Текст книги "Рай. Том 1"

– Объект попытки захвата называется целью, – сухо пояснил он, – не добычей. Однако, чтобы успокоить вас, могу заверить: пока «Интеркорп» нацелилась вовсе не на Эй-би-си.

Барбара рассмеялась и тут же улыбнулась Мэтту привычной профессиональной улыбкой представителя прессы:

– Не можем ли мы теперь поговорить о вашей личной жизни?

Тщательно скрывая раздражение за бесстрастной маской, он, в свою очередь, осведомился:

– Никак нельзя помешать вам?

Еще шире растянув губы в улыбке, Барбара покачала головой и начала:

– За последние несколько лет у вас было несколько страстных романов с кинозвездами и даже с самой Марией Кальварес, наследницей судоходной компании. Существовали ли эти широко разрекламированные романы на самом деле или просто придуманы репортерами?

– Да, – коротко и невразумительно ответил Мэтт.

Барбара Уолтерс весело рассмеялась, оценив его уловку, но тут же стала серьезной:

– Как насчет вашей женитьбы? Можем мы поговорить об этом?

Мэтт был застигнут врасплох настолько, что на мгновение лишился дара речи.

– Простите? – выдавил он наконец, не в силах поверить, что правильно расслышал журналистку. Не желая поверить этому. Никто, ни один человек не смог раскрыть его тайну, узнать о той короткой, несчастливой женитьбе на Мередит Бенкрофт одиннадцать лет назад.

– Вы никогда не были женаты, – пояснила Барбара. – И я хотела бы знать, не собираетесь ли вы вступить в брак в ближайшее время.

Мэтт, немного успокоившись, невразумительно ответил:

– На свете все бывает.

Глава 13

Ноябрь 1989 года

Толпы чикагцев неспешно текли по Мичиган-авеню, наслаждаясь необычно мягкой для поздней осени погодой. Дорогу им то и дело преграждали любопытные, столпившиеся у витрин универмага «Бенкрофт энд компани», эффектно украшенных к Рождеству.

За годы, прошедшие с открытия в 1891 году, универмаг превратился из причудливого двухэтажного кирпичного строения с желтыми куполообразными тентами над окнами в четырнадцатиэтажное здание из мрамора и стекла, занимающее целый квартал. Но несмотря на бесчисленные перемены, которые претерпел «Бенкрофт», одно осталось неизменным: два швейцара в темно-бордовых, с золотом, ливреях стояли, подобно средневековым стражникам, у главного входа в универмаг. Этот маленький штришок немного старомодной элегантности вот уже много лет оставался свидетельством присущих лишь «Бенкрофт» достоинства и гостеприимства.

Два престарелых швейцара, яростно соперничавших до такой степени, что годами не разговаривали друг с другом, все то время, что трудились вместе, исподтишка наблюдали за прибытием черного «БМВ», причем каждый молча внушал водителю остановиться с его стороны.

Автомобиль подкатил к обочине, и Леон, один из привратников, затаил дыхание, но тут же раздраженно поморщился: водитель нажал на тормоза как раз на территории его противника!

– Жалкий старый болван! – процедил он, видя, как конкурент Эрнест спешит выполнить свои обязанности.

– Доброе утро! – приветствовал хозяйку Эрнест, торжественно распахивая дверцу. Двадцать пять лет назад он вот так же открыл дверь машины ее отца, впервые в жизни увидел Мередит и сказал совершенно то же самое, причем таким же почтительным тоном, что и сейчас.

– Доброе утро, Эрнест, – улыбнулась Мередит, вручая ему ключи. – Не попросите Карла припарковать машину? У меня сегодня куча дел, а я не хочу спускаться за ней в гараж.

Специальный слуга, обязанностью которого было парковать машины, был еще одним нововведением, которое предлагал «Бенкрофт» своим покупателям.

– Конечно, мисс Бенкрофт.

– Передайте Амелии привет, – добавила она, имея в виду жену швейцара.

Мередит была в дружеских отношениях со многими старыми служащими универмага, они стали для нее чем-то вроде семьи. И этот магазин, главный из растущей торговой сети, состоявшей на этот момент из семи универмагов в различных городах, стал почти таким же домом, как и особняк, в котором она выросла, или собственная квартира.

