Текст книги "Подкидыш"

– Будьте добры, попросите миссис Эпплби зайти ко мне в комнату, – после чего повел Тома к лестнице.

Когда спустя несколько минут в Розовую гостиную вплыла миссис Эпплби, она была настроена категорически против появления в ее заведении Тома. Официант описал его в самых нелестных выражениях, и, хотя она немедленно поставила его на место, тем не менее поспешила подняться, чтобы взглянуть на Тома собственными глазами.

Войдя, женщина обнаружила, что он сидит в кресле у камина, а герцог обмывает его разбитую голову и лицо. Вид паренька настолько не внушал доверия, что она не удержалась от возмущенного возгласа:

– Скажите на милость, сэр, что все это значит?

Герцог совсем не привык к подобному обращению, поэтому, обернувшись, удивленно взглянул на нее. Хозяйка невольно присела в реверансе и уже гораздо мягче произнесла:

– Насколько я поняла, сэр, вы хотели со мной поговорить.

– Да, – ответил герцог. – Я хотел попросить вас приготовить комнату для моего юного друга. Его постигло несчастье повстречаться с грабителями. Сиди спокойно, Том, и держи этот компресс на глазу. Сейчас миссис Эпплби принесет сырой говядины и мы приложим ее к твоему лицу.

– Я ничего не знала, сэр, ни о каких юных джентльменах, которых вы собираетесь сюда привезти.

– Конечно, не знали, – откликнулся герцог. – Я и сам этого не знал. А вы что-то имеете против?

– О, конечно нет, сэр, если он ваш друг!.. Просто мне кажется странным, что вы ничего мне об этом не сказали… к тому же при нем нет никакого багажа и все такое!

– Он и в самом деле попал в затруднительную ситуацию, – немедленно согласился с ней герцог. Улыбнувшись хозяйке, Джилли добавил: – Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы облегчить его страдания.

– Да, сэр, – беспомощно ответила миссис Эпплби. – Разумеется, я не хочу показаться совсем уж бесчувственной. Просто впервые вижу, чтобы какой-нибудь юный джентльмен путешествовал без экипажа и вещей, да к тому же, похоже, еще и в полном одиночестве!

– Согласен, он поступил очень неосмотрительно, так что в следующий раз будет умнее. Полагаю, этот горячий кирпич, который вы мне приносили, ему тоже не помешает.

Услышав такие слова, Том что-то пробормотал в знак протеста, и это наконец привлекло к нему внимание миссис Эпплби. Она тут же увидела, что он гораздо моложе, чем она предполагала, а кроме того, измучен и избит. Ее лицо смягчилось.

– Я обо всем позабочусь, сэр, – сказала женщина. – Бог ты мой, его хорошая одежда тоже испорчена! Я очень надеюсь, он не сбежал из школы!

– Ниоткуда я не сбежал! – заявил Том.

Миссис Эпплби покачала головой, но произнесла:

– Отведите его в шестой номер, сэр. Там вы найдете застеленную постель. И если он снимет всю верхнюю одежду, я посмотрю, как ее привести в порядок.

Хозяйка поспешила прочь, а Том заявил, что он в полном порядке и ни в какую постель ложиться не собирается, но все же позволил проводить себя в маленькую комнату в задней части дома. Впрочем, едва поднявшись из кресла, он вынужден был сознаться, что до сих пор чувствует себя отвратительно. Герцог сказал, что он почувствует себя значительно лучше после того, как выпьет стакан воды с нашатырем и немного отдохнет. Затем его светлость помог юноше избавиться от измазанной грязью одежды. Оставшись в нижнем белье, Том лег на кровать, и герцог укрыл его стеганым одеялом.

– Я не думал, будто им удастся так легко со мной разделаться, – огорченно пробормотал Том. – Но ведь он ударил меня дубиной! Я еле жив! Хочется надеяться, что старику Снейпу тоже несладко!

Высказав это благочестивое пожелание, он закрыл глаза, а герцог отправился к миссис Эпплби за нашатырем, удрученно спрашивая себя, во что он влип со своим сочувствием к этому юному товарищу по несчастью.

