Текст книги "Все лучшие повести о больших приключениях"

Жаб Жабыч Сковородкин

Глава первая
Откуда Жаб Жабыч взялся

Все беды и неожиданности в уездном городе N происходили от Института генетики им. Вл. Ильича Ленина.

То у них прорвёт клетки, и в город выбежит десяток четырёхухих кроликов. То они выведут новую породу комаров размером с ладонь, и весь город начинает бегать и сбивать их палками. То они ещё как-нибудь начудят.

Их главный учёный Валерий Ив. Крюков уже много лет бился над выведением новой породы – восьминогих уток. Чтобы одной такой уткой можно было легко накормить две малогабаритные семьи.

И это именно они вывели Жаб Жабыча. Жаб Жабыч – это жаба огромных (со стиральную машину) размеров.

Как же они его вывели? Очень просто. Предложили всем окрестным ребятишкам приносить в институт головастиков. Но не обычных, размером с копейку, а самых больших, размером с гривенник или с хорошую вишню.

Когда этих головастиков набралось на целых три пруда и из них вывелись большие жабы, они из новых крупных головастиков набрали самых больших. И так далее.

И наконец, уже из головастика величиной с футбольный мяч вывелся Жаб Жабыч – такая огромная, со стиральную машину, жабища.

Мало того что эти учёные вывели Жаб Жабыча, они ещё наделили его разумом. Правда, не очень большим, но всё же. Как же они ухитрились сделать это? Очень просто.

Старший научный сотрудник института Д. У. Круглый записывал биотоки мозга жабы. Одновременно он снимал сигналы своего мозга, чтобы сравнить две энцефалограммы – человека и человекообразной жабы.

Он всё перепутал. Сигналы, идущие с его головы, он подключил не к записывающему прибору, а к датчикам на голове Жаб Жабыча. И Жаб Жабыч считал всё, что было у Круглого Д. У. в мозгах.

После этого Жаб Жабыч сбежал.

Глава вторая
Куда Жаб Жабыч делся

Никуда он не девался. Он пришёл жить в один небольшой коттедж на окраине города. Там проживали некто Устиновы: папа, мама и мальчик Владик. Правда, он был такой маленький, что его можно было и не считать.

Он вошёл, вернее, впрыгал в широко открытую калитку участка. Подшлёпал не спеша к ничуть не удивившемуся (от растерянности) папе, который сидел на высоком крыльце с Владиком на руках, и сказал:

– Нет, вы меня и не уговаривайте. Я туда ни за что не вернусь.

Хотя никто его уговаривать и не собирался. Потом он протянул папе мокрую лапу и представился:

– Жаб Жабыч. Очень приятно.

Папа как во сне протянул в ответ свою руку и ответил:

– Очень приятно. Пал Палыч.

Сын Владик тоже протянул Жаб Жабычу руку и сказал:

– Лади.

Так они познакомились.

– Я у вас буду жить, – сказал Жаб Жабыч. – Не возражаете?

– Где? – поразился папа.

– Да хоть вот здесь. – Гость показал на пустую собачью будку. – Если вы расширите отверстие и поставите рядом пару кресел, это будет очень удобно. Я буду вам дом охранять.

– А если придут жулики, – спросил папа, – что вы будете делать?

– Я позвоню в милицию.

– Как в милицию? Значит, вам надо и телефон сюда в будку провести? – спросил папа.

– Разумеется. Как же без телефона?

Папа был просто потрясён.

– А чем вас кормить, Жаб Жабыч?

– Я непривередлив, – ответил гость. – Хитин и немного белка. Креветки, крабы, лангусты.

– Ну, хорошо, – сказал папа. – А зимой? Ведь вы же замёрзнете.

– Зимой все земноводные спят, – ответил Жаб Жабыч.

Так получилось, что папа без ведома мамы, не успев оглянуться, кажется, уже брал на работу какого-то неведомого пришельца (то есть пришлёпальца). Папа в ужасе поднял руки вверх и взялся за голову.

В это время юный Владик нырнул с папиных коленей и полетел головой вниз с крыльца на асфальтированную дорожку.

(Хочется сразу отметить, что Владик с детских лет славился тем, что всё время падал откуда не следует и залезал туда, куда не надо.)

Скорее всего, Владик бы очень сильно разбился и поднял бы крик на весь посёлок, и надо было бы приглашать врача для ремонта Владика, но тут сверкнула зеленоватая молния, и Владик был пойман на полдороге.