Остановившись на тротуаре, она несколько минут наблюдала за толпой, собравшейся перед витринами. Улыбка коснулась ее губ, а сердце, казалось, готово было разорваться от радости. Такое чувство она испытывала каждый раз, когда смотрела на величественный фасад магазина, – чувство гордости, энтузиазма и стремление защитить и уберечь свое детище. Сегодня, однако, счастье Мередит было безграничным, потому что прошлой ночью Паркер обнял ее и с нежной торжественностью сказал:

– Я люблю тебя, Мередит. Ты выйдешь за меня замуж, дорогая?

И когда она ответила «да», надел на ее палец обручальное кольцо.

– Витрины в этом году куда красивее, чем в прошлом, – заметила она Эрнесту, когда толпа немного поредела и стали заметны поразительные результаты таланта и умения Лайзы. Лайза Понтини уже получила широкое признание благодаря своим работам по оформлению витрин «Бенкрофт энд компани», и заказы сыпались со всех сторон. Через год, когда ее босс отправится на покой, Лайза займет его место как начальник отдела оформителей.

Торопясь побыстрее отыскать Лайзу и выложить прекрасные новости, Мередит взяла из машины два портфеля и несколько стопок папок и направилась к главному входу. Один из охранников немедленно заметил ее и выступил вперед:

– Могу я помочь вам, мисс Бенкрофт?

Мередит уже хотела отказаться, но руки уже заныли, и кроме того, ей ужасно хотелось сначала пройтись по универмагу и насладиться видом покупателей, осаждавших прилавки. Похоже, цифра продаж сегодня будет рекордной!

– Спасибо, Дэн, я вам очень благодарна, – кивнула она, отдавая ему тяжелые папки и вручая портфели.

Когда он отошел к лифтам, Мередит рассеянно поправила синий шелковый шарф, продетый в лацканы белого костюма, и прошла мимо парфюмерного отдела. Посетители толкали ее, спеша добраться до лифтов, но Мередит была рада такой суматохе.

Откинув голову, она смотрела на белые рождественские елки высотой тридцать футов, с ветвями, увешанными сверкающими огнями, красными бархатными бантами и громадными шарами из рубинового стекла. Рождественские венки, украшенные крохотными санками и колокольчиками, висели на квадратных зеркальных колоннах, разбросанных по магазину, а из громкоговорителей неслись звуки популярных мелодий. Женщина, выбиравшая сумки, заметила Мередит и подтолкнула локтем подругу.

– Это, кажется, Мередит Бенкрофт? – воскликнула она.

– Определенно она! – объявила другая. – Тот журналист, который написал, что она похожа на молодую Грейс Келли, был прав!

Мередит все слышала, но почти не обращала внимания. За последние несколько лет она привыкла к назойливому вниманию окружающих. «Уименс уэа дейли» назвал ее «воплощением сдержанной элегантности», «Космополитен» – «абсолютно шикарной», «Уолл-стрит джорнэл» – «правящей принцессой Бенкрофт»… За закрытыми дверями совещательного зала директоров «Бенкрофт» величали ее не иначе как «паршивой надоедой».

И только последняя характеристика что-то значила для Мередит; ей было совершенно все равно, что писали о ней газеты и журналы, подобные статьи служили даже дополнительной рекламой магазину. Но мнение совета директоров было невероятно важным для нее, поскольку имело силу расстроить ее планы, развеять мечты о непрерывном расширении сети магазинов фирмы «Бенкрофт», открытии новых филиалов в других городах. Президент же компании относился к ней с ничуть не большей привязанностью и симпатией, чем остальное руководство. Разница заключалась лишь в одном – он был ее отцом.

Сегодня, однако, даже предстоящая битва с Филипом и советом директоров за осуществление ее планов не могла испортить настроение Мередит. Вместо этого она решила побаловать себя и сделать то, к чему привыкла с детства: она подошла к одной из зеркальных колонн, наклонилась поближе, глядя в зеркало и притворяясь, что поправляет волосы, и одновременно улыбнулась и подмигнула сотруднику охраны, который, как ей было известно, сидел внутри колонны, высматривая магазинных воришек.

