Текст книги "Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи"

Я думаю, что это и справедливо, и прилично. Скабичевский[24]24
  Скабичевский Александр Михайлович (1838–1911), литературный критик, публицист, мемуарист, историк литературы, сотрудник «Современника» и «Отечественных записок».


[Закрыть] на эту тему написал бы три статьи по 4 листа каждая, и все-таки нельзя было бы понять, кто кого ‹– – –›. А я люблю писать кратко, справедливо, ясно и прилично. Оттого и нравлюсь… иногда.

Из письма к П. В. Анненкову от 15/27 февраля 1876.

Ницца (18–2, с. 261).

5

Сидим мы с Унковским[25]25
  Унковский Алексей Михайлович (1828–1893), юрист, общественный деятель; ближайший друг Салтыкова.


[Закрыть] и удивляемся: как это ты так нерасторопен, братец! Тертий[26]26
  Филиппов Тертий Иванович (1825–1899), выходец из мещан; знаток, собиратель и талантливый исполнитель народных песен; чиновник Государственного контроля Российской империи. Речь идет о его назначении на пост товарища государственного контролера.


[Закрыть] вот уж с месяц как назначен, а ты и до сих пор с поздравлением не бывал! В прошлый сезон мы с ним в сибирку игрывали, а нынче думаем: вот кабы Павлов[27]27
  Павлов Иван Васильевич (1823–1904), соученик Салтыкова по Московскому дворянскому институту и Александровскому лицею; основатель и фактический редактор еженедельника «Московский вестник».


[Закрыть] приехал, он бы к нему съездил, а от него к нам, – все бы хоть частицу аромата с собой принес. Он говорит, что это второй пример: Ломоносов и он. Он еще хуже, ибо незаконнорожденный. Прямое, говорит, доказательство, что Россия государство демократическое. Ржевский протоиерей прислал телеграмму: блаженно чрево родившее (носившее, кажется!) тя и сосцы яже еси сосал. И он не сам ответил, а Брилианту велел: читал с удовольствием и благодарю ржевское духовенство. Многие из смеявшихся над ним покаялись, и многим благочестивым людям являлся Татаринов и говорил: ныне только разрешились узы, сковывавшие душу мою![28]28
  Примеч. Салтыкова: «Татаринов сказывал, что до сих пор находился в чистилище, а теперь будет сидеть в раю на лоне Госуд‹арственного› контр‹олера› Апрелева». Татаринов Виталий Алексеевич (1816–1871), реформатор финансового управления при Александре II, государственный контролер России (1864–1871); Апрелев Иван Федорович (1790–1874), товарищ государственного контролера (с 1853).


[Закрыть] Он же, когда ему о сем было повещано, только сказал: откуду мне сие? Великий Михаил[29]29
  Островский Михаил Николаевич (1827–1901), брат драматурга; предшественник Филиппова на посту товарища государственного контролера.


[Закрыть] обиделся: как это на место его, сына секретаря московского магистра, сделали незаконнорожденного сына ржевского аптекаря! Говорят, он и до сих пор не может опомниться: сидит и плачет, а митрополит Филофей[30]30
  Митрополит Киевский и Галицкий Филофей (в миру Тимофей Григорьевич Успенский, 1808–1882), в 1857–1876 епископ Тверской и Кашинский. В 1860–1862 гг. тверской вице-губернатор. Салтыков бывал на приемах в резиденции Филофея – Трехсвятском монастыре. Под именем Пустынник выведен в очерке «Наш губернский день», прообраз щедринских персонажей в очерке «Помпадур борьбы» и в сказке «Архиерейский насморк».


[Закрыть] клетчатым платком утирает ему слезы.

Это, говорит он, слезы благодарности, батюшка! сладкие слезы! пущай текут! И в благодарности, отвечает Филофей, не надлежит чрезмерного дерзновения выказывать, но смириться и рещи: твори господи волю свою! На первый раз ему поручено: устроить хор певчих при домашней церкви в дому Г‹осударственного› конт‹ролера›, и я слышал, будто он выписывает тебя, чтобы ты показал, как нужно читать «Апостол». Но это еще неверно, потому что интригует Брилиант[31]31
  Бриллиант П. А. – чиновник Государственного контроля.


[Закрыть], которому хочется самому отхватать «Апостола». Чиновники не только не удивляются, но говорят, что так и следовало ожидать. Что он и умнее и красивее Михаила, и что даже ‹– – –› у него больше.

Из письма к И. В. Павлову от 27 ноября 1878. Петербург (19–1, с. 89–90).

6

Пушкинский праздник[32]32
  Речь идет об открытии в Москве 6 июня 1880 г. памятника Пушкину (скульптор A. M. Опекушин), средства на который были собраны по подписке. На заседании Общества любителей российской словесности выступили многие известные писатели, но наибольший успех имели речи Тургенева и Достоевского.


[Закрыть] произвел во мне некоторое недоумение. По-видимому, умный Тургенев и безумный Достоевский сумели похитить у Пушкина праздник в свою пользу, и медная статуя, я полагаю, с удивлением зрит, как в соседстве с ее пьедесталом возникли два суднышка, на которых сидят два человека из публики. Достоевский всех проходящих спрашивает: а видели вы, как они целовали у меня руки. И по свидетельству Тургенева (в Петербурге подагрой страдающего, но, кажется, сегодня уезжающего за границу), будто бы прибавляет: а если б они знали, что я этими руками перед тем делал!

Из письма к А. Н. Островскому от 25 июня 1880.

Петербург (19–1, с. 157).

7

Видел в Париже Тургенева и хотел писать статью под названием: «Кто истинно счастливый человек?», но больно уж коротко выходит: Тургенев. Соблюдает все правила общежития, как-то: встречаясь с незнакомой женщиной (разумеется, дамой) на лестнице, поклонится (не бойся! не ‹– – –›!), встречаясь с знакомой дамой на улице, не поклонится (может быть, она к любовнику идет и не желает, чтобы ее узнали) и т. д. Слегка пописывает, слегка ‹– – –›, ездит в посольство, но не прочь поддерживать сношения и с рефюжье[33]33
  Рефюжье – эмигранты (фр.).


[Закрыть]. Одним словом, умирать не надо. И Вы увидите, всех он переживет, и когда Виардо последние деньги из него высосет, то примет звание наставника при будущем наследнике престола. Вот-то озлится Достоевский![34]34
  Заключительная реплика многозначна: она направлена на Достоевского, «почвенническая» идеология которого была чужда Салтыкову, но вместе с тем содержит намек на многолетний конфликт между Достоевским и Тургеневым.


