Текст книги "Пульс (сборник)"

У Фила и Джоанны: 2 Апельсиновый джем

В середине февраля стояла такая погода, которая недвусмысленно напоминала британцам, почему многие их соотечественники склоняются к эмиграции. Начиная с октября беспрерывно шел снег, хмурое небо отливало алюминием, в теленовостях сообщали о ливневых паводках, когда детей буквально смывало водой, а стариков эвакуировали на лодках. Мы уже обсудили такие темы, как сезонная депрессия, кредитный кризис, рост безработицы и вероятность повышения социальной напряженности.

– Я считаю, это неизбежно, поскольку иностранные предприятия, действующие на территории Великобритании, завозят сюда рабочую силу из-за рубежа, тогда как в стране полно безработных.

– А по моему убеждению, в Европе работает больше британцев, нежели у нас – европейцев.

– Вы видели, как этот рабочий-итальянец показал репортерам «фак»?

– Если все иммигранты последуют его примеру, я буду обеими руками голосовать за приток рабочей силы из-за рубежа.

– Все, Фил, ей больше не наливать.

– Не хочу повторять вслед за нашим премьер-министром или правыми газетами, которых мы не читаем, но сейчас, по-моему, рабочие места в Великобритании следует предоставлять в первую очередь британцам.

– А европейское вино следует наливать женам британцев.

– Это non sequitur[2]2
  Не следует (из вышесказанного) (лат.).


[Закрыть].

– Это застольный sequitur, что в принципе одно и то же.

– На правах иммигранта…

– Прошу тишины! Слово представителю нашей бывшей колонии.

– Помню, как у вас, ребята, кипели споры, нужно ли соглашаться на введение единой валюты. А я уже тогда думал: тоже мне, нашли проблему. Только что я побывал в Италии, где пользовался единой валютой – имя ей «Мастер-кард».

– Если войти в зону евро, фунт сразу упадет.

– Скажешь тоже – в зону евро…

– Шутка.

– У вас паспорта такого же цвета. Почему бы вам не отвлечься от мелочей и не признать себя европейцами?

– Да потому, что тогда мы лишимся возможности рассказывать анекдоты про иностранцев.

– А это, как ни крути, одна из главных британских традиций.

– Послушайте, вот приезжаешь в любой европейский город и видишь: магазины-то почти везде одинаковы. Иногда даже перестаешь понимать, в какую страну тебя занесло. Внутренних границ фактически не существует. На смену деньгам пришли кредитки, а на смену всему остальному – интернет. Кроме того, сейчас многие говорят по-английски, что значительно упрощает дело. Так зачем же идти против течения?

– Идти против течения – это еще одна типично британская черта.

– Как и двуличие.

– Ох, только не дай ей начать все сначала. Ты уже до смерти заездила своего конька в прошлый раз, дорогая.

– Разве?

– Кто оседлал любимого конька, тот погоняет застывшую метафору.

– Кстати, в чем различие между метафорой и сравнением?

– Апельсиновый джем.

– Кто из вас двоих поведет машину?

– Вы уже сделали заготовки?

– Знаете, в магазине я всегда приглядываюсь к севильским апельсинам, но в итоге никогда их не покупаю.

– А ведь это едва ли не последний по-настоящему сезонный продукт. Пусть бы мир вспомнил: каждому овощу свое время.

– Еще не хватало. Кому охота всю зиму давиться репой и брюквой?

– В годы моего детства у нас в кухне стоял большой такой сервант, с глубокими выдвижными ящиками внизу, и раз в год они вдруг заполнялись банками джема. Как по волшебству. Я никогда не видел, чтобы мама его варила. Прибегаешь из школы домой, чуешь такой аромат, бросаешься к серванту – а там полно банок. Еще теплые. И на каждой наклейка. Считалось, что этих заготовок должно хватить на весь год.

– Фил, друг мой! Это все, конечно, трогательно до слез. Не в те ли времена ты по выходным запихивал в ботинки газетную бумагу и тащился подрабатывать на заводе?

– Отвали, Дик.

– А Клод говорит, сезон севильских апельсинов на этой неделе заканчивается.

– Так и знала. Опять не успею ничего заготовить.

