Текст книги "Поиск источника: настойчивость на пути художника"

Самые лучшие друзья

Кто бы мог подумать, что в Париже главным для меня станет не город, а друзья? Что может быть восхитительнее Эйфелевой башни, переливающейся огнями в ночном небе, или Сены, бликующие воды которой струятся через весь город? Что может быть соблазнительнее придорожных лавочек, торгующих тончайшими горячими блинчиками, или кафе на углу, где подают кофе со сливками и горячий шоколад? Все это чудесно, и все же для меня Париж стал городом дружеских связей.

В апреле Париж утопает в цветущих деревьях и поражает великолепием садов, однако внимание наше нередко приковывают вовсе не чудесные виды, а замысловато освещенные помещения галерей, в частности – музея д’Орсе, где хранится изумительная коллекция полотен импрессионистов. Здесь нас встречает летопись, хранящая воспоминания о драгоценной дружбе и о талантах, щедро вскормленных верно выбранными друзьями. Гоген и Ван Гог, Пикассо и Матисс – художники, которые помогали друг другу открыть в себе лучшее и были достаточно мудры, чтобы это понимать. Работая, они словно опыляли друг друга. Они прошли свой путь благодаря дружбе. Что больше всего любили изображать импрессионисты? Завтраки в компании друзей.

Ах, долг есть ледяная тень.

Августа Эванс

Пестуя свой талант, мы должны делать множество вещей, например искать тех, кто будет достаточно щедр и отразит в себе наш образ одаренного человека. Творческое начало процветает в атмосфере принятия. Стоит научиться подбирать друзей, в кругу которых хочется работать, как плоды трудов станут ощутимо лучше и пышнее. Можно даже сказать, что процветающую карьеру от неудачной отличает один-единственный, но очень важный фактор – друзья. Мы сами выбираем, с кем дружить.

Когда мне было за 20, я была замужем за молодым кинорежиссером Мартином Скорсезе. В число его друзей входили Джордж Лукас, Стивен Спилберг, Брайан де Пальма и Фрэнсис Коппола. Никто из них не был еще знаменит, но все они очень живо и щедро подпитывали раскрывающиеся таланты друг друга. Они показывали друг другу фрагменты своих первых фильмов и выслушивали советы и комментарии. Помню, как Скорсезе по совету Джорджа Лукаса поменял местами и перекроил эпизоды фильма «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Со временем все члены этого творческого кружка пошли вверх, однако по-прежнему объединяли ресурсы. Один продюсер вполне мог рекомендовать другому талантливого начинающего актера, которого он нашел. Именно так Скорсезе предложил Копполе для «Крестного отца – 2» молодого Де Ниро. От взаимной щедрости выигрывали все. И все поначалу не были известны – хотя со временем и благодаря дружеской поддержке добились славы.

Есть несколько причин того, что в обществе все так запутанно, и одна из них – наша отдаленность друг от друга.

Мэгги Кун

Полезно помнить, что знаменитости вовсе не родились знаменитостями – поначалу они были просто одаренными и интересными людьми. У всех есть друзья, которых мы считаем одаренными и интересными. Нам особенно нужны те из них, кто не только одарен и интересен, но еще и великодушен – да так, что готов послужить зеркалом, в котором мы тоже предстанем одаренными и интересными. Так и появляются «волшебные зеркала».

Многим из нас мысль о «волшебном зеркале» может показаться непривычной. Мы нередко вырастаем в окружении кривых зеркал, в которых наши мечты кажутся эгоистичными, непомерными, даже абсурдными. Только великодушный человек не станет принижать другого. Люди, выполняющие роль истинного «волшебного зеркала», всегда великодушны.

Помните, Джинджер Роджерс делала все то же самое, что и Фред Астер, только наоборот и на каблуках.

Фэйс Уиттлси

Как распознать при встрече истинное «волшебное зеркало»? В его присутствии вы ощутите воодушевление и увидите открывающиеся возможности. Быть может, ваше «волшебное зеркало» скажет слова, которые вы будете хранить в памяти и вспоминать снова и снова. («Ого, девушки, эта песня тянет на “Оскар”», – заметил один друг-«волшебное зеркало», услышав нашу с Эммой мелодию. Мы были в восторге.) В его словах не будет ни грамма цинизма, ни намека на то, что ваша мечта безумна. В них будут звенеть лишь искренность и счастливый оптимизм.

