Текст книги "Опасный джентльмен"

Глава 10

Она испробовала все, с каждым днем ее действия становились все скандальнее, но чем больше она старалась, тем более равнодушным выглядел муж, и это сводило ее с ума.

В данный момент Лилиана аккуратно вырезала тулью у лучшей шляпы мужа, представляя, как выйдет к ужину в накидке из его шейных платков. Это должно быть весьма забавно.

Когда она села за стол, жалуясь на сквозняк, Эдриан бросил подозрительный взгляд в ее сторону, и на миг ей показалось, что победа у нее в руках.

– Сквозняк, мадам? Я не заметил, но ваша накидка вас согреет, – сухо произнес он и знаком велел слуге подавать ужин.

Сначала Лилиана подумала, что муж не понял, из чего сделана ее накидка, и решила объяснить:

– Я сама это сшила.

Эдриан мило улыбнулся и взял свой бокал. Черт побери, он не только лишен эмоций, но еще и слеп, как летучая мышь!

– Я шила ее несколько дней, – с гордостью добавила она.

– И как вам удалось достичь такого сочетания цветов?

– Я подобрала кусочки ткани разных оттенков.

– Какой-то особый вид ткани?

– Ну… возможно, это были ваши шейные платки. – Лилиана посмотрела ему в глаза, ожидая реакции.

– Понимаю. Возможно, это были мои шейные платки, – спокойно повторил Эдриан.

Она улыбнулась: сейчас он ее выругает, и совершенно заслуженно.

– Получился очень интересный рисунок.

– Только и всего? – недоверчиво спросила Лилиана. – Это же ваши платки!

– Я вижу.

– Неужели вы ни капельки не рассердились? – изумилась она.

– Конечно, нет. Я ничего не пожалею, чтобы сделать вас счастливой. О, сегодня отличный бифштекс, – заметил он, когда слуга подал ему тарелку.

Потерпев неудачу с платками, она попыталась его встревожить, заявив, что хочет забраться на самые высокие вершины в Индии.

– Вам понадобятся очень прочные башмаки, – последовал невозмутимый ответ.

А когда она высказала желание отправиться в Вест-Индию на торговом корабле, Эдриан усмехнулся:

– Это весьма позабавит команду.

Невозможный человек, его ничто не волнует!

Но Боже, как он волнует ее!

Лилиана тяжело вздохнула. Ночью он совсем другой, но не показывает своих чувств, а она слишком труслива, и слова, которые она хотела бы ему сказать, не идут у нее с языка. Какая же она идиотка!

Закончив работу над шляпой мужа, переделанной в корзинку для шитья, Лилиана положила нелепую вещицу на видное место, чтобы он заметил ее, и отправилась в оранжерею, где ее ждал незаконченный портрет Эдриана, над которым она трудилась уже две недели.

Вскоре ей это надоело, и она попросила оседлать молодую кобылу.

Молния неторопливо трусила по дороге, а Лилиана размышляла о том, что жизнь в Лонгбридже ничем не отличается от ее существования в Блэкфилд-Грейндже, и одному Богу известно, почему Эдриан на ней женился.

Проезжая мимо коттеджа Бейнза, она увидела мужа, который с несколькими мужчинами ремонтировал амбар. Эдриан снял куртку и жилет, засучил рукава, его густые волосы были стянуты на затылке кожаным ремешком. Оставаясь незамеченной, она любовалась им, пока не услышала какой-то писк у хижины, в которой иногда останавливались пастухи. Лилиана огляделась и взвизгнула от восторга, увидев щенков. Их было восемь штук, все светлого окраса, с толстыми лапками и до невозможности очаровательные.

Когда она вошла в гостиную, за ней ковылял самый толстый щенок.

– О Боже, о Боже! – только и выдавил из себя Макс.

– Правда, замечательный? – просияла Лилиана.

– О, миледи! – вскричал дворецкий, увидев, что щенок схватил зубами край дорогого обюссонского ковра. – Неужели вы не заметили, что в Лонгбридже нет ни одной собаки?

Действительно. Лилиана с недоумением взглянула на Макса:

– Я… я не понимаю. Тот застонал.

– Пожалуйста, не говорите мне, что здесь кто-то не любит собак. – Эта нелепая мысль рассмешила ее.