[Закрыть]

Из письма к А. Н. Островскому от 22 октября 1880.

Петербург (19–1, с 182–183).

8

…В Париже проливные дожди, сырость, слякоть, а я не остерегся, ходил в театры и схватил жесточайшую простуду. Выходит, что я живу здесь взаперти совершенно так, как бы жил на Колтовской или в 1-м Парголове[35]35
  Районы Петербурга, в летние месяцы заселявшиеся дачниками.


[Закрыть]. Даже в эту минуту жена и дети присутствуют на представлении «La Biche au bois»[36]36
  Феерия «La Biche au bois» («Лесная лань») была написана в соавторстве братьями Коньяр (Cogniard).


[Закрыть], а я, как дурак, сижу дома. А представь себе, в этой пьесе есть картина «Купающиеся сирены», где на сцену брошено до 300 голых женских тел (по пояс), а низы и ‹– – –› оставлены под полом в добычу машинистам. Я слышал, что Унковский нарочно приехал инкогнито в Париж и перерядился машинистом, чтобы воспользоваться ‹– – –› (300 ‹– – –›!). Но как только мне будет полегче, я сейчас же отправлюсь. А может быть, тоже машинистом переоденусь.

(Из письма к В. П. Гаевскому[37]37
  Гаевский Виктор Павлович (1826–1888), критик, истории литературы; соученик Салтыкова по Александровскому лицею, близкий его знакомый. Подробнее о нем см.: Строганова E. H. Гаевский // М. Е. Салтыков-Щедрин и его современники. Энциклопедический словарь. С. 83–87.


[Закрыть] от 30 августа/ 11 сентября 1881.

Париж (19–2, с. 33).

Виктор Павлович Гаевский

9

Был в «La biche au bois». Урусов[38]38
  Урусов Александр Иванович (1843–1900), адвокат, приятель Салтыкова.


[Закрыть] сидел около меня и все кричал, чтобы его на сцену пустили. Задницы были голубые, зеленые, розовые, красные, белые с блестками, и у всех – ангельское выражение.

Из письма к В. П. Гаевскому от 13/25 сентября 1881.

Париж (19–2, с. 40).

10

Коснуться женского вопроса в деревенской среде было бы интересно, но, разумеется, нужно избежать некоторого похабства. Вы справедливо сказали, что барам нужно то же, но другими словами, и Ваш анекдот о замене говна калом очень хорош, но ведь носим же мы штаны даже летом, когда могли бы совершенно свободно обойтись без оных. Я Вам скажу даже, что без штанов ходить только молодым людям может казаться желательным – для них оно и красиво и сподручно, а для нас, седеющих старцев, выгоднее, коли подальше наши инструменты запрятаны, и теплее и смехоты меньше.

А в ответ на Ваш анекдот о говне и кале расскажу другой анекдот. Работал плотник Кузьма на барском дворе и нечаянно зашиб себе ‹– – –›. Видит барыня из окна, что Кузьма сидит сам не свой, посылает девку узнать, что случилось. Возвращается девка и не смеет барыне доложить. – Зашиб, говорит. – Да что зашиб? – Не смею, говорит, доложить. – Да ты, дура, обиняком. – Маялась-маялась девка и вдруг надумала. – А вот что под ‹– – –›-то, говорит.

Так и надо писать. Ежели неприлично сказать «‹– – –›», пишите: то, что под ‹– – –›. И ясно и деликатно выйдет.

Я иногда к этому способу прибегаю, и выходит благополучно. Попробуйте и Вы. Ежели неблагополучно выйдет, то я приложу руки и постараюсь найти соответствующую замену.

Из письма к А. Н. Энгельгардту[39]39
  Энгельгардт Александр Николаевич (1832–1893), публицист, ученый-агрохимик, профессор Петербургского земледельческого института; был выслан в родовое имение, где занялся сельским хозяйством; автор цикла писем «Из деревни» (1872–1882, 1887).


[Закрыть] от 10 октября 1878.

Петербург (19–2, с. 47).

11

Устал ужасно. Да и ругают меня как-то совсем неестественно. Хорошо еще, что я не читаю газет и только в «Московских ведомостях» узнаю, что я безнравственный идиот. Каторжная моя жизнь. Вот Островский так счастливец. Только лавры и розы обвивают его чело, а с тех пор, как брат его сделался министром[40]40
  О М. Н. Островском см. сн. 29.


[Закрыть], он и сам стал благообразнее. Лицо чистое, лучистое, обхождение мягкое, слова круглые, учтивые. На днях, по случаю какого-то юбилея (он как-то особенно часто юбилеи справляет), небольшая компания (а в том числе и я) пригласила его обедать[41]41
  В литературных кругах Петербурга существовала традиция празднования писательских дат в форме дружеских обедов. Салтыков пишет об обеде 2 марта 1882 г. в ресторане «Донон» в честь 35-летия литературной деятельности А. Н. Островского.


[Закрыть], так все удивились, какой он сделался высокопоставленный. Сидит скромно, говорит благосклонно и понимает, что заслужил, чтоб его чествовали. И ежели в его присутствии выражаются свободно, то не делает вида, что ему неловко, а лишь внутренно не одобряет. Словом сказать, словно во дворце родился. Квас перестал пить, потому что производит ветра, а к брату царедворцы ездят, и между прочим будущий министр народного просвещения, Тертий Филиппов, который ныне тоже уж не ‹– – –›, но моет ‹– – –› мылом казанским. И все с кн‹язем› Воронцовым-Дашковым[42]42
  Воронцов-Дашков Илларион Иванович (1837–1916), граф, министр императорского двора и уделов (1881–1897), один из организаторов тайной монархической организации «Священная дружина» (1881–1883), созданной придворной аристократией после убийства Александра II.


[Закрыть] разговаривают. Хоть бы одним ушком эти разговоры подслушать.

А Аспазия[43]43
  Аспазия – греческая гетера, славившаяся умом, образованностью и красотой.


[Закрыть] у них – Феоктистиха[44]44
  Феоктистихой Салтыков именует Софью Александровну Феоктистову (урожд. Беклемишеву), жену Е. М. Феоктистова, редактора «Журнала Министерства народного просвещения», с 1883 г. начальника Главного управления по делам печати. По слухам, карьерному продвижению мужа способствовали ее близкие отношения с М. Н. Островским. Была известна своими консервативными настроениями. Упоминая в одном контексте Т. Филиппова, М. Островского и Воронцова-Дашкова, Салтыков, вероятно, имеет в виду сведения о «Священной дружине», к которой принадлежали двое последних.


