Текст книги "Тарзан и люди-леопарды"

XIX. «НА НАС НАПАЛИ ДЕМОНЫ!»

То, что увидел Тарзан из племени обезьян, обозревавший сверху компаунд Ребеги, вождя бететов, повергло его в немалое недоумение. Он увидел связанную белую девушку, костры и котлы и мгновенно сообразил, что к чему. В деревню Боболо Тарзан отправился, чтобы отыскать захваченную в плен белую девушку, но может ли быть такое, чтобы в одном и том же районе в плену у туземцев оказались две белые девушки? Сомнительно. Значит, эта девушка из деревни Боболо, но как она сюда попала?

Впрочем, важно не это, а сам факт, что она здесь, и главное, что Тарзан должен ее спасти.

Спрыгнув вниз, он перемахнул через ограду и, держась в тени хижин, двинулся вперед, оставив на дереве Нкиму, чья отвага на большее не простиралась.

Когда пигмеи расчищали территорию для поселения, они оставили несколько деревьев для тени. Одно из них росло перед хижиной вождя. К нему-то и направился Тарзан, хоронясь от собравшихся у костра пигмеев. И, как оказалось, он подоспел вовремя. Влала как раз схватила девушку за волосы и замахнулась ножом, норовя полоснуть ее по прекрасной шее.

Времени для размышлений не оставалось, требовалось немедленное вмешательство. В критические ситуации мускулы человека-обезьяны срабатывали автоматически. На то, чтобы натянуть лук и пустить стрелу, ушла ничтожная доля секунды. Тут от ворот донесся шум, в деревню с криками вбежал человек. И хотя Тарзан не узнал его, он интуитивно понял, что незнакомец явился с той же целью – спасти девушку.

Услышав приказ Ребеги, Тарзан понял, что белому грозит опасность, и вновь взялся за лук. Стрелы сразили тех, кто представлял наибольшую опасность для белого, напугали всех остальных и разогнали их на короткое время, что и позволило вынести пленницу из деревни.

Тарзан из племени обезьян не искал ссоры с пигмеями. Сделав то, ради чего пришел, он уже собрался было уходить, но когда стал спускаться с дерева, сук под ним обломился, и Тарзан полетел на землю.

При падении он потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что его облепили воины пигмеев, которые уже затягивали веревки на его руках и ногах.

Поскольку человек-обезьяна не знал, что пигмеи уже закончили свою работу, причем сделали ее очень добросовестно, он с силой рванулся. Пигмеи посыпались в разные стороны, но веревки выдержали, и Повелитель джунглей понял, что стал пленником самого жестокого и варварского племени, обитавшего в лесах бассейна великой реки.

Бететы долго еще не могли успокоиться. Они накрепко закрыли ворота и приставили к ним отряд стражников, второй отряд отправился на охрану ворот на другом конце деревни. На случай появления неприятеля были приготовлены отравленные копья и стрелы, однако деревня продолжала пребывать в состоянии панического страха, граничащего с беспредельным ужасом.

Их вождя убили; белая девушка, которую они чуть было не съели, исчезла; буквально с неба к ним свалился неизвестный белый гигант, и они взяли его в плен. И все это за считанные секунды! Не мудрено, что нервы у пигмеев были взвинчены.

Что же касалось нового пленника, то мнение туземцев разделилось. Одни считали, что его следует тут же прикончить, чтобы он не сбежал. Другие, потрясенные загадочным появлением незнакомца, предлагали подождать, пока не выяснится, кто он, ибо подозревали, что имеют дело со сверхъестественной силой.

В конце концов, вероятность вражеского нападения заставила отложить решение участи человека-обезьяны, ибо не пристало предаваться пиршеству, когда Деревня нуждается в защите. Они рассудили, что утро вечера мудренее, и десятка два воинов с грехом пополам втащили громадное тело пленника в свободную хижину и выставили снаружи двух караульных.

Вцепившись в самую верхнюю ветку дерева, Нкима предавался отчаянию и ужасу, особенно последнему. Обезьянки во многом схожи с нами, ибо и мы, и они произошли от общего предка. Так, Нкиму больше беспокоила его собственная судьба, нежели судьба ближнего, пусть даже и самого дорогого.