– Это не мое дело, мэм… но миссис Дисмьюк рассказывала… – Дворецкий умолк.

– Что она вам рассказывала?

– Один из конюхов… не важно, как это дошло до миссис Дисмьюк… Так вот, она сказала, что иногда переписывалась с леди Килинг, и вроде бы в детстве его светлость очень любил собак, которых держал лорд Килинг. На его псарне был щенок, дворняжка, и наш граф очень к нему привязался, всегда ласкал малыша.

Лилиана представила себе мальчика Эдриана с собакой.

– Надеюсь, он их полюбит. – Она прижалась щекой к пушистому комочку, который взяла на руки, Макс вздохнул и покачал головой.

– Это страшная история. Лорду Килингу не нравилось, что граф возится со щенятами. У него были охотничьи собаки, и он запретил сыну играть с ними на псарне. А та дворняжка была слишком мала, чтобы держать ее вместе с остальными, к тому же у нее был только хороший нюх, и она не подходила для охоты.

– Значит, Эдриан держал ее у себя? – нерешительно спросила Лилиана.

– По-моему, лорд Килинг ему не позволил. Но кажется, его светлость продолжал ходить на псарню, иногда выпускал щенка на волю, и они совершали прогулки. У малыша действительно оказался отличный нюх, потому что он унюхал капкан, сунул нос куда не надо и здорово повредил лапу.

– Какой ужас! – пробормотала Лилиана.

– Это еще не все, миледи. Граф был в отчаянии, но отец решил наказать его за непослушание и на его глазах застрелил собаку. С того дня лорд Олбрайт не выносит собак, – прошептал Макс. – Лучше отнесите его назад, миледи.

Лилиана не шелохнулась. Она подумала, что мальчик, наверное, очень любил щенка, раз переживает до сих пор. Но если что и может пробудить в человеке любовь, так это собака.

– Трагедия произошла очень давно. Сейчас уже настало время ее преодолеть, как вы думаете? Макс вздрогнул.

– Леди Олбрайт, вы этого не сделаете! – простонал он, прижав руки к груди.

– Вы так думаете? – улыбнулась она.

Когда Эдриан вошел в Золотую гостиную, жена, сидевшая на банкетке, обитой китайским шелком, встретила его обольстительной улыбкой.

– Добрый вечер.

Она выглядела крайне привлекательно, голубое платье очень ей шло.

– Добрый вечер, – слегка улыбнулся он и, подойдя к буфету, вежливо кивнул слуге. – Что тут у нас есть?

Странное рычание заставило его обернуться. Лилиана все так же сидела и улыбалась… но в глазах мелькала озорная искорка, обычно предвещавшая беду. И, как бы подтверждая это, снова послышалось рычание.

Эдриан осторожно приблизился к жене, но резко отпрянул, увидев щенка, трепавшего маленькую подушку.

– Что это? – изумленно спросил он.

– Собака, – весело ответила Лилиана, подтолкнув ногой подушку.

– Это я вижу. Что она здесь делает?

– Сражается с большой, опасной подушкой. Да, мальчик? – засмеялась она и почесала щенка за ухом.

– Откуда… – Эдриан замолчал, ибо щенок, бросив надоевшую вещь, заковылял к креслу, чтобы обнюхать ножки. – Откуда он взялся?

– Я нашла его сегодня, когда выезжала на прогулку. – Лилиана выжидательно посмотрела на него.

Господи, у этого маленького существа лапы с чайное блюдечко. Эдриан опять невольно отступил, поскольку звереныш начал обнюхивать его сапоги и даже попытался ухватить их зубами.

– Это ньюфаундленд, и зовут его Хьюго, – объявила довольная Лилиана.

Но граф ее не слышал, так как старался избавить себя от докучливого внимания щенка. Она прикрыла рот ладонью, чтобы не засмеяться.

– А вы сознаете, что, когда эта собака вырастет, она будет ростом с теленка? – спросил Эдриан, отпихивая щенка, чем еще больше его раззадорил. – Он ест мою обувь! Немедленно заберите его!

Лилиана хлопнула в ладоши.

– Иди сюда, Хьюго, – промурлыкала она, размахивая подушечкой, и будущий теленок заторопился к ней.

– Вы намерены его оставить? – поинтересовался граф, понимая нелепость своего вопроса.