– У Шекспира был такой каламбур, что-то про «севильских» и «цивильных». Только не помню, в чем там суть.

– И тех и других можно при желании заморозить, понимаешь?

– Видели бы вы наш морозильный шкаф. В нем хоть шаром покати – и можно подумать, по моей вине.

– Так ведь истина – в вине.

– Что ж мне теперь, напиться?

– Любимая, вообще-то, я скаламбурить хотел.

– А кто такой Клод?

– Хозяин овощного магазинчика. Француз. Француз тунисского происхождения, если уж быть точным.

– Ну, это не одно и то же. Вот скольких лавочников-британцев вы знаете? В своем районе. Сколько их? Каждый четвертый, каждый третий?

– А кстати, известно ли вам, что недавно, когда я вышел на пенсию и стал официально признанным старпером, наше правительство от своих щедрот прислало мне набор для домашней диагностики рака кишечника?

– Дик, может, не надо?

– Торжественно обещаю не оскорблять ваши чувства, хотя соблазн велик.

– Это потому, что ты напился и тебя понесло.

– Обещаю не нарушать приличий. Буду скромен. А вы уж сами домыслите остальное. Получаешь по почте такой набор с пластиковым пакетом, в котором нужно отправить назад – как бы это сказать? – требуемый материал. По две пробы, взятые в течение трех дней. Каждая – с указанием даты.

– А как… собирать этот материал? Вылавливать?

– Нет, ни в коем случае – он не должен соприкасаться с водой.

– А как тогда…

– Я же пообещал рассказывать об этом на языке романов Джейн Остин. Наверняка уже в те времена существовали бумажные полотенца, картонные палочки и детская игра под названием «Кто ловкий».

– Дик…

– А мне, к слову сказать, однажды пришлось обратиться к проктологу, и он объяснил, что для проверки своего состояния – что это было за состояние, я лучше умолчу – необходимо положить на пол зеркало и присесть над ним на корточки. Но я решил, что лучше плюнуть на свое здоровье, чем так извращаться.

– Наверняка вы спросите, почему я затронул эту тему.

– Да потому, что ты напился и тебя понесло.

– Не спорю, это необходимое условие – но не достаточное. Так вот, объясняю: первый образчик материала я взял в прошлый четверг, а второй запланировал на следующий день, но потом вспомнил: это ведь пятница тринадцатое. Не совсем подходящий день. Поэтому я собрал его в субботу.

– Но это же был…

– Именно. День святого Валентина. Любишь мужчину в соку – люби его прямую кишку.

– Как по-вашему, пятница тринадцатое часто выпадает на канун Дня святого Валентина?

– Я – пас.

– Я тоже.

– Кажется, за все годы детства, отрочества и юности я не послал и не получил ни одной валентинки. Дело в том, что никто из моих знакомых этим не увлекался. Валентинки стали мне приходить только после свадьбы.

– Джоанна, тебя это не беспокоит?

– О нет. Он имеет в виду – от меня.

– Ах, какая прелесть. Кака-а-я прелесть.

– Знаете, я, конечно, наслышан о вашей пресловутой эмоциональной сдержанности, но это просто финиш. Не дарить валентинок до свадьбы.

– Я тут читал, что ученые предполагают наличие зависимости между севильскими апельсинами и раком кишечника.

– Это правда?

– Конечно нет, но почему бы не приколоться на ночь глядя?

– Это было бы смешно, если бы ты не тужился изо всех сил.

– Помню, зашел я однажды в общественный туалет и стал читать надписи на стенах. Одна из них гласила: «Когда тужишься, не перегибай палку». И только через пять лет я допер, что это двусмысленность.

– То есть не слишком усердствуй?

– Ну, палка есть палка.

– Совершенно другая тема: устроился я как-то раз в кабинке, никуда не спешу, разглядываю настенную живопись и вдруг замечаю совсем мелкую надпись сбоку, внизу. Наклоняюсь, чтобы прочесть, – и что я вижу? «Сейчас ты срешь под углом в сорок пять градусов».

– Я бы хотел уточнить, что вспомнил про апельсиновый джем по той причине…

– …что он, возможно, связан с раком кишечника.

– …по той причине, что это типично британская реалия. Ларри утверждал, что мы все теперь одинаковы. В качестве опровержения можно было бы привести нашу монархию или что-нибудь еще, но я выбрал апельсиновый джем.