Самое главное и самое лучшее в «волшебных зеркалах» – их умение верить. Они не страдают элегантным скептицизмом, они исполнены оптимизма и заражают им окружающих. Они верят, что того, кто изо всех сил старается, ждет успех. Что еще важнее – они верят, что всегда можно предпринять вторую попытку. Они реалисты. Они предполагают лучшее, но знают, что для этого придется потрудиться. Они верят, что вы потрудитесь, потому что ваши мечты осуществимы и того заслуживают. И они помогут вам, если смогут.

Они не могут знать только одного – как сильно помогают нам уже одним своим существованием. Иногда, чтобы мы не свернули с пути, достаточно бывает присутствия одного-единственного друга-оптимиста. Приведу случай из жизни в качестве примера.

Жизнь нужно прожить, не утратив любознательности. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя поворачиваться к жизни спиной.

Элеонора Рузвельт

В 1946 году Теннесси Уильямс заболел и решил, что вскоре умрет. Утратив перед лицом смерти всякое стеснение, он вызвал к себе письмом Карсон Маккалерс, которую очень уважал. «Я хотел повидаться с ней прежде, чем умру», – писал он позже. Теннесси пригласил ее к себе в Нантакет, где проводил лето. «По сходням спустилась высокая девушка в бейсболке и широких брюках». Так началась их дружба.

Лето прошло в долгих беседах, долгих купаниях в океане, долгих часах за работой по разные стороны кухонного стола – он писал «Лето и дым», она работала над сценарием для пьесы по «Участнице свадьбы». Для обоих писателей эта дружба стала своевременным толчком и щедрым источником поддержки, исходившей от уважаемого человека. Уильямс остался жив. Более того – испытал творческое возрождение. Маккалерс предложила ему свою дружбу и «картошку а-ля Карсон» – блюдо, состоявшее из печеных картофелин с начинкой из оливок, лука и сыра. И то и другое пошло ему на пользу.

И для Уильямса, и для Маккалерс этот случай стал своевременной встречей с «волшебным зеркалом». Дружба освежила и возродила и его, и ее. Позже Маккалерс вспоминала, что то лето было наполнено «солнцем и дружбой». И солнце, и дружба обоим им были очень нужны.

С того самого момента, когда я познакомилась с этой девочкой, и до ее недавней смерти мы были друзьями – 70 лет.

Мэри Экли

И Уильямс, и Маккалерс поначалу завоевали признание, однако затем многие годы подвергались жестокой критике, которую принимали слишком близко к сердцу. Делясь друг с другом своими чувствами, сумели залечить раны, нанесенные критически настроенными ценителями, и вновь полюбили свою работу, ощутили радость и самоуважение, которые она приносила. В переписке с другими своими друзьями Уильямс вновь и вновь вспоминал, что «сотворила» Маккалерс. Умение восхититься художником, героически творящим вопреки всему, – дар истинного «волшебного зеркала». Некоторое время назад обрела этот дар и я.

Вот уже 20 лет мы дружим с Соней Чокет. Когда работа вызывает уныние, когда Ларри не в силах убедить меня в моих достоинствах, я частенько звоню Соне. Она верит в меня, верит в то, что плоды моих трудов ждет успех. «Вспомни, сколько ты всего сделала за прошлый год, – напоминает она. – Ты написала роман, молитвенник, работала над оперой. Ты работаешь лучше, чем тебе кажется».

Задача «волшебного зеркала» – всегда ориентировать нас на позитив, на веру в то, что «ты работаешь лучше, чем тебе кажется». Когда внутренний критик говорит, что я пишу плохо, Соня не позволяет забыть, что я все-таки пишу. Она говорит, что мои тексты могут представлять опасность для критика – оттого-то он и становится так зол. «Волшебное зеркало» не игнорирует наш негатив – скорее, учитывает его, но само всегда остается на стороне позитива.

Отвергнутый роман «просто пока не нашел своего читателя». Мюзикл, который пребывает в подвешенном состоянии, «просто ждет, пока на рынке наступит подходящий момент». Оба эти утверждения заставляют меня смотреть вперед и не позволяют раскисать. Самое главное в «волшебном зеркале» – это его упорство. Зеркало верно вам и смотрит далеко вперед. Оно внушает чувство собственного достоинства. Оно говорит: «Посмотри, сколько ты уже сделала».