– Конечно. Разве он не прелесть?

– Не то слово, – буркнул Эдриан. – Я не знал, что вы любите собак.

– Вы многого обо мне не знаете. Он вам нравится? Хьюго, иди поздоровайся со своим папой. – И она подтолкнула к мужу маленькое чудовище.

– Я ему не папа! – возмутился он, отступая в очередной раз, поскольку Хьюго стал обнюхивать его бриджи.

– Он вам нравится, правда, Эдриан?

Нет, совсем не нравится. Он не выносит собак, особенно щенков, которые грызут его обувь. А вдруг это животное положит конец ее странному поведению?

– Я не возражаю, – с трудом проговорил граф и снова отпихнул щенка. – Если вы действительно хотите иметь собаку, я не против.

Новый пинок – и визг. Радостная улыбка Лилианы погасла.

– Хьюго!

Тот направился к ней, обнюхивая по дороге каждую вещь. Она взяла его на руки и пошла к двери.

– Спасибо. Потому что мне очень хочется иметь собаку.

Вечером Эдриан долго размышлял, как избавиться от этой зверюги, но в результате с ужасом признался себе, что теперь ему придется жить рядом с собакой. Правда, встречи их будут нечастыми, и то слава Богу.

На следующий день, проходя по коридору, Эдриан вдруг удивленно застыл и даже протер глаза. Нет, ему не померещилось: на дорогом ковре, привезенном из Бельгии, действительно возились два щенка, кусая друг друга за лапы, хвосты и уши.

Тут из библиотеки вышла Лилиана с куском материи в руках.

– О, я не знала, что вы дома, Эдриан, – весело сказала она.

– Хьюго успел размножиться? – сухо поинтересовался граф.

– Это его сестра, Мод. Я решила, что лучше иметь двух собак, чтобы они не скучали.

– Двух? – ошарашенно выдавил он.

– Хотя бы двух. – Лилиана кокетливо склонила головку набок.

– В доме?

– Разумеется. Они составят мне компанию. О, вы беспокоитесь о своем новом ковре? Не волнуйтесь. Мистер Боттомс говорит, что примерно через неделю они… начнут себя контролировать.

– Контролировать? – в бешенстве вскричал Эдриан. Видимо, эти твари перестанут грызть ножки мебели из красного дерева, чем они в данный момент и занимались.

– Когда они смогут выбегать по нужде во двор. Господи, помоги ему вынести нашествие этих зверей!

В конце концов Эдриан почти свыкся с их присутствием и даже осмелился войти в комнату жены, чего не делал уже несколько ночей. Лилиана спала и, когда он лег рядом, сонно раскрыла ему объятия. Это был простой, но чрезвычайно соблазнительный жест. Они страстно занялись любовью, пока вместе не достигли вершины, а потом медленно спустились с нее в потоке нежных поцелуев.

Уходя, Эдриан помедлил у двери и опять услышал звук, похожий на рыдание. Ему вдруг захотелось вернуться, обнять ее, успокоить, осушить слезы, но он, как всегда, оставил Лилиану одну.

Проклятие! Что-то в нем происходило, что-то менялось, и это Эдриану не нравилось. Совсем не нравилось.

Он подошел к столику, налил в бокал бренди и, сев перед камином, задумчиво уставился на огонь. Без сомнения, Лилиана оказывала на него влияние и вопреки его воле пробуждала в нем чувства, дремавшие вот уже много лет.

Поначалу он с легкостью игнорировал ее и, проведя с ней пару часов в постели, вообще переставал думать о скромной простушке, на которой женился.

В ней не было ничего такого, что могло бы его заинтересовать, кроме страстных объятий по ночам. Тем не менее, рассердившись на него, она превращалась в другую женщину – как ни странно, очаровательную и жизнерадостную. Эдриан улыбнулся, вспомнив ее брюки, отрезанные волосы и дьявольский блеск в глазах, когда она демонстрировала ему накидку из его шейных платков. У нее красивые, выразительные глаза. Раньше он этого не замечал, как не замечал и того, что местные жители просто обожают ее. То и дело кто-нибудь спрашивал его, когда леди Олбрайт снова приедет к ним в деревню. Макс прислушивается к каждому ее слову, повар ежевечерне готовит ей пудинг, даже миссис Дисмьюк от нее в восторге.