– У нас в Штатах тоже есть джем.

– Да, есть – расфасованный в наперстки для гостиничных завтраков. Но домашних заготовок вы не делаете, что с вами говорить.

– У французов точно такой же джем. Confiture d’orange.

– Не сравнивай. У них – варенье. Варенье из апельсинов.

– Внесу ясность: ваше традиционное название апельсинового джема, слово marmalade – французского происхождения. Образовано из двух слов: Marie malade. Речь идет о шотландской королеве, у которой были французские корни.

– Мать честная. Неужели французы уже тогда к нам ломанулись, FCUK их?{8}8
  Неужели французы уже тогда к нам ломанулись, FCUK их? – FCUK (French Connection, United Kingdom) – сеть магазинов модной мужской и женской одежды, использующая намеренно провокационное название.


[Закрыть]

– Так вот: Мария, королева шотландская, она же Мария Кровавая, занемогла. И для нее приготовили апельсиновый джем. Видите связь? Marie – Мария и malade – по-французски «больная», получается marmalade.

– А я считаю, это мы к ним тогда ломанулись.

– Как бы то ни было, я сейчас расскажу, почему британцы всегда останутся британцами.

– Тебя не раздражает, что теперь все именуют нашу страну «СК»? Ни дать ни взять – акционерное общество…

– Я уверена, Тони Блэр это поощрял.

– Мне казалось, у тебя всегда и во всем виновата миссис Тэтчер.

– Нет, я передумала. Теперь во всем виноват Блэр.

– По-моему, акционерное общество – применительно к нам вполне подходящий термин. Мы всегда были нацией лавочников{9}9
  Мы всегда были нацией лавочников. – Аллюзия к высказыванию Наполеона: «Англичане – это нация лавочников».


[Закрыть]. Тэтчер всего лишь вернула нас к истокам, напомнила, какой всегда была Англия: страна, которая поклоняется деньгам, преследует корыстные интересы, чурается иностранцев и не приветствует культуру. Так повелось испокон веков.

– Кстати, вам известно, какой еще праздник отмечается четырнадцатого февраля, помимо Дня святого Валентина?

– День прямой кишки?

– Заткнись, Дик.

– Нет. День импотенции.

– Мне нравится твое бриданское чувство юмора.

– А мне нравится твой хорвадский акцент.

– Но это правда. И если меня попросят привести пример британской реалии или, если на то пошло, пример иронии, я расскажу про четырнадцатое февраля.

– Кроваво-красные апельсины-корольки.

– Дай-ка угадаю. Названы в честь королевы Марии Кровавой.

– Вы заметили, что пару лет назад их переименовали в «рубиновые апельсины»? Чтобы люди не думали, что в них содержится кровь.

– Ну да – пусть лучше думают, что в них содержатся рубины.

– Именно.

– Корольки буквально на днях появились в магазинах и по времени совпали с севильскими. Интересно, это такое же редкое явление, как пятница тринадцатое в канун Дня святого Валентина?

– Джоанна, я люблю тебя, в частности, и за это твое поразительное качество. В столь поздний час ты сохраняешь способность направлять наши бредни в единое русло. А нам лестно думать, что мы ведем общую беседу – одно удовольствие.

– В будущем году напиши это на валентинке, Фил.

– Все согласны, что сегодняшний салат из апельсинов-корольков достоин стола королевы?

– А рагу из бараньей шеи достойно стола короля.

– Кто помнит предсмертное желание Карла Первого?

– Чтобы на него надели две рубашки.

– На кого, на Карла Первого?

– В день казни. Погода выдалась холодная, и он не хотел дрожать, чтобы народ не заподозрил его в трусости.

– О, как это по-британски.

– Вспомните любителей надевать исторические костюмы и раз за разом воссоздавать сражения гражданской войны. Мне всегда казалось, что и это очень по-британски.

– В Штатах такое тоже распространено. Да, наверное, и во многих других странах.

– Возможно. Только мы были первыми. Это наше изобретение.

– Да-да, наряду с вашим крикетом, футболом и девонширскими сливками к чаю.

– Нельзя ли на минуточку вернуться к джему?