Повернувшись, Мередит направилась к лифту. Это была идея Лайзы – декорировать каждый этаж в различных цветах, подбирая оттенки в тон преобладающим товарам. Мередит эта мысль показалась очень удачной, особенно когда она вышла из лифта на втором этаже, где находились отделы мехов и одежды, сшитой по авторским моделям. Здесь белые деревья были увешаны розовато-лиловыми игрушками и переливающимися золотом бантами. Прямо перед эскалаторами у своей «ледяной хижины» сидел Санта-Клаус в белом, с золотом, костюме, держа на коленях манекен – красавицу, закутанную во французский кружевной пеньюар, которая, мило улыбаясь, показывала пальчиком на норковую шубу с фиолетово-розовой подкладкой за двадцать пять тысяч долларов.

Радость, таившаяся в сердце Мередит, расцвела улыбкой на лице, как только она почувствовала, что эта атмосфера экстравагантной роскоши, создаваемая выставкой товаров, неуловимо и неотразимо притягивает покупателей, оказавшихся на этом этаже, побуждая их тратить, тратить и тратить с неудержимой щедростью. Каждому модельеру был отведен здесь свой салон, где представлялись их коллекции. Мередит пошла по проходу, время от времени кивая знакомым служащим. В салоне Джеффри Бина две солидные дамы в норковых пальто восхищались облегающим вечерним платьем, отделанным голубым бисером, на этикетке которого стояла цена семь тысяч долларов.

– Ты будешь выглядеть в нем как мешок с картофелем, Маргарет, – предупредила одна из них подругу, но та, не обращая на нее внимания, повернулась к продавцу:

– Скажите, нет ли у вас двадцатого размера?

В следующем салоне мать заставляла дочь, девушку лет восемнадцати, примерить бархатное платье от Валентино, пока продавщица ненавязчиво маячила в сторонке, ожидая, когда потребуется ее помощь.

– Тебе нравится, – отбивалась дочь, – ты и носи! Я не собираюсь идти на твою дурацкую вечеринку! Говорила же, хочу провести Рождество в Швейцарии!

– Знаю, дорогая, – виновато отвечала мать, – но на этот раз нам показалось, что неплохо бы всем собраться дома на Рождество.

Мередит посмотрела на часы, поняла, что уже почти половина второго, и направилась к лифту, на этот раз с твердым намерением найти Лайзу и поделиться с ней новостями. Она провела утро, обсуждая с архитектором проект магазина в Хьюстоне, а впереди еще полно дел.

Мастерская дизайнера была, собственно говоря, огромной кладовой, расположенной в подвале, ниже уровня мостовой, и заставленной конструкторскими столами, безголовыми и безрукими манекенами, отрезами тканей и разнообразным реквизитом, украшавшим витрины последнее десятилетие. Мередит пробиралась через хаотические нагромождения с ловкостью бывшего обитателя, каким на самом деле она и была. Недаром отец требовал, чтобы за время практики она поработала в каждом отделе магазина.

– Лайза! – позвала Мередит, и десяток помощников Лайзы мгновенно подняли головы. – Лайза!

– Сюда! – прокричал в ответ приглушенный голос, и из-за ткани, драпирующей ножки стола, высунулась кудрявая рыжеволосая голова.

– Ну что на этот раз? – раздраженно осведомилась она, не видя, кто ее зовет. – Как я могу сделать все вовремя, когда мне постоянно мешают?!

– Понятия не имею, – весело ответила Мередит, присаживаясь на стол и улыбаясь ошеломленной подруге. – Удивляюсь, как ты еще можешь отыскать нужную вещь в этом хаосе, не говоря уж о том, чтобы вообще создавать что-то.

– Привет, – кивнула Лайза, сконфуженно улыбаясь и выползая из-под стола на четвереньках. – Просто пыталась приспособить провода, чтобы можно было наклонять стол. Это для рождественского представления, которое мы устраиваем после ужина в мебельном отделе. Ну как прошло вчерашнее свидание с Паркером?

