Текст книги "Говардс-Энд"

15

Сестры отправились на обед под впечатлением нового приключения, а когда обе они бывали увлечены одним и тем же, не многие обеды могли устоять против их натиска. На этом же, собравшем одних лишь дам и весьма оживленном, гости после некоторого сопротивления принуждены были сдаться. Хелен на одном конце стола, а Маргарет – на другом, говорили только о мистере Басте и ни о ком другом, а когда подали закуску, их рассказы столкнулись, падая, рассыпались, и стали достоянием всех присутствующих. Но это еще не все. Званый обед был, по сути, неофициальным дискуссионным клубом; после него участникам обычно раздавался листок, который читался в гостиной за чашечкой кофе, сопровождаемый веселым смехом, хотя он и содержал более или менее серьезную трактовку какой-нибудь темы, вызывавшей общий интерес. После листка начинались дебаты, и в этих дебатах фигурировал мистер Баст, являвший собою то светлое пятно цивилизации, то темное, в зависимости от темперамента выступавшей. Листок был посвящен решению вопроса:

«Как мне следует распорядиться своими деньгами?» – а читательницам предлагалось притвориться, что они миллионерши, пребывающие на смертном одре и желающие завещать свое состояние на создание местных художественных галерей, но открытые в то же время другим предложениям и влияниям. Разнообразные роли были распределены заранее, и некоторые речи звучали весьма забавно. Хозяйка исполняла неблагодарную роль «старшего сына миллионерши», который умолял свою умирающую родительницу не травмировать Общество, позволив таким огромным суммам уйти из семьи. Деньги – результат самоотречения, и следующее поколение имеет право процветать благодаря самоотречению предыдущего. А какое право процветать имеет «мистер Баст»? Таким, как он, вполне достаточно Национальной галереи. После того как с присущей ей грубостью высказалась «Частная собственность», на сцену вышли различные филантропы. Что-то должно быть сделано для «мистера Баста»: условия его жизни следует улучшить без нанесения ущерба его независимости; он должен иметь бесплатный доступ к библиотеке и теннисному корту; его жилье должно оплачиваться таким образом, чтобы он не догадывался, что за него это делает кто-то другой; ему должно стать выгодно вступить в Территориальную армию[27]27
  Территориальная армия Великобритании – вспомогательная, резервистская армия.


[Закрыть]; его следует силой разлучить с серенькой женой, вручив ей денежную компенсацию; ему надо назначить «соглядатая», кого-нибудь из светского общества, кто беспрерывно будет за ним присматривать (стон со стороны Хелен); ему следует дать пищу, но не одежду; одежду, но не пищу; билет до Венеции и обратно без пищи и одежды во время пребывания там. Иными словами, ему следует дать все, что угодно, но только не деньги.

И тут Маргарет прервала выступавших.

– Соблюдайте тишину, мисс Шлегель! – сказала дама, читавшая речь. – Насколько я понимаю, вы здесь, чтобы повлиять на мое решение в интересах Общества сохранения исторических мест и природных красот. Я не могу дать вам слова вне роли, а то моя бедная голова совсем пойдет кругом. К тому же вы, похоже, забыли, что я очень больна.

– Ваша голова не пойдет кругом, если вы всего лишь выслушаете мои доводы, – сказала Маргарет. – Почему не дать ему просто денег? У вас ведь должен быть доход около тридцати тысяч в год.

– Разве? А я думала, что у меня миллион.

– По-моему, миллион – это ваш капитал, или я ошибаюсь? Боже мой! Нам следовало уточнить. Впрочем, не столь важно. Сколько бы у вас ни было денег, я настаиваю, чтобы вы дали всем беднякам, каким сможете, по триста фунтов каждому.

– Но это превратит их в нищих попрошаек, – сказала серьезная девушка, которой сестры Шлегель нравились, но иногда казались слишком приземленными. – Не превратит, если вы дадите им крупную сумму. Свалившееся с неба наследство не сделает человека попрошайкой. Вред приносят мелкие подачки, распределяемые среди слишком многих людей. Деньги учат жизни. Они учат лучше, чем то, что на них покупается. – Послышались возражения. – В определенном смысле, – добавила Маргарет, но возражения не прекратились. – Ну хорошо, разве человек, научившийся верно распоряжаться своим доходом, не самый яркий пример цивилизованности?