[Закрыть] и старая бандерша Евгения Тур[45]45
  Евгения Тур – псевдоним писательницы Е. В. Салиас де Турнемир (1815–1892), издававшей в 1861–1862 гг. журнал «Русская речь», в котором принимал участие Е. М. Феоктистов, в прошлом учитель ее детей.


[Закрыть].

Из письма к И. С. Тургеневу от 6 марта 1882.

Петербург (19–2, с. 100).

12

Вчера был боткинский юбилей[46]46
  Боткин Сергей Петрович (1832–1889), врач, основоположник физиологического направления в клинической медицине, профессор Императорской медико-хирургической (с 1881 – Императорской Военно-медицинской) академии, лейб-медик; видный общественный деятель. Речь идет о праздновании 25-летия его врачебной деятельности в ресторане Бореля. Салтыков был пациентом и другом Боткина.


[Закрыть], и я был на обеде, о чем Вас и уведомляю. Обедало около 400 человек, и распоряжался, главным образом, Соколов[47]47
  Соколов Нил Иванович (1844–1894), ученик Боткина, профессор Военно-медицинской академии, главный врач Александровской городской барачной больницы; один из врачей, лечивших Салтыкова.


[Закрыть]. Но распоряжался не совсем благополучно, и порядку было немного. Обед стоил 6 р. с рыла, но качеством своим напоминал кухмистерскую «Афины». Даже удивительно: на дворе тепло, а для Боткина отыскали мороженого судака. Может быть, впрочем, что юбиляру и супруге его получше подавали пищу, но я и по сие время опомниться не могу. С правой стороны у Боткина сидел Глазунов[48]48
  Глазунов Илья Ильич (1826–1889), издатель и книгопродавец, в 1881–1885 гг. петербургский городской голова.


[Закрыть], с левой – Богдановский[49]49
  Богдановский Евстафей Иванович (1833–1888), доктор медицины, хирург, профессор Военно-медицинской академии, заведующий клиникой Военно-сухопутного госпиталя.


[Закрыть]. Напротив – супруга юбиляра рядом с m-me Грубер[50]50
  Грубер, жена Грубера Венцеслава Леопольдовича (1814–1890), доктора медицины, анатома, профессора и заведующего кафедрой анатомии Военно-медицинской академии.


[Закрыть]. Мы с Унковским и Лихачевым[51]51
  Лихачев Владимир Иванович (1837–1906), юрист, общественный деятель, в 1885–1892 гг. петербургский городской голова; один из близких друзей Салтыкова.


[Закрыть] сидели поодаль, но тоже могли видеть. Тут же снами сидели: Стасюлевич, Утин[52]52
  Утин Евгений Исаакович (1843–1894), адвокат, публицист, литературный критик, сотрудник журнала «Вестник Европы».


[Закрыть], Корш[53]53
  Корш Евгений Федорович (1810–1897), публицист и переводчик; библиотекарь Румянцевского музея в Москве. В 1858–1859 гг. издавал журнал «Атеней», где Салтыков напечатал «Святочный рассказ» (цикл «Невинные рассказы»).


[Закрыть], Краевский и… Поляков[54]54
  Поляков Самуил Соломонович (1837–1888), концессионер, железнодорожный магнат; меценат, на деньги которого было основано в Ельце первое железнодорожное ремесленное училище; финансировал открытие созданного в Москве по инициативе М. Н. Каткова лицея в память цесаревича Николая (т. н. катковского лицея) и др. Неприязненно упоминается в текстах Салтыкова.


[Закрыть], который поил нас настоящим шампанским, а не юбилейным. Торжество было шумное; читали речи; сначала можно было разобрать, а потом – нельзя. Под конец явились и пьяненькие. Кто-то, педагог, вскочил на стул и начал чествовать юбиляра во имя педагогии, но его тут же прозвали педерастом и не дали кончить, приказав музыке играть. Г-жа Манасеина[55]55
  Манас(с)еина Мария Михайловна, урожд. Коркунова, в первом браке Понятовская (1843–1903), доктор медицины, основоположница физиологической химии и экспериментальной сомнологии, более известная современникам как популяризатор научных и медицинских знаний.


[Закрыть] с тетрадкой в руках, хромая, подбрела к Боткину и с четверть часа что-то шептала, а Боткин кивал. Вероятно, это было приглашение на любовное свидание, потому что Екатерина Алексеевна[56]56
  Боткина Екатерина Алексеевна, урожд. кн. Оболенская, в первом браке Мордвинова (1850–1929), вторая жена С. П. Боткина.


[Закрыть] ужасно сердилась. Получено было более сотни телеграмм, сначала их читали, но когда дело дошло до какого-то сифилитического отделения московской чернорабочей больницы, то плюнули и только сказали: вот еще сколько. Присутствовал и обер-полицийместер Козлов[57]57
  Козлов Александр Александрович (1837–1924), генерал от кавалерии, генерал-адъютант, в 1881–1882 гг. петербургский обер-полицеймейстер.


[Закрыть], но не в качестве оного, а в качестве почитателя. Боткин сказал несколько теплых слов, обращенных к молодежи, но говорил тихо, медленно и прерывисто, ибо был взволнован. С утра раннего его терзали. Сначала в Думе с 11 до 4½ часов, потом у Бореля с 6½ до 9 часов. Г-жа Манасеина еще в Думе его ловила, но не изловила, а у Бореля поймала. И вдруг, среди гама и шума, встает Сеченов[58]58
  Сеченов Иван Михайлович (1829–1905), создатель физиологической научной школы в России, профессор Петербургского университета (1876–1888). На обеде в честь Боткина назвал Салтыкова «великим диагностом… общественных зол и недугов».


[Закрыть] и предлагает тост за Вашего покорнейшего слугу. Можете себе представить мое волнение и даже испуг. И начал коварно так, что и ожидать было нельзя. Боткин, дескать, знаменит как диагност, а между нами есть еще и другой диагност… Клянусь Вам, меня почти паралич хватил. Разумеется, я как дурак кланялся во все стороны. Хорошо, что еще кашель не захватил, а то картина была бы полная.

Из письма к H. A. Белоголовому[59]59
  Белоголовый Николай Андреевич (1834–1895), доктор медицины, литератор, общественный деятель; лечащий врач и друг Салтыкова.


[Закрыть] от 28 апреля 1882.

Петербург (19–2, с. 107–108).