Глава 10

Еще раз герцог смог одолжить двуколку миссис Эпплби только во второй половине следующего дня, потому что все утро ушло на приобретение предметов одежды и туалета, которые он счел необходимыми для удобства и респектабельности своего юного подопечного. Его представления не во всем совпали с мнением Тома, поскольку последний считал, что без таких предметов роскоши, как мыло, зубной порошок и некоторые другие мелочи, вполне можно обойтись. Также Том не осознавал, что одной сорочки в путешествии совершенно недостаточно. Однако герцог остался непреклонен, спокойно переждав неожиданный и весьма бурный приступ независимости юного мистера Мэмбла, во время которого узнал: папаша юноши будет недоволен тем, что его сын и наследник кому-то чем-то обязан. Когда Том истощил все свои доводы, герцог провел его по магазинам Балдока, заверив в том, что учтет расходы до последнего пенса и, как только выпадет случай, представит этот счет папеньке.

Мистер Мэмбл, выносливости которого Джилли не мог не позавидовать, очень быстро оправился от недомогания и уже вечером встал с постели для того, чтобы планомерно уничтожить медальоны из телятины, бифштекс, кусок свиной ноги, две порции миндального пудинга и желе. После этой трапезы он сообщил Джилли, что чувствует себя превосходно. Выбрав два яблока, отложил их в сторону, намереваясь съесть позже, когда его снова начнут терзать приступы голода, после чего расположился перед камином и принялся сбивчиво излагать своему доброжелателю историю собственной жизни и выпавших на его долю испытаний.

Из этого монолога Джилли понял: мать Тома умерла, когда он еще ходил пешком под стол, и отец, которому удалось добиться немалых успехов в своем деле, вложил всю душу и силы в задачу превращения наследника в истинного джентльмена. С этой целью он нанял мистера Снейпа, чья незавидная участь заключалась в том, что он обучал мальчика всем необходимым для джентльмена знаниям, оберегал его от озорства, дурных компаний, простуд и прочих болезней. Судя по рассказу, мистер Снейп был безрадостным типом, проникнуться антипатией к которому оказалось совсем несложно.

Герцог очень быстро понял, что Тому пришлось гораздо хуже, чем ему самому. Лорда Лайонела мало интересовали аристократические манеры племянника. Зато он совершенно точно знал, что его племянник должен научиться чистить свои ружья, седлать и взнуздывать лошадей (и даже самостоятельно их подковывать), нарезать мясо и защищать себя в кулачном бою, а также обрести пространные познания в гуманитарных науках. Что касается мистера Мэмбла, то он панически опасался позволять сыну занятия, способные указать на его низкое происхождение. В результате беднягу Тома, которому было чуждо чванство и честолюбие, со всех сторон оградили условностями, а его естественные наклонности и врожденная жизнерадостность всячески подавлялись.

Слушая парнишку, герцог чувствовал, как его сердце сжимается от жалости, и думал, что если бы он смог облегчить судьбу этого странного, но очень милого юноши, то совершил бы первый достойный поступок в своей жизни. Независимо от исхода переговоров с мистером Ливерседжем через два дня ему, по всей видимости, предстояло возвращение в Лондон. Герцог решил, что, если усердный мистер Снейп к этому времени не разыщет своего ученика, он заберет Тома в Лондон, и уже из Сэйл-хауса напишет мистеру Мэмблу письмо, сообщив ему о том, что подобрал его сына на дороге и привез в город. В письме он также собирался написать о том, что готов передать паренька в любой момент, как только этот занятой джентльмен сможет выкроить время для поездки в столицу.