– Но это как раз то, чего не станет делать ваш мистер Баст.

– Дайте им шанс. Дайте денег. Не суйте им, как младенцам, книжечки со стихами и билеты на поезд. Дайте им капитал, чтобы все это купить. Когда наступит ваш социализм, возможно, картина будет иная и мы начнем рассуждать в терминах предметов потребления, а не наличности. Но пока дайте людям наличные деньги, ибо это основная нить цивилизации, какой бы ни была нить уточная. Воображение должно играть, опираясь на деньги, и реализовывать их ярко и широко, потому что деньги… это вторая по значимости вещь на свете. Они так замалчиваются и затушевываются, в людях встречается так мало здравомыслия – о, конечно, я помню о политической экономии, но среди нас совсем не многие способны трезво судить о собственных доходах и согласятся с тем, что независимые суждения в девяти случаях из десяти суть результат независимых финансовых источников. Деньги. Дайте мистеру Басту денег и не беспокойтесь за его идеи. Он сам их себе найдет.

Она откинулась на спинку стула, а наиболее серьезные члены клуба принялись истолковывать ее слова на собственный лад. Женский ум, хотя и жестко практичный в обыденной жизни, не может вынести, когда в разговоре принижаются высокие идеи. Поэтому у мисс Шлегель спросили, как она может говорить такие ужасные вещи и чего достигнет мистер Баст, если получит весь мир, но потеряет свою душу.

– Ничего, – ответила она, – но он не разовьет свою душу, если не будет обладать хотя бы частью этого мира.

Тогда ей сказали, что нет, такого не может быть, а она согласилась с тем, что измотанный работой клерк может спасти свою душу в небесных сферах, где его усилия будут приравнены к делам, но отвергла предположение, что он когда-нибудь сможет исследовать духовные истоки мироздания, когда-нибудь познает редкие телесные радости или достигнет незамутненных и страстных отношений с себе подобными. Другие дамы критиковали структуру общества: собственность, прибыль и прочее, – а Маргарет рассматривала конкретных людей, пытаясь понять, как в нынешних условиях их можно сделать счастливее. Творить добро для всего человечества бессмысленно: такие пестрые усилия неизбежно расползутся по огромной площади, подобно пленке, и в результате покроют единым серым цветом все вокруг. Сделать благое дело одному человеку или, как в данном случае, нескольким – вот тот предел, на который она осмеливалась надеяться.

Маргарет было нелегко среди идеалистов и политических экономистов. Расходясь во мнениях по всем остальным пунктам, и те и другие единодушно отвергали ее точку зрения и соглашались с тем, что деньги миллионерши нельзя выпускать из рук. Серьезная девушка предложила план «личного надзора и взаимопомощи», который должен был довести бедняков до состояния тех, кто не так уж беден. Хозяйка весьма кстати заметила, что она как старший сын должна, несомненно, фигурировать в качестве наследника умирающей. Маргарет без энтузиазма согласилась с ее притязаниями, но тут поступило еще одно заявление от Хелен, объявившей, что она больше сорока лет была домработницей миллионерши, страдая от перекармливания и недоплаты, и разве не следует выделить что-то и ей, такой толстой и такой бедной? После этого миллионерша прочла вслух свое завещание, в котором все свое состояние отказала министру финансов Великобритании. Засим и преставилась. Серьезная часть дискуссии имела больше достоинств, чем шутливая – в мужских дебатах чаще бывает наоборот, не так ли? – но встреча завершилась довольно весело и дюжина счастливых дам разошлись по домам.

Хелен и Маргарет проводили серьезную девушку до станции «Баттерси-бридж», и по дороге их спор не умолкал ни на минуту. Когда девушка уехала, сестры, почувствовав облегчение, заметили, как прекрасен вечер. Они повернули назад, в сторону Оукли-стрит. Фонари и платаны, вторя линии набережной, вносили в окружающий пейзаж столь редкую для английских городов величественную ноту. Скамьи в основном пустовали, но кое-где были заняты людьми благородного сословия в вечерних туалетах, вышедшими из стоявших поодаль домов насладиться свежим воздухом и шепотом подступающего прилива. Есть что-то континентальное в набережной Челси. Это открытое место, к счастью, используется по назначению, что, скорее, характерно для Германии, чем для нашей страны. Когда Хелен и Маргарет присели на скамью, город позади них предстал огромным театром, оперной сценой, на которой дают какую-то бесконечную трилогию, а они сами парочкой довольных зрителей, которые не прочь пропустить немного из второго акта.