Человеку нужно во что-то верить, к чему-то стремиться всем сердцем.

Хана Сенеш

«Волшебное зеркало» смотрит на рабочий процесс как художник. Оно убеждено, что достоинство – в творчестве, а не в том, чтобы творить, как художник, – хотя, впрочем, оно всегда готово поверить, что мы и на это способны. «Волшебное зеркало» не верит, что мироздание своенравно и скупо. Оно убеждено, что за хорошо сделанной работой всегда следует награда. «Ты сделала так много, что это просто не может не дать результата», – говорит оно.

Творчество – это акт веры, и «волшебное зеркало» дарит нам веру в нашу веру. «Уловку-22»[13]13
  «Уловка-22» (англ. Catch-22) – роман американского писателя Джозефа Хеллера.


[Закрыть] 22 раза отказывались печатать и лишь потом издали как роман. Чтобы подавать рукопись в издательства снова и снова, автору нужна была очень крепкая вера. «Крепкая вера» – дар «волшебного зеркала». Для писателя «волшебным зеркалом» может стать литературный агент. Для художника – галерист. Впрочем, нашу веру в себя зачастую питают люди, с которыми мы связаны отнюдь не по работе. Друзья, супруги, братья, сестры, родители – любой из них может подарить взгляд, исполненный веры.

Я не собираюсь ограничивать себя только потому, что люди не в состоянии поверить, будто я способна на что-то еще.

Долли Партон

В сердце каждого художника живет некое здоровое начало; нечто, живо откликающееся на вдохновенное «ага!», в каком бы виде оно ни прозвучало. Взять хотя бы странный союз Ирвинга Берлина и Коула Портера[14]14
  Американские композиторы.


[Закрыть], объединенных исключительно восхищением, которое каждый из них испытывал к гению другого. Берлин вырос в нищете гетто. Семья Портера принадлежала к привилегированному сословию. Берлин жил в традиционном браке. Портер был известен как гомосексуалист и женился из соображений практических. Их представления о музыке – и те ни в чем не были схожи; тем не менее оба композитора высоко ценили друг друга и состояли в длительной оживленной переписке. Стороннему наблюдателю их дружба казалась невероятной. Но друг для друга они были «волшебными зеркалами» – каждый видел и отражал талант, который стремился развить в себе другой.

В отношениях друзей, служащих друг для друга «волшебными зеркалами», есть некая цельность, способность за внешними различиями разглядеть скрывающуюся внутри божественную искру. Этой способностью проникать взглядом вглубь отмечены многие известные союзы творцов. Так, в поворотный момент самого начала творческого пути стали друзьями и «волшебными зеркалами» друг для друга Фицджеральд и Хемингуэй. Вот уж воистину – противоположности притягиваются! Фицджеральд был тонкой натурой, склонной к саморазрушению. Хемингуэй источал удаль и подчеркнутую мужественность. А объединяло этих писателей уважение, которое каждый испытывал к работе другого. Фицджеральд привел Хемингуэя в издательство Scribner’s и помог встать на ноги и начать зарабатывать литературными трудами. Хемингуэй подбивал Фицджеральда довериться воображению и писать свободно. «Бога ради, пиши и не тревожься о том, что скажут парни – шедевр там или не шедевр».

Некто попросил мудреца стать его наставником на пути суфизма. Мудрец сказал: «Если ты никогда еще не ходил по пути любви, уходи и полюби. А после возвращайся к нам».

Джами

Можно сказать, что «волшебные зеркала» обладают такими общими чертами, как практицизм, стремление концентрироваться на применении таланта и выносить за скобки все остальное. Общаясь с романистом Тимом Фаррингтоном, я могу говорить о том и о сем, но в конце концов он всегда спрашивает: «Ты пишешь?» Как сформулировал Тим, «письмо все спишет». И потому я могу говорить с ним о моих страхах, опасениях, сомнениях, а он всегда сведет разговор к вопросу о моих талантах и о том, использую ли я их на практике.