13

Боткин тоже купил в Финляндии именье. Говорят, будто у него там четыре дома, и будто бы он купил сто сорок матрацов, чтобы разложить на них домочадцев. Унковский сказывал: пять пудов швейцарского сыру Боткины на лето повезли в деревню да икры три пуда и 100 бочонков сельдей и все голландских. И Соколов с Алышевским[60]60
  Алышевский Владимир Ясонович (1845–1909), ученик Боткина; доктор медицины, почетный лейб-медик; директор и главный врач Александровской женской больницы и Мариинской больницы для бедных в Петербурге.


[Закрыть] будут закуски есть; им тоже по матрацу приготовлено. С имением Боткин купил 20 коров и при них бык. Коровы дают прямо сливки, а некоторые даже масло. И все мало. Еще 20 коров и быка купили. Соленой осетрины 20 пудов. И виолончель[61]61
  Любимым занятием С. П. Боткина была игра на виолончели.


[Закрыть], как ни просила Кат‹ерина› Ал‹ексеевна› оставить.

Из письма к H. A. Белоголовому от 8 июня 1882.

Ораниенбаум (19–2, с. 116).

14

Наша дача с приятностями. На прошлой неделе маленькую Лизу[62]62
  Дочь Салтыкова Елизавету звали так же, как и мать, поэтому «маленькая Лиза».


[Закрыть] укусила змея. К счастью, подле оказался врач Грацианский[63]63
  Грацианский Петр Иванович (1843–1933), доктор медицины, сифилидолог, приват-доцент Военно-медицинской академии.


[Закрыть], который прижег рану. Целый день мы были в величайшем страхе. А через день после того ночью вздумали залезть к нам воры и уже оторвали у окна задвижки, но тут уж я выручил: стал кашлять, и воры, убоясь, ретировались.

Из письма к Н. А. Белоголовому от 7 июля 1882.

Ораниенбаум (19–2, с. 121).

15

Ераков купался в грязях в Аренсбурге и заметно поглупел. Влияние лет очень заметно. Наблюдая за ним последние два года, я воочию вижу, как он глупеет. А он, может быть, видит, как я глупею. Это круговая порука. Но по мере того, как он глупеет, желудок его делается все исправнее да исправнее, так что съедает он массу.

Из письма к Н. А. Белоголовому от 11 августа 1882.

Ораниенбаум (19–2, с. 129).

16

Вам, как толкователю русского гражданского кодекса, вероятно, известен процесс ‹– – –›[64]64
  Купированный в собрании сочинений фрагмент был восстановлен по архивным материалам Татьяной Робертовной Руди и Евгением Германовичем Водолазкиным: «Вам, как толкователю русского гражданского кодекса, вероятно, известен процесс совокупления котов с кошками. Кот производит эту операцию с большим увлечением, и когда наступает психологический момент, то, углубив оный, он становится на задние лапы, верхние же простирает к небу, как бы призывая оное в свидетели ощущаемого удовольствия. И при этом происходит та музыка, которая иногда, среди глубокой ночи, заставляет просыпаться обитателей верхних этажей. Но когда все кончилось, то кот и кошка, фыркнув друг на друга, стремительно разбегаются в разные стороны. Подобно сему и Вы. По-видимому, акт совокупления с Вашими петербургскими друзьями доставлял Вам удовольствие, но вот он кончился, и Вы стремительно убежали и безвестно пропали, как бы бросая нам в лицо укор за недостаточность наслаждений!!
  Но человек – не кот!!»


[Закрыть].

А мы между тем ежеминутно здесь об Вас вспоминаем, читая Вашу книгу[65]65
  Упоминается недавно вышедшая книга А. Л. Боровиковского «Законы гражданские (Свод законов, том X, часть 1) с объяснениями по решениям Гражданского кассационного департамента Правительствующего сената» (СПб., 1882).


[Закрыть] и соображая, в скольких смыслах Вы могли бы каждого из нас лишить имущества! Но прежде всего – в карты!!!

Вчера мы решили: послать Вам несколько рецептов дешевых кушаний. Вот на первый случай:

Взять травы клеверу, а ежели нет, то осоки; полить уксусом, а ежели нет, то водой; нарубить трюфлей, а ежели нет, то пробок, все взболтать и, помолясь, кушать.

О говядине в этом рецепте не упоминается, потому что ныне и в Петербурге уже возбужден В. И. Лихачевым вопрос о выпуске особой ассигнационной говядины, которая заменяла бы настоящую в такой же мере, как ассигнационный рубль заменяет настоящий рубль. ‹…›

Стихов!! Ибо если мы будем продолжать печатать ассигнационные стихи Вейнберга[66]66
  Вейнберг Петр Исаевич (1831–1908), поэт, переводчик.


[Закрыть], то у читателей произойдет понос.

Из письма к А. Л. Боровиковскому[67]67
  Боровиковский Александр Львович (1844–1905), юрист, поэт; близкий приятель Салтыкова. Подробнее о нем см.: Строганова E. H. Боровиковский // М. Е. Салтыков-Щедрин и его современники. Энциклопедический словарь. С. 53–56.


[Закрыть]

от 18 октября 1882.

Петербург (19–2, с. 136).

Александр Львович Боровиковский

17

Вы отсутствуете из Петербурга в самое горячее время. В музее Лента появилась девица Виолетта, без рук, которая рисует ногами. Ноги без перчаток; выше колен надето трико, так что видны только ягодицы, но больше – ни-ни. Сверх того в том же музее показывают мужчину Антона, без рук и без ног, который делает детей… угадайте чем? И когда нужно демонстрировать, то с дозволения об‹ер-›полициймейстера приводят к нему девицу Виолетту, и через три-четыре минуты ребенок сделан!

Что касается до того, каким образом Эвель Утин сделался христианином[68]68
  Подразумевается принятие 3 мая 1882 г. т. и. «Временных правил», ограничивавших права евреев на выбор места жительства. «Правила» касались проживания евреев в сельской местности в пределах черты оседлости и не распространялись на вопросы веры, но Салтыков переносит ситуацию на петербургскую почву, разыгрывая сюжет крещения еврея. В анекдоте фигурируют члены семейства богатого купца И. О. Утина, причем речь идет о николаевских временах (А. П. Галахов был обер-полицеймейстером Петербурга в 1847–1856 гг.). В тексте выразилось ироническое отношение писателя к религиозному обращению как верноподданической акции. Эвелем (Авелем) именуется, вероятно, второй из шестерых сыновей Утина – Яков Исаакович (1839–1916), достигший чина тайного советника, что было возможно только при условии крещения.