Это Жаб Жабыч открыл свой большой лягушачий рот и выстрелил мокрым длинным языком с клейкой массой на конце. (Таким образом лягушки языками ловят комаров.) Владик приклеился к этому языку голой попкой и поэтому был спасён.

Папа сразу понял, что Жаб Жабыча надо принимать на работу, несмотря на кажущуюся нелепость всего происходящего.

И в конце концов Жаб Жабыч был принят.

Самое удивительное, что он здорово пришёлся по сердцу маме. Как оказалось, мама Лена с детства боялась мышей, а лягушек ни капельки не боялась. А такое большое, толстое и добродушное существо было просто необходимо в современном нервном доме.

С тех пор прошло несколько лет.

Глава третья
Владик вырос, а Жаб Жабыч становится суринамычем

Ну, не очень-то он вырос. Так, подрос немного, говорить научился, но до школы ему далеко ещё было. Братьев и сестёр у него за это время не появилось, поэтому он сильно сдружился с Жаб Жабычем.

Он запрягал Жаб Жабыча в детскую коляску, и Жаб Жабыч нехотя, шлёпая босыми лапами, катал его по двору.

А вечером папа и Жаб Жабыч сидели на двух креслах около будки Жаб Жабыча и беседовали. Причём оба курили. Папа затягивался, а Жаб Жабыч просто грыз что-то очень похожее на сигару. Он косил под английского лорда.

От Жаб Жабыча было много пользы. Взять хотя бы случай с гигантскими тараканами.

Институт генетики им. Вл. Ильича однажды вывел новую породу гигантских тараканов. Каждый таракан был размером с лапоть. И в город их выбежало штук пятьсот, самые отборные генетические экземпляры. (Большая потеря для научного коллектива.)

Через полгода их развелось несчётное количество. Они встречались на всех помойках, бегали по всем стенам вплоть до шестого этажа, залезали в автомобили.

Дети ловили их и приклеивали к ботинкам или привязывали верёвками. Получались такие летние коньки.

Тараканы были необычной силы и легко катали детей. Самое главное, надо было держать ноги вместе, потому что тараканы всё время норовили бежать в разные стороны, и неопытный, слабоногий конькобежец немедленно растягивался во весь рост.

А Жаб Жабыч жутко обрадовался тараканам. Когда он поймал на кухонной плите первого и съел его, он заявил:

– Наконец-то научились хорошо готовить!

Он ловко хватал тараканов своим клейким языком и с наслаждением хрустел хитиновым покровом насекомых.

Но вот однажды произошло одно совершенно неординарное событие.

Жаб Жабыч, как всегда, сидел на одном из кресел возле своей (в прошлом собачьей) будки и читал газету. Вдруг он замер, буквально застыл с разинутым ртом и сидел так минуту ровно.

– Что это с ним? – спросила мама.

– Прочёл что-то нехорошее, – ответил папа. – Он всегда так: когда встречает какую-нибудь жуть, сразу отключает мозги на какой-то период. Не хочет этого знать.

Мама взяла из рук замершего Жаб Жабыча газету и прочла:

«Институт генетики им. Вл. Ильича Ленина разыскивает пропавший экземпляр гигантской жабы, необходимый для исследовательских работ. Эту жабу видели в окрестностях города. Нашедшего просят звонить по указанному телефону. Его ожидает вознаграждение».

– Что это? – сказала мама. – Нашего Жаб Жабыча могут у нас забрать?

– Очень даже могут, – сказал папа.

– А почему?

– Да потому, что они его вывели. Это их собственность.

– Что значит собственность?! – поразилась мама. – В какое время они живут?

– В самое генетическое. Они кого хотят, того и выводят. И никто не может им это запретить.

– И что же, ты отдашь им нашего любимца, нашу жабоняню?

А Владик прижался к застывшему Жаб Жабычу и стал целовать его в мокрую морду.

– Ни за что! – ответил папа. – Мы его спрячем.

– Где?

– Ни «где», а «под чем»?

– Под чем?

– Под новым обликом.

– Под каким таким новым обликом? – спросила мама.

– Под обликом суринамской пипы.

– Что это ещё за цаца такая?

– Не цаца, а пипа. Это такая гигантская жаба, которая водится в Суринаме, в Африке. Мы скажем, что это подарок.

– От кого подарок? – удивилась мама.

– От мистера Зимбабве Ту-ту, твоего родственника из Суринама. Твоего двоюродного дедушки.