Герцог достаточно неплохо знал людей, поэтому понимал: сообщения о том, что сын мистера Мэмбла попал в благородное общество, будет достаточно, чтобы унять ярость этого господина. Он также был уверен, что сможет убедить Мэмбла уволить мистера Снейпа и отослать сына в школу, если только возьмет себе за труд поговорить с ним об этом. С другой стороны, герцог, который никогда не испытывал потребности выяснять отношения со своим собственным наставником, не сомневался в том, что сумеет поладить с мистером Снейпом, если тот явится в Балдок, прежде чем они с Томом уедут в Лондон. Что касается необходимости как можно скорее успокоить отца, встревоженного исчезновением сына, то герцог отбросил эту мысль без малейших угрызений совести, решив, что было бы нелепо учитывать переживания родителя Тома, если ему самому нет дела до своего собственного гораздо более уважаемого дядюшки. Ежели он решил проучить лорда Лайонела, то мистер Мэмбл заслужил этого еще больше, и облегчать его жизнь герцог не собирался. А пока он был обязан позаботиться о том, чтобы Том не влип ни в какую историю, и один Господь ведал, что могло бы с ним приключиться, доведись ему в одиночку бродить по дорогам или удовлетворить свое желание увидеть все достопримечательности Лондона.

Том, который ни в чем не знал полумер, быстро сменил подозрительность и настороженность в отношении своего благодетеля на абсолютное и безусловное обожание. Успокоив свою щепетильность обещанием герцога представить его отцу полный отчет обо всех потраченных на него средствах, он с готовностью принял от Джилли гинею на расходы и заверил его в том, что вполне способен себя занять.

В результате герцог снова отправился на розыски «Синицы в руках», в этот раз решив доехать по большому пути до самого поворота на Шеффорд. Преодолев некоторое расстояние по ухабистой проселочной дороге, герцог миновал деревушку под названием Арлси и вскоре увидел одинокое питейное заведение в окружении обветшалых хозяйственных построек, снабженное выцветшей вывеской на двух ржавых цепях, поскрипывавших при каждом дуновении ветра. Строение было совсем небольшим, а его уединенное месторасположение заставляло предположить, что завсегдатаями здесь являются исключительно работники окрестных ферм. Заведение выглядело несколько заброшенным, ощущение же чего-то зловещего, витающего в воздухе, герцог отнес на счет своего воображения. Он остановил двуколку и сошел на землю, привязав лошадь к столбу. В это время дня гостиница имела совершенно безжизненный вид. Приблизившись к двери и войдя в пивной зал, его светлость никого там не обнаружил. Комната была маленькой и насквозь пропиталась прогорклым запахом табака из бесчисленных глиняных трубок посетителей, а также разлитого на полу эля. Ноздри герцога задрожали от омерзения. Подойдя к внутренней двери, он толкнул ее и громко крикнул:

– Эй, тут есть кто-нибудь?

После продолжительной паузы какой-то тип в засаленном плюшевом жилете вышел из глубин гостиницы и остановился, глядя на герцога выпученными водянистыми глазами. В его рту недоставало нескольких зубов, сломанный нос также не добавлял этому лицу привлекательности. При виде хорошо одетого незнакомца на своей территории он, похоже, утратил дар речи.

– Добрый день, – учтиво обратился к нему герцог. – Позвольте поинтересоваться, не квартирует ли у вас некто мистер Ливерседж.

Человек в плюшевом жилете, моргнув, загадочно ответил:

– А-а-а!

Герцог извлек из кармана чековую книжку и предъявил ему визитку кузена.

– Будьте добры, отнесите это вашему постояльцу.

Человек в плюшевом жилете машинально вытер руку о бриджи, взял визитку и замер, по-прежнему неуверенно глядя на герцога. При виде чековой книжки его глаза блеснули, и Джилли порадовался тому, что предусмотрительно оставил основную часть своих средств в «Белой лошади». Его также немало успокаивал вес оттягивающего карман пистолета.

Он уже собирался попросить своего остолбеневшего нового знакомого пошевеливаться, как вдруг дверь, ведущая, судя по всему, на конный двор, отворилась и взору герцога предстал тучный мужчина с квадратной небритой физиономией под нечесаной копной седеющих волос. Толстяк окинул Джилли быстрым взглядом подозрительно прищуренных глаз и настороженно поинтересовался, по какому он, собственно говоря, делу. Человек в плюшевом жилете безмолвно протянул ему тисненую визитку мистера Уэйра.