[Закрыть], то настоящая правда всей этой истории представляется в след‹ующем› виде. Старый Исаак, побуждаемый обер-полициймейстером Галаховым к выезду из Петербурга, не решился, однако ж, лично познать свет истинной веры, а пожертвовал сыном Эвелем, при котором и полагал навсегда поселиться в Петербурге, в качестве родственника (это дозволяется). Пригласили протодиакона из Исакиевского собора для наставления Эвеля в правилах веры, но протодиакон, вместо «Начатков», принес колбасу, сказав: довольно с тебя и этого. И когда Эвель съел колбасу, то сейчас же сам от себя прочитал «Богородицу». После второй колбасы – прочитал «Отче наш». Тогда протодиакон принес третью колбасу, полагая, что, съевши ее, Эвель прочтет «Верую», но как ни старался Эвель произнести «И во единого господа нашего Иисуса Христа» – не мог. И когда пришел протодиакон, то, вместо исповедания веры, прочитал ему «Боже, царя храни». Протодиакон был приятно этим изумлен и, сказав «это, пожалуй, еще лучше», свел его в кухню и посадил в кадку с водой: ныряй! Причем оказалось, что Эвель не только обрезан, но златообрезан. А восприемниками были: Пассовер и Куперник[69]69
  Пассовер Александр Яковлевич (1840–1910), Куперник Лев Абрамович (1845–1905), известные адвокаты, евреи по происхождению; Куперник ради женитьбы на О. П. Щепкиной принял православие.


[Закрыть].

Вот после этого-то и состоялся знаменитый закон, дозволяющий при обращении евреев допускать сокращенный чин, т. е. не требовать от них молитв, а только знания «Боже, царя ‹храни›».

Несколько слов о наших общих знакомых.

Унковский – сделал ребеночка, но какого пола – неизвестно, потому что дите родится месяца через четыре. Эта неожиданная радость, по-видимому, остепенила Ал‹ексея› Мих‹айловича›, так что он уж не знает и сам, смеяться ему или нет. Иногда вдруг выпалит – и сейчас же вспомнит: шестой! Видимся мы очень редко, потому что я почти совсем не выхожу из дома.

Владимир Ив. Лихачев деятельно готовится к посту министра каких бы то ни было дел. Утром ездит в съезд, вечером – заседает. Газеты полны его именем. Воскресенья[70]70
  В дружеском кругу Салтыкова бывали еженедельные приемы, закрепленные за определенными днями: «пятницы» Унковского, «воскресенья» Лихачева. Речь идет о воскресных обедах у Лихачевых.


[Закрыть] еще в ходу, и я аккуратно их посещаю. Елена Осиповна[71]71
  Лихачева Елена Осиповна (Иосифовна), урожд. баронесса Косинская (1836–1904), публицистка, переводчица, деятельница женского движения, автор исследования «Материалы по истории женского образования в России. 1086–1856 (1890–1895, 1901)». Салтыков называл ее «начальницей женского вопроса».


[Закрыть] конфект больше не покупает, а потчует винными ягодами (фигами) и Абазою с Коробкою[72]72
  Абаза Василий Константинович (1845–1911), петербургский мировой судья; Коробка Павел Степанович (1846 – после 1919), петербургский мировой судья, публицист, деятель народного просвещения.


[Закрыть]. Лихачевы совсем разошлись с Елисеевыми[73]73
  Елисеев Григорий Захарович (1821–1891), публицист, член редакции «Современника», один из соредакторов Салтыкова в «Отечественных записках». Екатерина Павловна, урожд. Гофштеттер, в первом браке Корбецкая (1830, по др. свед. 1832–1891), жена Елисеева, мемуаристка.


[Закрыть]; но почему – неизвестно. До того разошлись, что Гр‹игорий› Зах‹арович› сказал, что ежели они приедут в тот город, где он имеет местопребывание, то он немедленно провалится сквозь землю. Вообще Г‹ригорий› 3‹ахарович›, по-видимому, совсем одурел. Лишил Кат‹ерину› Павл‹овну› наследства и живет в свое удовольствие, полагая, что «Отечественным запискам» конца не будет.

Ераков, Александр – имеет приезд ко двору благоверной государыни Екатерины Михайловны[74]74
  Вел. кн. Екатерина Михайловна (1827–1894), владелица Ораниенбаума. Деревянная, украшенная резьбой дача Еракова в неорусском стиле находилась на восточной окраине Ораниенбаума.


[Закрыть]. В бытность мою в Ораниенбауме (где я целое лето на даче провел) скрывался от меня, не ожидая ничего хорошего для своей репутации от моего знакомства. По возвращении в Петербург у меня не был, но 8-го ноября[75]75
  8 ноября – день именин Салтыкова.


[Закрыть], услышав, что за обедом будет стерляжья уха, приехал, однако ж приглашен не был. Говорят, будто дела его плохи, так как В‹ера› Ал‹ександровна›[76]76
  Младшая дочь А. Н. Еракова.


[Закрыть] дает уроки музыки, и он сам определился на службу в каком-то правлении жел‹езной› дороги. Но за квартиру – платит. Адрес: 1-ая рота Измайл‹овского› полка, дом Тарасова.

Победоносцев Константин и Катков Михаил[77]77
  Катков Михаил Никифорович (1818, по др. свед. 1817–1887), издатель, публицист, критик; редактор журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости».


[Закрыть] – заняты деланием вреда.

О Герарде[78]78
  Герард Владимир Николаевич (1839–1903), адвокат, прославившийся участием в политических процессах; имел репутацию изящного светского человека.


[Закрыть] ничего не знаю Но, кажется, ест гороховый суп и ходит в Михаил‹овский› театр учиться светским манерам.

Утин – не Эвель, а Евгений – тоже сделал ребеночка и ждет его появления. Утин, Лейба[79]79
  Утин Лев (Лейба) Исаакович (ум. 1886), чиновник департамента Министерства внутренних дел, впоследствии нотариус.


[Закрыть], сошел с ума и содержится у Балинского[80]80
  Психиатрическая клиника профессора И. М. Балинского в Петербурге.


[Закрыть] в заведении.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 18 ноября 1882.

Петербург (19–2, с. 149–150).

18

Окрестивши суворинское чадо[81]81
  Говоря о «суворинском чаде», Салтыков имеет в виду начало выпуска в Москве газеты петербургского издателя A. C. Суворина «Русское дело». В 1883 г. вышел единственный номер.