– Его можно использовать как глазурь для жареной утки.

– Готова поспорить, у всех получается джем разной консистенции.

– Жидкий.

– Тягучий.

– Сью уваривает его до предела, чтобы буквально падал с тоста, если недоглядишь. Совсем не тягучий.

– Если сделать слишком жидким, он будет стекать.

– А косточки нужно сложить в полотняный мешочек и использовать при варке, чтобы получить… как его?

– Пектин.

– Вот-вот.

– Мелко нарубленные косточки.

– Нет-нет, крупно.

– Я измельчаю их в комбайне «Магимикс».

– В жизни не поверю.

– А моя подруга Хейзел использует для джема скороварку.

– Вот я и говорю. Это все равно что варить яйцо. Или, может, жарить яичницу? Опрос общественного мнения показал, что все делают это по-разному и каждый считает, что его способ – самый правильный.

– И какой отсюда вывод, о хранительница общей темы?

– Ларри говорил, что все мы одинаковы. Но это не так. Даже в мелочах мы различаемся.

– Мармеладная теория национального характера.

– Поэтому не бойтесь стать европейцами.

– Не знаю, где находился Ларри – в нашей стране или за ее пределами, – когда уважаемый министр финансов, мистер Браун, который скоро станет бывшим премьер-министром, сформулировал условия для входимости старого доброго британского фунта в болото заграничного евро.

– Не входимости, а сходимости. Признаки сходимости.

– Кто сейчас помнит эти признаки? Хотя бы один?

– Никто. Они и не предназначены для запоминания. Их разрабатывали, чтобы нагнать туману, а потому запомнить их невозможно.

– А почему так?

– Да потому что решение ввести евро было политическим, а не экономическим.

– Мысль понятна – и, возможно, соответствует действительности.

– Но разве можно утверждать, что французы или итальянцы изменились под влиянием евро?

– Французы останутся французами.

– То же самое они говорят про нас.

– Что мы останемся французами?

– Между прочим, севильские апельсины вовсе не обязательны.

– Как славно, что мы вернулись к этой теме.

– Дик в разные годы варил апельсиновый джем из чего придется.

– Зачем ты меня позоришь?

– Однажды он сделал ассорти… из каких же фруктов?.. Севильские апельсины, сладкие апельсины, розовый грейпфрут, желтый грейпфрут, лимоны и лаймы. На этикетке я написала: апельсиновый джем из шести фруктов.

– В Евросоюзе такие номера не проходят.

– Заказывайте, кому что: мятный чай, или ничего, или кофе без кофеина, или все-таки мятный чай?

– Я, пожалуй, сегодня воздержусь.

– Эту же фразу я, вероятно, услышу сегодня ночью.

– Дэвид, голубчик мой…

– Да, Сью, голубушка?

– Раз уж ты все равно об этом заговорил… Хочу задать ВСЕМ совершенно не британский вопрос: в последнее время кто-нибудь из вас, вернувшись домой после застолья у Фила и Джоанны, хоть раз выполнил обязательную программу?

– Она имеет в виду традиционный секс.

– Традиционный – это как?

– Ну все, что связано с проникновением.

– Какое ужасное слово, вы не находите?

– Мне рассказывали историю про леди Диану Купер{10}10
  Леди Диана Купер (1893–1986) – жена британского посла во Франции, актриса и общественный деятель, хозяйка великосветского салона, признанная красавица.


[Закрыть]. Или, может, про Нэнси Митфорд{11}11
  Нэнси Митфорд (1904–1973) – английская писательница; светская львица, известная своей эксцентричностью.


[Закрыть]? Ну, не суть – главное, про какую-то гламурную дамочку. В общем, они… то есть она… на борту трансатлантического лайнера переспала со стюардом. На другой день он столкнулся с ней где-то на палубе и вежливо поздоровался.

– Логично.

– Логично. А она ответила: «Интимная близость – не повод для знакомства».

– Ну разве можно не восхищаться нашим высшим светом? Англия на том стоит.

– После таких историй мне хочется влезть на стол и запеть «Красный флаг»{12}12
  «Красный флаг» – официальный гимн лейбористов, сочиненный в 1889 г. Джимом Коннеллом на мелодию старой якобитской песни.