– У меня дело к мистеру Ливерседжу, – заявил герцог.

Это сообщение, похоже, нисколько не обрадовало вновь прибывшего, потому что он бросил на Джилли еще более подозрительный взгляд и выхватил визитку из рук слуги. У него ушло немало времени на то, чтобы ознакомиться с изложенной на ней информацией, но в конце концов он справился с этой задачей, и герцогу показалось, что к подозрительности добавилось еще и беспокойство. Джентльмен устремил на Джилли пристальный, весьма неприветливый и оценивающий взгляд. Похоже, он решил, что хрупкая мальчишеская фигура посетителя не заслуживает ничего, кроме презрения, потому что тревога исчезла с его лица и он хрипло усмехнулся:

– Хо! Дело, говорите! Ну, я не знаю, но схожу посмотрю.

С этими словами он начал подниматься по скрипучей лестнице, а герцог остался наедине с парнем в плюшевом жилете, изумленно уставившимся на необычного посетителя.

Прошло немало времени, прежде чем снова послышались шаги хозяина, хотя незадолго до этого откуда-то сверху до герцога донесся его разгневанный голос, и когда джентльмен возвратился, его беспокойство, похоже, не только возобновилось, но еще и усилилось. Герцог полностью разделял чувства этого господина, потому что ему и самому было не по себе.

– Извольте подняться наверх, сэр, – произнес хозяин голосом человека, повторяющего заученный урок.

Герцог, незаметно сунув руку в карман пальто и стиснув рукоять пистолета мистера Джозефа Мэнтона, сделал глубокий вздох и вслед за хозяином начал подниматься по лестнице. По длинному коридору его привели в комнату в задней части дома. Хозяин распахнул дверь и сообщил о его присутствии очень просто:

– Вот он, сэ… сэр!

Герцог обнаружил, что стоит на пороге квадратной и довольно уютной комнаты, обставленной как гостиная. Она была гораздо опрятнее, чем остальные помещения дома, и не лишена некоторой элегантности. Занавески, хотя и вылинявшие, были совсем недавно постираны, стол скрывала красная скатерть, и отдельные предметы наводили на мысль о том, что кое-что из мебели нынешний обитатель комнаты привез с собой.

Перед камином стоял довольно упитанный джентльмен средних лет с бледным одутловатым лицом, увенчанным серебристо-седой шевелюрой, причесанной в модном стиле «Брут». Как и подобает джентльмену, он был одет в темный сюртук и светлые панталоны, уголки воротника его сорочки касались бакенбард, шейный платок был завязан в изящный узел, хотя при ближайшем рассмотрении герцог заметил, что элегантный сюртук лоснится, а сорочка не лишена следов починки. Сходство между ним и хозяином гостиницы бросалось в глаза, вот только его лицо говорило о непоколебимо хорошем расположении духа, чего нельзя было сказать о хозяине. Он, радушно встретив гостя, протянул ему свою пухлую ладонь и сказал:

– Ах, мистер Уэйр! Я счастлив, что вы решили нанести мне визит!

К этому времени герцог успел представить себе, как его тело выбрасывают в зловонный пруд позади гостиницы. Тем не менее он не считал себя обязанным пожимать предложенную ему руку и ограничился легким поклоном. Мистер Ливерседж, цепкий взгляд которого мгновенно обежал всю фигуру юноши, расплылся в еще более приветливой улыбке, отодвинул от стола один из стульев и предложил:

– Давайте присядем, сэр! К сожалению, вы пришли ко мне по весьма щепетильному вопросу! Уверяю вас, сэр, я вам очень сочувствую, потому что и сам был молод. Но прежде всего я обязан позаботиться о своей несчастной племяннице. Ах, мистер Уэйр, вы даже себе не представляете, какую боль и какое горе причинили девушке, чье сердце так незаслуженно похитили!

Расчувствовавшись от собственноручно нарисованной картинки, он на несколько секунд спрятал лицо в огромном носовом платке.