Мир и в самом деле, казалось, ополчился против малыша Нкимы. Редко случалось так, чтобы, выпутавшись из одной передряги, он тотчас же не попадал в другую, правда, чаще всего этими неприятностями он был обязан самому себе. Нужно все же признать, что на сей раз он вел себя образцово, главным образом потому, что оказался в страшном, незнакомом лесу. За целый день Нкима никого не оскорбил, ни в кого ничем не бросил, а что толку? Остался один-одинешенек в ночном лесу, вокруг сильно пахнет Шитой, а Тарзан в плену у маленьких гомангани.

Нкима стал мечтать о том, чтобы рядом оказались Мувиро с вазири или Джад-бал-джа, Золотой лев. Они поспешили бы выручить Тарзана, а заодно спасли бы и его, Нкиму, но все они находились далеко, так далеко, что Нкима давно похоронил надежду встретиться с ними вновь.

Ему хотелось отправиться в деревню маленьких гомангани, чтобы быть поближе к своему хозяину, только он не отваживался.

Нкиме не оставалось ничего иного, как, скрючившись на дереве, ждать появления Куду-солнца или Шиты. Если первым покажется Шита, в чем Нкима не сомневался, то, значит, Нкиме конец. Ну а если произойдет чудо, и Куду опередит Шиту, то новый день принесет с собой относительную безопасность, которая продлится до тех пор, пока на этот несправедливый мир снова не опустится ночь.

Пока Нкима предавался мыслям об ожидающих его самых невероятных кошмарах, далеко в деревне раздался жуткий нечеловеческий крик. Пигмеи оцепенели от ужаса. Они могли только догадываться, что это за крик.

Всем им доводилось время от времени слышать этот леденящий кровь крик, который звучал в лесной чаще, но никогда он не раздавался так близко, едва ли не в самой деревне. Едва эта мысль проникла в сознание туземцев, как она тут же получила подтверждение.

Эту новость сообщили два перепуганных воина, те самые, которым было поручено сторожить пленного гиганта. Запыхавшиеся, с вытаращенными глазами примчались они, бросив свой пост.

– Мы поймали не человека, а демона! – закричал один из них. – Он превратился в великую обезьяну.

Слышали, как он кричал?

Другие туземцы были напуганы не меньше. Они остались без вождя, совета спросить было не у кого и неоткуда было ждать защиты. Ситуация же сложилась критическая.

– Вы его видели? – спросил кто-то из воинов. – Как он выглядел?

– Сами не видели, только слышали.

– А раз не видели, то почему решили, что он превратился в большую обезьяну?

– Разве я не сказал, что слышал его? – раздраженно сказал часовой. – Когда рычит лев, не обязательно идти в лес посмотреть на него, чтобы удостовериться, что рычит именно он.

Скептически настроенный пигмей почесал затылок, услышав столь неопровержимый довод. Тем не менее, он постарался, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Если бы хижину стерег я, то непременно заглянул внутрь, а не сбежал бы, как старая баба.

– Вот сходи и посмотри, – запальчиво выкрикнул часовой.

Скептик прикусил язык.

Загадочный крик, донесшийся из деревни, долетел и до Нкимы, который тоже заволновался, но отнюдь не испугался.

Обезьянка напряженно вслушивалась, но ни один звук не нарушал больше тишину великого леса. Нкима забеспокоился. Ему очень хотелось откликнуться, но из-за Шиты он не посмел. Всей душой стремился он к хозяину, но страх поборол любовь. Ему только и оставалось, что дрожать и ждать. Даже выплакаться он не смел из страха перед Шитой.

Прошло пять минут, в течение которых бететы больше трепали языками, нежели думали головами. Некоторым все же удалось раззадорить себя до такой степени, что они были готовы осмотреть хижину, где содержался пленник, однако их тут же единодушно отговорили.

Вдруг вдали прозвучал еле слышный рык льва, а мгновение спустя откуда-то совсем уж издалека донесся таинственный жуткий крик, словно в ответ на крик из хижины, после чего в лесу опять воцарилась тишина, впрочем, не надолго.

Жены Ребеги и погибших воинов принялись оплакивать своих мужей. Посыпая головы пеплом, женщины громко рыдали и причитали.