[Закрыть].

– Рубиновый.

– Вы, все как один, избегаете ответа на мой вопрос, да?

– Как мы можем избегать ответа, если не помним вопроса?

– Позор вам.

– Виной всему не алкоголь, не отсутствие кофеина и даже не усталость. Просто по возвращении домой мы уже, как говорится в нашей семье, ЧТЧТ.

– Это, наверное, аббревиатура, которую ты нам сейчас расшифруешь.

– Чересчур Толстые, Чтобы Трахаться.

– Ага, тайное становится явным.

– Вы помните Джерри?

– Это тот несчастный, с пластмассовыми testicules?

– Так и знала: что-что, а эту подробность вы запомнили. Рассказываю: Джерри на несколько месяцев уехал за границу, а Кейт, его жена, стала беспокоиться, что у нее появились жировые складки. Ей хотелось к приезду Джерри быть в хорошей форме; она пошла к пластическому хирургу, чтобы проконсультироваться насчет липосакции. Хирург пообещал ее приплюснуть…

– Приплюснуть?

– Это я своими словами. Единственное неудобство, тактично объяснил он, заключалось в том, что после операции пару месяцев нельзя подвергать животик давлению извне.

– Ох ты! Выходит, оставался единственный вариант – проникновение через задний проход.

– Чем не рассказ о большой и чистой любви?

– Скорее о женских комплексах.

– Поднимите-ка руки, кто хочет узнать происхождение слова «мармелад».

– Ты, наверное, долго в сортире был – мы уже это проехали.

– Да нет же, «Marie malade» здесь совершенно ни при чем. На самом деле оно восходит к греческому слову, обозначающему гибрид яблока и айвы.

– Все гениальные этимологии ошибочны.

– Хочешь сказать, тебе известны и другие примеры?

– Пожалуйста: «гламур».

– Глянец, Лоск, Антураж, Мода, Успех, Романтика. Все, что ассоциируется с леди Дианой Купер и Нэнси Митфорд.

– Ничего подобного. «Происхождение не установлено».

– Какая же это этимология – «происхождение не установлено»?

– В словаре сказано, что это слово, возможно, связано с цыганским «деньги».

– Совершенно неубедительно.

– Ну, извини, если разочаровал.

– Как по-твоему, это тоже национальная черта?

– Разочаровывать других?

– Да нет. Выдумывать замысловатые аббревиатуры и расшифровки.

– Возможно, аббревиатура «СК» означает не только Соединенное Королевство, но и что-то другое.

– Например, она может означать Скорый Конец.

– А что, уже слишком поздно?

– Может, у нее и нет других значений.

– Это просто аллегория.

– Или метафора.

– Сделайте одолжение, объясните мне разницу между сравнением и метафорой.

– Сравнение… оно более сравнительно. А метафора… более метафорична.

– Вот спасибо.

– Это вопрос сходимости, как выражается наш премьер-министр. В настоящее время евро и фунт страшно далеки друг от друга, поэтому их отношения метафоричны. Возможно, даже метафизичны. А когда они для сравнения сойдутся вместе, это и будет сходимость.

– В итоге мы все станем европейцами.

– И будем жить долго и счастливо.

– И всех научим делать апельсиновый джем.

– Почему же вы, ребята, в свое время не ввели евро?

– Нас познакомили, но это был не повод для интимной близости.

– Тогда мы были чересчур толстыми, чтобы трахнуть евро.

– Чересчур толстыми, чтобы терпеть, как нас будут трахать какие-нибудь худые, голодные еврократы.

– Думаю, мы присоединимся к зоне евро в День святого Валентина.

– А почему не в пятницу тринадцатого?

– Нет, это должно произойти четырнадцатого числа. Когда одновременно отмечаются праздник любви и праздник импотенции. В этот день мы станем полноправными членами европейского сообщества.