Эдриан чувствовал себя осажденным в собственном доме. Если не толстый щенок под ногами, то еще какой-нибудь сюрприз. И постоянно где-то в доме звенел веселый смех. До того как в его жизнь вошла графиня, его супруга, все слуги при виде хозяина старались поскорее исчезнуть, страшились его гнева, не подавали голоса, если их не спрашивали, и, уж конечно, не смеялись. Казалось, от Лилианы исходил теплый свет, озарявший и согревавший все вокруг, и слуги жили в состоянии приятного умопомешательства и даже его перестали бояться.

Но иногда по ночам ему казалось, что его жена больше никогда не засмеется. Почему она плакала? От чего у нее разрывалось сердце? Ведь он достаточно хорошо обращался с ней, намного лучше других мужей, в этом он был уверен. Она имела все, что хотела, но почему-то чувствовала себя несчастной.

Эдриан снова ощутил беспокойство. Он не желал ничего чувствовать, ведь несколько раз, когда он позволил чувствам взять над ним верх, случалась беда. Смерть матери, упокой Господи ее душу, Бенедикт, кузен Филипп, чья гибель будет ему вечным укором.

Такого не должно повториться. Чего бы Лилиана ни хотела от него, что бы ни заставляло ее плакать по ночам, ей следует это преодолеть, а он постарается сделать их жизнь нормальной, без ненужных мучительных эмоций. Она слишком молода и потому ранима, а он в ответе за то, чтобы ее придуманные чувства к нему не испортили ей жизнь. Значит, ему нужно держать ее на расстоянии хотя бы в физическом смысле.

Работая утром в своем кабинете, Эдриан услышал, как что-то разбилось, и одновременно раздался визг. Он с тяжелым вздохом открыл дверь, посмотрел на осколки вазы, на отвратительные создания, учинившие разгром, и, проигнорировав дружелюбно виляющие хвосты, рявкнул:

– Убирайтесь к своей хозяйке!

В кабинете он яростно дернул шнур звонка и даже не обернулся на скрип двери.

– Пусть там наведут порядок, – велел он.

– Да, милорд, – поспешно ответил Макс.

– Здравствуй, Эдриан.

Глава 11

– Что привело тебя в Лонгбридж? – Хотя сердце у него колотилось, граф спокойно посмотрел на брата. – Тебя послал Арчи?

– Нет, – покраснел Бенедикт.

– Значит, ты приехал увидеться с Лилианой? – насмешливо спросил Эдриан.

– Нет-нет, я приехал увидеться с тобой.

– Может, ты претендуешь и на Лонгбридж?

– Ни на что из твоего наследства я не претендую и никогда не претендовал, – с несвойственной ему холодностью процедил Бенедикт. – Мне очень неприятно случившееся, особенно теперь, когда я приехал уладить наши отношения.

Уладить отношения? И каким образом он собирается это сделать? Между ними годы недоверия и непонимания, черт возьми!

Эдриан услышал смех – значит, Лилиана где-то рядом, и ему очень не захотелось, чтобы она встретилась с его братом.

– Довольно странное намерение, – усмехнулся граф.

Он думал, что никогда больше не увидит Бенедикта. Этот лицемер предал его, трусливо прячась за спиной Арчи, пока не получил его, Эдриана, законное наследство. Закрывая плотнее дверь кабинета, он вспомнил глаза Бенедикта в день свадьбы.

– Не желаешь выпить? Может, бренди?

– Виски. Прошу, Эдриан, поверь, я ничего не знал, поступок отца удивил меня не меньше, чем тебя.

– И ты действительно считаешь, что я тебе поверю?

– Да, – взволнованно начал Бенедикт. – Как я мог об этом знать? Отец был в Лондоне, я в Парке. Я и о Филиппе не знал.

– Смерть Филиппа тут ни при чем, брат. Арчи несколько лет к этому готовился, и тебе все было известно. Бенедикт долго смотрел на бокал.

– Ничего подобного, – наконец заявил он. – Именно смерть Филиппа от твоей руки заставила его принять такое решение.

Смерть Филиппа от его руки… Здорово сказано! Эдриан подошел к буфету и налил себе новую порцию.