[Закрыть], отобедавши у Панаева[82]82
  Панаев Валериан Александрович (1824–1899), инженер путей сообщения, публицист, мемуарист; двоюродный брат И. И. Панаева; был знаком со многими литераторами.


[Закрыть], поцеловавши Стасюлевича и переговоривши с Краевским насчет направления внешней политики, Вы, вероятно, уделите несколько свободных минут и Новгороду. В этой надежде я и адресую туда сие письмо, тем более что наступает обряд истребления буженины, строго соблюдаемый всеми христианами «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая»[83]83
  Салтыков иронически характеризует период окончания Великого поста, используя цитату из стихотворения Пушкина «Клеветникам России».


[Закрыть].

‹…›

Говорят, будто выжившая из ума Пассекша[84]84
  Пассек Татьяна Петровна, урожд. Кучина (1810–1889), мемуаристка, переводчица, редактор журнала «Игрушечка»; двоюродная сестра А. И. Герцена.


[Закрыть] рассказывает об крестинах следующее: уж мы вокруг купели-то плясали, плясали… затормошили меня, старуху, совсем. А потом, сударь, обедать подали. И чудо только! провизия, кажется, отменнейшая, и стерлядь живая и ростбиф – а точно кто в нее насмердил![85]85
  В текстах Салтыкова мотив дурного запаха, гниения устойчиво связан с реакционной журналистикой, которую символизирует газета «Помои», подразумевавшая в первую очередь суворинскую газету «Новое время» – о ней см. в письме Салтыкова к Елисееву от 15 июля 1884 г.: «Точно нюхаешь портки чичиковского Петрушки» (20, с. 56).


[Закрыть]

Говорят, даже Бога на крестины приглашали, да он отговорился: хлопочу, говорит, о Стасюлевиче в Комитете м‹инис›тров[86]86
  Речь идет о цензурных притеснениях, начавшихся после убийства Александра II. В марте 1881 г. была запрещена розничная продажа газеты Стасюлевича «Порядок», в январе 1882 г. за «вредное направление» она была остановлена на полтора месяца и более не возобновлялась.


[Закрыть], так некогда. И прислал будто бы Иуду Искариотского, который розничную продажу газет выдумал[87]87
  Розничная продажа газет способствовала популяризации издания и увеличению тиража. В письме одиннадцатом из цикла «Письма к тетеньке» Салтыков иносказательно упоминает о «главном воротиле» газеты «Помои» публицисте Искариоте, которого намеревались «ответственным редактором сделать», и при этом замечает: «то-то бы розничная продажа пошла!» (14, с. 396).


[Закрыть].

Из письма к М. А. Языкову[88]88
  Языков Михаил Александрович (1811–1885), директор Императорского стеклянного завода, основатель библиотеки в Новгороде; был знаком со многими писателями 1840–1860-х гг.


[Закрыть]

от 22 декабря 1882.

Петербург (19–2, с. 163).

19

Неделю тому назад я послал Вам письмо, в котором изложил подвиги каждого из компании мушкетеров, одним из членов которой (вроде отсутствующего сенатора) считаетесь и Вы. С тех пор в положении воюющих сторон ничего нового не произошло. ‹…›

Елисеев очень интересуется знать, где Вы и как живете? Я отвечал, что Вы живете в мифологической местности, именуемый Саксагань, в большой дружбе с Аполлоном, который играет на лире, а Вы – трисвятую песнь припеваете. И камни пляшут.‹…›

‹…›

Представьте себе: на днях смотрю в железнодорожную мою карту и не верю глазам своим: река Саксагань! Бежит себе и даже впадает в Ингулец, т. е. некоторым образом в Борисфен! И даже неизвестно, кто тут Ингулец: может быть, Саксагань эта самая и есть Ингулец[89]89
  Саксагань – река в юго-восточной части Приднепровской возвышенности, приток реки Ингулец, правого притока Днепра. Возможно, упоминается в ответ на неизвестное письмо Боровиковского. Борисфен – греческое название реки Днепр.


[Закрыть]? Ведь не Станлей[90]90
  Вероятно, имеется в виду английский путешественник Генри Мортон Стэнли (1841–1904), исследователь Африки, чьи книги пользовались широкой известностью.


[Закрыть] определяет, кому быть Ингульцом, а кому Саксаганью, а простая русская баба. Во всяком случае, Саксагань есть – и слава богу.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 6 января 1883.

Петербург (19–2, с. 169–170).

20

Вчера был у меня Островский, который с братцем посетил Кавказ. Ужасно хвалит Батум: вот, говорит, куда ступайте! Климат – чудесный; губернатор – добрейший, а вице-губернатор – еще добрее. Вот истинное определение русской жизни. Климат хорош; но все-таки только тогда вполне хорош, ежели и губернатор и вице-губернатор соответствуют. Я это чувство давно испытываю. Хочется мне оседлость какую-нибудь купить, да вдруг вспомнишь: а каков-то губернатор? каков исправник? становой? мировой судья? Затаскают, засудят; из убежища отдохновения устроят каторгу. Вообще, мне в этом отношении не везет. Не могу найти себе убежища, да и конец.

Из письма к H. A. Белоголовому от 18 декабря 1883 (19–2, с. 255).

Авторская дарственная надпись А. Н. Островскому

21

А между тем случилось следующее. Ко мне обратился кунгурский 1-й гильдии купец Наркиз Богданович Кормильцын[91]91
  Существовало ли в действительности такое письмо, неизвестно.


[Закрыть] с вопрос‹ом›: нет ли в моем ведомстве (очевидно, он еще не знает, что ведомство мое распущено) стихотворца, который мог бы написать стихи на бракосочетание его дочери Ирины Наркизовны, но так, чтобы стихи были по 1-й гильдии, и что это будет стоить. Я указал ему на Вас, думая, что это Вас развлечет. Но при этом написал ему, что так как стихи требуются непременно по 1-й гильдии, то цена им будет 1 р. 25 к. за строку, ежели не меньше 200 строк. Или, короче говоря, за все стихотворение 250 р., если же Вы напишете меньше 200 строк, то за каждый недописанный стих платите по 5 р. неустойки. Кроме того, я объяснил ему, что Вы надворный советник (кажется, так?) и занимаете несменяемую должность, которая, впрочем, вскоре сделается сменяемою, и что, ввиду этого, Вы, может быть, пожелаете, чтоб стихи были прочитаны под псевдонимом Случевского[92]92
  Случевский Константин Константинович (1837–1904), поэт, переводчик; чиновник Министерства государственных имуществ, член комитета Министерства народного просвещения, редактор «Правительственного вестника» (1891–1902); действительный тайный советник (с 1880).