Прошел час. За это время состоялся военный совет, на котором был выбран временный вождь. Им стал Ньялва, прославившийся своей отвагой. Пигмеи сразу почувствовали себя уверенней, к ним вернулось мужество.

Осознав это, Ньялва решил ковать железо, пока горячо. К тому же, сделавшись вождем, он понимал, что обязан совершить нечто выдающееся.

– Давайте убьем белого, – предложил он. – После его смерти нам будет спокойнее.

– И животы наши станут полнее, – заметил один из воинов. – А то мой уже прилип к позвоночнику.

– А вдруг он все же не человек, а демон? – поинтересовался кто-то.

Тут разгорелся спор, продолжавшийся в течение целого часа, и в конце концов было решено, что несколько человек пойдут в хижину и убьют пленника. Потом еще долго обсуждали, кого именно послать.

Тем временем Нкима вдруг ощутил прилив мужества. Внимательно наблюдая за деревней, он выяснил, что к хижине, где сидит Тарзан, никто не подходит, и вообще в этой части деревни нет ни одного туземца. Все они собрались на площадке перед хижиной Ребеги.

Опасливо спустившись с дерева, Нкима стремглав помчался к ограде и пробрался в дальний конец деревни, где было совершенно безлюдно. Люди после жуткого крика пленника разбежались кто куда, даже стражники, приставленные охранять ворота. Нкиме потребовалось не более секунды, чтобы добраться до заветной хижины. На пороге Нкима остановился, пристально вглядываясь в темноту, но ничего не увидел. Обезьянку вновь охватил страх.

– Это я, Нкима, – сказал он. – В лесу меня подстерегала Шита, но я не испугался и пришел Тарзану на помощь.

Темнота скрыла улыбку, мелькнувшую на губах человека-обезьяны. Кто-кто, а уж он-то прекрасно знал своего Нкиму и не сомневался в том, что, окажись Шита даже за милю от Нкимы, тот ни за что не покинул бы своего убежища – тоненькой веточки на самой верхушке дерева, куда никакой пантере не добраться.

– Нкима отчаянный смельчак, – только и сказал Тарзан.

Обезьянка вбежала в хижину и запрыгнула на грудь своему другу.

– Сейчас я перегрызу веревки, – заявил Нкима.

– У тебя не получится, – ответил Тарзан, – иначе я давно бы тебя позвал.

– Почему не получится? – удивилась обезьянка. – Зубы у меня острые-преострые.

– Поверх веревок маленькие люди намотали еще и проволоку, – объяснил Тарзан. – А проволока Нкиме не по зубам.

– Веревку я могу перегрызть, – стоял на своем Нкима. – А что касается проволоки, то у меня проворные пальцы. Как-нибудь распутаю.

– Попробуй, – ответил Тарзан, – хотя вряд ли у тебя это получится.

В конце концов, Ньялва отобрал пятерых воинов, которым предстояло вместе с ним убить пленника.

Ньялва уже раскаивался, что сгоряча предложил прикончить белого, ибо ему, как будущему вождю, пришлось возглавить группу.

Когда пигмеи стали крадучись подбираться к хижине, Тарзан встрепенулся.

– Идут, – шепнул он Нкиме. – Ну-ка, выйди к ним. Скорей же!

Нкима тихонько выбрался наружу, где оказался лицом к лицу с шестеркой пигмеев.

– Пришли! – завопил он. – Маленькие гомангани!

И Нкима задал стрекача.

При виде обезьянки бететы остолбенели.

– Демон обернулся обезьянкой и сбежал! – воскликнул один из пигмеев.

Ньялве очень хотелось, чтобы так оно и было, хотя он и понимал, что вряд ли это возможно, и, тем не менее, тут же горячо поддержал это предположение.

– Коли так, пошли назад, – сказал он. – Раз уж он сбежал, нам здесь делать нечего.

– Неплохо бы осмотреть хижину, – произнес воин, который хотел стать вождем, а потому воспользовался случаем продемонстрировать, что он гораздо смелее Ньялвы.

– Хижину можно осмотреть и утром, когда будет светло, – возразил Ньялва. – Сейчас слишком темно. Мы ничего не увидим.