Герцог, усевшись, положил шляпу на стол. Затем сочувственно произнес:

– Мне и в самом деле очень жаль, мистер Ливерседж. Мне не следовало бы причинять женщинам боль и горе.

Мистер Ливерседж поднял склоненную голову.

– Это слова, – растроганно произнес он, – настоящего джентльмена! Я это знал, мистер Уэйр! В ваших жилах воистину течет голубая кровь. Когда племянница рыдала вот на этой самой груди, жалуясь на то, что ее предали и бросили, я сказал ей: «Любовь моя, ты должна верить в благородство этого отпрыска древнего рода, который не замедлит исполнить свой долг и никогда тебя не покинет!» Я благодарю Бога, мистер Уэйр, за то, что моя вера в человечество останется непоколебимой!

– Я очень на это надеюсь, – отозвался герцог. – Но, видите ли, я понятия не имел о том, будто настолько глубоко затронул чувства вашей племянницы.

– Сэр, – произнес мистер Ливерседж, – вы еще так молоды. Вам не ведомы глубины женской души!

– Вы правы, – согласился герцог. – Но неужели деньги способы унять страдания разбитого сердца?

– Да, – просто ответил мистер Ливерседж.

Услышав это, герцог не удержался от улыбки, однако вслух кротко произнес:

– Простите меня, мистер Ливерседж, но разве сделка этого рода не противна такому чувствительному человеку, как вы?

– Мистер Уэйр, – снова заговорил Ливерседж, – я не стану скрывать от вас того, что да, она действительно мне противна. Я, как вы верно догадались, очень ранимый человек и лишь весьма неохотно вступаюсь за свою осиротевшую племянницу.

– По ее наущению? – поинтересовался герцог.

Мистер Ливерседж, смерив герцога очередным проницательным взглядом, ответил:

– На основании полученных обещаний и неоправдавшихся надежд, мистер Уэйр, моя племянница понесла большие расходы. Нет нужды пересчитывать все до пенни, но свадебное платье, знаете ли, сэр, и…

– Пять тысяч фунтов? – ошеломленно уточнил Джилли.

Они посмотрели друг на друга.

– Я убежден, – укоризненно произнес мистер Ливерседж, – что вы не захотите поступить некрасиво, сэр. Учитывая завышенный характер ожиданий моей племянницы, пять тысяч фунтов нельзя считать чрезмерно большой суммой.

– Но у меня нет и никогда не было таких денег, – заявил Джилли.

Мистер Ливерседж развел руками и сказал:

– Мне очень неприятно это делать, сэр, однако я вынужден вам напомнить, что вы состоите в довольно близком родстве с человеком, который, и я в этом убежден, не сочтет такую сумму значительной, так же, как вы или я не сочли бы таковой одну крону.

– Вы говорите о Сэйле? – поинтересовался герцог. – О, он никогда этого не заплатит.

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что его светлость поскупится и откажет кузену в такой безделице?

Герцог, грустно покачав головой, сказал:

– Я ведь не следующий в цепи наследников титула, знаете ли. Передо мной имеется еще два дяди и кузен. А мой отец, мистер Ливерседж, отнюдь не богат.

– Даже представить себе не могу, чтобы его светлость позволил протащить свое имя через трясину судебного разбирательства! – решительно воскликнул мистер Ливерседж.

– А я убежден, – мягко, почти ласково произнес герцог, – что вам покажется чудовищной идея протащить через упомянутую трясину доброе имя своей племянницы.

– Я иду на это с тяжелым сердцем, – сознался мистер Ливерседж. – Однако таков мой долг. То есть я хочу сказать, что буду вынужден пойти на это, если его светлость окажется несговорчивым. Но я и представить себе не могу, чтобы главе столь благородного рода совершенно не было дела до его репутации!

– Интересно, что бы вы предприняли, если бы я сбежал с вашей племянницей в Гретна-Грин? – задумчиво произнес герцог. – Не думаю, что ее союз с таким бесперспективным и безденежным человеком, как я, входил в ваши планы!

– Разумеется, нет, – и глазом не моргнув откликнулся мистер Ливерседж. – Но ведь она еще совсем ребенок! Брак можно было бы оспорить. За соответствующую цену.

