным образом, но, Гидеон, я больше не в силах все это выносить! Они обращаются со мной как с ребенком или с умственно неполноценной личностью! Я и шагу не могу ступить без того, чтобы кто-нибудь сломя голову не бросился вызывать для меня экипаж, подавать перчатки или спрашивать, когда я собираюсь вернуться! Да, да, я знаю все, что ты мне скажешь! Но не могу этого сделать! Я пытался, однако штука в том, что мне не удается забыть, как Борроудейл угощал меня засахаренными сливами, если меня наказывали, и как душка Чигвелл сказал дяде, что это он разбил окно в Красной гостиной, и как Неттлбед выхаживал меня всякий раз, когда мне случалось заболеть… И таких историй множество!

Гидеон криво усмехнулся.

– Отлично. Выходит, поскольку тебе не удается сказать им, что ты уже взрослый мужчина и способен сам позаботиться о себе, ты намерен им это показать. Я угадал?

– Полагаю, что да. То есть я об этом не думал, но, пожалуй, ты прав. Я размышлял только о том, как хочу быть свободным! Но, призна́ю, если бы мне не подвернулся удобный случай, я бы так и продолжал скулить и жаловаться, не предпринимая ни малейших усилий, чтобы обрести независимость! Я, наверное, самое скучное и безвольное существо в мире!

– О, это уж точно! – немедленно согласился с ним Гидеон. – Но неужели наш унылый век неожиданно предложил тебе приключение? Не думал, будто это еще возможно!

– Очень скромное приключение! – смеясь, отозвался герцог. – Просто я нашел для себя занятие. Получится у меня или нет, я в любом случае намерен попытаться это сделать. И впервые в жизни смогу почувствовать, что это такое – не быть герцогом и обходиться без слуг, раздувающих до небес мою значимость, где бы я ни появился, без лизоблюдов, соглашающихся со всякой глупостью, которую мне случается изречь, и кланяющихся до земли трактирщиков. Мне надоело, что все вокруг только и твердят: «Да, ваша светлость!», «Нет, ваша светлость!» и «Как будет угодно вашей светлости!» Ты думаешь, я потерплю позорную неудачу?

– Нет, малыш, я думаю, ты все отлично понимаешь, поэтому сумеешь неплохо о себе позаботиться. Но вот насколько тебе понравится полное отсутствие прислуги, это мы еще поглядим, – ухмыльнулся Гидеон. – Впрочем, тебе это не повредит. С тобой слишком долго нянчились в пеленках. Я надеюсь, тебя ожидают увлекательные приключения и ты с честью одолеешь всех великанов и драконов на своем пути. Хотелось бы мне быть свидетелем твоих битв!

– О нет, только не это! – качая головой, запротестовал Джилли. – Ты сразу решишь, что я убиваю дракона неправильно и слишком медленно. Твое терпение быстро лопнет, после чего ты оттолкнешь меня в сторону и убьешь чудовище сам! – В глазах Джилли сверкнули смешинки, и он добавил: – Кроме того, я не могу отделаться от неприятного ощущения, что если ты будешь где-то поблизости, то мне и в голову не придет браться за дело самостоятельно. Более того, уверен, я подожду, пока ты не скажешь мне, что я должен сделать, ведь именно так я всегда и поступал. Сам знаешь, как трудно бороться с привычками! А ты обожаешь командовать, Гидеон, и никогда не отличался терпением.

– Увы! Надеюсь, когда ты вернешься из своих странствий, то сумеешь поставить меня на место!

– Очень может быть, – ответил Джилли, опуская пустой бокал на стол.

В комнату вошел Рагби с подносом в руках. Его хозяин сказал, что справится с блюдами сам, и отпустил слугу.

– Как это чудесно! – воскликнул герцог, усаживаясь за стол. – Можно я разрежу ту птицу? Я умею это делать, знаешь ли! Дядя говорит, мужчина должен уметь разрезать все, что бы перед ним ни поставили. Я и лошадь могу подковать. На твой взгляд, с чего это вдруг он решил, будто я должен этому научиться? Он очень странный! Как же он разгневается, когда узнает, чем я занимался! От одной мысли об этом я дрожу словно осиновый лист.

– Это очень странно, Адольфус, но мне всегда казалось, что ты никогда не дрожал словно осиновый лист перед моим отцом, – сухо заметил Гидеон.