– Я сбегаю к костру за огнем, – сказал его конкурент, – а потом, если Ньялва боится, сам войду в хижину. Я не из пугливых.

– Я тоже не из пугливых! – возмутился Ньялва. – Могу войти и без света!

Сказав это, он тут же пожалел. Ну кто его тянул за язык?

– Так чего же ты ждешь? Стоя здесь, в хижину не попадешь!

– Да не стою я! – огрызнулся Ньялва и черепашьим шагом двинулся вперед.

Пока пигмеи выясняли отношения, Нкима перескочил через ограду и бросился в лес. Его сердце замирало от страха, и лишь когда он достиг верхушки дерева, к нему вернулась уверенность.

Только задерживаться там он не стал, а, невзирая на ночной мрак, понесся вперед, перепрыгивая с ветки на ветку, ибо у малыша Нкимы появилась великая цель. Теперь его никто не мог бы удержать, даже страх перед Шитой.

Ньялва достиг входа и заглянул внутрь. Там стоял кромешный мрак. Водя перед собой копьем, он переступил порог. В тот же миг прямо над ухом потрясенного Ньялвы раздался оглушительный крик, так напугавший всю деревню.

Ньялва сломя голову бросился назад, но воины загораживали выход. Новоиспеченный вождь налетел на них и, пустив в ход зубы и ногти, стал пробиваться наружу.

Еще неизвестно, кто был напуган больше – он или они. Воины вовсе не собирались загораживать Ньялве дорогу, просто они среагировали не так быстро, как он. Под мощным натиском вождя они попадали на землю, и, едва вскочив на ноги, бросились наутек.

– Он там, – торжественно объявил запыхавшийся Ньялва, – Что и требовалось доказать. Свое обещание я сдержал.

– Мы же собирались прикончить его, – не унимался воин, метивший в вожди. – Почему ты не убил его? Ты же был там с копьем, а он связан, беспомощен. Если бы ты пустил меня, я бы довел дело до конца.

– Ну так пойди и доведи, – неприязненно буркнул Ньялва.

– Я придумал кое-что получше, – заявил вдруг другой воин.

– Что? Говори! – сказал Ньялва, готовый принять любое предложение.

– Давайте вернемся, окружим хижину и по твоей команде метнем копья сквозь стены. Белый никуда не денется.

– Именно это я и собирался предложить, – воскликнул Ньялва. – Пошли! За мной!

Пигмеи вновь стали подкрадываться к хижине, окружили ее и стали ждать сигнала Ньялвы, держа наготове копья с отравленными наконечниками.

Жизнь человека-обезьяны повисла на волоске. Ньялва набрал в грудь воздух, готовясь отдать команду, как вдруг за оградой раздался грозный хор рычащих голосов.

– Что это? – опешил Ньялва. Обернувшись к ограде, пигмеи увидели, что в деревню через частокол лезут страшные черные чудовища.

– На нас напали демоны! – завопил один из пигмеев.

– Лесные духи! – вскричал другой.

Огромные темные фигуры переваливались через ограду. Пигмеи, побросав копья, кинулись врассыпную. На крышу хижины, истошно крича, взобралась маленькая обезьянка.

– Сюда! – кричал Нкима. – Зу-То! Сюда! Тарзан из племени обезьян здесь, в этой хижине!

Огромное неуклюжее животное с широченными плечами и длинными руками двинулось к хижине, а за ним еще шестеро громадных чудовищ.

– Эй! – позвал Тарзан. – Зу-То! Тарзан здесь. Гигантская обезьяна нагнулась, заглядывая в темное нутро хижины. Могучее туловище Зу-То никак не пролазило в дверь. Ухватившись огромными лапищами за Дверной косяк, обезьяна вырвала его из земли и повалила постройку на бок. Взвизгнувший Нкима едва успел соскочить вниз.

– Отнеси меня в лес, – распорядился человек-обезьяна.

Зу-То аккуратно поднял человека и понес к ограде. Между тем пигмеи столпились за хижиной Ребеги, силясь понять, что происходит на другом конце деревни.

Обезьяны с грозным рычанием последовали за своим вожаком. Они не терпели человеческого запаха, и им хотелось поскорее уйти.