– О, прекрасно! – отозвалась Мередит. – То есть более или менее, как обычно, – солгала она, теребя лацкан жакета левой рукой, на которой красовалось обручальное кольцо с сапфиром. Только накануне она призналась Лайзе, что у нее такое предчувствие, будто Паркер собирается сделать ей предложение.

Лайза вызывающе уперлась кулаками в бедра.

– Как обычно?! Господи, Мер, да он развелся два года назад, и ты вот уже больше девяти месяцев встречаешься с ним! Проводишь с его дочерьми почти столько же времени, сколько он сам! Такая красавица, умница… Да мужчины головы теряют при одном взгляде на тебя, а Паркер все это время присматривается с весьма близкого расстояния! По моему мнению, ты просто зря тратишь на него время. Если этот идиот и собирался сделать предложение, давно бы так и поступил…

– Он именно так и поступил, – перебила Мередит, торжествующе улыбаясь, но Лайза уже села на любимого конька, и потребовалось несколько секунд, чтобы слова подруги дошли до нее.

– Все равно он тебе не пара. Тебе нужен такой, который вытащил бы тебя на свет Божий из замшелой раковины, заставил наделать глупостей, забыть о здравом смысле, например, хотя бы раз проголосовать за демократов или пойти в театр в пятницу, а не в субботу. Паркер слишком похож на тебя – такой же методичный, консервативный, осторожный… Да ты смеешься?! Он сделал предложение?!

Мередит кивнула, и взгляд Лайзы наконец упал на темный сапфир в старинной оправе.

– Твое обручальное кольцо? – охнула она, хватая Мередит за руку, но, пристально изучив кольцо, нахмурилась: – Что это?

– Сапфир, – пояснила Мередит, очевидно, ничуть не обескураженная таким явным отсутствием энтузиазма. Прежде всего она всегда высоко ценила откровенность Лайзы, и, кроме того, даже Мередит, любившая Паркера, не могла убедить себя, что это кольцо ослепительно прекрасно. Тонкой работы, старое, фамильное наследие… все так, и Мередит была совершенно этим довольна.

– Я так и поняла, что это сапфир, но вот эти мелкие камешки? На бриллианты не похоже. Совсем не сверкают.

– Старомодная обработка – слишком мало граней. Кольцо очень древнее. Принадлежало бабушке Паркера.

– Он вполне мог купить новое, не разорился бы! – пошутила Лайза. – Знаешь, пока я не встретила тебя, думала, что богатые люди покупают потрясающие, роскошные вещи, а цена не имеет значения…

– Только нувориши, богатые выскочки, так поступают, – укоризненно покачала головой Мередит. – Старые деньги в глаза не бросаются.

– Да, но старые деньги могут кое-чему поучиться у новых. Держитесь за вещи, пока они не износятся! Если я когда-нибудь обручусь и жених преподнесет мне такое стершееся кольцо, я немедленно разорву помолвку. И кроме того, из чего сделана оправа? Совсем тусклая.

– Платина, – коротко ответила Мередит с придушенным смешком.

– Так и знала… то есть, конечно, она никогда не сотрется, и именно потому эту штуку и купили двести лет назад!

– Совершенно верно, – весело ответила Мередит.

– По правде говоря, Мередит, – пробормотала Лайза, тоже смеясь, хотя в глазах стояли слезы, – не считай ты, что должна быть ходячей рекламой «Бенкрофт энд компани», наверняка все еще носила бы одежду, оставшуюся от колледжа!

– Только если бы это была очень крепкая одежда.

И, оставив всяческое притворство, Лайза неистово обняла ее:

– Он недостаточно хорош для тебя. Как, впрочем, и всякий мужчина.

– А по-моему, просто идеален, – возразила Мередит, в свою очередь, обнимая подругу. – Сегодня в опере благотворительный бал. Я достану пару билетов для тебя и Фила, – пообещала Мередит, имея в виду коммерческого фотографа, с которым встречалась Лайза. – А потом мы даем вечер по случаю обручения.