Общаясь с «волшебным зеркалом», мы сознаем: Бог хочет, чтобы мы пользовались нашими талантами. Это весьма радикальная мысль. В детстве нас нередко приучают к ложной скромности. Нас учат, что лучше и нравственнее быть не большим, а маленьким. Внушают, что мы должны прервать свой творческий полет и усомниться – да прилично ли вообще летать? А «волшебное зеркало» хочет, чтобы мы воспарили. В его глазах наше большое «я» и есть настоящее, то «я», к которому следует стремиться.

Чтобы выразить себя, человек должен поверить в существование доброжелательной заинтересованной Вселенной, которая хочет, чтобы мы росли и развивались. В отсутствие этой веры мы поддаемся сомнению и строго ограничиваем перечень возможных достижений. Мы думаем: «Ах, как было бы здорово», – а потом автоматически отмахиваемся от мечтаний привычным: «Но это невозможно». Но ведь вполне может быть, что и возможно. Задача «волшебного зеркала» – именно заставить нас думать: «А ведь это вполне возможно».

Друг-«волшебное зеркало» никогда не скажет: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой». Он духовен, даже если и не религиозен, и всматривается в первую очередь в божественную искру гения, присутствующую в каждом из нас. Искра эта дарована Богом, а значит, с ней возможно все. Обратившись к таящейся в нас Высшей Силе, мы можем достичь всего, чего пожелаем.

Элмер Грин, известный миру первооткрыватель биологической обратной связи, пишет о существовании так называемых жизнетронов, крошечных частиц энергии, которые активизируются под воздействием намерения. Жизнетроны запускают поток благоприятных совпадений. Полагаю, когда мы создаем союз «волшебных зеркал», тем самым побуждаем жизнетроны работать нам на благо. Именно это имел в виду Христос, когда говорил: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них».

Содружество «волшебных зеркал» обладает важнейшим свойством. Мы стремимся увидеть друг в друге исключительно духовный потенциал, не обращая внимания на личности, недостатки, промахи. Мы смотрим исключительно на общую картину, в которую складываются наши достоинства, но не замечаем более мелкой картины недостатков, способной стать помехой творчеству. В глазах друга-«волшебного зеркала» наши недостатки – просто помехи, но никак не исполинские чудовища, какими кажутся нам.

Сегодня я говорила с одним таким «волшебным зеркалом» о страхах и сомнениях, которые испытала в связи с нынешним проектом. Друг выслушал и сказал: «Ну вот что. У твоего нынешнего проекта сейчас такой период, просто нужно потерпеть, и все». Заметьте, насколько оптимистичный диагноз. «Период» (то есть это не навсегда), «твоего нынешнего проекта» (то есть одного из многих, что ты сделала), «просто нужно потерпеть» (то есть ты достаточно эмоционально зрелый для этого человек). Когда разговор был окончен, я повесила трубку и вернулась к работе, вновь чувствуя спокойствие и решимость. Просто нужно еще немного потрудиться – а уж терпения у меня достанет.

Эта решимость – «еще немного потрудиться» – очень часто возникает в результате общения с «волшебными зеркалами». Они уверены, что в конце концов нас ждет успех, и потому не подгоняют нас и не нервничают. Они просто напоминают, что нужно сделать следующий шаг в нужном направлении, и искренне верят при этом, что все будет в точности так, как нам нужно. Если вы признаетесь «волшебному зеркалу», что внезапно произошел невероятный прорыв, друг может повести себя так, словно в этом нет ничего неожиданного или невероятного. С его точки зрения, ситуация просто разворачивается правильным и должным образом.

У веры «волшебного зеркала» есть еще одна отличительная черта: оно и вашу мечту считает «правильной и должной». Оно хочет, чтобы вы добились успеха, и потому любые обстоятельства, способствующие вашему успеху, воспринимаются им как правильный и естественный ход событий. «Волшебное зеркало» не боится, что вы слишком много о себе возомните. Оно скорее побеспокоится, не слишком ли плохо вы о себе думаете. Это не может не вдохновлять.

В Париже, городе дружеских связей, вы по-прежнему можете пойти в кафе Deux Magots и выпить горячего шоколада за тем самым столиком, где сидели Хемингуэй и Фицджеральд. Можете пойти в книжный магазин Shakespeare and Company и почтить память дружбы Джеймса Джойса с владельцем этого магазина. А можете купить парижских открыток и отдать должное собственным «волшебным зеркалам», которые уж точно это заслужили. Напишите им – и, возможно, ощутите, как в вас растут благодарность и надежда.