И хотя у мамы не было никакого двоюродного дедушки Зимбабве Ту-ту в Африке, а Суринам находится вовсе не в Африке, мама согласилась.

Когда Жаб Жабыч пришёл в себя после короткого замыкания в мозгах, ему объяснили, что он уже не Жаб Жабыч, а Суринамыч. И что в присутствии посторонних людей он не должен ничего говорить, а только квакать. И нельзя ему квакать ничего лишнего, а то его опять заберут в институт генетики и будут долго изучать.

– Как изучать? – спросил Жаб Жабыч (теперь Суринамыч).

– Мало ли как, – ответил папа. – Препарировать.

После этих слов Суринамыч снова замер на полчаса, а то и на час.

Но в конце концов всё разрешилось. Все успокоились. Только надо было узнать, какого цвета бывают суринамские пипы. И если они красные или жёлтые, Жаб Жабыча надо было бы срочно перекрасить.

Выяснилось, что суринамские пипы чёрного цвета. И целую неделю Жаб Жабычу добавляли в пищу венгерскую морилку для мебели. Потому что именно таким образом один папин знакомый водопроводчик поменял цвет кожи и превратился в негра.

Бедному Жаб Жабычу к каждой еде давали стаканчик морилки, а он глубоко возмущался:

– И я должен это пить!

Папа его урезонивал:

– Люди за эту гадость деньги платят, а тебе бесплатно дают. Пей, и всё тут.

Жаб Жабыч ругался и пил. Пил и ругался.

Но зато Жаб Жабыч почернел, и никакой институт генетики ему теперь страшен не был.

Глава четвёртая
Жаб Жабыч становится великим исполнителем суринамских песен

Имя Суринамыч как-то не прилипло к Жаб Жабычу. Он был слишком мудр и солиден для того, чтобы его звали только по отчеству: Михалыч, Степаныч или там Капитоныч. Он снова стал Жаб Жабычем.

Но, несмотря на свою солидность и важность, он часто поступал совсем несолидно и нелепо. И вот новая неожиданность – Жаб Жабыч запел. То ли весна в нём какие-то таланты разбудила, то ли сам по себе у него талант проснулся, только Жаб Жабыч начал удивительно громко квакать, кукарекать и блеять по вечерам.

Как только чуть-чуть падала сырость и звуки становились пронзительней и звонче, Жаб Жабыч садился около маленького прудика, выкопанного для него папой, и заводил свою невыносимую дальнобойную песню. Главные слова в этой песне были «ква-ква» и «тыр-тыр»!

В ответ на эту призывную песню во всех окружающих домах закрывались окна, включались магнитофоны и в форточки вылетали ругательства.

Сколько Жаб Жабыча ни уговаривали петь вполголоса или петь в подушку, он никак не желал расставаться с возможностью петь для народа и для окружающей среды.

Однажды пришёл строгий участковый милиционер по фамилии Иван Пистолетов. Он вызвал папу и сказал:

– На вас пришло заявление.

– Какое такое заявление? – удивился папа.

– Что вы содержите неизвестное науке животное и его мучаете.

– Мы его мучаем? – спросил папа. – Там нет ошибки?

– Ну да, вы, а кто же? Чего же оно кричит у вас по вечерам, как будто его режут?

Папа пригласил Жаб Жабыча для разговора. Жаб Жабыч неохотно вылез из будки и протянул участковому лапу.

– Здравствуйте. Жаб Жабыч.

Милиционер лапу не взял. Он приложил руку к козырьку, с удивлением взирая на мокрое чудовище.

– Приветствую вас.

– Разве похоже, что мы его мучаем? – спросил папа.

– А чего же он так у вас кричит?

– Он не кричит, он поёт и заливается, – ответил папа.

– Да, я заливаюсь, – подтвердил Жаб Жабыч.

– И потом, почему вы решили, что это неизвестное животное. Очень даже известное. Это гигантская жаба, суринамская пипа из Суринама, из Африки.

«Вот бы и кукарекала она себе в Суринаме, – подумал про себя участковый. – Привозят чёрт-те кого чёрт-те откуда, а ты здесь разбирайся!»

Но папа его успокоил:

– Ничего, мы примем меры: или противогаз ему приобретём, или научим на балалайке играть.

– Это правильно, – согласился участковый. – Мы тогда сможем принять его в наш ансамбль милицейской песни. Кстати, а есть у вас документы на эту пипу? Прививки вы ему делали?