– Ларри, хочешь знать, как на моей памяти изменилась наша страна? Когда я был подростком, мы не воспринимали себя как нацию. У нас, конечно, были определенные мысли на сей счет, но наша особенность заключалась именно в отсутствии зацикленности на том, кто же мы такие. Большинство из нас было – или правильнее сказать «были»? – нормальными. Возможно, причиной тому – наше долгое имперское прошлое или, как ты сегодня изволил выразиться, наша пресловутая эмоциональная сдержанность. Тогда у нас не было самосознания. Теперь есть. Но то, что происходит с нами сейчас, – это хуже, чем самосознание, хуже, чем самокопание. Кто из вас рассказывал, как проктолог рекомендовал ему сесть на корточки над зеркалом? Вот именно этим мы и занимаемся – разглядываем собственную задницу.

– Итак, я вам принес мятный чай, еще один мятный чай и кофе без кофеина. Вызвал два такси. Почему все молчат? Я что-то упустил?

– Разве что сравнение.

Потом мы обсудили, кто куда поедет в отпуск, отметили, что дни становятся длиннее – примерно на одну минуту в сутки (с этим фактом, кстати, никто не спорил), а вслед за тем кто-то стал описывать, как выглядит подснежник, если заглянуть внутрь: приподнимаешь чашечку цветка, думая, что внутри она такая же белая, и вдруг видишь там кружевной узор ярко-зеленого цвета. Каких только узоров не бывает у подснежников внутри: геометрические, затейливые, но неизменно – зеленого цвета, а вибрации, исходящие от этих цветов, сообщают о скором приближении весны. Но обсудить это явление мы не успели: с улицы послышался дуэт нетерпеливых гудков.

Огородный мир

После восьми лет совместной жизни они вступили в такую стадию, когда люди уже начинают выбирать практичные подарки – не столько для выражения чувств, сколько для подтверждения общих устремлений. Распаковывая набор вешалок, банки для сыпучих продуктов, косточковыниматель для оливок или электроточилку для карандашей, они говорили: «То, что надо» – в полном смысле слова. Даже нижнее белье в подарочных пакетах оказывалось скорее удобным, нежели эротическим. Как-то на годовщину свадьбы он вручил ей поздравительную открытку с надписью: «Привел в порядок твою обувь», и действительно: все замшевые туфли пропитал водоотталкивающим составом, потертости на разношенных старых кроссовках закрасил специальными белилами, высокие сапоги надраил, как армейские, а лодочки смазал кремом, прошелся по ним щеткой, отполировал суконкой, а потом до зеркального глянца – бархоткой, тщательно, заботливо, любовно.

В этом году Кен предлагал и вовсе обойтись без подарков, потому что за полтора месяца до его дня рождения они купили дом, но она не хотела таких поблажек. И вот в субботу перед обедом он с осторожностью ощупывал два лежавших на столе свертка, пытаясь определить, что там внутри. Раньше он высказывал свои догадки вслух, но правильные ответы ее огорчали, и дурацкие тоже огорчали, но по другой причине. Теперь он гадал про себя. Первый пакет – мягкий: видимо, что-то из одежды.

– Садовые перчатки! То, что надо.

Он примерил, похвалил сочетание эластичности и плотности, а также отметил кожаные вставки в тех местах, где обычно рвется. Никогда еще у них не было своего сада, а у него никогда не было таких перчаток.

Во втором пакете лежала какая-то продолговатая коробка; он решил ее встряхнуть, но был остановлен, поскольку внутри находились бьющиеся предметы. С аккуратностью отлепил скотч – подарочную упаковку они сохраняли для повторного использования. Нахмурив лоб, откинул крышку и увидел строй закупоренных стеклянных пробирок, набор пластиковых бутылочек с разноцветными жидкостями, длинную пластмассовую ложку и множество загадочных штуковин непонятного назначения. По старой привычке высказывать идиотские догадки вслух он мог бы ляпнуть, что это новейшая версия домашнего теста на беременность, какой был у них в ходу, пока еще оставалась надежда. Теперь-то у него хватило ума не сравнивать. Вместо этого он прочел название на обложке инструкции:

– «Набор для полевого анализа грунта»! То, что надо.

– Говорят, полезная штука.