Не прошло и полминуты, как их поглотила зловещая тьма джунглей.

XX. «Я ВАС НЕНАВИЖУ!»

Когда Старик нес девушку из деревни пигмеев в лес, он весь трепетал от прикосновения к ее теплому нежному телу. Наконец-то он держит ее в своих объятиях.

От радости он на миг позабыл все невзгоды и треволнения. Он ее нашел! Спас! Даже в эту минуту крайнего возбуждения он отчетливо сознавал, что никогда еще никому из женщин не удавалось пробудить в нем такого неодолимого порыва чувств.

За все это время девушка не произнесла ни слова, ни разу не вскрикнула. Откровенно говоря, она даже не знала, в чьи руки попала. Спасение не вызывало в ней никакой радости. Она сознавала, что ее вырвали из желанных объятий смерти, обрекая тем самым на новые мучения. Напрасно Боболо ухитрился в последний миг спасти ее из рук пигмеев, лучше смерть, чем жизнь с Боболо!

Отойдя от деревни, Старик опустил девушку на землю и принялся развязывать путы. Он действовал молча, от волнения у него перехватило дыхание, и он не мог вымолвить ни слова.

Разрезав последний узел, он помог девушке подняться на ноги. Ему хотелось обнять ее, прижать к груди, но что-то удерживало его. Он вдруг почувствовал, что боится ее. Наконец он обрел голос.

– Слава Богу, вовремя успел, – проговорил он.

От удивления девушка невольно охнула.

– Так вы белый! – воскликнула она. – Но кто же вы?

– А вы как считаете?

– Мне показалось, что это Боболо. Он рассмеялся.

– Я тот, кого вы недолюбливаете.

– О! И вы рисковали жизнью ради меня? Зачем? Мы же с самого начала цапались, как кошка с собакой.

– Предлагаю забыть прошлое, как будто ничего не было.

– Да, конечно, – согласилась девушка. – Но вы так долго и упорно искали меня. Почему?

– Просто я… Старик замялся.

– Просто я не мог допустить, чтобы белая женщина попала в руки этих дьяволов.

– Что будем делать? Куда пойдем?

– Прежде всего нужно уходить отсюда, – сказал он. – Затем хорошенько выспимся, а утром двинемся в мой лагерь. Это в двух днях пути, на том берегу реки, знать бы только, где она, река… Сегодня я уже заблудился, когда разыскивал деревню Ребеги.

Старик с Кали-бваной медленно побрели сквозь тьму. Пока они шли в правильном направлении – Старик еще в деревне пигмеев сориентировался по звездам – но он не мог ручаться, что они не собьются с пути в ночном мраке, когда на небе нет ни одной звезды.

– А что было с вами после того, как Боболо вытащил меня из пироги? – спросила она.

– Меня снова отвезли в храм. Девушка вздрогнула.

– Жуткое место!

– Они собирались сотворить из меня праздничный ужин, – продолжал он. – Пожалуй, мне теперь до самой могилы не бывать ближе к смерти, чем тогда. Жрицы едва не сделали из меня отбивную своими дубинками.

– Но как вам удалось спастись?

– Считайте, что чудом, – ответил он. – До сих пор толком не могу объяснить. С высоты вдруг раздался голос и объявил, что он мушимо некоего туземца. Мушимо – это что-то вроде духа. Считается, что у каждого туземца есть свой мушимо, который оберегает его. И тут по столбу в зал спускается человек с белой кожей, в жизни не встречал такого красавца, выхватывает меня из-под носа жрецов и жриц и тащит на берег реки, где для меня приготовлена пирога.

– Вы прежде встречали его?

– Нет. Говорю же, все это смахивает на чудо, вроде того, что произошло в деревне пигмеев, когда я ворвался туда, чтобы остановить эту кровожадную ведьму и не дать ей зарезать вас.

– Для меня чудо, – это то, что вы прибыли в самую критическую минуту. Что до остальных чудес, которые, как вы утверждаете, там произошли, то я ничего не заметила. Я ведь закрыла глаза, чтобы не видеть ножа Влалы, и тут вы остановили ее.

– Это не я.

– Как?

– В том-то чудо и состоит.

– Ничего не понимаю.