– Клянусь, я не собирался заводить об этом разговор, – виновато сказал Бенедикт. – Я только хотел объяснить. Между отцом и тобой что-то произошло… не знаю, что именно и почему… но я в этом не участвовал. Я не мог на него повлиять, он был непреклонен. И пусть я не в состоянии ничего изменить, мое отношение к тебе осталось прежним.

– Твое отношение? – саркастически усмехнулся Эдриан. – Тогда, в Парке, ты его никак не проявил.

– Я был потрясен не меньше тебя.

Граф подошел к столу и начал перебирать лежащие там бумаги. Ложь! Бенедикт прекрасно все знал еще до разговора в библиотеке. Но… что мог предпринять такой слабовольный человек?

– Мне до сих пор не верится. Я много раз думал о причине его презрения. Оно всегда было… необоснованным, я понятия не имею…

– Ты когда-нибудь спрашивал у него? – поинтересовался Эдриан, небрежно просматривая бумаги.

– Нет. А ты? – после долгого молчания ответил Бенедикт.

Если рассказать ему всю правду, это обесчестит мать, а кроме того, узнав обо всем, брат получит над ним власть.

– Невзирая па причины, это нечестно. Клянусь, я пытался убедить отца, чтобы он посмотрел на тебя моими глазами. Я восхищался тобой с раннего детства, Эдриан, и мысль о том, что мы постепенно отдаляемся друг от друга, для меня невыносима.

Граф не верил ни единому слову, видя перед собой только лицо брата во время свадьбы, боль в его глазах и такое же страдание на лице мертвого Филиппа. Кузен тоже восхищался им. А он навлек беду на них обоих…

Честно говоря, каким бы ни был его брат, он не похож на Арчи. И если бы он не принял сторону отца в борьбе за наследство, не состоялась бы и эта недостойная свадьба.

– Мне очень жаль, что так получилось с Лилианой, – вдруг признался Эдриан и сам удивился сказанному.

– С Лилианой? – растерянно повторил Бенедикт.

– Я очень сожалею, что причинил тебе боль, женившись на ней.

– Пустяки. Никаких особых чувств я к ней не испытывал, мне лишь казалось, что она может стать хорошей женой. Она ничего для меня не значила.

Лжец! По тому, как он усердно возился со своей манжетой, было ясно, что даже теперь она ему небезразлична. И естественно, Лилиана выбрала самый неудачный момент, чтобы заглянуть в кабинет.

– Эдриан… – Увидев деверя, она замолчала, но потом вошла, а за ней и оба щенка. – Бенедикт!

На миг графу показалось, что она бросится в его объятия, однако Лилиана резко остановилась и с улыбкой взяла Бенедикта за руку.

Тот подхватил ее под локоть, отшвырнув ногой одну из собак, которая положила мокрые лапы ему на бриджи.

– Лилиана, как я рад нашей встрече! – засиял Бенедикт. – Вы прекрасно выглядите.

Она ничего для него не значила? Да только слепой не увидит, как он ее обожает!

– Вы приехали один? Погостите здесь? Я хочу услышать все новости. Я получила от Каролины письмо, она пишет…

– Можете сообщить вашей сестре, что мистер Фезер не перестает с нетерпением ее ждать, – улыбнулся Бенедикт.

– Чудесно! Думаю, папа все же согласится. – Она потянула его к дивану. – А Том прислал вам что-нибудь? После моего отъезда я получила от него только одно письмо.

– Тому очень нравится в Бате. Теперь нужно, чтобы кто-то сообщил об этом мисс Девис, – со смехом ответил Бенедикт. – О, вы должны мне обо всем рассказать!

Деверь с энтузиазмом принялся рассказывать о каком-то деревенском танцевальном вечере и всякий раз пыжился от гордости, когда она смеялась. Лилиана заинтересованно ловила каждое его слово, а щенки крутились у ее ног, дожидаясь полуденного купания. Эдриан наблюдал за ними, приходя в отчаяние от мысли, что они прекрасно друг другу подходили, а он их разлучил. Лилиана никогда еще не выглядела такой радостной. Граф сжал зубы. Невероятно! Видимо, он сошел с ума, раз испытывал ревность. Головная боль, начавшаяся от разговора с Бенедиктом, уже застилала ему глаза, и Эдриан направился к двери. Пусть без него поболтают о людях, которых он не знал и не желал знать, о событиях, которые его не интересовали.