Герцог расхохотался.

– Вот теперь мы начинаем лучше понимать друг друга! – заметил он. – На вашем месте, сэр, я бы откровенно сознался, что ваша цель – под любым предлогом выжать деньги из моего благородного родственника.

– Только между нами, мистер Уэйр, – жизнерадостно подтвердил Ливерседж. – Только между нами!

– Как же, должно быть, человеку вашей чувствительности омерзительно опускаться до такой низости! – прокомментировал ситуацию герцог.

Ливерседж, вздохнув, ответил:

– А вот тут вы правы, сэр. Честно говоря, это совершенно не в моем вкусе.

– А что в вашем вкусе? – полюбопытствовал герцог.

Мистер Ливерседж неопределенно помахал рукой.

– Карты, сэр, карты! – заявил он. – Мне хочется верить в то, что у меня были все шансы достичь успеха в жизни. Однако судьба так распорядилась, мистер Уэйр, что я стал объектом самого злобного преследования, в результате которого остался совершенно без средств. Временно, разумеется, но, тем не менее, в настоящий момент я не могу надлежащим образом устроить свою жизнь. Как видите, вынужден влачить жалкое существование в обстановке, совсем неподходящей для людей, претендующих на утонченность. Вы, мистер Уэйр, наверняка удобно расположились в «Джордже». Отличная гостиница, скажу я вам! Поэтому вы и представить себе не можете…

– Нет, нет, нет! «Джордж» мне не по карману! – скромно пробормотал герцог. – Я остановился в «Белой лошади».

– «Белая лошадь», – с чувством произнес мистер Ливерседж, – возможно, и не претендует на элегантность «Джорджа», но по сравнению с лачугой, в которой вынужден ютиться я, она самый настоящий дворец!

Герцог не стал опровергать это, и после короткой паузы, во время которой мистер Ливерседж, похоже, тоскливо размышлял об удобствах, предоставляемых иными постоялыми дворами, сей достойный джентльмен глубоко вздохнул и продолжил уже более жизнерадостным тоном:

– Впрочем, я не жалуюсь. Жизнь, мистер Уэйр, изобилует превратностями! Я еще не утратил надежды встать на ноги и открыть заведение, где джентльмены, умеющие ценить хорошую игру, сумеют найти себе развлечение по вкусу. Без лишней скромности, мистер Уэйр, хочу заверить вас, что наделен немалым талантом для подобных предприятий. Если мне когда-нибудь выпадет честь принимать вас в своем заведении, я убежден, вам понравится то, что вы там обнаружите. Ничего вульгарного и низкопробного вы там не встретите, смею вас уверить, и особенное внимание я уделю качеству вина в моих погребах. Плохое вино может стать фатальной ошибкой, потому что способно отпугнуть всех клиентов! Но чтобы достичь своей цели, сэр, я должен стать состоятельным. В противном случае, если у меня что-то и получится, результат будет убогим, а значит, недостойным того, чтобы я к нему стремился.

– Вы откровенны! – усмехнулся герцог. – Выходит, мой кузен Сэйл должен помочь вам открыть очередное злачное заведение!

– Я нахожу вашу прямоту чересчур грубой, мистер Уэйр, – ответил Ливерседж.

– Боюсь, должен задеть вашу ранимую натуру еще сильнее! Эти требования выдвигает вовсе не ваша племянница, но вы сами, и вся эта затея – сплошное вранье!

Мистер Ливерседж страдальчески улыбнулся, демонстрируя немалое терпение.

– Мой дорогой сэр, вы ко мне несправедливы! Еще как несправедливы!

– О нет, сударь! Вы мне сами признались…

Мистер Ливерседж поднял пухлую ладонь, прерывая его речь.

– Только между нами, мистер Уэйр! – напомнил герцогу Ливерседж, снова прибегая к укоризненным интонациям.

Джилли молча смотрел на него.

– Что бы вы сказали, сэр, если бы я изъявил готовность жениться на вашей племяннице? – спросил он. – Вы об этом не подумали?