– В тот момент, когда пигмейка схватила вас за волосы и занесла нож, ее поразила стрела, и она упала замертво. А когда подбежал я, и воины хотели напасть на меня, были убиты еще трое или четверо из них, но откуда взялись стрелы, я понятия не имею. Никого постороннего я не заметил. Даже не знаю, хотел ли кто помочь нам, или же это были происки туземцев другого племени.

– А может, меня снова хотят похитить? – предположила девушка. – За последнее время меня так часто похищали, что я даже жду этого. Но я все-таки надеюсь, что заблуждаюсь, иначе за нами была бы погоня.

– Утешительная мысль, – улыбнулся Старик. – Будем надеяться, что вы ошибаетесь. Уверен, что ошибаетесь, ведь если бы за нами гнались, то не стали бы прохлаждаться, а давным-давно напали бы.

С полчаса еще брели они в кромешной тьме, затем Старик остановился.

– Пора отдыхать, – сказал он, – хотя я просто не представляю, как нам это удастся. Даже прилечь негде, разве что на тропе, что не совсем удобно, так как по ней прохаживаются леопарды.

– Может, устроимся на дереве? – предложила девушка.

– Иного выхода нет. Здесь слишком густые заросли, чтобы спать на земле. Сможете залезть на дерево?

– Наверное, если вы поможете.

– Я залезу первым и подниму вас. Отыскав подходящую ветвь, он взобрался на нее, затем свесился вниз.

– Дайте руку.

Он без труда подтянул девушку наверх.

– Побудьте здесь, пока не найду место поудобнее. Обследовав дерево, Старик через несколько минут возвратился.

– Я нашел то, что нужно, – сообщил он. – О лучшем и мечтать нельзя.

Он помог ей встать и, поддерживая рукой, стал помогать ей перебираться с одной ветви на другую, пока они не поднялись к месту ночлега – огромной развилке из трех ветвей, две из которых шли почти параллельно.

– Совсем как в первоклассном отеле, – заметил он. – Минутку, я срежу сучки. И как это я не напоролся на них впотьмах…

– Наверное, очередное чудо, – проговорила девушка.

Затем Старик нарезал охапку небольших веток, настелил на параллельные ветви, а сверху уложил толстый слой листьев.

– Ну-ка, попробуйте, – пригласил он. – Может, это и не перина, но все же лучше, чем ничего.

– Блаженство!

Девушка вытянулась на импровизированном ложе, впервые за много дней получив возможность отдохнуть и не столько телом, сколько душой. Впервые за много дней она ложилась спать, не испытывая страха.

Не видя ее в темноте, Старик мысленно представил очертания ее дивной фигуры, упругую грудь, тонкую талию, округлые бедра. В нем вновь закипела страсть.

– А вы где будете спать? – спросила она.

– Тут недалеко, – выдавил он хриплым голосом и двинулся к девушке.

Ему до умопомрачения хотелось сжать ее в своих объятиях.

– Я так счастлива, – сонно пробормотала девушка. – Даже не представляла, что такое еще возможно. Это, наверное, оттого, что с вами я чувствую себя в полной безопасности.

Старик промолчал. Его словно окатили сначала холодной водой, а затем кипятком. "Какого черта она это сказала?" – подумал он, злясь на девушку за ее слова. Это нечестно! Какое у нее право так говорить? С ним – ив безопасности? Наверное, разгадала его намерение и решила обезопасить себя таким вот образом. Разве он не спас ее, рискуя жизнью? Разве она перед ним не в долгу? Разве не в долгу перед ним все женщины за то, что сотворила с ним одна из них?

– Как странно… – сквозь дремоту проговорила она.

– Что именно? – спросил он.

– Когда мы впервые встретились, я вас очень испугалась, а теперь мне было бы страшно, не будь вас здесь. Это лишний раз говорит о том, что я плохо разбираюсь в людях. Но и вы тогда были не слишком приветливы, а сейчас как будто изменились.

Старик уклонился от ответа и принялся подыскивать себе место, пусть без особого комфорта, но хотя бы с минимумом неудобств. От голода и возбуждения им овладела слабость. Он решил подождать до утра, рассчитывая, что к этому времени перестанет вспоминать доверчивые слова девушки, и тогда все будет проще, – от своего намерения Старик не отказался.