– Холодно?

– Нет.

– Устала?

– Не важно.

Поезд серьезной девушки с грохотом перевалил через мост.

– Послушай, Хелен…

– Да?

– Мы что, и вправду будем следить за судьбой мистера Баста?

– Не знаю.

– Думаю, не будем.

– Как хочешь.

– По-моему, это ни к чему, если не собираешься по-настоящему заняться изучением людей. Наша дискуссия заставила меня задуматься. Мы хорошо побеседовали с ним на восторженной волне, но представь себе, что будет, если говорить с ним о вещах рациональных. Не следует играть с дружбой. Нет, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Есть ведь еще и миссис Ланолин, – зевнула Хелен. – Такая скучная.

– Да, а может, даже хуже, чем скучная.

– Хотелось бы знать, как к нему попала твоя визитная карточка.

– Но он сказал… что-то про концерт и про зонтик…

– Тогда карточка видела жену…

– Хелен, пошли спать.

– Нет, еще немножко. Так красиво. Скажи мне… Ах да… Ты сказала, что деньги – это основная нить мира?

– Да.

– Тогда что будет уточной нитью?

– Это во многом зависит от нашего выбора, – ответила Маргарет. – Но это что-то не деньги. Больше ничего не скажешь.

– Гуляние по ночам?

– Возможно.

– Для Тибби – Оксфорд?

– Видимо, так.

– А для тебя?

– Теперь, когда нам придется покинуть Уикем-плейс, я начинаю думать, что это наш дом. Для миссис Уилкокс, это, без сомнения, был Говардс-Энд.

Собственное имя всегда услышишь даже на большом расстоянии. Мистер Уилкокс, сидевший с друзьями на скамейке вдали от сестер, услышал свое и, встав, направился к девушкам.

– Грустно думать, что место иногда может оказаться важнее человека, – продолжала Маргарет.

– Почему, Мег? Места обычно гораздо приятнее. Я скорее буду вспоминать дом лесника в Померании, чем толстого главного лесничего, который в нем жил.

– Полагаю, мы все меньше и меньше будем обращать внимание на людей, Хелен. Чем больше у тебя знакомых, тем легче становится заменить одного другим. Одно из проклятий Лондона. Я вполне допускаю, что в конце жизни буду по-настоящему заботиться только о месте.

Тут к ним подошел мистер Уилкокс. Со времени их последней встречи прошло несколько недель.

– Здравствуйте! – воскликнул он. – Мне показалось, я услышал знакомые голоса. Что это вы здесь делаете?

Его тон звучал покровительственно. Подразумевалось, что им не следовало сидеть на набережной Челси без мужского сопровождения. Хелен возмутилась, а Маргарет восприняла это как неотъемлемую часть мировоззрения порядочного человека.

– Сколько лет, сколько зим, мистер Уилкокс. Хотя недавно я встретила в метро Иви. Надеюсь, у вас хорошие новости о сыне.

– О Поле? – спросил мистер Уилкокс, гася сигарету и садясь между ними. – О, у Пола все в порядке. Мы получили весточку из Мадейры. Сейчас он должен вновь приступить к работе.

– Брр… – сказала Хелен, вздрогнув по разным причинам.

– Простите?

– По-моему, в Нигерии ужасный климат, или я не права?

– Но кому-то надо туда ехать, – просто ответил мистер Уилкокс. – Англия никогда не сохранит свою заокеанскую торговлю, если не будет готова идти на жертвы. Если мы не упрочим свое положение в Западной Африке, Гер… могут последовать бесконечные осложнения[28]28
  У Германии в Западной Африке были свои интересы. Мистер Уилкокс оборвал себя на полуслове, вспомнив, что сестры наполовину немки.


[Закрыть]. Ну а теперь расскажите, что у вас нового. – О, у нас был великолепный вечер! – воскликнула Хелен, которая всегда оживлялась, стоило появиться новому лицу. – Мы состоим членами одного клуба, в котором выпускают специальные листки – в клуб входят и Маргарет, и я, в общем, только дамы, – после чтения листков начинается дискуссия. Сегодня мы обсуждали, как следует распорядиться своими деньгами – оставить их семье или бедным, а если бедным, то каким образом это сделать. Ужасно интересно!