– Эдриан, посидите с нами. Вам наверняка интересно услышать все новости, – попросила Лилиана.

– Полагаю, Бен останется здесь на несколько дней. Мы еще успеем поговорить, – ответил граф и вышел, пока боль не свалила его с ног.

Несколько дней превратились в неделю, а Бенедикт и не собирался уезжать. Он вел себя вполне корректно, выказывал большое почтение невестке, да и она, видимо, получала удовольствие от его общества. Может, он действительно хотел наладить отношения? Глядя на них, Эдриан ощущал бремя вины и гнетущую тревогу за жену. Если бы она не плакала ночью каждый раз, когда он уходил от нее, его бы совершенно не волновала мысль о том, что человек, который мог сделать ее счастливой, находится в этом доме. Интересно, проявляла бы Лилиана такую же страсть в постели с Бенедиктом?

Однажды Эдриан видел, как они гуляли по морозу, как его брат, склонив к ней голову, слушал ее с таким выражением, будто она рассказывала что-то необыкновенно интересное. Но теперь для них все кончено: он сам их разлучил, и ничего уже нельзя исправить.

Эдриан был не единственным, кто задавал себе вопрос, долго ли еще Бенедикт пробудет в Лонгбридже.

Его назойливое присутствие начало тяготить и Лилиану. Она с трудом скрывала раздражение, поглядывая на деверя, который сейчас бродил по оранжерее, рассматривая ее картины.

– У вас исключительный талант! – восхищался он.

– Не надо мне льстить, Бенедикт.

– Но вы правда очень талантливы, Лилиана, – настаивал он. – В вас есть нечто особенное, я просто в восторге.

Отвернувшись, Лилиана критически взглянула на пейзаж, который писала.

– Ах, он прекрасен! Какой талант! Уверен, Эдриан постоянно говорит вам об этом.

Лилиана почувствовала тошноту, как случалось всякий раз, когда он упоминал о брате. Она словно играла роль в некой странной пьесе, изображая, что у них с мужем все хорошо, и стараясь, чтобы Бенедикт не узнал правду. Если бы ему стало известно о ее незавидном положении в собственном доме, он бы рассказал Тому или даже родителям, и скоро весь приход судачил бы о том, что «негодяй с Риджент-стрит» с трудом выносит свою жену. Какое унижение!

– Конечно, он говорит вам, – повторил Бенедикт. Она постаралась весело засмеяться.

– Эдриан очень занят, у него много работы.

– Следовательно, не говорит.

Лилиана пожала плечами. Да и как он мог говорить? В оранжерею он почти не заходит, на картины, развешанные ею у него в кабинете, даже внимания не обратил.

– Искусство не слишком его интересует, – пробормотала она, беря палитру.

– Нет, интересует. И очень. У него одна из самых замечательных коллекций в Лондоне, – сердито сказал Бенедикт.

– Ну, я ведь не художник и рисую для своего удовольствия, – беспечно возразила Лилиана.

– О Боже! Этого-то я и боялся! – простонал он, потом неожиданно встал на колено и схватил ее руку. – Он сделал вас несчастной, да? Не скрывайте, это же очевидно!

– Бенедикт! Вы не понимаете, что говорите!

– Я наблюдал за вами, к тому же знаю, что он за человек. Если бы он по-настоящему ценил вас, то не… вы знаете, что я имею в виду.

– Что я знаю? У него много дел, вот и все.

– Лилиана, подумайте! Разве он не оставлял вас надолго одну? И ночью? Разве, уезжая куда-то или получая какие-то письма, он не хотел, чтобы вы…

– Простите? – Она улыбнулась, пытаясь скрыть растерянность. – Эдриан сейчас очень занят преобразованиями в Лонгбридже.

– Да-да. Причем настолько, что не находит времени даже пообедать с вами.

У Лилианы возникло сильное желание дать ему пощечину.

– Ваши намеки мне не понятны. – Она выдернула свою руку. – И это не ваше дело. У нас все прекрасно.

– Я должен вам поверить? – спросил Бенедикт, медленно поднимаясь.

– Как сочтете нужным. Я буду весьма признательна, если вы оставите свои мысли при себе – они меня не интересуют. – Сняв фартук, Лилиана пошла за плащом.