Друг – это человек, в присутствии которого можно думать вслух.

Ральф Эмерсон

Волшебная лоза

Пикассо утверждал, что на некоторые из наиболее знаменитых работ его вдохновил Матисс. Друзья, с симпатией относящиеся к нашей работе, и впрямь нередко дарят вдохновение. «Волшебные зеркала» указывают нам новые многообещающие пути для плодотворной деятельности. Так поблагодарим же их за это.

Возьмите ручку и лист бумаги. Вспомните и запишите во всех подробностях, каким образом «волшебные зеркала» помогали вам добиваться цели.

(Подсказка: возможно, будет легче, если вы станете вспоминать свои проекты по порядку.) Мне нетрудно вспомнить, что набраться духу и продолжить работу над мюзиклом «Медиум во весь рост» помогли друзья Соня и Ларри. За неизменную веру в успех романа «Призрак Моцарта» я должна поблагодарить литературного агента Сьюзен Райхофер. Книгу «Путь художника» написала благодаря вере и поддержке Марка Брайана. За пьесу «Любовь в ДМЗ» стоит благодарить Тима Уитера.

Изучите свой список «волшебных зеркал» и вспомните, как именно они делились с вами оптимизмом и силой. Пришла пора поблагодарить за это. Позвоните им, напишите короткое письмо, отправьте открытку – проявите любое внимание и сделайте им приятное. Выделите минутку и протяните между вами ниточку благодарности. И даже если «волшебные зеркала» отмахнутся от вашего «спасибо» и скажут: «Ах, какие мелочи», – мы-то знаем, что на самом деле они сделали для нас очень много.

Как работают «волшебные зеркала»

Разница во времени между Парижем и Нью-Йорком составляет шесть часов. Поэтому, вернувшись в Нью-Йорк, я испытала все прелести джетлага. С трудом заставила себя погулять с собаками по парку, оскверняя тяжелым шагом душистую прелесть весеннего дня. Но, когда села за работу, стало еще хуже. Джетлаг на рабочем месте подозрительно напоминал творческий ступор. К счастью, зазвонил телефон.

«Ну, как пишется?» – осведомилась Ронда, моя подруга. Я призналась, что кое-как, через пень-колоду. «И это теперь надолго», – подпустила я трагизма.

«Ой, а я помню, что с прошлым проектом у тебя было то же самое, – хихикнула Ронда. – А потом ты и оглянуться не успела, а работа пошла полным ходом, и проект закончился. Уверена, и в этот раз будет так же».

Я не стала спрашивать Ронду, откуда у нее такой безумный оптимизм. И так знала. Подруга с симпатией относится к моей работе, причем уже далеко не первый год. Ронда – безудержный оптимист и верит, что и я, и Вселенная выполним свою задачу в совершенстве. Ну разумеется, я сумею справиться с этим, как она говорит, «мелким ступором» и буду писать дальше. «Волшебное зеркало» не ждет, что творчество будет даваться вам легко и просто, но верит, что вы справитесь с помехами. Нет, в компании Ронды жалеть себя решительно невозможно.

Я отправила письмо Тиму Фаррингтону по электронной почте, в котором писала, что работа над новой книгой идет «м-е-е-е-едленно и печа-а-а-а-ально». Ответ пришел быстро и гласил: «Ме-е-е-едленная и печа-а-а-а-альная работа – это все равно здорово». Мне просто убить его захотелось. А потом он добавил: «Наплюй на внутреннего критика; он никогда не отвяжется». Хотелось ответить: «Знаешь, бывают дни, когда наплевать на внутреннего критика труднее, чем обычно», – но я понимала, что он и сам прекрасно об этом осведомлен.

Все еще мучаясь жалостью к себе, я позвонила своей подруге Натали Голдберг, известной преподавательнице писательского мастерства.

«Мне сегодня не пишется», – заныла я.

«Но ты ведь знаешь, что таковы правила игры, – парировала он. – Брать приходится все разом, как блинчик есть, – и те дни, когда пишется, и те, когда работа совсем не идет».