– Пипам прививки не делают, – убеждённо сказал Жаб Жабыч. – Пипы – это не собаки. Они не кусаются.

– А документы всё-таки нужны, – сказал Пистолетов. – Прошу вас о них побеспокоиться.

Папа уверил его, что всё будет в порядке. Что документы будут.

Он твёрдо решил сделать ксерокопию страницы про суринамских пип из книги знаменитого изучателя животных Альфреда Брема.

Когда участковый Иван Пистолетов ушёл, мама спросила у папы:

– А почему это мы будем учить Жаб Жабыча на балалайке, когда у нас пианино есть?

– Да потому, что у всех жаб только четыре пальца на передних лапах, – ответил папа. – А на балалайке вообще можно вилкой играть.

Таким образом Жаб Жабыч был спасён от долгих занятий музыкой.

Глава пятая
Занятия музыкой и плаванием

С тех пор как Жаб Жабычу купили балалайку, жизнь снова на какое-то время наладилась. Жаб Жабыч с утра до вечера бренчал на ней что-то несусветное. Непонятно было, что это: набор бренчаний и тырканий или какая-то великолепная лягушачья симфония Опус Номер Пятый – Прелюды для балалайки с кваканьем.

Участковый милиционер Пистолетов пришёл, послушал и сказал, что до уровня милицейского ансамбля он не дотягивает. Но больше документов и справок о прививке не спрашивал.

Владик начал дрессировать Жаб Жабыча на сторожевую собаку.

Всё время кричал:

– Голос!

– Дай лапу!

– Чужой!

– Барьер!

Эту команду Жаб Жабыч меньше всего любил. Он был несколько ленивоват. Зато он любил команду «Подай!». Особенно если предмет, который Владик бросал, был недалеко. Жаб Жабыч тогда выстреливал языком в мячик или там в пластмассовую игрушку и мигом подавал её своему дрессировщику.

Потом Владик стал готовить с Жаб Жабычем цирковые номера. Он засовывал Жаб Жабычу голову в пасть, ездил на нём верхом. Пытался заставить его прыгать через горящее кольцо.

Голову его Жаб Жабыч в пасть принимал, а при виде горящего кольца замирал минут на сорок. Его можно было перекатывать с места на место, поливать водой – он ничего не ощущал, так он боялся огня.

Тем временем пришло лето. Сначала так, слегка весна. Потом всякие цветочки-одуванчики. Потом как грянула жара! Такая жаркая жара, что всех немедленно потянуло на воду.

Жаб Жабыч всё время сидел в своём маленьком прудике, тараща одни глаза из воды. А восьмилетний Владик всё время бегал с соседним Витькой на речку.

Однажды они уговорили пойти с ними купаться Жаб Жабыча. Они погрузили его в садовую тележку и с грохотом потащили к реке.

Там, конечно, все обрадовались Жаб Жабычу.

– Ой, какое чучело! Можно с ним сфотографироваться?

– Ой, он не кусается? Можно его потрогать?

– А пусть он покатает нашего мальчика.

То есть было не до купания. А один фотограф, местный мастер пляжных композиций, вообще положил на Жаб Жабыча глаз.

– Дайте мне его напрокат. Я вам буду процент отчислять.

Ему отказали, но он всё время приставал к Владику:

– Поймите, молодой человек, у вас эта лягушка бесполезная, а у меня она будет доход приносить.

Владик и Витя ни за что не соглашались сдавать Жаб Жабыча. Но фотограф по фамилии Стенькин всё приставал:

– Давайте я его у вас куплю.

– Поймите, – сказал Владик. – Он для нас как родственник, как дядя или тётя. Смогли бы вы продать своего дядю?

Фотограф подумал секунду и сказал:

– Смог бы.

– А вот мы не можем.

Пришлось сбежать. А противный соседский подросток Толик Кукареков весь этот разговор слышал.

С этих пор дети с Жаб Жабычем ходили купаться только ночью и вместе с папой.

Они приходили на речку с фонариками, разводили маленький костёр, пекли картошку и радовались, потому что никого вокруг не было.

Ребята поднимали в воде жуткий шум. Это огорчало Жаб Жабыча. Однажды он сказал:

– Послушайте, как вы прыгаете в воду! Бухаетесь, как брёвна, или шлёпаетесь, как табуретки. Вот вы все закройте глаза и послушайте: услышите, как я нырну, или нет?