Деловой человек улыбнулся. Со дня смерти своей жены он почти удвоил свой доход. Стал наконец важной персоной, и его имя, стоявшее в проспектах компаний, агитирующих подписчиков купить акции, было весьма весомо. Жизнь его баловала. И когда мистер Уилкокс прислушивался к плеску Темзы, все еще бегущей вспять со стороны моря, ему казалось, что мир у него в руках. Река, такая загадочная для девушек, не таила для него никаких секретов. Он помог сократить ее длинный приливной путь, купив акции Теддингтонской плотины, и если он и другие капиталисты сочтут необходимым, этот путь когда-нибудь будет сокращен еще больше. С хорошим обедом в желудке и двумя милыми, хоть и учеными, женщинами по бокам он чувствовал, что держит в руках бразды правления, а то, чего не знает, знать и не нужно.

– Чрезвычайно оригинальное развлечение! – проговорил он и рассмеялся со свойственной ему благожелательностью. – Хорошо бы Иви ходила на такие собрания. Но у нее нет времени. Увлеклась разведением абердинских терьеров – таких славных маленьких собачек.

– Пожалуй, и нам следовало бы заняться тем же.

– Видите ли, мы делаем вид, что совершенствуемся, – сказала Хелен немного резковато, потому что не желала поддаваться обаянию Уилкоксов и с горечью вспоминала те дни, когда речь, подобная этой, произвела бы на нее сильное впечатление. – Мы полагаем, что раз в две недели полезно потратить вечер на дебаты, но, как говорит сестра, возможно, было бы лучше разводить собак.

– Вовсе нет. Я не согласен с вашей сестрой. Ничто так не учит быстроте, как дебаты. Я часто жалею, что в юности не принимал в них участия. Они бы мне очень помогли.

– Быстроте?

– Да. Быстроте в споре. Мне довольно часто не удается одержать победу, потому что у оппонента есть дар красноречия, которого я лишен. О, я верю в полезность таких дискуссий.

Покровительственный тон, подумала Маргарет, вполне ожидаем от человека, который по возрасту годится им в отцы. Ей всегда казалось, что мистер Уилкокс обаятелен. Когда он должен был испытывать горе или иные чувства, ее больно ранила его неадекватность, но сейчас ей было приятно его слушать, смотреть на густые каштановые усы и поднятый к небу высокий лоб. Но Хелен была уязвлена. Она не сомневалась, что целью их дебатов была Истина.

– О да, – сказал он, – не так уж важно, какой предмет для дискуссии вы изберете.

Рассмеявшись, Маргарет ответила:

– Но этот разговор будет гораздо лучше, чем сами дебаты.

Хелен взяла себя в руки и тоже рассмеялась.

– Нет, я не буду продолжать, – объявила она. – Я просто сообщу мистеру Уилкоксу о нашем особом случае.

– О мистере Басте? Да, сообщи. Он будет более снисходителен, если говорить об особом случае.

– Но, мистер Уилкокс, сначала, пожалуйста, закурите. Так вот. Мы только что познакомились с одним молодым человеком, который, очевидно, очень беден и который, кажется, интере…

– Какова его профессия?

– Клерк.

– Где?

– Ты помнишь, Маргарет?

– В страховой компании «Порфирион».

– Ах да. Славные люди, которые вручили тетушке Джули новый каминный коврик. Молодой человек кажется интересным, в некотором смысле даже очень, и хочется как-то ему помочь. Он женат, но, похоже, жену не особенно любит. Ему нравятся книги и то, что можно, грубо говоря, назвать приключениями. И если бы у него была возможность… Но он так беден. В его жизни все деньги уходят на всякую ерунду и одежду. Резонно опасаться, что обстоятельства окажутся сильнее его и он скатится на дно. Так вот, он тоже стал частью наших дебатов. Не основной темой, но историей, от которой они отталкивались. Предположим, умирая, миллионерша желает оставить деньги, чтобы помочь такому человеку. Как следует организовать эту помощь? Следует ли давать ему напрямую триста фунтов в год, как предложила Маргарет? Большинство собравшихся решили, что это превратит его в попрошайку. Следует ли ему и таким, как он, обеспечить бесплатный доступ в библиотеки? Я сказала: «Нет!» Не надо ему читать еще больше книг, ему надо научиться читать их правильно. Мое предложение было – каждый год давать ему немного перед летними каникулами, но у него ведь есть жена, и мне возразили, что ей тоже захочется попутешествовать. Как-то все не склеивалось! А вы как думаете? Представьте, что вы миллионер и хотите помочь бедняку. Что бы вы сделали?