Слова Натали пробили брешь в моих страданиях. Ну да, разумеется. Как же я могла забыть, что дни, когда не пишется, – такая же часть игры? Я пишу уже очень давно, и мои друзья ждут, что буду писать и дальше. Вот почему Ронда почти весело напомнила мне о неудачных днях из прошлого. Вот почему Тим Фаррингтон уверял, что у меня прекрасный этап в работе. Вот почему Натали выслушала мое нытье и бодро напомнила, что таковы правила игры и что я согласилась брать все разом.

Я бегала по друзьям в надежде устроить драму, но мне не позволили это сделать. Ларри и Соня упорно желали быть оптимистами. Говоря, что не идет работа, я имела в виду, что хочу выбросить белый флаг. А они напомнили, что рабочие проблемы означают лишь то, что я занята делом. Я злилась, что никто не хочет разделить со мной страдания, но «волшебные зеркала» выполнили свою задачу на все сто и не дали мне шанса всерьез сойти с рельсов. Если работа не идет день или даже несколько дней подряд, это еще не повод для переживаний. Когда Тим Фаррингтон говорил, что внутренний критик никогда не отвяжется, это был голос его опыта, который и мысли допустить не мог, что я перестану писать. Да, мне и впрямь нужно было не зализывать раны, а взять себя в руки и в очередной раз вернуться к эмоциональной трезвости.

Джетлаг – чистейшей воды биохимия, и, вероятно, под ее влиянием я, будучи трезва, стала вести себя словно пьяная, по крайней мере в том, что касалось эмоций. Из этого состояния нужно было выходить, если только я не желала заработать срыв – или запой. Хорошенько разглядев себя в «волшебном зеркале», поняла, насколько спутанны мои мысли. Так и подмывало взвинтиться, добавив ситуации драматизма, но я напомнила себе, что в этот момент попросту лишена способности мыслить здраво. Такое бывает со всеми, не только со мной. И чтобы вовремя вынырнуть из этого состояния, нам нужны «волшебные зеркала». «Волшебные зеркала» нужны всем.

Даже если художник и не имеет непременной природной склонности к саморазрушению, приступы безжалостной самокритики случаются с любым, и в эти периоды следует полагаться на взвешенность суждений наших «волшебных зеркал». Что касается меня, то я обнаружила, что самые язвительные комментарии мой внутренний критик приберегает для работы, которая впоследствии окажется самой сильной из всех. Когда я трудилась над недавно вышедшей книгой «Долгие прогулки»[15]15
  Издана на русском языке: М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016.


[Закрыть], критик просто из кожи вон лез, твердя, что пишу я отвратительно и зря вообще взялась переносить свой замысел на бумагу. Страдая от его нападок, упав духом, измучившись от необходимости все время преодолевать себя, я в конце концов отдала свои эссе другу-«волшебному зеркалу» и попросила прочесть.

Величайшее добро, какое ты можешь сделать для другого, – не просто поделиться с ним своими богатствами, но и открыть для него его собственные.

Бенджамин Дизраэли

«По-моему, все хорошо, очень сильный текст, – был диагноз озадаченного друга. – Объясни еще раз, что тебе здесь не нравится?»

Конечно, я не могла точно сказать, что не так с моей работой. Внутренний критик не был готов к аргументированному спору. Он предпочитал бросаться всевозможными обтекаемыми, неопределенными обвинениями вроде «слабо».

«Ну, я думала, получается слабо, что-то в этом роде».

«Да нет же! По-моему, сильные эссе».

Показав эти же эссе еще одному другу-«волшебному зеркалу» и вновь получив похвалу вместо колотушек, слегка воспряла духом. Может, мой критик так оживился не потому, что работа плоха, а как раз потому, что она хороша? Мои «волшебные зеркала» считали, что эссе удались, а я давно убедилась, что их оценки неизменно соответствуют действительности.

«Волшебные зеркала» не льстят. Они очень хорошо понимают, что мы ждем от них объективности. Среди моих друзей-«волшебных зеркал» есть весьма суровые критики. Я знаю: чтобы удовлетворить их взыскательный вкус, я и впрямь должна соответствовать. «Волшебные зеркала» не всегда выносят суждение в нашу пользу. Друг-«волшебное зеркало» может сказать: «Гм, знаешь, тут во второй половине текст провисает». Или: «У тебя голос как-то приглушенно звучал. Это специально так задумано?» Или: «По-моему, вот тут ты уходишь от темы». Такие замечания, которые делаются исключительно в наших интересах, означают: «Поработай еще, здесь что-то не так».