Приискав более-менее подходящую ветвь, он устроился в развилке.

Ложе было весьма неудобным, но по крайней мере не приходилось опасаться, что он свалится, если случайно уснет. Над ним неподалеку расположилась девушка. Казалось, от нее исходит некое излучение, окутавшее его легкой дымкой, вызывая одновременно наслаждение и боль. Со своего места он не мог дотянуться до девушки, коснуться рукой, однако физически ощущал ее присутствие. Вскоре сверху послышалось ровное дыхание, и он понял, что девушка уснула. Ее сон напомнил ему сон ребенка – безмятежный, доверчивый и невинный. И тогда Старик устыдился собственных мыслей. Ну зачем она так хороша? Зачем у нее такие волосы? Зачем Бог дал ей такие губы и такие глаза? Зачем…

Усталый организм не мог дольше сопротивляться, и Старик погрузился в сон.

Проснувшись, он ощутил боль в онемевшем теле. Было уже совсем светло.

Старик поднял голову. Девушка сидела и смотрела на него. Взгляды их встретились. Девушка улыбнулась. Как много все же в нашей жизни значат всякие незначительные детали. Не улыбнись Кали-бвана именно так, жизнь этих людей сложилась бы совсем иначе.

– Доброе утро! – поздоровалась она. Старик в ответ улыбнулся.

– Неужели вы всю ночь промучились на этом суку?

– Ничего страшного, – заверил он. – Наконец-то я хоть выспался.

– Сделали для меня роскошную постель, а что же сами о себе не позаботились?

– Вам хорошо спалось? – спросил он.

– До утра ни разу не проснулась. Наверное, сказалась смертельная усталость или то, что я перестала бояться. С тех пор, как меня бросили проводники, это была первая ночь, когда я спала спокойно, без кошмаров.

– Я очень рад, – сказал он. – А теперь пора в путь. Нужно уходить отсюда и как можно скорее.

– Но куда?

– Вначале двинем на запад, пока не выберемся из владений Боболо, потом повернем на север, к реке. Если будут сложности с переправой, мы что-нибудь обязательно придумаем. Сейчас же меня больше беспокоят бететы. Племя Боболо обитает у реки, и они редко заходят далеко в джунгли, даже когда отправляются на охоту, а бететы шныряют по всему лесу. К счастью для нас, они не заходят так далеко на запад.

Старик помог девушке спуститься на землю, и они почти сразу вышли на тропу, которая, судя по всем признакам, вела на запад. Вскоре он увидел плоды, которые годились в пищу, и набрал побольше. Пара двинулась вперед медленным шагом, подкрепляясь на ходу собранными плодами. Быстро идти они не могли, так как из-за длительного недоедания находились на грани истощения. Им приходилось делать частые передышки, и тем не менее они упорно шли вперед, понукаемые необходимостью.

Вскоре они вышли к ручью. Здесь они напились и устроили привал. По пути Старик внимательно изучал тропу, ища следы пигмеев, но ничего не обнаружил и заключил, что, видимо, этой тропой бететы не пользуются.

Девушка села, привалившись спиной к стволу молодого деревца, а Старик улегся чуть поодаль, откуда мог украдкой любоваться ее профилем. После утренней улыбки он уже смотрел на девушку другими глазами, глазами, с которых окончательно спала пелена мужского эгоизма и вожделения. И теперь под блистательной оболочкой красоты физической он увидел в девушке красоту духовную, и вторая затмевала собой первую. Лишь сейчас сумел он оценить по достоинству целеустремленность и отвагу девушки, бросившейся навстречу неизведанным опасностям этого жестокого мира.

Но ради чего? Или кого?

Вопрос этот мгновенно отрезвил Старика. Ради кого? Ну, разумеется, ради какого-то Джерри Джерома, которого Старик ни разу в глаза не видел. Он только и знал о нем, что его имя. Но все равно Старик ненавидел этого парня со всем пылом человека, ослепленного ревностью. Он порывисто сел.

– Вы замужем? – резко спросил он. Девушка бросила на него удивленный взгляд.

– Нет, не замужем.

– Тогда помолвлены?