– Фил в Нью-Йорке, – сообщила Лайза, – но я буду. В конце концов, Паркер вскоре станет членом семьи, и придется, так или иначе, научиться любить его. – И, неудержимо улыбаясь, добавила: – Хотя он и накладывает лапу на имущество скорбящих вдов и сирот…

– Лайза, – куда серьезнее объявила Мередит, – Паркер ненавидит твои шуточки о банкирах. Ну а теперь, когда мы помолвлены, может, перестанешь доводить его?

– Попытаюсь, – пообещала Лайза. – Никаких приставаний и никаких банкирских шуточек.

– Спасибо, – поблагодарила Мередит, вставая.

Лайза резко отвернулась и почему-то начала старательно разглаживать складки и морщинки на куске красного фетра.

– Что-то случилось?

– Случилось? – переспросила Лайза, чересчур широко улыбаясь. – Что может случиться? Моя лучшая подруга только что обручилась с мужчиной своей мечты. Что ты собираешься надеть завтра вечером? – спросила она, поспешно меняя тему.

– Еще не решила. Завтра поднимусь на второй этаж и выберу что-нибудь потрясающее. Заодно взгляну и на подвенечные платья. Паркер настаивает на блестящей свадьбе со всеми формальностями и традициями. Не хочет, чтобы я чувствовала себя обманутой из-за того, что у него была роскошная свадьба.

– Он знает о том… о первом замужестве?

– Знает, – почти мрачно кивнула Мередит. – Паркер был очень добр и все понял…

Она резко осеклась, услышав звон колокольчика, неожиданно зазвучавший из динамика. Покупатели давно привыкли к нему и не замечали, но у каждого отдела был свой код, и тот, кому он был предназначен, немедленно отзывался. Мередит остановилась и прислушалась. Два коротких звонка, пауза и еще звонок.

– Это меня, – со вздохом сказала она, вставая. – Но так и так приходится бежать. Через час совещание администраторов, а мне нужно еще повторить речь.

– Покажи им! – воскликнула Лайза и снова полезла под стол, напомнив Мередит о растрепанной рыжеголовой девчушке, игравшей в «палатке», временно воздвигнутой в столовой родительского дома.

Мередит подошла к висевшему на стене телефону и вызвала телефонистку:

– Говорит Мередит Бенкрофт. Вы сейчас разыскивали меня?

– Да, мисс Бенкрофт. Мистер Бреден, начальник охраны, спрашивает, не могли бы вы зайти к нему в кабинет. Велел передать, это крайне важно.

Глава 14

Помещения, отведенные охране, располагались на шестом этаже, за отделом игрушек, предусмотрительно скрытые от посторонних глаз фальшивой стенкой. Отдел охраны находился в ведении Мередит как вице-президента по торговым операциям, и, проходя мимо покупателей, рассматривающих сложно устроенные миниатюрные железные дороги и кукольные дома в викторианском стиле, она мрачно пыталась угадать, кого на этот раз поймали на воровстве. Должно быть, это необычный вор, иначе глава охраны справился бы без нее, а это означало, что мошенник, возможно, принадлежит к числу персонала универмага. За служащими велось пристальное наблюдение, и хотя восемьдесят процентов похитителей обычно составляли посторонние люди, именно нечестные сотрудники наносили наибольший денежный ущерб. В отличие от обыкновенных воров, довольствующихся лишь тем, что можно стянуть и унести, в распоряжении служащих были десятки методов планомерного каждодневного грабежа. В прошлом месяце охранники поймали продавца, который выплачивал деньги приятелям за якобы возвращенные товары, а совсем недавно пришлось уволить менеджера по покупке драгоценностей, поскольку тот, соблазнившись взятками, приобрел низкосортный товар у трех различных поставщиков. Мередит всегда крайне болезненно воспринимала каждый такой случай – ей казалось, что предали ее лично.

Собравшись с духом, она остановилась у двери с табличкой «МАРК БРЕДЕН, НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА ОХРАНЫ И МЕРОПРИЯТИЙ ПО ПРЕДОТВРАЩЕНИЮ ПОТЕРЬ» и вошла в большую приемную, примыкавшую к кабинету Марка.