– Ну конечно нет! Он слишком добр ко мне, и я его не боюсь. Однако мне не нравится, когда он на меня набрасывается, а от скандалов у меня начинает болеть голова. Поэтому я всегда стараюсь незаметно улизнуть, что, благодаря моим скромным размерам и незаметной внешности, совершаю совсем неплохо, – безмятежно заметил герцог.

Гидеон улыбнулся.

– Мне отлично известны твои уклончивые повадки, – сказал он. – И клянусь богом, если хорошенько задуматься, это именно то, чем ты сейчас занимаешься. Не пытайся заморочить мне голову намеками на ожидающие тебя приключения. Ты всего лишь убегаешь из дому, демонстрируя бо́льшую, чем обычно, изобретательность. Какую историю ты придумал, чтобы отделаться от своих преданных слуг?

Герцог с виноватым видом поднял глаза на кузена.

– Честно говоря, никакую, – отозвался он. – Стоит сообщить людям о своем намерении уехать, и сделать это незаметно тебе уже не удастся.

– Бога ради, Джилли! – воскликнул Гидеон. – Неужели ты сбежал, не сказав никому ни слова?

Герцог кивнул. Несколько мгновений Гидеон смотрел на него, озадаченно сдвинув брови. Затем, расхохотавшись, заявил:

– Это самая странная выходка, о которой я только когда-нибудь слышал! Но кто… кто бы мог подумать, что ты окажешься на нее способен! Адольфус, теперь ты внушаешь мне надежду. Я не сомневаюсь в том, что твое исчезновение поставит на уши всех без исключения, от моего отца до самого последнего из слуг. Но это пойдет им на пользу. И не возвращайся слишком быстро! Пусть они хорошенько усвоят такой урок и больше никогда его не забывают. В этом случае они, возможно, наконец-то оставят тебя в покое хоть на некоторое время. Наполняй свой бокал! Выпьем за твое освобождение! Довольно ходить по струнке и возвращаться домой засветло!

Герцог повиновался и через стол подвинул бутылку кузену.

– Нет, мы выпьем за приключения мистера Дэша! – заявил он.

– За все, что хочешь! – ухмыльнулся в ответ Гидеон и картинным жестом опрокинул себе в горло содержимое бокала.

Герцог последовал примеру кузена. Джилли уже ставил бокал на стол, когда его внимание вдруг привлекло кольцо на собственном пальце. Сняв, он протянул его Уэйру.

– Пусть полежит у тебя, – попросил молодой человек. – Оно меня немедленно выдаст.

Глава 8

Ночь, проведенная в «Голове сарацина», не доставила герцогу удовольствия. Перьевая перина, на которой он ворочался в попытке уснуть, по большей части состояла из каких-то комков. К тому же ему показалось, что ни один человек на постоялом дворе, кроме него, спать не ложился. Шум в пивном зале продолжался до глубокой ночи. Изредка доносящийся до слуха герцога звон посуды указывал на то, что посудомойкам отдых также не полагается. Вдобавок его светлость страдал от жары, поскольку кровать оказалась завалена одеялами, и ее согрела для него служанка, которой было велено доставить грелку «важному господину» в номер 27, как только он вернулся в наемном экипаже из Олбани.

Джилли допоздна засиделся у кузена и прибыл на постоялый двор, едва держась на ногах от усталости. Он даже самому себе не согласился бы признаться в том, что был бы совсем не против, если бы его встретил там Неттлбед, готовый распаковать вещи, стащить с него сапоги и принести горячей воды, чтобы герцог смог вымыть лицо и руки. Комната Джилли, оказавшаяся маленькой и весьма душной, также показалась ему на удивление безрадостной. Все ее освещение составляла одна-единственная свеча, которую поставил на туалетный столик коридорный, сопровождавший герцога наверх. Если бы с ним был Неттлбед, ночная сорочка уже была бы разложена на стуле, а постель заправлена его собственными простынями. Но если бы Неттлбед сопровождал его, он, конечно же, не остановился бы на ночь в гостинице этого уровня. Нет, его бы ожидал номер, снятый в каком-нибудь отеле, презирающем пассажиров наемных экипажей и поэтому открытом только для знатных и благородных джентльменов. Герцог, решительно изгнав из своих мыслей Неттлбеда, лег в постель.