Хороший был подарок, рассчитанный… на что?.. видимо, на маленький клочок мужского начала, который еще не разъела, подобно эрозии, нынешняя идея равноправия полов. На пытливый мужской ум. На задатки охотника, добытчика, первопроходца – на все вместе. В знакомых семьях и мужья, и жены на равных делали покупки, готовили, убирали, занимались с детьми, водили машину, заколачивали деньги. Пока еще носили каждый свою одежду, но в остальном один из супругов делал все то же самое, что и другой. Причем в равной степени охотно или с ленцой. Но вот набор для полевого анализа грунта определенно предполагал мужской род занятий. «Как это делает умная Марта»{13}13
  «Как это делает умная Марта». – Аллюзия к рубрике «Как это делает Марта» в авторских программах Марты Стюарт (р. 1941), популярной американской телеведущей, специализирующейся на тематике садоводства и домашнего хозяйства, главы медийной корпорации «Martha Stewart Living Omnimedia».


[Закрыть].

В инструкции говорилось, что набор позволяет производить анализ грунта на содержание калия, фосфора, поташа и pH (если кто понимает). По результатам, вероятно, следовало купить фасованные удобрения и внести в почву. Он с улыбкой посмотрел на Марту:

– Что ж, теперь мы наконец выясним, что здесь лучше всего растет.

Поскольку ответом ему была лишь молчаливая улыбка, он решил, что жена истолковала это как возобновление спора об огороде. О его вожделенном огороде. По ее убеждению, разводить огород им было негде, да и незачем – у ближайшей школы по субботам работал рынок. А кроме того, любые овощи, выращенные на окраине Лондона, вблизи оживленной магистрали, буквально нашпигованы свинцом. На это он возражал, что автомобили нынче ездят преимущественно на неэтилированном бензине.

– Дизельное топливо – тоже не подарок, – отвечала она.

Но он все равно не понимал, почему нельзя вскопать пару грядок у задней стены, где сейчас кустилась ежевика. Посадить там на пробу картошку и морковь. Или брюссельскую капусту: где-то он вычитал, что кочешки должно прихватить первым морозом, чтобы не горчили. Или, скажем, бобы. Да что угодно. Хоть зелень. Салат-латук, укроп – чем плохо? Возле грядок можно было бы устроить компостную яму, хотя они и сейчас старались утилизировать все отходы.

Но Марта стояла насмерть. Как только они дали объявление о покупке дома, она стала вырезать из газет и журналов материалы по садоводству, написанные видными специалистами. Особое внимание уделяла рубрике «Неудобный участок» – оно и понятно: в районах ленточной застройки домовладелец, как правило, получал длинную, узкую полоску земли, примыкающую к желто-серой кирпичной стене, – куда уж неудобней. Законодатели садовой моды предлагали разбивать такие участки на маленькие, уютные пятачки, каждый отводить для определенной цели, засаживать их растениями определенного вида и по возможности соединять дорожкой-серпантином. Чудесные преображения иллюстрировались фотографиями «До» и «После». Самый солнечный пятачок рекомендовалось оставить свободным, рядом устроить миниатюрный розарий, затем водоем, окруженный пестролистными растениями, потом солнечные часы за живой изгородью и так далее. Всячески приветствовались идеи японского дизайна. Как и большинство людей их круга, Кен считал себя терпимым человеком, свободным от расовых предрассудков, но однажды все-таки заметил, что при всем уважении к японцам, у которых масса положительных качеств, ему трудно понять, почему нужно разбивать у дома японский садик – Марте ведь не приходило в голову разгуливать в кимоно.

В глубине души он считал, что все это выпендреж. Другое дело – зона отдыха, желательно с площадкой для барбекю, плюс газон, цветы вдоль дорожки, пара грядок; именно так ему виделся участок под окнами.

– В кимоно я бы смотрелась очень неплохо, ты согласен? – спросила Марта, ловя его на слове.

Нельзя же все понимать буквально, продолжала она. Никто не требует, чтобы на клумбе росла сакура, в водоеме плавали японские карпы, а на видном месте стоял гонг; важен общий принцип. Кроме того, он же сам нахваливал приготовленные ею стейки из лосося под соевым соусом, разве нет?

– Готов поспорить, японцы – заядлые огородники, – ответил он полуворчливо-полунасмешливо.