Все закрыли глаза. Жаб Жабыч подошёл к крутому берегу и, не торопясь, повалился вниз. Вышло отлично: он вошёл в воду, как огромная капля масла, без малейшего шума.

– Ну и что? – закричал соседский Витька Верхотурцев. – Я тоже так могу!

– Ну, давай!

Витька подошёл к берегу, прицелился и сиганул. Ничего не вышло, он такой плеск-треск поднял, что за три километра было слышно.

Сколько ни прыгали все остальные, бесшумность ни у кого не получалась.

– Если вы так будете шуметь, вы ни одного водяного таракана не поймаете, ни одной личинки.

Ребята и папа после таких слов огорчились. Но Жаб Жабыч их успокоил:

– Ладно, я вас научу! И нырять научу, и под водой научу быстро плавать.

Он стал проводить с ребятами уроки плавания и ныряния. В дальнейшем это им пригодилось.

Глава шестая
Жаб Жабыч исчез

А противный подросток Толик Кукареков задумал плохое дело. Он задумал продать Жаб Жабыча фотографу Стенькину. И он выбирал удобное время.

У него был старый электромотороллер, переделанный из пылесоса, и он на нём всё время ездил вокруг дома Устиновых. Он всё высматривал и всё запоминал.

Когда Павел Павлович уходит на работу. Когда мама Лена провожает сына Владика в школу. Когда она уходит на работу сама. И наконец, в какое время Жаб Жабыч вылезает из своей телефонизированной будки и начинает ухаживать за цветами.

Когда он всё это запомнил, он приехал к фотографу Стенькину и сказал:

– Если я вам привезу эту говорящую жабу, сколько вы мне заплатите?

– А сколько ты хочешь?

– Я хочу процент.

– Сколько процентов? – спросил фотограф.

– Десять процентов с каждого снимка.

– Не много ли?

– В самый раз.

– А ну как эта лягушка заявит в милицию, что мы её украли? – спросил Стенькин. – Ведь она умеет говорить.

– А мы на неё намордник наденем из капроновой лески, – предложил Толик. – Не разговорится.

– А чем её кормить? – спросил фотограф.

– Она – как поросёнок, всё ест, – соврал Кукареков.

– А где её держать?

– У вас же есть пляжный сарайчик для треног и стенда с фотографиями. Где вы Ельцина с Черномырдиным держите.

– Какого Ельцина с Черномырдиным?

– Ну таких, с которыми все фотографируются.

– Ах, да! – вспомнил фотограф. – Только с ними никто фотографироваться не хочет. Я президента Клинтона завёл.

– Вот там и держите, где Клинтона держите.

– По рукам, – согласился фотограф Стенькин.

И судьба Жаб Жабыча была решена.

Фотограф Стенькин отгородил в своём пляжном домике место, как для поросёнка, и показал Толику.

После этого подросток Кукареков поехал за Жаб Жабычем. Он подъехал к калитке Устиновых и сказал Жаб Жабычу:

– Хотите, я вас покатаю?

Жаб Жабыч вовсе не хотел кататься, но не хотел обижать подростка. Он ответил:

– Совсем не хочу. Но если надо…

– Очень надо, – сказал подросток.

Тогда Жаб Жабыч вышлепал из калитки и забрался к нему на заднее сиденье. Толик рванул с места, и они умчались на другой конец города – на летний городской пляж.

Жаб Жабыч пытался запомнить дорогу: вот это зелёненький домик. А это двухэтажненький. А это опять зелёненький.

Но скоро он запутался и плюнул. Прямо на голову Толика.

«Плюйся, плюйся! – думал Кукареков. – Теперь ты мне будешь пользу приносить».

Скоро они приехали.

– Слезай! – приказал Толик.

– Здравствуйте, – сказал фотограф Стенькин. – Мы давно вас ждём. Проходите, гостем будете.

Жаб Жабыч втиснулся в сарайчик.

– Всё, – сказал Стенькин, закрывая сарай на замок. – Подождите, скоро мы придём.

Он отвёл Толика в сторону и сказал:

– Ведь его начнут искать.

– Пусть ищут. Он месяц здесь посидит. Все про него и забудут.

– Целый месяц его бесплатно кормить?

– Зато потом он даст доход.

– Потом зима начнётся.

– А вы берите его на юг, в Крым. Там всегда лето. Вернётесь миллионером.

Фотограф Стенькин уже не рад был, что ввязался в сомнительный бизнес с этой большой лягушкой. Но Толик уверенно навязывал ему Жаб Жабыча.