Разумеется, ему и в голову не пришло сообщить, что его необходимо разбудить утром, но, к счастью, коридорный оказался на высоте, предложив назвать, в котором часу ему следует принести кувшин с горячей водой. Тем не менее он недооценил время, требующееся Джилли для бритья, одевания и сборов в дорогу. Поэтому к завтраку герцог сбежал в совершенно взлохмаченном и несколько распаренном состоянии. Поскольку он забыл выставить за дверь сапоги, то их не почистили, и они показались, на его придирчивый взгляд, очень грязными и пыльными. Но, выйдя во двор, его светлость обнаружил, что среди множества праздно толпящихся там слуг имеется и чистильщик обуви, чьими услугами он тут же поспешил воспользоваться. Пока малый трудился над его обувью, у Джилли была возможность лениво созерцать кипящую вокруг деятельность. Увиденное весьма позабавило герцога, поэтому он напрочь забыл о начавших было закрадываться сожалениях по поводу того, что принял чересчур импульсивное решение отправиться на поиски приключений. Дилижанс, в котором Джилли предстояло путешествовать, уже вкатили во двор и принялись загружать всевозможным багажом. Все тяжелые сундуки уложили на крышу, и герцог от изумления широко открыл глаза при виде горы чемоданов, которые громоздились все выше, пока ему не начало казаться, что экипаж непременно перевернется на первом же повороте. Тем временем несколько человек помогали охраннику укладывать в багажное отделение вещи помельче, среди которых была и сумка герцога. Когда заполнили и этот отсек, все, что еще оставалось разбросано по двору, наподобие корзины с рыбой, нескольких картонных коробок и завернутых в бумагу пакетов, привязали к задней оси.

Кучер, грузный джентльмен, облаченный во множество одежек и с огромной бутоньеркой в петлице, стоял у одной из ведущих в гостиницу дверей, увлеченно флиртуя с горничной. Он не обращал ни малейшего внимания на экипаж, коим ему предстояло управлять, пока конюхи не вывели из конюшни несколько гнедых лошадей. Возница, окинув их критическим взглядом, начал давать уйму разнообразных советов и указаний.

Пассажиры о чем-то спорили с охранником, одновременно раздраженно отмахиваясь от толпы уличных торговцев, которые по непонятным герцогу причинам собрались во дворе и пытались всучить путешественникам все, что, по их мнению, могло скрасить долгое странствие, от голландских носков всего по шиллингу за пару до горячих имбирных пряников. Герцогу тоже пришлось несколько раз отказаться от приобретения крысоловки, пакета с апельсинами и пачки булавок. Какой-то худой джентльмен в длинном пальто, шарфе и клетчатой шали громко на что-то жаловался, а две пожилые дамы стремительно доводили охранника до умопомрачения, требуя немедленно сообщить им точное местонахождение их картонок и сумок. Двое из будущих пассажиров явно не успели побриться, а еще один обменивался ядовитыми репликами с возницей наемного экипажа, доставившего его в гостиницу.

Наконец лошадей впрягли, и кучер, с сожалением покинув горничную, вышел на середину двора, небрежно просматривая список пассажиров. Герцог, сунув серебряную монетку в ладонь чистильщика обуви, занял свое место на крыше. Худой джентльмен возжелал, чтобы кучер заверил его в том, что конь точно не лягнет его, пожилые дамы окончательно разволновались, а охранник принялся громкими криками скликать пассажиров, призывая их поторопиться, поскольку дилижанс уже был готов к отбытию и никого не собирался ожидать.

Кучер с видом знатока внимательно осмотрел лошадей, затем предостерег конюха в плисовых штанах и засаленном жилете не снимать без команды скобу с носа молодой кобылы. Сунув список в карман, он водрузил свое внушительное тело на очень неудобные козлы и собрал поводья. Было ясно, что пассажиры ничего, кроме презрения, у него не вызывают, потому что, взяв в руки хлыст, возница, едва покосившись через плечо, скомандовал конюхам отпускать лошадей. Все, чего он удостоил доверившихся ему людей, – это краткой рекомендации быть осторожными, предоставив охраннику позаботиться о том, чтобы пассажиры вовремя пригнулись, когда экипаж подъедет к арке ворот, ведущих со двора на узкую улицу.