Мистер Уилкокс, чье состояние совсем немного не дотягивало до указанного числа, от души рассмеялся.

– Моя дорогая мисс Шлегель, я не стану влезать в дебри, сквозь которые не смог пробраться ваш пол. И не буду добавлять еще один план к множеству других великолепных планов, которые были предложены. Могу сказать только следующее: пусть ваш юный друг уносит ноги из страховой компании «Порфирион» как можно быстрее.

– Почему? – спросила Маргарет.

Он понизил голос.

– Это сугубо между нами. Еще до Рождества компания попадет в руки управляющего имуществом должника. Она обанкротится, – добавил он, решив, что его не поняли.

– Боже мой, Хелен, ты только послушай! И ему придется искать место!

– Придется? Пусть парень сойдет с корабля до того, как тот потонет. Пусть ищет место сейчас.

– Разве это лучше, чем подождать, чтобы все-таки действовать наверняка?

– Несомненно.

– Почему?

Вновь раздался смех небожителя, и Маргарет услышала приглушенный голос:

– Естественно, человек, ищущий работу и состоящий при этом на службе, имеет больше шансов, то есть находится в более выгодном положении, чем безработный. Знаю по себе – раскрою вам государственный секрет – это очень влияет на решение работодателя. Боюсь, такова человеческая природа.

– Об этом я не подумала, – пробормотала Маргарет.

– А вот наша человеческая природа подсказывает нам действовать наоборот, – вмешалась Хелен. – Мы даем работу тем, у кого нет работы. Например, чистильщику обуви.

– И как он чистит вам обувь?

– Не очень хорошо, – призналась Маргарет.

– Вот видите!

– Так вы действительно советуете нам сказать этому юноше?..

– Я ничего не советую, – прервал ее мистер Уилкокс, оглядев набережную, чтобы удостовериться, что его неосмотрительные слова никто не подслушал. – Мне вообще не следовало этого говорить… но я в курсе многих дел, поскольку более или менее осведомлен о том, что творится в кулуарах. «Порфирион» в очень и очень плохом состоянии. Но никому не говорите, что я вам об этом сказал. Эта информация не для разглашения. Он не вошел в тарифное кольцо.

– Конечно, не скажу. По правде говоря, я вообще не понимаю, о чем идет речь.

– Я думала, страховые компании никогда не бывают банкротами, – вставила свое слово Хелен. – Разве другие компании их не выручают?

– Вы имеете в виду вторичную страховку, – мягко подсказал мистер Уилкокс. – Здесь-то и есть слабое место «Порфириона». Они попытались сбить цены, серьезно пострадали от целого ряда небольших пожаров и не смогли перестраховаться. Боюсь, открытые акционерные общества не спасают друг друга за красивые глаза.

– «Человеческая природа», я полагаю, – процитировала собеседника Маргарет, и тот, рассмеявшись, согласился. Когда Маргарет сказала, что, по ее мнению, в теперешнее время клеркам, как и всем прочим, чрезвычайно трудно найти работу, он ответил: «Да, чрезвычайно» и встал, чтобы вернуться к друзьям. Он знал по собственной конторе – у них редко появлялось свободное место, а если и появлялось, на него сразу претендовали сотни человек. Но сейчас и свободного места не было.

– А как там Говардс-Энд? – спросила Маргарет, желая сменить тему перед прощанием. Мистер Уилкокс чуть было не решил, что она пытается у него что-то выведать.

– Он сдается.

– Вот как. А вы, стало быть, бездомный, бродите по богемному Челси? Какие странные повороты судьбы!

– Нет, он сдается без мебели. Мы переехали.

– Неужели? Мне казалось, что вы оба пустили там корни навсегда. Иви мне ничего не говорила.