[Закрыть]. Кроме Вас, я указал на Аполлона Майкова, который тайный советник и имеет через плечо орден[93]93
  Майков Аполлон Николаевич (1821–1897), поэт; ученик и друг И. А. Гончарова, близкий знакомый Ф. М. Достоевского; председатель комитета иностранной цензуры (с 1875), действительный статский советник, тайный советник (с 1888). На ленте, надеваемой через плечо, носились ордена высшей, то есть первой степени.


[Закрыть].

Не знаю, на что решится г. Кормильцын, но, во всяком случае, считаю нужным Вас предупредить, чтоб Вы не испугались, получив из Кунгура предложение. ‹…›

Дама, которую Вам адресовал Унковский, воротилась от Вас в восторге; говорит: не знаю, что такое у него в панталонах, но совершенно как фимиам. А Унковский ей на это: да Вы не у Победоносцева ли по ошибке были?

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 11 июня 1884.

Сиверская (20, с. 32–33).

22

О стихах на бракосочетание Ирины не беспокойтесь: их уже сочинил Надсон[94]94
  Надсон Семен Яковлевич (1862–1887), поэт, один из кумиров молодежи 1880-х гг.; печатался в «Отечественных записках».


[Закрыть] и отослал по назначению. Стало быть, он и деньги получит. Бедный, по-видимому, немного поживет. Головин (доктор)[95]95
  Головин Евграф Александрович (1842–1909), терапевт, доктор медицины, почетный лейб-медик; врач Мариинской больницы, старший врачебно-санитарный инспектор Министерства путей сообщения.


[Закрыть] говорит, что у него чахотка. К счастию, Головин очень часто ошибается, и в этом единственное спасение. Может быть, диагноз его даже означает: сто лет здравствовать. На днях у нас кухарка стала часто в обморок падать. Послали к Головину (он здесь же на Сиверской) – он освидетельствовал и говорит: хроническое воспаление почек. Надо ей одним молоком питаться. Та было поверила; но потом вдруг спохватилась: у меня, говорит, совсем не почки болят, а мне мужика надо. И уехала в Петербург для случки, а когда оплодотворится, то назад приедет.

‹…›

Но кроме этого, есть и еще важная политическая новость. Ераков собрался жениться на девице Малоземовой[96]96
  Малоземова София Александровна (1845–1908), пианистка и педагог, профессор Петербургской консерватории.


[Закрыть], пьянистке в‹еликой› к‹нягини› Екатерины Михайловны, у которой два зуба изо рту выперло наружу, да два зуба там… Вот Ераков и собрался это обстоятельство проверить – инженер ведь он. Но тут его лукавый попутал. Показалось ему, что у него из огорода по ночам клубнику воруют, вот он и дал себе слово подкараулить. Ночью, услышав подозрительный шорох, в одной рубашке, без подштанников, ползком вышел в огород и засел в куст. Кстати, думает, я там и за большой нуждой схожу. А в кусте между тем змея спала. Не ядовитая, но все-таки змея. Услышала, что кто-то сбирается на нее класть, взяла да и укусила в самое причинное место. Взревел Ераков, а брачные пули в одно мгновение раздулись, как картечи. Прибежал домой, всполошил дочерей; те пристают: что у Вас, папенька, болит? А он объявить не смеет, а только кричит: не могу жениться. Послали к августейшей владетельнице города Ораниенбаума – она тоже хочет знать, что у милого старичка болит. Наконец, приехал доктор, и всем потихоньку объяснил. Теперь Еракову уже не больно, но едва ли не придется расстаться со своим архитектурным украшением. Дочери ходят мимо него, потупив глаза, августейшая владетильница нюхает спирт, а девица Малоземова всем горько жалуется: стоило ли из-за фунта клубники лишать себя удовольствия! Сам же Ераков, не будь глуп, завел переговоры с Моршанском[97]97
  Город в Тамбовской губернии, один из центров распространения скопческого учения. В 1870-х гг. появилось множество публикаций о скопцах, поводом для которых стал судебный процесс 1868 г., в центре которого оказался глава скопческой общины («корабля») М. К. Платицын, богатый купец, почетный гражданин Моршанска. «Большой» («царской») печатью у скопцов называлась изуверская операция по иссечению пениса.


[Закрыть], насчет принятия большой печати. Говорят, Платицын дает ему всего 85 копеек, но он надеется, что это по недоразумению, и на днях собирается в Моршанск лично. Это правда, говорит, что я и без того должен бы их лишиться, но ведь тут дело идет не об них одних, а обо всем – должен же «корабль» что-нибудь накинуть, тем более что у меня долги.

‹…›

От Унковского получил письмо: он затеял настоящее хозяйство; арендатору отказал и орудует сам. Жалуется, что навозу мало. Я советовал, разумеется, всей семьей принимать касторовое масло, но с тем, чтобы это удобрение класть исключительно на огород. Если же хочет персидскую ромашку сеять, то пусть пригласит Головачова[98]98
  Головачев Алексей А(н)дрианович (1819–1893), публицист, сотрудник «Отечественных записок» и «Вестника Европы», главный редактор «Журнала Министерства путей сообщения»; двоюродный брат А. М. Унковского.


[Закрыть], которого кал удивительно для этой цели хорош.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 6 июля 1884.

Сиверская (20, с. 50–52).

23

В августе меня обыкновенно посещает lumbago[99]99
  Люмбаго – прострел, острая боль в пояснице.


[Закрыть]. Посетил и теперь. Болезнь эта глупая и состоит в том, что чувствуешь будто задницу вывихнул. Теперь я мажу себе иодом хвостик (кстати: Боткин меня удостоверял, что он знает одного сенатора с хвостом – к счастью, в старом сенате) и так как это горячит, то по ночам я вижу ни с чем несообразные сны. Так, например, будто бы задница моя разделена на участки, и один участок с торгов достался Вам, а Вы хотите на нем шпанскую мушку поставить. Я протестую, говорю: ведь больно-то будет мне; а Вы говорите: должен же я свои деньги выручить и т. д. Словом, сущий вздор, который может привидеться только после долгого разговора с Ратынским[100]100
  Ратынский Николай Антонович (1829–1887), литератор, цензор Петербургского цензурного комитета, член совета Главного управления по делам печати; соученик Салтыкова по Московскому дворянскому институту.


[Закрыть].