– Вы не находите, что вопросы ваши несколько бестактны? – произнесла девушка холодным тоном, каким разговаривала с ним в день их знакомства.

Но почему, собственно, он не имеет права на бестактные вопросы? Разве не спас он ей жизнь? Разве она не обязана ему всем?

Но в тот же миг он осознал, что допустил грубость.

– Простите, – сказал он.

Скрестив руки на коленях, он уткнулся в них подбородком и уставился себе под ноги. Девушка глядела на него пристальным оценивающим взглядом спокойных серых глаз. Впервые за все время их знакомства она наконец-то толком разглядела его лицо.

Заросшее неряшливой бородой лицо имело правильные волевые черты. Девушка вдруг увидела, что, несмотря на грязь и изможденный вид – следствие лишений и невзгод, человек этот красив и не так стар, как ей казалось, лет тридцати, не более.

– Кстати, – сказала она вдруг, – а ведь я даже не знаю вашего имени.

Помолчав, он наконец отозвался:

– Малыш зовет меня Стариком.

– Разве это имя? – возразила она. – И потом вы совсем не старый.

– Благодарю за комплимент, – сказал он, – но если определять возраст человека его самоощущением, то старее меня нет никого на свете.

– Просто вы устали, – сочувственно сказала она. Ее голос чем-то напомнил ему материнскую ласку.

– Вы так много перенесли, и все из-за меня. Старику показалось, что она пытается загладить резкость своего недавнего ответа.

– Мне кажется, вам следует как можно лучше отдохнуть, прежде чем идти дальше.

– Пустяки, – сказал он, – а вот вам и в самом деле не мешало бы еще отдохнуть. Только не здесь. Как бы мы ни устали, нужно выбираться с земли бететов.

Он с усилием встал и протянул ей руку. Затем, несмотря на ее возражения, перенес девушку через ручей, и там они вышли на широкую тропу, по которой смогли идти рядом.

Через несколько шагов он остановился и вырезал две палки.

– Чтобы смогли ковылять дальше, – пояснил он с улыбкой. – Видите, вот мы и постарели.

Однако себе он взял палку увесистую, сучковатую, походящую скорее на дубину, чем на посох.

И они снова побрели плечом к плечу.

Всякий раз, когда девушка невзначай касалась его, он вздрагивал всем телом, но тут же вспоминал про Джерри Джерома и брал себя в руки.

Некоторое время они шли в молчании, думая каждый о своем. Первой нарушила тишину девушка.

– Старик – это не имя, – сказала она. – Не могу же я вас так называть. Это нелепо.

– Мое настоящее имя ничуть не лучше, – заверил он. – Мне дали имя в честь деда, а у дедушек имена бывают довольно чудные.

– Точно, – подхватила она. – И все-таки имена у них старые, добрые, солидные. Моего дедушку звали Абнер.

– Как, у вас был только один дедушка?

– По имени Абнер – один. Ну так как же звали вашего деда, признавайтесь?

– Хайрем, но друзья называют меня Хай, – поспешно добавил он.

– А фамилия? Не могу же я обращаться к вам просто по имени.

– Почему? Мы же друзья, разве нет?

– Ладно, – согласилась она. – Но вы мне так и не ответили.

– Хай – этого достаточно, – суховато сказал он.

– А если мне придется представить вас кому-нибудь?

– Кому, например?

– Боболо, – пошутила она и рассмеялась.

– С этим джентльменом я уже знаком. Но раз уж речь зашла об именах, хотелось бы узнать и ваше.

– Туземцы зовут меня Кали-бвана.

– Но я не туземец, – обронил он.

– Мне нравится, когда меня называют Кали. Зовите меня Кали, – сказала девушка.

– На местном наречии «кали» означает «женщина». Ладно, женщина.

– Если еще раз назовете меня так, то я перестану с вами разговаривать.

– Хорошо, Кали так Кали, раз вы настаиваете. Помолчав, он добавил:

– Знаете, мне оно тоже нравится. Самое обычное слово, а получилось прекрасное женское имя.

Между тем лес незаметно поредел, деревья расступились, стало меньше кустов. Выйдя на поляну, Старик остановился, взглянул на солнце и удрученно покачал головой.