Утро было сырым и туманным, и герцог успел пожалеть о том, что не догадался прихватить с собой еще и плед. Однако кучер, который долго искоса разглядывал этого пассажира, решил, что он заслуживает дополнительной любезности, и заверил его в том, что не успеют они доехать до Айлингтон-Грин, как уже выглянет солнце.

Пока экипаж пробирался по лондонским улицам, возница был всецело поглощен необходимостью избегать столкновений с телегами торговцев и небольшими группами скота, который гнали на рынок, так что ему оказалось не до бесед с пассажирами. Но едва покинув пределы столицы, он снизошел до того, чтобы ответить на нескончаемый поток вопросов нервного худого джентльмена, сидевшего позади герцога. Не теряя хорошего расположения духа, кучер пояснил, что возит пассажиров уже тридцать лет и еще ни разу его экипаж не перевернулся. Худой мужчина сурово предостерег его: если он попытается обогнать любую другую карету на дороге, то джентльмен пожалуется на него хозяину, после чего сообщил всем сразу – обычно он пользуется услугами почтовой службы, предоставляющей отличную вооруженную охрану и пристально следящую за тем, чтобы возницы не нарушали правила. Кучер, фамильярно подмигнув герцогу, углубился в ужасающие подробности дорожных происшествий с участием почтовых карет, поскольку, по его словам, они с завидным постоянством стремятся обогнать друг друга на дороге, нисколько не заботясь о безопасности или удобстве пассажиров. Что касается предоставляемых почтовой службой охранников, то худому джентльмену следовало бы знать: если где-то имеются грабители, они нападают именно на почтовые кареты.

Первой объявленной остановкой на пути был Барнет, где тем из пассажиров, кто еще не позавтракал, предоставлялось четверть часа для того, чтобы они могли перекусить. Но кучер остановил лошадей, едва проехав развилку на Айлингтон и завидев лужайку с высокими вязами. Судя по количеству экипажей перед «Павлином» или чуть поодаль, эта остановка была вполне привычным явлением. Когда они подъехали к двери, конюх выкрикнул название экипажа, а из гостиницы выбежал мужчина. Одной рукой он застегивал пуговицы пальто, во второй же держал саквояж. Какая-то женщина в наброшенной на голову шали начала упрашивать охранника доставить двух уток в одну из деревень на маршруте экипажа. Худой джентльмен подозрительно заявил: человека с саквояжем нет в дорожном листе, но его сосед миролюбиво заметил, что можно и потесниться, ничего страшного. Это подтолкнуло кучера к тому, чтобы разразиться горестной тирадой относительно доносчиков, которые, по его мнению, таятся вдоль всей дороги, следя за честными возницами и так и норовя отнять их хлеб. Герцог посочувствовал ему, и, поскольку дело с утками было уже улажено, экипаж снова отправился в путь, миновав деревенский пруд, у которого паслась одинокая корова, и маленькую сельскую лавку.

Вскоре путешественники выехали на дорогу к Холлоуэю, что предоставило кучеру возможность нагнать страху на худого джентльмена воспоминаниями о похождениях отчаянных головорезов, некогда промышлявших в этих краях.

– Кажется, именно здесь когда-то ограбили Гримальди? – поинтересовался герцог, которого в детстве потчевали всеми этими историями.

– Вот-вот-вот! – одобрительно откликнулся кучер. – Да и было это каких-то десять лет назад! Но, забрав у него часы, они обнаружили на них нарисованную физиономию Гримальди с подписью «Я и мой Недди». Его так уважали, что вернули ему часы.

– Я его когда-то видел, – произнес герцог. – Кажется, это было в Сэдлерс-Уэллс. Он меня здорово тогда рассмешил.

– Ну конечно, сэр, ведь это была, если можно так выразиться, его берлога. Позвольте спросить, сэр, далеко ли мне предстоит вас везти.

– Только до Балдока, – ответил герцог.

Кучер покачал головой.

– Какая жалость, сэр, что по эту сторону от Бигглсуэйда слишком мало мест, где я был бы согласен рискнуть и передать поводья человеку, коему этого так явно хочется, – со вздохом произнес он.

Такие слова вызвали настоящую бурю протеста со стороны худого джентльмена, поэтому герцог счел за лучшее заверить его в том, будто он не испытывает ни малейшего желания брать поводья. Доброжелательный пассажир, похоже, проникшись антипатией к своему соседу, высказал беспристрастное мнение относительно зануд в целом и зануд с кислой физиономией в частности, а какой-то солидного вида пассажир принялся рассказывать длинную историю о резвой тройке чистокровных лошадей, которыми он любил управлять самостоятельно.