– Я только хочу, чтобы вы были счастливы, и сделаю для этого все, что в моих силах. Если он не может о вас заботиться, если все его внимание направлено куда-то еще…

– Довольно! – закричала она. – Как вы смеете вмешиваться в мои семейные дела? Бенедикт, если вы сердитесь, что я вышла замуж за него, так и скажите! Но пожалуйста, не будьте жестоки!

Он взял плащ и подал ей.

– Я не могу быть с вами жестоким, мне просто очень жаль вас. Я хорошо знаю вас обоих, и мне тяжело видеть, как вы страдаете от его невнимания.

Лилиана выскочила из оранжереи и побежала куда глаза глядят, лишь бы не видеть его и не слышать. Наконец она вернулась домой, поднялась по узкой лестнице для слуг, влетела в свою комнату и, захлопнув дверь, упала на кровать.

Господи, теперь он узнал, что Эдриан ее не любит! Слабая надежда, которую она лелеяла все это время, рухнула, когда Бенедикт намекнул на существование другой женщины.

Нет, этого не могло быть! Эдриан никуда не уезжал. Но ведь он исчезал на весь день, а Лонгбридж большой, в нем столько деревень, столько коттеджей, трактиров, гостиниц, сотни людей – тысяча возможностей для мужчины, который был известным любителем женского пола! Так почему она рассердилась на Бенедикта, если думала о муже то же самое? Но услышать это из чужих уст… Лилиана с яростью ударила по подушке. Не может быть, она этому не верит!

Тем не менее она верила.

Она потеряла Эдриана.

А разве он принадлежал ей? Лилиана опять замолотила кулаком по подушке, словно пыталась уничтожить страшную правду.

Вечером она не вышла к ужину, послав Эдриану записку, что у нее болит голова. Никого это не волновало, никто не зашел к ней, только горничная, которая принесла суп. Полли очень рассердилась, когда хозяйка отказалась от еды, и, прищелкнув языком, неодобрительно пробурчала:

– Девочки Олбрайт были такими же, со странностями, они тоже не хотели есть.

Расстроенную Лилиану совершенно не волновали ни девочки Олбрайт, ни их странности. Неужели она проведет остаток жизни взаперти, тоскуя по мужу и терпя его презрение? Но еще хуже, если он придет ночью, а потом, как всегда, оставит ее в одиночестве, с пустотой в душе, от которой можно сойти с ума.

Да лучше умереть! Она для него только сосуд, кусок плоти, годный для производства наследника. И раз он безразличен ко всему остальному, тогда и она станет такой же.

Эдриан не предполагал, что отсутствие супруги так его обеспокоит, пока не оказался за столом наедине с Бенедиктом. Столовая вдруг показалась ему слишком большой и тихой без веселого смеха жены, без ее споров о том, какой пудинг сегодня готовит повар.

Видимо, Бенедикт тоже это заметил. Во время первого блюда оба молчали и жадно пили вино, словно их мучила нестерпимая жажда. К третьей смене блюд напряжение вроде бы немного спало.

– Честно говоря, я никогда бы не подумал, что ты можешь так долго жить на одном месте, – сказал Бенедикт, доедая рыбу.

– В Лонгбридже много работы, – пожал плечами Эдриан.

– И ты не скучаешь по Лондону? По «негодяям» и прочему?

Очередное болезненное напоминание о Филиппе, которые брат делал слишком часто.

– Абсолютно, – солгал граф. – Но подумываю съездить туда на пару дней.

Эта мысль пришла Эдриану только сегодня.

– И наверняка представишь Лилиану своим друзьям? – почти с надеждой спросил Бенедикт. – Пора бы Лондону увидеть, какую женщину выбрал себе в жены Олбрайт.

«Почудилось? Или в самом деле глаза у него как-то странно блеснули?» – подумал Эдриан.

– Думаю, не в этот раз. Я пробуду там всего день-два, она слишком устанет.

– Путешествие с женщиной немного похоже на пытку, – кивнул Бенедикт. – Я тебя не осуждаю.

– Да? – Граф с любопытством взглянул на брата.

– Я, конечно, не монах, – усмехнулся тот. – Правда, мои подвиги не идут ни в какое сравнение с твоими, но я все-таки мужчина.