Глава седьмая
Жаб Жабыч нашёлся

Когда Владик вернулся домой из школы и увидел, что Жаб Жабыча нет дома, он поднял жуткий крик.

Он позвонил маме на работу, он позвонил папе на работу, он позвонил всем друзьям из класса. И скоро заработал целый спасательный штаб.

Папа первым делом пошёл в милицию к инспектору лейтенанту Пистолетову и, запыхавшись, сказал:

– Что делать, гражданин начальник? Жаб Жабыч пропал. Наверное, его украли.

– Как что делать? – ответил инспектор. – Надо дать объявление в газету: «Так, мол, и так, пропал Суринамский Пип. Особые приметы: похож на огромный рюкзак с глазами. Нашедшего ожидает премия».

– Объявление нельзя, – сказал папа. – Его могут опять в институт забрать.

– В какой такой институт? – насторожился Иван Пистолетов.

– А в котором он учился, – поправился папа. – Он же у нас студент. А сейчас он бросил. Текучка заела.

«Ну и времена пошли, – подумал инспектор, – жабы учиться начали. А я никак в юридический техникум не поступлю. Меня тоже текучка заела».

И он строго сказал папе:

– Когда ваш Пип Пипыч найдётся, обязательно оформите на него документы. Если он возобновит учёбу, пусть ему выпишут студенческий билет.

Так что папа вышел из милиции ни с чем. Зато одноклассники Владика Люба Кукарекова, Женя Попов, его брат Федя Попов и особенно раскованный Лёня Коблиц работали как профессиональные сыщики.

Первым делом они опросили всех соседей: не видел ли кто-нибудь чего-нибудь подозрительного. Многие видели подозрительного Толика Кукарекова. Его всегда все подозревали, больно он был жуликоватый. Видели, как он кого-то катал.

Ребята вышли на Толика и спросили:

– Ты не брал Жаб Жабыча?

– И не думал. Не знаю я никакого Жаб Жабыча.

– А почему у тебя спина в клею? Почему у тебя волосы склеены?

– Потому что я расклейщика афиш чуть не сбил. А он меня догнал.

Тут возник соседский мальчик – друг Витя Верхотурцев – и закричал:

– Врёт он всё! Я сам видел, как он вёз Жаб Жабыча на мотороллере. Признавайся, куда ты его отвёз?

– Откуда ты знаешь? – завозмущался Толик. – Ты же в это время должен быть в школе.

– А я диктант прогуливал! – ответил Витя.

– Молодец, – сказали ребята.

Они схватили Толика за руки-ноги, связали и занесли на участок к Владику, и Люба Кукарекова, его собственная сестра, сказала:

– Сейчас мы тебя пытать будем.

– А как? – поинтересовался Толик.

– Очень просто, – ответила Люба. – Мы будем твой мотороллер молотком на кусочки разбирать.

Она очень хорошо знала своего полупреступного брата. Мотороллер прикатили, и Толик сразу сломался:

– Я всё скажу, я всё скажу! Это всё фотограф Стенькин, это он меня подучил.

– Где он сейчас?

– Кто?

– Жаб Жабыч, вот кто!

– На городском пляже у фотографа в сарайчике.

– Ребята, – сказала Люба Кукарекова, – вы пока его не отпускайте, а я на пляж съезжу. Я вам Жаб Жабыча привезу.

Вот как странно в жизни получается: у полупреступного брата была совсем не преступная, а даже очень отличная сестра.

Она села на пылесосный мотороллер и мигом приехала на городской пляж. Там она нашла сарайчик фотографа Стенькина, достала из-под сиденья инструмент и открыла дверцу сарая. На её радость, на свет божий из темноты выковылял Жаб Жабыч. Люба так обрадовалась ему, что даже поцеловала его в противную мокрую морду.

– Садись, Жаб Жабыч, поехали.

– Куда? – спросил Жаб Жабыч.

– Домой, к Владику.

– Едем! – сказал Жаб Жабыч.

Он уселся на сиденье, и они огородами и закоулками через окраины города вернулись к коттеджу Устиновых.

Когда они приехали к ребятам, Владик спросил Жаб Жабыча:

– Слушай, ты ведь такой крепкий жаб, ты что, не мог разломать этот дурацкий сарайчик?

– Мог, – ответил Жаб Жабыч.

– Так что же ты не разломал?

– Они мне сказали: «Сиди тихо, не высовывайся. Война началась с Америкой. Все в сараях сидят». Я и поверил.