– Осмелюсь предположить, что, когда вы встретили Иви, переезд еще не был делом решенным. Мы переехали только неделю назад. Пол любит старый дом, и мы ждали, чтобы он мог провести там свой отпуск. Но, честно говоря, дом невозможно мал. Бесконечные недостатки. Не припомню, вы в нем бывали?

– Нет, в доме я не была. Никогда.

– Говардс-Энд – это одна из перестроенных ферм. С ними ничего толком не сделаешь, сколько ни вкладывай. Мы столько провозились с гаражом, ковыряясь среди корней шершавого вяза, а в прошлом году огородили часть луга и попытались соорудить сад с альпийскими горками. Иви очень увлеклась альпийскими растениями. Но ничего не получилось – нет, не получилось. Помните, или ваша сестра должна помнить, ферму с этими отвратительными цесарками и живой изгородью, которую старушка никогда не может как следует подстричь, и поэтому внизу, у земли она совсем редкая. А внутри дома – балки, и лестница сразу за дверью. Вид вполне живописный, но жить-то неудобно. – Он весело взглянул за парапет. – Прилив достиг высшей точки. Расположение дома тоже не самое удачное. Местность превращается в пригород. Я так скажу: жить надо либо в Лондоне, либо в деревне, – поэтому мы приобрели дом на Дьюси-стрит, неподалеку от Слоун-стрит, и еще усадьбу в Шропшире – Онитон-Грейндж. Слышали когда-нибудь про Онитон? Приезжайте в гости – это в сторону Уэльса, вдали от городской суеты.

– Какие перемены! – сказала Маргарет. Но изменился и ее собственный голос: он погрустнел. – Не могу представить себе без вас Говардс-Энда или Хилтона.

– Хилтон не остался без нас, – ответил он. – Чарльз все еще там.

– Все еще? – удивилась Маргарет, которая не знала, как идут нынче дела у Чарльза и его семейства. – Я думала, он все еще в Эпсоме. Они обставляли свой дом в то Рождество… в какое-то Рождество. Как все меняется! Мне не раз было приятно наблюдать из окна за женой Чарльза. Так их дом был в Эпсоме, да?

– Да, но они переехали полтора года назад. Чарльз, хороший парень… – Мистер Уилкокс на мгновение замолчал. – Он думал, что мне будет одиноко. Я не хотел, чтобы он переезжал, но он не послушался и поселился на другом конце Хилтона, у Шести холмов. У него и автомобиль есть. Так что все они теперь там, эта веселая компания – он, она и двое моих внуков.

– Я устраиваю дела других гораздо лучше, чем они сами, – сказала Маргарет, когда, прощаясь, он пожал ей руку. – После вашего отъезда из Говардс-Энда я поселила бы туда мистера Чарльза Уилкокса. Такое замечательное место должно оставаться в семье.

– Оно и осталось, – ответил он. – Я его не продал и не собираюсь этого делать.

– Да, но никто из вас там не живет.

– О, мы сдаем его прекрасному человеку – Хеймару Брайсу, инвалиду. Если бы Чарльз захотел… но ему это не нужно. Долли не может обойтись без всех современных удобств. Нет, мы решили, что там жить не будем. По-своему Говардс-Энд нам дорог, но теперь этот дом – ни то ни се. Нужно выбирать что-то определенное.

– Некоторые везучие люди имеют и то и другое. Но вам можно позавидовать, мистер Уилкокс. Мои поздравления.

– И мои, – вставила Хелен.

– Передайте привет Иви и скажите, что мы ждем ее в гости – Уикем-плейс, дом два. Мы тоже здесь пробудем недолго.

– И вы переезжаете?

– В сентябре, – вздохнула Маргарет.

– Все куда-то переезжают! До свидания.

Вода начала спадать. Опершись о парапет, Маргарет с грустью наблюдала отлив. Мистер Уилкокс забыл свою жену, Хелен – свою любовь, да и она сама, наверное, начала их забывать. Все переезжают. Стоит ли ворошить прошлое, если даже в сердцах людей течет этот нескончаемый поток?

Ее отвлекла Хелен.

– Каким нуворишем стал мистер Уилкокс! – сказала она. – Теперь он меня мало интересует. Однако он все-таки рассказал нам про «Порфирион». Давай, как только придем домой, напишем мистеру Басту и скажем, что ему надо немедленно уносить ноги.

– Да, это будет правильно. Давай.

– И пригласим его на чай.