– Конечно, подумал! – добродушно заверил его Ливерседж. – Разумеется, имея в виду благополучие моей племянницы, я должен быть вне себя от радости. Но вам, мистер Уэйр, не стоит так поступать, и ваши родственники благородных кровей сделают все от них зависящее, чтобы предотвратить заключение столь неравного союза. Мне очень жаль, но, увы, таков мир, и, если бы я был вашим отцом, мистер Уэйр, я бы пошел на все ради того, чтобы возвести преграду между вами и бедняжкой Белиндой. Она ведь незаконнорожденная, знаете ли. Бог ты мой, увы, это так. Совершенно вам не подходит! Вы молоды, а потому вам присуща дерзость, но я уверен, ваши родственники разделят мою точку зрения.

– Мистер Ливерседж, – произнес герцог, – не думаю, что вашей племяннице могла прийти в голову идея подать на меня в суд за нарушение обещания жениться! Вы рассчитываете меня одурачить! Все это самое обычное мошенничество! Я убежден, ваша племянница о нем даже не догадывается!

Ливерседж, горестно покачав головой, заметил:

– Мистер Уэйр, мне очень больно, что вы мне настолько не доверяете! Я не думал, будто вы усомнитесь в моей доброй воле! После всего, что произошло между вами и моей племянницей, я совсем не предполагал столкнуться с подобной черствостью, как бы ни было мне больно произносить это слово! Если бы вы были постарше, сэр, я мог бы и не справиться с соблазном попросить вас назвать своих секундантов. Нынешнее положение вещей вынуждает меня привести вам неопровержимое доказательство чистоты моих намерений. – Продолжая говорить, он поднялся на ноги. Заметив, как настороженно герцог следит за каждым его движением, Ливерседж улыбнулся и произнес: – Можете не опасаться, мистер Уэйр! Вы ведь мой гость, знаете ли. Я свято чту сей обычай, несмотря на соблазн. Впрочем, никаких прав на этот кров у меня нет. Но принцип есть принцип! Прошу вас, не вставайте, потому что я скоро вернусь!

Ливерседж с большим достоинством поклонился и покинул комнату. Герцог проследил за ним взглядом, пытаясь понять, чего ему следует ожидать. Молодой человек обеспокоенно подошел к окну и начал теребить шнур портьеры. Из окна он увидел хозяина и человека в плюшевом жилете, которые с ведрами прошли по двору. Судя по доносящемуся откуда-то визгу, они направлялись кормить свиней. Он не то чтобы всерьез предполагал, что Ливерседж рассчитывает расправиться с ним с их помощью, потому что не понимал, чего можно добиться подобными методами, но все же у герцога отлегло от сердца после того, как он убедился, что они далеко. Несмотря на все свое обаяние, мистер Ливерседж, вне всякого сомнения, был отъявленным мошенником, который не останавливался ни перед чем, вымогая деньги у собственных жертв. Было также ясно, что достойного соперника в мнимом мистере Уэйре он не видит. Снисходительность и презрение сквозили даже в улыбке этого господина, но разубеждать его герцог не стал. К тому времени он твердо решил, что не позволит отнять у себя ни фартинга. Он знал, что пустит в ход все средства, от законных до самых неприглядных, и не видел ничего предосудительного в бесчестной игре против такого типа, как мистер Ливерседж. Сейчас важнее всего было отнять у него письма Мэтью, за которыми он, по всей вероятности, и отправился. И поскольку Джилли представлялось маловероятным, что этого удастся достичь, не пустив в ход пистолет мистера Мэнтона, то он обрадовался, увидев, как хозяин и слуга ушли кормить свиней.

Мистер Ливерседж отсутствовал около десяти минут, но наконец до слуха герцога донеслась его тяжеловесная поступь, и юноша обернулся к двери.

Дверь отворилась, послышался голос мистера Ливерседжа, который вкрадчиво произнес:

– Входи, любовь моя! Расскажи мистеру Уэйру, насколько глубоко он ранил твое нежное сердце!