Или еще: будто бы Победоносцев и митрополит Аника[101]101
  Митрополит Иоанникий (в миру – Руднев Иван Максимович, 1826–1900), митрополит Московский и Коломенский.


[Закрыть] спорят, отчего оное место называется причинным. Победоносцев будто бы утверждает, что оттого, что оно есть причина всех зол, а Аника возражает: это смотря по тому, какова причина! Ежели у кого причина малая и слабая, то, действительно, кроме пакости, ничего и ожидать нельзя; но ежели у кого причина исправная, то оная даже удовольствие доставить может и т. д. Опять сущий вздор, но при драхеншусе[102]102
  Драхеншусе (Drachenschuss, нем.) – люмбаго.


[Закрыть] неизбежный.

Кстати о Победоносцеве[103]103
  Второй анекдот о Победоносцеве продолжает тему первого. Он также разрабатывает мотивы и образы материально-телесного низа, но, как это нередко бывает у Салтыкова, в финале приобретает общественно значимый смысл: в данном случае актуализируется проблема доступности для женщин высшего образования. Такое парадоксальное смешение разнородных тематических пластов усиливает комический эффект.


[Закрыть]. Ходит слух, будто на одном званом обеде хозяйка дома, которая от своих родственников-офицеров слышала, что К‹онстантин› П‹етрович› болен, что у него шулята[104]104
  Яички, тестикулы.


[Закрыть] слабы, и когда она обращалась за разъяснением, то ей говорили, что это та самая болезнь, которая на вульгарном языке называется «в три пальчика без смычка»[105]105
  Эвфемистическое обозначение онанизма. Ср.: «Гардемаринского (кадетского) смычка – в три пальчика» (Русские заветные пословицы и поговорки (В. И. Даля) // Народные русские сказки не для печати, заветные пословицы и поговорки, собранные и обработанные А. Н. Афанасьевым. 1857–1862. М.: Ладомир, 1997. С. 489).


[Закрыть] – так вот эта самая хозяйка в самый разговор обеда вдруг обращается к Побед‹оносцеву› с вопросом: а что, К‹онстантин› П‹етрович›, у вас шулята все еще слабы? Общий конфуз. Но, к счастью, выручила молоденькая сестра хозяйки, которая, видя общее замешательство, спросила: ведь, кажется, по-французски эта болезнь онанизмом называется. В эту минуту ударил гром и кто-то ‹– – –›, но не Алексей Михайлович, потому что он еще в деревне. А через минуту из-за туч показалось солнышко и стали разносить фрукты. А на другой день все либералы говорили: и не то еще будет, ежели доступ на высшие курсы будет для женщин затруднен.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 5 августа 1884.

Сиверская (20, с. 62–63).

24

Представь себе, в Москве есть женская лечебница Заяицкого (на Полянке в собст.‹венном› доме) с постоянными кроватями. Какое счастливое стечение обстоятельств!

Из письма к В. П. Гаевскому от 19 ноября 1884.

Петербург (20, с. 104).

25

Из общих знакомых я только двоих продолжаю видеть: Унковского и Лихачева. Из них первый – веселится, второй – стремится[106]106
  Деятельность В. И. Лихачева в 1880-е гг. была весьма разнообразной: представитель городского общества в Верховной распорядительной комиссии, член Петербургской судебной палаты, член Временного совета при петербургском градоначальнике, член комиссии по фабрично-заводским делам (1882) и др.


[Закрыть]. У второго сын, Александр[107]107
  Лихачев Александр Владимирович (1860/1861–?), юрист, служил в Кодификационном отделе Государственной канцелярии, позже – в министерстве юстиции, занимался вопросами, связанными с преступностью и системой наказаний.


[Закрыть], от земли не видать, а тоже уж стремится, состоит членом Кодификационной Комиссии, рассуждает столь здраво, что к праздникам 150 р. награды получил. Только за одно здравое рассуждение – такая куча денег! сколько же бы ему дали, если б он не вполне здраво рассуждал, а например хоть на манер Кахановской комиссии[108]108
  Особая комиссия для составления проектов местного управления (1881–1885) под председательством статс-секретаря Каханова Михаила Семеновича (1833–1900).


[Закрыть]?

Но на Унковского даже смотреть приятно. Теперь я его редко вижу, но всякий раз, когда вижу, то думаю: стало быть, веселиться еще можно. Но он уже допустил в своих собеседованиях некоторые улучшения, и теперь даже при «дамах» употребляет вводные изречения, вроде «‹– – –›» «ах ‹– – –›!»

Разумеется, «дамы» стараются не понимать, но как он ведет себя в высшем обществе и с министрами (представь себе, является к ним по делам, просто возвещает об себе: Унковский – только и всего, и его не отсылают в участок), – не знаю. Во всяком случае, лестно думать, что у меня до сих пор сохранилось два знакомых, из которых одного все любят, а другого все считают человеком, без коего шагу ступить нельзя.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 15 января 1885.

Петербург (20, с. 127).

26

Теперь, об общих знакомых. Лихачев все хлопочет? Чтó ему нужно, – я разгадать не могу, но только он как в котле кипит. Быть может, мы так теперь отвыкли от идеи об общей пользе, что уже и понять не можем этой кипучей деятельности. Но, во всяком случае, нужно думать, что у него есть цель, и пошли ему господи поскорее ее достигнуть. Унковский больше всего – обедает. И с Поляковым[109]109
  Поляков – см. сн. 54.


[Закрыть] обедает, и с Каншиным[110]110
  Каншин Дмитрий Васильевич (1828–1904), основоположник научной кулинарии в России, занимался вопросами рационального питания, включая организацию общественных столовых «нормального питания»; автор ряда работ, в том числе «Энциклопедии питания» (1885).


[Закрыть], и с Лермонтовым[111]111
  Лермонтов Геннадий Васильевич (1830–1900), петербургский мировой судья, гласный городской думы.


[Закрыть], а иногда и с нами – и нигде его не тошнит. Говорят, на днях у какого-то министра завтракал и тот его крымскими винами потчивал. И все-таки воротился домой веселый. У него в доме, одновременно со мной, дифтерит маленькую Лизу чуть не съел. Есть термин: космополит, а Унковский – космодинатор[112]112
  Космодинатор – обедающий со всеми (от фр. diner – обедать, ужинать); салтыковский неологизм по модели «космополит».


[Закрыть]. Неуклюже несколько это слово, надо другое придумать, но непременно надо. Это совсем особенный тип. Назначение человека: обедать, хотя бы даже при отсутствии аппетита.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 25 февраля 1885.

Петербург (20, с. 148).