Две воровки, женщина лет двадцати пяти и еще одна, совсем старуха, сидели под бдительным взором охранника на обтянутых винилом алюминиевых стульях, расставленных у стены. Молодая женщина обреченно сгорбилась, обхватив себя руками и не замечая, как по щекам ползут слезы. Она выглядела перепуганной, несчастной и одинокой. Совсем другое зрелище представляла собой старушка, казавшаяся по сравнению с соседкой воплощением элегантности: жизнерадостное фарфоровое личико состарившейся куколки, красный с черным костюм от Шанель, на коленях покоится дорогая кожаная сумка.

– Доброе утро, дорогая, – прочирикала она пронзительным голоском, завидев Мередит.

– Прекрасное, миссис Фьоренца, – кивнула Мередит, стараясь не показать гневного раздражения.

Конечно, она сразу же узнала престарелую даму. Муж Эгнис Фьоренца был не только одним из самых уважаемых столпов общества и отцом сенатора штата, но еще и членом совета директоров фирмы «Бенкрофт энд компани», что делало сложившуюся ситуацию весьма деликатной и объясняло причину внезапного вызова Мередит.

– Как поживаете? – механически продолжала Мередит, не успев опомниться.

– Я очень расстроена, Мередит. Пришлось высиживать здесь целых полчаса, а я объясняла мистеру Бредену, что не могу задерживаться. Через час нужно присутствовать на обеде в честь сенатора Фьоренца, а он будет ужасно недоволен, если не увидит меня. После обеда придется ехать на собрание Молодежной лиги произносить речь. Не могли бы вы немного поторопить мистера Бредена?

– Сейчас посмотрим, что можно сделать, – ответила Мередит, стараясь говорить как можно спокойнее, и открыла дверь в кабинет Марка Бредена. Марк, полусидя на столе, пил кофе и слушал доклад агента, задержавшего воровку помоложе.

Привлекательный, хорошо сложенный сорокапятилетний мужчина с рыжеватыми волосами и карими глазами, Бреден был специалистом по безопасности в воздушных войсках и относился к работе в «Бенкрофт» так же серьезно, как к защите национальной безопасности. Мередит не только доверяла Марку, но уважала и любила его, и это было очевидно даже по улыбке, с которой она объявила:

– Я видела в приемной Эгнис Фьоренца. Она просила передать, что из-за вас опоздает на важный обед.

Бреден с видом беспомощного омерзения махнул рукой.

– Мне приказано позволить вам самой разобраться со старой крысой.

– Что она стянула на этот раз?

– Кожаный ремень от Либера, сумку от Живанши и вот это.

Он протянул Мередит пару огромных кричащих аляповатых серег из синего хрусталя, похищенных скорее всего в отделе бижутерии и наверняка выглядевших просто смехотворно на хрупкой старой даме.

– На какую сумму у нее здесь кредит? – осведомилась Мередит, имея в виду счет, открытый в магазине несчастным мужем Эгнис и предназначенный для покрытия стоимости вещей, украденных женой.

– Четыреста долларов. Этого не хватит.

– Я поговорю с ней, но сначала нельзя ли мне налить чашечку этого восхитительного кофе?

По правде говоря, Мередит была сыта по горло тем, что старой негодяйке постоянно потакают, а таких несчастных, как молодая женщина в приемной, преследуют по всей строгости закона.

– Придется запретить швейцарам пускать миссис Фьоренца в магазин, – решила она, зная, что этим наверняка навлечет на себя гнев мужа Эгнис. – А что украла вторая?

– Детский комбинезон, варежки, пару свитеров. Она, конечно, все отрицает, – объяснил Марк и, философски пожав плечами, вручил Мередит чашку кофе. – Все записано на видеопленку. Общая цена похищенного – около двухсот долларов.

Мередит кивнула, всей душой желая, чтобы измученная молодая мать признала воровство, иначе им придется доказывать свою правоту и вызвать полицию, чтобы предотвратить встречный иск за незаконное задержание.

– У нее есть судимости и приводы?

– Мой знакомый в полиции говорит, что нет.

– Но вы согласитесь не возбуждать дела, если она подпишет признание?