Герцог вздрогнул. Он никак не ожидал такого оборота событий. В его голове промелькнула мысль, что если Ливерседж догадается, кто он есть на самом деле, то изобретательный мозг этого господина, вероятно, подскажет ему, что выкуп за герцога Сэйла может составить более крупную сумму, нежели расплата за разбитое сердце его племянницы. Рука герцога вновь скользнула в карман пальто, обвив пальцами рукоять пистолета. Он приготовился к неизбежному разоблачению, и в этот момент в комнату шагнуло воплощение прелести. Герцог удивленно застыл, затаив дыхание. Его кузен Мэтью, разумеется, говорил о красоте Белинды, но все равно не сумел подготовить Джилли к встрече с этим совершенным созданием, которое стояло на пороге, глядя на него глазами такими огромными и невинными, что от их прозрачной глубины и синевы у него на мгновение закружилась голова. Он невольно закрыл глаза и снова открыл их, пытаясь убедиться в том, что они его не обманули. Перед ним по-прежнему стояла сама красота. Нежно-розовую кожу щек обрамляли сверкающие пряди золотистых волос, безыскусно подхваченных лентой, едва ли более синей, чем эти изумительные глаза. Тонкие изогнутые брови, классически прямой маленький носик и соблазнительный, совершенный в своих пропорциях рот довершали гармонию ее лица.

Герцог судорожно сглотнул, но промолчал. Устремленные на него поразительные глаза немного расширились, однако леди тоже ничего не сказала.

– Скажи, моя любовь, – произнес мистер Ливерседж, затворяя дверь и заботливо склоняясь над дивным видением, – верно ли то, что мистер Уэйр обещал на тебе жениться?

– Да, – ответило видение мягким голосом с западным выговором. – О да!

Если поначалу у герцога закружилась голова, то сейчас перед ним все поплыло. Он не мог выдавить из себя ни слова. На какое-то безумное мгновение предположил, что эти нежные синие глаза на самом деле незрячие, ведь он нисколько не походил на своего кузена. Но, вглядевшись в них, понял, что это не так, потому что девушка явно над чем-то задумалась.

– Писал ли он тебе, любовь моя, письма, которые ты так предусмотрительно передала мне и в которых он обещал сделать тебя своей женой? – подсказал мистер Ливерседж.

– О да, так и было! – подтвердила Белинда, ангельски улыбаясь герцогу и позволяя ему увидеть ровные зубы, подобно жемчугу сверкнувшие между приоткрытыми губами.

– Верно ли то, что ты полюбила его всем сердцем, дитя, и, покинув тебя, он нанес тебе сокрушительный удар?

Улыбка исчезла с лица Белинды, и вконец растерявшийся герцог увидел, как ее глаза увлажнились и по щекам скатились две большие слезы.

– Да, он разбил мне сердце, – прошептала она голосом, способным разжалобить даже Ирода. – Он говорил, что, когда мы поженимся, обязательно купит мне фиолетовое шелковое платье.

– Да, да, разумеется, – подняв пухлую ладонь, несколько поспешно вмешался мистер Ливерседж, – он обещал тебе платье и другие вещи. Но ничего этого у тебя нет!

– Верно! – горестно согласилась Белинда. – Но за этот обман мне заплатят огромную сумму денег, и тогда я смогу купить…

– Да, моя любовь, разумеется, – прервал ее мистер Ливерседж. – Ты огорчена, и это неудивительно! Я не стал бы заставлять тебя лицом к лицу встречаться со столь безжалостно обманувшим тебя мистером Уэйром, но он усомнился в глубине нанесенной тебе раны. Я не буду принуждать тебя ни секунды больше находиться в одной с ним комнате, потому что знаю, чего тебе это стоит. Ступай, дитя, и позволь своему дядюшке позаботиться о твоих интересах!

Он открыл перед ней дверь, и, бросив на герцога очередной невинный взгляд широко распахнутых синих глаз, она присела в реверансе и вышла. Мистер Ливерседж, закрыв дверь, обернулся к герцогу, который в изумлении словно прирос к месту.