Эдриан понятия не имел, какую жизнь вел его брат. Он всегда считал его простым деревенским сквайром, который по вечерам обедает с Арчи и ценит комфорт больше любой женщины.

– Прекрасная идея, между прочим. Я тоже собирался в Лондон. Можно поехать вдвоем, – предложил Бенедикт.

Невероятно! Эдриан рассказал ему о своих планах с единственной целью: он надеялся, что Бенедикт наконец покинет Лонгбридж.

– У тебя здесь карета, а я путешествую верхом и…

– Разумеется, я тоже поеду верхом, а потом вернусь за каретой.

– Путь не близкий. Из Килинг-Парка он займет целых полдня.

– Ну и что? Это все равно по пути. Нам будет интересно, Эдриан. Помнишь, как мы собирались в Итон?

Да, он помнил. Только брат давно уже перестал быть тем маленьким чертенком.

– Скажи, ты что, меня презираешь? – с веселой насмешкой спросил Бенедикт.

– Конечно, нет.

Эдриан действительно не презирал брата, даже считал, что тот неповинен в сговоре с Арчи; ему только хотелось, чтобы Бен проявлял больше мужества.

– Ладно, поедем вместе.

Сославшись на головную боль, граф отказался от игры в шахматы и направился к себе. Голова у него и правда раскалывалась, но думал он совсем о другом.

К счастью, Лилиана еще не легла. Сидя у туалетного столика, она что-то читала, однако даже не повернулась, будто не слышала, как он вошел.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Эдриан.

– Прекрасно, благодарю вас, – пробормотала она.

– Что вы читаете?

– Письмо от Каролины.

Он наклонился, пощекотал носом ей шею, но, когда дотронулся языком до мочки уха, Лилиана отпрянула.

– За ужином нам очень вас не хватало, – прошептал Эдриан.

Она молча сунула листок под шкатулку и сложила руки на коленях. Странно. Лилиана обычно радовалась его ласкам. Он погладил ее по груди, но она не шелохнулась.

– Кажется, мадам, вы не хотите?

– Я ваша жена и не имею права не хотеть. Что бы это значило, черт побери?

– Довольно нелюбезный ответ, – нахмурился он и провел рукой по ее волосам.

Она равнодушно посмотрела на него и медленно встала. В неярком свете свечи ее белый шелковый пеньюар казался легким туманом, поднимавшимся над озером. Не сводя с него глаз, Лилиана направилась к кровати, и он в замешательстве подумал, что она затеяла какую-то новую игру. Эдриан последовал за ней и вдруг замер на месте, когда сгусток белого шелка упал к ее ногам.

Лилиана молча стояла перед ним.

Обнаженная.

О Господи, да у нее великолепное тело!

Его жадный взгляд скользил по округлым плечам, зрелой, полной груди с темными пиками сосков, по гибкой талии, переходящей в соблазнительные бедpa с золотистым треугольником волос между ними. Она никогда такого не делала – и вот теперь стояла перед ним, позволяя ему не торопясь разглядывать ее, сколько он захочет. Правда, долго находиться в бездействии он не мог – восставшая плоть уже рвалась на волю.

– Это приглашение, мадам? – лениво улыбнулся Эдриан. – Если да, я не стану возражать.

Он быстро скинул жилет и рубашку, схватил жену в объятия, крепко прижал к себе податливое тело и, не отрывая губ от ее рта, отнес на кровать. Эдриан продолжал свои ласки, пока до него вдруг не дошло, что Лилиана ему не отвечает. Проклятие, он единственный участник этого сладострастного танца!

Приподнявшись на локтях, он с гневом уставился на нее, но Лилиана в ответ лишь нахмурилась.

Она совершенно не похожа на себя. Ладно, он плохо ее знал, но там, вне этих стен, а здесь, в спальне, он знал ее очень хорошо, и теперь… По спине у него пробежал странный холодок. Эдриан медленно сел, его глаза яростно требовали объяснения.

И Лилиана ответила. Взгляд ее оставался таким же безучастным, когда она вдруг раскинула руки и широко развела бедра.

Как шлюха.

– Ты соображаешь, что делаешь? – рявкнул он.

– Ведь ты этого хочешь, не так ли? Оскорбленный, Эдриан сдвинул ей ноги.

– Это отвратительно! Немедленно прекрати!