– Это еще к чему?

– Во-первых, процесс обойдется недешево. И во-вторых, я нахожу просто омерзительным допустить, чтобы миссис Фьоренца и на этот раз все сошло с рук, а эта бедняжка попала в тюрьму только за то, что украла одежду для собственного ребенка.

– Давайте договоримся: вы запрещаете старому чучелу появляться в магазине, а я отпускаю девчонку, при условии, конечно, что она признается в воровстве. Заметано?

– Заметано, – обрадовалась Мередит.

– Приведите старушку, – велел охраннику Марк.

Миссис Фьоренца вплыла в комнату в облаке дорогих духов и с улыбкой на губах, хотя было ясно видно, что ей не терпится покончить с неприятным делом и поскорее уйти.

– Господи, мистер Бреден, вы, кажется, сегодня не торопитесь.

– Миссис Фьоренца, – вмешалась Мередит, – вы постоянно доставляете нам массу неприятностей, поскольку упорно берете вещи с прилавков и уходите, не заплатив.

– Знаю, Мередит, знаю, иногда я поступаю нехорошо, но это еще не значит, что со мной можно разговаривать в подобном тоне.

– Миссис Фьоренца! – продолжала Мередит сквозь зубы, в свою очередь, раздраженная тем, что с ней обращались как с дурно воспитанным ребенком. – Людей сажают в тюрьму на много лет за кражу вещей, гораздо менее ценных, чем эти. В приемной ждет женщина, укравшая теплые вещи для своего ребенка, и ей грозит заключение. Но вы… вы берете безделушки, в которых не нуждаетесь!

– Боже милостивый, Мередит! – с ужасом воскликнула миссис Фьоренца. – Не думаешь же ты, что я взяла эти серьги для себя? Не настолько я эгоистична! И тоже стараюсь делать людям добро!

Мередит, сбитая с толку, поколебалась:

– Вы хотите сказать, что жертвуете все, что крадете, на благотворительность?

Кукольное лицо мгновенно приняло возмущенное выражение, очевидно, миссис Фьоренца была шокирована.

– Иисусе! Да какой приличный фонд примет подобные серьги? Они просто невыносимы! Нет, конечно, нет, я взяла их для своей горничной! У нее ужасный вкус: эта чудовищная штучка ей понравилась бы. Хотя, думаю, ты должна передать тем, кто закупает товары для магазина, что подобные украшения отнюдь не служат укреплению репутации «Бенкрофт». Конечно, у Голдбладта подобные вещи допустимы, но здесь…

– Миссис Фьоренца, – перебила Мередит, игнорируя абсурдное направление, которое приняла беседа, – в прошлом месяце я предупреждала, что, если вы опять попадетесь на воровстве, придется приказать швейцарам не пускать вас в магазин.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– И теперь мне не позволят войти в «Бенкрофт»?

– Совершенно верно.

– Да это неслыханно!

– Мне очень жаль.

– Посмотрим, что на это скажет мой муж! – пригрозила она, но в голосе звучали жалкие, испуганные нотки.

– Он услышит об этом, если вы предпочтете сами ему сказать, – ответила Мередит, ощутив, что старушка скорее встревожена, чем раздражена.

Эгнис гордо вскинула голову, но с губ сорвалось лишь неуверенное бормотание:

– Ноги моей не будет в этом магазине! Стану покупать только у «И. Мэгнина». Уж они-то не опустились бы до того, чтобы выставить эти гнусные серьги на прилавке!

Взяв со стола сумку, она пригладила седые волосы и шагнула к двери. Прислонившись к стене, Мередит молча пила кофе. На душе было так мерзко, словно она только сейчас ударила старую женщину по лицу. В конце концов, муж всегда платил за украденные Эгнис вещи, так что магазин ничего не терял, конечно, в том случае, когда миссис Фьоренца ловили на месте преступления.

– Вы заметили, какой она выглядела жалкой и несчастной? – спросила она Марка после некоторого раздумья.

– Нет.

– Вообще-то это для ее же пользы, – продолжала Мередит, удивляясь странному выражению лица Марка. – Кто знает, может, наказав Эгнис, мы дали ей хороший урок, и теперь она поостережется воровать, верно?