Сегодня днем у меня зазвонил телефон. Это был Эд Тоул, один из моих самых старых друзей и самых верных читателей. Он звонил из машины, откуда-то из Лос-Анджелеса. Эд угодил в пробку и, вынужденно остановившись, понял, что все думает о моей книге.

«Тоже стою в пробке, – рассмеялась я. – У меня куча идей, но я никак не могу их записать, хоть в каком порядке».

«Господи боже мой, да ведь это только первый вариант текста! Зачем тебе вообще думать о порядке? Откуда ты знаешь, что с чем будет сочетаться, если у тебя еще ничего нет? О порядке подумаешь позже».

Сам Эд относится к числу лучших из известных мне писателей. Мысль о том, что он не считает, будто первый же вариант текста должен быть строго выстроен и выверен, несколько меня ободряет. Беседуя с ним, я начинаю расслабляться. В голову приходит мысль: «Хм, а ведь мои книги всегда поначалу выглядели сущей путаницей. Чтобы все расставить по местам, всегда нужно написать еще несколько вариантов текста».

Слово «всегда» действует на меня успокаивающе. Оно напоминает, что я уже писала в прошлом и продолжу писать в будущем. Работа над текстом – дело путаное, причем от дела в нем столько же, сколько от путаницы. Расслабленно вспоминая прошлые вехи своего писательского опыта, я отпускаю напряжение. Эта книга идет ничуть не хуже и не тяжелее, чем любая другая. Мне просто кажется, что она хуже и тяжелее, но это только потому, что я работаю над ней прямо сейчас.

Мы с Эдом Тоулом дружим 25 лет. Мы читаем рукописи друг друга с тех самых пор, как окончили Университет Джорджтауна. Эд прочел «Путь художника» одним из первых, и благодаря его комментариям эта и следующие мои книги обрели свою форму. «Пожалуй, следует ему поверить, – думаю я. – Он советует идти дальше».

Люби и делай что хочешь.

Блаженный Августин

Вера – вот одна из важнейших вещей, без которых не обрести «волшебное зеркало». Мы должны доверять здравому смыслу друга, к помощи которого прибегаем. Не может быть «волшебным зеркалом» человек, который, как мы подозреваем, несет вздор или потакает нам. Нам не нужны потакания. Нам нужны друзья, которые достаточно суровы, чтобы прямо сказать, что они видят.

Девять часов вечера, Страстная суббота. В Париже уже три часа ночи, почти Пасха, а я, по ощущениям, нахожусь где-то посреди Атлантики. На моих внутренних часах примерно полночь. Не буду больше пытаться писать, лягу пораньше. Маленький кокер-спаниель, словно почувствовав мой настрой, уже свернулся на краю кровати, в гнездышке из одеяла. У меня заготовлена кипа таблоидов – проверенное снотворное. А прошлой ночью мне снился чудесный сон – будто я пишу роман.

Волшебная лоза

Мы не всегда можем пообщаться с друзьями. Порой, пребывая в сомнениях или отчаянии, обнаруживаем, что остались одни и должны в одиночку набраться отваги, чтобы идти дальше. Может быть, мы оказались в чужой стране или просто в другом часовом поясе. Или друзья прямо сейчас заняты собственными важными делами. В такие времена нам больше всего нужно письмо с ободрениями – пусть даже писать его придется самим.

Возьмите ручку. Напишите самому себе письмо со словами поддержки. Перечислите все дела, которые вам когда-либо удавались. Воздайте себе должное за хорошо проделанную работу, пусть даже она пока не снискала широкого признания. Хвалите себя за конкретные вещи. Дайте о своей работе такой отзыв, о котором мечтаете. Если, допустим, издательство отвергло ваш роман, ответьте на эту новость хвалебным отзывом: «Дорогая Джулия! Ваш роман “Призрак Моцарта” просто великолепен – и весьма необычен. Персонажи прописаны прекрасно и тепло. Блестящие диалоги…» Отправьте это письмо туда, где вы сможете его прочесть и порадоваться.