Когда Финчли-Коммон со всеми его опасностями благополучно остался позади, пассажиры были так взвинчены, что уже не могли думать ни о чем, кроме завтрака, ожидающего их в Барнете. Стоило экипажу вкатиться во двор гостиницы, как почти все бросились в обеденный зал, по которому метались двое измотанных официантов с полными подносами еды и заученным возгласом «Иду, сэр!».

Герцог не успел толком позавтракать, но ему не хотелось участвовать в этой толчее жаждущих кофе и ветчины, поэтому он решил немного пройтись по улице, чтобы размять ноги. Во время предыдущих поездок на север он менял лошадей в «Красном льве», но это благородное заведение не опускалось до обслуживания дилижансов, хотя его хозяин прибегал к весьма недостойным методам отбивания клиентуры у своего ненавистного конкурента из «Зеленого человека», расположенного выше по улице. Он, к примеру, не усматривал ничего зазорного в том, что его конюхи выскакивали на дорогу и перехватывали какой-нибудь частный экипаж, владелец которого даже не думал менять лошадей, но они силой принуждали его к этому. Вот и сейчас герцогу посчастливилось стать свидетелем потасовки между двумя парнями в желтых ливреях из «Красного льва» и тремя конюхами в синих куртках из «Зеленого человека». Джилли одобрительно наблюдал за смешными попытками пожилого джентльмена в фаэтоне, запряженном парой скакунов, убедить конюхов из «Красного льва» в том, что он едет всего лишь в Уэлвин, а следовательно, не нуждается в смене лошадей.

Когда герцог вернулся к своему экипажу и снова вскарабкался на крышу, то обнаружил, что все, кроме кучера, которого в гостинице угостили чем-то горячительным и осыпали комплиментами, пребывают в несколько взвинченном состоянии. Даже доброжелательный пассажир заявил: ему едва удалось, обжигаясь, сделать два глотка кофе и он вовсе не прикоснулся к ветчине из-за отсутствия ножа и вилки. Тем не менее джентльмену пришлось заплатить как за полный завтрак, что является откровенным безобразием, с которым следует хорошенько разобраться.

Герцог уже давно понял, что езда на крыше дилижанса ему совершенно не подходит. Первые несколько миль поездка забавляла его своей новизной. Но качка и тряска в сочетании с невероятно неудобным сиденьем вскоре превратили в докучливое бормотанье даже увлекательный рассказ кучера. У Джилли разболелась голова, и он вспомнил, что всегда плохо переносил переезды. Ему стало казаться, будто Балдок расположен невероятно далеко, и, когда они въехали в Стивенейдж, где возница попытался заключить с ним пари относительно того, между какими из знаменитых шести холмов самое большое расстояние, он отказался клевать на этот крючок.

– Между первым и последним, – угрюмо буркнул герцог. – Я это знаю чуть ли не с пеленок.

Это очень разочаровало кучера, потому что благодаря знаменитой загадке ему на следующей остановке обычно удавалось выпить. Он решил, что его пассажир – весьма мелочный и скаредный молодой человек. Впрочем, вознице пришлось пересмотреть свое мнение, когда, высадив Джилли у «Белой лошади» в Балдоке, он получил от него гинею. Тогда он решил, будто имеет дело с бестолковым богатеем, и пожалел, что расстается с ним так рано.

Охранник извлек сумку герцога из глубин багажного отделения, и он остался стоять на дороге в ожидании того, что кто-то выбежит из гостиницы и занесет его багаж внутрь. Но при постоялых дворах для пассажиров дилижансов не было слуг, сбивающихся с ног, чтобы обслужить постояльцев. Поэтому герцогу пришлось поднимать сумку и заносить ее в гостиницу самостоятельно.

Входная дверь открывалась в коридор, который вел в глубину здания, в вестибюль, откуда по лестнице можно было подняться на второй этаж. Двери обеденного и пивного залов также выходили в вестибюль, при этом в обеденном зале стоял один-единственный стол необычайной длины. Герцог поставил сумку на пол, в ту же секунду в глубине дома отворилась какая-то дверь и его взору предстала дородная хозяйка.