Бреден медленно расплылся в улыбке, словно услышав забавный анекдот, и, не отвечая, поднял трубку и нажал четыре кнопки.

– Дэн, – велел он охраннику с первого этажа, – миссис Фьоренца сейчас спустится. Останови ее и потребуй вернуть ремень, который лежит у нее в сумочке. Верно, – кивнул он, ухмыляясь потрясенной Мередит, – тот самый, на краже которого ты один раз уже поймал ее. Она только сейчас стащила его с моего стола.

Марк повесил трубку, и Мередит, немного придя в себя, посмотрела на часы. Мысли ее уже были заняты предстоящим совещанием.

– Встретимся позже, на собрании. Ваш отчет готов?

– Да. Отдел неплохо поработал. Потери снизились в прошлом году на восемь процентов.

– Потрясающе! – искренне похвалила Мередит.

Сейчас больше, чем всегда, ей было необходимо, чтобы никто не смог ей указать на недочеты в работе. Кардиолог отца настаивал, чтобы тот либо сложил с себя обязанности президента, либо удалился от дел не меньше чем на полгода. Филип решил взять отпуск и вчера встречался с советом директоров, чтобы обсудить, кого назначить исполняющим обязанности президента на время своего отсутствия. Кроме этого, Мередит знала, что отчаянно хочет заменить отца на посту… и в этом, впрочем, была не одинока. Четверо остальных исполнительных вице-президентов испытывали то же желание. Но Мередит так упорно трудилась, чтобы достичь цели. И хотя проработала в универмаге меньше всех, добилась несомненных успехов благодаря железной решимости и неутомимому усердию. Более того, в кресле президента с незапамятных времен сидели Бенкрофты, и родись она мальчиком, пост и. о. президента автоматически перешел бы к ней. Ее дед был моложе, когда взял на себя бразды правления, но он родился мужчиной и не боялся совета директоров, от которого теперь зависело каждое сколько-нибудь важное решение. В этом отчасти была вина Мередит. Именно она сражалась и делала все, чтобы расширить сферу влияния «Бенкрофт энд компани», но открытие филиалов в других городах требовало огромного капитала, который можно было собрать, лишь впервые выставив на продажу акции. Теперь каждый мог купить акции компании на бирже, и если раньше члены совета были просто куклами, которых мог по своей воле выбрать или прогнать отец Мередит, сейчас они отчитывались перед многочисленными держателями акций. Более того, каждый директор сам владел достаточно большим пакетом акций, что давало им еще большую власть. Правда, многие из них заседали в совете с незапамятных времен и были приятелями и деловыми партнерами отца или даже деда, так что с их стороны возражений не последовало бы.

Мередит необходимо было на эти шесть месяцев заменить отца, чтобы доказать ему и совету директоров, что она вполне способна управлять такой большой фирмой. Если бы только отец одобрил…

Но Филип с раздражающей ловкостью уходил от прямого ответа и не желал даже сказать, когда совет объявит о своем решении.

Поставив чашку на стол Марка, Мередит взглянула на крохотный комбинезончик, украденный молодой женщиной, и ощутила невероятную скорбь, всегда сжимавшую сердце при воспоминании о крохотном комочке, которому так и не удалось увидеть свет. Однако она давно приучилась скрывать свои чувства от коллег и сейчас, безмятежно улыбнувшись, сказала:

– Я сама поговорю с девушкой. Как ее зовут?

Марк ответил, и Мередит вышла в приемную.

– Миссис Джордан, – обратилась она к бледной женщине, – я Мередит Бенкрофт.

– Я видела ваше фото в газетах и знаю, кто вы, – бросила Сандра Джордан. – Ну и что?

– Должна сказать, что, если вы будете продолжать отрицать, что украли вещи, нам придется вызвать полицию.

Женщина одарила ее таким враждебным взглядом, что Мередит вполне могла бы забыть о милосердии и доброте и отдать воровку в руки закона, если бы не видела, какие именно вещи украла Сандра, и не заметила полные слез глаза.