В свое время его удивило, что Марта любит копаться в земле. На заре их знакомства она выращивала у себя на подоконнике зелень; потом они съехались и получили в свое распоряжение место на плоской крыше. Туда она водрузила глиняные кашпо и стала разводить лук-севок, мяту, чабрец и розмарин (которые, по его убеждению, поворовывали соседи); рядом сиротливо торчало лавровое деревце, подаренное к свадьбе ее бестактно-сентиментальными родителями как символ продолжения рода. Деревце постоянно приходилось пересаживать, но теперь оно прочно обосновалось в мощной деревянной кадке у входа в дом.

Брак – это демократия для двоих, любил повторять Кен. Ему думалось, что все садовые вопросы будут у них решаться так же, как вопросы благоустройства дома: путем оживленных, но разумных обсуждений, в ходе которых стороны выдвигают определенные пожелания с учетом личных вкусов и семейных финансов. Благодаря этой политике ничто в доме его особенно не раздражало, а многое даже радовало. Теперь он с молчаливым презрением смотрел на каталоги тиковой мебели, на журналы по садоводству, громоздившиеся у Марты на прикроватной тумбочке, и вынужден был соблюдать полную тишину, когда по радио передавали «Садовый час: вопросы и ответы». Краем уха он слышал, как бороться с курчавостью листьев и мучнистой росой, как предупредить доселе неизвестную болезнь глицинии, какие культуры сажать под бузиной на северном склоне. Не то чтобы новое увлечение Марты таило в себе какую-то опасность – просто все хорошо в меру. Он выяснил, что такое pH: это водородный показатель, характеризующий кислотность или щелочность раствора; первоначально – десятичный логарифм концентрации ионов водорода; теперь связываемый формулой с эталонным раствором калия гидрофталата и при пятнадцати градусах Цельсия имеющий значение четыре. Да пошли они куда подальше, думал Кен. Не проще ли купить упаковку костяной муки и мешок компоста – да и удобрить почву? Но Кен знал за собой этот недостаток: довольствоваться полумерами; одна из бывших подружек называла его «гребаным пофигистом» – ему всегда импонировала такая характеристика. Так вот, он почти одолел инструкцию, прилагаемую к набору для анализа грунта, наметил в саду несколько ключевых делянок и, прежде чем взять пробы почвы и затолкать их в пробирки, с гордостью натянул новые перчатки. Отсчитывая капли реактивов, закупоривая пробирки и энергично встряхивая содержимое, он то и дело поглядывал в сторону кухонного окна, надеясь растрогать и позабавить Марту своим профессионализмом. Или хотя бы усердием. Через указанный промежуток времени он проверял каждую пробу, заносил показания в блокнот и переходил к следующей делянке. Если результаты казались ему сомнительными или неясными, эксперимент повторялся заново.

Вечером Марта отметила его прекрасное расположение духа. Он помешал фрикасе из крольчатины, решил, что минут через двадцать будет готово, налил им по бокалу белого вина и присел на подлокотник ее кресла. Снисходительно заглядывая в статейку о сортах гравия, он поиграл с прядями волос у нее на затылке и с усмешкой объявил:

– Вынужден тебя огорчить.

Она подняла к нему взгляд, так и не разобравшись, что стоит за этой фразой: дружеское подтрунивание или крайнее раздражение.

– Был произведен анализ грунта. Кое-где – многократно, во избежание погрешностей. Теперь главный агроном готов доложить результаты.

– Ну?

– Согласно полученным данным, земли на вашей земле не обнаружено, мадам.

– Не понимаю.

– Определить специфику терруара не представляется возможным ввиду отсутствия земли на вашей земле.

– Это я уже слышала. Что ж там вместо земли?

– В основном, знаете ли, камни. Пыль, корни, глина, сныть обыкновенная, собачье дерьмо, кошачья моча, птичий помет и так далее.

Ему понравилось выговаривать «на вашей земле».

Месяца через три, в субботу, когда декабрьское солнце зависло так низко, что не давало ни тепла, ни света, Кен вошел в дом и швырнул на пол садовые перчатки:

– Где ежевика?

– Какая ежевика?

Такой ответ разозлил его еще сильнее. Участок был не столь велик.

– Которая росла вдоль задней стены.

– А, эти колючки.

– Это были не колючки, а ежевичный куст с ягодами ежевики. Я своими руками сорвал две штуки и положил тебе в рот.

– У меня на эту стену есть виды. Думала посадить там девичий виноград, но это скучновато. Клематис лучше будет смотреться.